Жил-был заяц. Вовсе не волшебный, а самый обычный. Не самый высокий, но и не низкий, не толстый, но и не слишком худой. У него не было ни пирсинга, ни татуировок, ни наполеоновских планов. Шерсть его была общепринятой длины и окраски. Он не хватал звёзд с неба, не отличался от прочих жителей своего маленького городка и как и все, одевал по одной штанине за раз. Его звали Смит.
Смит был рядовым чернорабочим в автомастерской. Не большой, популярной мастерской, а той, где чинят только развалюхи, да ещё и всячески пытаются надуть клиента, когда тот ничего не смыслит в автомобилях. Работёнка была так себе, но на жизнь Смиту вполне хватало. Да и сам он не считал, что заслуживает чего-то большего, с его-то образованием. Обычные одиннадцать классов образования — ни больше и не меньше. Но вот лапы, — лапы у него были что надо. Бывало, сядет в свободную минутку, посмотрит на ящик со всякими отбракованными деталями и прочей ерундой, и вот уже застаёт себя за тем, что мастерит из них что-то очень красивое. И то, что казалось простым увлечением, служащим для убийства времени между посещениями клиентов, стало всё больше походить на искусство.
Как порой случается в таких историях, сей факт не мог укрыться от глаз общественности. А точнее, от одной пожилой леди, которая приехала проверить свой старенький Фоксваген. Хотя, скорее не сам факт, а одна скульптура из пары драных покрышек, проржавевших труб, горсти болтов и марлевой сетки, здорово напоминающая огромный ржавый одуванчик, наполовину облетевший с одной стороны. И как обычно и бывает в подобных рассказах, эта самая леди всю свою жизнь увлекалась искусством, а на старости лет обзавелась выставочной мастерской. А новые веяния в искусстве пусть и казались ей чем-то ребяческим, но такова жизнь - что ни день, то новое открытие.
Сказать, что жизнь юного Смита преобразилась до неузнаваемости за считанные секунды было нельзя. Но уже тогда, стоя в довольно скромном помещении выставочной галереи, среди аляповатых конструкций, напоминавших насекомых, цветы, шляпы и зонтики, он понимал, что как никогда ранее близок к тому сокровенному моменту, который остальные называют «найти себя». В подобных мыслях пролетел тот день и всё ближе была привычная, обыденная жизнь. Прощаясь, владелица галереи даже пожелала купить у него статуэтку в виде комара для своей дочки (пружинистые крылья, выпученные глаза-гайки, даже мелкие усики сделанные из винтов — всё выглядело столь глуповато мило, что не раз вызывало улыбки в тот день), но Смит отдал её даром, в знак своей глубочайшей благодарности.
Минута славы закончилась, но впечатления остались. Заяц всё больше времени проводил за созданием крупных статуй и маленьких безделушек, снова и снова отвлекаясь от работы, откуда вскоре и был уволен. Он был уверен, что должен переживать из-за этого — одинокий, живущий в потрёпанном домишке доставшимся ему по наследству, лишённый работы, с сотней фунтов в кармане, оставшихся на оплату еды и жилья. Но он не переживал. Весь дворик очень скоро был завален разнообразным скарбом, деталями, мусором. Из гор деталей и обломков распускались проволочные цветы и жестяные птицы. Шестерни с обломанными зубцами, автомобильные крылья и прочий хлам превращались в весы, чьи чаши шли по кругу, вслед за жёлтым солнцем и серебряным полумесяцем. Соседи очень скоро перестали пугаться лязга и скрежета, охранники свалок металлолома кивали Смиту в ответ, а прохожие всё чаще заглядывали к нему, с интересом следя за происходящим. Островками среди творческого беспорядка возвышались грациозные лебеди, странного вида тотемные столбы и прочие замысловатые безделушки.
Нарастающую городскую популярность быстро настигла и оставила далеко позади популярность иного рода. И вот Смит вновь мнётся в углу выставочной галереи. Пугающая своими размерами, она нашла достойное место каждому его произведению. Даже колодец-журавль, выполненный в виде нефтяной вышки, поместился под её сводами, периодически раскачиваясь вперёд-назад. Стоя среди множества незнакомцев одетых куда лучше него, выставленный напоказ рядом со всем своим внутренним миром, он нервно теребил в руках опустевший в первые же секунды бокал и тяжело дышал. Он боялся, что всё это шутка с самых первых минут, когда ещё только перечитывал приглашение. Снова и снова. Теперь уже почти смирившийся с реальностью происходящего, он боялся, что все вокруг пришли лишь для того, чтобы посмеяться над ним. Не выдержав давления он выскочил на балкон и набрал полную грудь свежего майского воздуха. Далеко внизу, подобно муравьям сновали шляпы и зонтики. Словно игрушечные, по дорогам проносились крохотные машины, периодически пропуская прохожих. Чужой и неизведанный, огромный ночной город ощетинился огнями из-за которых всё было видно отчётливо и ясно. Всё совсем не так, как дома. В его захолустном городке, в его потрёпанном домишке. В его серой и скучной жизни. Внезапно для самого себя, Смит ухмыльнулся.
«Простите» — донёсся голос из-за спины — «Прелестные работы» Обернувшись, Cмит увидел довольно юную особу, одетую в элегантное чёрное платье. В руках у кошки была аккуратная черная сумочка.
«Надеюсь на это» — отозвался заяц — «Иначе я и вовсе не представляю, что я тут делаю». Поразмыслив еще секунду он добавил — «Простите, — всему виной моё волнение. С кем я имею честь беседовать?»
«Не извольте волноваться» — ответила она, улыбнувшись — «Я хозяйка галереи. Моя фамилия — Смит»...
Они беседовали много в тот вечер. Волны посетителей накатывали и исчезали, огибая эту парочку так, словно ничто не в силах их потревожить. Внезапные вспышки фотокамер изредка вспарывали карамельно-жёлтую дымку света софитов и тут же угасали. Разговоры увлекли их двоих на всю ночь, а под утро они уже и думать не могли, что когда-то небыли знакомы. Он шептал ей о чернильном небе и алых закатах. Шутил об астероидах из сыра и облаках из сахарной ваты. Она рассказывала ему о стихах из давних эпох и народах по другую сторону земного шара. Порой она зарывалась лицом в лапы, пытаясь скрыть смущение, но на каждый поцелуй отвечала еще одним поцелуем.
Смит проснулся известным и в меру богатым, но обе эти вещи, на которые он никогда не претендовал так и не стали для него важными. Ведь он проснулся счастливым, в тёплых объятиях той, кого полюбил с первых минут. Солнце лениво пробивалось сквозь шторы, а он еще долго лежал, глядя на потолок дома неизвестного, но уже не чужого. Он думал о судьбе, знаках и свершениях, еще даже не подозревая о том сколько общего в них самих и их будущем. А где-то в гостиной стояла статуэтка в виде комара, чьи тонкие усики-винтики нелепо топорщились, а дурацкие глаза из гаек разного размера хитро блестели в лучах того же ленивого солнца.