Она с детства была робкой. Робкой и некрасивой. Грубоватое лицо обрамляли непослушные жесткие волосы, никак не желавшие укладываться в замысловатые прически. Она устала их воспитывать и, наконец, сделала короткую мальчишескую стрижку. Проволочный ёжик беззаботно поглядывал на бурлящую вокруг жизнь, вызывая улыбки прохожих. Фигура её была угловатой, без выдающихся соблазнительных женских форм. С горечью глядя на руки, сама для себя она окрестила их - «совковые лопаты».Она стеснялась носить короткие юбки и откровенные вырезы. Под нескромным взглядом мужчин она моментально краснела и опускала глаза. Её стеснительность не раз бывала поводом для насмешек и благодаря ей она получила прозвище «Робость». А ещё она жутко боялась крови. И всегда холодела и замирала до обморока, когда видела порезы и ссадины. Она чуралась компаний, а если всё же приходилось в них бывать, сидела тихо и никогда не высовывалась, чтобы не привлекать излишнего внимания к своей убогой персоне. Так она и существовала в своем замкнутом мире. А вокруг порхали небожители: точеные фигурки с кукольными лицами беззаботно щебетали на своем небесном языке, разъезжали в умопомрачительных машинах, названий которых она даже и не знала. Она считала себя пропащим человеком. Жила она в пригороде, в котором давно были закрыты все предприятия, в Советское время кормившие большой поселок, и в котором раньше кипела жизнь. Автобусы ходили редко по разрушенной дороге и ей, хочешь - не хочешь, пришлось получить права и купить подержанную машину, чтобы ездить на работу в город. С работой, как она считала, ей повезло. Она работала в цветочном магазине. Нет, не за прилавком. Там царили небожители и украшали собой и без того разноцветный магазинный мирок. Она работала в подсобке. Здесь, наедине с цветами, ей не перед кем было робеть. Она разбирала их и составляла букеты. Цветы были красивые- экзотические и надменные - такие же небожители. Но они не пахли. И из-за этого казались не живыми. А она нежно любила ландыши. Эти неприметные беленькие шарики с удивительной бахромой, филигранно выгравированной природой, и неповторимым ароматом. Казалось невероятным, что так могут пахнуть такие малюсенькие создания, пробивающие своими острыми стрелками прошлогоднюю пожухлую листву. И каждую весну, в период их цветения, она не отказывала себе в удовольствии набрать крошечный букетик и потом нюхать его с упоением, закрыв глаза, наполняясь неизъяснимым восторгом. Тогда мир вокруг преображался. Ей становилось тепло и спокойно, будто эти цветы заслоняли её от всех невзгод и страхов, и обещали счастье.
Была весна. Она наступила неожиданно, после долгих зимних морозов размыв половодьем близлежащие пастбища и перелески. Задержавшись на работе по случаю большого завоза, она, уставшая, ехала домой. Рядом с дорогой мелькали посадки, засаженные березами и кустами красной смородины. За очередным поворотом показался краешек леса. Она не удержалась и свернула с трассы. Остановившись на опушке, она встала и не спеша вошла в лес. Он был ещё почти голый, лишь кое-где были видны зеленые иголки листьев подснежников, которые скоро укроют ковром весь лес и наполнят его еле уловимым запахом чистоты и свежести, запахом возрождения и бесконечности жизни. У большого пня в огромном муравейнике суетились муравьи, устроившие генеральную уборку после зимней спячки. Она вспомнила, как бабушка носила в мешках их личинок на корм цыплятам и те с аппетитом уплетали эти белые жирные капсулы, запасаясь впрок крепким здоровьем. А ей было невыносимо больно смотреть, как муравьи, хватая эти личинки, отчаянно пытались их спасти и метались с ними в разные стороны, ещё не понимая, что и они, и эти несчастные не рожденные их дети, унесенные на недосягаемое расстояние от родного дома, уже обречены… Она сломала с березы тонкий прутик, содрала с него влажную кору и опустила в муравейник. Что тут началось! Муравьи забегали взад-вперед по неожиданной преграде, тщетно пытаясь ее передвинуть и сбросить. Вставали на задние паутинные лапки и пытались своим грозным видом напугать врага-исполина. На помощь им спешили всё новые и новые отважные воины. А ей того и надо было. Бережно смахнув с прутка воинственных героев, она лизнула его, ощутив на языке остро-кислый вкус. Муравьиный яд. Вкус босоногого детства, когда она с дедушкой вот так же ходила по лесу, и он ей показывал грибные и ягодные места. Она знала этот лес вдоль и поперек. Знала, где растут грибы, где много орешника, где самая крупная малина, а где - заросли ароматной земляники. И, накрыв папоротником корзину с груздями, она на обратном пути набирала в березовой роще ромашки и огромные синие колокольчики, такие нежные, что они вяли на глазах. Но потом, напившись ледяной колодезной воды, долго радовали глаз, стоя на подоконнике.
Она не заметила, как стемнело и, запоздало обругав себя за беспечность, покатила обратно к трассе. Ехать до дома было ещё далеко, а она не любила ездить в темноте. Едва набрав скорость, она чуть не слетела в кювет, резко нажав на тормоз: на обочине лежал человек… Как он сюда попал, было совершенно непонятно. Вероятнее всего, его выбросили на ходу из машины. От ужаса у нее потемнело в глазах. Трясущимися руками она никак не могла разблокировать телефон. А разблокировав, никак не могла вспомнить номер экстренной службы. Наконец, понимая, что ни за что не сможет его вспомнить, позвонила хозяйке магазина и попросила вызвать скорую на трассу. Прикинув, насколько далеко это от города и что, по самым радужным прогнозам, скорая приедет только через пол часа, она выбежала на дорогу и попыталась остановить проезжающие мимо машины. Их было много, но никто не останавливался. Вернее, тормозили, завидев женский силуэт, но как только видели лежащего на земля человека, давили на газ и уносились в сгущающиеся сумерки. Отчаявшись, заливаясь слезами, она подошла и склонилась над лежащим. Вспомнив милицейские сериалы, приложила пальцы к шее и услышала слабое биение. Жив… У правой ноги набежала темная лужица. Её замутило. Кровь!.. Она в испуге побежала к машине. Села. Ноги и руки ходили ходуном, внутри всё дрожало. Она зажмурилась и до боли сжала кулаки.… И вдруг увидела… муравья… Он бегал с высохшей под жарким солнцем личинкой и все не бросал её, не хотел смириться с её смертью и бестолково тыкался ею в пожухлую траву… Она встала. Слез уже не было. Она достала из бардачка нож, сняла юбку и сделала из неё широкую длинную полоску. Её не смущало то, что она осталась только в короткой блузке. Она на это даже не обращала внимание. Она подошла к человеку. Прикинув, откуда примерно идет кровь, она осторожно, чтобы не затронуть позвоночник, просунула выше этого места полоску плотной ткани и крепко ее затянула. Руки были в крови, но она её больше не боялась. Она хотела только одного: чтобы не погибла эта личинка. И чтобы её мама не металась в безысходном горе по выжженной траве…
Скорая приехала через сорок минут. Второпях она написала номер своего сотового на визитке магазина и сунула в руку врачу: «Позвоните мне, прошу Вас! Скажите, жив ли он». Он позвонил утром. «Жив. Если бы не Вы, он умер бы от потери крови. Спасибо Вам».
…Май купался в солнце, щурился в его лучах. Она выполняла срочный заказ, когда её окликнули. Она удивленно обернулась. В дверях стоял молодой мужчина. Он улыбался. И смотрел не нее. И она не отвела взгляд. А он смотрел и не видел её некрасивости, угловатости и торчащих волос. Он не видел ничего, кроме её глаз. Глаз женщины. Настоящей женщины.
- Здравствуйте! Я - Павел.
И протянул ей цветы: невесомое облачко с неземным ароматом…