Ш-ш-ш-ш-икарный секс
Зависла как-то в Одноклассниках на обсужднии вполне невинной темы. Вдруг вижу обращенный ко мне вопрос: «А давно ли, Наталия, у Вас был ш-ш-ш-ш-ш-шикарный секс?» Вот так вот именно - с длинной-предлинной «Ш». Видимо, у меня такая тоска в глазах, что народ не на шутку забеспокоился. Смотрю: молодой человек. Лысенький такой, симпатичный, крепенько сбитый. А ещё говорят, что у нас молодежь ничем не интересуется! Ну, вот же, есть же у нас и пытливая молодежь, которой не все равно, как поживает в интимном плане баба Наташа!
Тут надо заметить, что это не первый вопрос такого плана в моей далеко не разгульной биографии. Первый подобный вопрос мне был задан действующим офицером новой русской армии и буквально поверг меня в шок: «Материтесь ли Вы во время оргазма?» Отдышавшись, я устроила ему разнос: «Я матерюсь, когда нашим офицерам нечем больше заняться, как изучать мой трухлявый организьм», на что он ответил, что я прошла проверку на вшивость. Подсказала ему, куда он может засунуть эту самую проверку вместе со вшами и гнидами, которые, во всей видимости, находятся с ним в очень близком родстве…Но долго ещё не могла успокоиться…, блин…
Но в этот раз, уже пройдя курс молодого бойца на просторах Интернета и начитавшись такого, что эти вопросы кажутся теперь детским лепетом, отреагировала совершенно в другом ключе, а именно: меня пробрало на ржач. Решила порадовать молодое поколение и поделиться бесценным опытом сельских аборигенов.
Откуда-то, из-под вороха разнообразной мишуры, хранящейся на чердаке памяти, всплыло лицо бабульки из передачи «Жди меня», которая разыскала свою старинную любовь и их изумленные при встрече лица…(Ой…, зря они встречу замутили… Ой, зря…)
…И правда, давно ли?...
«Ой, внучёк! Кады последний - и не пряпомню, ведь откель же я знала, что он последним приключится, думала, можа ищё кады подфартить?! А вот первай… Ой, как авчара, помню! Было это, сярдешный, в двадцатом годе! Иль можа чуток попожжея. Мой то мужик, Тимошка, в первую мировую сгинул. Да и был он тихонькай, щупленькай, болезненнай дюжа. Мерз всю время. Придёть, бывало, со двора - и не печку, и никак его оттедова не стащишь. Шикарности то него я никакой не видала. Не шикарный он был мужик, чаво гряха таить! Ну, ладно, отвлеклася я... А тута война, значить, во всю прыть шуруить. Гражданска. Да кабы одни свои мироеды насядали, а то - вишь, моду взяли - со всех сторон неруси прутся с наглыми рожами, хочуть раздел террятории и разныи контябуции учинить, недоделки! Антанта называется. А мужакам, им чаво? Им, паразитам, хуш война, хуш не война, а на ночь три стаканА самогонки отдай! В общем, кады немчура в психическу отаку поперла, половина мужиков в окопи выползти не смогли, а ляжали в моёй избе вповалку и рвали друг у дружки последнюю банку рассолу. Почяму в моёй? Дык ряшили, поскоку я кругла вдова и места одна занимаю дюжа многа, устоить у мине в избе командирский штаб. А поскоку ну кажный мужик считаить сибе командирам, приперлися они все враз и засядали всю ночь, покедова всю самогонку не выжрали, и в полном командирском состави не полягли.
Ну, я, значить, у печки вярчусь. Никак ухват не найду. Главно дело, вчарась вечером был, а щас, как скрось землю провалилси! И тут Васькя, наш командир, мяне из кухни туранул. Иди, грит, Натаха, к пулямету, один хрен, тут делать неча, ящё анады весь месячный запас сожрали, тепереча не скоро бабы собяруть! А чё яму скажишь? Потрусила я агародыми в сторону опокив. Пулямет в окопи ляжить…Чё с им делать, ня знаю… И, главно дело, и мужики ня знають. А можа и знають, но молчать, поскоку никого не добудилася. Токма руками машуть и матюгають. Лягла рядом с им. Ляжу тяхонько. Холодный, зараза! Осмотрелася. Гляжу - мать частная! Кузьма - Матренкин мужик - спить в обнимку с моим ухватом! Ах ты, паразит! Ну, я табе устрою красиву жисть: расскажу твоёй Матрене, как ты мяне анады за овином тискал! Не гляди, что корюзлик, а цепкий, как ряпей. Еле отбилася. Моли Бога, вилы при мине были, к катуху его приперла, чтобы охолонул маленько. Ах, ты, халера… Ну, погоди!.. А остальные мужики, ой, мама дорогая, кто с вилами, кто с топором, кто с сярпом. И чё мы с этой немчурой делать будим? А они всё идуть и идуть, идуть и идуть! И всё молчком. Хоть бы заорали чё, мужики можа попросыпались.
И тута у Петьки, нашего обозника, видать невры то и ня выдержали. Молоденький дюжа был, румяный такой…., конопатай. Похоже, жить сильно хотел! Мобать решил, чаво добру напоследок пропадать! Подполз он к мине, ды как начил сексить, как начил! Ня знаю, наскока это было ш-ш-ш-шикарно, но я так орала, что немцы как развярнулися, ды как взад лупаныли.. И пулямет не пригодилси.. А наши-то мужики дажа ухом не повяли, токма дюжея захрапели. А вскорости и вся ихния Антанта и вовси втихаря смоталася. Видать, слухи прошли о нашим сякретном оружии!
Эй, внучёк! Внучё-о-о-ок! Спить… Ладно, поспи, родимай. А я на могилку к Петеньке схожу. …Травку порву и пулямет почищу. Он у няво в оградки стоить, как память о нашем первом знакомстви…
Мы ведь с ём, с соколиком, опосля войны аккурат пятьсят годков прожили. Душа в душу… Всю сяло по утрам будили…
Смотрю, пишет: «Пардон, мадам!» и черный кот с выпученными глазищами. Такие глаза даже у меня не были, когда я вопрос прочитала. Видать, сильно внучёк удивился такой моей твердой памяти. Ну, что ж, в культурном воспитании ему не откажешь.