Мой поезд прибывал в столицу 1 февраля, и 2 числа я успевала на прослушивание к Пугачевой. Вышли из поезда мы с Ольгой вместе – ей нужно было переехать на другой вокзал. В Москве было морозно, около двадцати градусов. Этот февраль выдался аномально морозным – так позже говорили все московские СМИ. Мы спустились в метро, Ольга доехала со мной до своей станции и вышла.
Я приехала к тете. Оставшийся вечер прошел в подготовке к предстоящему прослушиванию у Пугачевой: сборы костюма, фонограмм. А ночью я спала так спокойно, как можно спать счастливому человеку.
Утром в день прослушивания у Пугачевой я приехала на станцию метро «Воробьевы горы». Вышла из электропоезда и увидела: стоит огромная толпа, человек 200. Спрашиваю – куда очередь? Оказалось – на «Фактор А». Я встала в эту очередь. Мимо пробежала женщина из организаторов и прокричала: «Кто пойдет в вип-зону?». Я первая спросила: «А что надо делать?». Она сунула мне в руки талон, на нем был написан номер – 100. Нас набралось сто человек, и мы вместе с двумя организаторшами пошли к «Лужникам».
Я подошла к организаторше с вопросом – а когда же я тогда пойду на сцену петь. Она сделала круглые глаза, не понимая, что я имею в виду. Потом выяснилось, что толпа, в которую я встала по ошибке – это была массовка. А толпа участников должна была идти с предыдущей станции метро.
Со мной вместе таким же перепутавшим оказался мальчик, с которым мы решили сгруппироваться для прорыва. Этот мальчик, видать, уже не раз бывал на таких кастингах, и соображал на ходу - как прорваться мимо этой очереди... Логику мы опять же включили... И прорвались!
В анкете нужно было указать всё крайне подробно – и образования, и профессии, и работу... Были и вопросы дополнительные – победы в конкурсах. И такой, например: «Что вы можете еще рассказать о себе в дополнение интересного?» Ване, мальчику, оказалось, и написать нечего. Я же исписала весь листок мелко, даже строчек не хватало.
Мне удалось засунуть свой любознательный нос (это у меня от учебы на журфаке) в некоторые чужие анкеты. На кастинг приходили потому что: «проверить себя», «просто интересно» и «главное – участие». Всех этих пришедших любой профессиональный хороший психолог, если бы его подключили здесь, сразу бы развернул назад. Те, кто именно так определяет цели - люди лишние, пришедшие просто так, впустую потратить время.
Мою анкету приняли и выдали мне наклейку с логотипом «Фактора А» и номеров 374. Таким образом я, прорвавшись мимо всех очередей, уже была номером 374...
На втором этаже в зоне ожидания стоял гул – многие пели. Все старались изо всех сил перекричать друг друга. Теперь я понимаю, почему Марк Бернес говорил, что у артиста голос - не самое главное. Он сам им не обладал в полной мере, но он был Артист и певец.
Я пристроилась в уголке, включила свою авторскую песню в сотовом телефоне и стала распеваться. Это была песня, которую я собиралась показывать Пугачевой – «Прежняя любовь». Это ее на мои стихи написал Лёня Большин, композитор известной в Кузбассе группы, уехавшей впоследствии в Москву. Из-за этой песни мы с ним однажды поругались, делили её. Но помирились затем. Он приходил ко мне на концерт в Москве. Песня была очень хорошая, я была уверена, что она понравится. Тут же ко мне поспешил видеооператор и стал снимать меня. Мальчик Ваня спросил – чья это песня? Кто ее поет? Это моя песня, и пою ее я – ответила я не без гордости.
Оказалось, что прежде, чем попасть на сцену к Пугачевой, надо было пройти предварительное прослушивание у преподавателей. Я же готовила только одну авторскую песню и не ожидала такого. Ведь на кастинг приехала впервые. Такое ощущение, что тебя как будто ставят в детстве на стульчик и говорят «Пой!», только при этом еще оценивающе смотрят, и ты видишь это и, не имея опыта кастингов, начинаешь зажиматься. Лучше бы собрали сразу целый зал и выпускали на него – в таком случае лично я "в своей тарелке", да и любой настоящий профессиональный артист скажет то же самое. А кастинги даже как-то унижают настоящих артистов - есть такой психологический момент...
Я спела свою авторскую песню – она оказалась не нужна. Я была не готова к такому – и запела первое, что в голову пришло – песню на стихи Дербенева «Если долго мучиться». "Второе," - попросил спеть преподаватель. Я, буквально почесав в затылке, вспомнила и запела первое, что пришло в голову – про коня. Преподаватель сказал, что я вбежала какая-то запыхавшаяся, а это я не запыхавшаяся, а в условиях стресса (впервые на кастинге) слегка задыхающаяся вбежала. От неожиданности, что придется петь как в детстве на стульчике.
На втором прослушивании в кабинете сидело уже по 4 человека. Отстояв и эту, вторую для меня очередь, я настраивалась. Думала, что можно спеть комиссии. В это время наблюдала за тем, как заходят и выходят участники. Брали примерно половина наполовину. Те, кого взяли, выходили радостные. Те, кого отсеяли – соответственно, грустные. Всё это можно было понять по лицам выходивших из кабинета. Из него ненадолго вышел человек из комиссии, чье лицо мне показалось знакомым. Он пошутил на тему, как все с ожиданием смотрят на него. Как оказалось позже, это был Ким Брейтбург, композитор, выходец так же из Кемерово – наша кузбасская сибирская диаспора.
Мимо прошли Игорь Николаев и Лолита. Все кинулись к ним за автографами и фотографироваться, я как сидела на стуле, так и осталась сидеть. Для меня они – старшие коллеги, добившиеся больше меня в профессии, т.к. намного старше меня. У меня самой уже давно на моих концертах берут автографы и фотографируются со мной. А с Николаевым я уже однажды фотографировалась на одном совместном концерте. На таких "совместных" концертах "местные" артисты выступают перед выходом на сцену московских гостей. Николаев прибыл позже, и мой выход на сцену не видел, но я подошла к нему сфотографироваться. Я была одета в короткое леопардовое платье, леопардовые сапоги, эффектная блондинка. Перед этим со мной как с артисткой только что сфотографировался целый взвод солдат - жаль, фотографии с такими ребятами не осталось. А теперь я - фотографируюсь с Николаевым. Записи своей на диске у меня с собой даже не было - передать ему. Фотографировал охранник, мой знакомый и поклонник. Может оттого фотографий на фотоаппарате не оказалось... оттого, что это бывший поклонник. Тогда еще не появились цифровые фотоаппараты, были "мыльницы". С "мыльницей" что-то случилось... кадры были засвечены.
Пока я стояла в очереди на второе прослушивание, там образовался скандальчик. Пожилая женщина лет около 60 вдруг появилась у дверей и стала всех уверять, что она тут стояла. При этом ее никто не видел. Девушка, которая должна была вот-вот зайти в кабинет, пропустила эту тетеньку вперед – пусть, мол, будет на вашей совести. У тетеньки на голове был огромный кокошник, который носят в сельских ДК. Она зашла в двери и истошно заорала «У нас ны-ынче субботея!..». Вообще, как я поняла, главное было на этом этапе громче орать и правильно выбрать песню, в которой удобно громко орать. Тетька вышла с довольным лицом – ее пропустили, ради смеха, видимо, для шоу. Передо мной стоял в очереди мальчик-негр. Когда он зашел в кабинет на прослушивание, оттуда не раздалось ни одного звука – его пропустили дальше. И вот заходить мне. С песней я не определилась. Решила спеть из своего любимого Дербенева - из репертуара Пугачевой «Если долго мучиться»:
«Судьба нам долю лучшую не может сразу дать,
Везенье – дело случая, который надо ждать.
Ценой нелегкой счастье достаться нам должно,
Иначе не обрадует оно…
Если долго мучиться –
Что-нибудь получится!»
Первая песня комиссии понравилась. Второй попросили спеть ту, которую буду показывать на сцене – авторскую, но она не показалась, так как авторские песни широко не известны, да и звучит песня на сто процентов тогда, когда она исполняется во всей красе, с аранжировкой.
Тогда я рассказала свой сон о Пугачевой накануне кастинга. Пропустили дальше. Уже непосредственно на сцену к Пугачевой.
Перед прослушиванием непосредственно у Пугачевой нужно было еще раз зарегистрироваться и отдать фонограмму. Я снова встала в очередь – последнюю перед выходом на сцену к Алле Борисовне. Оно было самом длительным, это ожидание. Со сцены раздавались звуки разных песен, пели в основном хорошо, отлично орали, можно сказать – а песни все в основном чужие. «Ну и какой в этом смысл – перепевать чужие песни?» - проносилось в голове.
Фотоаппарат мой как назло перестал фотографировать (в такой бешеной энергетике, когда все вокруг боятся, что их не возьмут на проект, даже техника отказывалась работать). Пришлось делать фото телефоном - хорошо, что он не успел отказать.
Только находясь тут, я по достоинству оценила, каково им там, членам жюри – слушать уже просеянных кандидатов, часто мимо нот поющих – таких, видимо, пропускали ради смеха. Но еще я понимала, что выхожу на экзамен посерьезнее, чем все предыдущие экзамены – на экзамен к самой Пугачевой.
Когда я появилась за кулисами, увидела множество мониторов, по которым можно было наблюдать за происходящим на сцене, за самой Пугачевой, за участниками. Я задержалась взглядом на взгляде Аллы Борисовны в мониторе – полюбовалась на ее глаза, которые были очень мудрыми, светящимися изнутри. Было видно, что она доброжелательно настроена, что этот процесс прослушивания ей интересен. В это время на сцене базлал нечто умопомрачительное какой-то мальчик. На голове волосы у него стояли дыбом, лоб был повязан пояском, а в глазах читался дикий страх. Наверное, этот страх и помогал ему так громко блажить.
Первая сцена, которую я увидела, войдя за кулисы – этот мальчик в мониторах, еще ведущий Алексей Чумаков и работники сцены, смотрящие на мониторы. Когда мальчик перестал базлать, Пугачева сказала: «Что это было?». Все засмеялись. Потом она просила, откуда мальчик приехал. Чумаков прокомментировал: «Известно, откуда. Приехал он из деревни. Мама хотела, чтоб он стал поваром, а он приехал в Москву и стал девочкой». Все за кулисами засмеялись. Главное, как я стала понимать сейчас, там было вот это «Что это было». У меня была только такая авторская песня в репертуаре – это песня «Неправильная я». А менять что-либо было уже поздно. Фонограмма была отдана звукарям, и я рисковала оказаться не форматом. Это я начала понимать уже за кулисами, когда было поздно что-то менять!
Я отснялась и в интервью, которое брал Чумаков. Голос начал пропадать, стал приглушенным, в горле пересохло. И это у меня, у певицы со стажем и многотысячными площадями! Так важно было для меня выйти на эту сцену, что с трудом справлялась с этим волнением.
Уже за 5 минут до выхода на сцену я сидела на стульчике, с которого была видна сцена, смотрела, как пел темнокожий парень, которого пропустили без прослушивания ранее, и наблюдала за тем, что вокруг. Организация была четко продумана. Даже стульчики стояли в количестве двух штук - на них приглашались по двое: один - выходящий, второй - ожидающий. Когда один стул освобождался - приглашали следующего участника.
Темнокожего парня взяли. Потом на сцену вышла девушка. Меня поразило: как можно выйти на главную сцену страны в уличной обуви! Она была в уличных сапогах! Как и многие. Между тем – артист виден по его уважению к сцене. Я везла в такую даль и костюм, и концертные лакированные сапоги – похожие на те, какие мне когда-то во сне дал мой дед. Артист угадывается как раз по тому, как он относится к сцене. Для настоящего артиста сцена – место святое, и он относится к ней с уважением. Девушка пела свою авторскую песню, пела хорошо, но ее не взяли – потому что вышла не форматом. Я судорожно думала, как выйду, что скажу.
Режиссер за сценой, которая давала отмашку, сказала: «Всё, твой выход!». Я распрямила спину и вышла на главную сцену страны так же, как привыкла выходить на сцены сибирских городов. Шла летящей походкой, сразу забыв весь страх. Я вышла, меня уже видят. Встала в центр сцены на букву «А» - ею отметили точку, на которой надо стоять. Сразу увидела умные глаза Пугачевой, внимательные – Лолиты, спокойные – Игоря Николаева. На его лице было написано, что он пытается вспомнить, где он меня видел - и, видимо, так и не вспомнил. Видимо, память у него зрительная есть, да где запомнить всех, с кем приходится артисту фотографироваться за кулисами...
Четвертым из них за столом жюри находился мужчина, которого я не смогла узнать в лицо, но оно было знакомым. Еще на ходу начала говорить:
«Здравствуйте, уважаемые члены жюри! Здравствуйте, уважаемая публика! Здравствуйте, Алла Борисовна!»
Потом сообразила, что слово «уважаемая» здесь не сказала, потому что оно уже подразумевалось само собой лично для меня.
«Здравствуйте», - сказала Алла Борисовна, немного округлив глаза. Я продолжила:
«Алла Борисовна, мы с Вами уже виделись раньше - в моих снах. Вы приснились мне недавно – сначала в новогоднюю ночь, а потом 7 января, и когда был объявлен набор на ваш конкурс, я поняла, что надо ехать!»
Глаза Пугачевой выражали дружелюбие. «Откуда же вы к нам приехали?» - спросила она.
«Из Сибири!» - «Тогда пойте!» - сказала Пугачева. – «А что же вы будете нам петь?» - «Я хочу спеть для вас свою авторскую песню, она называется «Прежняя любовь». Включилась минусовка песни, и я запела:
Постучит негаданно-нежданно
В мою душу время – гость непрошенный,
Прошлое покажется туманом,
И не убежать уже от прошлого
Некуда бежать – дальше жизнь идет,
Время не догнать, лишь вперед, вперед…
Я тебя прошу, ты побудь со мной этой осенью!
Это не беда, что будут холода,
Все они уйдут, и снова позовут
Прежняя любовь и небо с просинью…
Пока я пела ее для Пугачевой и остального жюри, наблюдала за Аллой Борисовной. Она очень красивая, даже красивее, чем на экране – и это от того, что экран не может передать тот свет, который льется из ее глаз.
Пугачева, по-доброму улыбаясь, сказала: «Молодец, Маша, очень хорошо, крепко так, профессионально, качественно. Но, к сожалению, это не формат нашего проекта…»
Вот об этом я и думала, глядя на сцену уже перед выходом – я тогда уже понимала, что могу это услышать. Выбрала песню, не оценив обстановку.
Но... Такие слова от нее значили для меня очень много - она увидела во мне артистку, певицу. Она ведь могла сказать все, что угодно – это ведь Пугачева. Я пошла на риск и стала убеждать ее:
«Алла Борисовна, я с Вами не спорю, и такие слова от Вас значат для меня много, но согласитесь – не формат ведь это хорошо, это значит, что я буду отличаться»…
Неизвестный мне мужчина сказал: «Обратите внимание, как строится фраза: «Алла Борисовна, я с вами не спорю, но…» Все засмеялись. Разговор, в общем, шел в добром русле. Пугачева сказала: «Просто у нас не шансонный проект». Песню-то я действительно выбрала неформатную для этого проекта.
Когда я вышла за кулисы, у всех, кто был там, были круглые глаза: они, пока я пела, были уверены, что меня-то как раз возьмут, очень им все понравилось мое выступление. Лёша Чумаков уже без камеры, спросил: «Скажите честно, расстроились?» - «Конечно, расстроилась». – «Мы все через это прошли…» В этих его словах было много сказано! И это были слова настоящего музыканта и человека.
Я вышла в коридор. Охранники и сотрудники сцены, которые находились на посту и видели всё по мониторам, бросились ко мне со словами: «Вы так хорошо пели, такая песня хорошая, так жаль, что вас не взяли, все равно пойте!»
Конечно, всего не предугадаешь и не рассчитаешь. Позже я поняла, как мне нужно было сделать. Тот талон и та массовка, в которую я встала, были мне на руку. Мне нужно было посидеть в зрительном зале и посмотреть на формат – кого берут, какие требования. А потом уже идти на сцену – на другой день. А я так неслась к поставленной цели, что не смотрела по сторонам.
Я решила, что мне надо пойти и попробовать прорваться второй раз на эту сцену – но уже с другой песней. На следующий день я репетировала, впервые в жизни ради искусства выкрасила волосы в ярко-рыжий цвет и круто накрутила их, чтобы они были лохматыми. Так, думалось, меня, может, не узнают...
Пошла на кастинг уже на третий его день. «Вы уже были у нас?» - «Нет», - с честным видом соврала я. – «Как нет? Вы есть в нашей базе данных» - «Да, была»… То, что у них может быть база данных, я предполагала, но все равно пошла – ведь я ничего не теряла.
В последний день прослушивания, на которое, в общем, я не попала, я шла по Москве, но нисколько не грустила. Я смотрела во все глаза на свой любимый город. Он преподнес мне урок, и я все равно продолжала любить этот город, его красоту, его суету. Такая разная Москва – и такая любимая.
Позже я поняла, что я действительно не формат этого проекта. А Алла Борисовна мудрая, умеет уважать профессию и тех, кто в ней живет. Для меня её слова прозвучали как благословение. Ни одному человеку до тех, кто выходил к ней на сцену до меня, она таких слов не сказала ... Именно таких: "Хорошо, крепко, качественно, профессионально" Лучшие оценки. Алла Борисовна и сама была неформатом среди формата прошлых лет, тем и отличалась.
Когда через несколько дней я рассказала Вере Ивановне Дербеневой обо всем. Первое, что она встревоженно, даже с заботой и участием, спросила: не обругала ли меня Алла? Я удивилась – а что, могла? Удивилась, потому что меня в принципе обругать было не за что - я сама знаю, что профессионал, вижу одобрение публики, для меня сцена не игрушки, а жизнь, и на «Фактор А» я пошла именно за развитием... Вера Ивановна ответила: «Запросто. Значит, ты действительно ей понравилась, если она сказала так».
Алла Пугачева начинала на песнях Леонида Петровича Дербенева и была постоянным гостем в доме Дербеневых, на той кухне, где Вера Ивановна задала мне этот вопрос. Я даже рыжая такая же сидела на этой кухне, хотя мой родной цвет - светлый, природный блонд. Только тогда, единственный раз, ради искусства, чтобы измениться, но при этом не изменяя себе, я стала рыжей и долго отмывала эту краску. Заодно я посмотрела, как окружающие реагируют на рыжих... На блондинок реагируют лучше.
Единственное, о чем я жалела потом, что не сказала при таком удобном случае со сцены спасибо Игорю Николаеву за то, что выросла на его хороших песнях.
песни – здесь http://www.realmusic.ru/sibstars/