Изумруды.
Таких чудесных изумрудов я прежде не видел. Я не мог отвести от них свой взгляд. Мои глаза впитывали с жадностью медленно пульсирующий свет, излучаемый ими, словно я впервые почувствовал сок красок. Словно прежде я видел все в серых тонах. А может, так оно и было? Какой самый яркий цвет я знаю? Красный?
Красный, возможно, и яркий. Но что-то было с ним не так. Он был мертв. Изумруды, на которые я сейчас смотрел, жили и окатывали меня волнами своей жизни. Создавалось ощущение, будто эти волны проходили сквозь мое тело, щекотали мозг и, отражаясь от стенок черепа, возвращались назад.
Да я и сам начал светиться! Если бы я мог, я посмотрел бы на свои руки, уверен, они излучают свет. Остальных цветов в мире нет, это лишь фикция, теперь я точно знаю. И я перестал существовать. Мое тело растаяло, осталась только оголенная душа, впитывающая каждую каплю изумрудного сияния.
Я не почувствовал падения. Я не почувствовал собственного тела. Я лежал на боку, так что оглядеться у меня толком не получилось. Предо мной была стенка норы. Земля рыхлая и чернее тьмы, в которую меня бросили – значит, нора свежая, только подготовленная.
Во рту пересохло, а я даже сглотнуть не могу. Сухость, скорее всего, из-за потери крови. Интересно, как далеко от периметра она меня оттащила? Меня тащили вроде не долго, но, как говорили на инструктаже, восприятие сходит с ума, когда она держит тебя под брюшком и гипнотизирует своими «изумрудными глазами».
На самом же деле, это не глаза. Органы зрения у Шарлоты слишком сложны и не имеют определенного месторасположения. Скорее, это существо – одна большая приемная антенна. Зоологи определили, что узоры по всему телу существа – это не окрас, а сверхчувствительные сенсоры. Она могла охотиться, воспринимая инфракрасные волны, ультрафиолетовые и электромагнитные. Другими словами, она видит все. Вот я и попался.
А изумрудное сияние – продукт химических реакций в особых железах Шарлоты, выполняющих свою прямую задачу – введение жертвы в гипноз, в эйфорию на момент доставки в логово. Жертва не сопротивляется, позволяя яду поразить всю нервную систему и окончательно обездвижить.
Мой взгляд метнулся в сторону – это Шарлота меня перевернула. Надо мной нависла паукообразная охотница. Тельце существа очень тонкое, размеры я не мог точно определить в темноте, но что-то около полутора метров. И держалось тело на двенадцати тонких, как прутья лапах.
К моему раскуроченному животу свис рукав-яйцевод и опустился в открытую рану. Мне захотелось инстинктивно сжаться, увернуться. Элементарно зажмуриться! Но тело по-прежнему не слушало меня. И никакой боли я не почувствовал. Поместив в мою брюшную полость яйцо, Шарлота отодвинулась назад и припала к ране. Сейчас будет залатывать.
Субстанция, похожая на вязкий воск, закупорит рану и остановит кровотечение. Ей необходимо, чтобы я остался жив, потому кроме лечебных свойств, воск содержал питательные вещества. Постепенно растворяясь, он вступит в химическую реакцию с кровью, распадаясь на воду и протеиновый коктейль. В течение трех дней. Пока не вылупится яйцо. Паршиво, что в воске есть еще и добавки – эти дни я буду под постоянным кайфом, будто мне поставили героиновую капельницу. Последние дни в беспамятстве.
Я не заметил, как Шарлота ушла. Я не заметил, как она закопала вход, оставляя узкую щель для кислорода. Заботится, паучиха!
Я посмотрел на себя со стороны. Лежу весь в земле, грязный, бледный. По телу бежит крупная дрожь – это организм пытается сопротивляться наркотикам. Как я и думал, руки-ноги переломаны, буквально раздавлены. Да, тварь не задумалась о транспортировке, лишь бы побыстрее дотащить до логова. Она что, роняла меня по дороге? А хотя, какая разница ей, как меня дотащить?
Я звонко рассмеялся, боясь удариться головой о низкий потолок лаза. Я просто представил, как Шарлота сидит за рулем лимузина, в шоферской кепочке. То-то была деловая доставка! Только, как бы она управляла с дюжиной-то ног?
В своей истерике я только сейчас понял, что Шарлота предусмотрительно оставила мне нишу, в которой я помещался в полный рост. Н-да, с ногами не хорошо вышло, как же я теперь с сыном в футбол буду играть? Срастаться долго будет.
- Ты уже не выберешься, - услышал я свой же голос где-то позади.
Я резко обернулся и схватился за нож, который мне воткнули в грудь. Я пошатнулся и упал. Я хотел зажать руками рану, но руки не слушались. Я не мог пошевелить даже пальцем. Что со мной? Я парализован? Я же сейчас кровью истеку!
- Помогите! – крик так и не сорвался с моих губ.
Мой сын! Мысли о сыне обожгли воспаленный разум. Я в западне, наркотики уводят меня из реальности. Мне всего лишь надо дотянуться до кнопки на воротнике костюма – сработает аварийный маяк, и меня найдут! Мне надо только дотянуться!
Я медленно стал приподниматься на локтях. Стоп! Я не могу на них подняться – руки сломаны. Очередная галлюцинация? С другой стороны, про сломанные руки я тоже узнал из видения. Господи! Надо сфокусироваться, зацепиться за реальность любыми способами!
Что я хорошо помню из случившегося со мной? Перелет! Такого не забыть и на Смертном Одре! Первые шаги по Веронике? Как было страшно вдохнуть чужого воздуха без скафандра, несмотря на то, что остальные уже вовсю дышали и делились впечатлениями.
Как неделю проходили обследования после прыжка, а бортовой компьютер запрещал покидать каюту, оставляя в неведении, все ли живы. Помню, как тряслись колени, когда механический голос отсчитывал последние секунды перед прыжком из Солнечной системы. Или еще одну неделю обследований перед самим прыжком, когда компьютер рассчитывал наши шансы – все ли останутся живы после прыжка?
А когда включились реверсные двигатели и «Мирный» застыл на краю Солнечной системы? Как было тогда…тихо. Ночь сковала «Мирный», Землю отсюда уже не увидеть. Экипаж начал даже дышать тише, реже. Конечно, все были напуганы. Из пятидесяти человек экипажа, только десять имели опыт в прыжках.
А на Земле я так мечтал попасть на Веронику…Земля…На Земле есть такое насекомое – тараканья оса. Или изумрудная оса. Она нападает на таракана и впрыскивает ему нейротоксин прямо в мозг, зомбируя насекомое. После этого таракан не может сбежать или спрятаться. Оса хватает его за антенны и тянет за собой – теперь он в ее власти. Она отводит его к подготовленной норе, где откладывает на брюшко таракана яйцо и закапывает, оставляя его в живых. Заживо погребенный. Он находится в парализованном состоянии до тех пор, пока личинка не вылупится. После она начинает его поедать, заползая вовнутрь насекомого.
Теперь таракан – это я. Я – таракан! Я приподнял передние лапки к лицу. Мне показалось, что они слишком длинные и тонкие, они не то что меня удержать, они сами себя не удержат. Если их вытянуть вперед до упора, они же хрустнут!
Я потянулся вперед, зная, что это не самая хорошая идея. Раздался противный треск, словно на сухую ветку наступил, и обломанные культи повисли у меня перед лицом. Надо бы их зафиксировать, иначе срастутся еще так.
Самый первый прыжок был пятнадцать лет назад. В прошлом за такое время и до конца Солнечной системы бы не добрались. Все изменилось с изучением метода холодного синтеза вещества. Образующаяся плазма наиболее стабильна и энергоемка. Двести граммов плазмы способны обеспечивать городок, площадью десять на десять километров в течение месяца. Это перевернуло энергетику, а вместе с тем и экономику, заставляя по-новому оценивать топливо.
Первый прыжок был экспериментальным. Экипажу присвоили звания героев еще до полета, едва они согласились участвовать в программе. Плазменный пробой или прыжок можно совершать только на краю системы: разгон пробития слишком стремителен, а расстояние, проходимое кораблем перед прыжком, равняется, примерно, половине диаметра Солнечной системы. При столкновении со звездой во время пробития, экипаж может почувствовать себя внутри пули, выпущенной в стену.
Все проведенные расчеты обещали сорок процентов на успех. А это больше, чем хороший шанс. Тем не менее, первый прыжок до системы Альфа-Центавра принес первые жертвы. Из шести добровольцев двум переломало практически все кости. Скончались пострадавшие на месте.
Связи с Землей нет, двое погибших товарищей – выживших охватила паника. Что делать? Вдруг на обратном прыжке добьет остальных? Вместо запланированных двух недель, экипаж ждали три месяца.
Корабль вернулся без повреждений, четверо космонавтов тоже. После этого год космонавты провели в Международном Медицинском Центре. Врачи поднимали справки и анализы, ломая голову над тем, что же могло убить тех двоих? Тем более, что математическая модель показывала, что нагрузки и Эффект Пробоя распределялись равномерно по всему корпусу корабля.
Ответ был самым непредвиденным – у погибших была непереносимость лактозы. И эта была единственная версия, хоть как-то подкрепленная.
Сколько я уже здесь лежу? День или два? Скорее всего, пару дней. Недавно я начал чувствовать зуд в животе, скорее всего, зашевелилась личинка. Черт, как же чешется! Душу продам за возможность почесаться!
Как нам объясняли? Три дня на развитие личинки или три дня на окукливание? Если я плохо слушал, и в конце третьего дня личинка должна окуклиться, тогда она начнет пожирать меня раньше. Когда я сюда попал? Надо вспомнить, темнело ли? Я мог этого не заметить, полоса света слишком узкая, а я постоянно впадаю в беспамятство.
Это просто сон, дурной сон! Не могло этого случиться со мной! Чем я провинился? Почему я? Если я пошел бы другой дорогой, если бы не трепался с Сашкой…Может тогда Шарлота проскочила бы мимо! А вдруг, она и правда просто мимо бежала? А напала инстинктивно? Что за нелепость, быть съеденным по нелепой случайности! Господи! Помоги мне, пожалуйста! Вытащи меня отсюда! Я не хочу, я не могу вот так!
Я открыл рот, чтобы закричать, но опять не издал ни звука. В животе кто-то орудовал раскаленный ножом. Я чувствовал, как оно шевелится, как оно ползет все выше. Там же сердце! Оно меня сейчас убьет!
Меня согнуло в дугу, позвоночник затрещал. Вот и конец: медленно, словно ржавый тупой саморез закручивали в плотное дерево, так червь резался мне в сердце. Лаз стал уже, стены давили на ребра. Я не могу дышать! Мне не вздохнуть! Хватит! Пожалуйста, хватит!
Стены по-прежнему служили мне надежным саркофагом, я пялился в жирный чернозем. Интересные здесь отношения между видами: я здесь лежу – добыча, кладка. Но никто, ни падальщики, кружащие возле селения, ни хищники – даже байрон – не пытались меня съесть. Только честная игра – в этом они нас обошли.
Байрон – прямоходящий примат. Первые контакты были весьма плачевны. Мы всерьез подумали, что байроны – разумный вид. Когда же мы пытались наладить связь с одним из них, выяснилось, что это сверхмощная машина убийства. Байрон пользовался, как острыми клыками, так и свободными передними конечностями, метая бревна и камни – все для завершения конечной цели, убийства добычи. Шарлота для них, словно деликатес. Есть даже теория, что органы зрения Шарлоты развивались не с целью поиска добычи, а с целью своевременного обнаружения опасности.
Тем не менее, байрон может к ней подкрасться, надо будет поделиться этой мыслью с биологами. А как я скажу, я же взаперти и без надежды! Сказать, как сказать? Стоп, сказать-сказать-сказать…Точно, я же смог открыть рот!
На воротнике есть аварийный маячок, все, что мне нужно, это надавить на него подбородком! И не беда, что руки сломаны! Возникла новая проблема, я не мог понять, открыл я рот или нет. Надо воспринимать оба варианта: если открыл, надо нащупать кнопку и вдавить ее, а если не открыл – изо всех сил стараться это сделать.
Интересно, когда я стану Шарлотой, это Я ей стану? Или я просто еда и оболочка для куколки? Останется ли у меня память? Нет, если я буду все помнить, охоте это не помешает, а наоборот! Я же знаю все проходы к базе, где стоит охрана. Это неправильно! Я должен забыть, где находится база. Но как это, забыть? Базы там нет, базы там нет!
Как она мыслит, интересно? Понимает ли, что у человека оружие? Понимает ли, что это человек? Отдаленно мы напоминаем байронов. Примерно одинаковый рост, ходим на двух ногах. Как она определяет? Как я буду определять? И что же, я теперь стану особью женского пола?
Сын. На Земле у меня сын. Я обещал ему вернуться, я должен вернуться! В ушах появился противный писк. На две секунды появится и пропадет. На глазах появилось красное марево. Похоже, сильно поднялось внутричерепное давление. Я не знаю толком никакой информации о нейротоксине, поразившим меня. Аллергическая реакция? Может быть, но уж слишком долго проявлялись симптомы. С другой стороны, в моем состоянии первичные признаки аллергии я мог и не заметить.
О, Боже, этот звук сведет меня с ума! Я часто слышал звон в ушах при резких перегрузках или перепадах давления, но этот звук был иным. Он проникал болезненно и назойливо. Стоп! Звук шел извне! Это зуммер! Я активировал маячок!
Теперь меня найдут! Ко мне придет помощь! Не уверен, что после такого отравления организма наркотиками мне дадут наркоз. Без разницы, лишь бы вытащили из меня эту дрянь! Надеюсь, помощь придет быстро, а личинка еще не вылупилась. Иначе люди, отправившиеся мне на помощь, рискует нарваться на молодую Шарлоту. Сколько по времени проходят изменения? Еще три дня?
Нет, там быстрее, вроде. Три дня на развитие личинки, шесть часов на поедание носителя и двенадцать часов в стадии куколки. То есть, у моих товарищей в лучшем случае есть сутки. Правда, нельзя быть полностью уверенным, я не знаю, сколько я здесь лежу. Возможно, Шарлота оставила меня здесь пять минут назад. Одно точно радует, Шарлота не охраняет кладку. Ей чужд материнский инстинкт.
Я попытался вспомнить сына, но забыл его лицо. Его имя. Была ли у меня жена? Ну, раз есть сын, значит, была и жена! А был ли сын? С какого момента заканчивается реальность? Где мои воспоминания, а где нашептанное наркотиками? Нашептанное…Так и стоит назвать вещество в моей крови – «Шепот Шарлоты».
- Кирилл, это «Всевидящий»! Ответь, прием!
Не может быть! Это рация? Почему она раньше молчала? Очередной бред?
- Кирилл, это «Всевидящий»! К тебе вышла группа! Прием!
«Всевидящий» - это же позывной начальника службы безопасности! Значит, они знают, где я! Почему же они раньше молчали? Почему не искали?
- Возобновляется протокол «Эхо», - сообщил мне механический голос, - Ермолов Кирилл, третья инженерная группа, немедленно выйдите на связь или активируйте маяк слежения! Сообщение передано шестьдесят три раза.
Шестьдесят три? В случае, если человек пропадает и не выходит на связь, запускается протокол «Эхо», повторяющий запись каждый час. В сутках двадцать четыре часа, значит в трех сутках – шестьдесят…семьдесят два. Еще есть немного времени. А когда они запустили «Эхо»? Когда поняли, что я пропал? Я должен был явиться на вторую энергоустановку. Шел я от казармы, это не более получаса пешком. Ну, допустим, еще час меня не искали. Потом должны были объявить о пропаже! Шанс есть…
Стало теплее. Может, мне показалось, но и в правду стало несколько теплее. Я попытался оживить свои ощущения. Я точно видел, что луч света, оставленный Шарлотой, дернулся и увеличился. Теперь он падал мне на лицо, обжигая надеждой. Глаза застелила пелена, наверно, за время, проведенное в темноте, глаза отвыкли от столь яркого света.
Я почувствовал, что меня поднимают на руках, вынимая из ямы. Как же чудесно окунуться в этот яркий свет! Обычный дневной свет…Как же я устал…Теперь я в безопасности…я хочу…спать…
Патрульный вездеход резко остановился, словно врезался в невидимую преграду. Водитель остался в машине наблюдать за датчиками движения и сигналом маяка, который пульсировал рядом с машиной. Два вооруженных человека спрыгнули на землю. Вокруг было много свежих следов, характер для одного существа на этой планете. Но проверить надо обязательно. Один из них присел и направил к земле небольшой прибор. Считав информацию, прибор коротко пискнул, извещая о конце процедуры.
- Шарлота, - сказал человек с прибором, - Следы совсем свежие.
Оба посмотрели на малозаметную нору в основании холма. Судя по разбросанной почве, из нее недавно что-то выбралось. Оттуда доносилось:
- Ермолов Кирилл, третья инженерная группа, немедленно выйдите на связь или активируйте маяк слежения! Сообщение передано девяносто четыре раза.