Отражения. Глава 2. Рыжая Лена

               
       Перед зеркалом Алла Юрьевна стоять не любит. Причесаться, губы слегка подкрасить, а больше и незачем. О чем оно ей расскажет? Об усталом взгляде, о рано поседевших волосах... Коса когда – то была до пояса. Так нет ее давно. Нет! Правда, в другом, старинном и потускневшем, иногда мелькнет яркое, веселое пятнышко. На миг! Словно солнечный зайчик. Чудеса... Зеркало стоит в просторных сенях, где всего лишь крохотное оконце. Какие зайчики? Выбросить бы, да соседи подарили, когда она переезжала в этот дом из унылого учительского. Директором школы ее назначили. И совхоз купил вот этот, сухой, светлый, добротный... И зеркало, подарили. Давно это было. Ребенка она ждала. Никто и не знал. А началось все с земляничной поляны.
        Оглянешься в прошлое и увидишь себя красивой, с корзинкой в руках... Спортивные брюки, футболка, кеды. Волосы перехвачены узенькой алой ленточкой. Глаза черные цыганские, губы яркие, пухлые. По ягоды она тогда шла. В лес, подальше от школы, от учительского домика, в котором затхло и сыро. В лес, в лес! От коллег, от разговоров о школьных проблемах. Каникулы, отпуск. Чего о них говорить? В лес, к прозрачному роднику с ледяной водой, к поляне, где зреет душистая, нежная земляника. Идти далеко, но в радость.
        Руки исцарапаны еловыми ветками. Не больно. И хочется, как в детстве, закричать: «Л – е – е – е – е –е –н – а –а – а!» И представить, как из – за густого ельника вихрем налетит чудо, большое, пушистое, рыжее. Подхватит на руки, закружит, расцелует. Чудо зовут Леной. Она берет с собой семилетнюю Альку в лес, на реку, на пруд. В селе говорят, что Лена с приветом. Но какое Альке дело до привета. Она и представить не может, как он выглядит. Бегает и бегает за Леной целыми днями. Худенькая мама только машет рукой. Кроме Альки в семье одиннадцать детей. Младшему два месяца. Алька часто ночует у Лены. Мама разрешает. А чего бояться? Живет Лена с бабушкой, крикливой, но доброй. Накормят. Выспится в теплой постели. Лучше, чем дома, где дети постарше спят на полу, под старыми одеялами, на жестких матрацах. Чего бояться? Теплое, пушистое, рыжее... Лена, Ленусенька! Алька разомлеет от оладий с вареньем и медом. Ласковые руки перенесут на кровать. Она прижмется к ночной сорочке в цветочек, большому, мягкому животу рыжеволосого чуда. Счастье и сон безмятежный. Счастье и сон... Под тихое мурлыканье Лены. Под нежное касание ласковых рук. Однажды услышит, как мамина подруга ворчит:
        – Не пускала бы Алю к Ленке. Набалует. С приветом же.
        – Да ладно тебе, -  отмахнется мать, - Ленка добрая. Мне спокойней, Алька такая шустрая. Да и какой привет? Подумашь, два класса всего осилила. Плохо без родителей. Болтаются по свету, а бабушка, что смогла... Замуж бы ей!
        – Кто возьмет - то дурочку?  - вздохнет подруга, - а ведь красавица.
        Алька прибежит на ферму, где Лена помогает дояркам, возьмет в тоненькие пальчики ее большую руку и прошепчет:
        – Не переживай, я стану учительницей и всему, всему тебя научу. 
        – Ладно, -  рассмеется Лена, -  расти быстрей.
        Через год Лена выйдет замуж за веселого, кудрявого, хромого Колю. Алька сначала не огорчится. По – прежнему будет прибегать к знакомому дому с букетиком незабудок, горсточкой ягод. Только все изменится... Изменится! Каждый вечер она будет тихо сидеть за столом, сжав ладошки, и ждать, когда подойдет Лена и она уткнется носом в большой, теплый живот, а Коля уйдет, потому что она главнее. Это же ее Лена. Ее! Не уйдет Коля, а Лена не подойдет, как раньше.
        – Сколько можно? – прикрикнет однажды Коля, - надоело.
        Лена проводит Альку за калитку, погладит по плечику и скажет:
        – Мы с тобой по грибы скоро пойдем. Потом за клюквой. Ты не плачь. Коля хороший. Если не веришь, спроси у бабушки.
        Алька вырвется, побежит, не разбирая дороги. Заберется в кусты сирени и будет долго, без слез, тихонечко выть. И придумает месть дядьке, который украл у нее Лену. Камень ударит Колю в поясницу. Его надолго отправят в больницу. И никто не поймет, что это сделала Алька. Никто, кроме Лениной бабушки, которая придет к маме и будет долго с ней говорить. Алька подслушает и поймет страшное: Коля написал заявление в милицию, которая во всем разберется и ее, Альку, поставят на какой – то учет. Мама горестно вздохнет, закажет переговоры с сестрой и скоро увезет Альку в далекий южный город. Перед отъездом она прибежит к Лене, обнимет и задохнется от волнения.
        – Живот – то еще больше стал, -  похвалится Лена, - ребеночек растет. Если девочка будет, Алькой назову, а мальчика Аликом. Ты поезжай. Не бойся. В городе лучше. Встретимся еще.
        Алька почему – то точно знает, не встретятся. Чудо украдено навсегда.
       В лес, в лес! Еще дальше... Не выбежит из – за ельника рыжая Лена. Не вернется детство. Да и не надо. Маму жаль. Как она управлялась с такой оравой? Отец ведь ушел к другой. Алька об этом узнала не сразу. Мама была спокойной, ласковой, но ее не хватало. Как ее не хватало! Наверное, она была в миллионы раз лучше Лены, но разве разберешься в прошлом? Вот и она не разбирается, не судит. И не Алька она, а Алла. Так решит тетка. Не добрая и не злая. Чужая! До сих пор помнится этот холод... В жарком городе, у теплого моря. В городе без друзей, потому что тетка не позволит гулять со сверстниками, ходить с ними в кино, к морю. Только с ней. За руку! И про камень будет напоминать. Будет! И про какую – то дурную отцовскую наследственность. Но однажды Алька убежит к морю одна. И поймет, что это еще одно чудо. Счастье и чудо. Уплывет до буйков и подумает, что жизнь только тогда прекрасна, когда ничего не боишься и  радуешься, радуешься! От тетки влетит, но это уже не будет иметь значения. После окончания школы уедет в северный снежный город. Поступит в институт, станет учительницей и приедет  в эту деревню.
        В лес, в лес! Вот и родник. Вода прозрачная, ледяная. Алла встает на колени, с наслаждением пьет, умывается. Озорно улыбнувшись, скидывает одежду, плещет воду на плечи, на грудь, на бедра. Громко вскрикивает. Кто тут услышит? Обсохнув, добирается до небольшой поляны. В этих местах земляничных мест много, но так далеко редко кто заходит. Земляника сочная, крупная. Много цветов. Тепло, душисто, легко. Хочется лечь на землю, распустить косу, раскинуть руки, закрыть глаза. Вдохнуть запахи травы, земляники... Блаженство и сон. Блаженство! Она не видит большой, темной тучи, не чувствует ветра. И вдруг гром и кто – то стоит рядом, смотрит. Рубашка в клеточку, корзинка, растрепанные светлые волосы, широкие скулы.
       – Отвернись, - просит она, - что ты уставился? Я оденусь.
       Дождь уже крупными каплями, с градом. Серые, глубокие глаза совсем рядом.
       – Я тебя прикрою. Не бойся. Вместе не страшно.
       Дождь хлещет. Алла лежит покорно. Не выбраться из под сильного тела, будь, что будет. Но что он такое с ней делает? Она сейчас закричит... И кричит! И теряет сознание. Когда приходит в себя, его рядом нет. Тело тихо, истомно вздрагивает – на мокрых цветах, на раздавленных ягодах земляники. На небе яркая радуга. Сон или явь? Корзинка чужая рядом. Значит явь...
       Ладонь с сочными ягодами у самых ее губ: «Для тебя, богиня!» Она не смотрит в его глаза, резко отводит руку: «Пошел вон!» Голая идет в лес, одеться! Кто - то ахает в кустах. Какая разница, кто. В постель бы скорей, согреться и поплакать. Через месяц поймет, что беременна. Не будет сомневаться, рожать или нет. За тридцать уже, чего ждать? Не случился в жизни Принц на белом коне, да она и не мечтала. Не мечтала и все, а почему, кто его знает. Новый дом приберет, приготовит. С теплой нежностью, ожиданием. Черные глаза засияют.
       – Настоящей красавицей стала, - скажут коллеги. После родов помогут, а как иначе? Родных ни разу не видели, может, и нет их. Сама ни к кому не ездит. Одной тяжело.
       Мальчика назовет Ленечкой. И будет рада, что живот и грудь располнеют. Ленечка полюбит засыпать возле нее, как когда – то она возле рыжей и теплой Лены. Вспомнятся иногда мокрые примятые цветы, сильное тело мужчины. Вспомнятся и забудутся. У каждого своя судьба. Самое главное Ленечка, сын... Сыночек.
       Незачем ей долго смотреться в зеркало. Для школы строгие темные костюмы, белые блузки. Для дома теплый махровый халат. Для огорода что – нибудь старенькое. Не для кого наряжаться. Ленечка приезжает редко: Москва, работа. На всем экономила, чтобы университет закончил. Какие зеркала, какие обновки? Зато есть чем гордиться. Все у нее в жизни нормально. В школе порядок. Строга, но справедлива. Все хорошо. Только лет пять назад тревожно забилось сердце. Узнала в той красавице с высветленной рваной челкой конопатую девчонку, с которой однажды купалась в пруду. Испугалась не того, что  расскажет, а ненависти в глазах. Сколько лет прошло! Все забыть пора. Впрочем, она ведь тоже не забыла. Когда забеременела, на коленях просила Господа, чтобы простил ей тот грех, тот день. И безумный тот час. Как же тяжело вспоминать!
        Вот она плавает в пруду, а рядом худенькая девочка. Руки их одновременно тянутся к кувшинкам. И вдруг перед глазами другой пруд, веселое лицо большой рыжей Лены. Она учит ее плавать. Алька молотит ногами по воде и все время боится, что Лена отпустит руки. Не отпустит! Отдерет пиявок. И они побегут пить чай из большого пузатого самовара, к Лене. Бабушка поставит на стол ежевичное варенье, нарежет большими ломтями хлеб, уйдет поливать огурцы. Лена смажет простоквашей Алькины плечи, а потом скинет одежду и Алька замрет от восторга. Золотое, пушистое, рыжее! Рыжее, золотое, розовое...
        – Ты чего застыла? -  удивится Лена, - мажь мою спину. Сгорела вся.
        Алька боязливо протянет ладошку к крупному розовому соску.
        – Не видела? – снова удивится Лена, - у мамки твоей такие же.
        Алька замотает головой. У мамы грудь с синими жилками, а соски некрасивые, темные.
        – Трогай, - великодушно разрешит Лена, - потом свои вырастут.
        Алька таращит глаза.
        – А молоко в них есть?
        – Так попробуй, - смеется Лена, - я не знаю.
        Алька прикасается губами к розовому чуду. Молока нет.
        – Щекотно, отстань, - визжит Лена, одевается и наливает в чашки чай.
        - Почему, когда у мамы рожается ребенок, молоко течет струйками? - задумчиво спрашивает Алька. Лена пожимает плечами. А у кого тогда спросить?
        Алька долго не может прийти в себя. Такое чудо будет у нее. Она никому не расскажет. Потом, когда станет, как Лена, его потрогает кто – нибудь...
        К восемнадцати станет высокой, яркой, с маленькой грудью, коричневыми острыми сосками и с тревогой будет думать, а прикоснется ли кто – то к таким, восхитится ли? Не чудо, нет! Ни в кого не влюбляется. Ни с кем не целуется, а рыжая большая Лена все еще снится. И если мелькнет вдруг на улице ворох рыжих волос или покатые плечи, полные ноги, она бежит следом, чтобы выдохнуть счастливое: «Лена!» Не Лена...
         Только Лена смогла бы примирить ее с тем, что не случилось чуда. Она бы прижалась к теплому животу и поплакала. Просто немного поплакала и  успокоилась бы от волшебной ее руки. Позднее поймет, что Лена сказка. У кого – то Золушка, Снегурочка, Русалочка. У нее Лена. Без сказки в детстве скучно. Другой не было... Отвыкнет! У взрослых другие сказки и игры. Все реже будет всплывать в памяти рыжее, золотое, пушистое. И вдруг, как наваждение, пруд, худенькая школьница с веснушками, которая что – то шепчет кувшинкам, на воде едва держится. Нет дурных мыслей, нет. Просто хочется поучить плавать, чаем напоить. Повторить в причудливом отражении кусочек детства. Она всегда соблюдает с детьми дистанцию, но дрогнет что – то в душе, наполнится теплом и нежностью... Повторить!
         Все получилось не так, не так. Девочка смутится, но в дом зайдет и чай выпьет, опустив светлые реснички. Учительница! Как она может отказаться? И вдруг навалится что - то темное, необъяснимое, непреодолимое. Губы задрожат и она попросит девочку поцеловать острый коричневый сосок. Школьница станет царапаться. Ее вырвет... Отражение опрокинется. Мелькнет перед глазами искаженное лицо рыжей Лены. Лавиной хлынет стыд. Что – то она будет кричать, а что и не вспомнит потом. Всю ночь просидит у лесного родника, кусая руки. Не думая ни о чем, чтобы не сойти с ума. Попросить прощения у девочки не решится. Какое прощение? Недостойна. Разве можно было повторить рыжую Лену, простодушную Лену с приветом?
        - Это все из - за мальчишек, - подумает она с горечью, вспомнив то смутное, что мучило ее в детстве, когда ночью, украдкой, братья тискали ее и щипали. Смутное было запретным, приятным и стыдным. Взорвалось через столько лет, выползло, как страшный паук. Забыть, забыть... Ах, как не хватало мамы. Мамочки не хватало! 
         Потом окажется, что и со стыдом жить можно, если постоянно не копаться в причинах, если забыться в работе. Он будет уходить в прошлое – тик – так, тик – так... А когда появится Ленечка и струйками побежит молоко из располневшей груди, только это и будет иметь значение, только это. Правда, тогда, пять лет назад, она все – таки спросит у односельчан, зачем приезжала красивая женщина?
        – Так и не поняли, - ответит кто – то, - не в себе была Оленька. Про зеркало старое спрашивала. Оно ведь из их дома. Сейчас мода на старину.
        Зеркало, зеркало! Так вот оно чье. Она не задумывалась. Подарили и подарили. Беленькая девчушка крутилась перед ним, артисткой, похоже, хотела стать. Крутилась, сияла улыбкой. Вот почему появляется веселый лучик. Впрочем, мистика. Стоит в сенях и стоит. Не мешает. Или, может, отдать кому – нибудь?
 Надо жить спокойно. Немолодая... Какие зеркала? Вдруг опять вспомнишь себя семилетней, влюбленной в большую рыжую Лену, и защемит сердце. Или молодой, мечтательной. Мечталось же о чем – то, кроме розового чуда. Принца в мечтах не было. Странно – то как. Что было? Грезы о тихом, солнечном доме на берегу прекрасного моря. О невиданных цветах вокруг дома. О большой рыжей собаке, о смешной черепахе, о полках с книгами, о путешествиях. А главное, о маме, которая ходила бы по дому в красивом платье, целовала бы ее утром и перед сном, пекла бы вкусное печенье и не рожала больше, не рожала. И лучше была у нее только она, Алька. Вот оно ее зазеркалье!
        Однажды Леня спросит:
        – Ма, почему мы не ездим к твоим братьям и сестрам? Такая большая родня. Это же здорово.
        – Далеко, сын, -  ответит она, а подумает с горечью: «Чужие. Чего к ним ехать?» Она и с мамой больше не виделась. Только письма, только открытки. Да и нет ее давно. Даже о похоронах не сообщили. На старой фотография маленькая женщина, очень похожая на Аллу в юности. В чем было мамино счастье? Не узнать. Теперь не узнать. И нет, наверное, рыжей Лены, согревающей ее возле большого, теплого живота.
        Нет солнечного дома у моря. Но есть вот этот, в деревне, окруженной лесами. Цветов полно в палисаднике. И счастье – сын. Вот приедет, и она попросит... О чем же его попросить? Как мало желаний! Желаний мало.