Валера Лоскутов работал на Таймыре не первый год рабочим, поэтому собирался всегда основательно. Был он страстным охотником, заранее отправлял со спец.рейсом на север оружие- у него была замечательная бельгийская двустволка и мелкашка. В любую свободную минутку он уходил на охоту, постреливал куропаток, гусей, добывал оленя. Весной из-под снега вытаивало немало погибших за зиму песцов. Шкурки у них зачастую были уже попорчены грызунами, но хвосты сохранялись. Так что белых пушистых песцовых хвостов Валера насобирал много.
Так как мы работали по берегу Карского моря, то нас постоянно сопровождали нерпы, высовывая любопытные морды из воды и, блестя своими чёрными огромными глазами, разглядывали. Мы даже заметили: стоит выйти на берег моря и громко, протяжно крикнуть:
- Не-ерпа-а-а...
Как тут же из воды высовывалась одна- две головы тюленей.
Валера и на них устроил охоту, садился в резиновую лодку, подплывал к доверчивому зверю, стрелял и доставал самодельным багром. Шкуру снимал, обесжиривал, сушил и складывал в мешок.
Однажды мы шли с нивелированием по тундре, вездеход уехал вперёд к реперу, там водитель готовил обед на берегу речки. Неожиданно сзади появился облезлый волк и начал медленно сопровождать нас, отставая от последнего реечника всего метров на 50. Когда дошли до палатки, волк (потом мы поняли, что это была волчица) залез на холм недалеко от нас, задрал к небу морду и тоскливо на одной ноте завыл. Валера засуетился:
- Где-то тут у неё нора, надо волчат достать, у них шкурки сейчас хорошие.
Через несколько минут он её нашёл- в обрыве было вырыто логово, снаружи валялись оленьи кости, волчья шерсть. Лоскутов пытался залезть внутрь, несмотря на то, что мы его дружно отговаривали, но нора была узковата для его крупного тела да ещё и с изгибами. Неожиданно на яру что-то мелькнуло.
Волчица стояла над нами метрах в десяти, наклонив голову и внимательно следила, что мы делаем у логова. Услышав наши крики, Валерка высунулся из норы и схватился за ружьё. Но волчицa, к счастью, тут же исчезла.
Надо было дальше работать, так как видимость без рефракции на севере держится лишь ночью, а потому сказали Валерке, что уходим уже. Тот от досады хотел устроить костёр у лаза, но мы ему не позволили, конечно. Он собрал клочки волчьей шерсти возле логова (набралась довольно большая куча) и, психуя, отправился за нами вслед.
Закончив сезон, улетали большой компанией в ноябре из Хатанги в Красноярск- человек 30 на ИЛ-18. Рабочие почти все были пьяные, да ещё и с собой набрали в самолёт спирт и водку. Валера очень не хотел оставлять свою пушнину на базе партии, боялся, что разграбят до спец.рейса.
Но рассказывали, что таможня выискивает таких охотников с мягким золотом и всё отбирает.И поэтому он решил подстраховаться, как следует.
Хвосты песцовые он зашил в подкладке полушубка, а шкуры нерпичьи- их у него набралось три- обмотал вокруг своего тела и сшил нитками края. В салон самолёта он зашёл очень толстым пассажиром, шурша сухими шкурами. Наконец, взлетели, и начался праздник у бичей. Пили спирт, закусывая шоколадом, шум стоял, как на базаре. Цепляли стюардесс, уверенные в своей неотразимости. Девушки вымученно улыбались, разнося обеды и напитки.
Мимо Валерки они проскакивали пулей, зажимая носы руками. В самолёте шкуры разогрелись в тепле и от температуры тела и ЗАПАХЛИ... Вонь стояла ужасная, и скоро Валерка сидел в одиночестве, часто всех спрашивая, сколько лететь ещё до посадки? Снять с себя шкуры в самолёте он не решался- вдруг, лётчики милиции сообщат по рации. Да и сложно это было сделать: шкуры он зашил на себе, как следует.
Вылетали мы в тридцатиградусный мороз, а в Красноярске та осень оказалась затяжной и тёплой. Люди ходили по улицам в костюмчиках и туфлях. Мы прибыли туда в унтах и полушубках. Валера после посадки уединился в туалетной кабинке аэропорта и долго сопел и шуршал там, разматывая нерпичьи шкуры со своего тела. Интересно, о чём думали посетители мужского туалета, слыша эти странные звуки?