Сегодняшний вечер был особенно теплым и тихим.
Торхалла прижалась своим большим телом к Сверре.
- Мне так хорошо с тобой, - сладким голосом шептала она, - смотри какой сегодня красивый закат! Я люблю красный цвет, он теплый. Наконец-то, пришло тепло. Расскажи мне что-нибудь.
Сверре сел на нагретый солнцем валун. Оказавшись выше Торхаллы и глядя на нее сверху вниз, он изобразил на лице загадку и таинственность. Светлые его глаза отражали красное заходящее солнце, и Торхалле показалось, что перед ней сидит не Сверре, а огромная птица с горящими углями вместо глаз. Сейчас она взмахнет крыльями, и, воспарив над деревьями, унесет с собой ароматное дыхание страшной не рассказанной сказки.
Неожиданно, опешив от такого сравнения, Торхалла отпряла назад.
Угол зрения изменился, и красные глаза пропали, унеся с собой
образ крылатого существа.
- Слушай,- торжественно произнес Сверре, глядя вдаль поверх ее головы, - недалеко от нашего поселения, ходу пешком полдня, была маленькая деревня. Дома все старые, деревянные, почерневшие от времени и дождей. Летом дерево трещит на солнце от нестерпимого зноя, зимой поскрипывает, как будто говорит с кем-то. Никто из нас не любил туда ходить. Жили там, в основном, люди старые и злые. Одна изба с краю деревни была особенная. Во дворе сидел огромный пес. Чуял он любого путника и наводил ужас на незваных гостей. Да и без пса человек боялся подойти ко двору. Тревога появлялась, страх при виде старых бревен и слегка просевшей крыши. Обходили люди стороной это жилище, а пес свирепо урчал и провожал недобрым взглядом. Был в деревне один охотник - Ахти. Знал повадки всех зверей и птиц, мог любое животное обойти так, что не видно и неслышно будет его. Как-то вечером, он обернул себя дымом, перекрестил месяцем, наступил на перья птицы и бесшумным и невидимым мимо пса во двор прошел.
Темно кругом, пес лежит черным камнем, пар от него идет. Не слышит он, как Ахти мимо него, да к избе прошел, к бревнам припал и сквозь щель смотрит. Внутри избы колдуны кругом сидят, песни воют, а в центре круга хозяйка, старая Похяла. В черной от угля руке её кости, волосы и гусиные лапки. Бубнит она что-то, Ахти ничего не понимает. Бросила на пол кости, посмотрела, как упали. Волосы белые дыханием своим обдала, поверх костей уложила аккуратно. Гусиные лапки пристроила как руки, потом убрала и как ноги поставила. Получился человечек. Колдуны затихли. Ахти услышал свое дыхание и зажал рот и нос рукой. Похяла подняла взгляд в потолок и говорит:
« Будет рождено в деревне нашей два богатыря. Братья близнецы.
Один брат ничем не прославится кроме силы своей. Второй будет воином сильным и беспощадным. От руки его любой враг падет. А жен и детей вражьих станет есть живьем. До тех пор, пока этот богатырь жив и здоров будет, не страшен нам никакой враг. Носит их уже под сердцем молодуха одна. Дом ее через пять домов от моего. Берегите её, стерегите её, колдовскими чарами своими окутайте. Чтобы болезнь не взяла, да ни какая другая беда ».
Закрутились колдуны, зазвенели бубенцами, застучали палками и хором завыли. Похяла встала столбом, зазвенела и в трубу вылетела. Ахти задрожал, но не от страха, а оттого, что тайну великую узнал. Сизым дымом проплыл он мимо цепного стража и побежал по дороге быстрее от черной избы Похялы.
Стали люди ходить мимо дома молодухи, да поглядывать, как она растет и сока спелого набирается. Щеки алые, груди полные, живот круглый и шевелится, как будто там валуны перекатываются. Как солнце сядет, на крыше дома её, по четырем углам сидят сгорбленные старики и в небо дуют. Подошло время рожать ей. Вся деревня на дороге собралась. Молчат, слово боятся сказать. Похяла в дом вошла, дверь за собой закрыла. Старики косматые по двору хороводы водят, в землю палками бьют, песню воют. Уже день кончился, небо потемнело, звезды высыпали. Народ стоит не уходит. Все ждут криков и стонов, да плача дитя новорожденного.
Тишина. Только старички тоску наводят своим колдовством.
Вдруг дверь нараспашку. Стоит на пороге Похяла, держит на руках младенца огромного. Голова как тыква, живот арбузом, ноги и руки как чураки. У Похялы глаза горят, лицо злобой искажено. Народ от такой картины ужаснулся и попятился. Похяла вышла на середину двора и молвила: « Первый раз я так ошиблась. Видела двух младенцев. Точно двое было. Вышел один, а вместо второго только куски кожи. » Люди в ужасе бросились по домам. А старуха понесла младенца к дому своему. Мать новорожденного выбежала на порог, глянула вслед, назад в избу вернулась, и больше её никто не видел. Никогда.
Кое-как донесла Похяла мальчика до избы своей, по дороге вырос он. На крыльцо опустила. Он на ноги сам встал и пошел. Доски под ним скрипят, прогибаются. На стену рукой оперся – бревна загудели, задвигались. Шагнул на порог, а порог в пол ушел. Видит Похяла, что узок дверной проем для него. Шепнула она стенам, раздвинулись стены и впустили богатыря. Залез он в печь, там было еще тепло и чугунки стояли с едой. Все он съел и там же уснул. Подивилась старуха на малыша такого. Ожидала она, что будет он бойкий, шустрый и сильный, но не так быстро. Испугалась Похяла, что пока он спит, то вырастет в печи и не достать его будет оттуда. А может и по-другому стать. Вырастет, распрямится, ножками двинет и развалится печь. Где тогда старухе готовить, как греться? Стала она младенца тянуть из печи, а он действительно подрос. Похяла тянет его из печи и чувствует тяжесть взрослого человека. Наполовину вытянула, да удержать не смогла. Выпал он из печи, да животом о лавку ударился. Стало его тошнить и выворачивать. Вся каша с мясом, что съедена была, на пол по выскакивала. Смотрит Похяла, а вместе с кашей и мясом косточки выскочили. Старуха кости не варила, точно знает. Что же это такое? Присмотрелась по внимательней. Одни косточки как черепки от глиняного горшочка. В руки взяла, повертела, а это куски черепа младенца. Другие взяла, а это части челюсти беззубой. Поняла тут старуха, что младенец этот брата своего съел, пока в утробе они были. Вот почему он один родился.
Младенец поднялся с полу, лавку отбросил в сторону и схватил Похялу за горло, так, что она и слова крикнуть не успела.
Никто не знает, что там было дальше. Старуха Похяла в деревне больше не появлялась. Младенца-богатыря видел издалека один смельчак.
Когда люди в деревне устали от неизвестности, послали они к избе Похялы охотника, чтобы он разузнал, что происходит.
Охотник был смелым, но близко подходить не стал, против чар колдовских был он бессилен. Залез он на дерево, что на краю деревни. Дом старухи виден как на ладони. Нет на дворе старухи Похялы, нет пса ее верного, стерегущего и днем, и ночью. Окна в доме темные, грязные, паутиной уже заросли. Присмотрелся охотник внимательно. Крыльцо дома провалилось, ступени пополам сломаны, дверь входная перекошена. Давно ее никто не открывал. На дворе амбар, где съестные припасы хранятся. Ворота нараспашку. Видно, что пустота внутри. Ни у одного хозяина такого не было никогда. Всегда там мешки с пшеницей, вяленая рыба, туши копченого мяса, сыры, масло, хлеба сушеные. Большой семье на всю зиму этого хватает и еще остается для гостей и путников. А тут пустота, нет ничего.
Присмотрелся охотник еще внимательней. Видит вокруг дома траншея. Кольцом она дом охватывает. Подивился он. Хоть и тяжело на дереве долго сидеть, стал он ждать и вглядываться, что дальше будет.
Не долго ему ждать пришлось. Услышал он, что земля сотрясается и гул идет, как от лавины снежной в горах. Видит, в траншее что-то движется. Торчит из земли человек огромный, видна грудь, голова, все остальное под землей. Видел охотник больших людей, но такого огромного никогда. Ростом должен быть, наверное, с ель молодую. Плечи как валуны, руки могучие как стволы деревьев. Голова размером с мешок картошки. Бежит этот великан по траншее, все вокруг трясется, земля в разные стороны летит, а он все глубже вниз уходит. Бегал, бегал великан, наконец-то, остановился. Услышал охотник рев ужасный, но не звериный, а как будто младенец, размером с гору, заплакал, что игрушку у него отняли. Опять удивился охотник. Начал великан карабкаться из траншеи, пытается руками схватиться, подтянуться, но никак из земли ему не вылезти. Понял тогда охотник в чем дело. Осмелел, слез с дерева и зашел во двор старухи Похялы. Почуял его великан, задвигался, глазищами стал вращать, тянется, как будто на ручки хочет. Глянул охотник мельком в яму. Видит, что у великана живот и ноги еще толще, чем он мог себе представить.
«Так вот почему ты не можешь из ямы вылезти!» - догадался охотник. Бросился он быстрее назад в деревню, чтобы людям все рассказать, да придумать, как быть дальше.
Решили, что соседа такого никому не надо. Если он старую Похялу извёл, да старичков колдунов жизни лишил, то уж простой люд он и подавно истребит. Стали решать, как великана изничтожить. Кто огнем предлагал, кто мечом, только страшно всем. Никто не хочет за это дело браться. Целый день голову ломали всей деревней, ничего не придумали. Тут одна маленькая девочка и говорит:
« Давайте его будем кормить!». Взрослые головы подняли, рассмеялись, ну и глупая же девчонка! Кормить вздумала чудовище, да он еще больше вырастет и тогда с ним совсем не справиться будет. Но поднял руку один седовласый старец. Объяснил он людям, что права девочка. Чем больше съест великан, тем еще тяжелее он станет, и будет проваливаться в землю все глубже и глубже.
Так и решили. С каждого двора договорились собрать по мешку еды. Нагрузили телеги и двинулись в путь. Хоть и не далеко было до дома Похялы, а пришлось тащиться почти целый день. Лошади тянут груз еле-еле, ноги подрагивают, хвосты трясутся, ноздри страхом дышат. Подъехали телеги ко двору, а день уже на закате. Стали мешки с едой на землю сбрасывать, да к краю ямы перекатывать. Увидел это великан и давай мешки хватать, да в рот пихать себе все подряд. Глаза, видно, голодные, злые. Слюна изо рта капает, щеки раздулись, куски не жуются, а так, заглатываются. И видно, не может он остановиться. Женщинам жалко его, кто-то даже слезу пустил. А мужики лопатами еду подбрасывают и дивятся, как можно столько съесть. Всю ночь ел великан, а к утру, еда закончилась. Оставили люди наблюдателя, а сами по домам разбрелись. Великан немножко вздремнул, да принялся опять круги наматывать по траншее. Уже и не видно его совсем, только топот и глухие вздохи разносятся над лесом. Так три дня и три ночи бегал великан без остановки. На четвертый день появился наблюдатель в деревне и рассказал, что совсем провалился великан под землю, бегает и не видно его в черной глубине. Стали думать, как дальше быть. Ничего не придумают. А маленькая девочка опять говорит:
«Давайте табака нюхательного на него сыпать сверху!». Опять народ загудел, да смеяться стал. И опять седовласый старик руку поднял.
- Правильно дитя молвит, - проговорил старец, - накидаем ему табаку, он чихать станет. Легкие его могучие землю начнут сотрясать. Обвалятся края траншеи, и скроется под землей навсегда это чудовище.
Загудел народ одобрительно. Табака целый мешок набрали. Двинулись в путь с песнями и шутками. Чем ближе подходят, тем тише песня и шутки реже слышно. Земля под ногами подрагивает, ветер дыхание великанское разносит. К траншее подходить стали робкими шажками. Метров за двадцать остановились. Только самые смелые и ловкие охотники к краю мешок подтащили и прислушались.
Из глубины, из тьмы подземной доносится тяжелое дыхание и рычание. Стали туда охотники горстями табак кидать. Сами уже носы чешут, глаза вытирают рукавами. Один из них чихнул, другой. Третий остановиться не может, а великан внизу молчит. Уже и зрители руками махать стали, да посмеиваться. Не выйдет из этой затеи у них ничего. Седовласый старик голову опустил, в землю смотрит и молчит. Только девочка маленькая не хочет сдаваться. Смотрит она в небо и шепчет что-то, шепчет. Ветерок слова ее подхватил, понес над лесом, над полянкой, закружил вокруг трубы печной. Загудело в трубе. Эхом, как выстрелом, заслонку печную вынесло и окно нараспашку. В ответ, из ямы, великан задышал глубоко и часто. Секунда, две, три и раскатился гром над поляной, как будто гроза страшная среди ясного неба случилась.
Подпрыгнула земля под ногами и рухнули края траншеи, а за ними и дом Похялы просел так, что только крыша над землей осталась. Когда пыль осела, люди продолжали стоять. Молчали и скорбели.
Хоть и чудовище погубили, а жалость все равно в сердцах их возникла. Живое существо, в нем и хорошее ведь что-то было.
Женщины платочками носы вытирают, дети малые, на них глядя, слезу пустили. Только одна маленькая девочка улыбку прячет под волосами распущенными. Решил народ следить за местом этим, пока трава не поднимется, и кусты не прорастут.
Одна луна прошла, месяц молодой на небе заискрился, вторая луна прошла. Зашумела трава над траншеей, кустики поднялись и только крыша дома, вросшая в землю, напоминала о Похяле и великане.
Добрые люди стороной обходили это место. Путники никогда сюда не забредали, заросла и исчезла дорога. Только одна маленькая девочка появлялась в траве у заваленной траншеи. Кидала кости, и лапки утиные к ним прикладывала.
- Ну, а дальше,- спросила Торхалла, подсев ближе к Сверре.
- Все, это конец,- сказал Сверре с сожалением.
- Это не правда, так не могло быть!
- Это же сказка, ты же сказку хотела.
- А девочка эта, она кто?
- Как кто, девочка!
- Но, она ведь необычная какая-то.
- Самая обычная, просто она умеет чувствовать лучше, чем остальные. Ум ее от чувств, от хитрости природной и бесстрашия.
- А зачем она ворожить стала на месте недобром?
- Так на добром месте у нее ничего не получится. Ворожить никому нельзя, я слышал, что за это на костре сжигают.
- А она знает, что можно на костер попасть?
- Не знаю, наверное, догадывается.
- Так почему тогда ворожит?
- А ей так жить интересней. Она сама узнает то, что ей никто не расскажет. Она сможет так делать, как Похяла. Ее будут все бояться и уважать.
- А потом сожгут на костре.
- А, может, для нее это тоже приключение. Она только пока не понимает какое.
Торхалла посмотрела на Сверре с интересом, пытаясь найти в его глазах разгадку. Знает ли Сверре какое приключение ждет девочку?
Или это будет новая сказка?