P. S. как много я наворотил вранья за жизнь мою короткую и глупую! это значит, что вот ещё текст отыскался... глядишь, и этот не последний из моих говорений.
Николай Бизин
Клевать или Жевать,
летать или ходить, то-есть - кто ты есть?
есть ли ты то, что ты сейчас - ешь?
ведь-это - совсем не страшная сказка о-том, как у подлетыша-воробьенка едва не заболели зубы, и он совсем уже разлетелся обсудить эту тему с дворовым ко-том.
Итак, у одной маленькой птицы едва не заболели зубы. Маленькая птица (понятное дело) была все тот же воробьенок-подлетыш, у которого уже произошли две истории (с каплей, упавшей вверх, и зонтом, сумевшим раскрыться); маленькая птица, понятное дело, была все та же и теперь никак не могла взять в толк, болят ли у нее зубы? Причем - ее при этом не слишком интересовало, есть ли у нее зубы?
Больной зуб - это первое дело!
Когда болит зуб, есть ли он у тебя вообще - это дело даже не второе, а десятое...
Когда-то (не столь давно, быть может, даже вчера) воробьенок столь удачно выпал из гнезда, что так и не познакомился с дворовым котом! Зато он познакомился с деревом, под которым лежал кем-то забытый зонт, и с каплей дождя, которая лежала под солнцем и совсем было собралась испариться... И была видна в этих знакомствах разница: зонту под деревом ничего не грозило, а капле под солнцем оказалось не совсем по себе!
Тогда зонту пришла шалая мысль - раскрыться!
Тогда и капля упала вверх...
А вот теперь, как на грех, никому никуда выпадать не пришлось! Воробьенок с грехом пополам летал, теребя слабыми крыльями пыль у корней дерева, а капля глядела чуть свысока (она ведь упала - вверх) на то, как зонт раскрывается и закрывается, показывая всем (в том числе и себе) что есть мысли скрытые, а есть мысли открытые...
Скрытые мысли не совсем таковы, какими их можно видеть!
И уж тем более, что раскрытые мысли совершенно не таковы, какими видятся!
Поэтому, когда зонт сказал, обратившись словно бы к самому себе, но произнося слова достаточно громко:
- А вот что вы думаете о нашем соседе, коте? - следует иметь в виду, что вид у него был совершенно раскрытый, значит, в простых словах старого зонтика не было никакой задней мысли, напротив - там была только тень от зонта, накрывшая взъерошенную молодым воробьем пыль... Впрочем, о чем я? Все видели, как летние птицы принимают пылевые ванны!
Причем - капля как раз размышляла: не шлепнуться ли ей со своего свысока, да прямиком - в пыль?
Наверное, она собирался покатиться шариком...
Наверное, ей тоже хотелось - ерошить мягкую пыль, но она знала, что может ее только собрать: вот она и собиралась шлепнуться и покатиться, собирая своей кожицей... И вот здесь у воробьенка едва не заболели зубы! Произошло это при первом же упоминании кота, причем (как мне кажется) этому упоминанию было самое подходящее время.
А то ведь никак не упомнить того, кого мы еще и не видели!
Птица тотчас прекратила ерошить пыль и спросила:
- Вот я все слышу, кот да кот! - воскликнула птица и - поморщилась: именно тогда-то ей показалось, что у нее заболели зубы!
Но спросить о зубах она никого не могла: все ее собеседники были заняты; спросить она не могла, но могла бы подумать, что и сделала:
- Скажите, а у кота зубы есть? - подумала вслух птица, так никого и не спросив.
- Есть! - хором ответили капля и зонт.
- Он тебя обязательно попробует съесть! - добавил раскрытый зонт.
- А при чем тут зубы? - спросила вслух капля.
Зонтик подождал закрываться, дабы ответить открыто, поэтому - сразу заговорил о другом:
- Птица, тебе еще многое придется в этой жизни зубрить! - - сказал зонт, прямо-таки зубрясь по краям своего открытия: согласитесь, когда зонтик открыт, по его краям бодро топорщатся зубы; зонтик вдруг открыл для себя, что зубы - всегда при чем-то, или - при ком-то...
- А при чем тут съесть? - спросила вслух капля.
- А при том, что когда ты думаешь, что кота нет - он есть, а когда ты думаешь, что кот есть - его нет! - подумал про себя (закрываясь и раскрываясь, и при этом - зубрясь) зонтик, а вслух он подумал совсем о другом:
- Птица, мне тоже многое пришлось зазубривать! - вслух он подумал потому, что ему понравилось, как получилось у воробьенка: думаешь про себя, а слышать все, кому это интересно! - Так что там с зубастым котом? Кому интересен кот, которого сейчас - нет?
Воробьенок насторожился.
Впрочем, насторожилась и капля, которая все же немного снизошла из своего падения вверх и действительно - плашмя шлепнулась в пыль; капля шлепнулась, но - не растеклась мыслью по древу, а осталась внимательна... Поэтому зонтик решил прояснить заданный вопрос:
- Зубрить, зазубривать, пробовать на зуб - означает твердо знать, удостоверяться, причем так, чтобы от зубов отскакивало...
- Хорошо бы, чтоб сейчас от зубов не отскочил кот! - съехидничала капля. - А то как выскочит, как выпрыгнет, полетят клочки по закоулочкам!
Интересно, что у капли никто не спросил, видела ли она сама кота?
А и что, если не видела? Это ведь не значит, что кота нет!
Как и то, есть ли у воробьенка зубы: если их даже и нет, вовсе не значит, что они не могут болеть! Ведь речь идет не только о коте, но и о самом принципе жизни: есть ли ты то, что ты есть, кем выглядишь, и можешь ли ты сделать то, чего (как все считают) ты сделать не можешь? Поэтому у капли никто и не спросил, видела ли она когда-нибудь кота...
Спросишь - и тотчас (как от зубов) кот откуда-нибудь выскочит!
- Обязательно выскочит! - съехидничала капля, которая свысока (а как еще совершаются настоящие чудеса?) услышала эту мою мысль
- Обязательно выскочу! - подумал (но тоже - очень даже молча, дабы никто-никто его не расслышал) кот, о котором все-все уверенно думали, что его нет, а он наблюдал за происходящим из-за молчаливого (по его молчаливой просьбе) дерева, причем - с нарастающим интересом: его глаза начали (даже сейчас, при свете раннего вечера) фосфоресцировать (вестимо, что кот как раз и есть то, что он ест!)... Свет котовых глаз добавился к свету вечера (а то ведь я за хлопотами не упомянул, что был вечер, солнечные лучи падали наискось и скользили - мимо: поэтому капля не собиралась испаряться!
Капля поворочалась в пыли, собирая ее себе на кожицу...
Кот (никем не видимый) немного поворчал: о том, предположим, что никто не говорит о кошачьих усах, что они - котовые, а вот о китах - сколько угодно... Солнечные лучи падали наискось, котовые глазищи фосфоресцировали все ярче: действительно, могло бы показаться, кошачье ночное зрение прочесывало вечер - совсем как китовые усы прочесывают воду: кот явно собирался явить себя собеседникам во всей своей кошачьей красе...
Кот явно собирался представиться!
Только он никак не мог выбрать форму этого представления: он не мог ворочаться в пыли, как капля (облекаясь пылью), не мог ерошить пыль как воробьенок (делая ее мягче - для капли) и не мог раскрываться и закрываться, как зонт (все равно все-все его кошачьи мысли были вкрадчивыми); но как раз в эту минуту птица вспомнила о зубной боли (которая, как кот, то ли была, то ли нет), и - воробьенок чирикнул:
- А вообще: зачем мне зубы?
Кот молча (про себя) мурлыкнул. Молчаливое дерево (из-за которого подглядывал кот) заинтересовалось вопросом, причем - не удивительно, поскольку воробьенок (торопясь опередить, ведь даже эта как бы несуществующая боль могла бы стать сущей напастью) продолжил свой вопрос, заключив в него много большее, нежели видится из-за дерева подглядывающему коту...
Или, предположим, капле, которая (в принципе) могла бы принять любую форму и покатиться в любую сторону; или, предположим, зонту, который (без принципа, но - весь напоказ) всегда говорит то, что думает: вот, разве что, мысли и слова его имеют вид раскрытый или закрытый... Так вот, воробьенок прекратил нахлобучивать пыль и прямо сказал:
- А вообще: что такое зубы? И зачем они коту? И кто такой этот кот?
Кот чуть громче (то есть - почти про себя) мурлыкнул.
Молчаливое дерево (как раз повеяло ветерком) на кота слегка покосилось; и вот что подумалось мне, автору этой правдивой истории: а не самое ли время (наконец-то) описать этого невидимого кота... А потом еще и еще подумалось мне, автору этой правдивой истории, что не начать ли всю историю с самого начала, дабы можно было увидеть, как именно возникла тема зубов: болеть им или не болеть, есть ими или не есть?
А вот так все и началось: в пригороде волшебного города Санкт-Ленинграда, неподалеку от железнодорожной станции Бернгардовка росло дерево, причем - до-росло оно уже до нашего с вами раннего летнего вечера! Дерево - доросло, протянулось ветвями во все стороны света, поэтому и вечер был светлым, причем - самых разных цветов радуги: зеленым, синим, желтым и где-то даже красным...
Вот, например, кот - обычный, серый, бродяжный, не удержавшись, зевнул во все зубы: стала видны розово-красная пасть с острыми зубами; вот, например, воробьенок-подлетыш трепыхал крыльями, вздыбливая светло-серые пылинки; вот, например, упавшая вверх капля по-глядывала на все еще синее вечернее небо... Вот и зонт, например, был очень даже черного цвета! Так что цвета (иначе, стороны света) по-добрались на любой вкус!
А еще говорят, что на вкус и цвет товарища нет...
И вот здесь-то кот зевнул, показав свои острые зубы: тогда-то и у птицы ее зубы (которых, мы знаем, у нее не было) едва-едва не заболели... Вот тогда-то кот совсем-совсем собрался, чтобы из-за дерева выскочить! Вот тогда-то дерево, которое совсем-совсем не вмешивалось в происходящее, шевельнуло ветвями...
Вот тогда-то воробьенок то ли спросил, то ли вслух подумал:
- А кто есть кот?
- Кот есть тот, кто ест птиц, - немедленно отозвался зонт.
Уже не имело значения, открыт он или закрыт - ибо: зонт сказал правду!
- Зачем? - сказала птица.
- За тем, как попробует на зуб, иначе - зазубрит так, что и от зубов не отскочит...
Именно в этот миг глаза кота стали интересно фосфоресцировать...
Но дерево - шевельнулось, поэтому кот - промедлил, а по-том - и ему стало интересно: кто он есть? Это ведь был не тот кот, который всегда - есть или ест, а тот, который есть или ест только тогда, когда сам посчитает нужным... А при чем тут зубная боль, которой нет, да и вообще - быть не может у птицы? А при том, что суп с котом!
Причем - кот в этом супе то ли есть, то ли его - нет...
Ясно одно: за деревом кот точно - есть, но цепь самых разных неслучайных случайностей занимает его внимание, например: вот дерево возразило против его намерения съесть маленькую птицу, а вот и - еще: капля покатилась в пыли, собирая наше внимание, чувствуя наши взгляды на своей кожице... Вот зонтик, однажды раскрывшийся во всей красе, постоянно напоминает, что все не так просто! То есть:
Есть ли ты то, что ты ешь?
Или ты всегда - нечто большее?
Ясно одно: некоторые вещи даются всем, что называется, с молоком матери; еще более ясно еще одно: некоторые (даже очень ясные вещи) становятся ясны только в момент какого-либо решения, поскольку любое решение заключается в следующем: кто ты такой; более того - только потом это решение заключается в то, во что ты сам собой заключен, то есть в свое окружение...
Сможешь ли ты - раскрыться...
Сможешь ли ты - упасть вверх...
Есть ли ты то - что ты ешь...
А вот здесь зонтик приоткрыл секрет своей открытости - он сказал, закрываясь и завершая эту небольшую сказку:
- Вы удивляетесь, что у всех вышеперечисленных вопросов нет вопросительного знака?
Потом он помолчал, добавляя загадочности.
Потом он опять открылся и сказал:
- Этот вопросительный знак должен поставить каждый - сам по себе, причем - самостоятельно!
Сами понимаете, что птица действительно вот-вот разлетится поговорить с котом...
Сами понимаете, что это - другая сказка, которая еще только собирается быть.