Война

Алекс Доминик
…нет, ты спроси у сантехника, любит ли он это застрявшее в трубах дерьмо? У столяра спроси – нравятся ли ему сучки в досках или те неряхи, которые оставляют незатушенные сигареты на краю стола, из-за которых подпалины; музыкантам нравится ли тупая публика, не способная оценить синкопу?
Ну так же и мне не нравится война как таковая - лишения, дождь, пули, офицеры, сухие пайки. Враги, наконец.

Но! как сантехнику нравится его возможность с умным видом говорить – «Купи разъем на 64, и я поставлю его тебе за 500»; в доме, где биде стОит как его годовая зарплата;

Как столяру нравится стол два на четыре, который неудобен в использовании, но зато является предметом гордости и обеспечивает семью столяра на полгода безбедного существования;

Музыканту нравится вставлять в пьесу ноты, смысл которых простому слушателю непонятен, но делает жующего и пьющего в ресторане подопытным животным…

Так и мне нравится война, которую я ненавижу. Но это моя профессия, я пришел сюда добровольно, я несу автомат, гранаты и ответственность за безопасность своей страны или еще какую-то ответственность – хрен ее пойми, дали приказ, значит – несу.

В военных действиях, как и со сломанной ногой, есть свои плюсы и минусы. С одной стороны, ты не можешь самостоятельно выбрать майонез и оливки в супермаркете; с другой – тебе все приносят, жалеют и прощают. А вы когда-нибудь пробовали заниматься сексом со сломанным ребром? Двигаться самому не нужно, все делают за тебя и постоянно спрашивают – «а как еще ты хочешь? Быстрее, медленнее? Сверху? Сбоку?».

Сначала, как и в любом другом деле ты новичок, тобой все помыкают, заставляют таскать тяжелые вещи и делать грязную работу. Но ты терпишь, потому что знаешь – все закончится хорошо, а эти лишения и унижения закалят твой характер и ты будешь испытывать их еще не раз – во время военных действий, и это плата за то уважение, которое тебе будут оказывать односельчане.

То же самое уважение, как со сломанной ногой, но уже установленное законодательно, принадлежащее тебе по праву, выстраданное в прямом и переносном смысле этого слова.

Так что самое мелкое страдание во время подготовки к тяжкому ратному труду, если хочешь, можешь представлять себе в виде золотой монеты, падающей тебе в карман.

После тягот и лишений подготовки, когда ты не можешь выместить злобу, накопившуюся на своих начальников и старослужащих, начало военных действий в радость. Это можно сравнить с больным зубом – вот он у тебя болит, вот его у тебя вырывают, как бы мстя ему за эту боль. Но вот ты остаешься жить, пусть через унижения и боль; но зубу еще хуже – он, окровавленный, лишенный родного рта, валяется в стальной миске для плевания – жалкий, маленький, изъеденный кариесом.

Чем больше ты страдаешь – тем больше наслаждение наградой. Но не официальной наградой, в виде медали или дополнительного отпуска – а наградой моральной, то есть тем правом, которое ты себе получил как во время военных действий, так и во время мучительной подготовки, лишений, ночевок на открытом воздухе, комаров, тяжелых башмаков, смрада пропотевших маек (не одной майки, а многих!), затяжных лекций старших по званию представителей генштаба и многих других тягот жизни мужиками без баб на свежем воздухе.

По возвращению с театра военных действий мы всегда вечеринки устраиваем. И даже там, на передовой – приглашаем гражданских, девок, музыкантов, поваров японских, французских. Ведущий вечеринки если лох – получает от нас прямо в зале. Если король – то ждет от нас на заднем дворе. Знай, кто здесь герои.

Очередного мы встретили на заднем дворе после вечеринки и дали ему как следует. Втроем, не всей ротой. Мог бы отбиться, если крутой. Но он оказался не крутой, и мы его отметелили за милый мой. Знай, кто тут герои. Герои – это мы.

Мы – это те, кто отжимается на передовой. Кто пешком взбирается на холм. Залегает. Ждет танков. Сбивает каблуки спускаясь, жарится на солнце в полной выкладке и мерзнет в холода в дозоре и карауле.

Первая война мне не понравилась. Так себе была война. Кормили плохо, развлечений никаких. Долгие марш-броски. Врагов не видели практически, селения проходили наши, питались хлебом-солью-вином, два раза жарили случайно задавленных танком поросят.

Соответственно, наград мало, славы никакой, плата умеренная, из сувениров наши же гильзы и навык готовить самогон в полевых условиях.

Вторая война была… не сказать хуже, но как в игровых автоматах. Коротко, опять таки у нас; дошли слухи, что один взвод нарвался на наших же и всех положили. По пьянке зарезали в баре парнишку из нашего взвода, здорового, но тупого. Родителям его послали денег, хоронили красиво. Немного страшно; взводного укусил клещ, но спасли и отправили домой с полным пансионом и золотыми лычками. Спалили два поселка, несколько автомобилей отобрали, разобрали, деньги отправили домой на радость женам и просто девчонкам – у кого были. У кого не было – пропили.

Следующая война случилась – просто супер! Не у нас, делай что хочешь! Враги по горам, в лесах, а мы по поселкам и городишкам – напились, наелись, настрелялись! Были, конечно, и убитые, и раненые. Но привыкаешь. Зато удовольствие какое шмальнуть ракетой, потом автоматом, а потом ходить по поселку и собирать в сувениры бронзовые ножики, фигурки из красного дерева, веревки с узлами какими то хитромудрыми. Не продать, но приятно – доказательство, что был, убил, овладел. То есть признаки героизма на лицо.

Потом был отпуск дома, почти год. Чуть со скуки не подохли. Человека три подохли – со скуки давай чудить, ну, и перечудили малость. Один сам, двоих пацаны – пожалели потом, что натворили. Ну, как пожалели? Кто в их семьях остался, те пожалели. А нас психолог проверил – да, тяжелая психическая травма. Двоих с такой дрянью взяли, что штатскому пожизненное, а нам хоть бы хны – свои парни в форме, знают тяжелую долю служивого.

Утром кто в город на завод, кто на трактор, кто в правление - а ты к обеду в форменных штанах с накаченными в учебке мускулами во дворе с топором рубанул петуху (прости, мама, так и не научился навскидку петуха от курицы) голову, запек, проверил самогонку, батину тачку из сарая вывел, в город поехал, кино посмотрел, в баре посидел; не смог. Пьяный, что ли? Или они что в кашу добавляют? Или грибы, травушка, таблетки – где его ищи, кто продал, все на одно лицо. Под утро домой три часа из райцентра добирался. Остановили пару раз дядя Женя и Палыч – с героя спрос не велик, сравнили размер медалей, хлопнули памятную не чокаясь – и в койку, до следующего обеда или призыва.

Следующая война.
Что сказать? Неделю по сопкам. Или холмам, или дюнам, но задолбались вверх-вниз. Потом стреляли по точке 2-14, артиллерия подоспела, вышли на 4-12, обстреляли что-то. Пришел представитель Генштаба, сказал, чтобы к месту обстрела не ходили. Перекинули на 20 километров к востоку, окопались, прождали три дня. На третий день приехала бригада артистов, местные баранов жарили, на сопелках грустных играли, плясали. Девки у них строгие, с братьями ихними двое наших пошумели.
В общем, за троих наших мы два села вырезали нахрен. С мужиков начали, но когда дети-женщины стали с калашами выбегать, то взялись по серьезному и выжгли все к чертовой матери.

Приехал представитель местного самоуправления, флагом махал, непонятно говорил, хлебом-пойлом к миру призывал. Мы с похмелья ничего не поняли, но остались в лагере и двое суток сувениры разбирали. В поселок не пошли. А потом что-то шарахнуло в лесу, пожар, крики, стрельба, все мечутся, капитан в нижнем белье с какой то бабой полуголой орет: «В ружье! Собраться у штаба!». Ротный правильную тактику выбрал – отошли за опушку и часа полтора слушали взрывы и стрельбу. Когда все стихло, разбудили, кто заснул и пошли туда. Автоматы на взводе, гранаты в руках. Потихоньку. По рации сказали, что наши вроде отошли, а там, где мы залегли, наших не осталось. Соответственно, стреляли на звук, гранаты метали, прислушивались – пробились без ответного огня к поселку и забросали его нахрен из гранатометов.

Как выяснилось, напрасно, там врагов никаких не было, но война есть война, всякие штуки бывают и наших по горячке вырезают повзводно – отделению прописали медали и ордена, за некорректную постановку задания писаря в штрафбат закатали, президент с президентом перетерли по пацански и снова нам до дому, с почетом, пайком и регалиями.

Молодец наш капитан! В Совет прошел, правильно говорил, пенсию, квартиры, тачки – все выбил. Даже билеты на самолет бОшку лечить ежегодно.

У меня батя тоже вояка был. Но его сначала ранили, а потом привалили. Мать хату получила, пенсию – на то и жили. Да, трудно в стране. Соседские гражданские с хлеба-картошки на воду, все во имя демократии.

А я вам так скажу: в жопу это все прозябание! Образование, учебники, учителя. В жопу заведения учебные, вплоть до университетов престижных. В жопу мерчандайзеров, презентаторов, имиджмейкеров, прочую ботву. Были всегда, есть и будут герои. И я, бля, тоже герой. Вам до пенсии лет двадцать, а я уже огонь и воду прошел, лишения терпел, кровью заработал право – и теперь терпи меня, страна родная, если я что тут случайно бампером зацеплю.

Дело в следующем: выбирай, как жить – или ты серенько на работу ходишь, на тракторе, на почте, в телевизоре, в забое; а если же ты настоящий, живой, резкий, особенный-безбашенный и круче всех – то это тебе к нам, героям. И не важно, где у тебя театр жестких действий, на огневой высоте или при ограблении, самое важное, что ты парень рисковый, и для счастья своих близких, потомков и самого себя готов в огонь, воду и медные трубы – наш ты человек!

И, мля, слава героям!