Хороший сын

Алекс Мильштейн
Могила Ювеналия Федоровича Родомыслова соседствует с могилой тестя. Обычная, ничем не примечательная могила – памятник и цветочница из черного мрамора, металлическая оградка, лавочка, цветы…  Мы за сезон шесть-семь раз приезжаем на кладбище – памятные даты и просто прибраться. За могилой Родомыслова следят хуже – в июле-августе она изрядно зарастает, но в конце сезона траву и прочую нежелательную растительность все-таки выпалывают.

Почему столько внимания Родомыслову? Во-первых, уж больно имечко  неординарное, да и фамилия не без претензии. Во-вторых, учился когда-то со мной в школе один упитанный паренек с хитрецой в глазах, носивший такую же фамилию. Был он на год-два младше, и мы практически не знались – так, не более чем «здорово – привет». С учетом скромных размеров нашего городка и редкостной фамилии надо полагать, что паренек приходился сыном Ювеналию Федоровичу.

И вот, в начале сентября приезжаем на кладбище. У могилы Родомыслова копошится старушка. Поздоровались.
– Запустила совсем могилку, – виновато посетовала она.
– Не переживайте – чтобы сдерживать  эту неистребимую траву, сюда надо каждую неделю приезжать, – попыталась успокоить ее Таня. 
–  Ой, нет-нет, каждую неделю  тяжело – мне как-никак семьдесят восемь лет! – запричитала старушка. – И дорога длинная – ведь из Москвы приходится добираться.

– Простите, а разве вы не местная? – спросил  я.
– Была когда-то, но уже лет шесть как перебралась в Москву – сын настоял.
– Как, кстати, поживает ваш сын? 
– Вы знаете моего Витеньку! – радостно воскликнула старушка.
– Немного знавал – учились в одной школе. Давно это, правда, было.

Глаза старушки загорелись. Она присела на скамеечку и начала воодушевленно рассказывать, какой у нее хороший сын. Как он с серебряной медалью окончил школу, поступил в престижный вуз, а потом с красным дипломом по распределению попал в закрытый НИИ. Как вскоре женился, как родилась дочка,  как через пару лет получил квартиру в новом доме рядом с метро…

Мне надоело слушать, и я прервал поток ее нескончаемых восхвалений:
– А супруг ваш что-то рановато умер? Шестьдесят один год – это, в общем-то, не возраст!
Старушка вздохнула:
– Егорка Гайдар со своими реформами виноват!

– Что так?
– Когда настали эти шальные времена, НИИ, где работал Витенька, захирел. Вот и решил он создать кооператив по художественной ковке металлов. Я вам скажу, мальчик еще с детства увлекался чеканкой – такие замечательные панно молоточком выстукивал. Но для серьезного бизнеса, сами понимаете, нужно оборудование – пресс, молот, гибочная машина, еще что-то. Я в этом, простите, не разбираюсь, знаю только – оборудование очень дорогое. Так вот, Витенька взял в аренду помещение для мастерской,  купил оборудование, нанял двух работников, и дело пошло – появились заказчики, ну и деньги, конечно, тоже…

– Постойте, какое все-таки отношение имеет Гайдар к смерти вашего мужа? – перебил я старушку, пытаясь направить разговор в нужное русло.
– Самое прямое! – заявила она. – Кто цены взвинтил – Егорка! Да чтобы  Витенька смог купить оборудование, Ювику пришлось продать гараж и машину. А он без них жизни не представлял – дневать и ночевать готов был в этом треклятом гараже! Как выходной – бегом туда. А там дружки, там собутыльники…

– Ну, продал – от этого, однако,  не умирают! Жалко, конечно, но ведь для дела продал, чтобы сыну помочь.
– Так дело-то накрылось!.. – горестно вздохнула старушка.

– Почему?
– Разорили мастерскую изверги! Пришло как-то уведомление, что сменился владелец арендуемой площади и надо освобождать помещение. А Витенька как раз собрался отдыхать на юг – уже и путевки были куплены. Вот он и говорит Ювику, давай, отец, урегулируй этот вопрос. Ювик в Москву к новым хозяевам. Те ни в какую – договор аренды не продлим, у нас, дескать, свои планы на это помещение. Мало того, все оборудование разобрали и свезли в утиль. Ювик и туда и сюда, и в милицию и в прокуратуру – но у сильного  всегда  слабый виноват! Не выдержало у него сердце от этих треволнений – умер от инфаркта.  Витенька так сильно горевал, когда вернулся…

Я собрался было утешить ее: сказать, всякое, мол, в жизни случается, что теперь поделаешь, хотя про себя отметил – Витеньке следовало бы самому вовремя решать вопрос с арендой, а не взваливать на отца, однако старушка, всхлипывая, опередила:
– И как не горевать – ведь такие деньги были вложены в мастерскую!
– Вон оно как, а я-то думал, по отцу  горевал! – вырвалось у меня.
– По отцу, конечно, тоже горевал, но слезами, сами знаете, горю не поможешь, и назад человека, если господь забрал, уже не вернешь, – закивала старушка и после небольшой паузы продолжила: – Вот и  езжу сюда, пока силы есть. Благо еще, на памятник и обустройство могилы денег сумела наскрести…

– А  разве  сын не помогал памятник ставить?
– Нет, у Витеньки тогда денег не было – он, как мастерской лишился, больше года не мог определиться с новой работой, но потом хорошо устроился – в одну крупную фирму.

– А как в Москву попали – сын, что ли, забрал? – поинтересовался я.
– В общем-то, да. У меня здесь была трехкомнатная квартира. Витенька предложил продать ее, ну я и согласилась.

– И как в Москве живется? Невестка не обижает?
– Что вы – мы с ней почти не видимся!
– Интересно, почему?

– Так я живу отдельно. Витенька  тогда очень удачную операцию провел: вместе с моей квартирой продал свою двушку, на вырученные деньги купил себе трешку, а мне комнату в двушке поблизости. Просторную комнату, светлую…

Мы с Таней  переглянулись, а старушка,  не замечая нашего недоумения, продолжала:
– На однокомнатную квартиру денег не хватило. Витенька говорит, цены на жилье в столице гораздо выше, чем в Подмосковье. И еще он говорит, что мне, как ветерану труда, должны предоставить отдельную квартиру. Я сразу встала на очередь, но она так медленно идет. Не знаю, успею ли получить, а успеть надо: Витенька сразу Светочку туда пропишет, чтобы ей досталась жилплощадь. Светочка – это моя внучка… А сосед у меня  добрый, отзывчивый,  непьющий. Да с ним и веселее – знакомые и подруги  все здесь остались. Перезваниваемся, конечно, по телефону, но редко – межгород нынче дорогой. С соседом же мы иногда вечерами чай пьем, болтаем о том, о сем. Он с женой развелся и, как порядочный человек, квартиру ей оставил. Я не перестаю удивляться, как можно было развестись с таким мужем – не пьет, не курит, спокойный, уравновешенный…

Старушка говорила и никак не могла выговориться – чувствовалось, что она испытывает большой дефицит общения. Наконец, она вновь вернулась к исходной теме и подытожила: 
–  В общем,  жить можно. Оно даже и лучше, что не вместе с Витенькой. Вы же знаете, две женщины на одной кухне – это плохо. Тяжело только на кладбище ездить и порядок на могилке наводить. Уже оградка ржавеет и памятник сзади замшевел – красить и чистить надо… Я, было, собралась в прошлом году, да споткнулась о цветочницу, упала, ногу расшибла. Вот гематома, смотрите, какая – до сих пор не проходит…

– Всем этим, между прочим, ваш сынок должен заниматься, а не вы – сказал я тоном, недвусмысленно дающим понять, что критически отношусь к его поведению.
– Что вы, Витеньке некогда! – вступилась за сына старушка. – Но он молодец, когда на дачу едет, всегда довозит меня до кладбища – а это приличный крюк.

– Так у него и дача здесь поблизости? – спросил я и еще раз недоуменно переглянулся с Таней.
– Да, не доезжая города, в пяти километрах от шоссе. Участок в восемь соток еще Ювик успел получить. витенька  одно время хотел продать землю, особенно когда занимался квартирным вопросом и нужны были деньги, но передумал – теперь дом строит. А места там красивые – озеро рядом, лес виднеется, кругом просторно. Сейчас, правда, Витенька говорит, повсюду дач понатыкали – наверно, хуже стало. Точно не могу сказать – я как в  Москву переехала, ни разу туда больше не выбиралась…

Мы закончили свои дела, попрощались со старушкой и двинули дальше – к могиле моих родителей. Примерно через полчаса, выезжая из кладбищенских ворот, увидели нашу старушку, ковылявшую по пыльной ухабистой дороге к автобусной остановке – это не меньше километра. Остановился и предложил подвезти – не до автобуса, а к железнодорожному вокзалу, прямо к электричке. Она несказанно обрадовалась и благодарила во время всей поездки. 

Вскоре рядом с могилой Родомыслова появился могильный холмик с инвентарной табличкой. Он чуть высится до сих пор, заросший снытью, репейником, крапивой – хороший сын за несколько прошедших лет не удосужился выбить имя-отчество и годы жизни матери на отцовском памятнике, не  говоря уже про то, чтобы поставить новый.