Владимир Голдин
Глава вторая. Литературная группа «На смену»
Газета «На смену!» начала свое существование в Екатеринбурге, но в годы гражданской войны, во время отступления под напором войск Колчака, газету эвакуировали в Пермь, и там она издавалась до 1923 года.
С возвращением в родной город редакция уверенно включилась в развитие литературного процесса на Урале, представив поэтам и прозаикам страницы газеты. Редакция так увлеклась этим делом, что в летние месяцы 23 года в июле и августе литературная страничка была в каждом номере, правда и газета выходила в тот год один раз в неделю. Молодежь правильно поняла начинание редакции.
Письма со стихами и рассказами прямо завалили редакцию. Формализма в работе в то время было мало, и непосредственная связь с корреспондентами осуществлялась также через газету. На последней странице в верхнем правом углу существовал так называемый «почтовый ящик», в котором помещались ответы юнкорам с краткими объяснениями, почему не попал в номер материал, или какие меры приняты по его заметке, делалась краткая рецензия стихам: стихи очень плохие, надо учиться, или попробуй еще раз и т. д.
Большевистская партия крепко держала в своих руках политическую власть, хотя в экономике хозяйствовал НЭП.
Политическое руководство страны стремилось в борьбе с нэпманами в большей степени воздействовать на молодежь, которая везде и во все времена тянулась ко всему новому на всех направлениях жизни, иногда не давая отчета своим поступкам.
Люди, родившиеся в 1900-1910 годах, стали через десятилетие основной опорой партии, поколением победившего социализма. Любые молодежные выверты, идущие в разрез со свергнутым строем, приветствовались и широко освещались в прессе. Как сейчас серьезно можно воспринять такой факт: «В Перми на пленуме Губкома, при торжественной обстановке, был «октябрен» (нечто вроде крещения) новорожденный сын секретаря 2 райкома РКСМ т. Пожильцева. Мальчик был назван Октябрином и принят в члены РКСМ, даже имеет уже членский билет.
Недалеко, видно, то время, когда первым словом новорожденного будет «комсомол».
Что это? Шутка? Нет. Это первые шаги большевистской партии по обработке не окрепших умов, создание среды обитания и воспитания нового поколения, которое в недалеком будущем взвалит на свои плечи всю тяжесть пятилеток, колхозов и с энтузиазмом будет одобрять все последующие политические процессы и репрессии 30-х годов.
Еще один пример. Это не для забавы, а для понимания политической среды того времени, в которой формировались будущие писатели. Всем известно, что дети в те годы отказывались от родителей, но не только, они меняли фамилии, то есть полностью отказывались от своего индивидуального происхождения и как бы приобретали окончательно общественный характер.
Газета «На смену!» доводила до всеобщего комсомольского сведения, что «Мы комсомольцы 2 Екатеринбургского района, переменили свои фамилии и сдали их в архив старого быта: отныне мы называемся:
Сысков – Красноуральский,
Горбунов – Кимский,
Васильев – Флотошевский,
Морозов – Памятоленский,
Хлопушевкая – Комсомольская Октябрина.
Разве люди воспитанные в дореволюционное время могли сменить свою фамилию в угоду политического явления? Конечно, нет! Разве люди воспитанные на принципах уважения личности могли донести на соседа? Конечно, нет! Нужно ли было творчество дореволюционных писателей и поэтов советской власти? Они были обречены на вытеснение из жизни сложившейся исторической ситуацией.
Но вернемся к истокам зарождения советской литературы на Урале. Именно советской, поскольку какой-либо другой возникнуть здесь уже не могло.
Ярчайшим литературным событием второй половины двадцатых годов в г. Свердловске (с 1925г.), была группа поэтов при газете «На смену!». Она возникла стихийно, сформировалась из «узорщиков слова», занимавшихся этим ремеслом еще в первое пятилетие двадцатых годов. Так об этом событии вспоминал некто «В. М.» в статье «Литературный Урал» в газете «Уральский рабочий»: «В половине 1925 года в Свердловск приехали тт. Л. Авербах и В. Ермилов. Авербах прочитал 2 доклада: «О Борисе Савинкове» и «Литературные итоги текущего года».
И вот мы уже частые гости Авербаха и Ермилова, и вот уже оживленные разговоры о литературных делах, об организации литературных кружков, о творческой работе.
Авербах внял нашему голосу и обещал помочь в организации некоей ассоциации пролетарских писателей.
Так было создано в комклубе при участии его и Ермилова первое организационное собрание ассоциации пролетарских писателей.
Почему-то дальше первого собрания дело не пошло.
Но зато мы (сами молодые ребята – поэты, как тимуровцы, объединились в литературную группу, – без санкций и решений областного комитета партии – В. Г.) сумели организовать при рабфаке литгруппу. Василий Молчанов придумал ей название «Словострой». В момент организации «Словостроя» в городе издавались журналы «Студент-рабочий», «Рабочий журнал», «Товарищ Терентий».
Вокруг «Товарища Терентия» были объединены первые уральские писатели. На смену им пришли В. Молчанов, Аркадий Мельшаков, а затем С. Васильев, Е. Медякова, А. Исетский, Е. Петров, В. Тарбеев, А. Матусевич и другие». Вот этот молодняк сумел объединить в литгруппу работник редакции газеты «На смену» П. Стародумов».
16 декабря 1925 года считается днем создания этой литгруппы.
Но придется вернуться назад. Развитие литературного процесса в советское время жестко связано с политикой, а без учета этого фактора ничего невозможно будет понять.
Руководство РКП (б) в 1922году, как ненужный для новой России балласт, десантировало всю философскую и литературную элиту страны за рубеж, в Европу, чем и помогли ряду европейских государств в развитии своих национальных культур. В России образовался вакуум, который необходимо было чем-то заполнить, но ни чем-то, а заполнить своей классовой, верной партии, литературой.
Поэтому в 1924 году была образована Всесоюзная ассоциация пролетарских писателей (ВАПП).
В январе 1925 года была создана Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП), а 18 июня 1925 года вышла резолюция ЦК РКП (б) «О политике партии в области художественной литературы».
После резолюции ЦК, обкомы РКП (б) сразу же обратили внимание на развитие пролетарской литературы в своих областях и округах. Товарищ «П», на статью которого я уже ссылался в первой главе, заявил: «У нас на Урале не было даже какой-либо организации, объединяющей хотя бы литературные силы, которые уже до некоторой степени выявили себя и сгруппировались около местных журналов и газет.
Смешно сказать, но надо сказать, что на всесоюзный съезд пролетарских писателей от лица Урала, от центра Урала Свердловска не поехал не один представитель».
Почему не поехал? Что разве не достоин был поехать Василий Макаров, Павел Стародумов или В. Тарбеев-Комсомольский. Могли. Но в обкоме их не знали, а если знали, то не доверяли. Кто они такие? А вдруг подведут. В этом деле нужен человек для партии надежный проверенный, да и то надо десять раз подумать, так как ответственность ложится на того, кто принял решение поддержать кандидатуру.
В том далеком январе была сделана очередная попытка, как всегда первая, создания новой ассоциации уральских поэтов и писателей на этот раз не оторванной от рабочей массы.
Казалось, после этого дело организации сдвинулось от точки отсчета, даже появились конкретные дела, вместо журнала «Товарищ Терентий», стал выходить новый журнал при газете «Уральский рабочий» - «Уральская новь».
Но объединять в то время было нечего. Даже группа «На смену» стихийно создалась в конце 1925 года, организационно оформилась в феврале 1926 года, когда избрали председателем правления П. Стародумова, заместителем председателя Н. Харитонова, секретарем В. Макарова.
В марте 1926 года в Свердловске была создана инициативная группа (вот когда объявилась руководящая роль партии – В. Г.) по организации Уральской ассоциации пролетарских писателей (УралАПП). В состав ее вошли: В. Ермилов – редактор газеты «На смену!», В. Митницкий – заместитель редактора «Уральская новь», Поликашин – журнал «Колос», Ф. Михайлов – ред. «Крестьянской газеты», П. Стародумов – председатель правления литгруппы «На смену», В. Филов – ред. «Уральского рабочего», Е. Цехер – зам. ред. «Уральского рабочего», А. Шубин – ред. журнала «Колос».
Наконец, на 4 апреля было назначено организационное собрание. Поэт Василий Макаров опубликовал по этому случаю стихотворение «Единым фронтом»:
«Сегодня мы
Гранитным, крепким строем,
Единым строем движемся вперед!
Сегодня в нас –
В словесном, жарком бое
Палящим югом север зацветет.
П. Стародумов так описывает это событие: «Дверь непрерывно хлопает, пропуская торопливые фигуры. Масса заполнила стулья, окна, продольной горкой стиснулась в дверях и проходах». Как все четко представлено, особенно «продольной горкой» в этом громадный интерес к событию, ожидание и недоверие, опять провал – что-то будет?
В творческой части собрания читают свои стихи члены литгруппы «На смену». Выступило 13 поэтов и 2 прозаика: Шептаев и Стародумов.
Это собрание избрало правление в составе тт. Филов, Михайлов, Мытницкий, Иванов, Харитонов, Макаров и Стародумов, сделало сдвиг в оформлении литературного движения на Урале.
Были приветственные телеграммы из городов: Чусового, Перми, Лысьвы, от редакции журнала «Уральская новь», который через два номера после этого события закрыли.
Литературная группа «На смену» растет, появляются новые имена: Копылов, Петренко, Реут, Кунгурцев. Занимаются критикой. Васильев критикует Макарова, Исетский – Васильева.
К годовщине литературной группы «На смену» в газете «Уральский рабочий» Яков Гринвальд опубликовал большой очерк, посвященный шести наиболее продвинутым поэтам.
«В. Макаров (годы жизни 1905-1937), - писал Я. Гринвальд, - самый яркий представитель группы. Он наиболее оформился. Наиболее зрелый из всех наших молодых поэтов. Макаров, так сказать, признанная величина группы. Его читают, любят, к сожалению, часто захваливают и сплошь и рядом с ним нянчатся». Поэт есть поэт и у каждого из них были, есть и будут свои причуды, с этим надо считаться. Партия пока не определила своего отношения к «богеме», она еще терпит, и видите, даже нянчится, но скоро партия определит свою позицию к «богеме» и тогда..., но об этом чуть позже.
«И, увы, - продолжает очеркист, - нянчится с Макаровым необходимо. Тонкий искренний лирик, он очень порывист, крайне впечатлителен и поэтому не устойчив в своих направлениях, в душевных переживаниях. Слабохарактерный, безвольный парень, он часто попадает под чужое, и как всегда в таких случаях дурное влияние, пугая своих друзей тем душевным разладом, который оставляет в его поэтической и юной душе грубое прикосновение пьяного угара и кабака, куда часто тянут за собой Макарова его дурные, случайные товарищи.
Сам по себе Макаров вне зависимости от наносных и чуждых настроений бодрый и радостный комсомольский поэт.
Надо знать в жизни скромного, краснеющего Макарова, чтобы понять, как все это не вяжется с ним, какой нелепой и напускной кажется эта хулиганская удаль, как смешно выглядит сам Макаров в фальшивой маске этого резвого хулиганчика».
Человеку свойственна смена настроения то он радостный, то грустный, то задумчивый, то открыто говорливый, то замкнутый, общительный это как в природе: весна, лето, осень, зима. Попробуйте убрать это, и насколько жизнь станет неинтересной, однообразной.
Но партия, которая нащупывала в эти 20-е годы политику пятилеток, колхозов и усиления классовой борьбы, нужны были люди одной политической ориентации с постоянно радостным настроением, чтобы они не могли не о чем другом думать. Поэтому для нее был не угоден со своим творчеством Есенин, и все, что с ним было связано, получило имя – есенинщина. Есенинщина в те годы была формой протеста против политики партии в области искусства. Это целое направление в творческой жизни страны опасное для ЦК большевиков. Есенинщина выдумка партии, как троцкизм. Поэтому большевистская партия вела последовательную жесткую борьбу против «есенинщины» так же, как против троцкизма, на протяжении многих лет.
Ей, партии большевиков, нужны были Маяковский и Дунаевский, бодрые и не умолкающие, но человеку, мне, вам, тоже нужны Маяковский и Дунаевский, но не каждый день. Человек, находящийся в одном состоянии духа, быстро срывается со смеха в истерику. Так и Маяковский с Дунаевским закончили свою жизнь не обычным путем, как большинство людей живущих на земле. Развалилась и партия большевиков и государство ею созданное, как только народ устал от искусственно созданного бесконечного энтузиазма и бодрости.
Поняв это, можно понять всю литературную критику тех лет, а за ней и судьбу поэтов Макарова, Васильева, Тарбеева, Шипулина, Ручьева, Троицкого всех литераторов и литературы не только Урала, но и всего Советского Союза.
Все это началось со второй половины двадцатых годов двадцатого столетия.
Но вернемся к литературной группе «На смену». Вторым по значимости поэтом в группе Я. Гринвальд назвал А. Исетского, который начал свой путь поэта с радостных и бодрых стихов, но, как и Макаров и другие попал под влияние Есенина, что, по мнению рецензента, в настоящее время основной мотив творчества Исетского – «бодрость и радость».
Почему мы так подробно останавливаемся на очерке Я. Гринвальда? Потому, что это первый критический обзор произведений поэтов стихийно без указаний сверху сложившейся группы. Первая ласточка погоды не делает, но сигнализирует, на первого начинают равняться другие, а отсюда незаметно начинает складываться традиция литературной критики.
Еще хотелось бы обратить внимание на творчество двух поэтов этой группы отмеченных в очерке: Шипулина и Васильева.
Валериан Шипулин, как отмечают все его современники, занимал в литературной группе «На смену» особое место, всегда сторонился общего настроения царствовавшего в группе. «Он имеет, - пишет Я. Гринвальд, - в своем архиве солидные формальные достижения. Он хорошо владеет стихом, он всегда неустанно бьется над формой, кропотливо усваивает все образы поэтической речи. Но, к сожалению, Шипулин, вращающийся видимо в обывательской среде, чужд ритму и темпу наших радостных дней. Корнями своего творчества он весь еще в прошлом».
Действительно в стихах В. Шипулина заводы не гремят, молотки не стучат:
«Шумят грачи на старых липах,
Добрее солнце месит грязь,
И речки тысячью улыбок
По луговинам пролились».
Поэтому судьба поэта была решена быстро самими участниками группы. В июле 1927 года А. Исетский в докладе, посвященном, полуторагодовалому годовалому юбилею группы отметил: «Идя твердо в своей работе и творчестве по пути художественной идеологической программы ВАПП, группа решительно пресекла, намечавшийся было «шипулинский» уклон, исключив идеолога богемы В. Шипулина из группы».
Другой современник К. Боголюбовов, писал: «Существовали у «На смену» и недруги, правда, не настолько сильные, сколько злобные, но бороться с ними приходилось. Наиболее активным из них был Валериан Шипулин, бледный, болезненного вида юноша, всегда хорошо, даже щеголевато одетый, он всем своим поведением подчеркивал разницу между собой и «пролетарскими», как он называл насменовцев.
Этот не пропускал ни одного нашего собрания, обязательно брал слово, бросал ядовитые реплики – вообще мешал. Обвинял он нас в невежестве и бескультурье. Мы его критиковали за формалистические трюки и гнилые настроения. Пытался он организовать «новый передел», но из этого ничего не вышло – «передельцев» не оказалось. Писал Шипулин стихи, формально вполне грамотно, но оторванные от жизни, писал и повесть явно с антисоветским душком. В конце 20-х годов он перестал посещать занятия литгруппы, то ли уехал из города, то ли пришел к заключению, что продолжать свои критические выпады бесполезно».
Что по этому поводу можно сказать? Первое. Здесь прямо просматривается политика классовой неприязни авторов. Поэт имеет «солидные формальные достижения», «хорошо владеет стихом», «стихи писал формально грамотно», - но не наш, исключили.
Второе. В воспоминаниях Боголюбова сквозит пренебрежение к человеку, личности, - «щеголеватый», может просто аккуратный, внимательно относящийся к своей одежде. Наговор, пытался создать «новый передел», да его бы тогда в прессе заклеймили, но этого в прессе нет. Написал повесть «явно с антисоветским душком» – слово «явно» говорит о том, что Боголюбов не читал этой повести и не видел ее, но подозревает человека.
Пренебрежение к личности было ярким пятном в политике коммунистов. Боголюбов был ярым ее последователем. Это пишется не в осуждение Боголюбова, а для понимания среды, путей ее становления, для знания, которое, может быть предотвратит повторение ошибок в будущем. Методы оговора творческой личности, царившие в советском обществе, зарождались так же в 20-е годы, но их рассмотрим в последующих главах.
Сергей Васильев, был популярным поэтом Урала в 20-е годы. Его творчество развивалось не только как дар природы – талант, – но и под влиянием политической ситуации того времени, он стал жертвой той политики и исчез из памяти людей настолько прочно, что невозможно уточнить даже годы его жизни. Его имя, как Шипулина, и многих других не упомянуто в биографических справочниках писателей Урала. Он потерялся даже среди своих однофамильцев. Вспомните знаменитого Павла Васильева из Барнаула, Сергея Васильева, который родился в Кургане, но всю свою жизнь провел в Москве. Первое восприятие имени Сергея Васильева ассоциируется с тем московским, но это не так.
«Васильев благодаря своей поэтической и фактической молодости, - пишет Я. Гринвальд, - самый жизнерадостный поэт в организации, ему никогда не были свойственны и не свойственны сейчас упадочные настроения. Он поет о весне, о молодости и жизнь для него звонка, как завод, в грохоте лязге которого растет и сам поэт и строится светлое человеческое будущее».
Его песни посвящены комсомолу и «комсомольской радости». «Невзрачный, маленький комсомолец… видит жизнь такой, как она есть, видит, понимает и восхищается безмерно:
«У комсомольца много дней,
Как солнце майское пригожих.
Вот только их понять сумей
Их радость на свою помножить!»
Их то хорошо понимает поэт Васильев и это понимание не дает впадать ему в панику от жестких гримас жизни».
Таким запечатлел для нас Я. Гринвальд поэта Сергея Васильева, особенно хороши его слова, что поэт не впадает «в панику от жестоких гримас жизни».
А. Исетский так характеризовал Сергея Васильева: «По произведениям видно, что он работает сосредоточенно и углубленно. Темы его всегда продуманы.
Главная его тема о женщине в быту, в производстве. Он своеобразно организует психику читателя».
О Сергее Васильеве до 1930 года во многих газетах раскиданы благожелательные отзывы. В 1927 году, после отъезда Стародумова, он выдвигается на роль лидера группы «На смену». Павел Скородумов уехал в Москву, в редакцию газеты «Правда», где он работал раньше. Он скончался в марте 1928 года, от «горловой чахотка», в возрасте 23 лет.
Хочется вспомнить стихотворение С. Васильева «Перед грозой»:
«Была жара
И душный день
Клонился тихо к ночи
И вдруг гроза…
Упала тень,
И в небе гром грохочет
И туч лохматая толпа
Последний свет теснила:
Гроза не может уступать
И убежать не в силах».
Но такие лирические стихи стране Советов уже были не нужны.
В конце 20-х годов ЦК партии полностью определил основные направления внутренней и внешней политики развития государства. Начала складываться история нового государства. Страну охватил строительный бум, города меняли свои облик прямо на глазах, возводилось жилье, фабрики и заводы, но одновременно усилилась идеологическая обработка населения. Статьи, лозунги, фотографии в газетах, начиная с 1927 года, нагнетали военную и классовую истерию.
В «Уральском рабочем» был специальный уголок «Наш ответ твердолобым. Построим самолет «Уральский рабочий», в котором постоянно печатались объявления типа: «Некто т. Морозов по вызову некоего т. Новикова сообщал, что он сдал в фонд строительства самолета 10 рублей и призывает еще 10 человек, (называются фамилии), внести каждому по 5 рублей. Детсад №6 вносит 5 рублей и призывает другие детсады к тому же». Почти в каждом номере фотографии стрелков.
Стреляют со всех видов оружия. Такое впечатление, что все ушли в ДОСААФ. Куда денешься, если т. Сталин пишет статью «Заметки на современную тему». О чем? Конечно, об угрозе войны. Литератор И. Келлер тут же подхватывает идею вождя и печатает свою статью «Мобилизация литературы. Пролетписатели и оборона страны».
«Сейчас мы проводим, - писал И. Келлер, - неделю обороны. Создавшаяся опасность новой войны, нового нападения на СССР, заставляет напряженнее готовиться к отпору. И в этой подготовке литература должна сыграть немаловажную роль.
Можно ли надеяться, что задание пролетарской литературой будет выполнено? – Конечно, да.
Но параллельно должна идти и другая работа – углубление классовой борьбы».
А на первой странице газеты крупным шрифтом: «Шире развернуть классовую борьбу во всем мире!».
Нагнетался всеобщий психоз. Поэтам и прозаикам прямо со страниц газет навязывались темы творчества. А если кто-то не хотел этого понимать? То для кого это хуже?..
А как мастерски нагнетал психоз, известный уже нам Яков Гринвальд в статье «Революционный держите шаг», опубликованной в субботнем номере в двадцать третий день весеннего апрельского месяца, двадцать седьмого года.
«Не будем говорить о переводной литературе, не будем говорить даже об «есенинщине», возьмите порнографические, калинниковские «Мощи», сгущенную, пессимистическую «Луну справой стороны» – Малашкина, аполитичные, далекие от темы «Белые ночи» Лидина, злобствующий памфлет – «Роковые яйца» – Булгакова и т. д. и с ужасом обнаружите в современной советской литературе и мистицизм, и эротику, и ликвидаторство и паникерство, основанные на непонимании темпа и пропорций общественных отношений данного момента, обнаружите глубочайшие корни упадничества прочно свившего себе гнездо на страницах наших книг и стихов».
Длинно. Что поделаешь! Чтобы понять судьбу поэтов стоит в этом покопаться. А сколько их поэтов и литераторов пропало?
Но вернемся к статье. Разве Гринвальд испугался и запаниковал? Да и стоило ли поднимать шум ради Булгакова, Лидина, Малашкина, на то они и писатели, чтобы писать.
На то и литературная критика, чтобы критиковать. Кричать, - «Караул!», - нужно было бы в том случае, если бы действительно русская литература в 1927 году была уже на 100% большевистской, она бы оторвалась от реальности своего времени, чего с ней никогда, слава Богу, не было.
Может быть, испугалось и впало в панику ЦК партии большевиков, прочитав следующую фразу из статьи Я. Гринвальда: «Все это есть, несомненно, результаты реакции в литературе, спелые плоды частичных побед буржуазии, мещанства и обывательщины, прорвавших литературный фронт, разлагающих своими настроениями ряды советских писателей и через них многочисленные полки советских читателей».
И еще чуть-чуть, что бы «дезорганизовать и расстроить наши бодрые и стойкие ряды». Какой военный лексикон: фронт, полки, прорыв, не хватает только одного слова,– окружают!
Так испугалось ли ЦК партии после статьи Гринвальда? Конечно, нет. Да и сам Гринвальд спокойно уснул, предварительно пересчитав гонорар за опубликованную статью.
ЦК был нужен прецедент для организации очередного психо-месячника, для закручивания «классовых» гаек среди творческой интеллигенции. Тем более на Урале готовилась 1 Конференция пролетарских писателей.
Первая Конференция уральских писателей прошла спокойно. Отчетный доклад УралАПП, сделал т. Филов. Докладчик заявил, что в силу причин пролетписательские силы Урала объединились несколько поздней, чем в других промышленных районах. Охарактеризовал прошлую деятельность УралАПП, как предисторический период в работе организаций пролетписателей на Урале. Назвал цифру, что в организации насчитывалось 200 пролетписателей, подчеркнул, в настоящее время во весь рост стоит задача теснее связаться с рабочим классом и улучшить социальный состав организаций в смысле дальнейшего орабочивания состава.
Конференция организационно закрепила и оформила УралАПП, как единственную объединяющую пролетарские писательские силы. В числе первостепенных задач на первое место конференция выдвинула организационное и идеологическое оформление УралАПП: учеба, творчество и самокритика, то есть все официальные лозунги ВАПП и РАПП.
Во главе УралАПП был поставлен И. Нович, литературовед, много печатавшийся в московском журнале «На литературном посту». Его руководство было кратковременным, мало ощущалось в писательской организации. Однако он успел опубликовать статью, в которой подробно остановился на творчестве В. Макарова и С. Васильева (журнал «Октябрь» за 1928 год, №4), практически повторив то, что сказано в статье Гринвальда.
Литературная группа «На смену» в эти годы много и плодотворно работала, авторитет ее в городе укреплялся, молодежь с большим интересом посещала собрания группы. Количественный состав группы возрос на столько, что в феврале 1928 года руководству группы пришлось провести перерегистрацию, после чего из ее списка был исключен 21 человек. Ведущие поэты выступают с докладами на собраниях группы, читают свои стихи в рабочих аудиториях, проводят конкурс на лучшую песню. Во всех своих выступлениях руководитель группы С. Васильев подчеркивает, что творческая работа осуществляется по программе и лозунгам ВАПП.
В 20-е годы, как в прочем и в последующие, общественная жизнь в стране развивалась толчками от пленума до пленума партии, после чего только и говорили о той проблеме, которой коснулся пленум. Самым значительным событием был съезд. К этим событиям готовилась вся страна. Не исключением была и писательская жизнь. У ВАПП и РАПП были свои пленумы и съезды. Каждому такому событию предшествовали областные конференции.
1928 год был переломным годом в жизни писательской организации, до этого рубежа еще как-то можно было высказывать свое мнение и, отдельные писатели действительно позволяли себе это. Но 28 год особый еще и потому, что на деятельность ВАПП обратила свое внимание правящая партия.
Устами секретаря Заккрайкома ВКП(б) т. Мамия Орахелашвили, который выступил на съезде пролетарских писателей Закавказья с докладом: «Чего требует партия и Советская власть от пролетписателей». Придется много цитировать из этой откровенно наглой речи, где прозвучала партийная насмешка над творчеством писателей, где была сформулирована политика партии по отношению к литературе и каждому литератору в отдельности.
Можно было и не обращать внимания на этот доклад, но он был перепечатан во всех областных газетах, и получил статус директивы для писательских функционеров на местах. Отдельные положения доклада использовались как аргумент для подозрения и осуждения отдельных писателей. На основе этого доклада ломались судьбы людей. Хотя сам Мамия также не избежал участи 37 года и был расстрелян.
В солнечный весенний день, 19 марта, утром, когда партийные функционеры смотрели в большие серые окна на почерневший снег из здания на площади Труда города Свердловска, разносчики принесли в их ответственные кабинеты областную газету. Все с карандашами в руках углубились в изучение статьи Мамия Орахелашвили.
Мамия вещал: «Сейчас и партия, и советская власть смотрят на ваше призвание, на вашу «повинность» перед пролетариатом не так, как мы смотрели несколько лет назад. Если тогда у некоторых из нас было некоторое сомнение и насмешливое отношение к возможностям пролетписателей, то сейчас этого нет».
После прочтения этого абзаца, каждый функционер, ответственный комитетчик, ехидно улыбнулся в знак согласия «мол, все так и было». Творческий работник почесал затылок, вздохнул, но промолчал: «Куда деваться? – или бросить все, или смириться?».
Но все, кто читал газету, обратили внимание, как Мамия подмял два понятия: «партия и советская власть» в одно местоимение «мы», все сразу стали серьезными. Такое мог себе позволить только один человек в стране, все поняли, что это инструкция, на нее надо ссылаться при обсуждении вопроса о пролетписателях иначе получишь ярлык «политическая близорукость».
Карандаш пошел черкать: «…сейчас у вас идет интенсивный процесс первоначального накопления», «сейчас, мы уже можем сказать, в арсенале советской власти и пролетарской диктатуры серп и молот дополняются пером и лирой. Перо и лира являются равноценным оружием среди доспехов, которыми советская власть и пролетарская диктатура прокладывает новый путь».
Остановимся и задумаемся. Ведь люди, живущие до нас, читая эту инструкцию, строили по ней свою дальнейшую жизнь, мы же в ХХ1 веке читаем и хотим понять, как создавались базис и надстройка нашего отечества, на основе которых мы все еще частично продолжаем жить.
Но Мамия зовет дальше: «Теперь перо, каленое перо, не только разоблачает, но участвует в непосредственном смысле этого слова, в строительстве, является созидающим, организующим элементом, тоже самое лира… лира в руках пролетарского писателя является тем же пулеметом, который расстреливает врагов советской власти и пролетарской диктатуры и собирает вокруг себя, организует сторонников этой диктатуры, заражая их новым энтузиазмом, дает смысл, дает радость жизни».
Лира – равно – пулемет, - дает радость жизни. Садизм какой-то.
Далее докладчик много рассуждает о комчванстве среди комитетчиков и пролетписателей, но среди писателей комчванство – это: богема, зазнайство, стремление к славе. «Ничего зазорного в этом стремлении нет, но надо знать меру, ибо за известной чертой это становится комчванством, которое моментально отражается на деле. Тут известную узду к себе надо наложить.
Нужно самообуздание. Во всяком случае, если не будет самообуздания, то будет обуздание от организации пролетписателей, которая представлена именно к тому, чтобы ограничить писателей, будет обуздание и от партийных органов, что само собой подразумевается».
Много цитат из этого доклада, но придется еще привести, поскольку в этом докладе 1928 года закладывалась основа для понимания ситуации, сложившейся в писательской организации в 1937 году.
«Учеба, творчество, самокритика, - вспомнил Орахелашвили лозунги ВАПП, - если вы на этих трех пунктах не споткнетесь, если не будете иметь тут качаний вправо или влево – вы победите. Победите же только под руководством партии. Сейчас не может быть такой ошибки, которую… допустил первый советский критик, поэт-революционер, Фрейлитграт, который писал: «я стою на вышке более высокой, чем стража партии стоит».
Нет «партийная вышка», это – обсерватория, не только наблюдающая и руководящая погодой пятилетки и хозяйства, но руководящая процессами и культурными. Эта вышка, конечно, превыше всего, мы никому не даем – ни беспартийным, а тем более антипартийным элементам никакой надежды на то, что… роль партийной вышки кому-нибудь уступим.
Под руководством партии пролетписатель будет на своем месте в общей борьбе трудящихся».
После такого чтения любой партчиновник от литературы и рядовой литератор должен был понять, что место в жизни ему определено, малейшие оговорки, типа вырванной цитаты из текста Фрейлитграта, могут быть использованы функционерами против неугодных писателей, повинность литератору надо исполнять скромно, если проявишь литературное комчванство, получишь обуздание. Определено и первое направление борьбы – поэзия, поэты, уж очень они достали хозяина. Вспомним стихи А. Ахматовой, П. Васильева, О. Мандельштама.
После такого инструктивного доклада Мамия Орахелашвили на съезде ВАПП и областной конференции были только литературные переложения только что прочитанного. Начались поиски врагов и заклинания в верности марксистско-ленинской идеологии.
В печати стала появляться такая информация: «Разногласия внутри ВАПП, которые привели к появлению так называемой «левой» оппозиции и к отстранению от руководящей работы группы Вардина – Родова – Лелевича, которые, разумеется, имели свои корни не только в литературе. Под флагом «левых» выступали троцкистские уклонисты, последовательно переносившие свою теорию на всю совокупность вопросов литературы. ВАПП единодушно выдвинула принцип зависимости партийного руководства и безусловной правильности резолюции ЦК ВКП (б) выдвинувшей свои основные лозунги – учеба, творчество, самокритика».
На съезде писателей от Уральской области присутствовали 13 делегатов. От литературной группы «На смену» – В. Макаров. В руководящие органы ВАПП и РАПП были от Урала избраны: Бондин (Тагил), Панов (Тобольск), Нович (Свердловск).
По возвращении из Москвы члены правления повели себя как-то странно, не встретились с литераторами, не рассказали о работе съезда, не выдали ни каких инструкций.
В это же время происходит смена руководства в области.
И. Панова, делегата и члена правления РАПП, переводят из г. Тобольска в Свердловск в редакцию газеты «Уральский рабочий». 22 декабря 1928 года в газете «На смену!» появляется его статья, «Какова действительность. О некоторых вопросах пролетарской поэзии», а 14 февраля 1929 года в газете «Уральский рабочий» статья «Перестроим работу» (к 2 областной конференции пролетписателей Урала).
Всем стало ясно, что это новый руководитель УралАПП.
Новый руководитель начал с анализа кризиса в современной поэзии в целом, а затем перешел на областной уровень «аналогичное положение наблюдается» у нас на Урале. Уральские поэты В. Макаров, С. Васильев, Е. Медякова пока молчат», хотя в этой же газете, на этой же странице публикуется стихотворение С. Васильева – «Грусть» (памяти друга и товарища писателя Ефима Петрова):
Видел месяц,
Упав подбородком, -
Как писатель на стол склонясь,
Вместо слов
Из усталого горла
Кровь
Выплескивал
На рассказ…
Сосны вдумчиво
Речь сказали:
Бой не кончен
А ты
Угас.
Но,
Другой –
Звонкой жизнью
Залитый,
Он придет
И
Закончит рассказ.
«Не является, ли, - продолжает И. Панов, - такое положение симптомом общего кризиса пролетарской поэзии, что очень склонны пророчествовать некоторые литературные умники.
Не будем гадать на кофейной гуще, попытаемся объяснить причины этого. Прежде всего, происходит процесс присущий первоначальному накоплению сил, происходит частая смена имен: одни на время отступают, чтобы набраться новых сил, другие вступают в противоречие с классом и эпохой и уходят совсем из пролетлитературы; на место ушедших временно и совсем, выступают новые и т. д.».
Далее автор говорит о классовой борьбе и «…многим нашим писателям недостает правильного понимания мира и ощущения мира. Этот недостаток особенно отчетливо выступает в нашей художественной литературе. Если писатель не овладел диалектическим методом ему никогда не разобраться правильно в происходящих событиях и «нового» человека он не покажет».
В другой статье Панов заявил: «Из наших рядов решительно должны изгоняться «всезнайки», люди, неизлечимо зараженные опасной «болезнью» коммунистическим литчванством».
Вот такой человек появился в руководстве УралАПП. На первом месте у Панова стояла линия партии, далее орабочивание литературного процесса. Судьба литературной группы «На смену» была решена, осталось найти предлог.
Литературная группа в то время находилась на творческом подъеме, ей нужна была поддержка для утверждения не только на Урале, но и в стране, некоторые авторы уже печатались в московских журналах. Но в руководство УралАПП был назначен писатель, которому политика вокруг литературы была важней самой литературы и людских судеб ее наполняющих.
Панову было трудно, он пришел на готовое. Литературная группа «На смену» создалась задолго до его появления в писательской организации. «Совершенно очевидно, - писал И. Нович, - что мы на Урале начинаем жить по-своему богатой и интенсивно богатой жизнью». За три с лишним года у группы появилось свое творческое лицо, свои авторитеты, имена лидеров группы «знал весь Урал, или почти весь», - как писал И. Нович. У группы была своя литературная база, газета «На смену», в которой только за 1929 год было помещено свыше 40 «литературных страниц».
У Панова был только стол в редакции «Уральский рабочий», он хотел стать прозаиком, но писать времени не было. Надо было руководить. Но кем руководить и как? Уральская область была такой, что в ней можно было найти снежные вечные пески, где-нибудь в Обской губе и утонуть по колено в барханах сыпучих настоящих песков на юге области. А на Западе и Востоке области можно было купаться, ловить рыбу, сплавляться в таких реках, как Кама и Иртыш с Обью.
Панову нужно было создать хотя бы литкружки в больших городах: Пермь, Челябинск, Тюмень, Тобольск, Тагил, Чусовой, Лысьва, Златоуст… Нужно было время хотя бы обзвонить эти города, узнать, как там обстоят дела на литературном фронте.
Как быть? Когда в Свердловске работает литературная группа, которая по значимости результатов своего труда превосходит всю громадную область в этом вопросе. Панов мог писать и публиковаться, но он писал только статьи с перепевами чужих идей. С. Васильев выступал на страницах газеты «На смену» не только со стихами, но и обзорными статьями о творчестве отдельных писателей классиков.
Естественно между руководством УралАПП (Панов) и литературной группой сложились сложные отношения, замешанные на подозрении друг к другу, зависти, стремлении свести счеты.
Документы? – спросит читатель, ведь это документальная повесть.
Берем одну газету «На смену!», заодно и то же число, читаем на одной и той же странице.
Сергей Васильев. «Основные вопросы работы конференции являются вопросы учебной и творческой работы. Уральская организация… имеет еще много недостатков и «болезней роста». Изжитие этих недостатков возможно только путем улучшения учебной работы ассоциацией. Выработка марксистско-ленинского мировоззрения одна из основных задач пролетписателей, … чистка ассоциации от идеологически чуждых и творчески пассивных элементов.
Встает вопрос о создании литературно-художественного журнала, так как успешное выявление новых имен и усиление роста творческого актива уральской ассоциации без журнала весьма затруднительно».
Чем отвечает другая сторона? Статья Б. Иньвина. «Увенчанный в былое время ореолом «лирической славы» Макаров, закончил, кивнув в пространство последние слова:
«И начальникам из милиции
Примелькалось имя твое».
Богемствующий Тарбеев, когда-то возведенный в «деревенские боевики», в уральские «Доронины», сейчас исключен из УралАПП. Жизнь Тарбеева – сплошное скитание по редакциям с просьбой дать пятирублевый аванс и … уголовное преступление.
«Подающий надежды» романтик Васильев, тоже не дающий ничего нового, перешедший на стихи «со страстями».
В первые дни своего творчества они, может быть, были не плохими ребятами, идейными комсомольцами, но сейчас их испортили хвалебные «оргии» и пролетписательские рецензии.
И Тарбеева, и Васильева, и Макарова оторвали от трудовой жизни, от завода, от рабочей молодежи. Их вытащили из шахты, из деревни, и ни с того, ни с сего, повесили ярлык «пролетарский писатель». А между тем им всем надо учиться, учиться, учиться, чтоб быть пролетарскими писателями.
Мы хотим, чтобы вся организационная работа УралАПП была направлена на воспитание в молодых пролетарских писателях марксистского мировоззрения, на решительном отпоре правых настроений».
Что тут скажешь? Представитель группы «На смену» серьезно обсуждают проблемы предстоящей конференции, признают свои «болезни» и о необходимости учиться, вторые говорят о личном поведении отдельных литераторов, занимаются «обузданием» в духе статьи Мамия Орахелашвили, стремятся расколоть группу и им частично удается это – два человека исключены из союза писателей.
Мы не будем останавливаться на работе второй Уральской конференции пролетарских писателей, для этого еще найдется место и время. Здесь лишь приведем цитату из статьи И. Панова. «Конференция является моментом окончательного оформления УралАПП. Теперь на первом месте стоят вопросы творческие. Мы надеемся, что при помощи партии и комсомола к третьей конференции Уральская пролетлитература сделает большой шаг вперед, и мы сумеем поставить на обсуждение творчество отдельных писателей».
Первое, здесь Панов подчеркивает свое, явно завышенное значение в создании УралАПП – «окончательное оформление», разве кто-то противостоял УралАПП с 1926 года. Второе. Панов обещает на следующей конференции заслушать творческий отчет отдельных поэтов, но это, в его устах звучит как угроза, как предупреждение.
Литературная группа «На смену» в 1929 году продолжает свою деятельность. Члены группы принимают участие в общественной жизни города. На общегородском собрании писателей 19 апреля выступил с докладом поэт Г. Троицкий «О творчестве поэтов М. Светлова, Н. Тихонова и Э. Багрицкого».
8 июня общались с бригадой писателей, приехавших из Москвы во главе с В. Луговским. В сентябре вызвали на соревнование ПермскуюАПП, с вполне конкретными обязательствами:
- добиться увеличения рабочего ядра в ассоциации, 2\3 ее состава;
- повысить уровень писательских знаний;
- укрепить дисциплину в ассоциации;
- полнее осуществить лозунги РАПП на предприятии;
- укрепить имеющиеся низовые кружки и увеличить сеть их на промышленных предприятиях вдвое;
- провести в 1929-30 годах – 15 литвечеров и 15 читок и бесед. (36).
На деле оказалось, что ПермскаяАПП распалась.
В октябре в Свердловске открылся «Кабинет начинающего писателя», где по дням были расписаны занятия. При кабинете были созданы консультации:
Литературная консультация, в составе: С. Васильев, А. Матусевич, Г. Троицкий, С. Птицин, А. Баранов.
Консультация по устройству литературных вечеров: А. Исетский, Е. Медякова, Я. Шварцман и К. Боголюбов.
По вопросам комплектования библиотек и работы с читателям: И. Панов, Г. Троицкий и В. Котова.
Панову отведено место в консультации по комплектованию библиотек, где он, по-видимому, впервые близко соприкоснулся с молодым поэтом дворянином Троицким, как сложатся отношения этих двух людей об этом подробней дальше.
Четырехлетие существования литературная группа отметила в мешочном цехе мельницы №130, где выступили Баранов, Троицкий, Соловьев.
7 января 1930 года. Кабинет начинающего писателя устроил вечер литературного молодняка, где читали свои произведения А. Коновалов, П. Кузнецов, С. Балин, Е. Петров.
26 января писатели «На смену» провели литературное выступление-беседу в читальном зале медработников, где присутствовали – 200 человек. Выступили Васильев, Баранов, Балин, Медякова, Клементьев.
23 марта. Секретариатом УралАПП решено группу пролетарских писателей «На смену» с ее низовыми литературными кружками считать Свердловской окружной ассоциацией пролетарских писателей (СвАПП) и правление группы считать правлением Свердловской АПП.
СвАПП проведено в марте и начале апреля 3 радио-часа пролетарской литературы. В выступлениях по радио участвовали А. Баранов, Я. Шварцман, С. Васильев, Е. Медякова, А. Исетский, Л. Степанов.
Писатели группы «На смену» набираются опыта публичных выступлений, им есть что сказать. Они полны желания, работать и развивать свои успех. Они знают, что в Москве создана творческая коммуна поэтов и прозаиков при журнале «Октябрь». В коммуну вошли: Багрицкий, Голодный, Колосов, Фадеев и другие.
Почему бы им ни создать свою творческую бригаду?
Да. Поэты создали «Первую творческую бригаду». Вызвали на соревнование правление УралАПП. С юношеским задором написали «Обращение первой уральской творческой бригады».
Газета «На смену!» 12 мая 1930 года вышла с лозунгами:
- В бой на творческую расхлябанность!
- Урал должен иметь свою пролетарскую литературу!
- Уральские писатели, творческим соревнованием активизируйте свою творческую работу!
В обращении было много здравого смысла. Был четко определен объект творческого соревнования, обязательства, которые они на себя брали, определен контроль партийных органов за выполнением обязательств. Но было опубликовано и общее положение, в котором поэты черным по белому написали: «в бригаде может работать каждый выявивший себя творчески член ассоциации пролетписателей». «В бригаду могут входить и пролетписатели одиночки, находящиеся за пределами места работы бригады», «могут участвовать писатели не состоящие в РАПП, но близко примыкающие творчески к пролетписателям».
Дорогие юноши, славные ребята! Умные и талантливые поэты и прозаики! Чистые и искренние души! Когда вы писали, свой документ на вас действовала весна? Вы забыли, что на дворе не весна 1925 года, когда вы начинали работать и даже не 1927 год, когда еще можно было открыто высказать свое мнение, на дворе весна и май, но 1930 года.
Где же классовая борьба в вашем документе? – я вас спрашиваю товарищ Васильев.
Как вы понимаете политику партии по отношению к попутчикам?
Где орабочивание пролетлитературы? Где партийная дисциплина?
Началась проработка руководителей литературной группы «На смену». Предоставим слово документам. Хотя зачем это делать? Во-первых, весь разбор деятельности группы опубликован в журнале «Рост», 1930 год, №7-8, во-вторых, приводить выдержки из документов это, значит, повторить все ранее написанное.
Поэтому оргвыводы.
Литературная группа «На смену» подверглась чистке, из 26 членов – осталось 16. Руководство группой было распущено и соответственно отлучено от литературной деятельности. После того как Васильев отказался признать допущенные «ошибки», о нем была опубликована статья К. Боголюбова «От станка к богеме». (Васильевщина)».
Эта предвзятая, злобная статья, но написанная в духе партийных классовых установок, озвученных Мамия Орахелашвили, надломила поэта. Имя Васильева, искреннего пролетарского писателя, исчезло с печатных полос областных газет и журналов.
По словам К. Боголюбова он вообще бросил писать. Сергей Васильев уехал в свой родной город Н-Тагил. Закатилась звезда «самого жизнерадостного поэта организации», жизнь для которого была «звонка, как завод».
Политикой партии, и ее верными проводниками в 1930 году был нанесен второй удар по развитию литературного процесса на Урале.
Последний ли? Узнаем в последующих главах.