НА СНИМКЕ: Картина Николая Грицюка «Портрет Виктора Сосноры»
Я приведу здесь поэму Виктора Сосноры «Не о себе. Памяти Грицюка» и его очерк «К 10-летию со дня смерти Н.Д. Грицюка. Прочтя их, я понял, что картина Грицюка «Портрет Виктора Сосноры» весьма точно отражает оригинал.
Итак, сперва поэма Виктора Сосноры:
НЕ О СЕБЕ
Памяти Н. Грицюка
1
«Моржам» нужна ледовитая вода.
2
В Академгородке лето менее веселое, чем зима —
нет «моржей».
На березах бубенчики,
дождь блистал, и страстные струи обливали от-
личные окна (в каждом — кактусы, как с похмелья
небритые личики лиллипутиков — зеленоваты),
колли-псы,
конки-такси,
яблочки-мордочки у яхтсменок, ножки — нежны,
даже джазы,
Филонов, Грицюк, Кулаков,
О Обское море! — минисвященный Байкал!
Пили яйца, коктейли, шалил на костре шашлык. Пляж-
песочек Сибири!
Девушки — совсем как в трусиках
(О Обское море — для объятий!)
Альпинист-академик Ректор объяснял поварам: бифштекс
а ла татар.
Профессор-генетик Раиса Львовна Берг жаждала живописи,
и в свободное от дрозофилы время рисовала
абстрактно.
Синхрофазотрон (по-моему, так). Атомный реактор (если
не ошибаюсь).
В Академгородке 1264 кандидата наук, 152 доктора, 14
членкоров, 11 академиков, 28 парторгов и 2 милиционера.
Академгородок — мозг и пульс СССР.
3
Худо в июле «моржам».
Ходят с зонтами, как алкоголики вне наркоза, как
алгебраисты.
(Так, говорят, что в Алжире все козы ходят с рогами, как
собаки)
«Моржи» лежали в ваннах, им привозили специальный лед, —
тяжко, жирели.
Их головы привязывали
к американским арматурам, чтобы не захлебнуться во сне.
4
В гостинице по радио диктор бессовестно распространялся
о любви между мужчиной и женщиной.
5
В Актовом зале состоялся Общественный суд.
Судьи — 28 парторгов.
Подсудимая — аспирантка Ц.
Объяснили, обосновали:
аспирантка Ц. в лице аспирантки Ц.
у нее однокомнатная квартира
абажур Окуджава
телефон телодвиженья
замок занавеска
поцелуи, но и без роз — разврат.
Не секрет, все в курсе:
Постеснялись, но пояснили. Кто с кем спал:
он спал с падлой
она спала с папой
он спал с паклей
она спала с палкой
он спал с панной (в ванной)
она спала с парой (гнедых)
а Пахмутова спала с Паблой
Н-Е-Р-У-Д-О-Й
Заявленье: заклеймить.
Ведь у всех успехи, ... есть единичный случай.
Сексуальная революция — это само собой,
но аспирантка Ц. вне секса, ибо она — ****ь.
1264 кандидата наук, 152 доктора, 14 членкоров,
11 академиков, 28 парторгов и 2 милиционера
выступили на авансцене
без утайки, с хватающей за душу искренностью, что:
у всех румяные дети с вьющимися волосами,
пионеры и комсомольцы шестидесятых годов
алкают английский
поют партитуры
эстампы этюды
бассейны бейсбол
и вообще в Академгородке по сравненью с тринадцатым
годом
были волки а стали виллы
и вообще с генетическо-атавистической точки зренья
были самки-самцы
а теперь самисемьи...
И что же?
В лице аспирантки Ц.
вместо социологии, эволюции научно-технической
интеллигенции
в ее однокомнатной квартире
нет и в помине духовного роста,
а в ее ванной открыли
Пляц Пигаль.
Вместо всемирно-исторической победы науки
все на грани гонореи.
Академгородок — мозг и пульс СССР — превращается в
хиппи и марихуаны.
Академгородок — не место для аспирантки Ц.
6
Так четыре часа все свидетельствовали связи.
Стиснув коленки, дрожало ее лицо
бесцветное
аспирантка Ц. — слушала,
на коленках ее не дрожала
вишневая сумочка с пряжкой.
— А вы? Что вы объявите в оправданье? — на орбиту взмыли
28 парторгов.
— Обвиненья, увы, объективны. Выселение вас — аксиома.
Аспирантка Ц. и не сказала ни слова, вставая;
подошла, расстегнула вишневую сумочку с пряжкой,
извлекла страничку,
повернулась,
ушла.
Президиум оцепенел.
Потерял цвет лица.
Страничку не огласили.
7
Это страничка —
медицинское свидетельство,
полученное аспиранткой Ц.
за три минуты
до открытия Общественного Суда.
Аспирантка Ц. была девственница.
8
Делегация югославских артистов.
Рулевой ее: роль Олеко Дундич (фантик-фильм!)
Вот — Володя Моровский, Секретарь Всех Инстанций Страны
Сибирь.
Биография:
непорочное зачатье
Вифлеемская звезда
дары волхвов
Ирод из биенье младенцев, —
в общем то что повсеместно случается с любым
новорожденным
в Сибири и только в Сибири.
Сейчас его биография переживала этап проповеди нагорной
(Вова пил).
Май мифологии!
На самом деле:
В. И. Моровский,
тридцать лет
взаправдашний внук
прототипа романа Шишкова «Угрюм-река»
Прохора Громова
лысоглав и голубоглаз
титанид атлет
Ах и яхта!
У всех — увеселенье!
О банкет бакалейный на безоблачном Обском море
О Обское море, мичуринская новостройка, манекенщица для
иностранной прессы
Югославских артистов на ясновельможной яхте
банкетировали:
Секретари Всех Инстанций Сибири
миссионеры Москвы
композиторы и живописцы Инстанций
ах как демоны формул
космического кошмара
академики форума
нечеловечьих лачуг современности
и луноходов.
Были и мальчики в штатских мундирах.
Моровскому нравился Дундич, но не нравилось его интервью.
Дундич сказал корреспондентам советских газет
все, что требуется сказать югославу про СССР,
но... ничего про Сибирь. (Иностранец, артист, недоумок!)
Володя сделал небезосновательный вывод: серб — посягает.
(А ведь выпивали)
Моровский позвал прогуляться по палубе.
Доверчивый серб вышел с этим тунгусом.
И, гений Сибири, объяснив артисту оплошность, послал его
на ***.
Дундич услышал. Сказал: в Югославии так не посылают.
Гостей.
— Где уж вам! — с гордостью за свою страну воскликнул
Моровский.
Дундич сказал: он и в Сибири впервые слышит, чтобы так
посылали.
Моровский законно заметил: — Не лги.
Уличенный во лжи, Дундич сказал:
он известный артист Сербии,
а не номенклатурный хам Сибири.
Это-то и нужно было Секретарю Всех Инстанций Сибири.
С потрясающим души всех народов и рас, с самым лучшим
кличем эпохи:
«Сибирь! Русь! СССР!» — Секретарь бросился на артиста,
схватил его за жабо (зарубежное, жабье)
и выбросил за борт.
Труппа стала стыдить.
Но Моровский молчал, — изваянье каррарских каменоломен.
Киноартисты весьма возмутились:
ничем не оправданное насилье
это станет известно самому Тито
это не эпизод этикета —
инцидент мирового масштаба.
Моровский грустил, как геркулесов столп.
Тогда озверевшие сербы закричали на все голоса
про Югославию — родину благородства
и что-то нелестное вообще про русских людей.
Это была тактическая ошибка.
Тут же Моровский без объяснений, без клича, выбросил за
борт охапками, —
всех!
И все это мероприятье заняло 10-12 секунд.
Наши нашлись:
Секретарь Всех Инстанций Сибири по Пропаганде,
ахнувший по лбу свинцовой трубой нашего друга,
схвачен был за уши, выброшен за борт
(и не успев развязать, бедняга, галстук для самбо).
Консолидация! —
Все пассажиры:
Секретари Всех Инстанции Сибири
миссионеры Москвы
композиторы и живописцы Инстанций
академики формул
миловидные мальчики в штатских мундирах
комсомольцы-команда, —
окружили товарища, патриота, прекрасного в своей простоте.
Два часа разъяренная яхта ходунами ходила,
посылая в пространство истерические сигналы:
СОС СОС СОС —в мировой, в изумлении замерший океан.
В исторической схватке, в священной войне на волнах
раздавались девизы:
«СССР СИБИРЬ ХРУЩОВ
сербы киноискусство тито».
Наконец, комсомольцы-команда набросили на Моровского
якорную цепь
и приковали цепью к палубе.
(Впоследствии В. И. Моровский стал Всеобщим Секретарем).
9
Дождь.
Новосибирск в красных плащах.
Завтра на звездолете «ТУ-104»
приновосибирятся (остановись, остолоп!)
Гости Столиц.
Храмы Дворцы Космодромы Науки Искусства Вселенной
(лечись, ты, лачуга!)
Массовый мозг миллионов, сердца в унисон с сердцами, —
о как пульсируют!
слушай!
(ухо у хари твоей есть? — отвечай, одиночка!)
Провозглашаем: картофель —питательный фрукт!
Завтра мы выйдем, как на вешалках кости в костюмах:
морды по моде — лица любви (ухо — для эха эпох!)
Завтра!
10
Сегодня:
Нищая ночь.
Как черепашки на задних лапках мыслители-пьяницы на
тротуарах в березках.
Баб на тротуарах нет.
Здесь их нет, — здесь студентки, старухи со степенями, с
дипломами жены.
1264 кандидата наук, 152 доктора, 14 членкоров,
11 академиков и 28 парторгов
отдыхают в отелях — для завтра,
а два милиционера
на мотоциклах, как заводные игрушки, кружатся по
Академгородку,
притормаживая круженье под козырьками
«современных комплексов архитектуры».
Я иду, идиот, не смешно и не грустно.
Звезды, как звезды, как будто в очках.
Кое-где светится визитная карточка окошка, —
может быть, для визита, но не для меня.
Может быть, кто-то тронет рукав...Ну и что — кто-то тронул.
Тот, из черепашек (Фонарь). Стоит, весь в крови.
— Вы простите, я пьян.
Я: — Простите, я — тоже.
Покачался фонарь.
Покачались и мы.
Я: — Вы, простите, в крови.
Он: — Вы не тратьтесь, товарищ.
Церемонно раскланялись.
— Я — препаратор.
— Я — эпик-поэт.
— Я час назад препарировал труп одного человека.
— Я час назад декламировал перед тысячью человек.
(Как фонарь ослеплял!) На лице его не было крови.
Да и лица-то не было (фонарь ослеплял!)
— Вот, — сказал он, — возьмите.
Я взял.
— Это печень.
— Я не ем.
— Человечья. На память о трупе.
Припомните: Шелли — Байрон — труп — костер.
— Но там — сердце.
— Ах сердце! Свисти, сантимент!
Реквизит романтизма двадцатого века — лишь рюмка.
Печень — проще. Припомните: Прометей.
— Трупомистик, — сказал я, — мои неологизмы
вам нежны... Вы — вампир.
— Это — друг, — сообщил он.
— Человек человеку...
— Друг! — сказал он. — Ваш, — я вижу!
Он был нем во языцех, но вам неминуем.
Вы —вампиры себя: хохотать на холстах!
Вам картоны, как ноты писать по искусству:
тело — темпера, акт — акварель, пульс — гуашь!
В мастерских медитировать, ставить любви баллы хлеба!
Манускриптами вы волнуетесь, — нам!
Друг сей печени! Вы не безумец, — глупец!
Сам сейсмограф себя, — где ж слеза? Чай сочувствий?
Жест — горюет глава, клич — «он умер, увы!»
Вы — ироники-трусы.
— Продолжайте, — так я сказал.
— Был художник с лицом сырого стекла
был он баловень утром но умница
был на лестнице с псом
с поводком для прогулок
поводком привязал
снял ремень
припоясал пса к животу
вниз не нужно глазами —
броситься вниз
(там кистями этаж ремонтировали маляры)
семью лестниц он падал
на первой упал...
Ваш, я вижу! Как ракурс рассказа?
(Мой металл процитировал мотоцикл.
Фонарь — электроянтарь!)
— Ой с женой.
— Жена — жива.
— Сын и дочь?
— Санкционируют слайды и каталог.
— Пес?
— Спаситель-живот! Не ушибся.
(Не тошнило. Пошел я.
Стой, стакан, пой, фонарь,
с полуночной печенкой, —
(на стеллаж ее, коллекционер!)
11
Нужен был эпилог.
Если бы я был причастен,
я написал бы не знаю, какой, но — эпилог.
Но мое я в данном случае тут не при чем.
Я пишу не о себе.
А теперь очерк Виктора Сосноры:
К 10-ЛЕТИЮ СО ДНЯ СМЕРТИ Н.Д. ГРИЦЮКА
Корабли белоруких идей - из эпохи упадка.
Скажу попутно: г. Тарту - запретная зона, я под охраной государства. Чтоб прилететь, Николаю Грицюку понадобился ректор ЭССР Й. Тюлман. А тот взял в руку конверт серебра (ко мне).
Их привели.
- Ну? - сказал я.
- Я - Николай Грицюк. Это -...
- Кауплюс! - сказал я.
- Это он по-римски, - шепнул Грицюк ректору ЭССР, Й. Тюлману. Но тот знал, что это не по-римски.
Они пошли в магазин.
Я жил в доме, рядом с бюстом прадеда, в губернаторском, 84 комнаты на бок. Дело в том, что дом валился, и его привинчивали трубами к другим домам. Ни в одной комнате я не мог устоять на ногах. Днем я искал архивы Барклая, шарил крышу, мел ломом всяческий мусор, а в ночи спал на крыльце, свернувшись в клубок и подняв на шее голову с огненными глазами. Но водки ночью не было. Да и кто решится, глядя на такую картину.
Утром. Я лежал на каминной решетке в Центральной Зале, ледяные дела, с похмелья. Я закричал в трубу в г.Тарту и на мост, чтоб несли ликер Агнесс (любимое!).
Несут, сгибаются.
- Не сгорел? - это ректор, Й. Тюлман.
- А что? - сказал я.
- Да камин вспыхнут, спирали накаляем! Глянь!
Но я не сгорел.
- Ректор Й. Тюлман, - сказал я, - ко мне!
- Любишь ты пожить! Дай монетку! - Н.Д. Грицюк.
Я саблей взломал конверт. Монетки выкатились и понеслись с дома на мост и в г. Тарту, напротив Ратуши, колеса, штук тсч. Я их бил оземь!
В каждом листе ленинградского и эстонского цикла Н.Грицюк зашифровывал мою физиогномику. Книгописатели пишут о Грицюке, что он плакал надо мною ("тематически!"), это считается высшей похвалой его вкусу. Друг моей филармонии Николай Грицюк не слезлив.
Я бил деньги и в НЭТИ, завинчивая и развинчивай уста. При А.Д. Александрове. Платили в серебряных рублях начала века, сибирский стиль. Эстонцы гоняются за деньгами, как негоцианты. А эстонки идут по деньгам медленно, как по заре.
И я увидел солнце! Грицюк рисовал, согнув спину. Рисует эстонку, в чепце. Я глубоко презираю тех, кто одет.
- Дай монетку! - дундит Грицюк. Розы в стекле. Из г.Тарту рыбку несут, а с нею монеты, выкатившиеся. Эстонец не возьмет деньги, а отдаст. В моей Зале уж рос холм с блеском монет.
- Ну как, Коля? - говорю тебе. - Хоботовато?
- Любишь ты пожить!
В 42 года преломили его слоновость мои "Совы" и железная гора из рублей. А ректор ЭССР Й.Тюлман уж плечи чистил, ему ж разгребать эти железы.
- Да ты пойми, - говорил Грицюк на утро (не знаю, какое!), - ты - вот на такой горе! На горе денег. Гиперреализм. "Совы", книгу он твердил, и "Февраль" и "Пьяный Ангел" Эти штуки виной, что он сошел с классических рельс, забыл о реализме и полетел в тот путь, откуда на Земли дел нет.
То-то его к земле тянуло, к простым. А конец - с седьмого этажа в лестничный пролет. Ну, не надо падать, затрясся б от слез, чтоб со шкуры брызги, и пешком в мастерскую, к столу, писать "Ночной дозор" или желудь у Репина, но нет! Он вышел на лестничную площадку с собакой, привязал пса поводком к животу и пал в пролет.
Лифта ремонт, слесари пилили стекла, а ты и ухнулся им!
По законам летающих, с толстотой, ты перевернулся и упал на спину, а пес и взлетел, фокс, крысолов, живчик. Лай был ужасен! Любил ли я пожить, не думаю-с! А собака любит, она не животное. Мораль: не уходи в иные миры с другом на животе: спасется. Жалко.
Говорят, когда Н. Грицюк летел, за ним шла шаровая молния; шар, и цвет яблочный, с огнем, невозможный! Она задержала (якобы!) его на весу, на ряду где-то четвертого этажа и быстро обнюхала. Вынюхала всего и взорвалась, звездопадом. Я рад - сочла достойным смерти, готовым. И ремни пережгла фоксику, чтоб жил.
Я видел ту лестницу, с амальгамой, чудище, ударишься мордой о ступень, и видно, какая ты гадость, отражается.
Видно, молния вышла из Зеркала, чего-то ей поручили, да не исполнились желания.
Жаль пса-то, что спасся.
Синий, несуществующий мир.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2014/07/24/1883