Камни росы. Вступительная часть

               

«Человека на его жизненном пути подстерегают три опасности:
                - страх,
                - ясность (знание),
                - храбрость.
       Страх парализует волю. Его можно преодолеть, идя ему навстречу. Чтобы не одолел страх, нужно не убегать. Когда приблизишься к источнику страха, наступает знание.
     Знание сущего и происходящего рассеивает страх и придаёт воину уверенность, но оно же и ослепляет. Опасность знания в самоуверенности. Воин начинает думать, что он знает всё, и на этом горит. Чтобы избежать поражения от знания, нужно пользоваться им лишь для того, чтобы видеть и терпеливо ждать, и   перед каждым новым шагом тщательно всё взвешивать, а, прежде всего, знать, что знание, в сущности, иллюзорно.
    Храбрость позволяет воину, опираясь на знание, изменять судьбу. Опасность храбрости в    самонадеянности. Воину кажется, что он может всё, и это его губит. Воин, обладающий знанием, и         побеждённый собственной храбростью, умирает, так и не узнав, в действительности, что с храбростью делать. Она лишь бремя в его судьбе.
Воин должен прийти к пониманию того, что храбрость, которую он, якобы, покорил, в действительности, ему не принадлежит и принадлежать никогда не может. Он должен утвердиться в неизменном самообладании, трезво и бескорыстно пользуясь всем, что узнал. Если он способен увидеть, что без самообладания знание и храбрость хуже иллюзии, он достигнет такой точки, где всё будет в его подчинении. Тогда он узнает, где и как использовать свою храбрость. Это и будет означать, что преодолел третью опасность и пришёл к концу своего странствования в обучении.

   И вот тут без всякого предупреждения его настигает последняя опасность – старость. Это самый жестокий враг, которого нельзя победить, можно только оттянуть своё поражение. Это пора, когда человек избавляется от страхов, от безудержного и ненасытного знания, пора, когда вся его храбрость в его распоряжении, но и пора, когда им овладевает неодолимое желание отдохнуть, лечь, забыться. Если воин даст ему волю, если он убаюкает себя усталостью, то упустит свою последнюю схватку, и подкравшийся враг сразит его, превратив в старое ничтожное существо. Желание отступить затмит его знание и перечеркнёт всю его храбрость.
Но если воин стряхнёт усталость и проживёт свою судьбу до конца, то одного лишь этого мгновения - ясности, храбрости и знания – уже достаточно, чтобы взять от жизни всё, что она может дать.»

                Карлос Кастанеда.  «Кодекс воина.»
                ________________________________________

            


Вступительная часть



             Летом 1914 года, в канун великой войны народов,  семья малороссийских крестьян Корниенко пополнилась  четырнадцатым ребенком. Девочку нарекли Ириной и, поскольку  отца звали Родион, то малышка стала полной тезкой няни Пушкина – Арины Родионовны.
         

          Жила семья неподалеку губернского центра, - г. Полтава, в условиях  крайней нужды и нищеты. К тому времени, благодаря Столыпинской реформе, крестьянская община доживала последние годы, разделившись на сословие  убогих, голодающих хлебопашцев и, малых числом, богатых мироедов.  Выживал кто как мог, вот и Матрёна пошла батрачить “в люди”, а  Родион искал  разовую работу по плотницкому делу.
               

               
              Рождение Иришки стало ощутимым ударом по семейному бюджету. Понимая что всех детей не прокормить, Матрёна пришла к отчаянному решению !..
         

          Дождавшись  отъезда мужа на выселки, где он, по обыкновению, искал заработок, она накормила детей кулешом, сунула маленькой Ире в орущий ротик узелок с изжеванным хлебом и стала собираться в путь.
         


          Одела свитку , подвязалась  кушаком сунув за него серп. На шею приспособила платок чтобы уложить  и нести ребенка.  Так и двинулись.
         

          Путь был не шибко длинным, пару верст всего, но проходил через болотистый луг обильно заросший камышом. По краям зарослей, за кустами лозы, начинались неровные , кочковатые участки,- место  выпаса общинных коров.
          

          Дойдя до кустов, Матрёна сняла свитку, расстелила ее на траве  положив сверху завернутого в полотняную пеленку ребенка.
         

          Словно предчувствуя нехорошее, комочек не плакал, настороженно глядел на мать маленькими глазками из под припухших век.
         

          Матрена срезала несколько тонких прутиков лозы, взяла их в охапку и пошла за сухим камышом для небольшого плотика. Получился маленький снопик, скрепленный лозой.
         

          Прилегла отдохнуть, сердце обливалось кровью. Через  время сомлела, провалившись в густой вязкий мрак…
         

          Очнувшись, огляделась вокруг. Солнце поднялось в зенит, легкий ветерок обдувал знойным влажным воздухом с запахом душистых полевых цветов, впрочем присутствие болота тоже ощущалось.
         

          Жужжали пчелы, стрекотали кузнечики. Над ребенком стали кружить два больших овода (слепня).
       

        “ Пора идти “ – подумала Матрёна, подняла Иру, взяла снопик и двинулась дальше.
         

           Река Коломак, приток Ворсклы, была неширокой, неглубокой и отличалась медленным течением. Прямо по ходу возник, свободный от кувшинок , плёс  - место для купания и стирки белья
         

          Убедившись, что рядом никого нет, Матрёна связала плотик, положила на него ребенка, закрепив тельце лозой. Затем подоткнула подол, вошла по колени в воду и толкнула плотик на средину реки.
         

          Течение развернуло его и медленно, словно нехотя, стало уносить прочь.  Матрёна, как во сне, пошла по берегу вослед.
         

           Кроха Ира выплюнула хлебный мякиш и зашлась невообразимым криком.
         
            
            Ниже по течению река сужалась, образовывая излучину с более быстрым течением, там достать ребенка, через пару минут, уже было невозможно.
         

           В душе у Матрёны все перевернулось, она, как была в одежде, бросилась в воду, вытащила ребенка на берег и, содрогаясь от рыданий, побрела домой…
      

      … Родион так ничего и не заметил, или сделал вид. Только изредка смотрел на жену понимающим , по особому печально – без исходным взглядом.               

          
           Не стало Матрёны через два года, когда у нее случился сердечный приступ и, вызванный Родионом, пьяный  фельдшер перепутал лекарство.
Вместо снижения сердцебиения оно привело к разрыву сердца.
         

          - Будешь писать заявление о привлечении к суду? – спросил исправник
          - Нет, пусть это останется на его совести – ответил Родион.
               

           На войну Родина не взяли по слабосильности  здоровья и как единственного кормильца многодетной семьи.
          

           Он ненамного пережил жену, вскоре умерев от чахотки.
Из четырнадцати детей в живых осталось трое девочек, в том числе и самая младшая.
         

 Судьба дважды не казнит.
                __________________

         
          Вскоре после гражданской войны великому вождю всех времен и народов И.В.Сталину остро понадобилась рабочая сила для строящихся предприятий.  Коль скоро в добровольное рабство никто идти не хотел, проблему решили за счет разорения крестьянских хозяйств, завернув ее
в привлекательную обертку: - “ Коллективизация сельского хозяйства ”.
         

          На Западе  с умилением смотрели на “Великий” эксперимент и многие желали в нем поучаствовать.
         

           В 1929 году, из Соединенных Штатов Америки, на Полтавщину прибыла группа болгарских коммунаров, числом 28 человек, со своими сельхозмашинами и прочим инвентарем.
          

           Организовали коммуну, потихоньку освоились, и уже через два года, ее председатель Коста Пеев Божков женился на шестнадцатилетней комсомолке Ире. Сам  был уже в зрелом возрасте -42х лет.
   
               


            Много хорошего привнесли болгарские коммунары в местную жизнь, многому научили местных селян, да и сами почерпнули немало.  Все бы ничего, да не повезло им с эпохой.
         

           После XVII съезда партии, будучи, по сути,  уже почти императором, Сталин решил уничтожить  старую революционную гвардию, как очевидный тормоз развития и утверждения социалистической империи.
         

           Устроившись рулить на местах, бывшие политкаторжане и иже с ними забросили дела, погрязли в роскоши, вершили суд по своему разумению, были где- то неуправляемые и менять положение дел отнюдь не собирались.
         



          Вот здесь то и пригодились “ежовые” рукавицы наркома Ежова. Ни с кем не церемонились и, тем более не разбирались. Везли в ближайший лесок, дальше пуля в затылок.
         

          Под раздачу попали прочие анти социальные элементы да всякие “иностранные шпионы”, в том числе американские болгары. Кого казнить, кого миловать, - решалось на местах под неусыпным присмотром всевидящего кремлевского ока.
         

          К тому времени коммунары успели пережениться, оставив после себя молодую поросль среди которой значился и Петр Божков.
         

          В Болгарии мужчина называет первенца-сына именем своего отца. Болгарское имя Пейчо трансформировалось в русское – Петр.
         

          Когда же, у Петра родился  свой сын,- малыш получил имя Константин (Коста).
         

          Традиции – святое дело.
         
               

         
          После рождения младенца, жена Петра Галя со второй бабкой Марфой, настаивали на крещении ребенка. Петр, ярый коммунист по убеждениям, противился как мог. Впрочем до поры до времени.
         

          Как то малыш отказался от приема пищи и беспрерывно орал двое суток. Вмешательство врача и местной шептуньи воздействия не имело. Третью ночь с ним  маялся отец. Наутро жена и теща возобновили требования о крещении. Петр выдал ответ, суть которого, если опустить матерные выражения, сводилась к следующему:  -…Делайте с ним что хотите…
         

          Удивительное дело, после этих слов, Костя орать перестал. Отец Никодим благополучно совершил обряд, а Костя получил своего ангела-хранителя, впоследствии не раз спасавшего его от неприятностей.
          Своё  крещение Костя выпросил для себя сам.
         
         
          Ирина Родионовна прожила долгую но отнюдь не легкую жизнь. Одна война да две голодовки (тридцатых и конца сороковых годов) чего стоили.
         

         Навсегда сохранив привычку прятать, по всем закоулкам в избе, съестные припасы,- она этим не ограничивалась. Рыла в саду ямы под картошку, совала зерно под стреху.


       - Бабуль!  Зачем ты это делаешь?, - удивлялся маленький Костя.
         

         Бабка не отвечала, только грустно глядела на него и гладила шершавой рукой по стриженой, выгоревшей на солнце макушке.
       

         Отец не спрашивал, - он знал зачем.
         

         После гибели мужа, в 1938м году, прожив несколько горьких вдовьих годков, Ира  нашла свое личное счастье в лице тяжело раненого красноармейца, умирающего в густых кустах на окраине леса.
         

          В округе шли тяжелые бои, Красная армия отчаянно дралась в окружении, после наступления на Харьков.
         

          Местные жители спасались от бомбежек в смешанном, лиственно-сосновом лесу, в наспех вырытых землянках.
         

          Туда- то и оттащила Ира раненого бойца. Выходила, откормила и прятала от немцев до прихода наших. Враги в лес не совались. Касаемо местных полицаев, то они конечно догадывались, но виду не подавали, опасаясь оставшихся местных селян, на расправу скорых.
         

         Странно, но, после войны, наши карательные органы окруженца не тронули, хотя вполне могли приписать дезертирство и отправить в места не столь отдаленные.
       

         Повстречавшись на пепелище войны, Костины бабка с дедом, прожили, гражданским браком, душа в душу, отпущенное им время.
         

         Почему гражданским понятно. Дед всю жизнь обходил государственные учреждения десятой дорогой, посещая их только по крайней нужде. 

         
         Мало- помалу достигла Ирина Родионовна своего восьмидесятилетия. Супруг скончался от сердечного приступа сам по себе разрешив их бесконечный спор, - кто уйдет раньше?.
         

         Больше всего на свете она любила своего внука Костю. Сына тоже любила, - но не так.
         

         Внук отвечал взаимностью и проявлял заботу – навещал, относился нежно, покупал лекарства, продукты, одежду.
         

        Жила бабка в старой хате под соломенной крышей . Сын звал к себе, но переходить она не спешила, - была не в особенных ладах с невесткой. Правда, для себя решила, - перейдет, если станет совсем худо.
 
                -
               
            
           Костя жил в Ленинграде, обосновавшись там после службы в армии.
Во время очередного приезда, засобирался на свадьбу к племяннице, в другой край деревни.
 

     -  Не ходи, сынок, побудь со мной..,  -  просила бабка, ( и сына, и внука она называла одинаково – “сынок”).
 



    -   Ну!., бабуль, мы скоренько, нога там, нога здесь. Я ведь еще и крестный, - подарки, то да се…  -
 

-  Ладно..,  -  вздохнула бабка,  -  беги…
       

        Вернулся Костя в полночь, молча,  с трудом снял обувь и завалился спать на широкую американскую кровать, прямо в одежде.
       

        Очнулся он  в три часа ночи. Через окно, у изголовья кровати , ярко светила полная луна.
       

        Над ним склонилось лицо, похожее на череп под косматыми волосами.


 -  Уйди, ведьма!.,  -  бабку, спросонок, не узнал.
      

         Старушка, с болью в глазах, пристально всматривалась в Костино лицо.
 

-  Ох и трудно будет тебе в жизни, сынок !..

      
Бабу Иру, и впрямь,  многие деревенские называли ведьмой, от слова ведать – знать будущее…

               
                *          *          *

       В сентябре 1999 года  по автотрассе “Киев-Харьков”, со стороны Полтавы, мчалась жигули-копейка. В ней сидели три человека: - двое мужчин среднего возраста и молодая девушка.
      

       Фары выхватывали, из утреннего мрака, серую полоску асфальта и неубранные поля подсолнуха, за обочинами дороги.
Постепенно мрак стал рассеиваться , с правой стороны дороги небо заалело.
   

      - Ребята, солнце восходит,  -  сказал водитель дремавшим на заднем сиденье пассажирам.
    

     - А мое солнце уже взошло,  -  ответил второй мужчина и крепко обнял девушку.
      

       Та трепетно и нежно прильнула к нему…

               
                *          *          *

       

         В Санкт- Петербурге, возле окна многоэтажного жилого дома, сидел человек и смотрел на восход солнца.
   

 “ …  Вот и солнышко взошло.., - подумал он,
     -  А мое ушло в закат и больше не взойдет никогда…” 
               

               
       Мужчина крепко сжал виски в ладонях и молчал, хотя ему хотелось выть по звериному.
      

       По щекам, крупными каплями, скатывались слезы…

               
                *          *          *

       
        Между этими событиями стояло почти двенадцать лет.  Мужчина был один и тот же.
      

        И звали его – Костя.