(перевод с турецкого)
Омер Сейфеттин (1884-1920)
Завтра канун праздника. Белые овцы, жертвенные животные для послезавтрашнего праздника, паслись вокруг маленького форта Грижгал. Перед ним на расстоянии полумили стояла чёрная-пречёрная, как потухший вулкан, крепость Зигетвар, которая старалась выжить зимой, несмотря на последнее окружение и сумасшедшую ярость паши Тойгуна.
Погода была скверная. Горизонт был ржаво-железного цвета. Давили массы тяжёлых облаков. Вороны, пролетающие стая за стаей над крепостью, как будто приносили тайные чёрные новости и очень печально кричали. Спокойно стоящий Куру Кады потихонечку задвигался к бестелесной тени рва крепостной стены, находящейся у правых ворот крепости. С полудня под влажным ветром он думал и смотрел на еле видимые вдали башни крепости свинцового цвета, внутри неясной тихой дымки. Все они были в руках турок. Только этот Зигетвар… неразрушенный мертвец перекрыл дорогу «Кызылэльма». Словно эти приносящие несчастье вороны несли из всех его бойниц карканье, похожее на грязную брань на непонятном языке, наполняющую всё вокруг гвалтом. Куру Кады вошёл внутрь форта.
Потом он вздохнул: «Ох…» и покачал крупной головой на тонюсенькой жилистой шее, подобно каменной палице. Сдвинул зелёную чалму назад. Протёр свои влажные глаза. До сегодняшнего дня он ввязывался в каждую схватку, несмотря на недостаток солдат. Если бы были четыре-пять пушек и несколько тысяч янычар, то в течение одной ночи не составило бы труда захватить эту крепость. Хотя сейчас она была независима и могла делать всё, что хотела. Командир форта господин Ахмет, соединившись с армией паши Тойгуна, завоевал Капушвар… После Капушвара армия, окружавшая зимой с беспощадной силой Зигетвар, покинула его на середине осады и вернулась в Будин. Она не вернулась в форт, оставшись у паши Тойгуна. Сегодня армия была на расстоянии шести миль от Грижгала. Один Куру Кады осуществлял контроль над фортом. Он морщил смуглое худое лицо и думал: «Форт… но сколько человек было вооружено?» Всех молодых воинов он отправил вместе с господином Ахметом… Гарнизон форта состоял из старых сипахов, караульных, больных и обессиленных солдат. Враги, вероятно, остерегались других укреплений турок: их здесь не осталось, они абсолютно все отошли. Некоторые подчинились. Он упёрся локтями на холодное ограждение, покрытое тонкой плесенью. Посмотрел вниз. Три или четыре солдата прогуливались среди белых овец. Крупный баран, который был напротив одного из солдат, злился и бодал его. Другие солдаты, держа руки на оружии, наблюдали за этой игрой. Он закричал:
- Не играй с этим животным…
Солдаты подняли свои головы по направлению голоса, идущего с холмов. Все они остерегались Куру Кады. Он был очень жёстким, очень придирчивым и нервным человеком. Он был почти сумасшедшим. С утра до вечера совершал намаз и радения о дервишах, ночами совсем не спал. Никто в крепости не видел, чтобы он спал. Губернатор Ахмет Бей говорил про него: «наша летучая мышь». Были такие, кто приписывал эти чудеса его болезни, заключающейся в ожидание утра несчастным человеком. Он опять крикнул:
- Уже наступает вечер. Давайте, забирайте их внутрь крепости!
Солдаты начали загонять овец. Локти Куру Кады заболели. Он выпрямился. Опять посмотрел на крепость Зигетвар. Озеро, находящееся сверху, как будто было покрыто табличкой из окисленной меди.
Вороны резко и противно каркали, разрывая тишину на куски, беспорядочно пролетали, как будто в небо был высыпан мешок отборного живого угля. Он чувствовал на своём сердце тяжёлую печаль:
- Аллах милостив.
На его душе было так грустно, что… Руки за спиной, голова наклонена вперёд, он очень медленно прохаживался, внимательно смотря, но, не видя чёрные камни покрытия, по которому шёл. Глубокая темнота скрыла узкие ступени лестницы, похожей на колодец… Нагнувшись, он совершил ритуальное омовение в каменном резервуаре источника, который находился перед небольшой мечетью. В уходящей ночи его платье ещё не отбрасывало тень. Висячий светильник на арке двери, выходящей в сад, тусклым светом заставлял дрожать стены.
- Эй, сержант… Эй!..
Он отставил кувшин, находящийся в его руках. Прислушался. Это был голос караульного, находящегося в крепости. Он сразу же побежал наверх, как был, с засученными рукавами, босыми ногами и в колпаке. На лестнице столкнулся с ординарцем. Оттолкнул его. Прошёл дальше.
Бросился к караульному:
- Как дела?
- Неприятель выходит из крепости.
Он посмотрел на Зигетвар, стоящий, как чёрная скала, в пурпуровом сумраке. От этой скалы в направлении форта тянулось длинное чёрное пятно. Он сказал:
- Они идут к нам…
И повернулся к ординарцу:
- Давай, буди воинов. Мы будем праздновать Курбан Байрам с сегодняшнего дня. Беги. Пришли мне самого проворного канонира. Ординарец, держа в одной руке медный шлем, побежал. Нырнул на лестницу. Куру Кады внимательно посмотрел на скопление неприятеля вдалеке, продвигающееся вперёд очень медленно, подобно чёрному пятну на чёрной земле. Он то щурил, то открывал свои глаза. Они также тянули перед собой несколько пушек. Врагов было больше тысячи. Между тем, сколько было воинов в форте? Вместе с ним самим сто четырнадцать человек… Он подумал:
- Но мы опять их одолеем!
Очнувшись, он побежал наверх. Приказал хорошо запереть ворота форта. Заставил принести чалмы, джуббе (мантии), оружие и сабли. Как только пришёл старый канонир, Куру Кады сказал ему немедленно послать «весточку из пушек». Это была традиция. Один форт, подвергнувшийся нападению, сразу же звал на помощь башни, расположенные вокруг, подав «сигнал из пушки». Через некоторое время перед фортом был обнаружен неприятель, входивший военным строем. Противники без командира превратились в тела с чёрными ртами, похожими на детёнышей дракона. Они прокричали на турецком языке:
- У нас есть к вам предложение. Вы примете нашего посланника?
Куру Кады ответил:
- Примем. Посылайте, пусть приходит!
Крепостные стены форта заполнили борцы за веру со щитами, вооружённые ружьями и стрелами. В это время два товарища опять смешили всех, рассказывая очень удивительные истории, поднимающие дух и радостные настроения в форте. Он назвал этих двух «сумасшедшими»: Сумасшедший Мехмед, Сумасшедший Хюсрев… Эти двое были из анатолийских дервишей, не желающих всеобщего признания, совсем не соблюдающих дисциплину, боевой порядок и нормы жизни в форте. В сражениях на границе они невероятно прославились, подобно сказочным героям с заслугами, которые не умещаются в воображении. После каждой победы, когда командиры повышали их в звании, и награждали их такими подарками, как халат падишаха или инкрустированная драгоценными камнями сабля, они смеялись и говорили:
- Наше желание – это саван для бренного тела. Пусть невежды радуются подаренному падишахом халату.
Они имели право не принимать похвалы, награды, вознаграждения за своё рвение. Война была для них праздником. Стреляя из ружей и стрелами, грохоча пушками, стуча саблями и щитами, сразу же бежали, самоотверженно нападали на вражеские ряды, издавая воинственные крики… Каждый из них с пылающими глазами разжигал огонь из одной живой искры. Когда Куру Кады, улыбаясь, слушал их споры и невероятные рассказы, вызывающие у всех смех, прибыл посланник. Двое сумасшедших также замолчали. Все превратились в слух. Этот посланник знал турецкий язык. Он дерзко высказал свои предложения. Комендант Зигетвара Кырачин окружил форт. Рядом с фортом находилось около двух тысяч воинов. Он хотел, чтобы форт был сдан. Он поклялся Зебуру, Инджилю, кресту, свету и огню. Он дал слово, что не нанесёт никакого вреда защитникам, когда они будут выходить из форта.
Куру Кады ответил:
- Хорошо!.. А теперь давай, уходи. Мы обсудим это между собой, и предоставим вам своё решение после обеда!
Он выставил посланника за дверь, отправив его вниз на лестницу. Потом он обернулся к окружавшим его людям и уставился на них. Изнутри небольшого горба на его спине донеслось:
- Вы слышали, а? Правоверные! Коварный изменник понял, что наш гарнизон состоит из ста десяти человек… Он пришёл к нам с двумя тысячами человек. Пусть поднимут руки те, кто хочет принять его предложение сдаться!
Никто руки не поднял.
- В таком случае давайте готовиться.
Поднялся гвалт:
- Мы готовы…
- Все мы готовы, все мы готовы…
- Наши сабли и щиты смазаны маслом.
- Наши ятаганы остры…
- Сегодня наш успех.
- Аминь, да будет так…
Куру Кады поднял руки кверху и сказал:
- Слушайте Господа мира!
Он предложил всем помолиться. Напротив Сумасшедшего Мехмета была воткнута сабля. Его широкое белое лицо с небесно-голубыми глазами и пышными усами, светилось, как заново рождённый месяц:
- Оставь молиться, господин, газават (священная война против неверных) – вот что является добродетелью от молитвы. Подойди, сделай милость. Открой для нас эти ворота. Отбрось страх, находящийся в твоём сердце. Вот мы все готовы. Мы не должны упустить счастливую возможность провести газават с врагами, пришедшими к нашим ногам.
Руки Куру Кады опустились. Он прижал к себе Сумасшедшего Хюсрева и его друга. Все воины собрались за спиной этих двух сумасшедших друзей. Будто все они в одно мгновение стали сумасшедшими… и начали кричать:
- Отопри ворота для нас! Отопри!…
На крупных, на выкате глазах Куру Кады навернулись слёзы. Его лицо очень побледнело. Длинная чёрная борода зашевелилась. Он крикнул голосом до такой степени превосходным и стройным, оказавшим такое воздействие, что заставил встать дыбом волосы всех воинов и вздрогнуть даже двух сумасшедших.
- Боевые солдаты! Слушайте, храбрецы! Услышьте эти слова любви к вашему падишаху Сулейману Правоверному. У меня нет намерения, чтобы воспрепятствовать вам в газавате. Сегодня вы принесёте в жертву свои жизни… Тем более, что завтра праздник жертвоприношения… Однако, поймите, какова моя цель? Сегодня пятница… или же канун праздника. Сегодня наши ходжи (ходжа - человек, совершивший паломничество в Мекку), как и мы, молятся в Арафате за победу правоверных в других мусульманских мечетях… Есть ли сомневающиеся в этом?
- Нет.
- Совсем нет…
- Нет.
- Давайте мы тоже выполним наш намаз надлежащим образом. Давайте уроним слёзы с наших глаз. Давайте помолимся. Давайте простим друг друга. А потом давайте выйдем на газават. Пусть наши оставшиеся воины будут павшими шехитами! Пусть будут помнить добром наши имена в мире. Давайте соберёмся под знаменем нашего пророка в загробном мире… Как вы считаете?
- Давай, давай!
- Подходит…
- Хорошо!
Он убедил в этом всех правоверных. Они стояли до обеда. Совершили омовение и намаз, прочитали молитву «Аллах велик», простили друг друга. Солдаты Кырачина посчитали, что шум их споров связан с «Капитуляцией», которая была предложена. Низкое гудение доносилось из форта, который они окружили. Вдруг послышались выстрелы «сигнальных пушек» из турецких башен, находившихся вдалеке. Это означало «мы мчимся галопом». Куру Кады открыл ворота форта. Грижгальские воины вырвались с криками «Аллах, Аллах!», как свирепое море, вышедшее из берегов. Было две атакующие группы. Одну из них возглавлял Сумасшедший Хюсрев, а другую - Мехмет. На равнине, ведущей к Грижгалу, поднялась пыль. Считалось, что на помощь спешит сколько-то тысяч конников. Неприятель растерялся, увидев такое положение дел. Он понял, что оказался посередине двух огней. Тогда как в пыли было всего пять-десять приближающихся правоверных воинов… Началось бегство. Отряды Сумасшедших Мехмета и Хюсрева окружили врага и заставили его бежать.
Куру Кады скинул джуббе, вышел с саблей в руке из-за спин воинов, воодушевляя их. Сумасшедший Хюсрев, как какой-то пьяный, рубился и рубился, углубившись в толпу солдат Кырачина, с невероятной быстротой догнал убегающих солдат и двух зарубил. Глаза Куру Кады искали Сумасшедшего Мехмета. Он всматривался, всматривался, но не мог его увидеть. Интересно, где он? Его душа ушла в пятки. Какое-то крупное тело распростёрлось на земле, позади правого фланга, смешавшегося с рядами врагов… До него самого было расстояние в пятьдесят-шестьдесят шагов… Чёрные высокие всадники вонзили в распростёртое тело длинные копья.
Куру Кады не остановился и продвигался вперёд. Когда он бежал, на его ноги как будто были подвешены камни. Он вертелся. Он делал выпады саблей. Сразу же сжимался. Вставал. Поднимал упавшую саблю. Выпрямлялся. Смотрел в сторону убегающих солдат. Он увидел, что всадник, сошедший с лошади, отрубал голову от тела шехита, которого заколол пикой. В одно мгновение враг запрыгнул на лошадь, вставшую на дыбы, как чёрный чёрт, держа в руке отрезанную голову. Он собирался скрыться… Куру Кады увидел, что впереди на левом фланге Сумасшедший Хюсрев размахивает своим щитом, и со всей силой крикнул ему, чтобы он догнал убегающего врага:
- Мехмет, Мехмет!.. Ты пожертвовал собой!... Мехмет, не отдавай свою голову!..
Этот крик был настолько ужасен, настолько трогателен, настолько страстен, что…
Куру Кады встал, как вкопанный, и подумал:
- Увы, Сумасшедший Мехмет погиб!
В это мгновение приблизительно в сорока шагах от себя он увидел, что шехит с отрезанной головой поднялся с земли. У него перехватило дыхание. Он поразился. Это безголовое тело бежало, как летело. Оно настигло рыцаря в доспехах, несущего его собственную голову. Оно нанесло рукой такой сильный удар, что… Проклятый враг покатился по холму, сразу же свалившись с высокого коня. Голова, которую он хотел увезти, выпала из его рук на землю. Безголовое тело Сумасшедшего Мехмеда наклонилось, как живое. Оно само подняло отрезанную голову. Сумасшедший Мехмет сразу же упал и растянулся на том месте, как утомлённый герой. Кроме Куру Кады никто этого не видел. Все преследовали убегающих врагов. Только Сумасшедший Хюсрев крикнул:
- Слушай, молодец, что-то бледное у тебя лицо!
Потом он, подбежав, спросил Куру Кады:
- Каков! Ты видел этого красивого парня?
- Разве ты не видел?
Куру Кады не смог распознать его голоса.
Выдающаяся личность, которую он видел, заставила его оцепенеть. Сумасшедший Мехмед остался лежать на земле таким же стройным, как и был. Вероятно, он был мёртв. Сумасшедший Хюсрев стал быстро трясти Куру Кады:
- Что же ты застыл, дорогой? Что с тобой? Пойдём на газават. Неприятель бежит…
Подъём Сумасшедшего Хюсрева вернул к жизни Куру Кады. Сказав: «Аллах, Аллах», - он двинулся вперёд. Он смешался с моджахедами (борцами за веру). Сражение продолжалось до вечера. Когда рассыпались «чёрные волосы ночи» на окровавленные лица солдат, послышался его голос:
- Воины – в крепость!
У возвращающихся воинов кровь стекала с сабель. Куру Кады остался снаружи с несколькими сипахами (легковооружёнными воинами). Он велел им нести раненых бойцов и пересчитать оставшихся в живых шехитов. Таких героев осталось ровно девятнадцать… Враги оставили шестьдесят четыре трупа. Других погибших они забрали с собой. Куру Кады с утра ничего не ел, воды не пил, не передохнул…
Он велел шехитам собраться на площади перед фортом. Он сам нашёл труп шехита Сумасшедшего Мехмета, который тихо лежал, как будто спал, с отрезанной головой под мышкой. Он велел похоронить его на том месте, где его нашёл. Потом прогнал всех, кто был рядом. Опустился на колени к изголовью свежей могилы. Начал читать наизусть молитву «Ясин» (похоронная песнь). Снаружи никого не было, только вдалеке у крепостных ворот бродил караульный. Куру Кады произносил молитву и вдруг увидел, что перед могилой возникло очень зелёное сияние. Он прервал чтение. Он не мог заставить себя пошевелить губами. Его челюсти сжались. Этим зелёным сиянием была окутана кровавая шея Сумасшедшего Мехмеда, ангел с белыми крыльями из этого свечения и гладил его, и целовал его открытый лоб. Это жаркое и зелёное свечение увеличивалось и разливалось, Весь мир оставался внутри этого сияния. Куру Кады ослепило глаза. Его душа горела. Он упал в обморок. Спутники, увидевшие его в первый раз в состоянии такого глубокого транса, с трудом подняли его. Они взяли его под мышки и, закрывая ворота, сказали:
- Давай, заходи внутрь форта.
У Куру Кады отнялся язык. Он не смог ответить. Покачиваясь будто пьяный, он вошёл в крепость. Он всё ещё дрожал. Внутри форта он остановился у места проживания Сумасшедшего Хюсрева. Прислушался, плачет ли? Страдает ли?.. Нет, Сумасшедний размеренно чистил скребницей коня, и в хорошем настроении напевал тюркю (народную турецкую песню). Он позвал:
- Хюсрев.
- Мой господин?..
Дверь была открыта. Лысый Сумасшедший Хюсрев был со скребницей в руках и подвёрнутыми рукавами… Куру Кады не успел задать ещё одного вопроса, как он сказал:
- Вы видели развлечение Сумасшедшего Мехмеда?
- Вы также видели его здесь, как меня?
- Для имеющего глаза нет тайны!
Он закрыл дверь со стуком. Опять начал напевать тюркю…
Утром Куру Кады с трудом усидел в крепости. До восхода солнца он уже побежал к могиле Сумасшедшего Мехмета. Целые дни он проводил у изголовья могилы. Он стал постоянным посетителем этой могилы. Он заставил обтесать один большой камень, сделать надпись на нём и установить его у изголовья могилы. Он даже хотел организовать совершение пяти намазов у изголовья могилы. Если же он о чём-то молил Всевышнего, то добивался своего. В Грижгале и соседних укреплениях говорили, что Куру Кады «стал Сумасшедшим». Каждый миг он не находил покоя, жил в возбуждении, в безмерном и безграничном энтузиазме, бесконечно исходящем из него, словно пьяница, напившийся вина «без меры». Однако, как «море не умещается в чашу», так и великая тайна не уместилась в его душе. Он выходил из себя, начинал рассказывать всем о чуде, которое видел в день вылазки. К тому же он пошёл ещё дальше и описал, что видел в тот день, на языке писания «Места священного рождения», которое он очень хорошо знал. Он сочинил легенду в виде сотен двустиший. Но тот прежний энтузиазм был утерян. Чёрная темнота наполнила его душу. Острая боль поселилась в его сердце. Уже не было видно божественного наслаждения, которое продолжалось внутри могилы Сумасшедшего Мехмеда от зелёного сияния. Отсутствие сияния свело его с ума. Он отказался от еды и питья. Однажды он встретил Сумасшедшего Хюсрева, когда опечаленный шёл по лугу. Оказывается, тот тоже гулял. Он тихонько прикоснулся луком к спине Куру Кады и сказал:
- Глупец, зачем ты рассказал народу, что увидел? Если бы ты промолчал, то был бы шахитом до того, как умрёт чудо, которое ты видел…
Куру Кады опустился на колени, стал плакать и охать:
- Я очень опечален. Сделай милость, приди, заставь меня проснуться от нечаянного видения. Что за странное наваждение, которое я видел? Может быть, был кто-то кроме тебя и меня, видевший это сияние?
- Есть ещё один человек, видевший это. Но его «душа» не видна никому.
- Кто это?
- Ты не знаешь…
- Раз другие не видели, то почему мы двое увидели?
- Это радостная весть шехита! Мы же двое будем абсолютно соответствовать имени шехита!..
Куру Кады постепенно стал таким шальным, таким растерянным, таким расстроенным, что… даже губернатор Ахмет Бей, так любящий самого себя, приехав из Будина, не смог вынести его вида. В конце концов, было сказано, что «это сумасшедшая личность. От её службы в форте не может быть пользы». Его обязали отправиться в тыл.
С тех пор прошло немало времени. Не только на границе, но даже в крепости Грижгал все забыли про Куру Кады. Только ничего не было забыто в записанных легендах.
Через двенадцать лет… Собравшиеся сразу же после захвата Зигетвара, раненые бойцы нашли высокого, седовласого, белобородого шехита в зелёной джуббе, рядом с разорванным снарядом на куски трупом прославленного героя Сумасшедшего Хюсрева. Этого шехита, лежащего с вытянутой шеей и лицом, повёрнутым к кибле (сторона, куда обращаются лицом во время молитвы – направление к Каабе), в большой зелёной чалме, но ещё не поверженного. На нём не было никакого оружия. Не ясно было, есть ли у него где-нибудь ранение. На протяжении последних дней окружения Зигетвара никто такого человека не видел. Было проведено тщательное расследование. Но никак не смогли выяснить, кем он был. Тогда многие борцы за веру посчитали этого шехита «таинственным святым, освобождённым турецкой армией». Интересно, может быть, это был тот самый старый сумасшедший Куру Кады из форта Грижгал?
Фото baron-m.ru