Ангел

Виктор Кочетков
               
                Ангел

          Холодная пустая ночь. Мысли скоротечно бегут одна за другой, внезапно появляясь и исчезая. Уносятся в неведомые дали, оставляя за собой лишь досадный привкус бесплодных мечтаний и горьких разочарований.
         Тяжело вздыхая, ворочаясь с боку на бок, беспрестанно поправляя сбившуюся в тугой комок подушку, Олеся никак не могла заснуть. Забыться ненадолго, уйти, отрешиться от мрачных размышлений, хотя бы до утра не думать ни о чем. Нет, не получится. В душе опустошение и тоска, ненужные злые чувства, а где-то в глубине вьет кольца ненависть. Как такое случилось, когда произошло? Она не помнила. Знала только, что началось это, очень давно.
         Величественной грядой возвышались за окном волшебные туманные горы. С раннего детства они семьей на целый день уходили в далекие альпийские луга, поднимались на горные плато. С удивлением и восторгом взирали вниз на круглые озера, зеленеющие долины, пасущихся на разнотравье овец. Над ними вереницей проплывали облака, игривый ветерок путал и развевал волосы, а жаркое полуденное солнце золотыми лучами касалось открытых лиц. Все вокруг жило, цвело и пело. Быстрокрылые стрижи взлетали над сочными травами, а в вышине сужая нисходящие круги, парил гордый орел. Искристые шапки снега лежали на скалистых хребтах. Сияющим контуром опоясывали вершины, цепью уходили в ледники, свисали тающими краями с остроконечных пиков и терялись в бездонных расщелинах. 
         Усталые, довольные, счастливые с букетом дивных луговых лилий возвращались они домой. После ужина забирались на широкий диван, где с интересом разглядывали атлас-литографию с репродукциями старых голландских мастеров. Румяные купидоны, волоокие богини, портреты красавиц и благородных мужчин, домашних животных и ведущих скудную трапезу крестьян, пляски на свежем воздухе, живые пейзажи и натюрморты, все это с детства глубоко отпечаталось в памяти.
         Мама рано научила ее читать. В шесть лет маленькая Леся постигала мир по толстым книгам, увлекаясь и совсем забывая про сон. Познавать было очень занятно и интересно. Перед ней открывалась вселенная, проносились тысячелетия, жизнь разворачивалась во всем разнообразии. Сколько драм, сколько несчастных трагедий она пережила! Сколько разбитых судеб проплыло перед ее глазами, сколько испытаний прошла она вместе с героями, сколько чудесных романов и отвратительных измен пронеслось перед ней, свидетелем каких сладостных чувств она была! Сколько размышлений, трогательных выводов! Как удивительно и странно постигать все это…
         Школьная учеба проходила без труда, в предметах не было ничего необычного. Все шло хорошо. Вскоре появилась маленькая сестренка, Леся с радостью и вниманием помогала маме. Родители жили душа в душу, любовь и покой наполняли семью. Казалось счастье безгранично, размеренная жизнь не покинет их дом, пройдут заботы, не коснется беда.
         Беда и не коснулась. Ничего не изменилось, все оставалось по-прежнему легко и беспечально. Все было так, как было всегда. Но… Сначала легко и незаметно, потом все более пристально, а дальше совсем невыносимо Леся вдруг начала понимать Красоту. Видела ее везде и во всем, явственно представляла величие природы и великолепие земного мира, стиль жестов и таинственную образность фраз, изящность и благородство поступков. Казалось, все вокруг исполнено красоты. Законы вечности подчинены ей одной, а все сущее на земле очаровано тонким чудесным соцветием. Внутри торжественно, чуть слышно журчал воздушный мотив. Переливаясь благостно и томно, удаляясь эхом, пленяя и веселя, эта мелодия возносила ее к небесам, заполняла душу, успокаивала мысли. Было хорошо и просто, Леся будто парила в бесплотных облаках.
         Сами по себе рождались строки, строки слагались в рифмы, рифмы в четверостишия. Так незаметно возникали стихи. Робкие едва появившиеся, наивные и живые. Дальше более серьезные, открытые, сильные. К окончанию выпускного класса несколько тетрадей были наполнены ее ранней поэзией. Восторженные мысли о первой любви, природные зарисовки, посвящения родным и друзьям, рассуждения о вечности. Чего только не было в этих потрепанных старых тетрадях!
         Поступив в университет, она по-прежнему много думала, размышляла, изучала философские работы, писала рефераты. И непонятно отчего на глазах все стало меняться. Исчезла музыка, пропало настроение, все оказалось контрастным, черно-белым. Нет, внутреннее восприятие красоты никуда не делось, не ушло. Но виделось чересчур сияющим и ярким на фоне искаженного действительностью быта. Будто запретный плод добра и зла смогла вкусить она, сама того не замечая. Надломила ветвь с древа Познания, открыла ящик Пандоры, углубилась в непостижимые мироощущения. И все разделилось.
         Померкло ощущение вечного счастья, ушла беззаботность, появились жалость и страх. Стали заметны коварство и злость, вероломство и ненависть. Все, что ранее не волновало и не тревожило, не обращало на себя внимания, все это вдруг обозначилось, смутило тягостным наваждением. Знакомые, друзья, да и все кто находился возле нее, повернулись другой стороной. Их лучшие качества стали незаметны, попрятались в тень, закрылись маской равнодушия. Каждый был околдован собственным эгоизмом, неискренностью. Никто не видел Красоты, а если видел, то не понимал. Житейские заботы, скучные материальные помыслы наполняли сердца. Тщеславность и зависть туманили разум, сластолюбие и алчность застыли в душах. Какая-то разрушительная сила во всей очевидной реальности исходила от них. Будто спали карнавальные костюмы, смылся грим, обнажились пороки.
         Временами загадочный морок уходил, и ее вновь окружали дружелюбные лица готовые жертвовать всем ради нее. Но быстро менялась картинка, опять пробегала тень, в ледяных глазах читалось отсутствие интереса. Бесчувственную апатичность испытывала она со стороны окружающих. Завистницы-подруги оказались банальными сплетницами, молодые люди, рассыпающиеся перед ней комплиментами, обыкновенными притворщиками, живущими лишь вожделением и жадностью бесстыдных утех.
         Митя, любимый, такой ранимый, чувственный, нежный проявил себя абсолютным ревнивцем. Скандальным и мелочным человеком, безуспешно, на протяжении нескольких лет пытавшийся превратить ее в послушную рабыню. Кто бы мог подумать, что из этого застенчивого юноши вырастет такая редкостная дрянь! Сколько ругани, ссор, оскорблений…
         Ведь любила, сердце отдала, себя подарила! Странностей этих, грубости долго не замечала. Все ему прощала. Все! Не оценил искренности отношений, спутался с сокурсницей, изменил. А после клялся, божился, в ногах валялся, прощения просил, колени целовал, хныкал. Поверила ему, постаралась все забыть, не помнить. Будто блудливый кот о ноги терся, мурчал ласково, восхищался, глаз не сводил. Капризы все исполнял, радовался. Ненадолго хватило, даже недели не продержался. И вновь раздражительные претензии, глупая мнительность, ревность до боли, до головокружения, упреки и оскорбления. Леся долго не могла поверить, что он просто не любит ее, и любовь его какая-то странная, эгоистическая, не настоящая. А любит он лишь себя, свою жалкую лицемерную сущность, низменные и бездуховные потребности.
         С большим трудом рассталась с ним. Хорошо замуж не успела выйти, а ведь были мысли об этом. Осталась пустота в душе и щемящая боль в сердце. Исчезла легкость, появилось безразличие и вялость. Она сама того не замечая погрузилась в сумеречное депрессивное состояние. Жила как будто во сне, двигалась, что-то говорила, отвечала. Кристальной прозрачности стеной окружила себя, погрузилась в свой сказочный сокровенный мир, уплыла мыслями в Неизвестное. Она все видела и замечала, но Красота уже не трогала так остро, не восхищала дивным совершенством, не радовала по-детски глубоко и откровенно. Разум видел выразительную рельефность, все выглядело нереальным, имеющим лишь очертания размытого видения. И вот сегодня все коренным образом изменилось. Рухнула невидимая стена, исчезли защитные покровы, обнаженная действительность всей тяжестью навалилась на нее, и Лесе стало совсем уже невыносимо.
               
         В душной спальне нечем дышать, сбившаяся простынь не дает лечь поудобней, успокоиться. Одеяло съехало на пол, подушка, будто жесткое полено. Нет, не уснуть ей этой ночью, не провалиться в забытье, не расслабиться. Она порывисто встала, распахнула окно. Ветер тотчас заключил в объятия, остудил бурлящие мысли, разметал осколки тусклого дурмана. Тело тронула блаженная дрожь, ночная сорочка затрепетала на ветру, темные волосы рассыпались в беспорядке, открыв привлекательное лицо с глазами цвета морской глубины. Леся настойчиво вглядывалась в темноту и ощущала, как проникается она колдовством ночи, ее загадочным магнетизмом. В вышине сияли звезды, над горами в ореоле туманного свечения повис серп лунного полумесяца. Все внизу покрыто мглой, ни один проблеск не озарял спящего города. Тишина и сонный покой окружили местность, время потерялось в пространстве.
         Она долго стояла, полной грудью вдыхая свежий ночной воздух. Наконец озябла и с сожалением прикрыла окно, задернула шторы. Включила настенный светильник, уселась к зеркальному столику. Внимательно всмотрелась в отражение, затем встала во весь рост, придирчиво оглядела фигуру: «Какая я все-таки! – она с восхищением поворачивалась кругом. – Ну, ведь красивая? Красивая! Что же тогда за печаль у меня? Почему сердце не на месте, отчего неспокойно на душе?» – перед глазами стоял серп лунного полумесяца, сверкая в черной вышине. Сами собой родились строки:
                Вечная Луна,
                Бледная
                Ты во тьме одна,
                Бедная
         На ресницах дрогнули слезы. Вспомнился удивительный сегодняшний день, совершенно выбивший ее из колеи.

         Утром на конечной остановке собирались толпы народа. Пустые автобусы с минимальными интервалами подходили и сразу же отъезжали переполненные. Но вместительная площадка заполнялась вновь. Множество молодых, как она студентов с нетерпением пританцовывали, стоя на месте. С визгом и гоготом устремлялись к подходящему транспорту, весело разбегаясь по салону. За ними напирал многочисленный класс рабочих, спешащих не опоздать к началу утренней смены. С невероятной силой уплотняли человеческую массу, плющили баулы, громко ругались и отчаянно жестикулировали, пытаясь быстрее ступить на отъезжающую подножку.
         И посреди этого сумасбродного месива непостижимым образом возникали хрупкие силуэты отчаянных пенсионеров и назойливых злобных старушек. Невозможно было понять, как проникали они в автобус, визжа и яростно огрызаясь при этом. Колотили всех клюками и посылали тысячи проклятий тем, кто вставал у них на пути. Но непонятным оставалось то, как они оказывались на самых лучших пассажирских местах. А потом смиренно сидели, устремив взгляд в окно и рассказывая о своих бесчисленных горестях и болезнях. Некоторые хворобы все время задирали тяжело дышащих пролетариев или шипели на смеющуюся молодежь. Куда так торопились пенсионеры, никто толком не знал. Поликлиника и больница находились рядом и зачем они в таком количестве ехали на другой конец города, для всех оставалось загадкой.
         А строки ложились ровными столбцами:
                Много на земле
                Глаз ярких
                Отдают тебе
                Искр жарких

         К остановке подошло маршрутное такси. С криками и воем к разъятой, забитой телами двери унесла Лесю озверелая толпа. Безумный поток вбросил девушку внутрь, больно ударил об стойку. Она с недоумением чувствовала как кто-то, вцепившись в ворот новой блузки, не обращая внимания на треск рвущейся материи, бесцеремонно вышвыривает ее из салона. Выскочила будто пробка, зацепившись дамской сумочкой за очки какого-то неприветливого гражданина. Ремень у сумки лопнул, стекла очков разлетелись вдребезги, а наглый пронырливый дядя поспешно спрятался за спиной пассажиров. Маршрутка тронулась, и двери со скрипом закрылись.
         Чудом устояв на ногах, в треснувшей по швам блузке, с порванным ремнем и исцарапанной сумочкой она с тревогой смотрела как рядом останавливается очередной автобус. Как многоликая толпа обступает со всех сторон, с какой ошалелостью вращаются глаза потерявших разум людей. Бурлящим напором понесло ее внутрь и, развернув вокруг собственной оси, благополучно опустило на пол.
         Улыбнулась про себя, вспоминая жуткий переполненный автобус. Карандаш легко двигался по бумаге:
                Много мыслей в них
                Ноющих
                Ведь не каждый стих
                Стоящий

         Зажатая со всех сторон, обескураженная, крепко прижимая к себе искалеченную сумку, она стояла, едва касаясь туфлями пола. И хотя давка и теснота были для нее привычными, такого странного недоразумения еще не случалось. Было жаль дорогую блузку, непригодную сумочку. А главное, поразило то, с какой лихостью ее, будто щенка, выбросили из маршрутки. «Что за люди такие? Ведь чуть не натурально по головам идут!» – вдруг что-то липкое и влажное коснулось ее ноги.
         Чуть слышно вскрикнув, не имея возможности опустить голову, девушка со стыдливостью ощущала как это что-то медленно и неотвратимо ползет вверх. Панически дернув ногой, с трудом извернувшись, она увидела плетеную сетку со свежей рыбой. Бородатый рыбак с удилищами за спиной держал ее в левой руке, безразлично глядя на Лесю пустыми нетрезвыми глазами. Оттолкнувшись от бестолкового рыболова, едва потеснив пышнотелую работницу, наконец-то обрела равновесие. Но крепкий сивушный дух, исходящий от щуплого невзрачного мужичка, лишал всякого покоя. Человек устало дремал, держась рукою за поручень, и никого не трогал. Пассажиры с возмущением выражали негодование, но он так и не отозвался, мирно посапывая и пуская из носа пузыри.
         Бесконечно долго длилась эта обычная поездка. Постояв в дорожной пробке, едва не задохнувшись удушливыми испарениями, вся пропитанная чужими запахами, с невероятным трудом выбралась она на нужной остановке. Стряхнув с открытых ног осклизлую чешую, помчалась на занятия. И конечно опоздала.
         Слова с легкостью слагались в рифму:
                Много лишних строк
                В повести,
                Не претит исток
                Совести

         На перемене приведя себя в порядок, неторопливо шла к нужной аудитории. Студенты малыми группками расположились вдоль стен, переговариваясь, и шутливо подтрунивая друг над другом. Возле лестничного пролета стоял Митенька, держа за руку свою ненаглядную сокурсницу, и мило улыбаясь. Увидев Лесю, словно увлеченный ловелас привлек к себе растерявшуюся спутницу. С показной страстью прильнул к ее губам, не забыв запустить пальцы под юбку.
         С каменным помутившимся взором шла она мимо них. Вслед раздался его издевательский смех. Сердце затрепетало от обиды, душа разорвалась на части, в синих глазах блеснули слезы. «Ну и гад же ты, Митя! Подлец!..» – ярость кипела в груди. Хотелось вернуться и со всей силы надавать пощечин. Кое-как сдержала себя и, звонко застучав каблучками, выбежала на улицу. Долго сидела в парке пытаясь успокоиться. Вокруг суетливо проходили люди, куда-то спешили. Детвора резвилась у фонтанов, по дорожкам гуляли влюбленные пары, мамы с колясками что-то горячо обсуждали, собравшись в кружок. Все были веселы и счастливы, в лицах читалось спокойствие и умиротворение. Всем было радостно. Лишь она безучастно сидела одна, раздумывая и вытирая влажные глаза.

         Новорожденный стих наливался смыслом:
                Оттого судьба
                Хлесткая
                И вся жизнь – борьба
                Жесткая

         – Здравствуйте, девушка! Работаете? – перед нею стоял среднего возраста человек, державшийся за руль велосипеда. Он застенчиво смотрел на нее понимающим, не осуждающим взглядом. Было видно, что это мужчина порядочный, может даже вполне интеллигентный. Стеснительно опустив взгляд, с интересом оценивал ее фигуру, переминаясь с ноги на ногу.
         – Что вы сказали? – не поняла Леся.
         – Работаешь, милая? – еще раз переспросил он и сладко облизнулся. – Дорого берешь?
         – Да вы что, с ума сошли? – до нее только сейчас стал доходить возмутительный смысл вопроса. – Вы парк отдыха и культуры с борделем перепутали?
         – Так бы и сказала! – велосипедист в огорчении ссутулил плечи. – Кто ж вас разберет? – с обидой и неподдельным разочарованием пробурчал себе под нос. Прыгнул в седло и, сердито вращая педалями, укатил прочь. «Ничего себе! Вот это да, за кого меня принимают?» – от бесконечного удивления не было никаких эмоций.

         Строки набирали силу, звучали свободной песней:
                Но нам есть кому
                Каяться
                Чтоб не одному
                Маяться…

         Отложив в сторону карандаш, Леся вновь открыла окно. Над окоемом гор высветилось небо, мерцающие звезды поблекли, лунный полумесяц сместился к самому горизонту и, мигая серебристым свечением, спускался в долину. Легкое движение воздуха приносило аромат луговых трав, дыхание остывающего гранита. Запахи цветочной пыльцы пьянили и кружили голову. Она ощущала, как предчувствие восторженной красоты пробуждается с новой силой, как звучит музыка, невыразимо прекрасная, вечная. Сердце отзывалось радостным биением, озарялось сверкающими отблесками. Высоко воспарила душа, поднялась над мирской пустотой, взлетела навстречу солнцу.
         Перед ней в отрезвляющих образах появлялись картины сегодняшнего дня. Переполненный автобус, Митя… Будто в сумасшедшем калейдоскопе возникали видения искаженных яростных лиц, отчаянных взглядов. Гнусные ухмылки, смрад толпы изнывающей в тесном пространстве, гадостное касание липкой рыбьей чешуи, издевательский смех вослед. Открылась холодность и зависть близких друзей, их неблаговидные поступки в отношении к ней и друг другу. В окружении распутных горгулий похотливо улыбался велосипедист…
         «Что со мной? – слезы лились ручьем. – Как могло так случиться, почему все изменилось, отчего я потеряла покой? – Леся пустым невидящим взглядом смотрела в окно. – Ведь как хорошо на земле, как прекрасен и изумителен мир, какая мудрая природа! Сколько гармонии, великолепия, совершенства! И какие непонятные существа наследуют эти богатства? Ничего не видят, углубленные в собственное безрассудство. Все возвышенное для них пустой звук, только наслаждения интересуют их. Отвергнуть все, что для них непонятно, чтобы идти по чужим головам, задумываясь лишь о себе. Переворачивать мир ради своего удовольствия, сметать все на пути руководствуясь звериными инстинктами. А после, считая это успехом чувствовать себя счастливыми.
         Ну, а как же верность, любовь, дружба? Все у них в такой извращенной форме, что и чувствами назвать нельзя. Но нет, они будут совершенно уверены, что у них «как у людей», и на смертном одре с упоением станут сами для себя повторять: жизнь удалась! И уйдут в мир иной успокоенными, не сомневаясь в собственной праведности».

         Леся закрыла окно, села к зеркальному столику. Долго смотрела, как по мокрым щекам текут слезы, как наполняются светом глаза, как отражаются легкой тенью губы. Сидела, глубоко задумавшись, погрузившись в невеселые мысли.
                С ясным месяцем
                Под руку
                Взглядом оживил
                Гниль, труху

         Странные строки пропел мужской голос. Она подняла голову, огляделась вокруг. Комната была пуста, окно закрыто, шторы задернуты. Никого не видно. «Что это? Бред или галлюцинация? – Леся с удивлением прислушивалась к себе. – Может быть другое стихотворение пришло? Но почему от мужского имени? Что за странности?»
                Бросил в борозды
                Семена,
                Гордо проросли
                Имена

         В слабо освещенном углу комнаты в кресле расположился необычный молодой человек. Облаченный в бархатный камзол и длинные ботфорты, с красной лентой, пущенной через плечо и лежавшей рядом мушкетерской шляпой, неожиданный визитер производил странное впечатление.
         Щегольски закрученные усы дополнялись белоснежным кружевным жабо и такими же обшлагами на рукавах. Пальцы правой руки поглаживали эфес шпаги, дужка гарды таинственно сияла драгоценными камнями.
         С растерянным недоумением девушка глядела на незнакомца. Еще не успев испугаться, Леся вскочила на ноги, понимая, что удивительное наваждение скоро исчезнет. Но наваждение почему-то не исчезало. С галантным поклоном мужчина поднялся из кресла. Вежливо улыбнулся, вглядевшись в работающий монитор компьютера. Затем, не произнеся ни слова, уселся обратно, положив ногу на ногу. Шпоры на ботфортах звенели в такт неторопливому покачиванию. С интересом наблюдая за хозяйкой гость, не скрывая, радовался ее замешательству.
         – Вы кто? – она овладела собой, уверенная, что это лишь сонное видение, фантом. Незнакомец слегка прищурился, глаза сверкнули огнем:
         – Я твой ангел, Леся!
         – Ангел-хранитель? – озадаченно спросила девушка.
         – И хранитель, и наставник, и вдохновитель, – молодой человек говорил серьезно. – С самого рождения следую за тобой повсюду, не отставая ни на шаг. Так что тебе нет ни малейшего  повода беспокоиться. 
         – Но почему вы так одеты?
         Мужчина искренне рассмеялся и надел шляпу:
         – Только ты видишь меня таким! Ведь я есть твоя мечта, твоя долгожданная любовь, созданный тобою образ. Твои мысли, устремления. Я тот, кто направляет, бережет душу и сердце, утешает в минуту крайнего отчаяния, молит Господа о тебе. Кто невидим и неосязаем, непобедим и благороден. Я всего лишь призрак, иллюзия, твоя выстраданная фантазия. Мне известны все твои горести и печали, сомнения и затруднения.
         Она со вниманием слушала его. Слезы высохли, в глазах появился блеск, лицо горело. И в самом деле, своеобразный облик незнакомца напоминал детские мечты о рыцарях, знатных аристократах, сильных преданных воинах.
         – А зачем вы явились мне? Ведь вы не видимы?
         – О, дорогая Леся! Ничего не бывает просто так. Это ведь по твоему желанию тебе открылась Красота! Ты обольщалась Красотой, жила в восторженном упоении. Ни какие-то затруднения, ни неприятности не могли изменить твоего отношения. Ты легко шла по жизни и в тебе пылала страсть видеть Прекрасное, ощущать себя ее частью, раствориться в пленительном чувстве, не замечать ничего искаженного. В твоем сердце пела поэзия, ты плыла на волнах вдохновения, цвела пышной розой, уносилась в далекие миры. Ты казалась себе счастливой, в твоей душе не было зла. И хотя видела всю безнравственность, исполненную лицемерия и лжи, но это не касалось тебя. С легкостью отделяя зерна от плевел, ты шла в белых одеждах, ничего не опасаясь. Ты сама была ангелом.
         Я всегда находился рядом, хранил душу, оберегал твой покой. Так не должно было продолжаться, ибо в основе всего лежала страсть, а страсть есть обратная сторона добродетели. Я намеренно открывал тебе глаза, желая показать, что в мире существуют еще и ложные понятия. Что люди в большинстве своем не такие, какими представляла их ты. Несчастья, горе, трагедии это немалая часть земной жизни, а грехи и пороки есть не что иное, как искаженное понятие добра. Искаженное из-за духовного огрубления, помутнения рассудка, раздвоенности сознания. Потеря нравственных ориентиров, стирание границ, жажда удовольствий приводит к страданиям. Чтобы это понять, надо все воочию увидеть. Почувствовать несправедливое, сердцем ощутить разочарованность и негодование.
         – Но зачем, зачем это надо? – широко открытыми глазами она посмотрела на своего ангела. – Для чего мне нужно видеть отвратительную человеческую грязь?   
         – Чтобы самой не запачкаться, – смиренно ответил ангел-мушкетер. – Ведь у тебя дар стихосложения. А слова, они как зерна ложатся в землю. Ты сеешь семена, а какие и что из них вырастет, будет зависеть многое. Может судьба человека. Поэтому твое творчество должно быть безупречным. Чистая душа, искреннее сердце лишь основа правильного творения. Но нужна житейская мудрость. А такое познается только в страданиях. Ни к чему в них погружаться самой, главное все отчетливо видеть. А уже после анализировать и размышлять. И делать соответствующие выводы. 
         – Значит, чтобы стать мудрее, надо страдать? – Леся присела к ночному столику. – Познать обе стороны жизни?
         – Именно так, моя госпожа! – мужчина изысканно поклонился. – Но страдать лишь душой, а чувствовать сердцем. Предваряя поступки, размышлять и искать решение исходя из сложных отношений между умом и совестью. Попытаться понять, где хорошее и плохое, мимолетное и вечное, высокое и бездуховное, вот что надобно уметь творческой натуре. Он встал из кресла, направился к ней. Слегка зазвенев шпорами, опустился рядом с ней на колени. Своими горячими ладонями согрел ее руки:
         – В твоей жизни будет много различных переживаний. Не обойдется без разочарований и обид. Но это не коснется твоей природы, не оскорбит сердца, не запятнает души. Тебя встретит та самая любовь, которую ты ждешь. Может жизнь и не будет легкой, но в ней засияет много радуги. Открытость и доброта отразятся в творчестве. Ты многих очаруешь своей поэзией, ибо люди всегда стремятся к возвышенному. Красота останется с тобой, но не в страстной потребности ощущать ее, а как спокойное и мудрое размышление, как основа мироздания, как Богом данная сущность. Солнечным светом наполнится жизнь, искрящимися вихрями засверкает любовь, горящей звездой воссияет душа…
         Он пристально смотрел в ее раскрытые глаза. Говорил негромко, мягким голосом проникая в глубины сознания. От его взгляда струился поток тонких лучей, волосы блестели в лунном отражении. Его руки излучали живую энергию.
Леся чувствовала, как через касание пальцев происходит соединение духовных оболочек. Как скользящие потоки пронизывают эфирные тела, и загадочный прекрасный мир открывается перед ней грандиозным великолепием. А она, постепенно растворяясь, сама становится частью этого мира. Блаженное состояние радости и покоя, чудесного неземного счастья. Она медленно открыла глаза:
         Пустая комната, разобранная постель, закрытое шторами окно. А в темном углу возле мягкого кресла лежит старинная мушкетерская шляпа.
                Июль 2014г.