1. Анита.
Я люблю кладбища, старые, респектабельные, с дорогими строгими или вычурными надгробиями, мраморными крестами, скорбящими ангелами и свободным от электрической сети небом. Почему здесь нет столбов с проводами, всегда было для меня загадкой. Но я не хочу знать ответ, это рассеяло бы туман грустного романтизма и ощущение исключительности этих величественных парков. Мои останки никогда не будут лежать в таком месте. У меня не хватит денег, чтобы купить могилу между фамильными склепами банковской династии Бучанонов и потомков великого Дональда Гринэма.
Эрик Трэвис. 15 Января 1982 – 10 июня 2012.
Завтра будет годовщина его смерти, родные и друзья придут навестить бедного Эрика. Они найдут здесь ирисы. Точно такой же букет я послала им в день похорон. Я не смогла тогда прийти проститься с ним, мою сестру уже подозревали в этом ужасном убийстве. Она ещё не была арестована, но по странному стечению обстоятельств тоже не приехала на погребение, да это и к лучшему. Хотя я знала, что она очень хотела увидеть его в последний раз, спешила, как Золушка на бал. Но опоздала. Всё - к лучшему. Она тогда думала только о себе. Она всегда думает только о себе.
Джейн Мирандес – моя сестра. Она на шесть лет старше и в сто раз красивее меня. И не только меня, а многих людей. Точнее сказать, трудно найти столь красивую женщину, если она не актриса или не модель. Среди наших знакомых никто не мог сравниться с Джейн. У меня никогда не укладывалось в голове, как у одних и тех же родителей могли появиться на свет такие разные дочери. Хоть мы с Джейн и одного роста, и приблизительно одного веса, остальные сравнения будут не в мою пользу. Моя грудь не развита, мои руки-плети и ноги-ходули делают меня похожей на мальчика-подростка. А Джейн – это спелое, сочное яблоко, мимо которого не может пройти ни один мужчина, не поддавшись фантазиям. Они избаловали её своим вниманием. Мужчины виноваты в превращении Джейн в монстра. Её прекрасное лицо и сексуальное тело – это всего лишь инструменты, которыми она умело пользуется для получения желаемого. Бог дал Джейн тело ангела и душу хамелеона. Я всегда завидовала её способности приспосабливаться к любым условиям. Можно было бы сказать, что жизнь не очень-то жаловала мою сестру. Но так ли это было на самом деле? Даже будучи значительно моложе её, я часто замечала те возможности, которые Джейн почему-то не использовала. Любя комфорт, она ничего не делала для того, чтобы облегчить себе путь к этому комфорту. Рутина засасывала её, превращая в пассивную созерцательницу проходящей мимо жизни. Единственное, в чем она не ленилась – это поиски человека, который бы принёс желаемые изменения в её жизнь и дал бы ей всё то, что, как она считала, заслуживает.
Наверное, я не должна так думать о ней. Я осознаю, что во мне говорит злость и обида. Критикуя сестру, я только продолжаю кормить эти чувства. А нужно бы уже перестать. Теперь всё закончилось. И ничего нельзя изменить. Ничего, кроме собственной жизни. Но как же сложно простить то, что она сотворила со мной. Даже очень хорошо зная Джейн, я не смогла уберечь себя от её разрушительного вторжения в мою судьбу. Возможно, я – единственная, кто знает её, от кого она никогда не прятала свои мысли. Свои настоящие мысли, а не те, что она старательно записывала в дневник, который она вела специально для Эрика в надежде, что он поверит в её искренность и чистоту. Она не таилась передо мной, потому что я всегда была пустым местом, не конкурентно-способным существом, вещью, жилеткой, младшей сестрой.
- Здравствуй, Эрик, – мой тихий голос еле различим в шелесте листвы и щебете птиц.
Я молчу, я не знаю, что сказать. Я достаю из сумки письмо Джейн, которое она просила положить на его могилу. Я не должна вскрывать его. Наивная Джейн, неужели она думает, что может управлять мной всегда? Что будет, если я ослушаюсь и прочитаю его? Я разрываю конверт и достаю тюремный бланк. Что она могла там написать? Извинения семейству Трэвис?
«Здравствуй, Анита. Я знаю, что ты прочитаешь это письмо. Я отдам его тебе и попрошу оставить на могиле Эрика. Но ты никогда не сделаешь этого. Ты так щепетильно относишься к горю его семейства, будто они - твоя родня. Очнись, ты не одна из них. Ты бы никогда не вошла в эту семью, как и я. Не могу поверить, что ты сострадаешь его братьям и сёстрам, в то время как они не питают жалости к тебе, отнимая жизнь у твоей единственной сестры. Они ненавидят меня и ждут моего последнего часа. Они никогда не любили меня и всегда были против наших с Эриком отношений. Почему бы вместо них тебе не посочувствовать мне? Знаешь, через что мне пришлось пройти? Через страх, позор и полное одиночество. Даже не знаю, что из этого самое тяжелое. Со страхом можно бороться. Позор можно искупить. Но когда от тебя отворачивается самый близкий тебе человек – это невыносимо. У меня больше никого нет. Родителей я потеряла давно. Я перестала доверять им, когда они начали совать свои носы во все мои дела, пытаясь лишить меня личной жизни, контролируя каждый мой шаг, думая, что могут влиять на мою жизнь. Как давно я потеряла тебя, моя маленькая сестрёнка? Когда украла у тебя Эрика? Но ты бы никогда не могла быть счастлива с ним. Заняв твоё место, я взвалила на свои плечи твой крест, который скоро погребёт меня. Это очень тяжёлая ноша, детка. Я избавила тебя от погони за миражем, от разбившихся надежд, от болезненного разрыва, от всего того, что пришлось пережить мне, и что не раз подавляло мою волю и подводило к хрупкой черте, за которой уже ничто не имеет смысла. Я выстрадала эти отношения за тебя, моя хрупкая Анита. И скоро мне предстоит завершить этот путь. Смогла бы ты быть такой же сильной, как я? Смогла бы ты посмотреть в лицо своей смерти? Нет, моя маленькая трусишка. Но не думай, что ты так просто отделалась от своей судьбы. Тебе придётся теперь нести другой крест – сестры убийцы. Будь готова к этому. Скоро и ты узнаешь ужас одиночества. Мне жалко, но я ничем не смогу помочь тебе. Ты, наверное, спрашиваешь себя, почему я не отдала тебе это письмо, прямо сказав, что оно адресовано тебе? Я хотела, чтобы у тебя был повод прийти на могилу Эрика. Чтобы ты прочитала его именно там. Ты же сейчас стоишь напротив его имени, правда? И вот в этот момент я хочу, чтобы ты была честна и сказала себе: «У меня была любящая сестра».
Искренне. Твоя Джейн»
Я закрыла глаза. Несколько капель упали на плотную бумагу бланка. Я бы хотела, чтобы это были мои слёзы. Это было бы драматично, в стиле письма Джейн. Но это были всего лишь капли дождя. Она написала вздор, бессмыслицу. Я никого не просила нести мой крест, решать мою судьбу, ограждать меня от ошибок и чувств.
Я вздрогнула от звука шагов, словно убийца, застигнутый на месте преступления. Скомкав в кармане письмо Джейн, я обернулась. Это был младший брат Эрика – Лен.
Мы встречались несколько раз. Дважды в загородном семейном коттедже Эрика, куда тот приглашал меня провести выходные с его друзьями, и один раз случайно в кафе ещё до смерти Эрика. Тогда мы перебросились парой вежливых фраз. Конечно, я видела Лена в суде почти на каждом заседании по делу убийства его брата, но мы никогда не разговаривали. Мы всегда сидели по разные стороны. Он – на стороне обвинения, я – на стороне защиты, избегая смотреть на родственников и друзей Эрика, и всем телом чувствуя волны ненависти и гнева, исходящие от них.
- Привет. Я принесла цветы для Эрика.
Он вздохнул и молча посмотрел сквозь меня. Я развернулась и зашагала к главной аллее, теребя в кармане письмо Джейн. «…Скоро и ты узнаешь ужас одиночества…» - Будто слышала я голос сестры. Даже если бы я рассказала ему, как сильно я любила Эрика, он не стал бы относиться ко мне иначе. Мои переживания никогда не нашли бы сочувствия в его душе.
И тут я осознала, что меня ничего не связывает с этой семьёй. Нет, Джейн, ты не права, я не буду одинокой. Мир не заканчивается на Трэвисах. Я с ними уже расплатилась. Вернее, ты расплатилась. Теперь нужно двигаться дальше. Я начну новую жизнь. Уеду в другой город, не такой большой, как Финикс, а в маленький провинциальный, окруженный необъятными полями. У меня будет дом с большими окнами на тихой улочке, простой муж, любящий и не задающий лишних вопросов, несколько детей, чтобы не сидеть без дела, и абсолютно не будет времени, чтобы думать о прошлом. Моё одиночество, Джейн, останется здесь, с вами, мёртвыми. А там всё будет новое – память, лица. Я удалю из компьютера все фотографии, твои и Эрика в первую очередь. Ты посылала мне их отовсюду, где вы бывали вместе. Ты путешествовала с моим мужчиной по мной придуманным маршрутам. Мы с Эриком составили список и назвали его «Сто мест, которые мы увидим вместе, прежде чем умрём». Эрику не удалось увидеть и десятой части из этого списка. Мне – ещё меньше. Но я оставлю в памяти желание посетить эти места. Может, мне удастся побывать хотя бы в пяти из них. Свой медовый месяц я проведу на Карнавале в Венеции. Разве это не символично, что Эрик был убит накануне поездки в Италию? Ты, наверное, была в бешенстве, Джейн, когда узнала, что он едет туда с другой женщиной. Ты можешь быть внешне спокойной и сладкой, нежной как ангел. Сложно заподозрить, что творится в твоём сердце. И только я знаю признаки сдерживаемой волей бури, бушующей в твоей душе. Твой голос становится выше, смех звенит металлическим колокольчиком, а в глазах разверзается бездна, в них становится так пусто и холодно, что я иногда сомневаюсь, есть ли у тебя душа.
Я ловлю себя на том, что разговариваю с Джейн. Неужели так теперь будет всегда - я начну заполнять одиночество монологами, обращёнными к сестре? Нет, это не должно перерасти в привычку. Как же ловко она заставила меня разговориться. Она хочет показать мне, что я уже одинока, что мне уже не с кем поговорить, разве что мысленно с человеком, приговорённым к смертной казни.
Обернувшись на массивные железные ворота кладбища, машу рукой.
Прощай, Эрик. Я давно уже перестала любить тебя. Ещё до того, как осознала, что ты мёртв. Но я продолжаю любить воспоминания о тебе и о том времени, когда ты был со мной – о самом лучшем времени в моей жизни. И эти воспоминания мне придётся убить, если я хочу начать новую жизнь и не оставаться заложницей прошлого. Но прежде, чем я сделаю это, я должна измучить себя ими как тяжелой болезнью, чтобы после насладиться полной свободой.
Весной 2011 года отец вышел на пенсию, и мы все остро почувствовали, что придётся экономить. Мы с сестрой жили тогда с родителями на окраине Финикса. Они сравнительно недавно купили дом, и банковский заем не был тогда ещё выплачен. Джейн уже два года работала официанткой в небольшом ресторанчике в нескольких кварталах от дома. Никогда не высказывая желания продолжать образование после школы, она заявила, что всё, что ей было необходимо узнать, она уже узнала. При всей живости ума сестра ненавидела учёбу. Ещё в старших классах школы она начала серьёзно увлекаться фотографией и думала, что скоро это принесёт ей большие деньги. Но пока редкие съёмки свадеб, крестин и похорон не могли обеспечивать и десятой доли её собственных нужд, не говоря уже о внесении средств в семейный котёл. Джейн решила пойти официанткой на лёгкие чаевые, да так и застряла с подносом в руках. Она иногда жаловалась на то, что скучная работа делает её ленивой и тупой. Но я знала, что в действительности она не так уж была недовольна. Лавируя между столиками с подносом, она получала то, что было самым важным для неё в жизни – внимание людей, восхищённые взгляды мужчин и завистливые взгляды их жен. А благодаря своей внешности, она имела это сполна.
Я заканчивала первый курс колледжа. Мне хотелось работать медицинской сестрой в каком-нибудь важном большом диагностическом центре. Родители боялись, что я последую примеру сестры, они заклинали меня не бросать учебу, а найти какую-нибудь сезонную работу на весну и лето. И в апреле друг отца, работавший смотрителем полей для гольфа, помог мне устроиться в один из гольф-клубов. В мои обязанности входило ездить по полю от лунки к лунке на электроприводной тележке и предлагать игрокам напитки и еду. Первый свой рейд я должна была начинать не позднее половины седьмого утра, заканчивала же я свой рабочий день после захода солнца. Это были неплохие деньги, даже если не считать чаевые. У меня были выходные посреди недели, и я могла бесплатно играть в гольф в свободное время, если бы умела. У нас в семье не было лишних денег, чтобы мы могли позволить себе дорогие уроки гольфа. Концы с концами мы всегда сводили, но тратить на то, что мой отец считал бесполезным, никогда бы не стали. Вероятно, желание взять в руки клюшку и ударить по мячу у меня так и не возникло, если бы не случай.
Субботнее хмурое утро, что может быть унылее? В последних числах апреля часто стояли утренние туманы, и нельзя было определить, каким будет день – пасмурным или солнечным. Так как чаевые мои зависели от количества игроков, проходящих через наш клуб за день, я тщательно следила за прогнозом погоды. Мало было любителей играть под дождём, а в тот день обещали грозу после полудня, поэтому многие ещё в пятницу постарались отменить игру.
Загружая тележку на заднем дворе клуба, я заметила влетевшую на автомобильную стоянку кремовую Феррари. Двое молодых людей, выйдя из машины, выгрузили клюшки и начали переобуваться в туфли для гольфа. Я не могла слышать, о чём они говорили, но чувствовала, как они возбуждены. Они разговаривали довольно громко и всё время смеялись. Их настроение так не соответствовало серому утру, что я невольно улыбнулась. Они пошутили что-то насчёт моего старенького отцовского Форда, который стоял на парковке для персонала, и скрылись в здании клуба.
Я догнала их на четвёртой лунке. Тактично заглушив моторчик тележки на дорожке в низине, я ждала, когда они доиграют и обратят на меня внимание. Они достали мячики из лунки, воткнули флажок на место, посмотрели в мою сторону и перекинулись парой слов. Один из них направился ко мне, в то время как второй понёс клюшки к сумкам, на ходу записывая счёт.
- Привет. Что у нас алкогольного на завтрак?
- Доброе утро, сэр. Алкоголь мы начинаем подавать только после одиннадцати.
Это было строгое правило клуба. Нарушив его, игроки рисковали быть оштрафованными, а я могла лишиться работы.
- А сколько у нас до одиннадцати?
- Почти четыре часа.
- Эрик! – Крикнул молодой человек своему партнёру, - Мы быстрее закончим, чем они начнут продавать пиво.
Эрик спускался с холма, на котором находилась лунка. На лице его играла лёгкая улыбка. Вдруг мне пришла в голову мысль, что мы с ним похожи. Чем? Глазами? Но у него они были очень светлые, как незабудки. Длинными тёмными ресницами? Я не могла оторвать от него взгляда. Его лицо было очень мужественным, несмотря на румянец на по-детски пухлых щеках, покрытых лёгкой небритостью, и мягкие очертания подбородка. Он производил впечатление человека сильного, уверенного и довольного собой. Всё его тело излучало здоровую энергию и будто говорило: «Посмотри, какой я крепкий! Попробуй сдвинуть меня с места. Ты не сможешь. И никто не может заставить меня делать что-то против моего желания. Зато моё желание – это закон». Да, передо мной стоял чей-то принц.
- Привет. Как дела… Анита? – Прочитал он моё имя на кармане униформы.
В эту минуту я начала понимать, что не могу противостоять его обаянию, что чем дольше я нахожусь с этим шедевром природы, тем больнее сжимается сердце от осознания, что я влюбляюсь в незнакомца, которого, возможно, никогда больше не увижу. О котором буду думать и грустить достаточно долго, пока не забуду. Дальнейший разговор я помню плохо. Кровь громко стучала у меня в висках, отвлекая внимание от смысла аферы, которую предлагал Эрик. Опомнилась я только в подсобке, укладывая в лёд банки с пивом и стаканчики. Тележка подпрыгивала на поворотах, когда на полной скорости я гнала обратно. Мне было страшно и весело. Я ругала себя и удивлялась, как за одну минуту он заставил меня сделать то, что я для родного отца не согласилась бы сделать. Я уважаю правила. Они упрощают нам жизнь. А нарушение их – усложняет. Но разве я могла думать о правилах в тот момент!
Я разлила две банки пива в стаканчики с надписью «Кока-Кола», закрыла их пластиковыми крышками и протянула Эрику и его спутнику. Эрик заплатил и отказался от сдачи, оставив мне очень щедрые чаевые. Затем посмотрела на меня серьёзно и спросил:
- Ты ведь сделала это впервые?
- Да, и больше не собираюсь, - я понемногу начала привыкать к его обществу, и мне нравилось разговаривать с ним.
- Значит, ты сделала исключение для нас?
Я растерялась и пожала плечами, не зная, что ответить.
- Брось, во всех клубах девчонки делают это.
- И это неправильно. Хотя я очень сомневаюсь, что во всех клубах.
Эрик хмыкнул, скрывая улыбку и вдруг предложил.
- Может, сыграем как-нибудь вместе? – Его партнёр сделал понимающее лицо и отошел на расстояние, показывая, что предложение касается только меня.
Я совсем растерялась и единственное, что могла выговорить:
- У меня нет клюшек.
Когда Эрик понял, что я не умею играть, он загорелся желанием научить меня. Я не могла отказаться. Вопреки моему ожиданию, наши последующие встречи не были похожи на свидания. В свободное от работы время мы встречались в безлюдном парке, и он заставлял меня отрабатывать удары разными клюшками. Поначалу мне было стыдно за то, что я часто не попадала по мячу, и моё тело не слушалось меня. Но Эрик не переставал говорить, что гольф только выглядит простой игрой, на самом деле все, кто начинает играть, проходят через изучение абсолютно не свойственных человеку движений, и только практика может исправить первоначальную неуклюжесть и неуверенность. Тогда я поняла, что он относится к этому серьёзно, и любая моя промашка не веселит, а скорее расстраивает его. Я успокоилась и перестала стесняться его. И вот с того момента мне захотелось показать ему, как быстро я могу учиться, какая я умная и прилежная.
Чем больше Эрик рассказывал мне о гольфе, тем больше я узнавала о нём самом. Он был очень интеллигентным и терпеливым, никогда не раздражался, постоянно шутил, и его шутки никогда не были грубыми. Я наслаждалась его обществом и вниманием. Я думаю, Эрик знал, что нравится мне, но не спешил воспользоваться этим. Тем не менее, он всегда интересовался моими делами, спрашивал о семье, детстве, планах на будущее. Это немного путало и обескураживало меня. Я не могла понять, что он сам получает от наших встреч, собирается ли развивать эти отношения, и вообще, имеет ли какие-либо планы насчёт меня. Позже, когда я лучше узнала Эрика, я поняла, что он не мог жить без того, чтобы не помогать кому-то. Он находил смысл жизни в том, чтобы давать людям то, чего у них не было, и то, что он имел сполна. Поэтому совсем не было странным то, что у Эрика было множество знакомых и друзей, которые пользовались широтой его души.
Через несколько недель он посчитал, что я готова выйти на поле для настоящей игры. В начале июня было много дождей и гроз. И тот день напоминал мне утро, когда я впервые увидела Эрика. Это создавало странное ощущение, как будто не было полутора месяцев встреч в парках. Мы словно вернулись к исходной точке. Только теперь у меня было больше шансов не потерять Эрика навсегда.
Серое низкое небо в любую минуту могло расплакаться дождём. Я очень волновалась, наверное, поэтому забыла всё, чему научилась.
- Главное в гольфе - начать игру в полной гармонии с собой. Нужно забыть обо всех проблемах, просто повернуться к ним спиной. Голова должна быть абсолютно свободной от забот. Нет ни прошлого, ни будущего. Есть только ты, твоё оружие, и есть цель.
Я не раз вспоминала эти слова Эрика. Ведь они были простейшей формулой успеха. Есть только ты и цель. И весь остальной мир перестаёт существовать…
Еле передвигая ноги, я тащила сумку к последней лунке. Мой учитель шагал чуть впереди, и казалось, что он ничуть не устал за четыре часа игры. Обернувшись, чтобы подбодрить меня, он улыбнулся, а потом вдруг на ходу обнял меня за плечи и, заглядывая мне прямо в глаза сказал:
- Я не могу удержаться, чтобы не сделать этого.
В следующую секунду он приблизил свои губы к моим и почти коснулся их, когда я свободной рукой отстранила его. Не знаю, почему я сделала это. Я часто представляла наш первый поцелуй и знала, что он может означать много, и может ничего не означать. Скорее всего, мой жест был инстинктивным протестом, ведь поцелуй не соответствовал нашим уже более или менее сложившимся дружеским отношениям. Эрик не обиделся, он был, скорее, удивлён. Мы закончили игру, он поблагодарил и поздравил меня с почином, обнял, похлопал по плечу. И всё. Я понимала, что после моей реакции на его попытку поцеловать меня он не станет повторять её. Но я была настолько вымотана игрой, что мой мозг отказывался анализировать то, что случилось несколько минут назад. Как кино, перед глазами проплывала картина – лицо Эрика и слова «не могу удержаться». То, о чём я мечтала уже несколько недель, не вызывало никаких эмоций из-за нечеловеческой усталости.
Дома, стоя под сильными, массирующими моё изможденное тело душевыми струями, я пыталась собраться с мыслями. Несколько последних часов. Зелёное поле, серое небо, сталь клюшек, лицо Эрика, моя рука, отталкивающая его, летящий мячик, теряющийся на фоне неба, лицо Эрика, моя рука… Чувства и эмоции постепенно начали возвращаться ко мне. Первая более или менее ясная мысль была – «всё, это конец, я никогда больше не увижу его». Я хотела, чтобы он поцеловал меня. Я страстно желала этого именно в тот момент, когда он обнял меня за плечи. Я трогала свои мокрые губы и вспоминала, что отталкивая его, я хотела его как никогда прежде. Неужели это страстное желание напугало меня, заставило в один момент остановить то, что могло сделать все мои мечты реальностью? Или же интуиция уже тогда пыталась удержать меня от этой связи, которая принесла мне столько страданий?
Два следующих дня я жила будто отбывала наказание. Стараясь отвлечь себя от мыслей об Эрике, я хваталась за любую работу, заводила разговоры с незнакомыми игроками и даже пробовала кокетничать. Но образ Эрика преследовал меня каждый свободный момент и колол в сердце иглой горького сожаления. Досада на себя саму отравляла каждый миг, и я не могла с этим бороться.
Облегчение пришло внезапно, когда я увидела Имя Эрика Трэвиса на дисплее своего сотового телефона…
*******************************************
10 Июля 2012 года. Из материалов дела – допрос Джейн Мирандес, обвиняемой в смерти Эрика Трэвиса, наступившей 10 июня 2012 года.
« - Джейн, ты понимаешь, почему ты здесь?
- В действительности нет. Но я предполагаю, что это как-то связано со смертью Эрика Трэвиса.
- Да-да, всё верно… Мы думаем, ты сделала это, Джейн.
- Как? Как я могла? Я бы никогда не причинила вреда Эрику. Как вам в голову пришла такая нелепая мысль? У вас есть улики против меня?
- Да. Есть.
- Но… Но этого не может быть! Я давно не виделась с Эриком. Мы расстались несколько месяцев назад.
- Когда это случилось?
- В феврале. Точнее, всё начало рушиться четырнадцатого февраля.
- Прямо в день святого Валентина?
- Да, именно в тот день я обнаружила на телефоне Эрика сообщения от другой женщины и поняла, что он, возможно, изменяет мне.
- И после этого вы не встречались?
- Встречались.
- В его доме?
- И в его доме тоже. Я переехала в Калифорнию, но иногда виделась с Эриком, когда навещала свою семью в Аризоне. Это в пяти часах езды, я не могла делать это часто.
- Когда в последний раз ты была в доме Эрика, где произошло убийство?
- Я точно не помню, возможно, в марте.
- Мы нашли много свидетельств того, что ты была там сравнительно недавно.
- Это какой-то абсурд! Что вы могли найти там?
- Например, твои волосы.
- Мои волосы? Так Эрик не был чистюлей, а не удивлюсь, если он не пылесосил свою спальню несколько месяцев. Вам следовало бы проверить алиби его друга, который снимает у Эрика половину дома.
- Мы проверили. С ним всё в порядке, чего не скажешь о твоём алиби.»
2. Джейн.
Интересно, что именно сейчас я по-настоящему начинаю понимать, чего я стою и чувствовать гордость за себя. Не то, чтобы раньше мне нечем было гордиться. Всегда было чем. Я красива, талантлива, умна. А теперь ещё и знаменита. Девяносто девять процентов людей на улицах Финикса быстрее расскажут о Джейн Мирандес, чем об Эйнштейне. «Это та красотка, которая перерезала горло своему бойфренду!». Люди говорят обо мне, газеты пишут, телевидение транслирует меня каждый день. Интернет заполнен моими фотографиями и опросами «Смерть или пожизненное заключение для Джейн Мирандес?» У людей не осталось других проблем, они уже несколько месяцев едят свои ужины перед телевизорами, боясь пропустить минуту трансляции с судебных заседаний. Журналисты стоят в очередь, чтобы взять интервью. Блогеры обсуждают каждый мой жест, каждое моё слово.
Хотела ли я такой славы? Ну, какой нормальный человек пожелает себе такого?
Я мечтала быть актрисой. Но тогда мне было всего одиннадцать. Впрочем, уже в четырнадцать я поняла, что актрисой я вряд ли стану. Слишком много работы. Если бы не надо было учить роли, а можно было бы играть спектакли экспромтом, зная суть пьесы, вот такая работа была бы по мне. В седьмом классе мне дали роль Белой Королевы в постановке «Алисы» по Кэрроллу. Боже! Какая эта была скучная рутина. Ближе ко дню представления я начала пропускать репетиции, и им пришлось заменить меня. Я была счастлива. Подумаешь, сыграть королеву в школьном спектакле! Через два дня об этом никто уже не будет помнить. Зато будут помнить меня, первую девочку в школе, обесцветившую свои каштановые волосы и превратившуюся в платиновую блондинку. Школа два месяца гудела, переваривая эту новость, пока все более или менее не привыкли к моему новому виду. Я, конечно, сказала, что сделала это ради роли в спектакле. Иначе я родителей бы не уломала дать мне деньги на парикмахерский салон. На самом деле, я давно хотела иметь белокурые волосы, которые бы подчёркивали мои большие почти чёрные глаза. Позже я не раз меняла цвет, но по-прежнему считаю, что моя внешность выигрывает больше от светлых волос. Жаль, что сейчас, когда я на виду у миллионов людей, я не могу выбирать, какой им меня видеть.
Я перекрасила волосы как раз накануне этого кошмарного путешествия. Они думают, я сделала это специально, чтобы никто не мог узнать меня, и не хотят верить, что я сделала это для Эрика. Ему надоела блондинка. Он хотел любить разных женщин, я могла стать абсолютно другой. Я научилась перевоплощаться для него, исполнять любые его фантазии. Наверное, поэтому он не мог до конца порвать со мной. Я давала ему то, что не могли дать другие – секс без запретов и границ. Все говорят, что Эрик встречался с разными девушками, потому что хотел осесть и искал ту, с которой бы смог прожить всю жизнь. Какой вздор! Ну, конечно, он же жертва, теперь любое его действие они оправдывают. Никто ведь теперь не скажет, что Эрик не был моногамен. Он любил женщин, но партнёрши быстро наскучивали ему. Даже со мной он не смог продержаться дольше пяти месяцев. Бедняжка Анита думала, что сможет удержать его и даже верила в то, что однажды он предложит ей замужество. Впрочем, я тоже так заблуждалась какое-то время. Я очень хотела, чтобы Эрик женился на мне. Интеллигентная семья. Богатый муж. Мне не нужно было бы работать. Я могла бы спокойно заниматься своей фотографией и живописью, возможно, издала бы несколько альбомов. У нас с Эриком могли бы быть красивые дети. Хотя, тогда я не задумывалась об этом. Мне двадцать семь, ещё лет пять-шесть можно пожить в своё удовольствие. А там, может, и проснётся этот материнский инстинкт. А если не проснётся, тоже не смертельно. Не всегда люди заводят детей из-за большой любви к ним. Эрик с его добротой был бы хорошим отцом, для счастья детей этого уже достаточно. И я бы с лёгкостью уступила ему роль любимого родителя и воспитателя, а также рутину, шум, беспорядок и отсутствие свободного времени. Но я не могу не отдать должное детям - они чрезвычайно фотогеничны. Работать с ними не так уж сложно, и родители всегда довольны любыми результатами.
У Эрика было несколько племянников. Его младшие брат и сестра уже успели обзавестись семьями. Я видела их всех однажды на дне рождения бабушки Эрика. Даже сделала несколько снимков. Диллану, старшему сыну Лена, было тогда пять лет. Он повсюду следовал за Эриком, просил поиграть с ним, ревновал Эрика ко мне и постоянно мешал нашему уединению. Со мной же был очень груб. Я тогда начала думать, что Диллан непроизвольно выражает отношение ко мне своих родителей. Но, возможно, он просто был маленьким избалованным пацаном.
Мы с Эриком были вместе почти три месяца, когда он впервые представил меня своим родным. Они встретили меня сдержано. Тогда я подумала, что они снобы, и им не помешало бы уделить мне немного внимания и поинтересоваться моей жизнью и интересами, ведь это элементарная вежливость. Но весь вечер разговоры крутились вокруг близких семье людей. Такое игнорирование обидело меня. Поэтому я не отдала им сделанные мной фотографии детей.
Эрик, казалось, не замечал, что я чувствую себя не в своей тарелке. Ему всегда больше нравилось, когда все смеялись над его шутками, чем интересовались мной. Иногда я думала, он просто ревнует. Особенно это было заметно, когда его друзья проявляли внимание ко мне, он сразу брал инициативу в свои руки, переключая внимание на себя. Я думаю, никто из его окружения никогда не имел шанса узнать меня. Исключением был, разве что, Хендрикс, роман с которым я закрутила назло Эрику сразу же после нашего с ним официального разрыва.
Со временем это уже стало традицией. Когда мы встречались с друзьями Эрика, за весь вечер я могла сказать всего несколько фраз. Место Эрика было в центре внимания, моё – в тени. Тогда я осознавала, что если хочу сохранить отношения с Эриком, на какое-то время мне придётся смириться с ролью молчаливого эскорта.
В тот вечер, когда Эрик представил меня своей семье, я написала в своём дневнике «Трэвисы – очень интеллигентная семья». Я могла бы написать больше, но я не могла описать свои реальные чувства. Не в этом дневнике.
«Журнальчик», так я называю свой «публичный» дневник, я начала вести, когда узнала о записках, которые делал Эрик. Он сказал, что может почитать мне выдержки из своего дневника. Его короткие заметки были интересными. Детали, которые он подмечал в людях или событиях, были описаны с юмором. Да, Эрик был весёлым человеком. Иногда он описывал день или событие цитатой или афоризмом и я, зная, о чём идёт речь, удивлялась точности, с которой он их подбирал, чтобы передать своё впечатление и настроение. Это было очень артистично. Его дневник можно было издать как книгу, которая была бы интересна многим. На Хэллоуин Эрик подарил мне тетрадь в оранжевой кожаной обложке, на которой было вытеснено небольшой вязью «Журнал». Какое-то время я не знала, чем заполнить эту тетрадь. Проблема была в том, что дневники я вела с самого детства, записывая в них сокровенные мысли. Но до сих пор мне в голову не приходило поделиться этими записями с кем либо, даже с очень близким человеком. Это было слишком личным. Это был мой мир, моё пространство, в которое я не пускала никого, в котором мне не надо было задумываться о доверии и недоверии. Писать же публичный дневник означало для меня притворяться, создавая у людей, читающих его, то впечатление обо мне, которое было мне выгодно. И уже сейчас, вспоминая записки Эрика, я понимаю, что и он был не до конца откровенен со своим дневником. Нет, он не лгал, он просто не записывал моменты, которые ему в себе не нравились. Очень многое то, что касалось наших отношений, осталось только в электронной переписке. Его желания, его фантазии, слабости, страхи и чувства – всё это он доверял только мне в своих письмах. И кто же из нас двоих лучше? Эрик, который замалчивал правду? Или я, которая прятала эту правду в стопочке школьных тетрадок?
Я листала записи Эрика, и думала, что не смогу конкурировать с ним остротой мыслей и наблюдательностью, краткостью изложения и юмором, а мне так хотелось показать ему, что я хоть в чём-то могу быть на его уровне. И однажды Эрик спросил, как мне нравится документировать свои мысли, и скоро ли он услышит что-нибудь из моего «Журнала». Вот тогда мне пришла идея. Я буду писать только для него. Только то, что может ему понравиться. В тот же день я написала несколько страниц, датировав их задними числами.
Поскольку я больше слушала Эрика, чем говорила сама, я быстро узнавала его характер. Кроме того, что Эрику нравилось быть в центре внимания, он любил, когда им откровенно восхищались. Его внешностью, умом, сексуальностью, энергией, предприимчивостью. Неважно чем. Но чтобы не критиковали. Эрик никогда не думал, что кто-то может льстить ему, преследуя свою цель. Он расточал чувства, эмоции, доброту, юмор, идеи, планы как солнце, и думал, что ответная благодарность людей абсолютно искренняя и бескорыстная. Также он наивно полагал, что отдавая людям так много тепла и делая столько добра, он искупает то маленькое зло, которое происходит по чистой случайности, по велению судьбы, в какой-то степени против его желания быть хорошим для всех. Так, например, он чувствовал вину за измену и очень переживал, что предал Аниту. Но очень скоро он нашёл оправдание этому – его чувство ко мне было сильнее его воли. Поэтому он начал отношения со мной. Но теперь, пройдя через весь этот судебный процесс и оглядываясь назад, вспоминая Эрика, я думаю, он связался со мной, потому что не хотел смириться с мыслью, что смог так подло поступить с юной неопытной девушкой, которая любила его и которая полностью доверяла ему. Он отдавал отчет тому, что Анита относится к их отношениям намного серьёзнее, чем он сам. Он не был настолько влюблён в неё, чтобы не понимать, что рано или поздно им придётся расстаться. И именно ему придётся поставить точку.
Я не знаю, повезло ли ему с моей сестрой, или наоборот. Потому что иногда прощение ранит больше ненависти. Анита не простила его. Она не устраивала скандалов, не била тарелки и не запиралась в ванной комнате с опасной бритвой. Она посмотрела на нас и тихо сказала: «Вы безобразны. Я вас ненавижу, но это пройдёт». А через полтора месяца появилась на вечеринке Эрика по случаю Хэллоуина.
- Думаешь, это хорошая идея для неё – видеть нас вместе? – спросил тогда Эрик.
- А ты хочешь теперь вычеркнуть её из наших жизней?
- Как она узнала о вечеринке?
- Из твоего блога в Интернете, конечно. Ты же не удалил её из группы «друзей», а все друзья были приглашены.
- Может, поговорить с ней?
- Оставь её! Пусть делает, что хочет.
Я догадывалась тогда, зачем Анита пришла на вечеринку - убедиться, на сколько серьёзны наши с Эриком отношения , и есть ли у неё шанс вернуть его. Она могла простить многое, но не предательство. Вела она себя очень умно, не стояла весь вечер с постной обиженной миной, а, поздоровавшись с нами, быстро влилась во всеобщее алкогольное веселье. Я даже пару раз видела её, непринуждённо разговаривающую с Эриком. Он, наверняка, подошёл к ней сам, проверить, в порядке ли она. В то же время Эрик старался держать дистанцию со мной. Я знала, что он это желает специально, из-за Аниты, чтобы лишний раз не бередить её рану. Но даже это не защитило меня от укола ревности. Я вдруг представила, что всё может измениться, и тогда Эрик уже не будет претворяться, он просто перестанет быть моим. И я поняла, что не могу потерять Эрика. Он должен быть со мной всегда. Анита не представляла для меня никакой угрозы. Кто такая Анита? Просто бывшая его пассия, но ведь могла появиться другая женщина, и бывшей могла стать я.
Как-то Эрик заметил:
- Она очень великодушная девушка. Я жалею, что всё так получилось.
Он думал, что она его простила.
Эрик жалел, что встретил меня, потому что из-за этого ему пришлось обидеть хорошую девушку. Он уже тогда начал обвинять меня в своих грехах. Но что стоили теперь его сожаления? Почти ничего, потому что он не хотел ничего менять. Но теперь у меня была цель – сделать так, чтобы он НЕ СМОГ ничего изменить. Я привяжу его к себе, сделаю его рабом своей похоти, зависимым от секса. Никогда больше в его голову не придёт мысль о сожалении. И мнимое «прощение» Аниты я подвергну самым жестоким испытаниям. Я сделаю её самой близкой своей подругой. Буду доверять ей самые интимные подробности своей жизни. Завалю её фотографиями, на которых мы с Эриком улыбаемся, целуемся, женимся, растим детей. Посмотрим, как долго она сможет быть великодушной.
****************************************
Август 2012. Из допроса Джейн Мирандес.
- Джейн, мы нашли цифровую фотокамеру Эрика в стиральной машине.
- Да?
- Кто-то пытался уничтожить снимки как улики. Наши эксперты частично восстановили процессор камеры и несколько удалённых фотографий. Все они датированы 10 июня. Это тот самый день.
- Я помню.
- Хочешь взглянуть на фотографии?
- Конечно.
- Качество при восстановлении ухудшилось, но многое можно узнать. Даже лица… Вот, хотя бы на этом снимке. Красивое обнаженное тело. Очень похоже на тебя, Джейн. И дата, видишь?
- Да, действительно, очень похожа. Вы думаете, что это я?
- Мы не сомневаемся в этом, Джейн. Ты была там 12 июня за несколько часов и даже минут до убийства. Вот, видишь время на этой фотографии? Кто-то снимает обнаженного Эрика в душе через восемнадцать минут после того, как сделан первый снимок, который ты уже видела, на котором ты лежишь на кровати Эрика. Эрик ещё жив. А вот следующий по времени снимок. Он сделан, видимо, случайно. Мы предполагаем, что камера упала, кто-то уронил или бросил её на пол, затвор сработал самостоятельно, сделав два снимка. Что ты видишь на этой фотографии?
- Я не знаю… Я не понимаю…
- Ты узнаёшь место, где упала камера?
- Да, очевидно, напротив душевой кабины.
- Что ты видишь на полу душевой кабины?
- Это… Это Эрик.
- Да, это Эрик Трэвис. Вот его плечо, вот голова в луже крови.
- Это последняя фотография?
- Нет, есть ещё одна, но на ней трудно что-то различить, хотя, при желании, возможно. Мы думаем, что это часть ноги человека, который делал снимки, а позже убил Эрика Трэвиса. Посмотри вот на эту деталь. Мы думаем, это кольцо на среднем пальце. Ты носишь кольцо на ноге, Джейн?
- Да. Но ведь не только я ношу кольца на ногах.
- Хорошо, давай перейдём к другим деталям. Ты всегда была блондинкой, Джейн. Когда ты перекрасила волосы в каштановый цвет и почему?
- Не помню. В марте или апреле.
- В своём блоге ты опубликовала фотографию марафона, который проходил третьего июня в Мессе. Это было за неделю до смерти Эрика. На той фотографии у тебя всё ещё светлые волосы.
- Да? Странно, мне казалось, что я перекрасилась намного раньше.
- Как ты объяснишь, что в доме Эрика мы нашли именно каштановые волосы, принадлежащие тебе, если ты утверждаешь, что последний раз видела Эрика в марте или апреле, но перекрасилась меньше, чем за неделю до убийства.
- Не знаю. Я, правда, не знаю, как это объяснить. Меня не было там. Кто-то пытается меня подставить. Всё выглядит так, будто кому-то очень хочется, чтобы обвинили именно меня.
- У тебя есть предположения, кому бы это было выгодно и почему?
- Нет. У меня нет врагов. Хотя… У Эрика была девушка. Возможно, она узнала, что мы с Эриком продолжаем встречаться.
- Зачем ей убивать Трэвиса?
- Возможно, из ревности.
- У Артемис Настю надёжное алиби. Она была на конференции в Юте на виду у более чем двух сот свидетелей.
- Тогда я не знаю. Но вы же детектив, вы должны найти объяснение тому, как мои волосы попали туда.
- Я его нашёл уже – ты была там, Джейн.
- Но это невозможно! Я бы никогда не причинила вреда Эрику. Никогда! Я любила его!
- Но это ещё не всё. Тебе интересно, что ещё мы обнаружили на месте убийства?
- Конечно. Потому что я всё больше склоняюсь к мысли, что кто-то подкидывает улики, указывающие на меня.
- Нет, Джейн. Никто не мог бы сфабриковать отпечаток твоей ладони на стене.
- Но это просто смешно. Я часто бывала в доме Эрика. Стены там не мылись и не красились годами. Вы могли найти очень много моих отпечатков.
- Это особенный отпечаток, Джейн. Это кровавый отпечаток на стене в коридоре, который соединяет спальню и ванную комнату. Кровавый. Понимаешь? И кровь принадлежит Эрику Трэвису.
- Но… Но…
- Ты не можешь дальше отпираться, Джейн, ты была там.
- Но если бы я хотела кого-то убить, разве я бы не надела перчатки?
- Возможно, всё пошло не так, как ты планировала.
- Да почему вы думаете, что я планировала?..
- Ты перекрасила волосы накануне убийства, понимая, что длинноволосая блондинка более заметна, нежели шатенка.
- Нет! Я перекрасила волосы, потому что он так хотел.
- Эрик?
- Да. Он всегда искал новых ощущений. Ему надоела блондинка.
- Когда ты перекрасила волосы?
- Девятого июня.
- Накануне убийства.
- Да! Но я не убивала Эрика!
- Но ты была там в это время.
- Да.
- И ты знаешь, кто убийца?
- Да… Точнее нет.
- Ты опять пытаешься выкручиваться.
- Нет. Я всё расскажу. Там были два человека.
- ?
- Да. Мужчина и женщина. Они были в масках, поэтому я не могу сказать, кто это был. Они что-то хотели от Эрика. Я думаю, он был замешан в какой-то криминал.
- Они знали его.
- Да. Я думаю, они имели с ним какие-то дела. Поэтому и убили его.
- Почему ты не рассказала об этом раньше?
- Они грозились убить меня и всю мою семью.
- За что?
- Потому что я была свидетелем убийства Эрика Трэвиса.
- Тебе самой не кажется странным, что они отпустили тебя живой?
- Нет. Они же были в масках, я всё равно не смогла бы узнать их.
- Мы проверим твою историю, Джейн. Но мне почему-то кажется, что только время потеряем.
Когда мне исполнилось двенадцать, мать подарила мне фотоаппарат. Если бы она знала, что я мечтала получить на день рождения, то купила бы мне роликовые коньки. Я была очень разочарована. Никогда не думала становиться фотографом, считая это скучным занятием, более подходящим разве что людям одиноким, которым не с кем поделиться своими впечатлениями, мыслями о мире, людях. Вот они и самовыражаются в своём творчестве. Впрочем, и фотографию-то я тогда не считала искусством. Подумаешь, установить фокус и нажать на кнопку! Увлечение фотографией начало захватывать меня постепенно. В то же время именно это хобби сделало меня популярной среди одноклассников.
Это было в седьмом классе, я взяла камеру на ежегодный школьный рождественский бал. Мне пришлось уговорить мать купить самое простое оборудование для печати фотографий и бумагу. Все зимние каникулы я просидела над печатью. Когда я принесла толстую пачку глянцевых снимков в школу, не было ни одного человека, который не хотел бы приобрести памятную фотографию, а то и несколько. Я знала, что мать не будет постоянно спонсировать моё увлечение, поэтому продавала снимки по двадцать пять центов за штуку. Некоторые одноклассники были недовольны. Но, я думаю, они просто позавидовали моей предприимчивости. На заработанные таким образом деньги, я купила новые реактивы и бумагу. При этом отдала матери десять долларов, чем очень удивила её. С тех пор она поощряла это занятие, ведь я больше не просила у неё денег. Родители разрешили мне занять чердак дома, который всё равно никто не использовал. Я оборудовала в этой каморке маленькую студию, в которой позже, в старших классах, пыталась развить ещё один бизнес - выращивать коноплю. Не знаю, каким образом родители прознали про мою плантацию, ведь они никогда не поднимались на чердак. Отец вызвал копов – сдал полиции собственную дочь. У меня появилась запись в криминальной истории, и полностью пропало доверие к отцу и матери. Анита клялась мне, что ни словом не обмолвилась о марихуане. Я не знала, верить ей или нет. Долгое время её причастность была под большим сомнением, пока это не перестало интересовать меня. До сих пор я не знаю, каким образом стало известно о моём секрете. Даже осознание того, что отец действовал в моих интересах и не хотел, чтобы я увязла в криминале, не могло оправдать его предательства. Мать же, хоть и играла пассивную роль, своим молчаливым согласием поставила себя на сторону отца.
Родители посещали все заседания суда по моему делу. Но в тот день, когда присяжные были готовы вынести приговор, они не появились. Словно боялись позора, словно стыд был сильнее желания поддержать дочь. Они были готовы к худшему. Аниты тоже не было в зале.
До последнего мгновения я надеялась, что присяжные признают меня невиновной в предумышленном убийстве. Я была уверена, что тактика моей защиты была правильно выбрана и хорошо продумана. Моему адвокату пришлось поработать, чтобы объяснить все факты и улики в свете версии о самообороне. Но неизвестно, о чём думают двенадцать незнакомцев, о которых ты не знаешь ничего, даже имён. Которые изо дня в день детально изучают твою жизнь, обсуждают интимные подробности, своими вопросами стараются залезть тебе под кожу. Как заставить их видеть вещи такими, какими ты хочешь их представить? Как расположить к себе? Что они ценят? На что они покупаются? То, что нравится одному, может абсолютно не трогать другого, антипатии третьего абсолютно не волнуют четвёртого. Это люди, которые до определённого дня ничего не знали не только обо мне, но и друг о друге. У них были разные жизни, разное воспитание, разные работы, вкусы, увлечения, убеждения. И вот теперь они должны прийти к одинаковому решению: имею ли я право на жизнь.
Если собрать вместе несколько тысяч разных людей, во что они поверят? Только в то, что очевидно для всех. Очевидным был факт убийства. Но не просто поверить в то, что молодая, красивая, умная девушка, как я, могла нанести Эрику двадцать с лишним ножевых ранений, перерезать горло от уха до уха и выстрелить в голову. Почему? Каков мотив? Но они нашли мотив. Они думают, что я была в ярости, убила Эрика в припадке ревности, не желая принять то, что он едет в Италию с другой женщиной. Да, я очень не хотела той поездки. Я знала, зачем он собирался в Венецию.
Мало кто был в курсе того, что мы продолжали встречаться даже после разрыва отношений. Каждый раз мне легко было соблазнить Эрика, а он не мог отказаться от секса со мной. Он настолько был отравлен страстью к моему телу и возможностью реализовать любые свои фантазии со мной, что не смог бы отказаться от свиданий даже будучи женатым на другой женщине. Но я не хотела, чтобы он женился. Я всё ещё не теряла надежды вернуть его, хотя и не очень понимала, почему он не остановил свой выбор на мне. Что было во мне не так? Я не получила хорошего образования. Но жене Эрика оно и не понадобилось бы. Для того, чтобы вести хозяйство и растить детей, не нужен диплом. Даже без образования у меня были хорошие манеры и отличный вкус, я много знала, любила читать, могла засидеться далеко за полночь, стараясь дочитать до конца интересную книгу. Особенно я любила Патрицию Корнуэлл…
****************************************
Из интервью с Крэгом Харрисоном, другом Эрика Трэвиса репортёру криминального шоу «911» канала Эйч-Си-Эн.
К.Х.: Когда я узнал, что Эрик был убит, первая, на кого я подумал, была Джейн Мирандес.
Репортёр: Но ведь Эрик и Джейн расстались несколько месяцев до убийства. Насколько мне известно, Джейн сразу переехала в Калифорнию.
К.Х.: Да, это произошло очень быстро. Джейн импульсивная девушка. И в тот раз она сорвалась из родного города так внезапно, будто сбежала. А потом каждые выходные приезжала в Феникс, словно раскаивалась в своей спонтанности. И почти каждый раз она старалась увидеться с Эриком. Она его просто преследовала!
Репортёр: Что вы имеете в виду? Часто звонила, приезжала без приглашения?
К.Х.: Не только… Они продолжали переписываться по электронной почте, и однажды Эрик рассказал мне, что получил от Джейн очень неприятное письмо, в котором она признавалась, что видела его с другой женщиной, занимавшихся любовью в доме Трэвиса.
Репортёр: Каким образом?
К.Х.: Скорее всего, она подглядывала в окно.
Репортёр: А почему она призналась Эрику? Он что-то говорил по этому поводу?
К.Х.: Эрик был взбешен, он не понимал, зачем она следит за ним. После того, как они расстались, между ними, вроде, не осталось недомолвок. У Эрика тогда появилось серьёзное желание найти девушку, с которой он мог бы провести остаток своей жизни. Он честно сказал Джейн, что не представляет её в роли жены.
Репортёр: Они были очень разными людьми, не так ли?
К.Х.: Эрик был очень открытым человеком, у него было много друзей, чего нельзя было сказать о Джейн. Она была абсолютной его противоположностью. Я не знал ни одной подруги Джейн. А ведь у симпатичных девушек всегда есть симпатичные подруги. Хотя бы одна… Вы понимаете, о чём я?
Репортёр: Да, конечно. Но ведь говорят, что противоположности притягиваются.
К.Х.: Возможно. Только не в этом случае. В Джейн Мирандес было нечто, что отталкивало людей.
Репортёр: Вы всегда так думали или только теперь, потому что знаете, что она совершила страшное преступление?
К.Х.: Нет-нет. Даже если бы убийцей была не она, я бы не изменил своего мнения о ней. Я почувствовал это в первую же нашу встречу.
Репортёр: Можете рассказать об этом?
К.Х.: Эрик пригласил Джейн в загородный коттедж, где мы решили встретить Рождество небольшой компанией. Нас было четверо друзей, и каждый привёз жену или подругу.
Репортёр: То есть восемь человек?
К.Х.: Был ещё младший Трэвис с женой.
Репортёр: Тогда вы впервые увидели Джейн?
К.Х.: Да, но другие ребята встречали её и раньше. Вам стоило бы поговорить с супругами Элвс. Они с Эриком и Джейн ездили на Барбадос. Ну, знаете, мы пару-тройку раз в год стараемся выбраться в путешествия на недельку или две. Вчетвером, вшестером или ещё большими группами. Так можно дешевле снять отель, да и веселее в компании. А на Барбадос они ездили в ноябре. За два месяца до рождества мало кто захотел брать отпуск. Обычно люди стараются прихватить неделю ближе к праздникам…
Репортёр: Элвсы покинули штаты полгода назад. Они преподают английский язык в Китае.
К.Х.: Я думал, они уже вернулись. Ну да ладно. Вы спросили, какое впечатление Мирандес произвела на меня? Понимаете, Джейн очень красивая девушка. Но когда Эрик порвал с ней, я думаю, никто не удивился. Её внешняя красота никак не сочеталась с её замкнутостью и высокомерием. У неё очень красивые глаза. Разговаривая с ней, хочется смотреть в них и видеть хоть какую-то реакцию. Но я не видел ничего. Бездна. Никакого движения. Понимаете. Они у неё пустые. Сначала засомневался, слушает ли она меня, а потом совсем потерял желание с ней разговаривать.
Репортёр: Вот вы сказали: «Эрик порвал с ней». Джейн Мирандес показала в суде, что она была инициатором разрыва.
К.Х.: Я так не думаю, хотя не могу утверждать… Она слишком очевидно «вешалась» на Эрика. Понимаете о чём я? Джейн ни на шаг не отходила от него, постоянно любыми физическими контактами – прикосновениями, поцелуями, объятиями показывая всем, что она больше, чем просто его знакомая. По сто раз в день звонила ему на работу или отправляла текстовые сообщения на телефон, если он был в компании без неё. Как-то из-за своей работы она не смогла поехать с нами на Великие Озёра на пару дней. Она измучила Эрика сообщениями, даже среди ночи мы слышали жужжание его телефона.
Репортёр: Мирандес сказала, что причиной разрыва были сообщения от другой женщины, которые она случайно обнаружила на телефоне Эрика.
К.Х.: Это не было случайностью. Эрик высказывал недовольство тем, что Джейн пытается контролировать его. Он подозревал, что она узнала пароли от его электронной почты и facebook. И я допускаю, что Джейн могла закатить сцену ревности из-за сообщения какой-нибудь просто приятельницы Эрика.
Репортёр: Значит вы считаете, что Эрик не был доволен отношениями с Джейн?
К.Х.: Абсолютно. Как можно доверять женщине, которая говорит, что любит, а сама шпионит за тобой без всякого повода?..
********************************************
3. Анита.
Джейн шла между столиками, держа меню. Она махнула мне рукой в знак приветствия.
- Видишь вон ту официантку? - спросила я Эрика, кивнув в сторону Джейн.
Эрик повернул голову и на несколько секунд задержал свой взгляд на ней.
- Это моя сестра.
- Ты имеешь ввиду ту блондинку?
- Да.
- Вы совсем не похожи.
- Она не натуральная блондинка, у нас одинаковый цвет волос, но она предпочитает светлые.
- Да, ей очень идёт. Она красивая…
Идея пригласить Эрика пойти в ресторан, где Работала Джейн пришла мне в голову внезапно. Интуиция подсказывала мне, что этим двоим не стоило встречаться. Но я не могла всю жизнь скрывать от Эрика свою семью. Если я хотела серьёзных с ним отношений, то рано или поздно мне пришлось бы познакомить его с родителями и сестрой. Впервые в жизни я почувствовала тревогу по отношению к Джейн. Мне не хотелось думать, что это зависть к её красоте и боязнь потерять Эрика из-за неё. Наверное, поэтому мне захотелось, чтобы Эрик увидел в моей сестре в первую очередь не красавицу, а неудачницу, лентяйку, не способную выучиться и получить хорошую работу. Конечно, я так не думала, но где-то в душе чувствовала и надеялась на это.
Джейн давно заметила нас, но мы заняли столик, который обслуживала другая девушка, поэтому она не торопилась подойти, но каждый раз проходя вблизи, поглядывала на нас, улыбалась мне и даже из-за спины Эрика сделала мне знак, что он понравился ей. Я была польщена, но в то же время не хотела, чтобы она заинтересовалась им всерьёз.
Сестра подошла поздороваться, когда у неё выдалась свободная минута. Она присела на стул рядом с Эриком, медленно протянула ему изящную руку, глядя прямо в глаза.
- Привет. Наконец-то Анита показала своего друга.
Её голос звучал бархатно. Я могла представить, что так она разговаривает с мужчинами, когда хочет что-то получить от них. С почтальоном, сантехником или свидетелем Иеговы, собирающим пожертвования, она разговаривала иначе. Я попыталась улыбнуться, но чувствовала, что улыбка получается неестественной. Но Эрик не увидел этого, он, казалось, не мог отвести взгляда от Джейн, на мгновение заставил себя посмотреть в мою сторону, но тут же опять повернулся и уставился на сестру. Она извинялась за то, что слишком занята, чтобы присоединиться к нам и поболтать подольше. И я заметила, что Эрик всё ещё держит её руку в своей. Я резко встала. Они оба с удивлением посмотрели меня, будто я внезапно разбудила их. Эрик выпустил руку Джейн. Я извинилась и вышла в женскую комнату, надеясь, что Эрик не заметил моего настроения. Мне самой было неприятно открывать в себе способность ревновать без причины. Я посмотрела на себя в зеркало. Щёки мои пылали, огромные глаза стали почти чёрными. И вдруг я залюбовалась собой. В моём лице было столько жизни и страсти.
Неужели дьявольская ревность могла так преобразить меня? Нет. Это осознание своих истинных желаний придавало мне уверенности в себе. А этого мне всегда не хватало в любых отношениях, будь то с родителями, сестрой или молодыми людьми, потому что я думала об их благополучии чаще, чем о своём собственном. Мне казалось, что ставя чужие интересы выше своих, я получу больше признания и любви. Когда у Джейн начались проблемы с родителями, я не могла поддерживать её, понимая, что мать и отец любят нас одинаково сильно, и если Джейн попадёт в серьёзную передрягу, то это будет большим ударом по их репутации и чувствам. Поэтому, когда я узнала, что сестра выращивает в своей фото-лаборатории под крышей дома марихуану, рассказала об этом матери, попросив не выдавать меня Джейн. Я не ожидала тогда, что они решат преподать Джейн жестокий урок и донесут на неё в полицию. Я думала, что они устроят сестре разнос, придумают наказание, запрут на несколько недель дома… Джейн подозревала меня в предательстве. Я могла бы признаться ей, но не сделала этого, потому что Джейн не смогла бы понять причину моего поступка. Ведь я просто не хотела, чтобы всё это зашло слишком далеко, когда сложно уже будет остановить процесс и трудно исправить последствия. Я заботилась о матери, об отце и о ней самой. Но Джейн никогда не думала о других людях, поэтому не поверила бы мне. Я несколько лет жила этим оправданием, и если и чувствовала вину, то не за сам поступок, а за то, что не выступила против сестры открыто.
Я смотрела на себя в зеркало, и мне очень хотелось измениться. Перестать бояться отказывать людям, думая, что это ранит их. Делать то, что я считаю правильным, а не то, что от меня ожидают. Думать о своих интересах в конце концов! Джейн считает меня слабой, не способной на поступки мягкотелой мямлей. Ну, мы ещё посмотрим. Я смогу измениться! Не знаю, когда – завтра, послезавтра, через десять лет, но я всегда теперь буду помнить, какой красивой я могу быть.
Когда я вернулась за столик, Эрик был один. Он пошутил о том, что уже было подумал, что я бросила его одного расплачиваться за ужин. Он редко позволял мне платить в ресторанах, говоря, что в студенческие годы нехорошо поощрять привычку шиковать, себе же он мог это позволить. Джейн была занята работой и больше не подходила к нам. Настроение моё постепенно начало подниматься. А нежные объятия и поцелуи при прощании почти полностью утвердили меня в мысли, что Эрик не легкомысленный человек, который может променять меня на другую женщину, даже на такую красавицу, как моя сестра.
На следующий день, купив большую корзину яблок, я отправилась в дом Эрика на вечеринку, которую он устраивал каждый год в начале августа. Как же я удивилась, увидев Джейн.
- Эрик пригласил меня вчера, когда вы обедали в нашем ресторане. – Казалось, Джейн не видит в этом ничего странного и не замечает, что мне не приятен этот её визит.
- Почему ты не рассказала мне утром за завтраком, я не ожидала увидеть тебя здесь?
- Я не придала этому значения. И тогда я ещё не решила, пойду ли. Увиделись и увиделись. Тоже мне великое дело! Если ты думаешь, что мне интересен твой Эрик, то ты глубоко заблуждаешься. Я просто пришла хорошо провести время. И хватит уже драматизировать. Расслабься, сестрёнка!
Джейн лгала. Я видела это по её лицу. Сестра никогда не могла провести меня. Я знала все знаки того, что она говорит неправду. Лицо и вся голова становились более подвижными. Взгляд блуждал, плавно скользя по окружающим предметам, и вдруг жестко и надолго останавливался на лице собеседника, будто проверяя, верит ли он в то, что она говорит. Глаза её в этот момент оставались совершенно бесстрастными, не выказывали никакого интереса. Можно было подумать, что разговор мало интересует Джейн, что ей скучно, она сейчас замолчит на полуслове, развернётся и уйдёт. Зная сестру, я перевела её слова как «я пришла, потому что у меня есть свой интерес, но пока тебе о нём рано знать».
Когда я рассказывала ей о семье Трэвисов, она сказала, что я молодец, что сумела подцепить богатого и перспективного парня, теперь главное, покрепче привязать его. Но наши отношения были настолько новыми и некрепкими, что сломать их было легко, и я не хотела сделать неосторожный шаг, не хотела спешкой дать почувствовать Эрику, что я форсирую события и хочу добиться от него нечто большего.
Когда я рассказывала о Трэвисах, Джейн делала вид, что её интересует это семейство постольку, поскольку я встречаюсь с Эриком. Но я знаю, как сильно она переживала конфликт с родителями и желала бы войти в семью, где все поддерживают друг друга в радости и в горе, где нет места недоверию. Она не делилась этим ни с кем, но я чувствовала это по её телефонным разговорам с матерью. Мама всегда включала телефон в режим комнатного разговора, когда занималась домашними делами. Джейн могла позвонить в очень хорошем настроении, а через минуту без всякой видимой причины начинала кричать, обвиняя мать в непонимании. Она могла быть очень жестокой и грубой. Однажды она сказала, что мама никогда не любила её, потому что не могла простить ей «то». Что то? Марихуану? Что-то ещё? Родители никогда не говорили на эту тему. А из Джейн ещё сложнее было что-то вытянуть. Моя сестра всегда была скрытной. Даже ребёнком она оберегала какие-то секреты. Писала что-то в тетрадке, пряча ту в тайник на чердаке. А если я просила показать, злилась и выгоняла меня из комнаты. Однажды я спросила её, не дневник ли она пишет. Она обозвала меня шпионкой и выставила за дверь своей комнаты.
Между многими братьями и сёстрами существует негласное соревнование, приз в котором – это любовь родителей. И мне всегда казалось, что Джейн думает, что какая хорошая она бы ни была, мать и отец будут любить меня больше, чем её. Когда ей было десять, а мне только исполнилось четыре года, она закопала в парке моего любимого плюшевого зайца. Я бегала от куста к кусту, начиная вырывать траву и рыть маленькими ручками землю в разных местах, а он смеялась и кричала:
- Нет же, Анита, я сказала, не под этим деревом, вон под тем! Ах, я думала, что под этим, но, вероятно, твой зайка лежит между вот теми клёнами… Торопись! Зайчик задохнётся, и его съедят черви!
Я стояла на коленях, рыла землю и размазывала слёзы грязными руками, выдыхая сквозь судорожные рыдания:
- За что? За что? Джейн, за что?
Она перестала смеяться надо мной и сказала:
- За то, что ты есть.
Уже более в старшем возрасте сестра перестала ревновать родителей ко мне и часто была покровительственно добра, помогала мне делать уроки и рассказывала вещи, которые девочки узнают от мам или подруг. Но иногда по настроению могла обидеть меня, высмеяв моё лицо, фигуру или одежду, обозвать или просто выставить из комнаты без объяснений.
*********************************************
Из беседы психолога с Поло Мирандесом, отцом Джейн.
Поло Мирандес.: Джейн была странным ребёнком. Именно странным. Молчаливая. Любила играть с игрушками нежели с другими детьми. А ведь она была такой хорошенькой всегда. Как кукла. В парке мамашки так и норовили посюсюкать с ней, потрепать за щёчку, погладить по голове.
Психолог: У Джейн совсем не было друзей?
П.М.: В младших классах школы – никогда. Потом, лет в четырнадцать она приводила домой подругу. Кажется, её звали Кори. Мне ещё помнится, та выскочила замуж сразу после школы, и Джейн была подружкой на её свадьбе.
Психолог: Кори часто бывала у вас?
П.М.: Нет. Джейн не любила никого приводить домой. Мы не запрещали, но, может она стеснялась или стыдилась нас. Этого я никогда не понимал. Вот в этом и была её странность. У неё была хорошая уютная комната, я покрасил стены в желтый цвет, чтобы там было тепло и солнечно даже в зимние дни. Но дочка предпочитала каморку на чердаке, куда нам с женой было тяжело подниматься по приставной лестнице. А она как мартышка, заберётся туда, и не видно её днями.
Психолог: Думаете, Джейн старалась избегать вас?
П.М.: Да, иногда именно это я и чувствовал.
Психолог: На это были причины?
П.М.: Да какие же причины? Я и Габриэлла, мы никогда не обижали дочь, если вы это имеете ввиду. Бог не даст мне соврать. Я закатил ей оплеуху лишь однажды. Она заслужила это за грубое отношение к матери. Иногда для подростков сила – лучший аргумент.
Психолог: К сожалению, я не могу с вами согласиться. Вы никогда не думали о профессиональной помощи?
П.М.: Нет. Я не видел на то серьёзной причины. Джейн была неразговорчивая, замкнутая, но это у неё характер такой. Что ж теперь, из-за дурного характера таскать ребёнка по докторам?
Психолог: Ваша жена думает, что Джейн, возможно, психически не совсем нормальна. Для меня очевидны многие симптомы биполярности. Резкая смена настроений, депрессии…
П.М.: Ну, после того, что произошло-то… Конечно. Не знаю, какой вменяемый человек мог бы так искромсать парня. Может, какая полярность у неё и нарушена, вам, как профи виднее, а я в терминах не разбираюсь. Я вам так скажу – Джейн не сумасшедшая, но странная. Странная, да…
************************************************
В ту ночь, после вечеринки я впервые осталась у Эрика. Не потому, что он так хотел. Потому что так захотела я, и только из желания показать Джейн, что это дом моего мужчины. Эрик ничего не имел против. Он изрядно выпил, и в половине второго утра, когда гости начали расходиться, был очень уставшим и благодарным мне за то, что я взяла на себя роль хозяйки, провожая гостей. Джейн, казалось, не торопилась домой. Она разговаривала с Хендриксом, другом Эрика, потягивая пиво. Видимо, Хендрикс спросил, не подвезти ли нас до дома, потому что мы были последними гостями. Джейн подошла к нам с Эриком и спросила:
- Ты едешь? Нас подвезут.
- Нет, я остаюсь. – Я посмотрела на Эрика. Он улыбнулся и пожал плечами, показывая, что я могу делать всё, что хочу.
Джейн вскинула бровь и бросила:
- Ну, пока!
Я закрыла за ними дверь и вернулась в комнату. Эрик сидел, склонив голову на грудь, и приглушенно похрапывал. Я легко потрясла его за плечо, он очнулся и посмотрел на меня затуманенными глазами:
- Кроха, я благодарен тебе за то, что ты спровадила всех. Но я – такое животное. Ты же понимаешь, что у нас сегодня ничего не получится. Я имею ввиду…
- Я всё понимаю, Эрик, вставай, я уложу тебя в кровать.
- Ты просто золото! Как я нашел такое сокровище?
Я помогла Эрику перейти в спальню, отбросила одеяло, он упал в подушки и больше не двигался. Через несколько секунд был слышен его тихий храп. Я приняла душ и забралась под одеяло к Эрику, хотела его обнять, но передумала, перекатилась на другой край огромной кровати и постаралась заснуть, отгоняя прочь мысли о внезапном появлении Джейн на вечеринке и о том, следует ли мне опасаться соперничества сестры.
Утром я проснулась от ласковых поглаживаний по плечу и волосам. Я открыла глаза – Эрик сидел на корточках передо мной и улыбался. Ни каких следов похмелья. Похоже, он успел принять душ и побриться.
- Ты давно проснулся? – Я постаралась пригладить растрепавшиеся волосы.
- Да, и успел многое сделать, в частности, разглядеть тебя хорошенько. – Я смутилась, он заметил это и улыбнулся. – Ты просто чудо какая хорошенькая, когда спишь. Ещё я успел включить кофеварку. Это займёт какое-то время. Не возражаешь, если я прыгну к тебе под одеяло?
Как я могла возражать! У меня не было богатого сексуального опыта, я не испытывала оргазма, но близость Эрика возбуждала меня так сильно, что я почти чувствовала его приближение. Я закрыла глаза и предоставила своё тело лучшему мужчине в моей жизни. Он закончил очень быстро. Я не знала, радоваться ли этому, или огорчаться. Это мог быть знак того, что я его перевозбудила, или же он просто не был способен на длительный половой акт. Но даже если и так, я бы не стала любить его меньше. Секс был не важен для меня. Мне нравилось быть рядом с ним, смотреть на него, слушать его, учиться у него, заботиться о нём. В то время я не задумывалась, куда придут наши отношения, я просто наслаждалась его близостью, его доступностью, добротой, щедростью, умом и красотой. И я верила, что Эрик испытывает похожие чувства.
Следующие пару недель мы не могли видеться часто, как мне хотелось бы. У Эрика было много работы перед сентябрьским отпуском. Однажды он позвонил и спросил, не хочу ли я поехать с ним и небольшой компанией в Лас-Вегас на пару дней. Я была счастлива. Отпросилась с работы. Купила новое вечернее платье и жила в ожидании последних выходных перед началом занятий в колледже.
Мы прилетели в Лас-Вегас на несколько часов раньше Крэга, Хендрикса и их девушек, планируя встретиться с ними позже вечером в казино, вместе поужинать и послушать концерт ,,,,,,, Всё это время Эрик водил меня по городу, показывая и рассказывая. Мы пообедали в Guy Savoy. Только догадываюсь, сколько он заплатил за суп из артишоков и черных трюфелей, аспарагус, запечённый в сыре с красной и черной икрой и копчёную утку с лавандой и молодым фенхелем. Я была изумлена этой роскошью, а Эрика забавляла моя искренняя реакция.
- Ну, когда ещё тебе придётся обедать в отличном французском ресторане, как этот?
Я улыбнулась и пожала плечами. Может, когда-нибудь ещё и придётся. По крайней мере, хочется надеяться.
В восемь я вышла из ванной комнаты в новом платье, готовая к вечернему походу. Эрик говорил по телефону с Хендриксом, быстро окинул меня взглядом, поднял большой палец в знак одобрения и повесил трубку.
- Хендрикс привёз твою сестру. Они скоро будут здесь.
- Джейн? – неприятный холодок пробежал по моей спине.
- Да, мне кажется, он запал на неё.
- И мы все будем ночевать в одном номере?
- Ты же знаешь, что мы платим за этот номер вскладчину. Кстати, Хендрикс сказал, что твоя сестра вошла в долю.
Эта новость не понравилась мне ещё больше. Если Джейн выложила свои денежки, значит она точно преследует какую-то цель. Хорошо, если это Хендрикс. Но а вдруг это всё-таки Эрик, как подсказывала мне интуиция? Или же я опять просто ревную?
Мы с Эриком покинули номер, решив побродить по бутикам, дав остальным возможность разместиться и приготовиться к вечеру в Лас-Вегасе. Ужин был зарезервирован на десять, и у нас было достаточно времени, чтобы потратить пару сотен Эрика на сувениры и подарки. Купив пару абсолютно ненужных, но красивых вещиц, Эрик остановился перед входом в ювелирный магазин, спросил, не хочу ли я заглянуть и искупаться в лучах бесценных каратов. Я никогда не испытывала тяги к украшениям, мало того, не умела их носить. Но глупо было отказываться. В конце концов, это была идея Эрика.
Походив от стенда к стенду, Эрик, наконец, остановился напротив витрины с кольцами. Миллионы разных цветов и оттенков металлов, минералов и драгоценных камней заставляли глаза разбегаться в разные стороны. Можно было несколько часов стоять и рассматривать эти дорогие безделушки.
- Ты хочешь купить себе кольцо? – стараясь говорить как можно безучастно, спросила я. На самом деле у меня вдруг возникла мысль, что Эрик вот сейчас прямо здесь упадёт на одно колено и спросит меня, не хочу ли я стать его женой.
- Не себе, глупенькая. Не-се-бе! А… Тебе. Нука, посмотрим, что у них тут есть…
Моё сердце бешено забилось. Мне! Золушка получит свою туфельку, Анита – своего принца! Эрик попросил показать ему несколько украшений. Выбрал три серебряных гравированных колечка и повернулся ко мне.
- Снимай!
- Что? – удивилась я.
- Снимай свои ужасные туфли. Будем мерять кольца.
Я не могу описать то разочарование, которое испытала. Но в ту же минуту я взяла себя в руки, мысленно отругала глупую Золушку-Аниту за наивность и заставила улыбнуться.
- Нет, это слишком простое, это - претенциозное. Мне хочется нечто более изящное. Вот это? Или… Это!
- А моё мнение ты не учитываешь?
Эрик поднял на меня серьёзное лицо. Он сидел на полу, примеряя кольца на средний палец моей левой ноги.
- Кроха, я же покупаю его не для тебя. Я же знаю, что тебе наплевать на все эти безделушки. Но ты можешь надеть однажды то, что мне нравится. То, что заводит меня.
Он поднялся с пола и поцеловал меня за ухом, шепнув:
- То, что возбуждает меня. Я – фетишист, детка!
- Хорошо, Эрик. – Его тёплое дыхание на моей шее заставляло меня трепетать.
- Обещаешь всегда носить его?
- Ну, не знаю.
- Пообещай же!
- Я постараюсь. А если оно натрёт мне мозоль?
- А вот поэтому мы прямо сейчас выбросим твои ужасные неудобные туфли и купим лёгкие каблучки с открытыми пальчиками, чтобы я всегда мог видеть эту маленькую сексуальную штучку на тебе.
Эрик выбрал изящное серебряное колечко с вытесненными кленовыми листочками. Я не могла отрицать, что кольцо мне понравилось. Было непривычно ощущать его на пальце. Но скоро это прошло, и я ловила себя на том, что время от времени посматриваю и любуюсь своими новыми босоножками на тонком очень высоком каблуке и маленьким блестящим колечком. Эрик, казалось, каждый раз замечал мои взгляды и был очень доволен покупками.
Мы встретили нашу компанию у входа в японский ресторан Кабуки. Я отметила, что Джейн выглядит потрясающе. На ней были чёрная кожаная юбка с разрезом сзади, плотно облегающая бёдра и колени и кремовая шелковая блузка. Светлые длинные волосы она собрала в высокий хвост. Хендрикс держал её под локоть и сиял как рождественская ёлка. Крэг приехал со своей невестой, женщиной около тридцати, высокой шумной брюнеткой, которую звали Дезирель. После ужина мы отправились на концерт. Джейн сидела между мной и Хендриксом, что дало передышку моим беспокойствам на пару часов. В перерыве мы вышли в дамскую комнату, и Джейн вкратце рассказала, как Хендрикс неожиданно пригласил её в поездку. Заметила, что платит она за себя сама, потому что совершенно не хочет, чтобы он думал, что она собирается с ним спать. Кровати в номере раздвигаются, поэтому проблем с этим не будет. Затем она рассмотрела моё кольцо и сказала, что давно хотела купить нечто подобное. Почему-то меня это не удивило. После двух ночи мы все вернулись в отель, я почти падала от усталости. Остальные выглядели более бодрыми. Я спросила, собирается ли кто-либо спать. Крэг и Дэз сказали, что спустятся в бар на пару часов, а отоспаться можно и завтра. Эрик, Хендрикс и сестра сказали, что выпьют по бутылочке пива перед телевизором. Эрик обнял меня и сказал, чтобы я не беспокоилась и ложилась. Я была так вымотана дневными экскурсиями и новыми впечатлениями, что не могла возражать. Пожелала всем приятного вечера, поцеловала Эрика и поспешила в кровать. Я почти не волновалась насчёт Джейн. Она приехала с Хендриксом, пусть даже не как его девушка, и у неё должно хватить ума, не флиртовать с Эриком на глазах у его друга.
Проснулась я от странного чувства тревоги. В комнате было темно. Через щель под дверью пробивался свет от работающего телевизора. Я потрогала подушку Эрика. Холодная, значит, он ещё не ложился. Электронные часы на тумбочке показывали четверть шестого утра. Сердце неприятно сжалось. Я выскользнула из-под одеяла и на цыпочках подбежала к двери. Прислушалась. Только звук телевизора. Я открыла дверь. Гостиная номера была пуста. Двери в комнаты Крэга и Хендрикса были закрыты, и я постеснялась открыть их и проверить. В это время послышались шаги в коридоре отеля, я побежала в свою комнату, закрыла дверь и прыгнула в постель. Не знаю, почему, но я была уверена, что это вернулся Эрик. Через несколько минут дверь открылась, и он, стараясь не шуметь, прошел в душ. Когда шум воды стих, я претворилась спящей. Он лёг в постель и моментально заснул. Мой же сон как рукой сняло. Я решила спуститься вниз, в бассейн, чтобы освежиться. Каково же было моё удивление, когда, проходя с полотенцем и халатом через гостиную номера, я увидела Джейн, спящую на диване. Телевизор был выключен…
4. Джейн.
Мне ни разу не встречались мужчины, которые бы отказывались от секса. Редко встречались мужчины, которые первыми не сделали бы шаг. Хендрикс был из тех, которые встречались редко. Он мог ждать «зелёного света» от меня всю жизнь. Это очень устраивало меня. Потому что в то время заводить отношения с Хендриксом у меня не было никакого желания. Он был слишком мягким, слишком послушным, слишком пассивным. С ним было бы скучно до чёртиков. Ему было тридцать лет. Секс интересовал его постольку, поскольку был неотъемлемым приложением к отношениям между мужчиной и женщиной. Но для меня секс был оружием, средством достижения и удержания власти над мужчиной. Я всегда испытывала необычайный подъём, когда видела, как они впадают в зависимость от секса, как отодвигают другие, более важные вещи, на задний план. Эрик нисколько не отличался в этом. Я могла позвонить ему на работу и попросить приехать немедленно, потому что «мой школьный автобус сломался, и я стою под дождём и промокла до трусиков». Эрик обожал ролевые игры. Он признался, что у него никогда не было партнёрши с такой богатой фантазией, как у меня. Ему нравилось моё увлечение фотографией и он тоже купил камеру. Мы снимали друг друга в одежде и обнаженными в разных позах. Вырезали некоторые кадры из видео наших занятий любовью. Я знаю, что Эрик хранил всё это даже после нашего с ним официального разрыва и продолжал всё это просматривать. Он не мог жить без этого. Сейчас я понимаю, что если даже он не любил меня, то был влюблён в моё тело, в мою сексуальность, способную насытить любую похоть. Возможно, когда он осознал, как сильна его зависимость от этой влюблённости, он испугался. И он начал метаться. Но до этого момента было далеко, впереди у нас было несколько удивительных месяцев.
После поездки в Лас-Вегас Эрик позвонил мне и сказал, что нам нужно встретиться и поговорить. Я сказала, что приеду к нему домой, но он просил этого не делать. Я настаивала и, в конце концов, он сдался. Я отправилась к нему после работы, предварительно заскочив домой и переодевшись в свежевыстиранную униформу. Игра началась.
- Джейн, мы сделали ужасную ошибку.
- Какую? – я удобно уселась в кресле, согнув и подобрав ноги на сидение.
- Я говорю о Лас-Вегасе.
- Тебе не понравилось?
- Речь не об этом!
Я видела, как он пожирает глазами мои ноги, моё декольте. Ему совсем не хотелось говорить о проблемах, ему хотелось сорвать с меня платье. Он заметил серебряное кольцо на среднем пальце левой ноги, которое я купила после поездки в Вегас.
- Что ты со мной делаешь, Джейн!
Я подошла и присела на подлокотник его кресла. Его голова была на уровне моей груди. Я подняла его лицо и поцеловала в яркие губы.
- Как я скажу ей?
- Это жизнь, малыш. Если ты изменяешь женщине, то, очевидно, что тебя в этой женщине что-то не устраивает.
- Я об этом не думал. До недавнего времени меня устраивало всё. И сейчас устраивает.
- Ты любишь ее? – я нежно теребила его короткие волосы.
- Мы недавно начали встречаться. Я работаю над этим.
- Над чем? Над любовью? - я рассмеялась.
- Нет, над тем, чтобы полюбить. Мне нравится видеть её почти каждый день, она – замечательный человек. Она умная, интеллигентная, добрая, красивая.
- А каждую ночь?
- Что каждую ночь?
- Ты хотел бы спать с ней каждую ночь?
- Не знаю. Думаю, вот это и должно определиться со временем…
- И ты сможешь забыть мои горячие губы? Мой язык? Мою грудь?
Я спустилась с подлокотника и встала на колени напротив Эрика, гладя его колени. Эрик не мог больше сдерживаться…
Смывая семя Эрика с декольте и вытирая размазавшуюся помаду, я знала, что чем больше времени я нахожусь рядом с ним, тем меньше сомнений и сожалений он испытывает. Такова жизнь, малыш!
Эрик был на четыре года старше меня, но не имел большого сексуального опыта. Одной из причин был его лишний вес. Ещё какие-то три года назад он весил на тридцать пять килограммов больше. Глядя не его фотографии того времени я думала, что если бы мы встретились тогда, при всех достоинствах Эрика, у него не было шанса обратить на себя моё внимание. Он сам очень переживал, что не мог иметь тех женщин, которые ему нравились. Поскольку он всегда задумывался о будущем, вопрос, на какую жену можно рассчитывать при его внешности, не мог не волновать его. Поэтому Эрик начал работать над своим телом. За три года диет и упорных тренировок он получил желаемое и очень гордился этим. А так как почти все друзья помнили его в недавнем прошлом толстяком, он даже и не думал прятать свои старые фотографии и от души хохотал, видя первую реакцию новых знакомых.
Эрик был влюблён в своё новое мускулистое тело и уже начал привыкать к успеху у женщин. Но до сих пор толи по привычке, толи потому что с дурнушками чувствовал себя более уверенным, продолжал искать подружек среди девушек со скромными внешними данными и небольшим сексуальным аппетитом. Моя сестра была не исключением. Но старые привычки пора было забыть. Я могла дать Эрику то, что он теперь заслуживал. Я могла воплотить в жизнь его давние мечты.
Однажды он признался, что никогда не пробовал анальный секс, потому что ни одна из его партнёрш не была в восторге от этой идеи. У него были сексуальные фантазии, как и у любого мужчины, но он не мог делиться ими из опасения, что они неправильно поймут его, посчитают извращенцем. Каково же было его удивление, когда я не только сама завела разговор о фантазиях, но и угадала многие из них. Это было не трудно. Мои предыдущие отношения с более зрелыми мужчинами давали мне большое преимущество перед другими девушками, которые имели за свою жизнь пару-тройку сексуальных контактов со сверстниками. У меня было много опыта, которым я могла долго делиться с Эриком. И это было тоже его фантазией – обладать женщиной, которая готова на эксперименты и для которой нет запретов.
Я осознавала, что рано или поздно Эрику будет мало одного секса. Он был человеком увлекающимся и разносторонним. Мы не могли запереться в четырёх стенах и годами заниматься только любовью. Хотя, я бы не отказалась. Но, за стенами секс заканчивался и начинался мир, полный других людей, с которыми мне совсем не нравилось делить моего Эрика. Друзья, родственники… Иногда мне приходило в голову, что Эрик может встретить девушку, которая сумеет завладеть его душой, с которой ему будет интересно не только в постели. Эти мысли расстраивали меня. Проблема была в том, что меня совершенно не интересовали вещи, которыми увлекался Эрик. Путешествия? Зачем тратить столько времени и денег, если можно на весь мир посмотреть в Интернете. Эрик читал эзотерические книги, занимался йогой и посещал психологические тренинги по самосовершенствованию. Для меня он уже был совершенен, и иногда я чувствовала, что между нами лежит большая пропасть, и единственный мостик, соединяющий нас, который я выстроила, не прилагая больших усилий – это секс. В те моменты, когда он в изнеможении, удовлетворённый, отстранялся от меня, а я, положа голову на его мокрую грудь, слизывала пот с его маленького нежного соска, тогда я чувствовала, что мы едины, что мы нужны друг другу. Сидя в компании друзей Эрика и слушая нудные философские и политические разговоры, я всегда ощущала себя не на своём месте. Мне нечего было вставить в разговор, и если я что-то говорила, то чувствовала, что меня слушают только потому, что я - девушка Эрика. Мне казалось, что друзья Эрика посмеиваются за моей спиной. Мысль, что наши с Эриком отношения могут закончится из-за того, что я не вписываюсь в его окружение, часто посещала меня, но я не хотела с ней мириться. Я не собиралась сдаваться или плыть по течению. Я решила бороться за своё место рядом с ним. Чем больше времени мы проводили вместе, тем больше мне хотелось войти в его круг навсегда, на правах законной жены. Я устала от финансовой нестабильности, тяжелых подносов в ресторане и постоянного поиска мужчины, способного дать мне всё, что я хотела, но сама не могла получить от жизни. Эрик был превосходной возможностью решить все эти проблемы одной свадебной церемонией. Я часто чувствовала себя игроком, который уже выиграл хорошие деньги, но не собирается останавливаться, пока не сорвёт весь банк. А Эрик, казалось, не торопился с предложением. Игра затягивалась. Иногда мне это чудовищно надоедало, но чаще я увлекалась процессом узнавания и привязывания к себе Эрика. И тогда мне нравилось нежиться в предчувствии скорых перемен, строя планы, листая журналы со свадебными аксессуарами и туристические проспекты, выбирая место для медового месяца. Это вдохновляло меня на рутинную работу по «завоеванию» моего будущего мужа.
В дневник, который подарил мне Эрик я старательно заносила цитаты из книг, которые брала у него же. У меня не хватало времени и желания читать эти книги целиком, поэтому я наугад открывала страницу, выхватывала более или менее понятную для меня фразу, выписывала её и делала небольшой комментарий. Очень часто интуитивно я попадала на правильные и интересные мысли. Я открыла свой блог в интернете, где иногда писала всякую ерунду о красоте и совершенстве мира, о несовершенстве человечества и о том, что мы должны сделать для того, чтобы прийти к гармонии и быть достойными этой великой природы. Эрик знал о блоге, ему нравились мои мысли, которые часто я просто подслушивала в его беседах с друзьями. Я добавляла в блог хорошие фотографии. Это, пожалуй, было единственное, что мне нравилось делать. Я стала чувствовать себя более уверенной, укрепляя свой мостик через пропасть.
Однажды я попросила Эрика взять меня на один из его семинаров. Мне никогда не приходило в голову, что психологические тренинги посещает так много интеллигентных, преуспевающих в жизни людей. Эрик знал почти всех. Он представил меня нескольким мужчинам и девушкам. Девушек я сразу же внесла в чёрный список. Особенно насторожила меня Артемис – длинноногая кукла Барби с большим ярким ртом и огромными глазами. Мне казалось, что Эрик замечает и выделяет её больше других. Когда я высказала ему своё недовольство по этому поводу, он посмотрел на меня совершенно серьёзно и сказал:
- Джейн, твоя ревность совершенно не уместна. Артемис достойна особого внимания. Она удивительная женщина. Два года назад она потеряла мужа и ребёнка. Горе сделало её почти глухой. Под своими роскошными волосами она скрывает слуховой аппарат.
Эта информация немного успокоила меня. Но уже достаточно хорошо зная Эрика, я не могла вычеркнуть куклу Барби из чёрного списка, ведь Эрик любил возиться с сирыми и убогими. Не могла я разделить восторга Эрика, когда однажды он рассказал, что Артемис собирается усыновить ребёнка из страны третьего мира. Но в дневнике своём и блоге отметила, что восхищаюсь мужеством людей, прошедших через тяжелые испытания и не потерявших любви к жизни и способности сострадать и помогать другим. Напрягало ли меня моё лицемерие? Чувствовала ли я себя виноватой? Нисколько. Меня даже начала увлекать эта игра. Мне нравилось наблюдать за дураками, которые рукоплескали моей патетической лжи. Да, и Эрик был среди них. И только это было важно, потому что давало мне ощущение того, что он любит меня. Прочитав его очередной одобряющий комментарий в своём блоге и засчитав минуту духовной близости, я садилась и писала ему электронное письмо, в котором рассказывала об очередной эротической фантазии. Я знала, что он позвонит мне сразу, как только получит послание. Наши телефонные разговоры носили очень интимную окраску. Не раз я доводила его до крайней точки возбуждения своими откровениями и симулированием оргазма. Со временем и Эрик научился выражать свои желания, и по-настоящему заводить меня. Иногда я сама удивлялась, как такому в общем-то правильному, положительному мальчику, приходят в голову такие грязные фантазии.
*******************************
Из заседания суда по делу Джейн Мирандес.
Защитник (обращаясь к судье и присяжным): В доказательство того, что Эрик Трэвис имел садистские наклонности, мы приводим аудиозапись телефонного разговора между ним и подзащитной.
Аудиозапись
«Эрик Трэвис: Я распластаю тебя на крыше моего автомобиля. Обнаженную. Прямо посреди улицы. На глазах у всего города.
Джейн Мирандес: М-м-м! Уже интересно. Продолжай…
Эрик Трэвис: Я хочу, чтобы каждый проходящий мужчина видел твою розовую сочную ****. Чтоб они останавливались, пожирая тебя глазами. Чтоб краснели и потели от возбуждения и желания использовать твоё беспомощное тело.
Джейн Мирандес: Ах, Эрик, ты знаешь, как завести меня…
Эрик Трэвис: Тебе нравится эта идея?
Джейн Мирандес: Очень. Я уже чувствую жар там…
Эрик Трэвис: Я буду держать тебя так, пока тебе не станет больно от стыда, от сознания, что ты бессильна, что ты полностью в моей власти и во власти этих истекающих слюной, похотливых развратников. Ты будешь плакать и умолять меня. Твоя спина занемеет на жестком металле. Ты будешь просить меня прекратить эту пытку.
Джейн Мирандес: Ах, Эрик!.. А-а-а-х! Ты же возьмёшь меня там, прямо там!
Эрик Трэвис: Нет. Когда я увижу, что у тебя совсем не осталось сил отдаваться каждому прохожему, я отвезу тебя в парк. Тебе нравится быть привязанной Джейн?
Джейн Мирандес: Да, это пугает и возбуждает меня.
Эрик Трэвис: Это хорошо. Я привяжу тебя к дереву. Твои нежные груди будут чувствовать грубую кору.
Джейн Мирандес: Ты привяжешь меня лицом к дереву?
Эрик Трэвис: Да, чтобы ты не могла видеть, что я делаю. Чтобы ты боялась, что я накажу тебя.
Джейн Мирандес: Накажешь? За что?
Эрик Трэвис: За то, что тебе нравилось отдаваться всем этим зевакам с грязными желаниями. За то, что ты хотела ***** их всех.
Джейн Мирандес: Я знаю, я плохая… И что же ты сделаешь, Эрик?..
Эрик Трэвис: Я не могу рассказать тебе сейчас. Эту часть истории я хочу воплотить в реальность. Думаешь, мы можем сделать это?
Джейн Мирандес: Конечно, милый. Что нам мешает!»
Защитник: Как видите, Эрик Трэвис был далеко не святым. Ему нравилось поставить подзащитную в позицию жертвы, принося ей страдания…
Прокурор: Протестую, ваша честь! Это всего лишь фантазии. Нет никаких фактов, подтверждающих, что Эрик Трэвис реализовал их и наслаждался физическими страданиями обвиняемой.
Судья: Возражение принято. Я хочу уточнить у мисс Мирандес… (Обращаясь к Джейн). То, о чём говорится в записи, было исполнено на деле?
Джейн Мирандес: Нет. Нам не представилось такого случая. Но я вполне допускаю, что Эрик мог бы…
Прокурор: Протест! Это домыслы обвиняемой. Мы не можем спросить Эрика Трэвиса, что могло и что не могло случиться. И в связи с этой записью у меня возникло несколько вопросов к обвиняемой. (С разрешения судьи) Мисс Мирандес, по этой записи видно, что вам нравится разговор. Вы поощряете фантазии Эрика. Не так ли?
Джейн Мирандес: Я вынуждена была это делать.
Прокурор: Что заставляло вас это делать?
Джейн Мирандес: Я любила Эрика и не хотела расстраивать его отказом.
Прокурор: Вам нравился секс с мистером Трэвисом?
Ддейн Мирандес: Да… Не всегда…
Прокурор: Поясните.
Джейн Мирандес: Иногда Эрик был слишком груб, и поскольку ему нравился анальный секс, а мне нет, он мог принудить меня.
Порокурор: Опять же, мы знаем об этом только с ваших слов и не можем спросить мистера Трэвиса… У вас был опыт в этом виде секса до отношений с мистером Трэвисом?
Джейн Мирандес: Да, но мне никогда это не нравилось.
Прокурор: Почему же вы это делали?
Джейн Мирандес: Вероятно, сначала хотелось поэкспериментировать, а потом по той же причине, что и с Эриком.
Прокурор: То есть вы потакали любым прихотям своих сексуальных партнёров для сохранения отношений?
Защитник: Протестую! Это не относится к делу.
Прокурор (судье и присяжным): Я лишь пытаюсь показать, что обвиняемая сама поощряла любые желания жертвы.
Судья: Протест принят. Ближе к делу, мистер Мартинес. У вас есть ещё вопросы, касающиеся именно данной записи.
Прокурор: Да. Скажите, мисс Мирандес, когда была сделана эта запись?
Джейн Мирандес: В мае.
Прокурор: Разве на тот момент мистер Трэвис не встречался с другой женщиной?
Джейн Мирандес: Да. У него была другая женщина.
Прокурор: Кто сделал запись разговора?
Джейн Мирандес: Я.
Прокурор: Знал ли Эрик Трэвис, что вы записывает разговор?
Джейн Мирандес: Да. Он сам попросил меня.
Прокурор: Когда?
Джейн Мирандес:Я не помню… Но не в этом разговоре…
Прокурор: Очевидно, что не в этом, потому что подобной просьбы мы не услышали. Не кажется ли вам странным, что мужчина, строящий отношения с одной женщиной, просит другую, которая всё ещё является его тайной любовницей, записать компромат, который может разрушить его новые отношения?
Защитник: Протестую! Обвинение пытается косвенно указать на то, что наша подзащитная говорит неправду…
**********************************************************
Эрик уладил всё одним разговором. Я думала, что Анита закатит истерику, может даже попытается ударить меня. Она ничего не сделала. Ни в тот день. Ни через неделю Она просто перестала со мной разговаривать. Родители же наоборот задавали слишком много вопросов, поэтому я решила съехать от них. Сообщив об этом Эрику, я надеялась, что он предложит мне жить у него. Но он лишь сказал, что одобряет моё решение начать самостоятельную жизнь и поможет мне с поиском съёмной квартиры. Я была разочарована, но виду не показала. С другой стороны мы только начали встречаться, и было глупо надеяться, что он так быстро сдастся. Я прикинула, как долго мне придётся ждать его предложения поселиться под одной крышей – пару месяцев, полгода? Я уж постараюсь сократить этот срок. Из этих расчётов я нашла маленькую квартирку на другом конце города, чтобы Эрику надоело тратить время на дорогу. И если ему захочется видеть меня чаще, а ему это скоро захочется, ему придётся как-то решать эту проблему расстояния. Именно так я тогда рассуждала. Были у меня и некоторые сомнения. В частности, мне было бы сложно контролировать его. Живя в нескольких кварталах от его дома, я могла бы запросто делать внезапные визиты, придумывая разные причины.
- Алло, Эрик! Я здесь, недалеко от твоего дома на пробежке. Хочешь, чтобы я забежала навестить тебя?
Или:
- Эрик, я еду в супермаркет, захватить что-то для тебя, я могу заскочить к тебе на обратном пути…
И так далее. Да, контролем пришлось пожертвовать и сделать ставку на любовь Эрика к комфорту.
5. Анита
Чего тебе не хватало, Джейн? Почему ты забрала у меня любовь всей моей жизни? Такие люди, как Эрик, встречаются лишь раз. Даже если бы наши с ним отношения не дошли до создания семьи, и по каким-то причинам нам пришлось бы расстаться, я предпочла бы видеть с ним другую женщину. Добрую. Искреннюю. Великодушную. Не тебя.
- Малыш, глупо скрывать от тебя вещи, которые ты рано или поздно узнаешь…
Ах, Эрик! Я знала это почти с самого начала. Тем вечером, в ресторане, я пожалела, что у меня есть сестра. Я чувствовала, что всё это плохо кончится!
Джейн сняла квартиру. Её выбор удивил родителей – далеко от родного дома, далеко от работы. Джейн объяснила это тем, что квартиры в том районе приличные и дешевые. Но я знала, что дело здесь не в экономии. Если сестра чего-то добивалась, она тщательно всё планировала и просчитывала на несколько ходов вперёд - мне стоило бы поучиться этому у неё. А если её планы не срабатывали, она нагло шла напролом, используя любые средства. Расследование убийства Эрика Трэвиса затянулось на полтора года, потому что она постоянно меняла показания, выдумывая новые и новые версии случившегося. Сначала она полностью отрицала своё присутствие в Доме Эрика в момент убийства. Но её припёрли к стенке уликами.
Эрика нашли через пять дней после убийства. В его собственном душе. Его девушка, гостившая у родственников в Юте, не могла дозвониться до него несколько дней. Друг и квартирант Эрика отдыхал на Бермудах, и она не могла связаться с ним и попросить узнать, почему Эрик не отвечает на звонки. Поэтому Артемис, досрочно возвратившись с конференции, сразу же поехала к Эрику. Дом был заперт. Но на половину Эрика можно было проникнуть через гараж, зная цифровой код, который никогда не менялся. Даже я знала его. Артемис почти лишилась рассудка от увиденного. В суде я слышала запись её звонка в службу 911. Она еле могла связать пару слов.
*****************************************
Из показаний детектива Флоренда на заседании суда по делу об убийстве Эрика Тревиса.
Флоренд: Мы вошли на второй этаж, на котором находилась спальня и ванная комната. Первым делом моё внимание привлекло огромное бурое пятно на ковре на границе спальни и коридора, ведущего в ванную комнату. Пятно было сухим, по-видимому, оно было там несколько дней. Большое количество засохшей крови было на плиточном полу коридора, который проходит мимо комнаты, служащей гардеробом со множеством полок, вешалок и огромным зеркалом. Гардеробная имеет две двери, одна из которых открывается в спальню, другая ведёт в ванную комнату. То есть из спальни в ванную можно попасть двумя путями – через гардероб или пройдя по коридору. Кровавые брызги и подтёки мы нашли на полу и стенах коридора и в ванной комнате. В гардеробной же не было следов крови. Все вещи лежали на полках и висели на вешалках в идеальном порядке. Тем ужаснее казалась сцена, которую мы могли наблюдать за дверью. В ванной комнате кровь была везде – на полу, на стенах, даже на оконных занавесках. На полу душевой кабины лежало тело. Запах его разложения стоял повсюду.
Прокурор: Что вы можете сказать о теле?
Флоренд: Я сразу отметил, что положение тела необычно. Оно полулежало на полу кабины лицом вверх. Ноги согнуты в коленях как у лягушки. Шея была согнута вперёд и голова наклонена вправо, открывая огромную рану на шее. Выглядело так, как будто кто-то затолкал уже обездвиженное тело в душ, пытаясь максимально вместить его в кабину.
Прокурор: Были ли на теле следы крови?
Флоренд: Нет. Были видимые раны, но следов крови почти не было.
Прокурор: Как вы можете объяснить то, что кровь была везде, но только не на теле убитого.
Флоренд: Позже мы нашли следы крови под душевой кабиной. Очевидно, человек, затолкавший тело Эрика Трэвиса в душ, сделал это специально, чтобы смыть кровь и следы собственной крови или других частиц, по которым можно определить ДНК.
Прокурор: Вот это фотография раковины и зеркала над ней. Вы можете прокомментировать то, что вы нашли, обследуя это место?
Флоренд: Да. Брызги крови на зеркале были частично разбавлены водой так, если бы вода текла в раковину в то время, когда наносились удары. Но эти брызги перемешиваются с брызгами неразбавленной крови. Также в раковине и на столике вокруг раковины найдены брызги и подтёки обоих типов.
Прокурор: Это можно как-то объяснить?
Флоренд: Только одним. Очевидно, вода лилась в раковину во время нанесения ножевых ударов. Затем, в какой-то момент некто перекрыл воду, но жертва всё ещё продолжала истекать кровью. Вокруг раковины было много смазанных кровавых отпечатков пальцев, как будто Трэвис хватался за раковину и кран во время, когда убийца наносил удары.
Прокурор: То есть Эрик находился спиной к нападавшему?
Флоренд: Да. В это время убийца нанёс несколько ударов в спину и затылок. Об этом говорит характер брызг крови на зеркале над раковиной.
Прокурор: Значит, Эрик мог видеть сцену собственного убийства в зеркале?
Флоренд: Несомненно. Именно поэтому мы классифицируем это убийство как особо жестокое.
Прокурор: Как вы опишите характер крови на полу ванной комнаты?
Флоренд: Кровь на полу была похожа на кровь, засохшую на зеркале и раковине – комбинация разбавленной водой и чистой крови. Нам пришлось искать дополнительные улики для объяснения, как вода попала на пол. Мы обнаружили, что на картонной коробке, стоящей на нижней полке открытого шкафчика для ванных принадлежностей, рядом с раковиной, примерно на высоте семи-десяти сантиметров, засохшие розовые брызги и разводы. Очевидно, пол был залит водой в том месте спустя какое-то время после убийства. Возможно, по какой-то причине убийца старался смыть что-то, что могло указать на него.
Как я уже заметил, кровь была везде, на стенах, на полу, даже на занавесках на маленьком окне, на унитазе… Мы находили брызги в разных местах и на разной высоте, начиная от пола и примерно на высоте ста восьмидесяти сантиметров от пола.
Прокурор: О чём это может рассказать?
Флоренд: Это говорит о том, что во время атаки жертва и убийца постоянно перемещались. Брызги крови в разных частях достаточно большой ванной комнаты доказывают, что убийца наносил ножевые ранения в то время, как Эрик Трэвис метался по комнате, стараясь избежать ударов. Порезы на его пальцах и ладонях свидетельствуют о том, что он пытался схватить лезвие. Из всего анализа можно сделать вывод, что Эрик не боролся с убийцей. Он пытался убежать от убийцы. Но атака продолжалась. Очевидно, Эрик Трэвис умирал медленнее, чем предполагалось, это только ещё больше злило его убийцу. Каким-то образом Эрику удалось найти в себе силы оторваться от раковины и попытаться вырваться через коридор в спальню, а оттуда на первый этаж и наружу. Но это не входило в планы убийцы. К тому времени Эрик уже потерял огромное количество крови, он был настигнут на пороге спальни, и тут убийца наносит смертельный удар, перерезая горло своей жертвы. Об этом говорит большая лужа засохшей крови на ковре. Но и это не останавливает убийцу. Из страха ли, что Эрик может выжить, а мы знаем такие примеры в истории криминалистики, или из-за невозможности обуздать свой гнев, убийца стреляет в голову Эрика Тревиса.
Прокурор: Нашли ли вы какое-либо оружие?
Флоренд: Мы нашли одну использованную гильзу 25 миллиметрового калибра. Она лежала в луже высохшей крови и была не очень заметна. Обыск дома не выявил никаких признаков того, что его владелец хранил оружие. В посудомоечной машине мы обнаружили несколько ножей, один из которых оказался тем, которым были нанесены ножевые ранения.
Прокурор: Как обстоят дела с другими уликами?
Флоренд: Мы собрали мазки на анализ ДНК, отпечатки пальцев и образцы волос. Кровавый отпечаток ладони был оставлен на стене коридора, он не принадлежал Эрику Трэвису. Также среди собранных волос один, найденный на плинтусе, прилипший к пятну крови, отличался от других. Это был длинный тёмный волос, естественно, что он не принадлежал хозяину дома, имевшему короткие русые волосы.
Осмотрев спальню, мы обнаружили, что на кровати отсутствует постельное бельё. Одеяло было смято, как будто кто-то второпях снимал пододеяльник. При дальнейшем осмотре дома мы нашли комплект коричневого в полоску постельного белья в подвале, в прачечной. Кто-то выстирал его, очевидно, по той же причине – не дать нам возможности получить образец ДНК. В стиральной машине среди одежды мистера Трэвиса мы обнаружили его цифровую фотокамеру Sony. Камера прошла через стиральный цикл и была несколько повреждена водой. Но на цифровой карте всё ещё могла сохраниться информация, мы передали её экспертам для восстановления.
Из кабинета мистера Трэвиса был изъят его компьютер. Мы определили, что последний раз он использовался для доступа в электронный почтовый ящик вечером 10 июня в 16:19. Это было пять дней назад до обнаружения тела. Там же мы нашли мобильный телефон, принадлежащий Эрику Трэвису. Просмотр истории звонков показал, что последний звонок был сделан в тот же день, 10 июня, в тринадцать минут после полудня. Эрик звонил своей подруге в Юту. Мисс Артемис Настю подтвердила разговор. Эрик звонил ей, чтобы сообщить, что получил заказанные ранее авиабилеты. 17 июня они собирались лететь на неделю в Венецию.
Прокурор: Когда вы получили результаты вскрытия тела, и что они показали?
Флоренд: 18 июня, в понедельник. Вскрытие проводил доктор Корн. Согласно протоколу вскрытия на теле были обнаружены двадцать шесть колотых и резаных ран глубиной от двух до пятнадцати сантиметров. Доктор Корн засвидетельствовал, что нанесены они были холодным оружием с односторонним лезвием длинной от пятнадцати до восемнадцати сантиметров, предположительно кухонным ножом. Раны располагались в области груди, спины, шеи, затылка и ладоней. Одну из ран, проникающую в тело на 9 сантиметров между третьим и четвёртым ребрам иможно считать летальной. Эта рана достигает области основания сердца, перерезая главную вену, которая обеспечивает подачу крови к сердцу. Человек может прожить с таким повреждением не более двух минут. Очевидно, что Эрик Трэвис продолжал жить какое-то время, стараясь спастись бегством, до получения следующей смертельной раны.
Горло пересекал разрез шестнадцати сантиметров длинной, который рассекал глотку, дыхательные пути, шейные мышцы, ярёмную вену, сонную артерию… Простыми словами, горло было перерезано от уха до уха, а по глубине разрез почти достигал позвоночника. Доктор корн установил, что Эрик Трэвис был всё ещё жив, когда убийца перерезала ему горло. Этому свидетельствует обильное кровоизлияние в области разреза, что возможно лишь при сердцебиении. Эта рана могла быть достаточной, чтобы обескровить человека в считанные секунды. Постановлением суд-медэкспертизы причиной смерти являлась кровопотеря.
Последним произведён был выстрел в голову.
Рентген показал, что пуля вошла в голову чуть выше правой брови. Выходное отверстие обнаружено не было. Траектория пули просматривалась справа налево под углом вниз. Была извлечена пуля 0.25 калибра. Данное повреждение уже не могло повлиять на исход, потому что было нанесено после остановки сердца. Но само по себе оно тоже могло бы быть смертельным, потому что задевало жизненно важные участки мозга.
Прокурор: По сути, Эрик Трэвис получил три раны, любая из которых могла бы привести к летальному исходу?
Флоренд: Абсолютно верно.
Да, над Эриком поработал мясник. Сколько яростного гнева выплеснул этот человек всего за две минуты. Но это не был моментальный порыв. Этот гнев копился неделями, месяцами. Я знаю эту боль. Она живёт в тебе тихо, почти незаметно. Но каждый раз, когда ты представляешь Его с другой, душа начинает ныть. И вместо того, чтобы подавить эти ненавистные видения, хочется ползти к нему и выпрашивать любви, глядеть в его глаза в надежде увидеть искру желания. И из этой боли рождается надежда в то, что всего лишь одна встреча может изменить всё. Посмотри на меня! Ведь когда-то ты любил меня. Эта любовь не могла умереть. Она живёт в тебе. Но ты не хочешь этого признавать, потому что тебе сейчас хорошо с другой. И ты не хочешь этого менять, потому что тебе хорошо. Ах, если бы я была такой смелой, чтобы пойти и сказать ему это.
*****************************************
6. Джейн.
Они называют меня патологической лгуньей. Но временами мне кажется, что я сама уже не помню правды, а тот день живёт у меня в памяти только благодаря фотографиям, показанным мне следователем Флорендом. Я закрываю глаза. Я хочу вспомнить. Я не вижу ничего. Я думаю о своей камере. Койка. Узкое длинное окно с решеткой под потолком над кроватью. Стол. Унитаз. Две коробки. В одной мыло, зубная паста, бельё. В другой – пара книжек из тюремной библиотеки и мои тетради. Мне разрешают писать и рисовать в моих дневниках. Я думаю начать продавать свои рисунки в интернете. У меня нет доступа к компьютеру, но я могу звонить Кори, она никогда не откажет мне в помощи. Друзей детства не забывают. Камера мне осточертела.
Видения сменяются одно за другим. Я вижу длинный коридор между спальней Эрика и ванной комнатой. Кровь везде. На полу, на стенах. Обнаженный Эрик лежит на пороге спальни лицом вверх в липкой луже крови. На его горле огромная рана. Я пытаюсь обойти тело, чтобы попасть в ванную комнату, поскальзываюсь и почти падаю на его ноги, пытаясь удержаться за стену коридора. Вижу его приоткрытые глаза. Они совсем бесцветные. Эрик мёртв. Мне становится дурно. Противно щекочет в животе. Я ползу в ванную и падаю на холодный кафель.
Моего адвоката зовут Наталина Бонзо. Невысокого роста, плотно сбитая, энергичная брюнетка. Качество её костюмов говорит о том, что она весьма неплохо зарабатывает своей практикой. Такой адвокат мне не по карману. Я никогда не откладывала деньги ни на какие «черные дни», у меня вся жизнь состояла из достаточно трудных дней, чтобы думать о том, что может быть ещё хуже. Родители мои не богачи, чтобы оплачивать мои беды. Поэтому мне приходится довольствоваться назначенным судом адвокатом. Для Наталины это что-то вроде повинности. Она не может отказаться от моего дела, чтобы не потерять лицензию. Мы с ней не выбирали друг друга, поэтому, наверное между нами нет большой симпатии. В этой женщине есть что-то змеиное, когда она смотрит, не моргая, прямо в глаза из-за своих огромных очков. Она никогда не шутит. Конечно, нам с ней не до смеха. Но иногда мне очень не хватает разрядки. Я не смеялась уже больше года. Чтобы совсем не чувствовать себя обреченной, когда нет никого рядом, я пою. Наверное, со стороны это выглядит не совсем уместным. Плевать. Меньше всего я думаю о том, как я сейчас выгляжу.
- Сосредоточься, Джейн. Я не собираюсь сидеть с тобой целый день. У меня осталось полчаса, чтобы выслушать твою историю. – Наталина сверлит меня неподвижным взглядом, нетерпеливо постукивая ручкой по открытому блокноту. – Что было дальше?
- Я не знаю, сколько времени прошло. Минута или десять? Я очнулась в луже собственной рвоты на залитом кровью полу. Тогда я начала осознавать, что меня могут обвинить в убийстве Эрика. Я подумала, что надо тщательно уничтожить все свои следы. Я схватила банное полотенце с полки и побежала к раковине. Но раковина была залита кровью. Поэтому я намочила полотенце в ванной, чтобы замыть пол в том месте, где меня стошнило. Я понимала, что всё до малейшей капли, принадлежащее мне, должно исчезнуть. Около душевой кабины, на полу, я наткнулась на фотокамеру, которую до этого не заметила. Это была камера Эрика. Кто-то уронил её там. Я вспомнила, что мы сделали несколько снимков, когда занимались любовью, схватила камеру и стала удалять все последние кадры. И тут я подумала об отпечатках пальцев на камере. Я решила бросить её в стиральную машину вместе с постельным бельём и одеждой Эрика.
- Что ты сделала с орудием убийства?
- Но я никогда не видела орудия убийства.
Наталина поправила очки и опять застучала по блокноту.
- Джейн, у меня нет желания играть в твои игры. Тебя обвиняют в умышленном спланированном убийстве. Если ты хочешь, чтобы я вытащила тебя из этого дерьма, ты должна рассказать мне всю правду. Я допускаю, что эту правду мы не станем озвучивать в суде, и, вероятно, никто никогда больше её не услышит. Мы построим защиту, сделав упор на выгодных для нас моментах. Ведь любое событие можно показать и рассмотреть под разным углом. Тогда одна и та же правда может иметь совершенно разный смысл. Но я должна знать ВСЁ, чтобы предвидеть, какие козыри прячет в своих рукавах обвинение.
Если бы Наталина понимала, что я не знаю, какую правду я могу ей рассказать. Что я уже сейчас выстраиваю защиту, старательно обходя моменты, которые могут указать на убийцу. Зачем я это делаю? Я сама ещё не знаю, но я чувствую, что поступаю правильно. И я почти на сто процентов уверена, что меня не признают виновной.
****************************************
Из показаний Кори Уотсон, подруги Джейн.
Флоренд: Вы давно знаете Джейн Мирандес?
Кори: С Джейн мы были дружны со школы.
Флоренд: Она была хорошей ученицей?
Кори: Кто? Джейн? Что вы! Да и я звёзд с неба не хватала. Наверное, это нас и сдружило. Но у Джейн было больше проблем. К концу выпускного класса у неё накопилось столько пропусков и задолженностей, что её не допустили к экзаменам.
Флоренд: Поэтому она не получила аттестат?
Кори: Да, она просто махнула на это рукой. Сказала, что она с её талантами и так неплохо устроится в жизни.
Флоренд: Родители Джейн были расстроены?
Кори: Они, наверное, до сих пор в неведении. Джейн сняла копию с моего аттестата, изменила имя в фотошопе, отпечатала на красивой бумаге и показала родителям.
Флоренд: И вы содействовали этому подлогу. Вы не опасались, что Джейн может воспользоваться этой копией в дальнейшем?
Кори: Ну и что с того? А мне бы Джейн никогда не причинила вреда.
Флоренд: Почему вы в этом так уверены?
Кори: Вы совсем не знаете Джейн. В ней есть внутреннее благородство. Она может быть эгоистичной, надменной, даже жестокой, но никогда не предаст тех, кому доверяет.
Флоренд: А вам она доверала? Рассказывала ли Джейн о своих отношениях с Эриком Трэвисом?
Кори: Конечно. Она считала Эрика лучшим парнем из всех, что у неё были. И однажды она попросила журналы о приготовлении к свадьбе, которые я до сих пор храню. Я тогда подумала, что они скоро поженятся.
Флоренд: Джейн сильно переживала, когда они расстались?
Кори: Я не знаю, как ответить на этот вопрос. Джейн сразу переехала в Калифорнию. И мы не так часто виделись, но иногда разговаривали по телефону и обменивались электронными письмами. Я думаю, она переживала, но не сильно показывала это. А потом из одного разговора я поняла, что она и Эрик продолжают видеться как любовники. И её это вроде как устраивало.
Флоренд: Вы разговаривали с Джейн после 10 июня 2012 года, дня, когда Эрик был убит?
Кори: Да, конечно. Мы разговаривали по телефону 11 июня. Я ждала Джейн в гости 9 июня. Она давно хотела сделать фотосессию моего малыша, который родился в январе. Но 9 июня Джейн позвонила и сказала, что не может приехать. Затем, она позвонила опять 11 июня и пообещала, что мы обязательно увидимся через неделю.
Флоренд: Была ли она взволнована?
Кори: Абсолютно нет. Мне только показалось, что она очень устала. И я предложила перенести приезд на более поздние сроки, подумав, что Джейн сильно выматывается на работе и нуждается в хорошем отдыхе, а не в утомительных длинных переездах.
Флоренд: Вы ведь тогда не знали, что Джейн уволилась две недели назад. Вам же она сказала, что её не отпустили с работы. Она солгала вам.
Кори: Да. Но это совсем не значит, что она перестала мне доверять. Не пытайтесь настроить меня против Джейн. Я вам рассказываю то, что знаю. И даже если всё это правда, что говорят о Джейн, я никогда не изменю своего отношения к ней.
************************************************
В тот день я отметила некое подобие улыбки на лице Наталины.
- Ну, душа моя, я, кажется, придумала, как нам с тобой заполнить эти невероятные пробелы в твоей памяти. Ты же понимаешь, что присяжные не купятся на твой рассказ: как занимались сексом – помню, как убивала и прятала орудия убийства – не помню. «Здесь помню, а вот здесь не помню» звучит не в твою пользу. При том, что ты там ещё и историй насочиняла невероятных про ниндзя в масках. Обвинение постарается представить тебя патологической лгуньей. Поэтому хотя бы провалы в памяти нам надо оправдать. Понимаешь?
- Да, но я не представляю, как.
- На это у нас будет свидетель. Я нашла психотерапевта, который поработает с тобой и расскажет присяжным, что весьма допустимы такие ситуации «здесь помню, а здесь не помню».
- Но я психически здорова! Я не хочу никаких психотерапевтов!
- А жить ты хочешь? Кстати, зачем ты придумала историю об убийцах в масках? Ничего глупее я не слышала.
- Я просто растерялась тогда, а ничего умнее мне в голову не пришло. Ляпнула со страху.
- Да? Ты не выглядишь пугливой девочкой. Ты же не думала, что тебе поверят?
- Честно сказать, я надеялась. Тогда мне эта история показалась вполне реалистичной. Я подумала, что поиск неизвестных убийц затянется на годы и меня не станут держать за решеткой.
- Иногда ты удивляешь меня своей наивностью.
*********************************************
Из допроса Джейн Мирандес детективом Флорендом.
Флоренд: Значит, картина у нас вырисовывается следующим образом. Убийство ты начала планировать за несколько недель. Узнав, что Эрик всерьёз увлёкся Артемис, ты решила одним разом покончить с рушащимися надеждами. Нет надежд, нет боли разочарования. В начале мая ты едешь в Феникс. Не предупредив Эрика, ты решаешь внезапно навестить его. Но, подъехав к его дому, ты видишь автомобиль Артемис, а заглянув в окно гостиной, наблюдаешь Эрика и его новую подругу, занимающихся любовью на диване. В тот вечер ты остановилась у родителей, а на следующее утро Артемис обнаружила проколотые шины. Это было предупреждение, Джейн?
Джейн: Не было это никаким предупреждением! Я понимаю, как глупо это всё выглядит. Я и сама сейчас осознаю, каким ребячеством было злиться на бедняжку, она и так столько перенесла в жизни, а тут ещё я со своими эмоциями.
Флоренд: Значит, 10 июня ты не смогла справиться с эмоциями и взяла в руки нож?
Джейн: А вы бы смогли оставаться спокойным, застукав жену с любовником?
Флоренд: Эрик не был твоим мужем.
Джейн: Нет, Он был больше, чем муж. Я любила его! Я бы никогда не причинила ему вреда.
Флоренд: Хочешь послушать продолжение моей истории?
Джейн: Валяйте.
Флоренд: После этого инцидента ты возвращаешься в Калифорнию, и всё ещё под влиянием эмоций хочешь выговориться и пишешь Эрику электронное письмо, в котором признаёшься в том, что подсматривала за ним. Эрик сопоставляет этот факт с проколотыми в тот же вечер шинами, приходит в ярость, звонит тебе и просит никогда больше не появляться в его жизни. Он начинает понимать, что ты опасна, Джейн. Что ты способна на поступок.
Джейн: Вы не можете этого знать.
Флоренд: Мы абсолютно достоверно знаем это. Эрик звонил тебе в присутствии Артемис. Итак, вы ругаетесь по телефону. Затем ты понимаешь, что это конец ваших отношений, и отправляешь Эрику СМС, в котором извиняешься. На что Эрик отвечает тебе: «Ты самое ужасное, что случилось со мной в жизни. Оставь меня!» Все текстовые сообщения у нас запротоколированы в деле. Наверное, с того момента ты начинаешь вынашивать план. Возможно, вначале это не был план мести, а скорее план по возвращению себе Эрика. Ты затихаешь на какое-то время. Знакомишься по Интернету с новым парнем, который живёт в Мессе, что не так далеко от Феникса. Вы встречаетесь пару раз, он без ума от тебя. Ты меняешь свой статус в Facebook с «свободная» на «в отношениях с парнем», точно рассчитав, что Эрик не пропустит этой информации. И это срабатывает. Эрик сам возобновляет контакт с тобой. Во-первых, ему теперь нечего опасаться – у тебя есть парень – гарантия того, что ты не будешь преследовать его. Во-вторых, он всё ещё питает чувства к тебе как к превосходной любовнице. Поэтому я допускаю, что он даже начал ревновать тебя к новому партнёру.
Джейн: Да, так оно и было. Только ничего я не просчитывала, всё получилось само собой.
Флоренд: Как же тогда объяснить то, что ты записала тот далеко не невинный телефонный разговор, в котором Эрик рассказывает тебе свои сексуальные фантазии?
Джейн: Я вам уже говорила. Она сам попросил меня сделать запись.
Флоренд: Расскажи об этом присяжным! Эрик питал чувства к Артемис, он видел своё будущее с ней. И расслабился он только потому что не чувствовал угрозы с твоей стороны.
Джейн: Нет! Он ревновал меня! Он затеял тот разговор специально, чтобы проверить, всё ли ещё я хочу его. Он попросил меня записать этот разговор, чтобы я могла опять и опять прослушивать запись, подогревая свои оставшиеся к нему чувства. Эрику льстила моя любовь. То, что я, имея другого парня, не могла забыть его, тешило его самолюбие.
Флоренд: Ты можешь настаивать на этом, но нет ни одного доказательства, что запись была сделана тобой по просьбе Эрика. Вернёмся к нашей истории. За три недели до убийства ты приезжаешь в Феникс. Уж не знаю, что в этот раз ты увидела или услышала, но с того времени ты начала продумывать свою месть. В тот визит ты инсценируешь кражу со взломом родительского дома. Зная, что воскресным утром родители обычно посещают церковную мессу, ты взламываешь дверь, берёшь попавшуюся по пути мелочевку и пистолет отца.
Джейн: Вы не сможете этого доказать. Я не была в Фениксе в те выходные.
Флоренд: Мы проверили – в то воскресенье ты не вышла на работу, сказавшись больной. Что ты делала, Джейн? Провела весь день в постели?
Джейн: Нет. Мне нужен был отдых. Я уехала на природу поснимать леса, поля и птиц. Я – фотограф, я - творческий человек. И почему вы думаете, что кто-то ещё не мог украсть этот чёртов пистолет?
Флоренд: Мы проверили список звонков, сделанных тобой в те выходные. За два дня ты звонила трижды. Первый раз ты позвонила Эрику в субботу вечером. Разговор длился две с половиной минуты. Возможно, ты просила Эрика о встрече , а он отказал тебе. Затем, в воскресенье утром ты позвонила родителям. Звонок продолжался 15 секунд, и был запеленгован на расстоянии семидесяти километров от Феникса. А это довольно далеко от твоей квартиры в Калифорнии.
Джейн: Я же объяснила вам, что ездила на природу. Увлеклась фотографией и заехала так далеко. Подумала, что раз уж Феникс рядом, заскочу к родителям. Позвонила, забыв, что они в церкви. Не получив ответа, развернулась и поехала обратно.
Флоренд: И, надо же, какое совпадение, что именно в это время в дом твоих родителей проник взломщик. Очень интересная история, а насколько она правдивая, пусть оценят присяжные.
Джейн: Они поверят мне, потому что это правда.
Флоренд: Не так давно ты рассказывала не менее «правдивую» историю о двух ниндзя в масках. Ха-ха-ха… Но давай по порядку. В моей правдивой истории ты, Джейн, всё-таки украла пистолет отца. В тот же вечер ты звонишь Эрику и делаешь ту самую запись. Я подозреваю, что ты собиралась дать Артемис прослушать этот разговор. Так сказать, открыть ей глаза на чистые помыслы её жениха. Через несколько дней ты созваниваешься со своей подругой Кори и предлагаешь ей 10 или 11 июня провести фотосессию её сына, обеспечивая себе этим алиби. Но в день убийства что-то пошло не так, и к Кори ты так и не попала. А может, ты просто испугалась того, что Кори очень хорошо знает тебя и почувствует неладное. Далее. За две недели до убийства ты увольняешься с работы.
Джейн: Я подумывала о переезде в Мессу, чтобы быть поближе к Карлу.
Флоренд: Карл – это твой новый парень, с которым ты встретилась на сайте знакомств… Как странно, что никто – ни твои родители, ни подруга, ни даже сам Карл не были в курсе твоих планов.
Джейн: А вы спросили их, часто ли я вообще делилась с кем-либо своими планами?
Флоренд: Да, я знаю, что многие считают тебя импульсивным и скрытным человеком. Спонтанным даже, я бы сказал. Но, оказывается, ты хорошо умеешь планировать важные дела. 8 июня ты покупаешь две канистры бензина для того, чтобы не останавливаться на заправочных станциях и не «светить» свои банковские карточки. Одна канистра была твоя, а другую ты одолжила у хозяина съёмной квартиры, в которой жила. В тот же день ты берёшь напрокат машину. Работник агентства думал дать тебе красный Ровер. Он рассуждал так: у красивой девушки должна быть яркая машина. Но ты выбираешь малозаметную белую Тойоту. Тот же самый агент по прокату рассказал нам интересную деталь. Забирала ты машину будучи платиновой блондинкой. А вернула её уже брюнеткой. Причём вернула ты машину 13 июня, что было на два дня позже оговоренного срока.
Джейн: В те выходные я собиралась ехать к Кори, а на обратном пути заскочить повидать Карла. А это почти восемьсот километров пробега. Поэтому я взяла с собой канистры. А машину арендовала потому что моя была в ужасном состоянии, и я не хотела застрять где-нибудь на полпути с дымящимся радиатором.
Флоренд: Хорошо. А как ты объяснишь свой приезд к Карлу. Нагрянуть без предупреждения ранним утром в понедельник, разве это не странно?
Джейн: Для меня не странно.
Флоренд: А то, что Карл нашел задний номерной знак твоей машины прикрученным «вверх ногами», тоже не странно?
Джейн: Я по дороге останавливалась перекусить. Должно быть, подростки баловались и перекрутили номера…
Флоренд: А Карлу ты дала другое объяснение, сказав, что встречалась с друзьями, которые так пошутили над тобой. Не слишком ли много лжи, Джейн?
***********************************************************
7.Анита.
Джейн арестовали через пять дней после убийства. Как она жила эти последние недели на свободе? Думала ли она о том, что посторонние люди будут копаться в её вещах, записях, личной жизни, в воспоминаниях, которыми при других обстоятельствах она бы ни за что не поделилась с другими? Боялась ли она за себя? Иногда я думаю, что Джейн не знала, что такое страх.
- Принеси мне ещё одну тетрадь в следующий визит.
- Ты уже закончила ту, что я принесла в прошлый раз?
- Ещё неделю назад. Принеси мне две тетради и пачку карандашей. Они быстро исписываются и ломаются часто.
- Ты рисуешь или пишешь?
- Какая тебе разница? И не траться на дорогие тетради, я люблю те, что сделаны из переработанной бумаги. И ещё я хочу, чтобы ты сделала сайт для меня в Интернете. Я хочу продавать там свои рисунки и другие вещи.
- Какие вещи?
- Волосы, трусы. Знаешь, сколько один придурок предложил мне за мои грязные трусики? Три тысячи.
- Нет, я не буду продавать твои интимные принадлежности.
- Будешь. Ты должна мне помочь, я не собираюсь сидеть без дела за решеткой. Из тюрьмы я хочу выйти с круглой суммой в банке.
- Хорошо. Но…
- Никаких «но»! Ты ведь не думаешь, что меня приговорят к смерти? Конечно, шанс есть. Но я не оставлю им этого шанса, они не могут казнить женщину, которая защищала себя, пыталась выжить.
- Что ты имеешь ввиду?
- Им придётся потрудиться, чтобы доказать, что я спланировала это убийство.
- Значит, ты призналась, что убила Эрика?
- Конечно. Ведь никто больше не признаётся. Ха-ха! Не хочешь ли ты попробовать, Анита? Давай расскажем им историю, как ты, выследив меня у Эрика, улучив момент, когда я спустилась вниз по улице к машине, чтобы взять сменную одежду, проникла в дом через гараж, код которого ты прекрасно знаешь, Эрик никогда не менял его, не видел надобности…
- Прекрати! Это твоя фантазия!
- А фотография ноги с серебряным колечком на фоне душевой кабины с телом Эрика – это тоже моя фантазия?
- У тебя есть почти такое же кольцо.
- Да, только я знаю, что на той фотографии не я.
- Тебе никто никогда не поверит.
- Ты зря так думаешь. Но не бойся, я не собираюсь загонять тебя на своё место, потому что знаю, что ты не сумеешь выкрутиться. А я сумею. Принеси мне тетради и карандаши. И скажи родителям, чтобы не обижались на меня.
- За что?
- Скоро будет за что. Для полноты психологического портрета жертвы насилия мне придётся рассказать, как жестоко они обращались со мной в детстве.
- Джейн, как ты можешь?
- Да уж как могу, так и кручусь, сестрёнка.
**************************************
Из перекрёстного допроса свидетеля защиты психотерапевта Николаса Зербински.
Защитник: Доктор Зербински, расскажите, пожалуйста, на чём основываются выводы, которые вы собираетесь нам предоставить.
Н.З: Я обследовал Джейн Мирандес на протяжении трёх месяцев. В течение этого времени я провёл двенадцать бесед общей протяженностью около сорока часов. Остальные десять часов заняло тестирование мисс Мирандес.
Защитник: Рассказывала ли вам наша подзащитная что-либо о том дне, когда произошло убийство?
Н.З.: Да, мы много говорили об этом.
Защитник: Нашли ли вы что-либо необычное в рассказах Джейн?
Н.З.: Некоторые моменты. Джейн отлично помнит события, предшествовавшие этому дню. Её воспоминания о времени, проведённом с Эриком Трэвисом в тот день, тоже достаточно ярки и детальны, но только до момента самого убийства. Я могу объяснить это тем, что Джейн Мирандес испытала сильное психологическое потрясение, что послужило причиной развития диссоциативной амнезии. Механизм этого расстройства запускается в момент травмирующего психику события и продолжает работать до того времени, пока мозг не вернёт себе способность запоминать происходящее. В этот период человек не создаёт воспоминаний. Это происходит потому, что область мозга, ответственная за создание и хранение воспоминаний, ослаблена засчёт экстренной и интенсивной активизации других процессов, в частности, мозг бросает все силы на включение инстинкта самосохранения. Инстинктивные реакции на опасность, такие как бегство, замирание или атака, никак не связаны с нашим сознанием. Поэтому даже при блокировке мыслительных процессов человек может реагировать и действовать на уровне инстинктов. По результатам бесед и тестов я сделал заключение о том, что Джейн Мирандес в результате произошедших событий получила посттравматическое стрессовое расстройство, а также страдает диссоциативной амнезией, обусловленной ужасным потрясением, которое она пережила. Эти два диагноза хорошо объясняют «туман» в воспоминаниях и провалы в памяти.
Защитник: Могут ли люди контролировать то, каким образом их мозг записывает воспоминания?
Н.З.: Нет.
Защитник: Как вы можете объяснить то, что подзащитная не помнит событий, случившихся сразу после убийства?
Н.З: Она действовала всё ещё бессознательно. В таком «тумане» люди способны на многие действия, отработанные ими в жизни до автоматизма. Например, пройти от дома до работы по выученному за годы маршруту или даже вести машину. Часто люди, выйдя из такого состояния, не могут вспомнить ничего или помнят происшедшее отрывками или очень нечетко, без логических связок.
Защитник: Может ли это объяснить то, что Джейн не рассказала никому о случившемся, не вызвала полицию, а поехала к своему новому парню?
Н.З.: Это классический симптом острого стрессового расстройства. И то, что Джейн, вес которой чуть больше пятидесяти килограммов, смогла протащить тело Эрика Трэвиса , который весил более восьмидесяти килограммов, через весь коридор от порога спальни до душевой кабины, говорит, что она была подвержена такому расстройству. Её сознание старалось заблокировать ту травму, которую она получила в связи с несоответствием её поведения её же принципам и гуманистическим убеждениям. Джейн получила огромный шок от того, что она совершила. В тот момент её сознание было неспособно анализировать и критиковать действия, тем более, оправдывать их самообороной.
Защитник: У меня всё. Если у стороны обвинения есть вопросы, я уступаю своё место.
Прокурор: Мистер Зербински, значит, вы верите в историю о том, что Джейн Мирандес убила своего любовника в процессе самозащиты?
Н.З.: Абсолютно.
Прокурор: Я знаю, что вы сделали подарок обвиняемой.
Н.З.: Если вы имеете ввиду книгу, которую я дал Джейн… То есть мисс Мирандес… То это не было подарком.
Прокурор: Ну, конечно, ведь этика судебного эксперта не разрешает делать подарки обследуемым. Что же это было?
Н.З.: Я передал эту книгу мисс Мирандес, потому что она была на грани самоубийства. Об этом мне рассказала её адвокат Наталина Бонзо.
Прокурор: И вы решили помочь Джейн, хоть это и запрещено судебной этикой. Не потому ли у вас возникло такое желание, что вы испытывали личные симпатии к ней?
Защитник: Протестую!
Судья: Протест отклоняется. Господин Зербински, ответьте на вопрос обвинения.
Н.З.: М-м-м… Я, как любой обыкновенный человек, могу испытывать чувства к другим людям, но это никак не сказывается на результатах моей профессиональной деятельности, если вы вели именно к этому, господин Маркес.
Прокурор: Вы так и не ответили на мой вопрос. Когда вы садились в свидетельское кресло, я заметил, что вы обменялись улыбками с обвиняемой…
Защитник: Господин судья, я протестую! Обвинение пытается дискредитировать моего свидетеля.
Судья: Протест отклоняется. Продолжайте, господин Прокурор.
Прокурор: Я пытаюсь понять, что вызвало у доктора желание, подарить, извините, передать обвиняемой книгу по психологии. Почему он улыбается убийце? Связывает ли их нечто большее?
Н.З.: Ну, знаете ли… Я провёл достаточно времени с Джейн Мирандес. Я думаю, что хорошо знаю её как личность. Поэтому, увидев её после продолжительного перерыва, я рефлексивно улыбнулся ей как знакомой.
Прокурор: В тот момент вы, конечно, не думали, что ваша знакомая год назад искромсала своего любовника подобно мяснику?
Н.З.: Я прекрасно помню об этом. И я знаю, почему она это сделала. Это весьма оправдывает её в моих глазах.
Прокурор: Вы имеете в виду то, что она защищала свою жизнь. Вы верите в то, что Эрик напал на неё и пытался убить? Вы верите Джейн Мирандес на слово. Не так ли?
Н.З.: У меня нет оснований не верить ей.
Прокурор: Но вы же знаете, что Мирандес лгала до этого и не раз. Сначала, когда полностью отрицала свою причастность и даже то, что она была в доме Эрика в тот день. Затем она пыталась навязать следствию ложную версию о двух убийцах в масках, по невероятным причинам позволивших ей избежать участи Эрика Трэвиса. Почему вы думаете, что версия о самообороне правдива?
Н.З.: Я – психотерапевт, мистер Маркес. Я обязан разбираться в людях. Я провёл достаточно времени с Джейн… с мисс Мирандес. И у меня нет сомнений в том, что она испытала на себе агрессию со стороны убитого. Кроме того я нашел, что у неё есть все признаки так называемого «синдрома избитой женщины».
Прокурор: Какие, например?
Н.З.: Низкая самооценка…
Прокурор: Извините, вы сейчас о ком говорите?
Н.З: О мисс Мирандес. Да-да, о ней! Возьмите хотя бы её отношения с мужчинами. Они складывались по одному и тому же сценарию. Она всегда готова была пожертвовать своим физическим комфортом и даже какими-то моральными принципами для того, чтобы мужчина был ею доволен, чтобы не предпочёл ей другую женщину. Рано или поздно её партнёры начинали чувствовать эту жертвенность. Её страх остаться одной, её огромная потребность, даже не потребность, а нужда быть любимой превращали её в доступный объект, которым с лёгкостью можно манипулировать. Именно поэтому ни один из её романов не закончился счастливым браком. Как это не прискорбно, но мисс Мирандес, возможно, хорошая любовница, но совершенно не имеет качеств, которые мужчина хочет видеть в спутнице жизни.
Прокурор: Значит, вы не допускаете, что подсудимая, именно она манипулировала своими партнёрами посредством своих сексуальных предложений, а когда мужчины осознавали, что она управляет ими как марионетками, сбегали, разрывая сексуальную зависимость, которую она развивала в них?
Н.З.: Это можно было бы предположить в отношении другой женщины, но не Джейн. Я должен пояснить, что синдром избитой женщины не возникает в одночасье. Корни его уходят в детство. Мисс Мирандес много рассказывала мне о своём детстве. Её родители были очень строги в воспитании. Мать лупила Джейн деревянной ложкой, отец тоже прикладывал руку.
Прокурор: Это вы опять рассказываете со слов обвиняемой. Мы опрашивали её бывших одноклассников, подруг, учителей. Никто никогда не слышал от Джейн о родительских побоях, не видел следов.
Н.З.: Возможно, потому что Джейн - очень скрытная девушка.
Прокурор: А возможно потому, что она напичкала вас ложью. Когда вы начали работать с Джейн?
Н.З.: В сентябре 2012 года. Тогда я провёл все необходимые тесты.
Прокурор: Это элементарно показывает, что ваши диагнозы построены на лжи, потому что в то время ещё не было версии о самообороне, она появилась два месяца спустя, а в то время мы ещё отрабатывали двух мифических ниндзя.
Н.З.: Да, в то время я занимался исключительно вопросом провалов памяти Джейн. Уже позже я сделал остальные выводы.
Прокурор: Хорошо, вернёмся к амнезии и провалам. Вы сказали, что в таком состоянии люди могут выполнять действия на автомате. Могут ли они не помнить, как уничтожали улики и подтасовывали факты?..
****************************************************
- Анита, детка, тюрьма сводит меня с ума. Иногда я думаю, что смерть гораздо интереснее, чем ежедневное пробуждение на девяти квадратных метрах. Я не знаю, как себя развлечь. Я не могу только читать или писать. Кстати, почему ты опять принесла мне тетрадь с белыми листами?
- Я не понимаю, какая разница…
- Вот именно, что не понимаешь. На качественной бумаге помарки выглядят ужаснее, чем на дешевой. Это всё равно что, когда ужасное преступление совершает хорошая девочка, все разочаровываются больше, чем когда в нём признаётся плохая.
- Хорошо. Я постараюсь найти дешевую бумагу. Тебя хорошо кормят?
- Как младенца. Даже мясо протирают через сито, чтобы я не подавилась и дожила до суда присяжных.
- А психолог уже начал работать с тобой?
- Да. Боже, какой он отвратительный! Редко встречаются мужчины столь непривлекательные. Эта стерва Наталина специально нашла этого жирного борова, чтобы побесить меня. Анита, он ужасно потеет. Потеет и воняет! А его редкие вьющиеся волосы прилипают к мокрому лбу, размазываются паклей. Тьфу! И ведь я должна постоянно улыбаться ему, чтобы нравиться.
- Джейн, но он ведь и так на стороне Защиты, он не будет свидетельствовать против тебя.
- Глупенькая. Если он просто плюхнется в свидетельское кресло и как робот расскажет свои диагнозы, то это мало кого взволнует. Ну, амнезия и амнезия. Кто-то из присяжных поверит, кто-то – нет. Мне надо, чтобы он защищал меня с пеной у рта. Чтобы сам верил в то, что говорит.
- А он собирается лгать?
- Наталина выстроила защиту на посттравматическом стрессе и потере памяти, поэтому ему придётся найти их у меня. С моей помощью, конечно. Я уже получила от него интересную книженцию. Они могут не верить мне, но дипломированному специалисту не поверить сложно. Единственное, чего я опасаюсь – это перекрёстного допроса. Этот коротышка прокурор может любого доканать. Мне иногда хочется встать, подойти к нему и задушить кандалами прямо в зале суда.
- Джейн, тебе не кажется, что твой адвокат выбрала неверную тактику? Почему ты не хочешь построить защиту на сумасшествии? Ведь если психиатр скажет, что ты больна, тебя не смогут приговорить к смерти.
- Как эта идиотская мысль пришла тебе в голову?! Ты хочешь, чтобы меня до конца жизни заперли с шизиками? И почему ты думаешь, что Маркес сможет доказать, что я спланировала всё это? Если присяжные признают факт самообороны, меня осудят за непреднамеренное убийство, дадут пожизненное, а через двадцать лет мы подадим апелляцию, и я буду свободна. Я должна научиться жить в тюрьме. Мысли о том, что однажды это всё закончится, придают мне сил. Но тебе, наверное, хочется, чтобы всё повернулось иначе. Да, Анита? Признайся, в глубине души копошиться такое маленькое желаньице? Нет Джейн – нет проблемы.
- Не говори ерунды! Ты не представляешь, как ужасно я себя чувствую. Какие мысли приходят мне в голову.
- Уж не думаешь ли ты наложить на себя руки? Это не так просто. Ты никогда не сделаешь этого, потому что жалость к себе у тебя намного сильнее других чувств. И ты ещё нужна мне. Ты – единственная ниточка, связывающая мне с миром вне этих стен.
- А ты? Что чувствуешь ты, Джейн? Ненависть, страх, сожаление?
- Ненависть? Я знаю, что такое ненависть, мне приходилось ненавидеть. Нет, я не чувствую ненависти. Страх? Я уже устала бояться. Я думаю, я наконец-то научилась контролировать свой страх. Сожаление? Мне не знакомо это чувство.
- Значит, ты решилась и пойдёшь до конца?
- Да. И я отыграю свою жизнь.
8. Джейн.
Толи холод, толи страх сковывает меня. Я лежу на жестком матрасе, свернувшись клубком, обхватив колени руками, и не могу заснуть. Вглядываюсь в темноту, и чем сильнее я напрягаю глаза, тем реальнее становится иллюзия движения. Я знаю, что там ничего нет, но мои глаза видят нечто бесформенное и эфемерное, постоянно меняющее очертание, то приближающееся, то удаляющееся. Возникает желание встать и потрогать это нечто, но я знаю, каков будет результат. Я отворачиваюсь к стене, чувствуя спиной, как тёмная иллюзия, осмелев, подплывает к кровати, почти касаясь меня. Я не выдерживаю этого противостояния собственной фантазии и оборачиваюсь. Пустота. Ночь проходит в попытках уснуть, кратковременных тревожных снах и борьбе с собственным разумом.
Утром Наталина приносит одежду моего размера. Из оранжевой тюремной робы я переодеваюсь в чёрную строгую юбку ниже колен, кремовую блузку с маленьким воротничком и черный лёгкий кардиган. Теперь мы выглядим как близнецы, с той разницей, что костюм адвоката намного дороже моей одежды. Я хочу подобрать волосы в пучок, но Наталина останавливает меня:
- Оставь так. С конским хвостом ты выглядишь стервозно. Пусть спадают по плечам как у невинной гимназистки. Жаль, что мы не можем перекрасить тебя обратно в блондинку. Выглядела бы как ангелочек.
Я разглядываю себя в маленькое зеркальце. Из-за невозможности видеть лицо целиком рассматриваю частями. Я осунулась или мне так кажется? Возможно, это из-за бледности. Стресс последних дней выдают два прыщика на подбородке.
Я имела право отказаться выступать в суде, но Наталина сказала, что лучшим для меня будет не прятаться за её спину, а ответить на вопросы прокурора и присяжных. Мы несколько раз прорепетировали возможные вопросы и мои ответы на них.
- Всё в твоих руках, Джейн. Ты готова?
Я думала, что справилась со страхом ещё ночью, убедив себя, что картина событий в моей голове целостна, цепочка фактов логична, и я сумею убедить присяжных поверить мне. Но когда подошло время перекрёстного допроса, ноги почти отказали мне. Я медленно шла к свидетельскому креслу, чувствуя на себе взгляды миллионов людей, ненавидящих меня. Телевизионные репортёры взяли меня на прицел. Пиф-паф, Джейн. Пиф-паф… Сколько людей у экранов, жаждущих моей крови, сложили пальцы в воображаемые пистолеты и расстреляли меня.
Если бы родственникам Эрика сейчас дали команду «фас!», они бы все без исключения набросились бы на меня и разорвали на мелкие кусочки. Мои родители тоже здесь. Отец разглядывает присяжных, будто пытается понять, на чьей стороне каждый из них. Мама не поднимает глаз, будто не хочет встретиться со мной взглядом. Будто знает, что я ей уготовила.
Я вдруг осознала, что абсолютно не волнуюсь. Будто моё сознание отстранило меня от происходящего со мной и сделало пассивным зрителем. Теперь я точно знаю, что со мной ничего не случится. Ничего плохого. Я готова к перекрёстному допросу и к вопросам присяжных. Я верю в то, что собираюсь рассказать им.
Свидетельское кресло мягкое и прохладное. Но я знаю, что это ощущение комфорта обманчиво. Никогда не любила кожаную мебель. Я знаю, что через несколько минут температуры сидения и моего тела сравняются, и сначала начнут потеть мои ягодицы, затем бёдра, пот тонкими струйками побежит между лопаток и мне придётся оторвать спину от мягкой спинки кресла. Это своего рода пытка свидетелей. Хочешь прекратить её, говори правду. Но для меня кожаная мебель – это месть убитого животного. Говори правду!
Я клянусь на Библии говорить только правду.
- Мисс Мирандес, давайте начнём с событий, предшествовавших тому дню.
Прокурор Матео Маркес медленно, как лев в клетке, расхаживает между мной и скамьёй присяжных. Иногда он останавливается, чтобы сделать ударение на значимые для него моменты, обратить на них внимание всего зала и главное, пяти мужчин и семи женщин, переводящих свои взгляды с него на меня и делающих пометки в блокнотах.
Если бы при выборе присяжных мы бы смогли отсеять всех женоненавистников и оставить только дам, нетерпимых мужчинам, которые избивают своих жён и подруг, наше дело было бы простым как пирожок. К сожалению, это невозможно.
Я смотрю на председателя присяжных. Это мужчина лет шестидесяти. Чувствуется, что он не питает ко мне ни малейших симпатий. Мне не нравятся такие типы. Их лицо постоянно выражает брезгливость. Я думаю, что он одинок, молчаливость вошла в его привычку, потому что у него просто нет собеседников. По вечерам он пьёт виски перед телевизором и засыпает, пуская слюни на заношенную футболку. Он постоянно что-то царапает карандашом в своих бумажках. Приготовил мне кучу курьёзных вопросов. Да, дед? Ненавижу тебя.
Я стараюсь не смотреть в их глаза. Зачем мне чувствовать их характеры, их проблемы? Я скольжу взглядом поверх голов, словно я на сцене. Может, просто я боюсь обмануться, увидев признаки сострадания, боюсь поставить не на тех людей.
- Почему вы уволились с работы за две недели до убийства?
- Я планировала переезд в другой город. Это никак не было связано с мистером Трэвисом.
- Но своей подруге вы сказали, что не заехали к ней, как планировали, потому что не смогли подмениться на работе.
- Я не могла сказать Кори реальную причину. Я сама была не уверена…
- То есть вы просто солгали своей подруге?
- Я сделала это потому что у меня был на то основание.
- Ещё раз повторяю вопрос. Вы солгали подруге?
- Да. – Маркес начинал меня раздражать. Он совсем не хотел слушать мои версии ответов, он как будто показывал всем – не важно, что я отвечу, важен лишь смысл его вопроса. Он агрессивно гнул свою линию.
- Часто вам приходится лгать, мисс Мирандес?
На мгновение я растерялась. Посмотрела на Наталину, ожидая её протеста, но она копалась в бумагах, будто не слыша, что происходит в зале.
- Иногда… Иногда, да. Если этого требуют обстоятельства.
- Вероятно, этого требовали обстоятельства, когда вас допрашивали в течение нескольких месяцев, и вы рассказывали полиции лживые истории.
- Да, – вдруг я поняла, что это и есть мой шанс повернуть дело в свою пользу. – Да я лгала полиции. Я не хотела, чтобы некоторые факты о жизни Эрика, о том, каким в действительности человеком он был, стали достоянием общественности. Я не хотела расстраивать его друзей и близких, я надеялась скрыть нежелательную правду о нём ото всех.
Наталина оторвала голову от бумаг и чуть заметно, одобряюще кивнула мне и улыбнулась уголком рта.
- Вы хотите сказать, что родные и друзья плохо знали Эрика? Он ведь был очень общительным и открытым человеком, по свидетельству многих людей, знавших его.
- Некоторые люди ведут двойную жизнь. Эрик был одним из таких.
По залу прокатился ропот. Я видела, как многие качают головой, в знак несогласия, я видела ненависть в глазах брата Эрика, но меня уже было не остановить. Моя самозащита стартовала. Теперь любой мог попасть под колёса этого паровоза. Любой, но только не тот, кого я оберегала всю жизнь.
- Эрик Трэвис вёл двойную жизнь. Он был хорошим сыном, братом, добрым, безотказным другом, готовым всегда протянуть руку помощи, джентльменом в общении с дамами. Он был хорошим парнем. Почти для всех. Я знала его другим. Он был властным, контролирующим, жестоким и ревнивым любовником. Собственником до мозга костей, способным из-за личных желаний забыть, что женщина – это такая же личность, и опустить её до уровня вещи.
- Хорошо, мы сейчас отойдём от театральных обвинений. Это всё очень образно и драматично, но нас интересуют факты, как вы понимаете. В чём выражалась его жестокость?
- В насилии. Он запросто мог принудить меня к сексу, если наши желания в этом не совпадали. Я имею ввиду… Изнасиловать.
- Как часто это случалось?
- Достаточно часто. Ему хотелось заниматься любовью постоянно. Иногда по нескольку раз в день. Я не была настолько активна в этом плане.
- Странно, что показания других девушек, имевших отношения с Эриком, очень отличаются от вашего свидетельства.
- Протестую! – наконец-то Наталина соизволила вставить слово. – Обвинение пытается показать ложность слов моей подзащитной, противопоставляя линию поведения мистера Трэвиса с другими женщинами. Но нам известно достаточно случаев, когда агрессор избирал своей жертвой одного человека и терроризировал его на протяжении длительного периода, не выказывая знаков такого поведения в отношениях с другими людьми. Большое количество убийств мужьями своих жен оказывается сюрпризом для родных и друзей. И ещё большим сюрпризом – известие о систематическом домашнем вербальном, психологическом или физическом насилии.
Судья принял протест Наталины, и Маркес продолжил свой допрос. Роль жертвы удавалась мне неплохо. Этому свидетельствовали широко раскрытые глаза сестры Эрика, будто говорящие: «Ты ни перед чем не остановишься. Неужели они поверят тебе?» Лен бросал взгляды на присяжных, качая головой. Я знала, что они не верят ни одному моему слову. Но моей целью было - убедить присяжных. Они не знали ни меня, ни Эрика. Наши шансы перед ними были одинаковы. Ну, или почти одинаковы.
- Мисс Мирандес, это ваш дневник?
- Да.
- Вы очень интересно описываете события.
- Спасибо. Но даже от ваших комплементов я ожидаю подвох.
- Я не знаю, насколько это «подвох», но весьма интересно, что в ваших записях мы не нашли ни одного свидетельства жестокого отношения к вам мистера Трэвиса, даже наоборот. Я зачитаю отрывок: «9 декабря 2012 года. Нет сомнений, я люблю его. Люблю, люблю, люблю! Эрик сочетает в себе сексуальность, мужество, благородство и надёжность. Он превосходен. Наконец-то я нашла его. Я счастлива!» Как видно из этого небольшого отрывка, вас, мисс Мирандес, устраивало в Эрике всё. Он был достаточно хорош для вас. Более того, вашими словами «превосходен». Все остальные записи не отличаются по смыслу от этой. И мы не нашли ни единого упоминания о том, что Эрик был жесток.
- Я могу это объяснить. Этот дневник не настоящий. То есть, он настоящий, но он нёс определённую смысловую нагрузку. Это был дневник для позитива. В нём я не хотела передавать любые негативные эмоции. Чтение этих записей снова и снова помогало мне справиться с плохими воспоминаниями, забыть их.
- В том числе, как вы показали в полиции, случай со сломанным пальцем? Мы не нашли в вашем дневнике свидетельств об этом инциденте.
- Да. Я бы не стала описывать тот случай в дневнике, предназначенном для позитивных воспоминаний.
- Не могли бы вы продемонстрировать присяжным ваш палец и рассказать, когда и как это произошло?
- Это случилось в конце ноября. – Я подняла левую руку, демонстрируя полусогнутый безымянный палец. – Прибираясь в спальне Эрика, в тумбочке возле кровати я нашла кольцо в футляре. Решила померить его. Затем моё внимание отвлёк телефонный звонок, я забыла снять кольцо и положить на место. Увидев его на мне, Эрик пришёл в ярость, он попытался сорвать кольцо с моего пальца, но оно было тесновато и застряло в районе сустава. Тогда Эрик рванул кольцо изо всей силы. Я думала, он оторвёт мне кисть. В результате я получила перелом, в последствии он сросся неправильно. Поэтому палец сейчас практически не разгибается полностью.
- Вы обращались с этой травмой к врачу?
- Нет. Я не любительница бегать по врачам.
- Но это не была пустяшная царапина. Обычно с такими травмами люди спешат к специалисту. Рассказывали ли вы об этом случае родителям, друзьям, знакомым?
- Нет.
- Значит, время и обстоятельства получения травмы мы можем знать только с ваших слов?
- Очевидно, что да.
- Мисс Мирандес, взгляните на эту фотографию. Этот снимок был сделан за несколько дней до Рождества. Это - мистер Трэвис, а это – вы. Вспоминаете ту вечеринку? Это фото сделал мистер Харрисон, друг Эрика. Вы защищаете лицо от ветра левой рукой. Безымянный палец выглядит вполне здоровым.
- Возможно, это фото сделано ранее…
- Нет, оно сделано 22 декабря 2011 года.
- Значит, я перепутала время, когда Эрик сломал мне палец. Возможно, это случилось не перед Рождеством, а перед Новым годом.
- А так же возможно, что палец вы поранили в другое время, когда атаковали Эрика Трэвиса.
- Возражаю, Ваша Честь! Это – домысел. – Наталина выстрелила взглядом в сторону Маркеса.
Прокурор продолжал свой допрос почти два часа. Было очевидным, что его цель – показать присяжным, что я лгу даже в мелочах. И за это время он всё ещё ни словом не обмолвился о дне убийства. Казалось, что Маркес решил взять меня измором, ходя вокруг да около, запутать в деталях, а потом добить кровавыми уликами. Я чувствовала нарастающую усталость. К концу второго часа я поймала себя на том, что с трудом понимаю суть вопросов и начала переспрашивать его. Наталина, видя, как силы покидают меня, высказывала всё больше протестов, придираясь к каждому слову обвинителя. Но то, что ему приходилось перефразировать свои вопросы, совсем не помогало мне. В конце концов был объявлен перерыв. Меня вывели из зала.
- Ты держишься очень хорошо, не раскисаешь. – Наталина ободряюще похлопала меня по плечу. – Откуда в тебе столько наглости и злости?
- От усталости. Я валюсь с ног.
- У меня аж челюсть отвисла, когда он спросил «в какие же моменты вас покидает память?». А ты резко так: «когда такие властные мужчины, как вы, жестоко прессуют меня, стараясь сломать и смешать с грязью». Но смотри, не зарывайся, помни, что для присяжных ты должна выглядеть жертвой, а не агрессором.
На шестом часу перекрёстного допроса Маркес наконец-то перешел к главной части дела.
- Расскажите, как вы провели день накануне убийства, а именно субботу 9 июня.
- Я собралась поехать в Феникс навестить Кори и её малыша. Моя машина была в ужасном состоянии, я не хотела застрять на половине пути, поэтому арендовала другую. По пути в Феникс на 41-м хайвее я случайно проскочила съезд с магистрали и поняла это слишком поздно. Пока я разворачивалась и возвращалась обратно, начало темнеть. Когда я добралась до Феникса, была уже ночь. Поэтому я не поехала к Кори.
- В котором часу это было?
- В половине первого ночи.
- Вы сразу поехали к Эрику Трэвису?
- Да.
- Вы могли остановиться у родителей…
- Они рано ложатся спать. Мне не хотелось выслушивать ворчливые упрёки.
- Итак, вы нагрянули к мистеру Трэвису без предупреждения. Вы были уверены, что он будет дома и разрешит вам остаться?
- Не совсем «без предупреждения», я позвонила ему за несколько часов до этого.
- С какой целью вы сделали тот звонок, если тогда всё ещё планировали остановиться у Кори?
- Просто так. Поболтать. Мне было скучно в дороге.
- Ясно. Давайте перейдём к моменту прибытия. Где вы припарковались?
- Парковка у дома Эрика была занята его машиной, поэтому я оставила свою метрах в пятидесяти вниз по улице.
- Разве нельзя было припарковаться ближе, у следующего дома?
- Нет. Все места были заняты. Это была суббота, вечер, когда к людям приезжают родственники и остаются до поздна.
- Как Эрик встретил вас?
- Как всегда. Он был рад видеть меня.
- Он был один и в этот поздний час ещё не спал?
- Да, я разбудила его. Но это было не так уж и важно, потому что обычно мы занимались любовью и сразу засыпали после этого!
- Был Эрик груб или агрессивен в тот раз?
- Нет, он не скрывал, что соскучился, - в этот момент я пожалела, что в зале нет Артемис, хотела бы я сейчас увидеть её лицо. – Утром, вернее, ближе к полудню мы проснулись и опять занимались любовью. Подробности рассказывать? – мне хотелось вывести Маркеса из себя, но он был холодным как лёд, его глаза были затуманены, как глаза маньяка, преследующего жертву и уверенного в своих силах.
- Когда нас будут интересовать подробности, мы вас попросим рассказать. Что было дальше?
- После секса мы решили перекусить. Эрик съездил в бистро купил кофе и бутерброды.
- Чем занималась ты в отсутствие Эрика?
- Его не было всего-то десять минут.
- За это время можно многое успеть. Например, проверить чужой электронный почтовый ящик, почитать документы в ящике стола…
- Протестую, Ваша Честь! - Наталина почти подпрыгнула на стуле. С этого момента она не отрывала от нас с Маркесом взгляда, ловя каждое наше слово.
- Хорошо… Что происходило после того, как мистер Трэвис вернулся?
- Логично предположить, что мы позавтракали, ведь он ездил за едой. – я усмехнулась и тут же поймала недовольный взгляд Наталины, но не могла остановиться и закончила – И вернулись обратно, в постель.
- Когда были сделаны те фотографии, на которых вы и Эрик позируете обнажёнными?
- Я уверена, что после завтрака мы и занялись этим.
- Кто был инициатором этой фотосессии?
- Эрик, естественно!
- Не понятно, как мужчина, имеющий серьёзные намерения относительно одной женщины, может предложить такое компрометирующее его мероприятие. Ясно только, что версию Эрика нам не удастся услышать. Что было потом?
- Я попросила Эрика скопировать фотографии с фотокамеры на мой портативный электронный носитель и мы пошли в его кабинет.
- Очевидно, что вы не сделали этого? Что помешало? Занимались любовью на столе и забыли про дела? – сарказм Маркеса начал меня раздражать.
- Нет. Мой девайс по какой-то причине отказался работать.
- Мы проверили его и не обнаружили никакого дефекта.
Я смотрела на прокурора, расхаживающего как маятник, и думала, что за пределами суда он, наверное, такой же агрессивный. Низкорослые мужчины редко бывают удовлетворёнными жизнью. Они как будто обречены на постоянную борьбу, всё время доказывая окружающим, что их успешность не зависит от их роста. А в глубине души они и сами не верят в это.
- Затем Эрик решил принять душ, а я начала собираться домой.
- Вы хорошо всё помните до этого момента? Никаких провалов в памяти?
- Да, я превосходно всё помню.
- Как получилось, что фотокамера оказалась на полу ванной комнаты?
- Эрик был в душе и позвал меня, попросил принести камеру и сделать несколько снимков в душе.
- Я даже не удивлён, что это опять была инициатива Эрика. – Ухмыльнулся Маркес, а мне захотелось пришлёпнуть его, раздавить каблуком как таракана.
- Вы уже были одеты к тому времени?
- Я?.. Да. А он стоял в душевой кабине. Мокрый…
Я вдруг почувствовала, как внутри меня начинает шевелиться маленький холодный комочек, медленно разрастающийся, захватывающий всё большее пространство грудной клетки, расползающийся по клеткам и сосудам. Я знала, что это паника, и попыталась справиться с ней, отпив воды из стакана. Вода была тёплой. Мне не хотелось глотать её, я знала, что если я сделаю это, то очень скоро почувствую боль в желудке. Ах, хорошо бы заболеть на пару недель и перенести эту пытку. Я почувствовала, как вода медленно скатывается по пищеводу.
– Я случайно уронила фотокамеру. И вдруг Эрик будто с цепи сорвался. Он начал кричать на меня, что я безрукая дура, что не могу сделать элементарной вещи без того, чтобы всё не испортить. Что я только что разбила его новую камеру и он меня убьёт за это.
- Он так и сказал, что убьёт?
- Да. Он сказал : «Я убью тебя, стерва». Затем, он сделал шаг из душевой кабины, схватил меня за предплечье и рванул к себе. Поскольку его пальцы были мокрые, мне удалось вырваться. Я побежала в гардеробную, где на верхней полке лежал пистолет, который Эрик купил совсем недавно.
- Хочу заметить присяжным, что мы не нашли ни одного свидетельства того, что Эрик приобрёл пистолет. Ни учётных записей в системе магазинов, ни показаний родственников или друзей. Мисс Мирандес, вот это фотография гардеробной Эрика Трэвиса. Этот снимок был сделан в день, когда было обнаружено тело. На которой полке лежал пистолет?
- Вот на этой. Я уже рассказывала вам об этом на допросах. – На большом экране, висящем на стене, появилась фотография. Я указала на верхнюю полку гардероба. Маркес сделал отметку и на экране появился красный крестик, пометивший полку.
- Какого вы роста, мисс Мирандес?
- Сто семьдесят два сантиметра.
- Та полка, на которую вы указали, находится на высоте двух метров тридцати сантиметров. Каким образом вы смогли достать до неё?
- Очевидно, что я привстала на нижнюю полку, держась за какую-то из средних.
- Вы хорошо помните этот момент?
- Да.
- То есть вы утверждаете, что якобы использовали пистолет Эрика, признаков существования мы так и не обнаружили, и отрицаете, что то был пистолет, исчезнувший из дома ваших родителей. Также вы хорошо помните, что привстали на нижнюю полку гардероба, держась за среднюю, чтобы достать пистолет с самой верхней полки. Я правильно озвучил ваши показания?
- Вполне.
- А теперь мы проведём маленький эксперимент.
В зал вкатили стенд с пятью полками, выглядящими примерно так же, как и на фотографии.
- Это макет гардероба Эрика Трэвиса. Эти полки установлены по абсолютно такому же принципу, как и оригинал. На верхнюю полку мы положили коробку из-под обуви. По свидетельству обвиняемой Эрик хранил заряженный пистолет в подобной коробке. Я правильно воссоздаю сцену, мисс мирандес?
- Да, полки выглядят очень похоже. – Я не понимала, к чему весь этот цирк.
- Они не только похожи, они сделаны из того же материала и прикреплены к макетной стене на таком же расстоянии и тем же методом, что и в гардеробной мистера Трэвиса. А теперь я попрошу мою ассистентку достать коробку, встав на нижнюю полку. Какой у вас рост, Пресли?
- Один метр и семьдесят три сантиметра.
- Ваш вес примерно такой же, как и у мисс Мирандес, судя по комплекции. Пожалуйста, достаньте эту коробку. – Маркес жестом пригласил девушку подойти к стенду. Она попробовала встать на нижнюю полку. Но и та, и другая, за которую она постаралась удержаться, накренились и практически сбросили девушку на пол.
- Как видите, - продолжал Маркес, довольный эффектом, произведённым на присяжных, - Эти полки закреплены так, что на них не возможно не только встать, но и даже надавить со значительной силой. Они не предназначены для тяжелой загрузки, разве что для небольших аккуратных стопок, что мы и видим на фотографии. Таким образом, мисс Мирандес, ваша версия о том, что вы достали пистолет с верхней полки гардероба Эрика Трэвиса, не может быть правдой.
Я не знала, что возразить. Губы мои пересохли, по спине катился тонкий ручеёк пота.
- Я не помню точно, но всё же я думаю, что всё было так, как я сказала.
- Хотите? Можете сами попробовать достать коробку, мисс Мирандес.
- Нет…
Наталина вмешалась и взяла перерыв.
- Господи, за что мне такое наказание? Джейн, где ты взяла пистолет? Очевидно, что не в гардеробной.
- Я не помню! – Мне совсем не хотелось говорить на эту тему.
- И так уже понятно, что ты выдумала эту историю с полками.
- Отстань от меня! Откуда я могла знать, что эти чёртовы полки шатаются как качели?
- Не ори на меня! Если хочешь жить, девочка, ни одной больше сказки. Своей ложью ты копаешь себе могилу. Лучше молчи, вали всё на провалы в памяти.
На моё удивление Маркес больше не возвращался к пистолету. Макет гардеробной вывезли из зала.
- Мисс Мирандес, значит, вы утверждаете, что выстрелили в мистера Трэвиса до нанесения ему ножевых ранений.
- Это то, что я помню. Когда я выбежала из гардеробной в спальню, чтобы оттуда попасть в гостиную и к выходу из дома, Эрик догнал меня, обхватил за талию и швырнул на пол. Он был в ярости, кричал, что убьёт меня. Я повернулась, пистолет был в моей руке, и… Я не слышала выстрела из-за крика Эрика, я даже не осознала, что нажала на курок. На лице Эрика появилась кровь. Он закричал что-то типа: «Ты выстрелила в меня, сука. Тебе не жить!»
- Он не упал?
- Нет. Выстрел не остановил его, он продолжал наступать на меня. Я побежала в спальню и схватила нож.
- Что это был за нож и как он оказался в спальне Эрика?
- Это был кухонный нож. Эрик любил привязывать мои руки к изголовью кровати, а нож использовал для того, чтобы разрезать верёвку.
- В тот день он тоже привязывал вас?
- Да. Поэтому нож и оказался в спальне.
- Интересно, что мы не обнаружили верёвки ни в спальне, ни в мусорном ведре. Ну, хорошо, что было дальше?
- Я схватила нож. Дальше я ничего не помню.
- Вы не помните, как использовали нож и что сделали с ним потом?
- Нет.
- Какое ваше следующее воспоминание об этом дне.
- Я еду по пустыне в своей машине. Уже стемнело.
- Итак, по вашей версии выстрел предшествовал ножевой атаке. Суд-мед эксперт же утверждает обратное.
- Протестую, Ваша Честь. – Наталина постукивала карандашом по столу. – Мы выслушали эксперта несколько дней назад и, думаю, не стоит возвращаться к той части дискуссии, из которой мы так и не смогли сделать однозначного вывода об очерёдности нанесённых ранений, потому что тело сильно разложилось в жарком помещении за пять дней.
- Не говорите за всех, миссис Бонзо, - Маркес хитро прищурился. – Присяжные могли сделать свои выводы из показаний эксперта. Или вы думаете, что им не хватит ума на это? Или вы ставите под сомнение квалификацию федеральных экспертов?
Судья прервала Маркеса, не дав развития перепалки двух законников. Маркес ещё немного потрепал мне нервы, перескакивая с одной детали моих показаний на другую, стараясь подловить на неточностях, но я была предельно внимательна, и интуиция подсказывала мне, что самое страшное уже позади. Прокурор использовал все свои ловушки и теперь просто старается вымотать меня перед следующим этапом – вопросами присяжных.
Я смотрела на лица двенадцати человек, которые в скором времени должны были решить, достойна ли я провести остаток жизни подобно животному, лишенная многих прав, без надежды на исполнение простых желаний, принимающая пищу один раз в день и имеющая возможность помыть своё тело всего лишь дважды в неделю. Или же я - монстр, который не заслуживает даже такого существования.
Судье передали список вопросов. Один за одним, отвечая на них, я укреплялась во мнении, что эти люди не настроены против меня, как я ожидала. Они хотели знать о моей семье, о моих отношениях с родителями, родственниками Эрика, друзьями. Мне казалось, я неплохо справляюсь с ответами, когда судья зачитала очередной вопрос:
- За время судебного процесса мы не заметили признаков раскаяния и сожаления. Чувствуете ли вы вину перед родными и друзьями Эрика Трэвиса?
Я не ожидала такого вопроса. Чувствую ли я вину? Я не знала, что ответить, чтобы получить большинство симпатий на свою сторону. Если я скажу, что чувствую вину, то уже не буду в роли жертвы, которой пришлось защищаться.
- Я… Я сожалею, что всё произошло именно таким образом. Я сожалею, что Эрика больше нет среди нас. Каким бы он ни был… - По залу прошелся шепот, родственники Эрика качали головами, испепеляя меня ненавидящими взглядами, - Каким бы он ни был – хорошим или плохим. Я сожалею о том, что мне ПРИШЛОСЬ убить его, чтобы выжить. Я НЕ сожалею, что осталась жива.
Судья поправила очки, взглянув на меня то ли с иронией, то ли с удивлением и спросила:
- То есть вы вините в смерти Эрика обстоятельства, а не себя?
- Да. Если бы я не убила Эрика Трэвиса, сейчас на моём месте был бы он.
9. Анита.
Мне кажется, что этот мир не реален, что я живу благодаря чьей-то фантазии. Это происходит потому, что моё понимание и ощущение времени и пространства ущербно. Моё детство не выходит за пределы дома и школы, моя юность сосредоточена вокруг моих родных. Одни и те же улицы, лица. Я знаю всех соседей по именам, а о некоторых даже секреты, которые распространяются от приятельницы к приятельнице, от матери к дочери. Моя жизнь ограничена моими возможностями – у меня нет денег, чтобы путешествовать по миру и объехать те сто мест, которые я знаю только по картинкам из интернета. И впереди я не вижу перемен. Моё будущее определено всё теми же возможностями. Мне уготована жизнь моих родителей, которые счастливы, живя в таком же замкнутом мире. Они слишком заняты, чтобы следить за временем и не замечают, как стареют. Иногда я завидую им.
Я смотрю на себя в зеркало. Я очень изменилась с того дня. Я совсем не узнаю своё лицо. Оно стирается. Какие размытые черты. Это потому что я избегаю зеркала
, боюсь увидеть кровавые брызги на них. Отвыкла от собственной внешности. Я теряю себя. Нет, я потеряла себя давно. В какой-то момент я переступила черту, за которой уже не может быть меня прежней. Как мне жить без себя? Я хочу уйти.
*************************************************
- Ну, почему? Почему вы не выбрали другую тактику защиты?
- Миссис Мирандэс, прекратите истерику. Ваша дочь сама сделала выбор. У меня огромный адвокатский опыт, но это дело и эта подзащитная обернулись для меня настоящим кошмаром. Ваша дочь упряма. Она не хотела слушать моих советов. Она будто специально делала всё для того, чтобы ей подписали смертный приговор. Какую линию защиты, вы думаете, мы могли развить, если не самооборону?
- Помешательство…
- Я предлагала Джейн этот вариант, она наотрез отказалась.
- Вот, возьмите, почитайте.
- Что это?
- Это дневники.
- Вашей дочери?
- Да. Джейн и… Аниты.
***************************************************
- Ты странная сегодня. Что случилось, Анита?
- Я пришла попрощаться, Джейн.
- Вот как? Уезжаешь?
- Можно и так назвать.
- Мы не увидимся больше до исполнения приговора?
- Я больше не нужна тебе, Джейн.
- Или я не нужна тебе, Анита?
- Ты прекрасно знаешь, что это не так. Я не могу жить без тебя. Я существую для того, чтобы ты могла оправдать себя, свои поступки, ошибки, неудачи. Ты ведь до сих пор думаешь, что это я убила Эрика, а ты взяла на себя вину за это преступление, чтобы спасти меня. Правда?
- Я думала, что смогу выкрутиться, потому что я сильнее и умнее тебя…
- Да-да, ты считаешь себя умнее меня, прокурора, присяжных. Они приговорили тебя к смерти, Джейн. Может, тебе стоило рассказать им правду, а не разыгрывать весь этот спектакль?
- О тебе?
- О том, что в действительности произошло в тот день в доме Эрика.
- Но я рассказала.
- Вот видишь, ты до сих пор думаешь, что я прокралась в дом в те пятнадцать минут, когда ты спустилась вниз по улице, чтобы взять сменную одежду, и убила его, чтобы подставить тебя.
- А разве не так всё было?
- Мне нужно было уйти намного раньше. Прощай, Джейн.
****************************************
- Кто такая Анита, миссис Мирандес? – Наталина перелистывала тетради, вглядываясь в почерк.
- Прочитав эти дневники, я многое поняла. Но я расскажу по порядку. Когда Джейн было шесть, я забеременела вторым ребёнком. На седьмом месяце я заболела гриппом, который обернулся пневмонией. Ребёнок родился раньше срока с отёком лёгкого, врачи не смогли спасти девочку. После смерти малышки у меня развилась продолжительная депрессия. Я не могла тогда уделять Джейн должного внимания. Возможно, Джейн думала, что я перестала её любить, потому что виню именно её в смерти новорожденной. Дело в том, что буквально за неделю до родов мы гуляли парке. Джейн играла на детской площадке и запуталась ногами в канате на высоком турнике. Она очень испугалась, что упадёт головой вниз, кричала и плакала. Я не могла дотянуться до застрявшей ноги и стояла внизу, готовая поймать Джейн, если та упадёт. Я чувствовала себя абсолютно беспомощной с огромным животом. А вокруг не было ни души. Это было раннее утро, а лето тогда было сухим, поэтому я старалась погулять с дочерью до жары. В итоге Джейн освободила ногу, сняв туфель другой ногой, и упала прямо на меня. Я тогда сильно испугалась, что это может повредить плоду. Возможно, я что-то сказала, что заставило Джейн винить себя в последствии, я не помню. Помню только, что накричала на Джейн, что она не должна лазить на турники для больших детей. Когда мы с мужем сообщили ей, что её новорожденная сестра умерла, она спросила меня: «Это из-за меня, да?» Я сказала ей, что нет, но, очевидно, что она не поверила мне. Вот эти дневники Джейн передала мне из камеры. А вот эти – Габриэлла Мирандес протянула Наталине стопку, перевязанную бечёвкой, - я нашла на чердаке, в тайнике. Она вела дневники своей якобы живущей сестры с одиннадцати лет.
- Почему вы раньше, до процесса не показали мне это?
- Я сама ничего не знала об этих записях, пока Джейн не передала их мне и не рассказала о тайнике в доме.
- Господи, ей давно уже нужна была помощь. Мы только что осудили душевнобольного человека…
10. Джейн.
Тьфу, какой серый день. Впрочем, как и большинство дней в году. Я смотрю в большое окно, отгороженное от меня металлической сеткой. Да, у меня ведь теперь есть большое окно. В него я могу видеть поле, ферму и ипподром. Замечательное место для лечебницы – просто рай на вершине холма. Я беру с полки альбом с карандашами и рисую долину под холмом. Я делаю это опять, и опять. Зимой, весной, летом и осенью один и тот же пейзаж.
Иногда я играю на скачках. Сама с собой, следя за заездами из своей комнаты. Никогда не угадываю, на которую лошадь поставить – моя никогда не выигрывает в заезде, но и последней тоже не приходит. Хотя, поначалу я думаю: «Поставлю ка я на пятый номер». Но в последний момент меняю решение. Вот прямо всё как в жизни. Так же получилось и с убийством Эрика. Я была уверена, что спланировала всё просто замечательно. Но обстоятельства начали цепляться одно за другое, сплетая вокруг меня сеть. Вот она теперь, эта сеть – на окне, чтобы я, не дай бог, не разбила его и не порезала себе вены. Как будто мне может прийти такое в голову.
Я верила в мать. Это она выдернула меня чуть ли не с того света, опротестовав смертный приговор, дойдя до самого президента. Жаль, что пришлось оклеветать её на процессе, она никогда в жизни и пальцем меня не тронула. Но я многих тогда «бросила под поезд» своей защиты. Я ведь была уверена, что меня оправдают или, в крайнем случае, осудят на двадцать лет. Когда Наталина придумала версию о том, что Эрик был жесток и опасен, я подумала, что, представив себя в роли жертвы, вынужденной защищаться, я лучше обеспечу себе жизненные гарантии, чем если буду разыгрывать сумасшедшую. Именно поэтому я отказалась от первой версии защиты, к которой, собственно говоря, готовилась с самого начала, когда решила убить Эрика Трэвиса.
Почему я убила своего любовника? Потому что не могла отпустить его. Потому что не могла смириться с тем, что он не признал меня лучшей и достойной его. С самой первой нашей встречи, когда я увидела его в нашем ресторане с какой-то девицей, я поняла, что Эрик – это моя судьба. Мне было нетрудно обратить его внимание на себя, и когда его пассия отлучилась на несколько минут, мы перекинулись парой комплементов и шуток, и он сразу пригласил меня на вечеринку. Разве это не судьба? Всё произошло спонтанно, но легко и естественно, будто было спланировано кем-то свыше.
Наш роман начал развиваться бурно и стремительно, и в какой-то момент я почувствовала, что Эрик испугался этого темпа. Он попробовал держать дистанцию, честно сказав, что события развиваются слишком быстро для него. Что он не готов к таким серьёзным отношениям, к которым стремилась я. Для меня же всё было однозначно. Любила ли я Эрика? Я сейчас уже не знаю. Слишком много разных чувств заставил он меня испытать, и любовь была не самым ярким из них.
- Почему мы больше не встречаемся с твоими друзьями, Эрик?
- Неправда. Мы встречаемся. Пару недель назад мы ходили к Рою на день рождения.
- Да… Но это всё же не то, что было раньше. Пару месяцев назад ты приглашал меня в компанию почти каждый день. А сейчас я вижу тебя всё реже, и реже.
- У меня очень много работы, ты же знаешь.
- Раньше ты легко мог сорваться с работы ради меня. Не лги.
- Ты хочешь услышать правду, Джейн?
- Конечно, любимый. Правду, какой бы она не была.
- Хорошо… Я не чувствую себя комфортно в твоём обществе.
- Что-то я не заметила этого прошлой ночью…
- Ах, Джейн, я не об этом сейчас. Наш секс превосходен, у меня никогда не было такой потрясающей партнёрши, как ты. Но когда мы среди друзей, меня не покидает чувство, что ты демонстративно стараешься показать всем, что я твой. Ты душишь меня этим непонятно откуда взявшимся чувством обладания мной. Ты считаешь нормальным проверить сообщения на моём телефоне или в моём электронном почтовом ящике.
- Разве тебе есть что прятать от меня?
- Нет. Но это моё право – иметь личные, только принадлежащие мне вещи. Это делает меня свободным. Ты серьёзно думаешь, что я принадлежу тебе?
- Я думаю, мы принадлежим друг другу. Мы - красивая пара…
- Нет, Джейн. Я никому не принадлежу. И никогда не буду.
- Даже своей жене?
- Причём здесь моя будущая жена?
- Ты никогда не думал о будущем со мной?
- О чём ты говоришь, Джейн? Я признаю, что между нами существует огромное физическое влечение. Но я не чувствую этого на духовном уровне. И если ты имеешь ввиду, думал ли я о браке с тобой, я честно скажу, что для меня очень важно иметь рядом надёжного друга, разделяющего со мной взгляды и интересы.
- Но я разделяю все твои взгляды и интересы, Эрик!
- Это совсем не то, Джейн. Иногда мне кажется, что до меня у тебя не было никаких своих интересов.
- Это неправда!
- Даже все друзья в твоей жизни – это мои друзья.
- Мне некогда было заводить друзей, Эрик. Я слишком занята была зарабатыванием денег, чтобы прокормить себя и не зависеть от родителей.
- Значит, так сложилась судьба, не соединив нас.
- Но всё меняется. Я сама изменилась рядом с тобой.
- Возможно. Но я бы ещё подождал. Хотя… Не знаю, есть ли смысл. Мы только продлеваем агонию.
Вот так запросто, сказав правду, Эрик перечеркнул несколько месяцев моих надежд. Но я не сдавалась. Я решила ослабить натиск, постараться создать хоть какую-то видимость духовного роста. Но тарелка уже треснула. Почти все наши встречи, начинающиеся страстным сексом, так или иначе, заканчивались выяснением отношений. И вот, поругавшись в очередной раз, Эрик предложил сделать перерыв. Я понимала, что этот перерыв может вылиться в окончательный разрыв, если я потеряю контроль над ним. Более того, Эрик сказал, что он не против, если во время нашего перерыва я буду видеться с другими мужчинами. Это прозвучало как эпитафия любви.
Я уехала в Калифорнию в надежде, что время и расстояние вылечат мои любовные раны. Но каждое утро я просыпалась с ненавистью к этому миру, в котором всё складывается так несправедливо для меня. Я не могла не думать об Эрике. Жизнь превратилась в мучительную пытку ревности. У меня не было сил разорвать эту связь, и Эрик не помогал мне. Через какое-то время ему стало не хватать той страсти, которую давали ему наши встречи. Он сам начал искать контакта со мной. Опять, обнадёжив меня, сбросил меня со скалы блаженства в пропасть отчаяния в первое же наше свидание, чётко определив, что оставляет мне роль любовницы. Роль же его подруги и будущей жены была уже занята Артемис.
Обмочив слезами сто двадцатую подушку, я поняла, что дальше так продолжаться не может. И есть только один выход из этого тупика. Только смерть Эрика могла бы принести мне облегчение.
План родился не сразу. День за днём он становился более детальным. Я понимала, что одного желания убить недостаточно. Для того, чтобы решиться на это, надо чувствовать себя более или менее неуязвимой. Только тщательная подготовка могла дать надежду, что меня не заподозрят. Было ли мне страшно? Да. Очень. Но я старалась думать о том, как моя жизнь изменится после этого. Я перестану просыпаться с болью в сердце, от постоянного чувства униженного достоинства. Ради этого облегчения я готова была пройти через кошмар.
Я не была полностью уверена, что мне удастся избежать наказания, поэтому я решила подготовить запасной план в случае защиты на суде. Я понимала, что если присяжные признают меня виновной, меня ожидает смертельная инъекция. Я же не хотела умирать. Я хотела жить, пусть даже не на свободе. Но и не в тюрьме. Поэтому запасной план заключался в розыгрыше помешательства. За две недели до поездки в Феникс к Эрику я уволилась с работы. Несколько дней я потратила на то, чтобы сфабриковать детские дневники Аниты, якобы моей воображаемой живущей сестры. Мне не стоило это большого труда – у меня сохранились мои собственные детские дневники, и почерк не менялся примерно с двенадцати лет. Поэтому первые записи от Аниты я датировала тем временем. Свои детские дневники я уничтожила, кроме обложек, в которые переодела дневники несуществующей сестры. В день, когда я выкрала пистолет отца, инсценировав взлом, я подкинула новые дневники в тайник, который ещё в детстве смастерила под крышей родительского дома. В случае ареста эти записи должны были бы свидетельствовать о моём запущенном душевном расстройстве. Но затем возникла Наталина с идеей о самообороне. Она обещала вытащить меня из тюрьмы через двадцать лет. Подумав, что моя жизнь и свобода стоит этого, я согласилась на план адвоката. Но даже она до конца не знала всей истории. В камере я продолжала вести дневники Аниты на случай, если всё же придётся прибегнуть к плану Б.
Эрик открыл дверь, запахивая на ходу махровый банный халат.
- Джейн, я же просил тебя, не приезжай больше. Я не хочу тебя видеть.
- Эрик, ты не можешь выставить меня посреди ночи. Я валюсь с ног и могу просто заснуть за рулём.
- Поезжай к родителям.
- Это невозможно, мы поссорились в мой прошлый приезд. Я не хочу новой драмы.
- Давай, я отвезу тебя в мотель.
- Эрик, ты боишься меня?
- Не говори ерунды. Просто твоё присутствие в моём доме нежелательно.
- Разреши мне переночевать на диване, а утром я уеду.
Эрик заколебался.
- Ну, хорошо. Только без всяких твоих женских штучек.
- Господи! Я только попросилась переночевать.
Мы прошли в гостиную.
- Ах, Эрик, новые женщины не меняют твоих старых привычек, - с улыбкой указала я на недопитый бокал вина напротив мерцающего экрана телевизора.
- Да, опять заснул, не досмотрев матч.
- Устаёшь?
- Работы полно.
- У меня тоже… Угостишь?
- Мы же собирались лечь спать.
- Бокал вина поможет мне расслабиться и быстрее заснуть. Я так устала! Спина одеревенела за рулём, - я прогнулась в пояснице, ловя взгляд Эрика, скользящий по моей фигуре. Он принёс бокал для меня и налил себе ещё немного. Мы молча сидели на софе, почти касаясь коленями. Я знала, к чему может привести это напряженное молчание. Я специально участила дыхание. Эрик заметил это и погладил меня по волосам.
- Ты больше не блондинка. Новые мужчины меняют твои старые привычки?
- Это длинная история и не интересная, поверь.
- Зачем ты приехала?
- Не знаю. Возможно, попрощаться.
- Ты права, я боюсь тебя, Джейн. В последнее время я постоянно ожидаю неприятностей от тебя.
- Нет, ты боишься себя. Поэтому стараешься сделать из меня монстра, чтобы хоть как то ослабить свою тягу ко мне и обуздать свои желания.
- Да. В этом и моя вина. Я не могу противостоять тебе. Ты делаешь меня слабым. И это пугает меня. Если бы я был немного другим, я, возможно, был бы счастлив с тобой и не искал чего-то ещё.
- Так стань другим. Всего на одну ночь. А потом я уеду навсегда. Обещаю тебе.
Эрик, казалось, колебался, но в следующую минуту обхватил меня за ягодицы и понёс в спальню, целуя мою грудь. Он любил меня страстно, в последний раз, прощаясь со мной, желая забыть меня, но остаться в моей памяти. Мы заснули, когда начало светать…
- Ты проголодалась?
- Голодная как стая койотов. Почти сутки ничего во рту не было.
- Поеду куплю кофе. Будь готова к моему приходу.
Эрик вышел через гараж, я проследила за его отъехавшей машиной и побежала в кабинет. Моя уверенность начала покидать меня, оттесняемая страхом перед необратимостью того, что я задумала. Я понимала, что перейдя эту черту, я уже ничего не смогу исправить, и жизнь моя изменится. Но изменится ли она так, как я ожидаю?
Машинально перебирая бумаги на столе, я увидела корешок авиабилета. Так-так… Куда это вы собрались, мистер Трэвис? Венеция?! Не может быть… Да, это были билеты в Венецию для Эрика Трэвиса и Артемис Настю. Ещё месяц назад Эрик намекал, что хочет взять меня с собой в Италию. Тогда он в который раз возродил глупые надежды в моей душе, потому что я всегда помнила его слова: «Если я сделаю предложение женщине, то это произойдёт в Венеции. Ты никуда не полетишь, Эрик! Ты уже никого больше не будешь любить!
Я скинула одежду, прошла в спальню и легла на кровать. Простыни всё ещё были тёплыми и пахли нашими телами. Слёзы подкатили к горлу, когда я представила Артёмис в этой комнате.
- Джейн, я же попросил тебя быть готовой к отъезду, а ты что делаешь?
- Ха-ха! Я неверно истолковала твои слова, вот и приготовилась к другому. Раз уж я обнажена и в постели, может сделаешь парочку снимков мне на память? Где твоя камера?
- У тебя нет своей? Не помню, чтобы ты путешествовала без фотоаппарата.
- Есть, но он в машине. Я припарковалась далеко вниз по улице. Лень идти… Сделаем на твою, перепишем мне на «карандаш» и удалим. Не бойся, глупый, никто не узнает. Давай, раздевайся! Последняя, прощальная фотосессия.
Я не была уверена, что это сработает, но Эрик раздумывал всего пару секунд, после чего разделся и взял в руки фотокамеру. Он сделал несколько снимков, лёг на постель и передал мне камеру.
- Расслабься Эрик, что за постная мина! – я сделала пару снимков. Эрик прикрыл рукой гениталии. – Хватит закрываться, ты прекрасен. Давай, как в старые времена, поставим на штатив и…
- Нет, довольно. – он встал и забрал камеру из моих рук. – Давай свой диск, я перепишу тебе файлы. И захвати, пожалуйста кофе и бутерброды в кабинет.
Когда я вошла в кабинет с нашим завтраком, Эрик сидел и разглядывал директории моего диска на своём мониторе. Услышав мои шаги за спиной, он развернулся в кресле и посмотрел на меня серьёзно и с беспокойством.
- Что это за файл с названием «Эрик – телефонный разговор»? Ты записала один из наших разговоров?
Сердце бешено заколотилось в висках.
- Я могу всё объяснить, Эрик…
Эрик кликнул мышкой на иконке файла. Динамики оживились. Я не могла промолвить ни слова, только ругала себя за то, что вовремя не переписала этот файл с переносного диска и не удалила его.
- Это недавний разговор. Я хорошо помню его. Зачем ты это сделала? Собираешь компромат? Ты за этим приехала – шантажировать меня? Что тебе нужно от меня? Денег? Поломать мои отношения с Артемис?
- Нет, нет, послушай, Эрик… - история уже родилась у меня в голове, но он рывком вытащил «карандаш» из порта компьютера и кинул мне.
- Убирайся. И никогда, слышишь, ни-ког-да не попадайся мне на глаза. Иначе я засажу тебя за преследование и шантаж.
Эрик вышел из кабинета, прошел по коридору и хлопнул дверью ванной комнаты. Я стояла посреди комнаты, подобрав и вертя в руках упавший девайс. Я могла уйти. Повернуться и выйти в эту дверь, навсегда покинув дом человека, которого всё ещё любила, и который никогда не любил меня, а теперь ещё и презирал. Но разве я приехала затем, чтобы меня использовали и выгнали как последнюю шлюху? Нет, я приехала, чтобы раз и навсегда покончить с этим. Я оделась и пошла на кухню, налить воды в стакан – в горле стоял ком. Открыв воду, я заметила в раковине кухонный нож. Держа в одной руке камеру, а другой рукой пряча за спиной нож, я зашла в ванную комнату. Эрик стоял в душевой кабине, зажмурившись под струями воды. Я сделала снимок. Он, услышав щелчок фотоаппарата, открыл глаза и закричал:
- Выйди! Убирайся совсем! У меня нет с тобой больше никаких дел.
- Последний снимок, любимый…
Эрик посмотрел на меня со злостью и отвернулся к стене. Я бросила камеру на пол и со всей силы ударила Эрика чуть выше правой лопатки. И ещё, и ещё. Я нанесла, наверное, пять или шесть ударов, пока он смог повернуться ко мне лицом. Эрик кричал. Нет, я даже не могу назвать это криком, это был визг. Он попробовал закрываться руками, я наносила удары по ним. Он начал метаться по ванной комнате от унитаза к раковине, от душа к джакузи, пытаясь найти что-то, что смогло бы защитить его. В конце концов, он сдался. Мне казалось, что прошёл час до того момента, когда он упал на колени. На самом деле не прошло и минуты. Истекающий кровью Эрик попытался встать, держась за раковину. Я не дала ему, нанеся несколько ударов в голову. Он пополз по коридору, оставляя кровавый след. Я знала, что нельзя дать ему вырваться наружу. На пороге спальни я схватила его за волосы и, приподняв его голову, со всей силы полоснула ножом по горлу. Кровь забулькала, сильной струёй вырываясь из раны. И вдруг я вспомнила о пистолете. Как я могла забыть о нём? Побежала в спальню, вытащила из сумки, сняла с предохранителя. Эрик лежал без движения. Я не знала, жив ли он, но рисковать не могла. Приставив пистолет к голове, выстрелила.
- Вот так… Ты вынудил меня…
Да-да. Всё так и было. Затем я удалила последние снимки с камеры Эрика. Оттащила тело в ванную комнату, затолкала его, как могла в душевую кабину и пустила воду. Собрала постельное бельё, камеру и одежду Эрика и бросила в стиралку. Нож аккуратно положила между другими ножами в посудомоечную машину и включила на самый долгий цикл. Вам интересно знать, что я сделала с пистолетом? Я…
*****************************
- Джейн, к тебе посетитель. Отложи свою писанину на несколько минут и пойдём, прогуляемся до гостевой комнаты.
В небольшой, уютной, обставленной почти по домашнему комнате сидела улыбчивая женщина лет сорока пяти.
- Здравствуй, Джейн, меня зовут Патриция, я криминальный репортёр. Хочу написать книгу о тебе. Ты не желаешь мне помочь?
- С удовольствием. Вот, возьмите! Это мой дневник, который я веду с первого дня моего пребывания в этом тихом доме. Вы всё узнаете из него.
Патриция с интересом и нетерпением раскрыла тетрадь.
- Но что это? Джейн, это же не буквы.
- Что вы имеете в виду?
- Вся тетрадь исписана каракулями. Это какой-то шифр?
- Разве? Никогда не замечала. Я без труда могу это читать.
- Может, ты сама мне почитаешь свой дневник?
- Нет. Хотя… Может, когда-нибудь у меня и будет настроение. Приходите в другой раз, а лучше, когда моя лошадь придёт первой.
The End.
30 июня 2014 года.