– Сонь, здравствуй! С днем рожденья тебя, – грустно прозвучал в трубке женский голос.
Соня наморщила лоб? Номер, высветившийся на дисплее, был ей незнаком. Кто бы это мог быть? Большинство ее коллег и приятелей уже отрапортовалось, весело пожелав ей крепкого здоровья (тфю, тфю, тфю… – она на него пока не жаловалась, но все равно не помешает), неземной любви (где б ее взять!), денег побольше (вот это всегда кстати!) и прочих всяческих благ.
– Привет! А кто это? Простите, не узнала, – вежливо ответила Софья.
– Да это я, Инна, – донеслось из трубки. – У меня номер сменился.
– Инка! Господи! Как ты там? Как Сашко? Рассказывай! – взволнованно закричала Соня, одновременно бросив взгляд на обрамленную стильной рамочкой фотографию, стоявшую на верхней полке ее компьютерного стола.
На снимке были изображены три девушки, головы которых украшали яркие украинские венки из разноцветных лент и искусственных цветов. Посредине – она сама, Соня, по краям – ее подруги по филфаку, с которыми она крепко дружила во время учебы.
Имена у девушек были созвучными – одну звали Инна, другую – Инга. Соня запомнила, как они представлялись ей во время их первого знакомства.
– Ин-на, – по слогам произнесла свое имя одна из них.
– Ин-га, – подражая ей, назвалась другая.
Девушки приехали в столицу из украинского города Славянск, о котором Соня раньше никогда даже не слышала. Она удивилась, узнав, что по численности населения Славянск раза в три больше, чем районный центр на окраине Московской области, в котором она родилась и выросла, и что в этом городе есть даже свой педагогический институт.
– Так почему же вы туда не стали поступать? – задала она резонный вопрос новым подругам.
– Очень уж в Москве хочется пожить, хотя бы пока учимся, – ответили девушки.
Софью подруги считали москвичкой.
Пять лет троица жила в одной комнате студенческого общежития пединститута. Эти годы Соня считала лучшими в своей жизни. О такой дружбе, которая связывала девушек во время учебы, можно было только мечтать. Но, как говорится, ничто не вечно…
Получив дипломы, подруги со слезами на глазах клялись, что будут переписываться и перезваниваться, наведываться друг к другу в гости, но, разъехавшись по домам, постепенно о произнесенных клятвах забыли. Об их крепкой студенческой дружбе напоминали только редкие телефонные звонки, которые делались, в основном, в дни рождения бывших однокурсниц, да снимок, где они позировали с украинскими венками на головах.
Фотограф запечатлел девушек в день рождения Сони. Украсивший ее голову венок был подарком от подруг. Несколько лет она хранила его, перекладывая с места на место, потом выбросила, чтобы не мешал…
– Да что рассказывать, – донесся из трубки невеселый голос Инны. – Сама, наверное, знаешь, какая тут обстановка. Задолбали нас эти гады! Из Славянска мы еле ноги унесли. Сначала не собирались уезжать. Мы ведь в частном секторе жили, дом бросать не хотелось. Родители полжизни на него положили, отец как лошадь пахал, пока строились и обживались. До старости не дожил, потому что здоровье свое подорвал.
Инна всхлипнула и замолчала.
– Я и не знала, что у тебя папа умер, – воспользовавшись паузой, сказала Соня.
– Умер… Два года назад. Слава богу, не видит, что у нас тут происходит. Ой, Сонька, знала бы ты, что в городе творится! Из-за обстрелов и бомбежек стекла в домах повылетали, вода, электричество, связь – все с перебоями. Люди разъехались, кто куда. Одни в центральную Украину, другие – к вам, в Россию, подались. Говорят, у вас там с работой лучше.
– А вы-то где сейчас живете?
– В Полтаве мы живем, у родственников. Спасибо, что приютили… Наш район дольше всех держался. Народ думал, перекантуется как-нибудь, все-таки в частном секторе легче, да и не обстреливали нас сначала. Мы дрова начали заготавливать, продуктами запасаться, надеялись картошку и овощи собрать, чтобы было чем зимой питаться. Какой там! И на нас снаряды посыпались. В соседнем дворе женщину с дитем на части разорвало. Муж ее вмиг седым сделался. Я на все это посмотрела и говорю маме: «Хватит! Поехали отсюда. Жизнь дороже дома и хозяйства». Еле-еле из города выбрались!
– Инночка, а Сашко тоже с вами, в Полтаве?
– Если бы… В ополчение он подался, весной еще. Завод, где он инженером работал, давно стоял, а потом и вовсе разбомбили его эти сволочи. Тогда многие Сашкины товарищи в ополчение пошли, и он с ними. Говорит: «Буду землю свою защищать». А какой из него защитник, Сонь? Он и в армии-то не служил из-за плохого зрения.
Инна тяжело вздохнула и продолжила:
– Сначала со Славянском хоть какая-то связь была, мы с Сашко перезванивались иногда… А теперь вот – слышала, наверное? – взяли силовики город, теперь они его контролируют. Об этом здесь все телеканалы трубят. Мне тут одна женщина, которая недавно из тех краев приехала, сказала, что эти сволочи рыщут по улицам и молодых мужиков выискивают, кого найдут – арестовывают, а то и расстреливают на месте.
– Господи, Инночка! Ужас-то какой! – искренне посочувствовала бывшей сокурснице Софья. – А Сашко-то? Где он сейчас?
– Если б я знала, Сонечка! Звонил как-то из Красного Лимана, потом из Краматорска, а теперь и оттуда ополченцев выбили. Несколько дней уже ни слуху ни духу о моем мальчике. Может, и в живых его уже нет…
Инна замолчала. Сначала Софья подумала, что прервалась связь, но, услышав в трубке странные булькающие звуки, догадалась – подруга плачет.
– Инночка, ну, не плачь, не надо, когда-нибудь все утрясется, – попыталась она успокоить женщину.
– Ох, Сонька, ничего тут не утрясется. Фашисты они, бандеровцы поганые! За Сашко я боюсь, он ведь, кроме игрушечного пистолета, никакого оружия никогда в руках не держал...
Сашко был сыном Инны от первого брака. Она на четвертом курсе выскочила замуж за своего бывшего одноклассника и на защиту диплома пришла с уже заметным животиком.
«Парню сейчас, наверное, года двадцать три…» – мысленно прикинула Соня.
Когда Инна сообщила подругам о своей беременности, кто-то из них спросил:
– А как ребеночка назовете?
– Сашей, – без колебаний ответила та.
– Если родится мальчик. А если девочка? – поинтересовалась Инга.
– Совсем у тебя от экзаменов крыша поехала, – засмеялась Инна. – Разве Сашей только мальчиков называют?
– Ой, и правда! Как это я лопухнулась?! – стукнула себя по лбу Инга. – Слушайте, девчонки! У меня предложение – давайте мы все трое своих первых детей назовем этим именем! Кто бы ни родился – мальчики или девочки! Вот здорово будет!
– А что? Мне это имя нравится! – поддержала подругу Софья. – Тем более, у меня дедушку Александром звали. Кстати, кто-нибудь знает, что оно означает?
– «Александр» в переводе с греческого означает «защитник», – просветила девушек Инна. – Мы с мужем уже это выяснили, когда имя для своего ребеночка выбирали.
– А «Александра» – значит, «защитница»? – уточнила Соня. – Я хочу, чтобы у меня первой была девочка…
– Слушайте! – снова оживилась Инга. – Если все они будут Сашами, мы же их начнем путать! Соберемся у кого-нибудь из нас все вместе, захотим одного из детей позвать, крикнем: «Сашка, иди сюда!» – и что будет? Прибегут все трое!
– И что ты предлагаешь? – заинтересовались Инна и Соня.
– Я предлагаю заранее договориться, кто и как своего ребеночка будет называть, то есть, заранее выбрать уменьшительные имена. Ну, не станем же мы обращаться к малышам полным именем – Александр.
– Чур, у меня будет Шура! – первой отреагировала Соня. – Так и к мальчикам, и к девочкам обращаются.
– Хорошо, – согласилась Инна. – Если у меня родится мальчик, я буду называть его Сашко. Ну, а если девочка, можно называть Саней, Санечкой.
– А мне нравятся имена Олесь и Олеся, – мечтательно произнесла Инга. – Я своего первенца так буду называть.
– Но ведь это не производные от «Александр»? – удивились подруги Инги.
– А, ничего… – отмахнулась та. – В паспорте можно записать «Александр» или «Александра», а называть Олесем или Олесей. Между прочим, у нас в западных областях некоторые пишут это имя с заглавной «О». У папиного двоюродного брата – он в Ивано-Франковске живет – в паспорте записано «Олександр», а все его Олесем зовут. Мне нравится. Очень красивое имя.
– Красивое, – согласилась Инна, – но Сашко лучше.
– А мне Шурочка больше нравится, – сказала Соня.
Девушки весело рассмеялись.
Олесь появился на свет вскоре после того, как Сашко отметил свой первый день рождения. Инга вышла замуж за какого-то начинающего предпринимателя (Соня даже не помнила, как его звали) и работала вместе с ним в кооперативе. Диплом филолога ей так и не пригодился.
Семейная жизнь ни у одной из Софьиных подруг не сложилась. Инна развелась с мужем, не прожив с ним и трех лет (первая любовь, видно, оказалась не слишком крепкой), вышла замуж во второй раз, но через год овдовела – супруг погиб в автокатастрофе. Сына она растила одна.
Инга тоже недолго была счастлива со своим кооператором – ее суженый был еще тот ходок. Когда Соня рассказывала маме о семейных неурядицах подруги, та, покачивая головой, вздыхала: «Ой, дочка, у хохлов одной жены не бывает, все они налево смотрят». В конце концов, с громким скандалом из-за раздела совместно нажитого (и довольно приличного) имущества Инга развелась. Замуж она больше не выходила.
У Сони до загса дело так и не дошло, хотя знакомства с парнями она заводила и, как теперь говорят, отношения с некоторыми из них имела. То ли слишком высокие требования к возможным кандидатам на ее руку и сердце, то ли неудачный семейный опыт подруг (какое-то время бывшие сокурсницы еще плакались друг другу в жилетку) останавливали девушку от этого ответственного шага. А может, просто долго не встречался ей тот любимый и единственный, с которым она готова была и в горе, и в радости (лучше, конечно, в радости) жить до конца дней своих. Лишь однажды, когда Соне перевалило уже за тридцать, замаячил на горизонте такой мужчина.
Вечером, возвращаясь с работы с тяжелыми сумками, забитыми продуктами и тетрадями ее учеников, она подошла к своему дому и, остановившись перед воротами, озадачилась тем, как ей лучше попасть во двор: крикнуть маме, чтобы та вышла ей навстречу и открыла дверную створку, или повесить сумки на какой-нибудь штырь и самой отодвинуть щеколду.
– Вы позволите? – раздался за ее спиной приятный мужской голос.
Соня обернулась и почему-то покраснела.
Ей улыбался высокий статный блондин лет сорока с красивым интеллигентным лицом. Не дожидаясь ответа, мужчина просунул руку в щель между прутьями ворот, дотянулся до щеколды и отодвинул задвижку.
– Прошу! – галантно распахнув перед Соней дверцу, сказал блондин и, после того как девушка вошла во двор своего дома, последовал за хозяйкой.
– А, это вы, Тарас Михайлович! – услышала Соня голос матери. – А ребятки ваши уже все закончили, чай пьют и вас дожидаются. Идите принимайте работу! Или, может, сначала тоже чайку попьете?
– Ну, а вы-то как? Довольны их работой? Для нас главное, чтобы заказчики были удовлетворены, – проигнорировав предложение попить чайку, ответил мужчина.
– Мы удовлетворены, удовлетворены… Пошла водичка, надоело уже на колонку бегать. Давно бы надо было эту скважину прочистить, да руки все никак не доходили! – радостно тараторила Сонина мама.
Обратив, наконец, внимание на дочь, она взяла у нее одну из сумок и снова предложила блондину:
– Так как насчет чайку, Тарас Михайлович?
– Можно, хозяюшка, – мельком взглянув на Соню оценивающим взглядом, ответил тот.
Софья «случайно» бросила взор на правую руку мужчины и, не увидев на ней обручального кольца, почему-то покраснела еще больше.
Она уже сообразила, что во дворе их дома рабочие какой-то фирмы ремонтировали давно уже вышедшую из строя водоносную скважину, а начальником над ними был Тарас Михайлович.
Соня понимала, что ее молодость проходит, и, решив, что не стоит тратить время на конфетно-букетный период, на предложение красавца-блондина (по его словам, разведенного) жить вместе в его квартире сразу же ответила согласием.
– Имя у тебя интересное – Тарас. Красивое, но какое-то необычное, – ласково гладя любимого по белокурым и еще не прореженным временем волосам, сказала Соня после их первой близости.
– Ничего необычного, – пожал плечами ее гражданский муж. – Довольно распространенное украинское имя.
– Украинское? – удивилась Софья. – Так ты украинец?
– Ну да! Тебе что-то не нравится? – начинал сердиться Тарас.
– Ну что ты, что ты! – успокоила его Соня. – Мне все равно, какой ты национальности. Будь ты хоть скифом или половцем, я бы любила тебя не меньше.
«Мама неправа – не все хохлы способны на адюльтер. Моему Тарасику никто, кроме меня, не нужен. Я ведь вижу, как он меня любит! – думала она, готовя для себя и своего любимого первый семейный ужин. – Надо срочно найти рецепты блюд украинской кухни…»
Через месяц, когда Соня торопливо резала на кухне овощи для борща (успеть бы сварить первое до прихода мужа! Сначала в школе задержалась, потом по магазинам бегала, на готовку совсем мало времени осталось! А еще надо квартиру пропылесосить, белье погладить…), в дверь позвонили.
– Здрасте, – сказала невысокая круглолицая женщина средних лет, когда Соня, вытерев полотенцем руки, повернула в замке ключ и распахнула дверную створку. – Я зайду? А вы, наверное, хозяйка квартиры?
Софья растерянно кивнула. Сколько раз ей говорили, что нельзя открывать дверь, не поглядев в глазок! Вот что теперь делать с этой теткой, которая бесцеремонно вваливается в ее квартиру. Кто она, вообще, такая?
– Так значит, это у вас Тарас жилье снимает? – поинтересовалась женщина, оттеснив от дверного проема Соню. – Ну, будем знакомы – я его жинка.
Сняв туфли и натягивая на ноги тапочки Тараса, которые она выбрала из выстроенной в коридоре шеренги обуви, тетка приговаривала:
– Ох, жизнь наша нескладная… Мужика месяцами не вижу. А что поделаешь, если дома нормальной работы нет? На какие шиши деток подымать?
Переобувшись, она подняла с пола сумки и спросила:
– Ну, где у вас кухня?
Соня кивком головы показала на открытую дверь.
Увидев на столе пучки свежей зелени и нашинкованные овощи, женщина, как показалось Софье, с усмешкой на нее посмотрела и спросила:
– Значит, борщик готовите? Это он любит. Небось, и обстирываете его, и обглаживаете? Тарас ведь такой – требует, что б ни морщиночки на рубашке не было. Верно?
Соня снова молча кивнула…
– А я что говорила? Ох, чувствовало мое сердце, не надо было связываться с украинцем. Хохлы – они все такие. Надо было своего, русского искать, – причитала возле одеревеневшей от горя дочери Сонина мама. – Ну, что теперь отцу будем говорить?
– Отцу? – будто вынырнув из спячки, нервно переспросила Софья. – Что мы будем говорить отцу?
– Ну, да… Отцу, – не понимая, почему вдруг взвинтилась дочь, подтвердила мать.
– Мама! Да у меня жизнь рухнула! Неужели не понятно? Мне небо черным кажется! Я в ясный день солнца не вижу! Ведь это был последний шанс, последний… Да мне наплевать, что ты там отцу скажешь! – прорвало вдруг Соню.
Выплеснув свои эмоции, девушка замолчала. Матери показалось, что она снова впадает в ступор, но неожиданно глаза Софьи полыхнули лихорадочным блеском, и она разразилась нервным раскатистым хохотом.
Мать смотрела на нее испуганно. Господи, дочка, кажется, умом тронулась!
Вдруг громкий, истеричный смех девушки резко – так же, как и начался – оборвался, она посмотрела матери прямо в глаза и весело спросила:
– Так значит, хохлы все такие?
– Ну, да, – осторожно ответила та.
– А русские все верные и порядочные?
Мать неопределенно пожала плечами.
– А помнишь, я тебе про мужа Инги рассказывала – ну, предпринимателя, который ей изменял направо и налево и который с ней потом вилки и ложки по счету делил, когда они разводились? – продолжала Соня.
– Так я и говорю, хохлы – они… – начала, было, Сонина мама, но девушка ее перебила:
– Так вот! Я вспомнила! Ингин муж был русским! В Донбассе ведь много русских живет!
Неизвестно, сколько времени понадобилось бы Софье, чтобы прийти в себя после предательства Тараса, но случилось это раньше, чем можно было даже предположить.
– Сегодня пишем сочинение, – сказала она ученикам и повернулась к доске, чтобы написать название темы: «Тарас Бульба. Историческая тема в повести Н.В.Гоголя».
Софья не успела дописать даже первое слово, как ее рука дрогнула, и она прочертила мелом длинную неровную полосу, которая оборвалась у нижнего края школьной доски. Больше женщина ничего не помнила. Очнулась она в больничной палате.
– Ну что ж, поздравляю вас, скоро вы станете мамочкой, – улыбаясь, сказала ей симпатичная молодая докторша в аккуратном белом халатике.
Узнав о своей беременности, Софья сначала опешила, а потом несказанно обрадовалась – у нее будет дочь! Ну, если родится мальчик, тоже хорошо. Главное – это будет ее Шурка! Она ее (или его) вырастит и воспитает без всякого отца. Многие женщины, перешагнувшие тридцатилетний рубеж, не обзаведясь семьей, рожают детей «для себя» и становятся счастливыми. За это счастье Соня простила своего «хохленка», как она ласкового называла когда-то Тараса…
Софья выглянула в окно и поискала глазами дочку – Шурка играла во дворе с котятами.
«Тарасик, Тарасик, – мысленно произнесла она имя отца девочки, – видел бы ты, какая у нас с тобой красавица растет. Четырнадцать лет уж скоро принцессе нашей исполнится».
Наблюдая за проделками котят и за дочкой, которая, звонко и весело смеялась, играя с пушистыми зверьками, Софья потихоньку начала приходить в себя после растревожившего ее разговора с Инной. Ей было жалко подругу, ее сына, которого она даже никогда не видела, всех жителей Славянска и восточной Украины, которые переживают сейчас далеко не лучшие времена, но чем им помочь, Софья не знала.
«Надо бы собирать на стол, скоро папа с работы придет, – подумала женщина, нехотя отрывая взгляд от дочери и разыгравшихся котят. – Как-никак, у меня день рождения, посидим все вместе, отпразднуем. Мало ли что там у них на Украине происходит, мы-то здесь, в России, живем…»
Звонок телефона остановил Софью на полпути к кухне. Она взяла со стола трубку и отодвинула крышечку сотового. На дисплее высветилось: «Инга».
– Сонька, привет! С днем варенья тебя! – раздался знакомый голос. – Желаю тебе всего-всего, самого-самого! Как твои дела? Как дочка? Как родители? Работаешь все там же? Замуж не вышла? Говори быстрее, а то звонить от нас дорого.
– Привет, Ингуся! Спасибо за поздравление. У меня все нормально – родители здоровы, дочка растет, работаю все там же, если ты имеешь в виду школу, замуж не вышла и не собираюсь, – отчиталась Соня и спросила:
– У тебя-то как дела?
– Ох, Сонька, знала бы ты, что у нас творится… – Я все потеряла, все! Квартира, бизнес – все из-за этих сволочей пропало.
– Ужасно! А ты откуда звонишь? В Славянске, вроде, нет сотовой связи.
– Какой Славянск, Сонечка! Я оттуда еще в апреле уехала. Разве там можно жить? В доме ни воды, ни газа, ни света, стекла из окон вылетели. А в пекарню мою снаряд угодил, все оборудование разворотил, трех человек осколками ранило, один в больнице умер. Если бы ты знала, что там творится! Война, настоящая война!
– Да знаю я все, новости каждый день смотрим, – вздохнула Соня. – Ты так и не ответила мне, откуда звонишь.
– В Ивано-Франковске я живу, у родственников отца. Взяла только документы, драгоценности да кое-что из вещей, которые можно продать. Не хочется у родных на шее сидеть, а денег нет, незадолго до войны все в бизнес вложила.
– Ладно, деньги – дело наживное, заработаешь еще. Лучше скажи, Олесь твой как? Где он? Чем занимается? Он ведь, кажется, недавно юридический закончил?
– Закончил. Гражданское право изучал. После учебы в Киеве остался, даже успел в юридической консультации поработать, пока эта кутерьма не завертелась. А потом началось – то на Майдане день и ночь сидел, теперь вот в нацгвардии служит. Сонь, я ведь его отговаривала – ну какой из него служака? Даже в армии не был. Так он мне говорит: «Мать, а кто же будет Украину от сепаратистов защищать?» Ой, Сонька, боюсь я за него, ночей не сплю. Не дай бог, что с ним случится! Он ведь у меня один, мальчик мой, кровиночка моя…
– Ты когда его последний раз видела? – не зная, как ей реагировать на слова Инги, спросила Соня.
– В апреле, – ответила подруга. – Я еще была в Славянске. Думала, если в квартире жить станет невозможно, то летом поживу на даче, а там, может, и наладится все. Нацгвардия тогда уже большую часть города контролировала, освобождала его от сепаратистов. Олесик тоже в этой операции участвовал, на даче он меня и нашел. Ой, Сонька, видела бы ты его! Похудел, глаза ввалились. Я в слезы, а он меня успокаивает: «Вы, мама, за меня не волнуйтесь, я уже оклемался – и к походным условиям привык, и стрелять научился. Буду служить, до тех пор, пока ни одного террориста на Украине не останется». А мне он посоветовал уезжать из Славянска, сказал, что колорады просто так не сдадутся, и вообще неизвестно, когда вся эта заваруха кончится.
Соня молча переваривала полученную от Инги информацию.
– Славянск-то от террористов освободили, но ведь регион огромный. И ведь многие этих беспредельщиков поддерживают, Сонь! – раздавался из трубки голос подруги. – Они, видите ли, отделиться решили! Что только творили, сволочи! Стольких мальчиков наших поубивали, сепаратисты проклятые! Из-за них я и квартиру потеряла, и предприятие свое. Террористы чертовы!
– Ингусь, – осторожно вставила свое слово Соня, – но разве ополченцы по зданиям в городе стреляли? У нас говорят, что это силовики.
– Силовики, силовики! – взорвалась Инга. – А как, по-твоему, они должны этих гадов из города выбивать? Особенно, если они свои орудия в жилых районах ставят? А что там еще у вас говорят, я знаю. Мне рассказывали знакомые, которые русские каналы смотрели. Врут все ваши, Сонь, лапшу вам на уши вешают, а вы верите.
– Но, вроде как, референдум у вас там был… – поняв, наконец, какую позицию в отношении происходящих на Украине событий занимает Инга и не зная, в каком ключе вести дальнейший разговор с подругой, неуверенно промямлила Соня.
– Да какой референдум! – горячилась та. – Профанация сплошная! Думаешь, зря его весь мир признал нелегитимным?
– Ладно, может быть, провели его поспешно, может, не все население в нем участвовало, но ведь люди высказали свое мнение, – уже совсем другим, более уверенным тоном сказала Соня, которая никак не могла согласиться с точкой зрения Инги. – Так почему ваш президент и ваша рада не хотят этих людей даже выслушать?
– Чего их слушать-то? Если бы не они, мы бы давно уже в Евросоюзе были! – зло кричала в трубку Инга. – А они чего хотят? Путину вашему служить? С кацапами объединиться, которых вся Украина ненавидит?
– Инга, – остановила бывшую однокурсницу Софья, – во-первых, не надо говорить за всю Украину, во-вторых, хочу напомнить, что я русская, или, как ты говоришь, кацапка.
– Ой, извини, сорвалось, – умерила пыл Инга. – Нервы просто не выдерживают. Конечно, за всю Украину я говорить не буду, но если бы ты знала, как в Ивано-Франковске русских не любят. Да что там в Ивано-Франковске! Вся западная Украина вас просто терпеть не может.
– Но почему? За что? Можешь ты мне объяснить, Инга? Ты ведь женщина образованная, в Москве училась. Мы же с тобой по одним учебникам занимались, одни книги читали.
– Не те, видно, книги читали, Сонечка, не по тем учебникам занимались. Ты мне хоть один учебник назови, в котором написано о том, что москали на Украине вытворяли, когда западные области к своему грёбаному Союзу присоединили. За что же их любить-то, Сонь?
– Ладно, Инга, мы с тобой сейчас ни до чего путного не договоримся и вряд ли поймем друг друга, – проигнорировав вопрос подруги, твердо сказала Софья. – Просто хочу тебе напомнить, что и время тогда было другое, и страна другая, и люди другие. И тех же самых москалей в те времена пострадало куда больше, чем (Соня хотела сказать «хохлов», чтобы «отомстить» за кацапов и москалей, но сдержалась, решила не уподобляться оскорбившей ее чувства однокашнице) украинцев.
В трубке раздавалось тяжелое дыхание Инги, которая, видимо, готовилась достойно ответить оппоненту. Чтобы не слышать больше обидных слов о своих соотечественниках, а главное, чтобы последнее слово осталось за ней, Соня, словно спохватившись, воскликнула:
– Ой, Ингуся! Заговорились мы с тобой! Сколько гривен-то с телефона снимется! Еще раз спасибо за поздравление! Тебе тоже всего хорошего!
Она хотела уже отключиться, но, остановив палец в миллиметре от нужной кнопки, добавила:
– А главное, чтобы твой Олесь был жив и здоров.
Последняя фраза прозвучала с искренней теплотой. Соня надеялась, что Инга это поняла. Отключая телефон, она прибавила к своим словам еще одну фразу, которую подруга уже не слышала:
– И чтобы Инкин Сашко тоже остался живым и здоровым.
Потом она положила трубку на стол и подумала: «Господи, сделай так, чтобы их дороги случайно не пересеклись. По крайней мере, до тех пор, пока каждый из них защищает свою правду…»
Июль 2014