Там - озеро с изумрудной водой, берег с золотым песком, и в синеву неба уходит конус белой скалы. Вечером расплывающийся шар солнца опускается в воду и прилетают птицы с бело-красным оперением. Их грациозные силуэты на затухающем небе видны до темноты. Там тепло, жизнь проста и беззаботна.
Где-то там – Байрам Али…
В то лето Рыбины сняли дачу в Отрадном.
Электричкой от города – час, грибные места, чистое озеро.
Сергей Петрович Рыбин после работы приезжал сюда каждый день, привозя то, что нельзя было купить в местном магазине.
У остановки автобуса стоял винный киоск с вывеской, на ней был изображен бурный поток и что-то, похожее на замок.
Печальный абхазец наливал стакан терпкой жидкости и жаловался на плохие времена. Настоящее виноградное вино никто не ценит, пьют какие-то портвейны. За день выходит не более пятидесяти рублей, а платить надо за место и за другое, о чем лучше молчать. Вино снимало напряжение, расслабляло.
Рыбины снимали дачу у Екатерины Васильевны, работавшей до выхода на пенсию декоратором театра. Дом был небольшим, уютным. Большую часть общей комнаты занимала большая русская печь. В плохую погоду ее топили, было приятно от теплого воздуха и веселого потрескивания дров.
За забором находилась дача профессора Синицына, к нему часто приезжали коллеги по работе и ученики.
А напротив жила Галя. Она болела после укуса энцефалитного клеща. Ее все время знобило и мучили головные боли. Даже в жаркие дни она была одета в теплый лыжный костюм, голову укутывала шерстяным платком.
Ее мама, Анна Григорьевна, рассказывала: все случилось в таежной экспедиции и с тех пор ничто не помогает,, к каким только врачам не обращались.
– Нужна бодяга на спирту, – советовал сосед Николай Иванович, – у нас на работе одного разбил паралич, так только это помогло.
Вечерами Гале становилось легче, она приносила клубнику для дочки Рыбина и вела с его женой долгие беседы.
Тогда и выяснилось, что есть у нее мечта - уехать в край, где простор шелковых трав, где у водоемов отдыхают перелетные птицы, где цепь сиреневых гор со снежными вершинами, а природа лечит сама. Край этот - Байрам али.
Может, она фантазировала, но ее рассказы вызывали общий интерес.
Жена Рыбина сочувственно обсуждала с Галей вольную жизнь в таком благодатном месте. Синицын говорил о целебной силе дикой природы. Рыбин счастливые мечты связывал с окончанием затянувшейся работы над диссертацией.
Вот после защиты можно будет делать все! Даже поехать в эту Байрам Али.
Только Николай Иванович скептически замечал:
– Что там особенного? Жара. Сорвут дыню – едут торговать к нам. Ничего не делают, куча детей, одни жены и работают. Чем искать далекие чудеса, лучше наша баня с домашним квасом!
И верно, хорошо было отдыхать в Отрадном!
Утром со звоном колокольчиков на луга выгоняли коров.
Солнце медленно нагревало воздух, и в полдень сохранялась приятная свежесть.
На садовом участке Екатерины Васильевны поочередно зацветали нарциссы, тюльпаны, многоцветный люпин, позже - гладиолусы, лилии, флоксы.
К середине лета колодец, которым пользовались все, обмелел.
Пошли за помощью к Николаю Ивановичу.
Он обул высокие сапоги, спустился в холодный полумрак.
Слышались удары ломом, лопатой, его хриплый голос:
– Как тюльпаны поливать – тут все! А как чистить колодец – никого нет! Ни ученых, ни кандидатов!
Все просили его подняться - в колодце холодно, можно простыть.
Николай Иванович отвечал, что в войну и не такое было - по плечи в болотах сидели.
Он был героем дня, а его внук уже гордо разъезжал на велосипеде Славика Синицына.
Потом, собрали общий стол и долго беседовали. Говорили о местной власти, ей давно бы надо провести водопровод, о войне, когда жилось трудно, но дружно, о плохом сезоне грибов и об огородных чудесах Екатерины Васильевны.
А позже началась необычная жара. На растения обрушилась тьма гадких гусениц - как раз к созреванию плодов. Мерзко изгибаясь, они ползали везде, клубками сплетались в засыхающих соцветиях.
За день на деревьях оставался лишь скелет ветвей, обвешанный сетью паутины, на которой жалко дрожали остатки зелени. Было противно и тревожно.
В тот выходной день Рыбин встал рано, сходил с дочкой за малиной.
А потом зашел к Синицыным.
На веранде с хозяевами сидел молодой человек решительного вида и изящного сложения. Одет он был в полотняный, казалось, только что отглаженный костюм.
Несколько суетливо Синицын представил его:
– Александр Борисович Голубинский. Московский коллега по работе.
Позволю себе сказать – светило науки в молодые годы.
– Преувеличиваете, Глеб Валерианович, – вежливо ответил ему Голубинский, – ваше значение в науке общеизвестно.
– Я - не вовремя? – смутился Рыбин, почувствовав какую-то неприязнь к уверенному москвичу.
– Что вы! О делах мы уже поговорили. За нашим гостем скоро придет машина.
В это время подошла Галя посоветоваться с женой Синицина.
Голубинский сказал хозяину:
– У вас какой–то джигит в розлив продает вино. Я ведь коллекционирую грузинские вина. У меня есть даже редкое «Чховери», номер одиннадцать.
– И как вам – нашего розлива?
– Похоже на годичную «Изабеллу». Но мог и подмешать чего-нибудь для крепости.
– Надо же, хватает у вас времени и на такие увлечения! Мы совсем замшели в дачном быту, не завели никаких «хобби».
Синицын сказал это механически, желая поддержать разговор. Но внезапно оживился:
– Александр Борисович, вы много ездили в разные места. А не бывали в Байрам Али? Говорят, природа там – рай!
– Что - Байрам Али?! – поморщился Голубинский, – Худшей дыры в Средней Азии нет! Грязь, с водой проблема.
Возникла тишина. Было видно, как побледнела Галя.
– Эти ученые о всем привыкли судить лишь критически, – вмешалась в разговор жена Синицина, - может, там изменили климат. Давайте пить чай!
Вскоре у ворот прогудела машина. Гость попрощался и уехал.
Синицин смущенно слушал упреки жены. Так кончился день.
В понедельник, вернувшись с работы, Рыбин еще издали увидел сельскую машину скорой помощи. Милицейский газик приткнулся к забору. Почувствовав неладное, Рыбин заторопился. От группы женщин к нему кинулась жена Николая Ивановича.
– Беда, Сергей Петрович! Какая беда!
– Что?! Кто?! – выдохнул Рыбин, подумав о жене и дочке.
– Галя! Галя! И Анна Григорьевна сегодня в городе!
Два милиционера и Николай Николаевич курили в стороне.
Медсестра отстраненно сидела на подножке машины.
И тут Рыбин увидел вверху проема приоткрытой двери дома Гали туго натянутую бельевую веревку...
Зимой Рыбин защитил диссертацию, но решительных перемен в его жизни не случилось. Текущие заботы по-прежнему занимали все время. С работы он приходил уставший, плотно ел, бегло проверял школьные задания дочки, смотрел телевизор, говорил с женой о чем-то обычном.
Иногда ему снилось, что с кем-то, смутно вспоминаемым, он идет в толпе веселых людей по освещенной солнцем улице.
Они идут мимо заборов из камня, увитых плющом, мимо столиков кафе, вдоль берега с пляжем, где юные с веселыми криками играют в волейбол.
Они идут и поют. Рыбину хорошо от беззаботной обстановки, от песни, напоминающей счастливые события, случившиеся давно, когда он был молод и полон надежд.
И ему никак не вспомнить - где это было.