Пролог.
Сразу скажу – сильно надеюсь, что никому постороннему читать это не придется. Я, между прочим, не писатель какой-нибудь, я нормальный рабочий человек. Тогда непонятно получается… Спрашивается тогда, а зачем пишу? И правда, не понятно, что ж, тогда лучше сначала…
Во-первых, чтобы вы знали, я, между прочим, никогда этого дела не любил. Ни в школе, ни в институте. А уж если приходилось писать, старался быть максимально кратким. Мне, знаете ли, проще как в том анекдоте: «Христос воскрес – подробности при встрече»… Понятно? Опять нет! А все просто между прочим – пишу я, потому что обстоятельства вынуждают. По-другому все теперь, совсем по-другому. Мало ли что было раньше?! По мне, если следующая наша встреча не состоится – это будет самый замечательный вариант. Вот была бы такая возможность – уехал бы из города, плюнул бы на все и уехал… Одно радует – погода за окном поганая, словно и не лето это вовсе. Дождь, сумерки постоянные. Я и представить себе мог, что когда-нибудь буду радоваться такой погоде, да еще находясь в отпуске.
Значит так, я – дома, времени у меня полно, только оно теперь нервное, точнее дерганное. Я ведь каждую минуту жду его. Ни есть, не пить не могу спокойно. Даже если телевизор смотрю, все равно на дверь оглядываюсь. С ума сошел бы, наверное, или из окна выбросился бы. Вот это и будет – во-вторых. И вот, глядя на все на это, то есть, оглядываясь периодически на дверь, да глядя на пакость за окном, я заметил, что если писать – тогда не так страшно. Иногда даже забываешься… А в-третьих, это на всякий случай. Вдруг не пронесет…
Какие вот приколы устраивает жизнь… Да, так тоже бывает – я убиваю время, что бы оно не убило меня… А вот теперь – сначала…
1
Все это началось, когда я еще в школе учился. Не в первом классе конечно, а позже. Значительно позже. В классе, наверное, в шестом. Мои предки получили квартиру. Мы, скоренько собравшись, распрощались со старой хрущевской «малолитражкой» и переехали сюда. Тогда это был совсем новый район, меньше чем на половину отстроенный. Всего десяток новых многоэтажек, а кругом – грязь. Плавали мы по ней, наверное, до самого окончания школы. Ладно, грязь, Бог с ней. Мы переехали и меня устроили в новую школу, в новый класс. Кто бывал в такой ситуации, понимает, о чем идет речь. Все знакомятся, присматриваются друг к другу, находят подходящих… Потом ссорятся, находят других, кучкуются по интересам, одним словом. Целый год мы этим занимались, а заодно били стекла, дрались по поводу и без повода, расписывали стены школы и подъездов, покуривали в туалете – вели, короче, нормальную жизнь…
Класс был у нас обыкновенный. Пара ботаников, которые в таком качестве школу и закончили, трое отмороженных на всю голову, а остальные, нормальные пацаны. Нормальный класс, обычный, то есть.
Да, были, конечно, и девчонки, но мы на них сначала как-то не очень обращали внимания. Ну, зажимали на переменах, подарки на восьмое марта дарили, в снегу курнали. Нет, ну то есть, были которые нам больше нравились, но были и такие, на которых мы вообще никакого внимания не обращали. Да и что было на них смотреть, если она и в теле сухостой, и в голове у нее не очень. Так прошел год-другой, и кое-что поменялось. Начали мы к ним по-другому относиться. Ну, то есть, не совсем по-другому… Короче.
Раньше как было, загоняли мы какую-нибудь сисястую дурочку на перемене, в круг и лапали, кто за что успел. И прикольно, и кровь кипит. А стали старше, поумнели. Выяснилось, что девку зажимать намного приятнее, если ты с ней один на один, да еще где-нибудь в укромном уголке, где света поменьше. А если еще и она не против, а даже вовсе наоборот. Попискивает тебе что-то тихонько на ухо, пока ты осуществляешь положенные действия. Да, это забирало намного круче, при чем, не только сама свиданка, но и ее ожидание. Дискотеки, подъезды, что и говорить, кому повезло, тот хорошо руки погрел на этом деле. Только вы не подумайте, там все было по согласию. Девки хотели этого ничуть не меньше, чем мы. Кроме того, все могло и обломиться, тут как у сапера, всего одна ошибка и тогда точно – по роже, и прощай. Так что еще и риск…
Мы, потом, понятное дело, между пацанов, опытом обменивались. Привирали, конечно, по-черному, ну чтобы выглядеть солиднее. Вечером обычно, когда девок родители по домам загоняли, и мы оставались в чисто мужской компании. Там можно было всякое узнать, какая от чего балдеть начинает, какая раньше мокнет, а какую разогревать надо. Короче, подробности всякие нужные.
А еще, чтобы не было между своими пацанами разборок, была у нас специальная договоренность, кто и с кем. И если выходила какая-нибудь заморока, то тогда мы вмешивались. Или с пацаном разговаривали, или парламентеров к девкам засылали. Была у нас пара таких толковых пацанов – все могли уладить. Дрались, но это в основном не между собой, а с чужими. Тоже иногда прикольно выходило. Прибежит какая-нибудь из наших дур на переменке, ее там, мол, отморозки из соседнего класса облапали, мы все – вперед и на разборки. Зато потом она вроде, как должна тебе… Вот так шло наше время. То есть, в списке самых нужных вещей, школа даже и не числилась. К восьмому курили уже все, даже девчонки начали некоторые…, или нет, девчонки, наверное, позднее. А вот пацаны – точно все, даже ботаники.
Ну и конечно, пиво. Ларьков на микрорайоне было – не выговоришь, а в любой компании найдется пара акселератов, у которых про документы никто и не спрашивал, продавали свободно, в любое время. И вот мы, собирались вечерком где-нибудь в укромном месте, ну и вели свои, пацанские разговоры. Это сейчас над этим можно смеяться, а тогда все было конкретно, к тому же, микрорайон расстраивался, народ прибывал. Нет, скучно не было…
Прошел еще один год. И именно в этот год, мы начали соображать, что для нормальной жизни мало той мелочи, которой снабжали нас родители. А тут игровые автоматы начали устанавливать на районе. Короче, следующий год прошел у нас под знаком добывания и трат денег. Всякое было, машины курочили, иногда ларьки, ну, понятное дело, чужих бомбили. Иногда дело доходило до серьезных, прибыльных дел… Бог, правда, миловал, никого не загребли. Зато сформировалось, так называемое, общественное мнение, что новые районы намного хуже старых. Да так оно и было, тут если знакомых конкретных не было, то соваться даже и не стоило.
Так мы взрослели. Ничего особенного, наверное, везде так было и со всеми. Пусть каждый вспомнит свои школьные годы – наверняка, все было так же. Главные же различия были в деталях, в неких событиях, которые у каждого были свои, те, которыми и запоминалось время…
* * *
Одним из таких событий для меня стало знакомство с Китом. То есть, если нормально – он Мишка Рыбин. А Кит – из-за фамилии и размеров. Был он здоровый, не толстый, а именно здоровый, мощный. Он пришел к нам в девятом классе, по началу мы решили, что в классе одним отморозком стало больше. Как сейчас помню эту картину. Прошло минут десять от урока физики, он был первым по расписанию, открывается дверь и вваливается этакая махина, а под глазом у него отличнейший фонарь. (Потом мы выяснили, это он с местными пообщался. При чем, из той драки он был наименее пострадавшим). Наша физичка посмотрела на него и поинтересовалась, почему он опоздал, Кит прямо от порога и заявил, что если бы архитектор этой школы не был бы полным придурком, то ему бы не пришлось минут двадцать разыскивать нужный кабинет. Физичка, понятное дело, взвилась и выставила Кита из класса – тот ухмыльнулся и покинул кабинет. Второй раз он появился уже на третьем уроке. Зашел вслед за училкой, та обернулась, носом повела и ничего не объясняя указала ему на дверь. По-своему, она, была права, потому что табачищем от него несло так, что и описать невозможно. Больше в тот день Кита мы не видели. На переменах, мы поговорили между своими, и пришли к выводу, что Кит – полный отморозок. Да. На том и порешили…
Однако, на следующий день он пришел одним из первых, приветствовал пацанов крепким, конкретным рукопожатием и спросил про домашнее задание. Малой, то есть, Толик Малышев, сказал номера и тут Кит всех, буквально, поразил. Стоя рядом с нами, положив на подоконник тетрадь и учебник, и при этом, не выпадая из общего разговора, он быстренько сделал эти самые задачки. Мы тогда не сразу сообразили, думали, что он просто списывает, но когда пришло время проверки домашнего задания, он первым, да и единственным из всего класса поднял руку. Сам попросился к доске. Физичка, та самая, которой не по душе пришлась вчерашняя его выходка, с некоторым опасение вызвала его. Там Кит, спокойно, рассказал, что к чему, решил задачку и уставился на физичку, спокойный такой, как Кит. Та была в ауте. Да, собственно говоря, мы тоже…
Вот так Кит появился в нашем классе. Конечно, не всем он пришелся по вкусу. Слишком много у него было всяких своих заскоков. Он доставал ими не только учителей, но и одноклассников. Правильнее даже будет сказать, что не сошелся он с большинством. Многие не понимали и не принимали его выходки. Но если разбираться по понятиям, то их, то есть наших, пацанских понятий, он не нарушал. Если была возможность свалить с урока – он был всегда с нами. Если дело доходило до разборок – он никогда не отмазывался. Ну а если нас палили учителя, то он был кремень. Набычится, голову опустит и молчит. Короче, был он правильный пацан, просто со своими тараканами в голове…
* * *
Следующий учебный год. Тут-то все и завертелось. Девятый класс, пацаны за лето умудрились так дозреть, что когда собрались мы первого сентября, то было ощущение, что это и не школа вовсе, а заводская проходная. К тому же, большинство летом работали, поэтому были при деньгах. Курили в открытую все, большинство были прикинуты по нормальному, и практически у каждого в кармане была мобила. Да я и сам, с подачи отца работал, потом калымил с ним же, поэтому из обоймы не выпал. После уроков, которые мы, на редкость тихо и культурно отсидели, было решено отметить первое сентября по-взрослому. То есть, скинулись мы, накупили горючего и засели на пляже. Даже, помниться купались. Правда, некоторые перебрали, о-о-очень круто. Короче наутро выглядели мы, по крайней мере, кто смог добраться до школы, не очень. А воняло от большинства – сами понимаете. Преподы были в полном шоке. Виду, правда не показывали, но держались возле открытых окон, благо погода позволяла…
Ну и конечно одноклассницы. Вот с этого момента, мы как один поняли, что сиськи у них – это не самое главное. Тем более, что пошел слушок, что количество девочек у нас в классе, после этого лета основательно уменьшилось, понимаете, о чем я говорю? А, кроме того, некоторые из них выглядели вообще отпад. Юбки и без того короткие, задрались до трусов, а тут еще пришла мода на заниженную талию, так, кажется, это у них называется. Какие могли быть занятия, если у сидящей впереди соседки трусы наружу, да их и трусами-то назвать трудно – две какие-то нитки, зато треть задницы наружу. Да, мозги кипели, а гормоны разукрашивали наши рожи так, что ни одна косметика не помогала. Нет, были, конечно, у которых с кожей было все в порядке… но это я отвлекся. Главное, что одноклассницы наши тоже находились под гормональным обстрелом. Теперь компашки наши были исключительно парными, собирались и сидели вместе. Правда, девки все больше у пацанов на коленях, а пацаны пили пиво и поглаживали подружек, а разогревшись, расползались по темным местечкам… Со временем конечно выяснялось, всякого такого было меньше, нежели чем звучало в рассказах, но это уже потом. А тогда все было круто. Выяснилось, кстати, что стремятся к усложнению отношений абсолютно одинаково, что красавцы – что крокодилицы, что отличницы – что троечницы. Произошла быстрая переоценка взаимоотношений и теперь все одноклассницы делились на «дала – не дала», а пацаны «было – не было»… Ну, то есть, не все так просто, бывало по-разному, только я не роман пишу, просто ситуацию обрисовываю, к тому же еще по памяти…
Дела в школе, ну с учебой, тоже шли, но вот видит Бог, даже и вспомнить нечего, так, одни приколы. Хотя, это даже родители отмечали, успеваемость несколько улучшилась, то есть двойка стала весьма редкой оценкой. А может, дело было в том, что учителя не хотели усложнять наше будущее и тройки ставили вместо двоек. В надежде дотерпеть этот год и выпустить нас на все четыре стороны. Может быть и так, не знаю…
Короче, к тому времени была и у меня подружка, с которой мы и пивком баловались, а иногда и удалялись в темный уголочек, где она позволяла многое, но не все. Между пацанов, я, конечно, рассказывал больше, чем было, как все, в общем. И, наверное, именно поэтому не заметил, что вроде как без пары осталось у нас всего тройка пацанов, и в том числе Кит. Хотя, почему так получилось, я даже и представить себе не мог. Был он симпатичный парень, кожа досталась ему нормальная, не в пример мне. Отморозком он не был изначально, а, кроме того, выяснилось, что он классно играет на гитаре. Да, наверное, именно из-за этого и не заметил. Все вроде при делах, только вот у Кита вместо живой подружки деревянная, со струнами. Потом наступили холода, а как известно, на морозе глупостей делается меньше, ну там Новый год встретить вместе, или Рождество, но как правила, на таких праздниках мы так накачивались, что не то, что на подружку залезть, до дивана не все могли дойти. Кит, всегда был с нами, но как-то так получалось, что где-то в середине вечеринки, мне становилось вообще не до него, а потом с утра даже и выяснить было невозможно, до конца он оставался, или уходил в какой-то момент. Да и не до этого мне было, если честно говорить…
Потом была весна и экзамены. Вот это был сплошной кошмар, если, конечно, кто-то вспоминает то время. Кто-то, конечно, забил на всю эту мутоту, но мне папаша пообещал тачку, если я перейду в десятый, поэтому я упирался как мог, даже время стал проводить на улице меньше. Мать нарадоваться не могла – сын начал умнеть. Смешно, но иной раз я и сам так думал. Короче, в десятый меня взяли, отец первым делом устроил меня учиться на права и клятвенно подтвердил обещание на счет доверенности – это был вообще высший пилотаж…
* * *
Десятый класс. После экзаменов в девятом классе, когда две трети наших пацанов и девок покинули школьные пределы, классы объединили. Из девяти девятых получилось два десятых. Должно было быть три, но вышла там какая-то заморока, и сделали два. И в нашем классе появилась Лизка Эссер. Другими слова, Лизка из 9 «Г». Кто в нашей школе не учился, не жил на микрорайоне, тот может и не знать, а у нас это была живая легенда. Более безбашенной тетки у нас в школе не было. Если год назад, на педсоветах наш класс склоняли целиком, то 9 «Г» всегда был представлен ей одной. Наверное, не было безумства, которое она не могла бы совершить. Начиная от драк и пьянок с пацанами, до драк с ментами на дискотеках и рок концертах. Ее предки где-то за границей благополучно рубили по второму сроку «зелень», а она жила здесь со своей теткой, которой до жизни племянницы, по большому счету, не было никакого дела. Трехкомнатная хата, плюс полный набор всевозможной техники, от компьютера до домашнего кинотеатра, не считая бабла, которое исправно слали ей предки для проживания.
К слову говоря, ее шмотки и косметика – это был извечный предмет зависти, при чем не только сверстниц, но и многих учителей. Да, вот такое чудо появилось в нашем классе. И если бы она не была отличница и явно не шла на золото, ее бы попросту выпихнули бы из школы, но она была одной из двух медалистов в нашей школе. Да, забыл сказать, вторым медалистом как раз выходил Кит. Тоже такое странное стечение обстоятельств. Странный такой расклад…
Понятное дело, что как только Лизка появилась в классе, многие из наших пацанов пустили слюну. Да оно и понятно, эти метр семьдесят пять тела, не очень скрытого тряпками, зато загорелого и какого-то светящегося, было лакомым кусочком. Да к тому же ходили слухи, что уговорить ее не было большой проблемой, особенно, если она датая. Да, много скандалов и ссор произошло, когда она заявилась в класс, благоухая сигаретным дымом тщательно замаскированным ароматом какого-то импортного парфюма. Я даже шепоток помню среди наших девок: «Вау, это же Живанши, вот блин везет!». Да, многие пары рассыпались, правда, не надолго, потому что выяснилось вскоре, что часть рассказов о ней – обыкновенная лажа. То есть то, что ее башня была снесена напрочь, было верно, а вот на счет того, другого, то действительно было лажа. Она даже лапать себя не очень-то позволяла, ну не больше чем другие, а кто пробовал силой, тот в ответ получал по морде, и это в лучшем случае… Многие это скоренько уяснили и вернулись к своим более сговорчивым подружкам. Жизнь, так сказать, вернулась в обычную колею…
Правда, я поссорился с Машкой Дергуновой, своей очередной подружкой. Но это произошло как раз не из-за Лизки. Просто у меня с Машкой с самого начала не клеилось, к тому же она не очень спешила распрощаться со своей штучкой, а я к тому моменту уже распробовал, что это такое. Короче мне было надо. Но это ладно. В общем, я с ней разругался. Наговорился по телефону, на тему кто прав, а кто дура, насмотрелся на ее слезы в подъезде и на улице. А Машка, к слову говоря, симпатичная только когда улыбается, а вот если слезы, то это полный финиш! Можно на кухне перед сахарницей вешать. Ладно, хрен с ней. Распрощались, и слава Богу…
* * *
Это были или праздники какие-то, или просто выходные. Точно не помню. Мои укатили в деревню, и я остался дома один. Помню еще, шел на улице дождь. Погода просто сама намекала на то, что выходить не стоит, даже более того, самым лучшим будет провести время у телека, попивая пиво и обкуривая какую-нибудь киношку. Я даже точно знал какую именно, потому что пацаны притащили мне давно обещанную итальянскую «Красную шапочку». Да и еще у меня была в запасе пара кассет из видео проката. Перед просмотром я решил выйти на балкон, покурить. Я устроился на балконе, посмотрел на дождевой поток за окном и мысленно порадовался тому, что сижу в тепле и сухости. Радовался, правда, не долго, потому что, когда пришло время закурить, выяснилось, что в пачке у меня осталось всего три сигареты. То есть, если по нормальному, на ночь мне бы хватило, но ложиться-то я не собирался. Поэтому подумал я, подумал, и решил, что не сахарный – могу и прогуляться. Я оделся и отправился на улицу. Лужи под ногами, сверху льет, не выговоришь, такое чувство было, что дождь идет не каплями, а сплошным потоком. Короче, я похвалил себя за предусмотрительность, раскрыл зонт и направился к ларьку. Купил сигареты, какую-то рыбку, под пиво, потом еще сок на утро. Получился целый пакет. Прикрываясь зонтом, я направился домой, но на углу порыв ветра вывернул зонт, и мало того, сорвал со спиц ткань. Я только собирался заругаться, как рядом со мной, а потом и по мне самому, начали колошматить градины. Да такие здоровые… Короче, я отбросил остатки зонта и рванул от этой жути в ближайший подъезд…
Я почему об этом так конкретно, потому что все, что было дальше, было случайным стечением обстоятельств. Просто так получилось: кончились сигареты, потом дождь, потом зонт, потом град, потом…
Стою я в подъезде, мокрый как цуцик, жду, когда кончиться град. Ну и закурил, естественно, а что еще можно делать в такой ситуации? Только сделал пару тяг, слышу сзади шаги, спускается кто-то, я обернулся, но ничего рассмотреть не смог – в подъездах извечная темень, ни одной лампочки. Я сигарету прикрыл на всякий случай, чтобы вроде как не очень заметно было… Вдруг слышу из темноты смешок знакомый, а потом и голос Лизки:
- От кого тыришься, Крокодил!
Ну, Крокодил понятно почему, потому что Гена, да и фамилия, кстати, тоже подходящая – Нильский. Даже и придумывать ничего не надо, все и так на поверхности. Крокодил Гена Нильский. До сих пор народ прикалываются…
- А на улице видишь, что делается, - отозвался я.
- Вижу, - пробормотала Лизка, подходя к дверному проему и выглядывая на улицу.
- А ты чего одна-то? - поинтересовался я, но только чтобы продолжить разговор, мне, по большому счету, это было параллельно.
- Да все дома сидят, блин, такое ощущение, что из туалетной бумаги сделаны и боятся размокнуть, - зло буркнула в ответ Лизка.
- Ну, из туалетной – не из туалетной, но только действительно, торчать под градом кому по приколу…
- Можно было в подъезде посидеть, или в кафе, например, сходить…
Я промолчал. А что было говорить, меня тоже не перло с такой погоды. В такой день лучше дома перед телеком поваляться. Видя, что я помалкиваю, Лизка поинтересовалась:
- А ты-то чего вылез?
- Сигареты кончились, решил пройтись.
- Понятно, - кивнула Лизка, пожала плечами и, вытащив сигареты, закурила сама.
Так мы и стояли, периодически выглядывая на улицу. Град еще не закончился, а ветер стал ледяной. Ну и дождь, конечно. Ливень – соседних домов не видно. Вдруг порыв ветра развернулся – железная дверь подъезда снесла половинку кирпича и захлопнулась с каким-то безумным грохотом. На мгновение стало темно.
- Вот, блин, - выругался я, вручил пакет Лизке, вернул дверь и кирпич в исходное положение, и поторопился вернуться в подъезд.
- Что это у тебя? - поинтересовалась Лизка, возвращая мне пакет.
- Сигареты, сок, рыба сушеная…
- Что и пиво есть?
- Дома есть, - ответил я, даже не предполагая, какая может прозвучать в ответ фраза.
- А ты меня пригласишь на пиво с рыбкой, - предложила Лизка, и прямо вслед за ее словами в небе грохнуло, я даже вздрогнул…
Вот не знаю, чтобы вы сделали на моем месте. Сказали бы, извини дорогая, но я тут собрался вдарить по порнушке, и ты в моем доме на хрен не нужна. Не знаю. Может, вы бы и сказали, а вот я как-то не додумался.
- Да пойдем, - согласился я, - все равно на улице ловить нечего.
Так как зонт оказался уничтоженным, пришлось бегом, по лужам, добираться до подъезда. Однако, это были пустые хлопоты, потому что к моему подъезду мы добрались мокрые, насквозь. Я торопливо открыл дверь подъезда, лифта дожидаться мы не стали, а бегом рванули до квартиры, благо, подниматься надо было всего лишь на четвертый этаж. Я пропустил Лизку в квартиру, включил свет и первым делом отправился на кухню – ставить чайник. Пиво, оно, конечно хорошо, но никогда ты насквозь мокрый…
- Крокодил, ты, где дома куришь, - услышал я голос Лизки.
- Да где попало, главное, чтобы потом пепельницу не забыть вытряхнуть.
- Тогда я закурю.
- Не вопрос.
- А ты чего это делать собрался? - Лизка успела пройти в кухню и устроиться за столом.
- Как чего, - оглянулся я, - чай вскипятить, мокрые же. При таких делах, лучше чая может быть только водка.
- А есть? - поинтересовалась Лизка.
- Была бы, предложил, да и сам выпил бы, а так – только чай.
Полный чайник отправился на плиту, а я глядя на Лизку, тоже закурил. При этом, пришлось пройтись по кухне, что неожиданно вызвало смех у Лизки.
- Ты чего?
- А за тобой по полу следы мокрые. Получается, что кликуха у тебя правильная – Крокодил.
Я глянул на пол, там действительно были следы.
- Вот мля.
- Ты иди, переоденься, - посоветовала Лизка, - а то и правда, простудишься.
Я бы конечно и пошел, то есть, я и пошел, но посмотрел на Лизку, та тоже насквозь, только еще какая-то синюшная, от холода, наверное. Пришлось остановиться.
- А ты?
- Не поняла, - посмотрела на меня Лизка.
- Ну, ты тоже мокрая. Тоже, между прочим, можешь простыть.
- И что ты предлагаешь?
- Предлагаю, - я на какое-то время потерялся, то есть не мог собраться с мыслями, - ну, давай я тебе полотенце дам. Хоть голову высушишь.
- А может, у тебя халат какой-нибудь найдется, - усмехнулась Лизка, - я бы тогда и костюмчик подсушила.
- Блин, конечно, есть халат. Мне мать подарила на день рождения, я его только примерял. В смысле, он чистый…
- Да мне параллельно, неси, а то я согреться не могу. Аж колотит.
И я метнулся к себе в комнату, переворошил, все что мог, пока нашел, где лежал родительский подарок…
Скажете, с чего это мысли мои в разбежку пустились. А есть причина. Во-первых, девки не частые гости в моей квартире. Как-то так получилось, что даже с Машкой мы больше по чужим хатам развлекали, или на природе, если погода позволяла. Это раз, а во-вторых, у меня была сама Лизка Эссер. Таким никто из наших похвастаться не мог. Дальше мои мысли не шли, но и этого вполне хватало, чтобы на время потеряться. Вполне хватало. Потом я принес ей все что надо, она хмыкнула и отправилась в ванную комнату…
А вот когда я остался один, на кухне, вот тут до меня и дошла вся, так сказать, особенность ситуации. Помниться, что я попробовал закурить и впервые понял, как это закурить, когда руки ходуном ходят. Закурить получилось далеко не с первого раза. То есть я не мог контролировать своих мыслей, такое было ощущение, что и мыслей-то у меня никаких и не было вовсе. Просто в какой-то момент я понял, что сейчас, в ванной комнате Лизка раздевается, вытирается полотенцем и все… Тут меня и замкнуло. Дальше я не мог представить ничего… Слава Богу, что запищал чайник и разогнал наваждение. Конечно, окончательно в чувства я не пришел, но хоть вышел из комы. Было у нас такое выражение после какого-то пиндосского фильма. Я занялся чаем, чувствуя при этом, что щеки мои буквально пылают, хоть прикуривай. Выставил чай на стол, и сам наконец-то отправился переодеться, потому что сам, по-прежнему был в мокрой одежде…
Прошло, наверное, минут двадцать, прежде чем мы опять встретились на кухне. То есть, когда я пришел, Лизка уже сидела перед пустой чашкой и курила.
- Ты, блин, как девка на первое свидание, - встретила репликой мое появление Лизка.
- Так я, мля, до трусов, вымок.
- Ну, так ведь и я тоже, - спокойно просветила меня Лизка, и краска вновь прилила к голове, а во рту стало сухо, потому что я-то белье сменил. А вот Лизка, либо совсем его сняла или сидела сейчас в мокром.
Короче я не стал отвечать, просто, побоялся, что не справлюсь с голосом. Сел за стол и принялся за чай, основательно уже остывший.
- Слушай, Крокодил, ты можешь верхний свет выключить, а то бьет по глазам.
- Могу, здесь есть…
- Сделай одолжение.
Какое там одолжение, для меня самого свет над рабочим столом был спасением – я буквально чувствовал, что рожа у меня красная, как мак в цвету.
- Так лучше?
- Самолет. А теперь, давай-ка еще, по чаю, я что-то не согрелась.
- Не вопрос, этот остыл совсем.
Я снова возился с чайником, споласкивал чашки, что-то еще делал, но все это было молча. Просто, я не знал о чем говорить с ней. Да и в голове в тот момент все было шиворот-навыворот. А потом, я даже и не знаю, какого черта потребовалось мне в ванной. Тряпка что ли какая-то… а, ну да, точно, тряпка, пол притереть, а то следы… Короче, я зашел в ванную и увидел, что на трубе висят черный лифчик и плавки. Ну, ее белье, что означало, что она, там под халатом, без всего… И если мне и до этого было не очень-то, то теперь я вовсе не знал, что и думать…
То есть, конечно, да. Лизка жила со снесенной башней, но с другой стороны, она ведь спокойно могла пойти сушиться домой, или, могла оставить белье на себе. В конце концов, все, что числилось у девок бельем – высыхало на теле практически мгновенно… там же так, мутота одна, ленточки, ниточки, лоскуточки. Все это мелькнуло у меня мгновенно, а потом, я подумал, что она, наверняка, догадается, почему я застрял в ванной комнате. Я хотел метнуться из ванной, но в последний момент не удержался и все-таки коснулся ее вещей. Они были, практически сухими…
- Черт, - тихо пробормотал я, вышел из ванной и выключил свет.
Тут ведь в чем дело-то. Скажите, что я в жизни белья женского не видел – видел. В конце концов, сейчас в любой магазин зашел и все, хоть ослепни. Видел я и живых теток в белье, ну, в конце концов, и без всего тоже видел, порнуха-то свободно продается. Да и девки, с которыми у меня было… Это ведь тоже, но это все, словно не со мной. Понимаете? А тут все странным образом оказалось связано … А-а, ладно, это так просто не объяснишь, я между прочим не Толстой…
Потом я очень тщательно заваривал чай, избегая смотреть на Лизку. Но, в конце концов, деваться-то было некуда, как только на табурет, напротив нее.
- Ты Крокодил, какой-то сегодня странный, - задумчиво произнесла она, обнимая ладонями горячую чашку.
- Так дождь же, а я Крокодил, - неожиданно для самого себя, я нашелся с ответом.
- Как это я сразу не уловила связи, - фыркнула Лизка, а потом заговорила, не очень громко, но спокойно так, - слушай, Крокодил, мне с тобой потолковать надо.
- Ну, я слушаю.
- Только это такой разговор, серьезный. Мне было бы удобнее, если бы я тебя по имени называла.
- Как удобно, так и называй.
- Хорошо, - Лизка пододвинула к себе пепельницу, закурила, помолчала как-то так, ну чтобы понял я, что серьезно все… и пошел у нас разговор.
Был я тогда вроде как уже не маленький, а сейчас так и вовсе – мужик, но никогда ни раньше, ни позже не доводилось мне вести таких вот разговоров. А если подумать, то, наверное, уже никогда больше и не придется…
- Ген, скажи, только без понтов, а нормально, по-человечески. У тебя есть опыт?
- Какой опыт?
- Вот блин, ты с девчонками трахался?
Хороший вопрос, да! Это ведь мы между собой, все крутые, а вот так, в лоб, да еще с девчонкой …
- Ну, да.
- Ты не брешешь. Я если что, я по любому, могила. Просто мне надо знать точно.
- Ну да, с Олькой Красновой…
Оказалось можно и с девчонкой, но только лучше, все-таки в темноте и под сигареты.
- И сколько раз это было?
- С Красновой раза три, и пару раз с Веркой, ты ее не знаешь, она не местная…
- Да мне параллельно. Но ты сейчас точно не врешь, то есть выходит у тебя всего не меньше пяти раз?
- Вот мля, я тебе отвечаю!
Лизка неожиданно рассмеялась и поинтересовалась.
- А пацанам нашим, ты сколько обычно говоришь?
- Да ладно тебе…
- Ген, я же сказала – это между нами. Сто пудов.
- Раз двадцать.
- Один к пяти – нормально, - усмехнулась Лизка.
- Слушай, Лиз, а тебе это зачем?
- Гена, ты вот сейчас, называй меня Эльзой, как я тебя, по имени.
- А ты, что, действительно, Эльза?
- Да, в честь бабки, она у меня немкой была.
- Вот блин, - качнул я головой.
- Да ладно, это все фигня. История.
- Как скажешь, фройлен Эльза, - не удержался я.
- А в репу!
- Все, успокойся, я пошутил.
- Короче, Ген, я до сих пор, вроде как девственница.
- Ты! - это было неожиданно, у нас-то совершенно другое говорили.
- Я в курсе, что про меня рассказывают. Мы между собой тоже один к пяти рассказываем. Каждая брешет. Блин, не разберешь, где правда. Короче, это лажа все. А дело, вот какое, помоги мне.
- То есть?
- Ты что, придуриваешься, или в натуре не понимаешь.
- Ты хочешь, что бы я сломал тебе…
- Ген, это называется дефлорация. Знаешь такое слово?
- Ну, слышал.
- Вот, этого самого я и хочу. Поможешь?
- Ли…, Эльза, понимаешь, я ведь с… этим не сталкивался. Обе мои уже были не девочками…
- Ген, я тебе помогу, насколько смогу, конечно. Хотя, я все больше по книжкам, да по порнухе…
Я задумался. Ну, то есть, не на тему, делать или нет, думал я о чем-то другом. Или, может, о том же самом, но по-другому. Это сразу не объяснишь, между прочим. С одной стороны, сломать девке, ну то есть быть первым – круто, а с другой стороны, выходило это как-то не совсем по-настоящему… А кроме того:
- А что ты ко мне-то с таким делом-то. Ну, подождала бы, когда захочется. Любовь там придет, все дела…
- Ген, перестань парить меня. Любовь эта, когда она придет-то. Да и вообще, придет или нет, не известно. А мне уже сейчас хочется. Понимаешь – пора мне. Большинство наших уже, а я еще блин, как будто в детский сад хожу. Получается, будто я умственно отсталая, какая-то…
- Да ладно, тебе.
- Короче, Ген, будешь парить мне мозги – я собираюсь и ухожу.
- Эльза, да я тебя не парю, я согласен. Только, ты вот что скажи, почему я?
- Я могу, конечно, сказать, что без ума от тебя, только эту будет лажа полная. Просто я присмотрелась к тебе, ты вроде нормальный, с тобой можно договориться.
- Да об этом с любым можно договориться.
- Я не про это говорю. Я говорю, что если я тебя попрошу, чтобы ты молчал о сегодняшнем дне, ты ведь будешь молчать.
- Мля буду! Могила.
- То есть, если ты скажешь, что трахнул меня, там, год назад, или полтора, это ради Бога, я сама подтвержу, если потребуется. Но про сегодняшний день забудь. Точнее, что сегодня это было в первый раз – про это забудь!
- Ладно…
Такой вот получился вечер. А я-то, по наивности собирался просто посмотреть порнушку. То есть, там дело и до нее дошло, но только она потребовалась нам, как учебное пособие. Что-то там, у Лизки, не совсем было правильно. А может я что-то напортачил от нервов, только с первого раза у нас не получилось. Больно ей было, она даже ревела. Мы в какой-то момент бросили все это дело, вышли из моей комнаты и пошли на кухню курить. Я старался Лизку успокоить, но она отмахивалась от меня, металась по кухне, злилась, ругалась и все такое… Правда, делала она это голяком, как с кровати моей поднялась. Из-за этого я тоже чувствовал себя не очень… Не знаю, чем бы все кончилось, а потом я вспомнил про отцовскую заначку. Был у него пузырь самогона домашнего. Предложил Лизке – та согласилась. Мы отлили маленько, выпили. А потом я вспомнил, еще одну фишку, ходила такая между пацанов, чтобы подружку, значит, расслабилась, надо ей что-то вроде массажа сделать… Ну массажист из меня так себе, только спинку почесать. Но и этого оказалось вполне достаточно. После этого все пошло нормально, крови, правда, было, я даже испугался, но Лизка успокоила меня.
- Ты не видел когда у меня течка, блин.
- Ты точно, в порядке? Не больно тебе?
- Прикури мне сигарету…
На тот момент мы уже оба были в кухне. Я курил, а Лизка сидела на стуле, подложив под себя полотенце. Изредка она наклонялась, проверяя, кровоточит или нет. Вот и сейчас, она заглянула под себя.
- Сочится, блин…
Я повторил вопрос, подавая ей сигарету.
- Жжет маленько, и ноги если сдвигаешь, немного больно. А так вроде, жить можно. Живут же другие клюшки.
- Да…, - ничего другого сказать я не мог…
* * *
Еще какое-то время мы сидели в кухне, курили, пили пиво. Разговор особо не клеился. Да и какой может быть разговор, когда мы голяком, у меня глядя на нее блин, встает. Лизка видит, фыркает. Дурдом, одним словом… Она затушила очередную сигарету, допила глоток из стакана и обратилась ко мне:
- Ладно, Ген, я пойду помаленьку, подмоюсь сейчас и пойду. Вроде прошло.
- Слушай, Эльза, я вот что хотел спросить, если мы еще когда-нибудь…
- Ген, у меня всего одна была, и ты ее…
- Я о другом…
- То есть, ты намекаешь, можем ли мы трахнуться, когда будем уже как Лизка и Крокодил? Вопроса нет. Я как только заживу, дам тебе первому…
- А если как Эльза и Геннадий, что, уже так быть не может?
- Нет. Просто сегодня был ужасный дождь, град, молнии и прочая фигня. Именно из-за этого все и было. Понимаешь?
- Блин, нет.
- Ладно, забудь.
- Не понял я тебя, ну да ладно, завтра, может быть, пойму…
Так все и кончилось. Через полчаса она ушла, и я остался один. На душе было муторно. Не знаю, как это объяснить. Показалось мне, что все, что было – было как-то неправильно. Я даже какую-то вину чувствовал. Честное слово, и вину, и сожаление. Хотя, вроде, она сама, первая начала… Или, может, что-то я почувствовал тогда, ну, что-то такое, чего раньше никогда не чувствовал…
2
А это было днем позже. В понедельник. Мы с пацанами курили за углом школы, перед занятиями. До звонка оставалось, наверное, минут двадцать. Шел наш обычный разговор, я правда, в тот день больше отмалчивался, у меня такое было ощущение, что не только Эльза потеряла в тот вечер невинность, но и я. Странно это было ощущение. В этот момент мимо нас прошла Эльза. Просто прошла и все. Только рукой взмахнула:
- Всем привет!
Мы разноголосо приветствовали ее, а потом некоторые из нас, в том числе и я, некоторое время смотрели ей вслед.
- Эх, я бы ей задвинул, - произнес весьма обыденную фразу кто-то из наших, и тут же получил другую, тоже не отличавшуюся новизной:
- А кто бы был против. Только с ней договариваться морока одна.
- Может ей бабки предложить? - это был Леха Столяров, по прозвищу Гроб.
- Гроб, ты что, обкурился?
- А что, Олька с параллельного берет.
- Только ей особо не дают, если только кто не в курсе. Ее в любой момент можно отвести за уголок и все дела, причем бесплатно. Хоть на перемене…
Это был наш, обычный разговор. Его можно было услышать в туалете или на перемене, в коридоре. Большинство фраз было известно заранее, просто так мы убивали время. Но сегодня, я их словно услышал в первый раз, а может, в первый раз точно понял, о чем именно идет речь. Стало мне уж совсем как-то не так…
- Крокодил, ты что сумеречный сегодня?
- Башка болит после вчерашнего, - отмахнулся я.
- А ты что, пил вчера?
- С батьком в деревню ездил, ну и там с пацанами по самогонке вдарили.
- Вообще-то с домашнего башка не болит, - усомнился кто-то из наших спецов.
- Это, смотря сколько. А кроме того, если на продажу гонят, туда такое суют…
- Тебе пивка надо бы было с утра…
Разговор пошел своим путем, но я в нем участия больше не принимал. Потом подошел Кит. Закурил папиросу – это была его очередная фишка и переключил разговор на следующую тему. Я в тот момент не обратил внимания, что Кит очень уж внимательно смотрел на меня. Был у него иногда такой взгляд. И всегда было не понятно, что от Кита следует ожидать в следующий момент…
* * *
Прошел этот день, потом следующий, потом неделя. Я, вроде как, пришел в себя, пошла наша обычная жизнь. Хотя, если быть точным, что-то во мне, все-таки, в прежнее состояние так и не пришло. Даже и не знаю, что именно. Словно я повзрослел, как-то рывком, не знаю. Нет, коренным образом ничего не изменилось. Мы по-прежнему ходили в школу, курили, вечером пили пиво, вели наши разговоры, только я словно меньше принимал в них участия. И вот тогда, со стороны, я заметил, что становлюсь похожим по своему поведению на Кита. Я даже представить себе не мог такого. Однако, мы подружились. То есть, мы и раньше как-то не ссорились, но теперь это касалось не только пивка, там попить. Да. Частенько мы с ним уходили из нашей беседки последними, проговорив лишний час, а то и больше.
Вот тогда-то я по-настоящему начал присматриваться к Киту и увидел совершенно другого человека. Абсолютно другого, каким, наверное, его только родители знали, а может и они… Да, конечно, Кит был чума, самая настоящая чума. Только оказалось, что ему не все по барабану, точнее, было ощущение, что этот самый барабан у него по-другому устроен. Можно и так сказать. До меня начал доходить смысл некоторых его поступков, которые раньше, я просто относил к разряду необъяснимых его взбрыков… Ну вот, например, было такое. Стоим у подъезда, у чужого, во избежание палева, курим. Подходит дед какой-то, а это как раз в мае было, на день Победы. Стоим, разговариваем, спокойно так, никого не трогаем. И дед этот идет, видно, что выпил, а много ему надо-то в таком возрасте. Прошел бы мимо и все дела. Нет, надо было ему около нас остановиться. А Кит, надо уточнить, сидел с гитарой, и что-то тренькал, из ГО, кажется, помню только, были там матерные выражения, много. Дед около него остановился, и дребезжащим, противным таким голосом Киту, что мол они воевали, кровь проливали, друзей теряли, а мы выросли уроды… Ну, знаете, бывают такие занудные старики. Мы обычно их спроваживали быстренько, и продолжали свои дела. Этим дело все и заканчивалось, а тут Кит поднимается и к этому деду:
- Ты чего, дед? - прямой такой вопрос, на него и в своем уме-то не сразу ответишь. Дед, правда, нашелся.
- Я – ветеран, действительно, в деды тебе гожусь, а ты при мне ругаешься матерно…
А это, между прочим, картина. Кит – метр восемьдесят, башня такая и дед, метр с кепкой, напротив. А Кит смотрит на деда и спокойно так говорит:
- Извините пожалуйста, вот только имени вашего не знаю.
Дед, понятно дело, опешил. Потоптался, но представился:
- Иван Федорович.
- Извините, пожалуйста, меня, Иван Федорович.
Мы затихли, значит и смотри на Кита и деда.
- Да ладно, просто, как-то так, обидно, - бормочет слегка ошалевший дед, а сам на Кита смотрит.
- Я, - говорит Кит, - задумался, не увидел вас.
- Да ладно, - тут дед видимо окончательно обалдел, и пошел на попятную. Однако, не тут-то было. Теперь инициатива была у Кита.
- Иван Федорович, Вы музыку любите?
- Ну да, - кивает старик и уточняет, - только ту, нашу, с войны…
Кит, значит, усаживает деда, поворачивается ко мне, достает три сотенных бумажки и тихо так, чтобы не слышали пацаны:
- Крокодил, по дружбе, сгоняй в магазина, купи бутылку водки, цветов у бабок, гвоздик только, и стаканчиков десяток, одноразовых. Не хватит, добавь – я отдам…
Я пошел в магазин и слышал, как Кит, вполне серьезно начал деду играть «Катюшу», потом «Темная ночь». Когда я вернулся, около нашего подъезда стояла толпа всяких этих бабок и дедов, с орденами, медалями, некоторые в военной форме. Даже было слышно, как в промежутках между песнями, позвякивали эти самые ордена-медали. А Кит играл, часа, наверное, два, подряд, только иногда останавливался гитару подстроить. Я и песен таких не знал, какие Кит пел. Не знаю, сколько бы еще продолжался этот концерт, потому что и танцевали ветераны, и подпевали Киту, но лопнули сразу две струны. Извинился Кит перед всеми, взял у меня бутылку водки и выпил с дедом этим, Иваном Федоровичем. Вручил ему цветы, а потом еще и до дома проводил… Чудно, но и это не все. Вернулся, а мы все еще около подъезда стоим, правда, помалкиваем в основном, потому что сказать-то нечего, по большому счету. Возвращается Кит, дает каждому из нас по пластиковому стакану, разливает оставшуюся водку – мы стоим, смотрим.
- За наших дедов. Живых и погибших, - произносит Кит, выпивает молча и уходит домой. Все, ни слова больше…
Он ушел, а мы остались. Выпили, помолчали и тоже начали разбредаться. Не знаю, о чем думали остальные, а я пытался понять, что именно сделал Кит. То есть, насколько мы все его знали, то были готовы, что он посмеется над этим дедом, я даже готов был пресечь это, если Кита понесет. В конце концов – это день Победы, действительно праздник. А Кит сделал вроде все по-настоящему, ну, то есть, искренне, от души…
* * *
Или вот еще вспомнилось, но это раньше было, зимой еще. Тут как раз оттепель, а потом мороз. На улице, как на катке. Сидим мы вдвоем с Китом около подъезда, ждали кого-то. Идет тетка какая-то, в каждой руке по сумке и хлоп, упала. Мы поднялись, помогли встать, то есть все нормально. Только Кит поднимает сумки этой тетки и спрашивает:
- Вы далеко живете?
- В двадцать седьмом доме.
- Это, который рядом полем?
- Да, - кивает тетка.
- Крокодил, ты посиди, подожди наших, я сейчас.
Цепляет эту тетку под руку, в другую руку ее сумки и идет вместе с ней. Так и проводил ее до дома. Вернулся минут через двадцать, покурил, осмотрелся и снова ушел. Хотите верьте, хотите нет, через полчаса по нашему микрорайону уже ездили два ЗИЛа раздолбанных и разбрасывали песочек…
Я это не за то говорю, что он внимательный был или добрый сверх меры, нет. Если ему не ко времени на язык попасть, он мог и до слез довести. Да и в драках мы с ним бывали, район на район. Так он один за пятерых махался, да еще с улыбкой какой-то жуткой. Как сейчас помню, нос разбит, глаз один заплыл, а он как машина. Я это к тому говорю, было в нем всего в перехлест, через край, а он, краев этих, словно не замечал… Кит. Чума, одним словом. Но у меня, словно получалось уживаться с ним. Разговаривали мы много, и разговоры эти были, какие-то… Короче, толпой, хоть с девками, хоть одни пацаны, но мы таких разговоров толпой никогда не вели. Только один на один, с Китом. Время за полночь, а мы в беседке… Короче, мы дружили, наверное, так это называется…
* * *
И вот. Как-то раз, сидим мы у него, несколько наших пацанов. Народ видео смотрит, в ожидании свой очереди к компьютеру. А мы вышли с ним на балкон, стоим, курим, а тут по улице идет Эльза. Я крикнуть хотел, но Кит остановил меня. Она и прошла, скрылась за поворотом и все. Я молчу, Кит тоже помолчал, а потом спокойно так обращается ко мне:
- А ты знаешь, Крокодил, ее настоящее имя – Эльза, у нее бабка немка была, вот ее так и назвали. В память…
- Что? - я переспросил, не потому что не расслышал, со слухом у меня все в порядке, просто стало мне опять не по себе, потому что я опять увидел этот особенный взгляд Кита.
- Она не Лиза, а Эльза, - пояснил Кит, - ее в честь бабушки назвали. Она у нее немка была.
- Ты откуда знаешь? - спросил я, но только чтобы продолжить разговор, потому что почувствовал, как побежали у меня вдоль позвоночника мурашки.
- Э-э, Крокодил, я про нее много чего знаю.
- Она тебе что, нравится, что ли? - в тот момент я не мог подыскать более подходящего слова, понял, наверное, или почувствовал, что интересует она Кита иначе, ну, по-другому что ли.
- Нравиться не то слово, - вздохнул Кит.
- Ну, так и подкатил бы к ней. Поговорил. Может, чего и получилось…
- Да вот, никак не соберусь с духом. Она ведь, - Кит, вздохнул глубоко, и выдал, - как Ангел.
- Ага, - фыркнул я, - только ангелы не курят, матом не ругаются, морды не бьют.
- Откуда ты знаешь, - прозрачно так улыбнулся Кит, - разве ты видел Ангелов?
- Слушай, Кит, она нормальная девка, правда у нее крышу сносит, кстати говоря, как у тебя, но только тебя ведь никто ангелом не считает…
- Ты не понимаешь, Крокодил. Я – не ангел, во мне столько живет тьмы, я уж скорее, бес. А она, ты представляешь, я видел, как она плакала, когда машина какую-то дворнягу сбила. Честное слово, она потом эту псину с дороги забрала и похоронила. Представляешь?
- Лизка!
- Я тебе о чем и говорю! В ней столько светлого, она даже когда в класс заходит, от нее свет идет…
- Кит, окстись, ты слышал, что про нее говорят?
- Слышал, - помрачнел Кит, - врут много.
- Но ведь не все врут-то…
- Не все, - неохотно согласился Кит, - но очень много. Из злобы, из зависти, из ненависти. Но только так ведь всегда бывает, если человека не понимают, обязательно стараются ему рога и копыта пририсовать.
- Слушай, Кит, ты подойди к ней, поговори, может она согласиться встречаться с тобой. В конце концов, ведь встречается же она с кем-то…
- Не только встречается, - совсем как-то тоскливо пробормотал Кит, и показалось мне тогда, точнее, тогда я подумал, что показалось, как что-то блеснуло у него в глазах…
Стало мне в тот момент как-то очень нехорошо на душе, даже и объяснить не могу. Сжалось что-то внутри. Нет, Кита мне было не жалко, уж кого-кого, а его жалеть дело пустое, что-то другое это было, а что именно – не объяснить. А Кит еще постоял, глядя на улицу, достал очередную сигарету, закурил, и, глядя куда-то в небо, сказал:
- Вот не знаю, чувствовал ли ты когда-нибудь настоящую Любовь. Настоящую, огромную, понимаешь?
- Не знаю, - пробормотал я, чтобы только ответить, чтобы не затягивать молчание, потому что молчаливый Кит – это таймер от бомбы, на котором меньше десяти секунд осталось.
- Значит – не чувствовал. Когда Любовь настоящая, ты это сразу понимаешь.
- А ты, я так понимаю, чувствуешь…
- Да. Только у меня внутри не хватает чего-то. Или, может наоборот, лишнее там что-то. Только пока она там не может нормально прижиться…
- Слушай, Кит, тебе никогда не говорили, что у тебя с головой что-то не то?
- Ты это сейчас пошутил так, - повернулся он ко мне.
- Пошутил-пошутил, - поторопился я сделать шаг назад.
- Дурак ты, Крокодил, отказываешься от такого кайфа…
- Это от какого? Смотреть со стороны, как девчонка, которая тебе нравиться, с другими. Я такого кайфа не понимаю…
- Я и говорю – дурак. Эльза. У нее в душе сейчас смута. Буря самая настоящая, а мы говорим, что ей крышу сносит. Ей, прежде всего, с самой собой надо договориться. Вот тогда наступит в ее душе мир, и когда это случиться – я буду там. Веришь, я точно знаю, что мы с ней будем вместе. Я для этого все-все сделаю…
- Ну-ну, - пробормотал я.
И в этот момент отключили свет. Запищал ИБП, Кит выбросил сигарету и ушел с балкона. Такой вот у нас тогда получился с ним разговор. Не помню точно, чем закончился тот день, наверное, мы просто разошлись по домам, но только в ту ночь я практически не спал, стояли перед моими глазами две картины – голая Эльза с сигаретой, разглядывающая кровь на полотенце и смотрящий в небо Кит. То одна картинка, то другая и никак я не мог разогнать их, и уснуть тоже не мог…
* * *
Прошло еще время, незаметно совсем, так, проскочило и все. Ничего особенного из того времени я не помню, точнее, ничего меня в то время особенно не интересовало. Лишь прислушивался к тому, что говорили о Ките и Эльзе. Ну и присматривался сам, а они отрывались на всю катушку, носило их так, что если бы не медали – не учиться бы им в школе. Но меня не похождения их интересовали, вовсе нет, я старался понять, хватило духа у Кита подойти к Эльзе или нет. И в том, что происходило, и в том, как это происходило, чувствовал я ответ отрицательный.
Пролетел класс десятый, потом одиннадцатый. Черт меня возьми, я даже не помню, как сдавали выпускные экзамены, сплошная какая-то пелена. Помню только ночь после вручения аттестатов – это было такой крутой загул, что его просто невозможно было забыть. Вечером, в актовом зале, под какую-то музыкальную ахинею, нам вручили аттестаты, девки платочками размазывали по лицам косметику, даже пацанам было не по себе. Потом нас отпустили переодеться и оттащить домой документы. За полчаса до назначенного времени мы, то есть пацаны, были уже у Димки Егорова и принимали по первой рюмке водки, одновременно, закачивая, ее же прозрачную, в пакеты из-под сока.
Кто это придумал – не знаю, но фокус удался. Родители сами же и доставили весь этот сок в школьную столовую. Потом нас заперли в школе и до шести утра мы то пили, то блевали в туалете, то расслаблялись с подружками в школьных закоулках – классно было, одним словом. В шесть утра школу открыли и мы, спотыкаясь, нетвердыми походками, зато всем коллективом, отправились на речку, где благополучно проспали часов до двух дня…
С больными головами, с жутким привкусом во рту, расползлись мы по домам. Следующая наша встреча произошла только на следующий день, ближе к вечеру. Крепкий чай, таблетки от головы, а кто покрепче – пивом, мы привели себя в чувство и встретились уже свободными молодыми людьми. Мы ходили по улицам, открыто курили, пили пиво. Пытались сознать свою взрослость, но, надо признать, больше дурели от нее…
Потом пришла пора подавать документы в институты. Суматошное время, и так получилось, что я даже и не заметил, что в те дни не попадались мне на глаза ни Эльза, ни Кит. А когда мне приходило в голову поинтересоваться, что с ними, обязательно находились дела, которые оттесняли этот мой интерес на задний план. К тому же отец, наконец, отдал мне насовсем машину, и я, надо и не надо, мотался по городу на колесах.
Потом, получив необходимое количество троек, я стал студентом, и началась совершенно другая жизнь. Студенческая жизнь так закрутила, что о школе я вспоминал, но как о чем-то совершенно нереальном, о чем-то таком, чего словно и не было. Лишь курсе на третьем, я случайно узнал, что Кит, плюнув на свою золотую медаль и отметки ушел в армию. Про Эльзу никто и ничего не знал. К тому моменту мои родители, приложив колоссальные силы и средства, вчистую отмазали меня от Армии. Можно было спокойно жить и радоваться этой самой жизни, что я и делал до недавнего времени…
3
Пришло время отпуска, я быстренько заполнил нужные бумаги, получил отпускные в кассе, и поставив мужикам, с которыми работал на участке, отходную, благополучно отбыл в очередной отпуск. Первый день отпуска я встретил с жуткой головной болью, дрожанием рук и с совершенно непередаваемым вкусом во рту. Пришлось даже лечиться домашними средствами, короче, только к вечеру я смог прийти в более или менее человеческое состояние. Вот теперь, действительно, можно было по-настоящему задуматься, как следует провести отпуск. Дело в том, что из-за работы на участке с повышенной вредностью, отпуск мой получался аж полтора месяца чистого времени – то есть, за это время можно было сделать очень многое… Подводила правда, погода, но с другой стороны, было ведь еще и море, Черное, например…
В общем, вечером, сижу я перед телевизором, переключаю каналы – пытаюсь найти что-нибудь подходящее для просмотра. Можно смеяться, но самым подходящим оказывается, как ни странно ЧП. Конец недели и сыплются на меня валом всякие разные аварии, ДТП, похищения, ограбления и прочее. А я сижу и радуюсь, что проживаю не в столице, где происходит вся эта чернуха, а за тысячу верст от тех самых мест…
Поглядываю я, значит, на экран и прислушиваюсь к состоянию организма. То есть размышляю, как он, то есть организм, отнесется к бутылочке пива на сон грядущий… И тут что-то промелькнуло на экране… Я даже и не сразу сообразил, просто сделал громче и уставился на экран, позабыв напрочь о своих желаниях.
…была известна, как преуспевающая бизнес-леди. Хозяйка широкой сети бутиков по всей столице. Среди тех, с кем она поддерживала деловые, а часто, и дружеские отношения много известнейших представителей индустрии моды. Вместе с этим, госпожа Эссер, очень часто мелькала на страницах глянцевых журналов, как участница громких скандалов. Мы, конечно, будем вести независимое расследование и по мере поступления информации обязательно будем информировать наших зрителей, а пока послушаем, так сказать, официальную версию. Слово господину Берестневу.
Появился на экране солидный такой мужик, в костюме, при галстуке, кивнул зачем-то в камеру, передвинул какие-то бумаги на столе и только потом заговорил:
Да, действительно, последнее время мир моды потрясли несколько трагических событий, которые впрямую были связаны с теневой экономикой, однако, случай с Эльзой Рудольфовной Эссер – в их число не попадает. Данная история, и это официальное мнение следствия, скорее трагическая случайность или самоубийство…Следствие в данный момент отрабатывает все возможные версии. Но уже сейчас наиболее жизнеспособной оказывается версия самоубийства. Такова уж тенденция нашего времени, благополучие в бизнесе зачастую скрывает проблемы личного характера. Так и здесь, очаровательная, молодая, умная женщина, но увы, в одиночестве. Нам, впрочем, как и зрителям, наверняка, известна серия скандалов последнего времени, где фигурировало имя госпожи Эссер…
Мелькнуло несколько кадров, где я успел рассмотреть свою бывшую одноклассницу, а мужик тем временем продолжал.
…посильную помощь. Сейчас на экране будет показана фотография молодого человека, если вы знаете, кто он, или где он находится, убедительно просим позвонить по телефону…
И Бог ты мой! Во весь экран на меня смотрела фотография Кита. Конечно, он изменился, но не настолько, чтобы я его не узнал, даже не смотря на то, что фотография была не очень четкой, смазанной каким-то движением Кита.
Впрочем, может быть, человек, чью фотографию мы сейчас показываем, сам нас смотрит – убедительно просим связаться с нами. Нам точно известно, что Вы были последний, кто видел госпожу Эссер живой. Нам так же известно, что после Вашего ухода, она еще была жива, по крайней мере, полтора часа. Мы просто хотим задать Вам несколько вопросов, как свидетелю. Убедительная просьба прийти к нам, или позвонить по этим телефонам…
Черт меня возьми! Лизка мертва! Покончила с собой, а рядом с ней, совершенно случайно, мелькнул Кит. Нет, это пусть милиция верит в случайность, я-то точно знаю, что не бывает таких случайностей. Просто не бывает и все. Правда, не верилось, что Кит поднял руку на Лизку, да однозначно, в такое – не верилось. У меня в голове вдруг всплыл тот наш разговор на балконе… По-крайней мере, тот, каким я помнил Кита, он не мог навредить Лизке. Я почесал в затылке. В общем-то, и мент сказал, что Лизка умерла часа через полтора, после ухода Кита. И его даже не обвиняют в этом, если конечно, это все не ментовская выдумка. Нет, это конечно не Кит. Правда, ее самоубийство и появление Кита, наверняка, как-то связано, скорее всего, связано…
* * *
Прошло еще два дня. Два обыкновенных дня. Правда, за очередной банкой пива я рассказал нашим мужикам, что видел по телевизору. Кто-то даже вспомнил, что видел этот же сюжет. Но рассказ мой особенного впечатления не произвел – мужики просто покивали головами, при чем скорее осуждающе, нежели чем сочувствующе…
- Ты Крокодил, по ушам нам не езди. Они там с жиру бесятся, в этой столице. А про моду и эту, вообще говорить нечего. Мужики – не мужики, бабы – не бабы. Так, фикция одна…
Нет, с этой стороны я с нашими мужиками, был согласен. Будь это любая другая баба, я бы даже и не вспомнил. Но это была не просто баба, и даже не просто моя одноклассница… Хотя, если подумать как следует, чем, собственно говоря Лизка отличалась от многих других? Только тем, что когда-то, я был у нее первым… Но с другой стороны, это ведь вполне мог быть и не я, а любой другой, кто рискнул бы пойти в тот дождь за сигаретами…
Хотя, если говорить честно, мне Лизку было жаль. Просто, по-человечески. В конце концов, она тоже была человеком, пусть даже и таким… Что и говорить, настроение мое было не то, что испорчено, но на душе было как-то не очень. Ну, вроде, как был светлый день, и вдруг туча… Или даже нет, не так, день так и остался солнечным, а вот вдалеке, почти на горизонте что-то маячило… так эти два дня я и провел, с мужиками, в скверике, на скамеечке. Иногда с ними в картишки играл, пил пиво потихоньку… А на горизонте все равно что-то маячило. Чтобы как-то отвлечься, я обзвонил пару туристических фирм, узнавал на счет горячих путевок – обещали помочь. Я им свои координаты оставил и теперь просто ждал…
Это было вечером, в воскресенье. Часов, наверное, в одиннадцать. Всем было с утра на работу, поэтому мы закончили партию и разошлись по домам. Я навел себе кофе и устроился напротив телевизора. Было там что-то прикольное и вдруг – звонок в дверь. Я не очень-то удивился, такое уже частенько бывало. То соседу снизу потребовался полтинник, то еще какая-нибудь байда, поэтому я кофе от себя отставил и пошел открывать. Я ведь даже и не спросил, кто там звонит. Просто распахнул дверь и замерз. Стоял передо мной Кит…
Минута, наверное, прошла, прежде чем я пришел в себя от изумления. А он стоял и ждал, когда у меня столбняк пройдет. Дождался. Тогда обнялись мы крепко, похлопали друг друга по спинам, и я естественно, пригласил его к себе и начал соображать, чем бы такое дело отметить. Кит же, увидев это мое замешательство и суетливые хлопоты, остановил меня.
- Ты погоди, Крокодил, дело у меня к тебе есть. Вот решим, а тогда уж и посидим, тем более, что есть повод. Даже не один…
- Ладно, - согласился я, а на сердце у меня как-то захолодело, - какое дело-то?
- У тебя курить можно?
- Конечно, кури. Хочешь, я тебе кофейку наведу, - предложил я.
- Кофейку – это хорошо. Ты извини, - вдруг опомнился Кит, - ты один, а то может я не ко времени…
- Да один я, один, - успокоил я бывшего одноклассника.
- Это хорошо, - пробормотал Кит и закурил.
Я занялся кофе, и помалкивал, давая возможность Киту начать первому… А пока возился около плиты, меня вдруг как током ударило – вот такое вот расположение людей уже было, я его уже видел. При чем, именно в этой комнате, и все на тех же самых местах. И занимались присутствовавшие здесь, тем же самым. Я кипятил чайник, Лизка сидела и курила, прямо на том же самом стуле… Я даже на момент замер, буквально застыл, и слава Богу, что Кит в этот момент что-то пытался рассмотреть на столе, а потом заговорил, чем и вывел меня из столбняка.
- Слышал о том, что случилось с Эльзой? - такой был первый его вопрос, впрочем, я даже и не сомневался, что наш разговор начнется именно с этого.
- Да, по телеку, в новостях говорили, - ответил я, ставя на стол чашки, и присаживаясь сам.
- Значит, и про меня слышал?
- И слышал, и видел, - ответил я, закуривая.
- Думаешь, я это сделал? - прямо в лоб спросил Кит, даже чашку отставил в сторону.
- Уверен, что не ты, но то, что к тебе это отношение имеет – не сомневаюсь, - не стал я выкручиваться, тем более, что я действительно думал именно так.
- Спасибо, - буркнул Кит и как-то поник весь сразу, словно размякли некоторые его кости, или совсем исчезли из тела.
- Там менты просили, что бы ты встретился с ними. Телефоны называли…
- Я знаю. Я схожу к ним, сначала только разберусь с одним делом, а потом тогда уж и пойду…
- Говори. Чем смогу – помогу.
- Я ведь, и правда, к тебе за помощью…
- Кит, ты только не тяни кота за это дело, а то мне как-то не по себе, - подтолкнул я его.
- И то правда. Только придется тебе немного про свою жизнь рассказать. Я коротко, но это надо…
- Рассказывая, я ведь ничего о тебе не знаю, - легко согласился я.
- В общем, ты помнишь, как мы закончили школу, как подались все куда попало. Я в тот выпускной, если ты заметил – не пил.
- Не заметил, - признался я.
- Да это не важно, наши тогда все хороши были. А я не мог, я готовился поговорить с Эльзой. Решился, наконец, да и боялся, что ускачет она куда-нибудь после школы, и мне будет ее не достать. Только пока я решался, Эльза умудрилась так нагрузиться, что разговора у нас нормального не получилось. То есть я-то сказал, все что мог, а вот она то ли не поняла, то ли не захотела понять. А может, и правда была пьяная. Это я помню как-то не очень четко. Мне только один момент запомнился. Я сказал ей все, что люблю ее, что не могу без нее жить, что она для меня как солнце. Она в тот момент словно протрезвела, посмотрела на меня – помнишь, какие у нее глаза были – посмотрела и говорит: «Что же ты Миша молчал столько, ведь все могло быть иначе…». Сказала и в слезы. Я ее успокоить попытался, а она меня оттолкнула. Запьянела как-то мгновенно, повернулась ко мне спиной, юбку задрала, спустила трусы, и говорит, мол, что ежели я трахнуть ее хочу, так это – вот, пожалуйста…
- Вот, Черт…
- Понимаешь, в тот момент, показалось мне, что я с разными людьми успел поговорить. Короче, выскочил я из кабинета, это у нас было, на физике, открыл окно в коридоре, сиганул из него и пошел домой.
- Так это же второй этаж!
- Мне тогда все было по фигу. Как, впрочем, и потом. Плюнул я на институт, на всю эту лажу, собрал документы и отправился в военкомат. Пришел. Они на меня как на придурка смотрят, ты чего мол, приперся. Я говорю – хочу в армию. Они мне про призыв, что, мол, рано еще, а я командиру, полковник там у них какой-то был, что если не заберете сейчас, сопьюсь или наркоманом сделаюсь.
- Ну, ты блин…
- Ладно. Короче пока я с ним спорил, заходит капитан. Полкан этот к нему, посмотри вот на придурка, рвется в армию и заржал, а капитан этот оказался с понятием, мужик. Говорит, хочешь в армию – возьму, в смысле, решу этот вопрос, только мне, в армии, самоубийцы не нужны. Достал визитку, подает мне и говорит, у меня на этой неделе дела, а вот через неделю – приходи, поговорим. Я сказал – приду. Он, наверное, думал, что я за неделю одумаюсь, в себя приду, только ты ведь меня знаешь. Не на того напал.
- Это да, - поддакнул я.
- В понедельник, на следующей неделе, я был около его кабинета. Он меня пригласил, мы поговорили, и через два дня я отправился в ВДВ, в учебный центр. Оказалось, что таких как я, там целая рота. Ну, потом, присяга и спецназ…
- Там?
- Там тоже. Сначала Чечня, потом еще кое-где был. В разных местах. Короче, вроде как по контракту. Капитан этот кое-что там помудрил с законом, но это не важно. Потом он погиб. Прямо у меня на руках. Я про это тоже не буду – там гнилое дело было, удивительно, что там вообще кто-то выжил. Короче. Дослужил я свой контракт, потом еще два года, а потом решил съездить в отпуск. Полагался нам. Бабла у меня море, я же до этого его совсем не тратил. Когда не получалось, когда не хотел. А нас тогда из одной горячей точки в другую, а платили нам нормально, а тем более спецназу, да еще по горячему… Есть короче деньги, а что делать – не знаю. Неделю я в столице куролесил, на проституток кое-чего потратил, кое-чего пропил. Гулял, в общем. А потом, в баре, по телевизору увидел Эльзу. А там, рядом со мной какой-то кент пристроился, а я на экран уставился, и как замерз, а он кивает на экран, классная мол, зараза. И говорит, что если у меня бабло есть, то он может ее телефончик пробить. Я, естественно, давай. Короче, через два часа у меня был ее и телефон, и адрес, и номер машины. Это было неделю назад.
- Однако…
- Столица. Все продается, все покупается… Сразу я к ней не пошел, словно накрыло меня. Сутки сидел в номере, в себя приходил. Потом привел себя в порядок и пошел. Пришел, позвонил, она открыла. Увидел я ее и ахнул, такая она… Нет, словами не могу. Она меня узнала, пригласила. У нее все по высшему классу, но я это потом разглядел. А тогда я от нее просто глаз отвести не мог. Поговорили о том, о сем. Она, правда, больше про меня расспрашивала. Я так, не очень подробно, рассказал. Она слушала, то плакала, то смеялась, но больше плакала. А потом тихо так спросила: «Ты ведь это все из-за меня, да?». Я не ответил – просто промолчал и все. А она продолжает: «Ты ведь и сейчас за любовью ко мне пришел». А я говорю, нет мол. Говорю, не за любовью, а, наоборот, с любовью. Говорю, мол, одному она мне не по силам, да и не к чему. Говорю, любовь, она потому и любовь, чтобы для двоих… Ну я еще что-то говорил, я уже сейчас не очень хорошо помню. Единственное, что в память тогда мне врезалось слезы ее – много слез, целое море… Сутки я у нее пробыл. Я даже и не заметил, промелькнуло все быстро как-то. Я тогда же сделал ей предложение, у меня ведь в запасе даже кольцо оказалось. Я в Арабских Эмиратах купил. Просто понравилось и все, а потом, уже когда ее увидел – понял, покупал именно ей. В душе, наверное надеялся на что-то… В общем сделал я ей предложение, сказал, что не тороплю, что дам время подумать, если она захочет. Ну и все такое. Она ответила, что ладно. Вечером я от нее ушел, решил не мешать. Подумал, что ей это время нужно, ну чтобы, подумать. Мы ведь друг от друга оторваться не могли. Нас словно магнитом… В общем, пошел я в гостиницу. Там у меня хабар был, ну и расплатиться я хотел за номер…, - Кит замолк, закурил и поднялся. Прошелся по кухне, постоял около форточки.
Я следил за ним взглядом и молчал, ну понял я, что он вспоминает тот самый вечер и что не надо ему мешать в такой ситуации. Кит докурил, выбросил в форточку окурок и снова сел за стол.
- Не стал я ей звонить, подумал поздно. А утром мне принесли письмо. Ее письмо. Она, наверное, сразу после моего ухода написала, - Кит залез во внутренний карман костюма, достал конверт и протянул мне, - читай.
- Кит, это ведь тебе, неудобно…
- Брось. Читай, его потом чужие будут читать, а ты все-таки свой.
Я достал из конверта письмо и раскрыл:
«Милый мой Мишенька!
Хотя, так и хочется назвать тебя Китом. Так что уж не обижайся, если вдруг ошибусь. Мне так много надо тебе сказать, а с чего начать – не знаю. Сначала – не могу, просто не помню, где оно, начало. Может быть там, в детстве нашем сумасшедшем. Нет, не сумасшедшем – в проклятом…
Господи, Мишенька, как же я ненавижу то время. Все это дерьмо, которое мы – дураки, принимали за настоящую, взрослую жизнь. Все это вранье, всю эту грязь, который мы сами обливали себя, чтобы казаться хуже, чем мы есть на самом деле. Вспомни, хотя, ты был умнее, чем я, может быть, тебя не сильно это коснулось. Ведь смог же ты полюбить меня, по-настоящему, от души, от сердца. Смог разглядеть за маской суки и малолетней шлюхи, меня настоящую. Ту, которую я так старательно ото всех прятала. Ты смог сохранить в себе душу, а я нет. Иногда, вечерами, сидя здесь, я вспоминаю наш город, наш район и тогда щеки мои горят. Я напиваюсь тогда и очень надеюсь, что не проснусь.
Мне ведь не надо этого ничего. Впрочем, мне и тогда не надо было всего того. У меня тоже были мечты, хорошие, красивые и чистые. Но я не смогла их сберечь, мало того, я умышленно, сама топтала их, душила их, вырывала, как сорняк из души. Многие, так делали, и я делала. Нет-нет, я не хочу, что бы ты меня жалел – я хочу, чтобы ты, дочитав это письмо, проклял меня, понял, кто я и проклял меня.
Любовь. Чистота. Красота. Господи, Кит, ты даже не представляешь, какой они были для меня обузой в то время. Воля, глупость и страх – вот что царило в моей башке в то время. Я поняла это, только ничего уже было сделать нельзя… Вот опять я пытаюсь быть лучше, умнее. Только это не правда. Это на бумаге выходит красиво, и это неправильно. Мишенька это хорошо, что ты сейчас ушел, потому что, глядя тебе в глаза, я не смогла бы исповедоваться. А я хочу этого, пусть единственный раз, но рассказать все, честно, хочу вывернуть то болото, в которое превратилась моя душа…
О красоте. Да сначала о ней. Бог дал мне красоту, я видела себя в зеркало, я видела, как люди смотрят на меня. Те, первые взгляды, которые наполняла радость от увиденной красоты. Я видела это. А потом я заметила и другие взгляды, сальные, от которых потели ладони их обладателей и вздувались ширинки. Две красоты – два взгляда. Один взгляд превращал меня в недотрогу и Ангела, а второй… я отказалась от первой красоты. Я изуродовала ее. Сама. Крашенная, с намазанным, как у старой проститутки лицом, я выходила на улицу. И мне нравилось, что меня тискают в автобусах грязные лапы и специально не носила лифчик. Я чувствовала, как к моей почти голой заднице прижимаются эрегированные члены, и терлась о них сама…
Чистота – она тоже была для меня обузой. Мне мало было грязи наружной и я заталкивала ее в себя. Дешевое пойло, сигареты, план… Я сдирала с себя Богом данную чистоту, словно именно она была грязью. Горло мое исторгало брань, в уши я запускала к себе всякое дерьмо… Господи, я не хотела оставить у себя ни одного чистого кусочка. Глаза, те самые, которыми ты восхищался, которые целовал утром – я заливала их порнухой, самой черной, самой грязной. А дома выпроводив тетку я насиловала себя глядя на экран этого долбанного ящика…
Любовь. Я убила ее. Сама. То, о чем тоскуют, чего добиваются, что хранят, я убила. Я заменила ее на совокупление, на примитивное, животное «сунул-вынул». Я так была рада, что один добрый человек лишил меня невинности, что большую часть времени в десятом классе провела лежа на спине, не сдвигая ног… Меня мог трахнуть любой придурок, в то время, когда ты, зная, или, по крайней мере, догадываясь обо всем этом меня любил! Как ты мог?! Ты же видел, все это!!! Нет, не остановить, нет. Как ты мог за всем этим дерьмом разглядеть меня ту, ту, которую я лишала жизни…
Наверное, есть только один вопрос, ответ на который пришел ко мне значительно позже – почему. Почему мне не нраву была та, первая? И дело не в том, что она была мне не по нраву, просто она была белой вороной. Быть той – означало быть не такой как все, то есть, быть в одиночестве, а я на тот момент уже попробовала, что значит быть одной…Это было ужасно. Одна в школе, одна дома, одна на улице… Это не объяснить тому, кто этого не испытал… Возразишь, скажешь, что был ты? Был, но ты опоздал прийти. Опоздал тогда, опоздал и сейчас…
Я знаю, что ты делал на войне, ты пытался стать похожей на меня, только ты через кровь и убийства, смог пронести любовь. Мишенька, какой же ты сильный, какой же ты настоящий. Господи, Боже мой, каким же ты мог быть желанным!!! Для многих. Да, для каждой женщины! Но ты выбрал потаскуху. Зачем?!
И еще об одном я умолчала. Бог сделал меня женщиной, подарил возможность самой сотворить чудо. Чудо Любви – ребенка… В одиннадцатом классе я сделала первый аборт, потом еще два… Так я избавилась и от возможности творить чудеса…
Прощай Кит.
Прощай Мишенька.
Надо быть последовательной, я избавилась практически от всего, что дал мне Бог. Осталось только одно...»
Я дочитал письмо и молча протянул Киту. Тот взял, свернул аккуратно, положил в конверт и снова спрятал его во внутренний карман.
- Что скажешь? - поглядывая на меня, поинтересовался он.
- А что ты хочешь услышать?
- Не знаю, ну, о чем ты думал, пока читал…
- О чем подумал, - пришла моя пора подниматься на ноги и ходить по кухне, - впечатление… Честно?
- Другого – не надо.
- Ладно, слушай честно. Я всегда говорил, что Лизка с башней не дружит. Всегда говорил. И тогда, в школе, а сейчас, тем более повторю. Это ты ее любишь и любил. Мне она была просто по фигу. Да, симпатичная, нет, красивая, да к тому же еще и умная – явно не про такого олуха как я. И, между прочим, очень хорошо, что не про меня! Ладно, мы в свое время делали ошибки. Что с нас взять – пацаны. Мы просто не понимали этого, некоторые, между прочим, и сейчас не понимают. За что же их бить, за то, что они дураки?! А Лизка твоя, уже тогда понимала, и шла на все это сама. Умышленно. А теперь, в то дерьмо, которое она сама залезла, она и других сует. Хотела быть как все! Понимаешь, что она говорит, выходит, что все, кто был рядом с ней, были козлы. Просто хотели ее трахнуть и все…
- А что, разве не так, - спокойно возразил Кит, только уж очень спокойно, - или ты не помнишь, о чем говорили наши с тобой одноклассники, когда она проходила мимо…
- Нет уж, извини! Молодые мы были, понимаешь, молодые. Что же теперь, преступление быть молодым?! Я за собой вины не чувствую. Курил – да, пил – да. Вместе пили, между прочим. А бабы, так их никто не насиловал, они сами, между прочим, были не против. Жениться на них не женились, это извини, по закону было рано. А потом, я до сих пор не женат – не повезло. А девки, с которыми мы трахались, одноклассницы наши, в большинстве своем замужем. И нормально живут, детей растят… За что же их всех в дерьмо-то…
- Крокодил, а ты чего разорался-то на меня, - поинтересовался Кит, - я тебе ничего не предъявляю.
- Нет, предъявляешь. Ну, не ты, так подружка твоя покойная. Она – предъявляет. Про чистоту свою рассказывает, про любовь высокую, но только трахалась она со всеми напропалую, пила со всеми, курила со всеми…
- И с тобой? - тихо так поинтересовался Кит.
- Чего со мной? - не понял я вопроса.
- У тебя с Эльзой тоже было?
- Нет, ты чего Кит. Это я так, фигурально, - пыл мой куда-то испарился. Я выдохнул и взялся за сигарету.
- Ладно, Крокодил, ты извини меня. Зря я к тебе пристал. Просто не с кем было поговорить, понимаешь… Извини…
- Да, ладно.
Кит поднялся со стула. Я смотрел на него и видел, ну вот буквально видел, как уходит из него какая-то сила. Большая огромная сила, только не слабел он от ее ухода. Нет, даже скорее наоборот… Стало мне неловко.
- Кит, ты про дело говорил какое-то, - напомнил я.
- Ладно, оставь, я сам.
- Да чего сам-то. Может, я помогу…
- Найти мне надо одного человека.
- Кого?
Кит помолчал, а потом, словно решив что-то для себя, вернулся на стул.
- Ладно, слушай. В общем, я хочу найти того доброго человека, из письма.
- Зачем?
- Поговорить с ним хочу.
- Да о чем с ним разговаривать-то?
- Есть о чем. Понимаешь, если он к ней нормально относился, ну не любил, хотя бы, нравилась она ему – это одно дело. А вот если он просто так… Тогда все по-другому. Все по-другому…
Он закашлялся, хватил прямо из чайника воды и закурил…
- Кит, а как ты его найдешь, это когда было-то.
- Есть у меня ниточки.
- То есть?
- Понимаешь, я точно знаю день, когда это случилось.
- Как это?
- Понимаешь, Крокодил, я ее в тот день видел. Случайно увидел. Дождь лил жуткий, град даже был. И вот, поздно вечером я иду домой – вижу впереди Эльза. А походка такая, словно ей идти больно. Я в первый момент подумал, что она пьяная. Иду следом, но не догоняю. Ну, никогда я не мог к ней так просто подойти. Вот и иду следом, ну просто так, чтобы кто-нибудь не пристал. Вот, иду, иду… А она, мимо кустов когда шла, по тропинке, бросила что-то в кусты. Ну, я и подобрал…
- Что подобрал?
- Полотенце это было, в крови. Ну я тогда и про походку понял. Читал я об этом. Ну и рассказывали мне девчонки. Такое с некоторыми бывает…
- И это ниточка, - я попытался сказать это насмешливо, а главное, чтобы голос не дрогнул. Вроде получилось, потому что Кит спокойно продолжил.
- Это начало ниточки. Естественно, что домой я в тот вечер пришел очень поздно. Не мог, боялся, что сделаю что-нибудь плохое. Вот, поэтому я сначала просто по лужам шлепал и мерз, а потом понял, что могу найти его. Короче, я вернулся к тому месту, где я ее увидел. Я шел от магазина, передо мной ее не было, завернул за твой дом и увидел, она как раз к углу твоего дома подходила. Вот и получается, идти она могла либо из твоего дома, либо из соседнего… Во двор выходят только их подъезды…
- Хитро…
- Ничего хитрого. Тогда я осмотрел все пять подъездов. Два в твоем доме и три в соседнем. В крайнем подъезде соседнего дома я увидел окурки, она курила такие сигареты. Единственная в классе, а может и на районе. Она их в валютном магазине покупала.
- Вот блин!
- Я же говорил тебе, что я о ней знаю очень много… Ладно, это второй хвостик ниточки, но главное, рядом лежали еще окурки. То есть, они, он и Эльза стояли в подъезде и курили…
- Значит, он из того подъезда, - поторопился я сделать вывод.
- Нет. Хотя, я в первый момент тоже так подумал, но потом понял, что нет. Они там просто от дождя прятались, в квартиру-то не поднялись. Значит, он точно, не из того подъезда. Остается четыре. Его Эльза назвала добрым человеком, думаю, что она его не просто знала, она ему доверяла. Получается, что квартира его в этих двух домах, в этих четырех подъездах.
- Это грубо, сто шестьдесят квартир, - прикинул я в уме цифру.
- Меньше. Я ведь потом словно заболел желанием найти его. Я за месяц практически всех наизусть выучил…
Ох, как мне стало нехорошо. Даже в животе похолодало. Хотел я задать еще один вопрос, но Кит заговорил первым, сам.
- Вот если бы он мне тогда попался, когда я первый раз письмо читал, и на экране видел, как санитары ее в мешок упаковывали – тогда бы я его точно убил. Не задумываясь. А сейчас – не знаю…
Кит снова закурил. Потом взглянул на часы и спохватился.
- Ладно, извини Крокодил, что взвали на тебя все это. Ты голову не забивай. Я сам все сделаю, - с этими словами он и покинул мой дом…
* * *
Прошло уже два дня. Он ушел, и как пропал. Зато теперь я на улицу почти не выхожу. Белым днем еще ладно, да и то, до магазина и сразу назад. Сижу вот, пишу и думаю. Приходит в голову разное. Вот, например, сегодня утром, показалось мне, что Кит знает, кого именно Лизка помянула в письме. Может быть, тогда еще выяснил, а может сейчас… И ко мне он пришел, как раз для того, чтобы поговорить с ним – тем добрым человеком. Но тогда почему он ничего не сказал, почему ушел… Не знаю… Может простил, может задумал чего… Зато я теперь могу только ждать. Ждать, что звякнет звонок, или в дверь постучат. Я даже к окнам не подхожу, Кит ведь не сказал, кем именно он в спецназе служил. Вдруг снайпером… Хочется, конечно, верить, что он ничего не знает, и ничего выяснить не сможет. Все-таки сколько время прошло… Только я Кита знаю, и не думаю, что он сильно изменился. Если уж он смог пронести и сохранить свою любовь, то ненависть, наверняка, сохранит. Я, между прочим, только сейчас понял, что произошло тогда, во время разговора с ним. Тогда, на моей кухне, на том самом стуле, где сидела лишенная невинности Лизка, покидала его добрая сила, его любовь, а взамен нее, вселялась ненависть. Огромная. Я думаю не только ко мне, но что для меня важнее, ко мне тоже…