Москва.
1981 год.
Метро «Киевская».
Гостиница «Днепр».
Цементная коробка кондитерского цеха – печка в печке.
Цех маленький, уютный.
Летняя жара висела мучным облаком и сияла над головами трёх работниц.
Шуре под сорок.
Лиде под тридцать.
Розе под двадцать.
Привести бы их в порядок, да приодеть, – красавицы.
Шура – крепкая, как твёрдое яблочко. Из семьи деревенского колдуна. Гладкая, смуглая. Глаза чуть раскосые, рыжие. Губы полные, тёмно–красные. Характер бешенный. Настоящая чертовка. Разведёнка. Ушла от алкаша, когда тот поднял руку при ребёнке.
Лида похожа на лису Алису. Веселуха. Озорница. Интриганка. Дебелая блонда, крашеная в рыжий. Алкаша из дома выгнали. Лида подобрала. Счастью нет предела.
У Розы глаза большие, чёрно-синие. Густые тёмно-каштановые волосы. Худенькая, стройная. Зашуганный романтик. Когда коллеги пробивали на откровенные разговоры, отвечала, что девственница.
В отделе кадров знали, что разведёнка.
Буйный муж избивал:
- За что!?
- А было бы за что!
Сбежала.
Женщины, в потных спецовках на голое тело, соловели от жары и пива.
Шура могла позволить себе присесть и поспать. Лида должна была следить, чтобы Роза работала за троих.
У Розы в бригаде был статус – «молодая».
Ветеранили беспощадно.
Роза не унывала. Ей нравилось запускать руки в нежное тесто и формировать вкусно пахнущую выпечку. Роза проворная. Работала быстро, чётко, как автомат.
Рабочий день был ненормирован.
Управились и свободны.
Шура с Лидой домой не торопились.
Им охота с бабами из других цехов потрепаться.
В толчею метро да в коммунальный бардак всегда успеется.
Розе поскорее уйти охота. Коллег забавляло, как она молча бесится.
Намеренно тянули время.
Наконец, небрежно махали: «Ладно уж»
Шура проговорилась, что числится уборщицей душевой на полставки.
Роза потребовала ключ.
Душевая всегда закрыта.
Никто не знает, что она есть.
В глубине подвала безымянная дверь.
Вода только холодная.
Роза мылась по-быстрому, чтобы никто не засёк.
После холодного душа, как заново рождённая.
Почти час в набитом троллейбусе на работу – с работы.
Роза - мастер спорта по завоеванию свободного места в троллейбусе.
После рабочего дня ноги горят.
Она всегда таскала с собой книги.
Заняв место, можно спокойно поспать или почитать.
Дома возможности нет.
Роза делила комнату с мамой-истеричкой.
В коммуналке Роза тоже «молодая» .
В ванную практически не попасть. Нужно долго караулить.
Если удаётся прорваться, через пять минут начинают барабанить.
Тринадцать соседей. Старики – инвалиды с недержанием, буйные мамаши с уделанными младенцами.
Метро «Университет».
Улица Марии Ульяновой.
Доплелась Роза домой. Только села - мать завелась. Зашлась в крике. Розу ноги не держат: «надо поспать минут двадцать, и бежать отсюда, пока мать последние силы не высосала. Больной человек. Что поделаешь.»
Роза ложилась, накрыв голову подушкой.
Поспала чуть. Вскочила. Кинулась прочь. Мать на пути вставала, ногтями впивалась. Роза оттолкнула. Вырвалась .
Мать вдогонку кричит: «Не возвращайся!»
Среда душит.
После жаркого дня шла Роза в Воронцовкий сад подышать, поплавать в сумеречном тумане среди одичавших яблонь, набрать ароматной метеолы.
Домой приходила затемно. Мать спала.
К полуночи запах метеолы набирал силу. На листе поблёскивал светлячок.
Но бывало, что мать не спала.
Глодал энергетический голод.
Она вставляла ключ во входную дверь, чтобы Роза не могла открыть.
По часу мариновала на площадке.
Роза пыталась прикорнуть, сидя на батарее или прямо на бетонном полу.
Мать вылетала растрёпанная в несвежей, ветхой ночнушке.
И начинался ”концерт”.
После одиннадцати в коммуналке нельзя принимать душ и ванну.
Когда Роза пару раз пыталась, дотошные соседи пригрозили заявлением в милицию и выселением.
Мать могла кричать часами. Никого не беспокоило.
Иногда Роза не выдерживала и бросалась на мучительницу с диким рыком.
Пальцы сжимались на хлипкой шее.
«Жми сильней. Зачем мне такая жизнь?» - шептала мать.
И тогда у Розы в душе гасли огни светлячков.
Дом, наконец, погружался в сон.
Сашка спросил, почему у неё всегда круги под глазами, и не понял, что смешного в вопросе.
Приходя к нему, Роза сразу ложиться спать.
Он сидел на кухне, читал, пил чай.
Иногда Роза просыпалась, налив себе чая, сидела на балконе.
У Сашки дома - тишина, простор внутри и снаружи.
Из окон вид на три церкви.
Спится у него сладко, как у ангела на облачке.
Он приходил. Ложился рядом.
Любовник никудышный.
Грязнуля, ниряха, но его тело так вкусно пахло и дома у него всегда было свежо.
Он геолог. Пропадал месяцами.
- Сашка! Можно я у тебя поживу?
- Я могу тебя приютить, но не более.
Однажды осталась у него одна. Сразу стало страшно и неуютно.
Словно на неё набросился рой враждебных духов, охранявших Сашкино жильё.
Сорвалась среди ночи.
Поехала к себе – в ад кромешный.
Иногда после работы ехала Роза не домой, а в сквер у Новодевичего.
Ложилась в траву у пруда и смотрела в небо.
Потом шла в храм. Слушала пение. Дышала ладаном. Смотрела на огни свечей.
Была там икона Николая Угодника. Его лицо было не таким, как лица прочих святых, – отрешённым или строгим.
Во взгляде Николая Угодника был простой вопрос: «Как дела?».
От Новодевичего шла не торопясь в сумерках до станции метро «Спортивная».
До «Университета» две остановки.
В полупустой вагон вошли двое мужчин.
И стали активно искать контакт. Оба красивые, интересные, хорошо одетые.
Неухоженая Роза в мятом платье вряд-ли могла заинтересовать их серьёзно. Съём был игрой, искусством ради искусства.
Звали с собой в ресторан. Глаза слепило сияние хищной кармы этих явных криминальных элементов.
Но такой свободой повеяло!
«Думать забудь! Скалятся, как тигры. Отымеют вдвоём в кустах и выбросят."
На станции «Ленинские горы» тигры вышли.
Дома удача. Мать ушла в кино на последний сеанс. Можно спать спокойно.
После работы, как всегда, брала штурмом место в троллейбусе.
Не всегда удавалось.
В этот раз не удалось.
Уже смирилась, встав поудобнее, как вдруг заметила свободное место в самой середине. Продралась к нему.
Место пустовало, потому что никто не хотел сидеть с негром.
Для Розы эти гости страны были инопланетянами, не вызывавшими ни любопытства, ни неприязни.
С мыслью: «А мне наплевать», села и тут же почувствовала, словно каждый пассажир троллейбуса превратился в острый зуб в пасти хищника.
В детстве слышала сказку, что негры – это обезьяны, которые едят людей.
Но потом слышала и другие версии.
Глянула на парня. Человек. Только чёрный. Такие её не привлекают. Но чисто созерцательно – даже красивый. Только взгляд потрясённый, затравленный.
Выходя, улыбнулась, написала на билетике телефон.
Троллейбус загудел, как осиный улей.
Несчастный негр вскоре позвонил. Говорил только на французском.
Мама Розы когда-то мечтала о красивой жизни, учила французский и дочь научила. Правда, без практики знания притупились.
Но кое-что поняла Роза.
Студент. Недавно приехал. Москва понравилась. Всё бы хорошо, но только сел в такси и немного отъехал от аэропорта – из машины выкинули. Уехали с вещами.
Ни дня без того, чтобы не побили.
Как она могла помочь? Разделить с ним побои? Или привести в коммуналку?
Вот будет концерт! Соседи мигом сформируются в Московский филиал Ку Клукс Клана.
- Будет звонить иностранец – меня нет.
- Что за иностранец? – живо заинтересовалась мама.
- Француз. Не в моём вкусе.
«Зато в моём», - подумала мама. И у неё начался телефонный роман.