Шёл первый снег,
Бесчинно, хаотично.
Тогда с тобой не знали мы, что дорисовывал он бессовестно
наш седой, короткий век.
Шёл первый снег,
Беспрестанно, нарочито.
Взяв наш с тобою дом он в плен, рассказал нам по секрету,
Что зеркала в доме нашем не отражают наш союз,
Что голоса в твоей голове – лишь эхо века
последних красныx роз.
Шёл первый снег,
Слепой, как мир твоих надежд,
Он объявлял войну неверным и охлаждал собою кровь,
Что алою рекой шумела под белой кожей нежных рук.
Шёл первый снег,
До смерти боясь стать последним,
Он серебром покрыл наш сад,
Где осень не хотела зиму
к себе в гости приглашать.
Тогда играла музыка,
Не помню я сейчас,
То был Бетховен, то ли Брамс.
Рыдал рояль, под утешения оркестра,
В ночной тиши шёл первый снег:
Глухой, но гениальный, со страхом быть последним, растягивал своё крещендo.
Он тебя в ту ночь к себе забрал…
А я глупец, всё видел агат в чёрном отражении обсидиана,
Боясь прочесть последнюю страницу,
Я книгу так и не дочитал.
Я видел воду там, где давно уже звездою дальней сверкал
дрожащий лёд твоих улыбок.
Шёл первый снег, но для меня – последний,
В городе, что дал мне тело и душу, пожалев вручить свободу.
Можно сутками цитировать Антуана де Сэнт-Экзюпери
и не вернуть детство,
Но можно ребёнка в себе воскресить, если просто остановиться,
Подняться в гору и наблюдать
за суетой, за тщетностью иллюзий.
Ведь счастье взрослых похоронено в цветных бумажках,
Которым грошь цена при первом снеге,
Что боясь стать последним в плен взял тебя, меня, наш ветхий город
и все прозрачные обещания.