Однажды дон Хуан, я и четверо юношей находились в каменистой пустыне. Юноши были учениками одного из друзей дона Хуана. Все мы сидели вокруг ярко горящего костра. Была ночь.
- А теперь, парни, я вам кое-что покажу, - сообщил дон Хуан.
Он встал и зашёл за валун. Вдруг дон Хуан вышел из-за валуна и встал на том месте, где перед этим сидел. Я был ошарашен. На голове у него красовалась настоящая пиратская треуголка с круглым верхом и торчащими по бокам сложенными полями. Одет он был в длинный сюртук в фалдами, застёгнутый на одну-единственную блестящую пуговицу, и у него была деревянная нога. Вид у него был на редкость дурацкий. Интересно, откуда он всё это взял, здесь, в это дикой пустыне? Наверное, заранее припрятал за камнем. Я подумал, что ему бы ещё чёрную повязку на глаз да попугая на плечо, и будет точь-в-точь вылитый пират из детской сказки.
Дон Хуан медленно обвёл всех взглядом слева направо. Затем, немного постояв, он снова начал обходить валун и скрылся за ним. Я не заметил, как он шёл. Чтобы изобразить человека на деревянной ноге, ему, конечно, пришлось согнуть ногу в коленке и, когда он повернулся, я должен был бы это заметить. Но я, видимо, был настолько впечатлён всей этой мистификацией, что не обратил внимания на детали. Я надеялся, что дон Хуан вот-вот выйдет из-за валуна и с нетерпением ждал, но его всё не было. Я никак не мог понять, чего он хотел добиться этим представлением. После долгого ожидания я обратился к одному из юношей и спросил, не усмотрел ли он какого-либо скрытого значения в одежде дона Хуана: смешной шляпе и длинном сюртуке с фалдами, а также в том, что он вышел на деревянной ноге. Юноша озадаченно посмотрел на меня и сказал, что на доне Хуане не было шляпы и сюртука и уж наверняка никакой деревяшки. А была на нём чёрная сутана с капюшоном, как у монаха.
- Нет! - воскликнул другой юноша, - не было никакой сутаны.
- Неправда, - возразил третий, - дон Хуан был одет в лохмотья. На нём было поношенное пончо и обвисшее сомбреро.
Четвёртый юноша усмехнулся и сказал, что всё это — очень странная мистика, потому что дон Хуан был одет, как солидный господин, только что сошедший с лошади, и выглядел он как преуспевающий ранчеро.
Внезапно дон Хуан вышел из-за валуна.
- Нам пора, - сказал он, - этим парням нужно разобраться в своём «делании» самим. Попрощайся с ними.
И с этими словами он пошёл прочь, даже не взглянув на них. В этот миг всё происшедшее как-то разом вдруг на меня подействовало. Холодок пробежал по позвоночнику. Я поспешил его догнать. Я хотел задать дону Хуану несколько вопросов, но он приложил палец к губам. И только в следующий полдень в приграничном городке, где мы зашли в ресторан пообедать, дон Хуан вроде бы расслабился и я тут же забросал его вопросами.
- Я показал тебе частичку своего «неделания», - ответил он и глаза его озорно заблестели.
- Но мы все видели тебя по-разному. Как ты это сделал?
- Всё очень просто, - ответил он, - это была лишь маскировка. В известном смысле всё, что мы делаем, это маскировка. И всё, что мы обычно делаем, относится к области «делания». Человек знания может зацепиться за «делание» любого человека и явить тому разного рода мистику. Но на самом деле это не мистика вовсе. Вернее, мистика, но лишь для того, кто увяз в «делании». Те четверо, как и ты, пока ещё не осознали, что такое «неделание», поэтому одурачить вас проще простого.
- Но каким образом ты нас одурачил?
- Я могу объяснить, но для тебя моё объяснение будет полной бессмыслицей. Скажем так: как только человек рождается, он приносит с собой в мир маленькое кольцо силы. Это кольцо почти мгновенно начинает использоваться. Поэтому каждый из нас с самого рождения уже сидит на крючке «делания», наши кольца силы сцеплены с кольцами силы всех окружающих. Иными словами, наши кольца силы нанизаны на крючок «делания» мира. Тем самым и создаётся мир.
- Приведи какой-нибудь пример, дон Хуан?
- Например, кольца силы, твоё и моё, в данный момент зацеплены за «делание» этой комнаты. Мы её создаём. Наши кольца силы вызывают к жизни вот эту самую комнату, в которой мы находимся.
- Постой, постой, - перебил я, - эта комната существует сама по себе. Я не создаю её и у меня нет с ней ничего общего.
Моё возражение не произвело на дона Хуана никакого впечатления.
- Видишь ли, - продолжал он, - каждый из нас владеет «деланием» комнаты, поскольку значительную часть своей жизни мы так или иначе проводим в комнатах. А человек знания развивает другое кольцо силы — второе, то есть, кольцо «неделания». И это кольцо позволяет нам вызывать к жизни другой мир. Твоя проблема в том, что ты ещё не развил дополнительного кольца силы и тело твоё не знает «неделания».
Я не понял. Моё сознание было замкнуто на простом вопросе — одевал дон Хуан пиратский костюм или нет. Я спросил.
- Да я же только что всё объяснил, - воскликнул он.
- То есть, ты хочешь сказать, что не переодевался?
- Я только зацепил своё кольцо силы за твоё «делание». Всё остальное ты сделал сам.
- Невероятно!
- Нас всех учат вступать в некое общее соглашение относительно всего, что связано с «деланием», - мягко произнёс дон Хуан, - ты даже понятия не имеешь, какую мощь, какую силу несёт в себе это соглашение. Но, к счастью, «неделание» настолько же иллюзорно и несёт в себе не меньшую силу.
Вопросов у меня больше не было. Между тем, что я видел вчера и его объяснением лежала такая пропасть, преодолеть которую я был не в силах.
- Наверное, если бы я мог развязать все узлы своих дел и проблем, каким-то образом абстрагироваться от тех условий, в которых живу, мне было бы легче проникнуть в твой мир, - задумчиво произнёс я, - или, может, если бы я отправился к тебе жить в дикую пустыню. А сейчас я одной ногой стою в одном мире, второй — в другом, и в итоге от меня нет никакого проку ни здесь, ни там.
Дон Хуан долго на меня смотрел.
- Вот он, твой мир, - произнёс он, кивнув на людную улицу за окном, - ты человек этого мира. И там, в этом мире твои охотничьи угодья. Невозможно уйти от «делания» своего мира. И воину остаётся только одно — превратить свой мир в свои охотничьи угодья. Воин — охотник, и как охотник он знает: мир создан для того, чтобы его использовали. И воин использует каждую частицу мира. Воин подобен пирату — он берёт всё, что хочет, и использует так, как считает нужным, и в этом он не признаёт никаких запретов и ограничений. Но, в отличие от пирата, воин не чувствует себя оскорблённым и не возражает, если кто-то или что-то берёт и использует его самого.
(К.Кастанеда)