Дорога неожиданно стала пустой. Исчезли вездесущие фуры. Лишь колея, выдавленная в мягком асфальте, напоминала об опасности. Встречные машины не слепили глаза, и сразу захотелось спать. До Петрозаводска оставалось еще километров сто.
Минут десять я крепился, но потом стал терять контроль. Дорога качалась из стороны в сторону. Глаза слезились, веки наливались свинцом. Удобного для стоянки места долго не было.
Обочина узкая, опасная. Крутой откос и болото.
Там, где сухо и возвышенность, заросли гигантского борщевика.
Справа промелькнула узкая грунтовка, уходящая в поле.
Остановился, осторожно сдал назад, въехал на спасительную дорожку.
Заглушил двигатель, откинулся на спинку сидения и заснул.
Яркий свет фар и грохот двигателя привели в чувства. Сзади мою машину подпирал трактор. Что ему было нужно на этой дороге ночью не понятно. Съехать в сторону я не мог. Крутой спуск, болото. Пришлось двигаться вперед, чтобы найти место для маневрирования. Ехали в связке метров пятьсот.
Впереди показался лесок, и я вырулил на сухую полянку. Трактор недовольно взревел и помчался в ночь, будто за рулем сидел демон.
За деревьями виднелись полуразрушенные дома покинутой деревни. Черные стены и провалившиеся крыши создавали гнетущее впечатление. Видно, что здесь давно уже никто не жил. Все подходы к домам заросли высоким кустарником и молодыми деревцами. В одном доме из окон и через крышу торчали березки. Я прошелся метров сто и повернул назад. В темноте, почти там, где оставил машину, блеснул огонек.
Я забеспокоился.
Пришлось поспешить, вдруг это тракторист вернулся и решил поджечь мою машину.
Подбежал к машине, никого. Но метрах в тридцати, среди деревьев, заметил небольшой домик. Свет исходил оттуда. Как я его сразу не заметил? Подошел ближе. Не домик это, а часовенка. Совсем маленькая, тоже из черного дерева. Узкие оконца, тяжелая кривая дверь. Остроконечная крыша скрывалась среди ветвей. На фоне ночного неба чернел крест.
Сонливое состояние улетучилось. Я даже испытывал некоторое приподнятое чувство и возбуждение. Можно было сесть в машину и ехать дальше, но я подошел к часовенке и потянул скрипучую дверь.
Тесное помещение было освещено лампадкой. В воздухе висел густой запах ладана.
Маленькая сгорбленная фигурка, молитвенно сложив руки, совершала короткие поклоны. Старуха стояла ко мне боком, а к алтарю спиной. В тихом бормотании невозможно было разобрать слов.
Я стоял молча. Рассматривал внутреннее убранство. Несколько черных закопченных икон,
большое медное распятие на стене, латунный подсвечник.
В левом от распятия углу висела трех литровая банка. На ее дне был еле заметен маленький темный комочек. Периодически легкое дуновение доносило оттуда запах кошачьего.
Наконец-то старуха замолчала и перестала кланяться. Я понял, что молитва закончена и нарушил молчание.
- Здравствуйте. А у вас здесь принято молиться, стоя спиной к алтарю ? - произнес я игриво, - Бог там, где восход!
- Я не знаю места, где бы ни было Бога. - услышал я в ответ спокойный и бодрый голос.
Она повернулась в мою сторону, и я увидел молодое румяное лицо с ямочками на щеках.
Несоответствие старческой фигуры и девичьего лица вызвали у меня непроизвольную усмешку.
Женщина сделала вид, что не заметила ее.
- А как это место называется? - спросил я.
- Это Храм Святой Пирамидоны, в честь местной бывшей хозяйки Пирамидоны. Раньше деревня ей принадлежала и называлась Пирамидоновка.
Я задумался, перебирая в памяти известных мне святых.
- А кто это Святая Пирамидона? - так и не вспомнив, спросил я.
- Так вот она, - произнесла женщина, указывая рукой на трехлитровую банку.
Я вздрогнул, но виду не подал, что испытал внутренний испуг.
Мельком взглянув на женщину, я увидел, что левый глаз у нее был абсолютно безумный.
Не обращая внимание на мое замешательство, она продолжила рассказ.
- Большой был дом у нее, ломился от яств, богатства. Была у Пирамидоны жизнь веселая и сытная, забот никаких. Приказчик за хозяйством следил, служки дом убирали, народ не роптал. И я у нее тогда в кухарках служила.
Слова ее доносились до меня как сквозь пелену, а смысл их потихоньку ускользал.
- Но вот стали замечать, - продолжала женщина, - что погрустнела Пирамидона. Чаще в церковь ходить стала. Долго на коленях стояла, вымаливала себе жизнь вечную.
Потом успокоилась. Много лет с тех пор прошло, многие уже по умирали, а Пирамидона живет себе и ничего, только перестала почти есть и пить. Сухонькая стала, маленькая.
Еще время прошло. Праправнуки ее давно сошли в могилу, а она живет, только совсем сморщилась. Не ходить, не ползать не может. Лежит на боку и дышит раз в минуту.
Еще через много лет она совсем усохла. Стала на ладони помещаться.
Вот посадили ее в эту банку, и живет она в церкви, как и хотела, вечно.
Лежит здесь тихо, ни кому не мешает, только раз в год перевернется на другой бок и опять лежит.
Все это время я, молчал, слушал и не произнес ни слова.
Неожиданно женщина резко шагнула ко мне, и, остановившись в полуметре, шепотом спросила: «А ты веришь в приведения?».
- Нет, - ответил я тоже шепотом.
- А я верю, - произнесла она и медленно растворилась в воздухе.
Не помню, как я доехал до Петрозаводска. Долго мне снилась святая Пирамидона в банке.
Я еще несколько раз проезжал по этой дороге. Специально останавливался, искал съезд и заброшенную деревню Пирамидоновку. Но найти ее мне не удалось. И из местных про деревню никто не слышал.