Полярная страсть Торхаллы, часть 8

Павел Носоченко
               


Утро заглядывало в их дом через маленькое окно. Яркие лучи солнца освещали парящие в воздухе пылинки, блестящие доски обеденного стола и детскую кроватку, сделанную из тонких стволов  молодой березки. Непривычные к плотницкой работе руки рыбака собрали кроватку прочную, но кривенькую и грубую. На мягком матрасике, сшитом Торхаллой из зимней юбки, в цветных простынках лежал крохотный Бьёрн.
Часто, сидя у детской кроватки, Торхалла думала о прошлом, вспоминала, что совсем недавно она была одна. Думала, что ее семья возникла случайно и совсем неожиданно. Еще недавно она смирилась с тем, что рядом никого нет, и не будет. Смирилась с тем, что обречена на жизнь таинственной оборотницы. Свое поведение грубоватой и властной женщины она оправдывала одиночеством, отсутствием внимания, тепла и ласки.
Она терзалась от тишины и пустоты в доме. Боль физических превращений и обида от непонимания людей заставляли мучиться и страдать. Только одно радовало ее, это тепло и счастье от этих маленьких розовых облачков, которые вылуплялись из каменных яиц.
Они такие забавные и веселые. Они любят ее, целуют, поют ей песни. Торхалла любила, когда они садились ей на волосы, плечи. Кто-то устраивался на руках и коленях. У каждого был свой вопрос и настойчивое желание получить ответ от мамы. Вопросов было много, но все они сводились к тому, что розовым облачкам обидно, что у них нет ручек и ножек, как у других детей. Торхалла возражала, что это не главное. А главное то, что у них есть чистая и добрая душа.
Конечно, они сразу спрашивали, что такое душа? Торхалла могла объяснить, но боялась, что малыши ничего не поймут. Тогда она старалась, как можно проще, говорить им о том, о чем многие люди даже не задумывались.
Все люди имеют тела. Тела разные, большие и маленькие, красивые и страшные. Внутри тела каждого человека есть душа. Ее нельзя потрогать, увидеть, но можно чувствовать. Душа делает человека живым, способным мыслить, чувствовать, сознавать. Но самое главное – душа дает человеку возможность становиться лучше и чище.
Торхалла рассказывала, что далеко на небе есть Бог, который для всех живых на земле папа. Он дает каждому человеку маленькую частичку своей божественной природы. Каждый человек становится носителем крохотной частички своего небесного отца. Эта крохотная частичка бессмертна, она вечная, как и Бог на небе. А человек носит ее в себе, пока может ходить и дышать. Люди стали называть эту частичку - душа. 
Как только Торхалла заканчивала объяснение, то тут же слышала новые вопросы, на которые не знала, как сразу ответить. Облачка живо интересовались, как быть душе, если ей надоел человек, сколько душ может жить в одном человеке, где живет душа, когда человек отпускает ее, становится душа лучше или хуже, когда улетает от человека?   
Торхалла и не удивлялась такому интересу. Она чувствовала, что облачка уже и сами стали догадываться, что они и есть те самые крохотные частички небесного божества. Она чувствовала их задор и озорство. Не даром они спросили, сколько душ может жить в одном человеке. Если прочитать их мысли, то, скорее всего, эта фраза звучала бы так: сколько душ может поместиться в одном человеке?
Торхалла сразу раскусила их хулиганский настрой и предостерегла.
Человек, это не кукла, в которую можно проникать и устраивать потом спектакли, где главное действующее лицо и не понимает, что его используют как марионетку.
Она рассказала, что душа человеку дается одна. Человек, через душу, осознает себя личностью. Он понимает, что он мужчина или женщина, строитель или музыкант, царь, властитель жизней или бесхарактерный слуга. Если в человека проникают еще другие души, которые несут ему другое сознание, то человек начинает путаться. Сейчас он усатый дровосек, разрубающий огромным топором деревья, и через минуту становится дояркой, дергающей за сосцы бодливую корову. А еще через минуту он может быть вельможей, особой, приближенной ко двору. Человек начинает путаться в нескольких личностях, его действия становятся необычными и подозрительными для окружающих. Через некоторое время человек уже начинает страдать и мучиться. Его помещают в специальную клинику для душевнобольных и пытаются лечить или просто содержат в изоляции от других людей. 
Таких людей пытаются лечить не понимая, что это не имеет никакого смысла. Душа не лечится настоями трав, таблетками и инъекциями. Есть лишь один врач, способный что-то изменить. Он наверху. Только он может изменить то, что сам поместил в человека. И если человеку удастся до Него достучаться, то почти наверняка, он будет здоров. 
Облачка тихо и внимательно слушали Торхаллу. Они задумчиво разглядывали ее волосы, гладили руки и что-то напевали.
За всем этим наблюдал Сверре. Он смотрел на Торхаллу через прозрачную занавеску окна. Сидя дома, будучи ограниченным в движениях, он становился невольным наблюдателем. Он много еще не понимал в своей новой жизни. Иногда ему казалось, что он как в тумане, окутанный покрывалом глубокого сна. Казалось, что все, что с ним происходит, все действия, лица, предметы -  все это декорации загадочного спектакля. Спектакль этот не имеет конца. Одно действие в нем цепляется за другое, логическая нить появляется и затем исчезает в бессмысленном круговороте событий.
Часто ему казалось, что провалы в памяти, это его обычное состояние. Действие перед глазами неожиданно прерывается и черное нечто через временной промежуток открывает совсем другую картинку. Никакой связи между действиями предшествующими и последующими не угадывалось, и Сверре думал, что начинает сходить с ума.   
Где, все-таки, он живет? С кем? Кто эта женщина со странным поведением, исполинской внешностью и неповторимой природной притягательностью. Он привык к ее причудам и странностям характера. Вот и сейчас, глядя, как она разговаривает сама с собой, темпераментно взмахивая руками и поучительно покачивая головой, он улыбался и думал, что, наверное, в жизни не самое главное иметь трезвый ум, твердый характер и правильное поведение среди людей. Важнее быть добрым, отзывчивым и бескорыстным. Это как собака, накормленная с твоей руки. Она не предаст, будет ласкаться к хозяину, и защищать его, не разбираясь, прав он или виноват.
И какое ему было дело до этих каменных яиц. Кому-то нравится ухаживать за цветами, кому-то за деревьями. Ей вот за камнями.
Сверре подозревал что, пока его не было рядом, у Торхаллы любви и тяги к этим камням было значительно больше.
Вот она сейчас сидит в лучах яркого солнца, что-то говорит, проводит по воздуху руками, как будто разглаживает невидимые ленты, улыбается и ему кажется, нет, он точно уверен, что все слова, которые она говорит, все мысли касаются его. Но почему она не сядет сейчас рядом с ним и не расскажет это все ему? Почему она там одна, улыбается сама себе, смеется и говорит с пустотой? Пусть она немного странновата. Но она добра к Сверре, любит его, бережёт. 
Ему все чаще казалось, что это глубокий сон, который длится уже не одну жизнь. Вот и сейчас он присел на скамью, оперся спиной о стенку и закрыл глаза. Через закрытые веки он различал солнечные блики и тени от ветвей и листвы. Мир пропал вокруг и превратился в звуки, запахи и потоки ласкового тепла. Он представил себе лес, деревья с ярко зелеными кронами, суетных птиц, прыгающих с ветки на ветку. Он увидел сияющую Торхаллу, бегущую не касаясь земли, увидел странные розовые облачка, окружающие ее словно стайка птиц. Она была счастлива и излучала радость. Та легкость, с которой огромное тело Торхаллы парило над землей, удивляла. Яркий, мягкий свет, заполняющий все вокруг, превращал неживое в живое. Вдруг черное пятно проскользнуло по яркому экрану, но лишь на секунду. Через некоторое время уже несколько черных клякс появились на светлом полотне перед глазами Сверре. Тревога и необъяснимое беспокойство овладело всем его телом. Он вздрогнул, встал и, попираясь рукой о стену, доковылял до двери. Распахнул ее и замер на месте. По средине двора стояла Торхалла и улыбалась. Рядом с ней стояло несколько человек в черных одеждах. Двое держали в руках огромные кресты. Еще двое одевали на Торхаллу кандалы. Ноги уже были скованны, руки обмотали цепями и сковывали запястья. Она не сопротивлялась. Стояла спокойно, не напрягаясь ни одним мускулом. Сверре знал, что один ее взмах рукой раскидает людей в черных церковных балахонах на многие метры. Но она даже не пыталась себя защитить. Сверре бросился ей на помощь, но как будто завяз в трясине. Воздух казался плотным и неподатливым. Пытался ударить, но рука была мягкой и слабой. Кулаки проваливались в пустоту. Обида от этой беспомощности забирала последние силы. Торхалла послала ему последний взгляд, наполненный любовью и счастьем. Через мгновение что-то тяжелое и твердое ударило Сверре в лицо. Он упал. Вокруг стало темно и тихо. Он уже не видел, как  Торхаллу потащили со двора, как бросили рядом с такими же скованными, стоящими на коленях.
Сверре не видел, как облачённый в черное человек, с капюшоном на голове, зачитывал бумагу, долго бубнил и в конце произнес «Амен». После этого солдаты вонзили копья в несчастных. Били до тех пор, пока жертвы не перестали дергаться. Тела поместили на заранее подготовленный хворост и запалили. Три дня селяне подбрасывали дрова, не давая пламени потухнуть. Кости смешались с золой, все превратилось в черную муку. Жаркий сухой ветер разнес эту черную пыль на всю округу, покрыл ею деревья, крыши домов, окна, телеги, ведра, топоры, все. Черная пыль осталась несмываемой меткой.
А Сверре все лежал в забытье. Прошло еще сто лет. Крыши домов провалились, стены поехали в сторону, пустыми глазницами окон смотрела тишина. Не было ни человеческой речи, ни пения птиц, ни звуков животных. Все вымерло. Еще через сто лет он проснулся.

Сверре проснулся от шума упавшей занавески. Мешковина, закрывающая вход в пещеру, была теперь совсем легкой. Упав на пол, она открыла дорогу солнечному свету, заигравшему на стенах и потолке пещеры зайчиками. Сверре раскрыл глаза и увидел, как маленький зеленый мотылек вспорхнул с покрытого мхом камня. Попав в свет солнечного луча, он маленькой зеленой звездочкой вылетел из пещеры. В ногах у Сверре лежала пустая помятая фляжка. Её содержимое помогло выжить и погрузиться в глубокий сон длиной в сотни лет. Выжить там и вернуться назад. Успеть полюбить, радоваться, потерять любовь и вновь обрести ее навечно.
Он встал, ровной сильной походкой вышел на воздух, навстречу солнцу и волнующемуся морю. Синие волны били в берег с огромной силой. Дым от костра был виден теперь далеко. Сверре  всматривался вдаль, спокойно и уверенно ожидая спасительную лодку.