Приснился мне с четверга на пятницу странный сон. Такой странный, что мысль о нем не дает мне покоя.
А видела я следующее: сидим мы небольшой компанией на греческом пляже под широким гавайским тентом и мирно беседуем. Время послеполуденное, жара становится невыносимой, море горячим, и пляж постепенно пустеет. Но мы так увлечены разговором, что единодушно игнорируем опасность получения солнечных ожогов – речь идет о долларовом коллапсе, борьбе Ротшильдов с Рокфеллерами, современном фашизме, понимании qui prodest, и конечно об Украине.
– Нет, я не понимаю, – говорит моя приятельница, – я не понимаю, почему Украина распо … .
Но в этот момент, перебивая ее на полуслове дружеским приветствием, к нам подходит какой-то человек средних лет в шортах и тенниске, с зажатой в ладони белой бейсболкой. Подошел он неожиданно, со стороны моря, в котором уже никто не купался, а песок настолько раскалился, что больно было наблюдать за его передвижением по направлению к нашему тенту.
– Я знаю, что делать с Украиной, – уверенно сказал он. Так уверенно, что муж приятельницы сразу же освободил ему место в тени и протянул бутылочку содовой из термобокса.
– Так что же делать с Украиной? – с интересом поинтересовались мы.
– А с Украиной надо сделать следующее,- ответил незнакомец. - Связать и провести курс интенсивной терапии. Все как положено при остром состоянии – пару ампул модитена, плюс галоперидол или сероквель, и на закуску литий. И так каждый день пока в себя не придет, а там и поговорить можно.
Мы молча переглянулись. – Вы психиатр? – спросил муж приятельницы, отхлебнув из бутылочки содовой.
– Это же карательная психиатрия, – задумчиво сказала приятельница, поправляя вылезшую из-под банданы прядь волос.
– Это наигуманнейшее оказание помощи больному, представляющему угрозу для себя и окружающих, – четко выговаривая каждое слово, сказал незнакомец, и я заметила, что тень в том месте, где он сидел, ушла, и солнечные лучи отражались от его лысой головы, как будто она была покрыта зеркальной пленкой.
– Наденьте бейсболку, не рискуйте, – участливо сказала я.
Но незнакомец не обратил на мои слова никакого внимания и как ни в чем не бывало, продолжил:
– После того, как острое состояние будет снято и Украина вспомнит, кто она и откуда, кто ее братья-сестры, кто желает ей добра и кто зла, тогда она снова войдет в свои рамки и научится отличать друзей от врагов. Пару лет поддерживающей терапии – и все придет в норму.
– Хорошо бы, – заметила моя приятельница, глубоко вздохнув, – а то Украина и вправду как будто рехнулась.
– А вы как думали? – переспросил незнакомец, обводя компанию взглядом. – Оппозиция к близким, это, по-вашему, признак чего? Это, друзья мои, типичнейший признак шизофрении, и если ее не лечить, происходит самое настоящее саморазрушение, гибель, конец. Именно это мы сейчас и наблюдаем, разве не так?
– Но американцы … , – начал было мой деверь.
– Вы имеете в виду, что у них лучшие средства лечения психических заболеваний? – перебил его незнакомец. – Я вас уверяю, что это не так. Это чистой воды пропаганда. Универсального средства лечения нет ни у кого, никто еще не влез в человеческий мозг настолько, чтобы контролировать скачки серотонина. Поэтому превратить нелюдей в людей можно с успехом и нашими средствами.
Наступило неловкое молчание. Похоже, незнакомец был прав, и возразить ему по существу было нечего. Как будто очнувшись, мы заметили, что находимся под нещадными солнечными лучами, и начали поспешно передвигать лежаки и стулья в тень. Когда же мы снова расселись по своим местам, незнакомца с нами уже не было. Он исчез так же неожиданно, как и появился. Но на маленьком пластмассовом столике рядом с пепельницей и пустой бутылкой содовой осталась лежать его белая бейсболка, над козырьком которой крупными буквами было написано: Сероквель Украине!
авг.2014