Высвободив руку, Ульяна взяла со столика часики. Не включая плафона, дождалась уличного фонаря, быстро промелькнувшего, но давшего возможность рассмотреть, что часовая стрелка только начала отползать от цифры три. Вагон несколько раз качнуло, сильнее, чем обычно – наверное, состав проходил через стрелку. В купе было душно. Ульяна осторожно поднялась с полки, перегнулась через столик, заставленный какой-то снедью, и взялась за ручку. Пришлось, почти повиснув на ней, чтобы тугая пружина подалась со скрипом. В купе ворвался свежий и прохладный воздух, в купе запахло скошенной травой и росой. По телу побежали приятно-щекочущие мураши. Ульяна потянулась, приподнявшись на цыпочки, а руками стараясь дотянуться до верхнего плафона, вагон еще раз тряхнуло и она, охнув, вынуждена была присесть на соседнюю полку, где стопочками были разложены одеяла, которые не занадобились – жара ведь кругом. Стопочки свежих наволочек, простыней и полотенец этого и ожидавшие, быстренько посыпались на пол, на вытертую ковровую дорожку. В другую минуту Ульяна поделилась бы с нами своим богатым запасом матерных выражений, который она успела накопить за свой пятнадцатилетний стаж работы проводницей, но это был не тот случай. В этот раз она лишь присела на корточки и спокойно стала разбирать непослушные принадлежности по стопочкам и укладывать их на место.
Позади нее на полке послышалось движение – Ульяна оглянулась.
- Спи, Сашенька, рано еще.
- А ты, однако, поднялась. Тесно тебе?
- Нет, что ты. Просто привычка. Надо обойти вагон, посмотреть, что к чему, а ты спи, – Ульяна улыбнулась, отвернулась и продолжила заниматься упавшим бельем.
По голой спине кто-то пробежал, она ойкнула и, забросив руку за спину, попыталась поймать непрошеного гостя. Послышалось тихое фырканье. Ульяна улыбнулась. Сашенька.
Одеваться не хотелось. Ветер из открытого окна приятно щекотал тело. Ульяна посмотрелась в оконное зеркало. Она была красива. Не как когда-то. Но все еще на нее было приятно смотреть, особенно вот так, в полумраке, в быстрых отсветах фонарей за окном. Раньше, когда-то давно, ее фигура, ноги, грудь, все это было точеным, словно рожденным резцом из камня. Но время стерло уголки. Тело потеряло эту остроту. Углы, острые кромки как бы сгладились, красота перешло в иное состояние. Плавности перехода от округлого бедра в округлость небольшого животика, от округлости плеча к округлости груди. Острота исчезла, и больше не ранила, а плавность привлекала.
Нехотя она оделась. Используя облегченный вариант униформы, т.е. без нижнего белья и сорочки и не в туфлях, а в тапочках. Оглянулась на Сашеньку и тихо вышла в коридор. В вагоне было тихо. Немного покачиваясь, Ульяна прошла по коридору. Заглянула в пустое, 6 купе. Там никто не баловал. Белье было разложено, салфеточка точно по середине столика. Оглядев привычным быстрым взглядом хозяйство, она вышла и закрыла купе на ключ. Дошла до дальнего тамбура. Там курил, медленно выпуская колечки, пожилой пассажир из 3 купе.
- Не спиться Вам? – то ли поинтересовалась, то ли упрекнула Ульяна.
- Старость. Да и домой еду, тридцать лет не был, – то ли оправдался, то ли ответил пассажир. Ульяна кивнула и вышла из тамбура. Ночные разговоры не входили в ее планы на остаток сегодняшней ночи.
По дороге к себе в купе, она лишь привычно поправила сбившуюся дорожку. И тут же, быстренько нырнула к себе. Больше ночью их ни кто не тревожил…
От N-на до границы этот поезд идет пятеро суток. Он считается скорым, хотя и выстаивает положенное время под семафорами и на перегонах, когда его опережают курьерские или специальные составы, или еще какие-нибудь, которым почему-то надо быстрее, чем этому скорому. Но Ульяна радовалась каждой задержке. Потому, что…
Работать на нем, конечно не одно удовольствие, как мог бы сказать кто-нибудь, но дело прибыльное. Потому, что на границе он не останавливается, а, сменив колеса, следует дальше. А отсюда иначе решается и вопрос зарплаты и мест где эту зарплату можно потратить. Хотя в последнее время любителей ездить поездом стало значительно меньше, особенно за границу, перемещение теперь осуществляется посредством авиалиний или автобусов – кому, что по карману. Но с другой стороны и контингент пассажиров сформировался особый. Попадаются, конечно, и среди них крикливые бабенки или какие-нибудь зануды среднего возраста, которым и чай не горячий и белье не достаточно свежее, но как говориться на всякий роток не накинешь платок. Проблемы-то как раз грозят не со стороны пассажиров. Слишком уж привлекательное место для работы оказывается этот поезд…
- Что же ты его не бросишь?
- Ну как же, Сашенька. Кто меня и где ждет. А мне уже далеко за тридцать. Двое у меня. Их кормить надо, одевать. В абы что, их не оденешь, а они у меня, - Ульяна постучала по деревянному поручню, - сейчас как куколки одеты. Я же ведь не жалуюсь. Я говорю просто – не легко. Это ты, Сашенька, птичка вольная. Мы ведь с тобой только в поезде и встречаемся. Уйди я, ты ведь забудешь меня в один момент.
- И никогда не хотелось тебе Ульяна остепениться, сойти с этих вечно качающихся полов, от этих пассажиров…
- Хотелось. Хотелось, конечно. И не раз, а потом посмотрю, иногда поплачу и иду на работу, – она тяжело вздохнула, к глазах заблестела слезинка. Она привалилась к Сашеньке. Узкая, холодная рука легко коснулась Ульяниной головы. Ульяна прижалась крепче…
- Улечка, сколько мы с тобой встречаемся? Три года, четыре?
- Четыре будет зимой. А что?
- Расскажи мне о себе. А то мы все как-то урывками. Ночью из постели не выбираемся, а днем ты мотаешься по вагону, с тобой по-человечески поговорить невозможно.
- А что же рассказать тебе, Сашенька?
- Все.
- Все… все я без водки не могу. Постой. У меня здесь где-то была заначка. Только мне одеться надо.
- Вот еще. Мне приятно на тебя смотреть, когда ты не одета.
- Я страшная, когда вот так…
- Я тебе потом скажу, какая ты вот так, – Ульяна поднялась, наступив на полку напротив, достала сверху сумку, из которой извлекла бутылку «Смирнова» и что-то из закуски.
- Значит, рассказать все…
- Да, а мне передай сигареты. Разрешишь здесь.
- Конечно, Сашенька, – Ульяна смотрела, как вспыхнул огонек зажигалки, как малиновым засветился кончик сигареты, но молчала. Потом вздохнула, налила себе водки в граненый стакан. Немного, четвертую часть. Выпила. Поперхнулась – теплая водка не была особенно приятной на вкус. Смахнула со столика кусочек красной рыбы и, прислушиваясь к разливу тепла внутри себя, стала жевать солененький кусочек.
- Говори же, Ульяна.
- Родилась я 19… году в городе Заокске. Знаешь где это?
- Нет.
- Ну и ладно. В семье нас было две девчонки и старший брат…
Поезд постукивал колесами, вагон покачивался. Мелькали станции. Несколько раз грохот заглушал голос Ульяна – поезд проезжал через тоннели. Водка потихоньку убывала, а с души все лилось и лилось потоком, неискоренимая бабья тоска, вперемежку с улыбками, вздохами, слезинками и прочим, без чего не мыслиться бабья жизнь…
- Закончила училище, железнодорожное. Вышла замуж. – Ульяна осеклась, - может не надо про мужиков-то?
- Рассказывай все. Я не ревную.
- Попала на этот поезд. Почти сразу. Только пару месяцев проболталась в какой-то Ташкентской развалюхе. Там меня приметил Николай Степанович Ленцов. Его переводили начальником на этот поезд. Он и предложил мне идти с ним. А я по наивности согласилась, потому, что считала, что добро делают просто так.
- А как оказывается делается добро на железной дороге?
- А вот так. Пришел он как-то ко мне вечером, месяц я, наверное, отработала, принес водки, закуски. Выпроводил напарницу с каким-то поручением. Начал разговоры разговаривать, а после третьего стакана, попросил меня открыть окно. Я к нему спиной повернулась, а она сзади обхватил меня и… - Ульяна остановилась, торопливо налила себе и одним махом выпила. – Минут двадцать елозил, вымазал меня всю. Я хотела с собой покончить, когда он ушел, но пришла напарница моя – Зинка. Потом из второго спального Тамара. Напоили меня до беспамятства, а поутру, когда я маялась с головной болью, объяснили мне, что все они побывали под ним. И что ложатся по первому его требованию, а те, которые гордые, те проводницами ездят из Верхнего Урюпинска в какие-нибудь Нижние Бандарлоги…
- Куда, куда?
- Нижние Бандарлоги, – недоуменно проговорила Ульяна глядя на Сашеньку. Сашеньку трясло от хохота, – Это Тамарка так говорит. А где это?
- Ой, не знаю, но точно где-то далеко.
- Тебе смешно. Я сильно глупая, да?
- Ты просто не самая умная, Ульяна. Он и сейчас заходит?
- Уже нет. Его выгнали поле одной истории…
- А дальше?
- Я тогда по глупости своему бывшему рассказала…
- Ты действительно не самая умная.
- Он меня отметелил. Сначала из дома выгнал, я около двери ночь так и провела. На коленях прощения просила, но он утром ушел. Совсем. Я поревела, дочерей отправила к матери, а сама вернулась на работу. Поначалу хотела перевестись, да девки отговорили. А почти четыре года назад у меня случилось с тобой. И стало мне не до уходов. Вот так вот.
- Ты что же любишь меня?
- Не знаю. А бывает такая любовь? Но живу теперь встречами. От тебя до дочек, от дочек до тебя.
- И что кроме меня у тебя больше никого нет?
- Я не хотела говорить…
- Но ужа начала…
- Но ты ведь понимаешь, мне мало только тебя, мы ведь видимся редко да и…
- Ты говори, говори Ульяна…
- В общем, постоянного никого у меня нет. Но бывает иногда так тоскливо, так плохо, что я присматриваю какого-нибудь одинокого мужичка. И пока едем… бывает что и… Ты ведь меня не бросишь, правда?
- Да Бог с тобой. Случайные встречи, случайные мужчины. Я не ревную. Но тебе не страшно бывает, а вдруг какой-нибудь маньяк или убийца.
- Нет. Только мы ведь когда уединяемся, то обязательно предупреждаем или напарницу или соседку. На всякий случай. Если слишком долго нет вестей, то они могут прийти и постучать, тогда я обязана откликнуться, если у меня нет проблем.
- Почти шпионские страсти ты рассказываешь. А всего-навсего проводница.
- Разве это страсти? Вот года полтора назад это были страсти. Вот тогда были страсти.
- А что было полтора года назад?
- Тебе, правда, интересно?
- Да.
- Только можно я оденусь?
- Конечно, да и мне следует. А то прохладно.
- Может закрыть окно?
- Нет, нет, я еще покурю.
- Так вот…
* * *
Как сейчас помню, это была осень. Холодная, но еще светлая, прозрачная, а потому и особенно тоскливая. Тебя я не видела на тот момент уже почти полгода. Девочек своих не видела уже больше недели, но главное, наверное, осень виновата. Выйдешь на перрон на какой-нибудь станции. Солнце светит, а тепла нет. Знобит только. Воздух горький, небо ультрамарин и просто физически ощущаешь, как сердце сжимает тоска…
В общем, когда в N-не в поезд сел мужчина, и я положила на него глаз. Был он среднего возраста. Статный такой, видно, что не женат, но холеный. Ну, знаешь, наверное, такой тип мужчин, которые умеют сами заботиться о себе. Был у него огромный чемодан и кейс. Он, наверное, заметил, что я на него обратила внимание, перекинулся со мной парой вольностей, которые, я приняла спокойно, давая понять, что он в зоне моего внимания. В общем, пока, суть да дело, посадка в вагон, проверка билетов и т.п. я с ним не виделась. Верка, сменщица моя, быстренько просекла, что я на взводе, примерилась глазами, что бы запомнить лицо, если вдруг что не так и когда посадка была закончена тихонечко свалила к Тамарке, тем более, что это была моя смена.
По ходу дела, я к нему последнему зашла с проверкой билетов, мы быстренько, на скорую руку позанимались…, яростно так, но с соблюдением предосторожности. Ну, в смысле даже не раздеваясь. Он по видимому человек бывалый и поэтому старался, вышло очень даже хорошо, мне даже захотелось покричать немного, что со мной бывает не часто. Мы разошлись, и я уже прикидывала в уме, как оторвусь сегодня ночью. Поэтому остаток дня тянулся достаточно долго, и я по сути дела больше маялась в ожидании.
Где-то за час до окончания смены появилась Верка, я растолковала ей положение вещей. Сказала, что буду не в нашем купе, а у него. Мы договорились, что к чему, но тут раздался звонок, со мной связывался начальник поезда. Я уж подумала в первый момент, что этому хрычу приспичило, я, конечно, отговорилась бы, сказала, что у меня месячные, но он поинтересовался есть ли у меня свободные места. Я сказала, что есть. Тем более, что у него есть данные, просто он проверял, не везем ли левых пассажиров. Потом он сказал, что ко мне подойдет женщина и ее надо поселить. Я понимала, что вечеринке грозит облом, но потом подумала, что мою вечеринку можно будет перенести просто в купе проводника.
Через некоторое время подошла женщина. Увидев ее, я поняла, что облом будет действительно крупный. Это была блондинка, лет двадцати пяти. Форм, что ни на есть самых модельных. Лифчик я на ней не разглядела, но за то вдоволь насмотрелась на трусики, которые мини юбка прикрывала только самую малость. Когда я селила ее к моему пассажиру, он естественно забыл про меня и пялился на ее голые ляжки. Не сказать, что я была в отчаянье, нет, я была жутко злой. На весь мир. Но делать нечего. Блондинку пришлось селить и оставлять их вдвоем.
Спустя час пришел начальник. Был он уже слегка «подшофе», но саму малость, а это означало, что с блондинкой он договорился еще при посадке, поэтому был без привычного джентльменского набора. Надо было видеть его рожу, когда он увидел, что его место занял этот мой пассажир. Он отвел меня в сторону и потребовал, что бы я его выселила, но я сказала, что у него и билеты в порядке и сам он занимает это место вполне на законных основаниях. Разбирались мы с ним минут двадцать. И по мере того, как он распаляется, я поняла, что расплачиваться за это блондинку придется мне.
Этого мне не хотелось. И дело было не только в том, что я точно знала, что он представляет собой, как мужчина. В тот момент мне впервые пришла в голову мысль, что стала я похожа на что-то второсортное, что меня можно использовать только потому, что ничего лучше нет. Я начала отмазываться, но оказывается, что это девка так его завела. Все оказалось намного сложнее.
Верка как-то не просекла ситуацию, поэтому свалила, как только появился начальник в соседний вагон, к подружке. Наверное, за нашими собственными разборками мы и пропустили, что в соседнем купе не все идет как надо. А был там шум не то ссоры, не то разговора на повышенных тонах. Слышимость в наших поездах не настолько плохая, чтобы ничего не слышать, но и не настолько хорошая, что бы было можно разобрать каждое слово. Пока вдруг не раздался громкий крик. Я узнала голос пассажира. Начальник опять потерял интерес ко мне, потому, что нашел повод выпроводить пассажира из купе, вплоть до привлечения наряда милиции. Резво соскочив с полки, где пытался попользовать меня он вышел из купе и, поманив меня за собой, направился к соседям. Я пока поправляя все, что он успел сдвинуть из одежды несколько отстала. Подошла как раз в тот момент, когда начальник уже открыл дверь и сделал шаг вовнутрь.
Я не то, что очень любопытна, но в тот момент я была вроде как лицом заинтересованным. Но вместе с этим и видела я, наверное, не в том порядке, в котором увидел это все начальник.
Девка сидела на постели, поджав под себя ноги, грудь ее торчала наружу, а кофточка была разодранной, юбка валялась рядом. Пассажир был в трико, по-видимому, готовился ко сну. Все купе было забросано шмотками. Я в первый момент не успела даже определить, чьи собственно вещи валялись по всему полу. Потому, что были там и женская комбинация, и мужская сорочка. Пассажир, которого я видела только частично, стоял центре купе и, показывая на девицу, громко говорил начальнику, что блондинка эта воровка. Что у него из костюма пропали деньги. Это по-видимому должно было объяснить, то немного на ней было, было приведены в негодность.
Девица же, шмыгая носом и вопила истерическим голосом. Шум начал потихоньку будить пассажиров в соседних купе. Девица объясняла, клялась, божилась и чего-то там еще, что он, пассажир пытался ее изнасиловать. Начальник, как это было видно, собирался принять сторону девицы, а я считала, что появление в общественном месте в таком виде и есть прямая провокация. Так, я по-видимому я оказалась на стороне пассажира. Все это длилось буквально минуты полторы, за это время я пыталась проникнуть в купе и попытаться выдворить оттуда всех, а заодно, если получиться заставить их заткнуться.
И вдруг все стихло, только девица сквозь слезы убеждала окружающих, что пыталась лечь спать, как на нее набросился этот мужчина. Вдруг начальник подался назад и мне, наконец, удалось проникнуть в купе. Наконец, я смогла рассмотреть блондинку во всей ее соблазнительности, но это было только на миг. Потому, что в ее руках увидела наведенный на пассажира пистолет. Был он такой блестящий и тяжелый, что я как завороженная уставилась на него. Правда, не одна я конечно. Все смотрели на ее дрожащие руки. Оторвав на какой-то момент взгляд от этой блестящей штуковины, я увидела, что по лицу блондинки течет вся ее косметика, на левой щеке разливается пятерня. Я почему-то предложила, что это след от руки пассажира. Голос мой куда-то пропал. Я начала пятиться, как когда-то пятился на меня начальник, но тот не желал выходить из-за моей спины. Я вынуждена была оставаться в первом ряду этого спектакля. И тут пассажир заговорил. Говорил он медленно, обволакивающе. И хотя все это относилось не ко мне, а к блондинке, если бы у меня был пистолет, я бы тоже его опустила. И мне вовсе было не обязательно что бы он отходил от меня и садился напротив, по диагонали.
Он продолжал с ней разговаривать, но меня интересовал не столько смысл слов, сколько звучание самого голоса. Я опять посмотрела на пистолет, руки блондинки дрожали, и пистолет постепенно опускался, я не видела, что он лег на колени, может быть, она опять его подняла. Я медленно посмотрела на пассажира. Он, как будто успокаивая ее, успокаивался сам. Вот рука его расслабилась, вот он откинулся на перегородку между купе, вот он попытался пристроиться поудобнее и медленно наклонился вперед, приподнимаясь на сиденье…
Вдруг я увидела как он начинает двигаться вперед, мне показалось, что он начал падать и я чисто автоматически попыталась поймать его, но двигалась я медленней чем он и получалось так, что мои руки должны были поймать только его голову, которая если я правильно это воспринимала, ударила бы меня где в районе живота, но этого не случилось. Руки мои прошли через пустоту, какую-то горячую и мокрую. Я не поняла в чем дело, т.к. перестала видеть его голову, продолжая, тем не менее, видеть его тело, которое, как-то резко дернувшись, бросилось на меня. Я, отступая, споткнулась, плюс тело которое упало на меня, в общем, мы с пассажиром рухнули на начальника поезда и любопытных пассажиров. Я посмотрела на свои руки и увидела, что они в чем-то красном, сером и какими-то белыми вкраплениями. Блондинка за моей спиной дико завопила и я на какой-то момент вырубилась. Последнее, что я видела это твое лицо Сашенька, точнее глаза, которые просто впились в меня.
Когда я пришла в себя, то была уже в своем купе, а рядом со мной находилась Верка. Она и рассказала мне часть истории, которую я не застала. Оказывается, пока я валялась в обмороке, начальник начал разборки с блондинкой, что она выстрелила в пассажира, а та вообще уже за гранью истерики орала так, что уши закладывало. Из ора этого можно было узнать, как сам начальник пытался эту блондинку оприходовать за место в поезде, как облапал ее всю, когда провожал к этому вагону и так далее и тому подобное. Что она это терпела, потому, что вынуждена была. Что у нее какое-то срочное дело. А когда выяснилось, что ее подселили к этому маньяку, то она совсем чуть с ума не сошла. Что сыпаться на нее всякие разные напасти и деваться ей некуда.
Я поднялась, умылась и переоделась. Все, что было на мне, было в крови и мозгах пассажира. Оказывается, всю эту кашу на себя приняла…
Потом пришла милиция. Начальник станции и еще какие-то люди. Они что-то делали в том купе. Один в форме охранял купе от посторонних. Я была в своем купе, меня то колотило, то бросало в жар. За стенкой я слышала, как переговаривались милиционеры. Как искали пулю. Выяснилось, что пистолет, который был в руках блондинки, был даже не заряжен. Что убили пассажира из другого пистолета. Поезд ни куда не двигался. Потом вагон вообще отцепили. Предварительно опросив, всех тех, кто присутствовал в поезде. С начальником поезда после допроса начал разбираться начальник железной дороги. И было ясно, что с начальников этот козел все-таки слетит. Так как всплыла эта история с блондинкой с самого начала.
Мы переживали, чтобы не всплыли наши собственные грехи, но, по-видимому, мы никого не интересовали или были не настолько виноваты…
Потом, когда начался досмотр вещей, для нас пошли косяком сюрпризы. Один за другим. Оказалось, что в кармане этого пассажира было еще несколько паспортов с его фотокарточкой, но другими именами и подданствами. Когда начали осматривать чемодан, то в нем нашли маленький чемоданчик, в котором аккуратно упакованная лежала винтовка с оптическим прицелом. После более тщательных поисков был найден пистолет, из которого стреляли в него. А на нем только его отпечатки пальцев. Как мне объяснили наши, он наверное когда садился и девахе мозги компостировал, то наверное и достал пистолет, а уж как у него выстрелил это осталось загадкой, может, взял его как-то неудобно. Это мне неизвестно. Чуть позже по отпечаткам пальцев выяснилось, что это киллер и что его ФСБ уже как год разыскивают, и что числиться за ним несколько трупов серьезных, политических деятелей и воротил бизнеса. Обо всем этом мне рассказали наши вокзальные милиционеры. Но это было уже потом. Блондинку естественно отпустили. А этот убийца, по всему выходило, получил за дело. Вот такая страшная история… А ты говоришь маньяки. Вагон этот от состава отцепили, так как народ перестал в нем ездить, да и мы с Веркой наотрез отказывались заходить в купе, где все это произошло.
* * *
- И ничего тебе Ульяна в этой истории странным не показалось?
- Так там все странно.
- А ты сядь рядом со мной и подумай.
- Рядом с тобой я вообще думаю с трудом, а тем более о такой страсти. Это же давно было.
- Ты действительно, не самая умная Уля.
- Ну и что? Мне без надобности.
- Но все-таки…
- Давай ты будешь думать за меня, а я буду тебя слушать. Мне нравиться, когда ты говоришь.
- Ладно. Ты любишь детективы?
- Да, особенно в кино.
- А читать?
- Ну, если там дается постепенное объяснение. Потому, что за этой старушкой я не успеваю.
- А старушка, я так понимаю мисс Марпл.
- Наверное, я не помню, как ее зовут.
- Ну, Бог с этим. Самое главное я поняла…
* * *
Блондинку, которая тебе так не понравилась зовут Марина. Это само по себе ничего не значит, если бы она не была моей напарницей по работе. Ульяна, ты очень точно отметила ее необыкновенную внешность и то, что на нее всегда обращают внимание. В известной конторе на нее целое досье, согласно которого, она самая несчастливая блондинка в мире. Постоянно с ней случаются неприятности, постоянно она оказывается втянутой в самые загадочные и неприятные истории, часто с «мокрыми исходами». Но на самом деле она идеальное мое прикрытие. Никто и никогда не обращает внимания на такую женщину, как я.
Ведь я не привиделась тебе в обмороке, просто на меня упал свет фонаря за окном. Я в тот момент находилась снаружи. Это я стреляла в твоего пассажира. Я не имела против него ничего личного. Просто я устраняла своего бывшего коллегу.
Мы оба работали на государство. На определенную контору о названии которой, я так думаю, ты догадываешься. И вся эта комедия была нужна нам, что бы отвлечь внимание от меня. Я, Ульяна такой же профессиональный киллер, как и твой бывший пассажир, и мой бывший муж.
* * *
- Сашенька, зачем ты мне все это рассказала?
- Потому, что ты действительно мне дорога, я действительно тебя люблю. И так же по тебе тоскую, даже, наверное, сильнее и больше. Но у меня нет детей, мне некуда возвращаться, мне неоткуда уходить, кроме как от тебя.
- Но у тебя ведь был муж…
- Он был частью прикрытия в свое время, как теперь Марина. А я никогда не любила мужчин, это у меня, наверное, от матери, которая тоже была не такая как все…
- Что же мне теперь делать?
- А у тебя нет выхода.
- В смысле.
- В том смысле, что если ты Уленька не согласишься быть со мной, то тебя не будет вовсе.
- Ты убьешь меня?
- Да.
- Потому, что я видела тебя тогда?
- И поэтому тоже.
- И рассказывала ты мне это все, что бы даже выбирать я не могла?
- Да. Я хотела тебя спасти, а другого способа у меня не было.
- А это действительно сохранит мне жизнь?
- Да.
- И девочкам моим?
- Да.
- И ты будешь со мной?
- Намного чаще, чем это случается теперь.
- Я согласна, Сашенька.
- Ты не хочешь подумать?
- О чем? О том, что я теряю в случае выбора жизни.
- Хорошо.
- Только мне придется, увольняться с работы?
- Не думай об этом, это все решиться самым наилучшим для нас образом.
- Правда?
- Конечно, иди ко мне. Мне холодно.
- Подожди минуточку, - Ульяна притянула к себе пиджак униформы, порылась в кармане и, достав оттуда что-то, протянула это Александре.
- Что это?
- Гильза, от того выстрела. Отражать зашвырнул ее в окошко соседнего купе. Я нашла ее вечером следующего дня. Мне тогда это казалось почему-то важным. Возьми ее, это от меня вроде подарка.
- Спасибо. А теперь иди ко мне.
- Иду. Сашенька…