На детской площадке

Кс Мещерякова
- Аааа, Вовка водит, спасайтесь, спасайтесь!
Вздрогнув от неожиданности, девчушка лет шести спрыгнула с бортика песочницы, по которому она прохаживалась с видом канатоходца, и проводила неодобрительным взглядом двоих ребят постарше, припустившихся прочь сломя голову: беготню она не любила, предпочитая занятия поспокойнее – акробатику, например. Бордюр – это тонкая веревка, натянутая под куполом цирка; качели-весы – лошадь, на спине которой нужно уметь удержаться при самой бешеной скачке, а большие, практически с нее ростом животные на углах детской площадки – это дрессированные обитатели циркового зверинца. Разве могут какие-то салки  сравниться с этим великолепием?

Впрочем, бегать не нравилась ей и по другой, более прозаической причине: через мгновение Вовка запнулся обо что-то и влетел прямо в деревянного медвежонка. Площадка огласилась воплем боли, потом несчастный вода, видимо, вспомнив, что он мужчина, постарался взять себя в руки и заковылял куда-то в сторону, где можно было бы присесть, но по пути все же не смог не сорвать зло на виновнике своих страданий: стук камня о дерево и сердитое восклицание чьей-то мамы «А если бы срикошетило в кого-нибудь из детей?» раздались почти одновременно. Вместе с первой медицинской помощью в виде влажных салфеток Вова получил порцию воспитательных рассуждений о том, что посторонние предметы не виноваты, что он не смотрит себе под ноги, а циркачка Маришка приблизилась к медвежонку удостовериться в том, что он не пострадал. Ее любимцем был серый зайчишка напротив, но заботливая хозяйка должна следить за всеми питомцами, поэтому она присела возле фигурки на корточки, представляя, как входит в клетку к заболевшему бурому медведю.

С медведем было все нормально, а вот Вовке, судя по всему, досталось: на отполированном медвежьем боку остались следы крови. Вздохнув, Маришка оставила свой зверинец и пошла выразить сочувствие хромому Вовке, который действительно разбил коленку и теперь сидел на лавочке, злясь, что не может продолжать игру. Сначала к ее участливости он отнесся прохладно, но, постепенно втянувшись в разговор с отзывчивой подружкой, вскоре отвлекся от своих переживаний, и на площадке снова воцарился мир.

                *  *  *

В следующий раз на свою любимую площадку Мариша попала только через несколько дней. Стоило только появиться в поле зрения очертаниям качелей и деревянных фигурок, как девочка припустила к ним со всех ног. Когда ее мама и старший брат солидно дошагали до пункта назначения, она уже обнимала своего длинноухого любимца:
- Мама, мама, у него как будто сердечко бьется!
- Это так кажется, на самом деле ты слышишь свое сердечко. Кровь у тебя по венам потекла быстрее, потому что ты вон как сюда бежала...
- Как коза, серая коза, бееее!
- Миша, не приставай к сестре, лучше расскажи ей, что такое пульс, вам же говорили на природоведении.
- Нам говорили убрать солдатиков, пиф-паф, пиф-паф, — сделав страшное лицо, Миша направился на поиски своего оружия, которое он в прошлый раз запрятал где-то в кустах. Видя, что Маришку не интересуют вопросы кровообращения, мама подавила раздражение на своего первенца, порой демонстрировавшего крайнюю невоспитанность, улыбнулась дочке и пошла к облупившейся скамейке, а Мариша занялась репетициями перед «вечерним представлением».

                *  *  *

Шли первые дни сентября. Детская площадка заметно опустела: часть ее постоянных посетителей вернулась к занятиям в школе, некоторые сидели дома с простудами, а их родители выражали свое недовольство нестабильной осенней погодой. Постоянно сюда продолжала приходить только Маришка со своей мамой. По дороге они болтали обо всем на свете, и девочка особенно любила рассказывать матери о своих снах, по ходу беседы превращавшихся в полноценные истории с фабулой и моралью.  Маленькая фантазерка то расписывала прелести жизни среди мягких игрушек, то веселила маму сказками о лисицах-кенгуру и летающих слонах, то серьезно повествовала о том, как в своем сне она была совсем взрослой и воспитывала маленького сына, а на работу ходила, разумеется, в цирк. Впрочем, имя супруга открыть она отказывалась, а мама и не настаивала на признании: ей и так все было понятно, потому что Маришка даже начала интересоваться салками, когда в них участвовал неуклюжий Вовчик.

- Что же тебе сегодня приснилось, милая? Думаю, что-то крайне занимательное, потому что за завтраком ты не заметила, как Мишка стащил твой бутерброд.
- Это был его бутерброд, мама, я у него хлеб еще раньше стащила, — девочка залилась смехом, — а приснилось мне замательное, да.
- Занимательное. То же самое, что и интересное.
- За-ни-ма-тельное, замечательное и зайчательное! — Маришка отвергла мамины попытки выяснить, на какую букву начинаются все перечисленные ею слова, и углубилась в пересказ истории о том, как ночью она играла с говорящим зайцем, точь-в-точь таким же, какой обитает на площадке; они вместе готовились показывать фокус с кроликами и шляпой («я поняла, как он делается, и у меня все получилось, но я проснулась и забыла секрет...»), а потом собрались пойти в гости к серому любителю морковки.
- Смотри, как здорово получается: он как будто тебя позвал, а ты и пришла, вон уже его площадка виднеется, — мама любила включаться в игру на полную катушку, словно ей тоже было шесть лет.

Но на этот раз попасть в тональность дочери ей не удалось, потому что Маришка, теребя вплетенную в косичку лиловую ленточку, с легким вздохом — наверное, взгрустнув от непонятливости взрослых, даже лучшие из которых не разбираются в самых очевидных вещах, — возразила, что настоящий дом зайчика не здесь: в действительности он живет в лесу, но злая колдунья превратила его и других животных в статуи — а что это, а, мам? — и теперь они все должны что-то делать для колдуньи. Что именно они должны делать, узнать не удалось: история оборвалась на кульминации, потому что рассказчица, пританцовывая, направилась к песочнице и качелям, а слушательнице не оставалось ничего другого, кроме привычных приветствий и обсуждения новостей с приятельницами, гуляющими на той же площадке со своими детьми.

                *  *  *

А потом Маришка пропала. Говорят, что к ней подошел человек, назвавшийся другом Вовкиного папы, и увел девочку с собой. Поговаривают также, будто кто-то слышал, что фамилия у похитителя «лошадиная» — что-то вроде Петухова, Зайцева или даже Баранова, — но точно неизвестно, от кого пошли такие сведения; к тому же в любом случае возникают сомнения в подлинности имени. Никакие поиски — ни опрос очевидцев, которых было найти очень сложно и показания которых были такими неопределенными, что не стоили ровным счетом ничего, ни рассылка фоторобота, ни поголовная проверка всех, кто имел хоть какое-то отношение к семье Маришки, — не дали результата. Расследование заглохло, а девочка словно в воду канула.

И только Вовке изредка снится его маленькая подружка. Обычно она играет на полянке с лесными зверушками, среди которых почти всегда присутствуют серый заяц и медвежонок с крупным шрамом на боку; иногда Маришка предлагает мальчику присоединиться к ним, иногда — пытается предупредить о чем-то важном, связанном с фигурками животных на детской площадке, но, проснувшись, Вовка сразу же перестает понимать, о чем шла речь. Единственное, что ему остается, — идти в тихий двор, где навек замерли осиротевшие медведь, заяц и две лисицы, и бездумно наблюдать за тем, как ветер перекатывает по песку то ли фантики от конфет со вкусом ежевики, то ли обрывки лиловой ленточки.