На центральной площади города, на свободном месте между исполкомом и баррикадой, собралась толпа; там были и горожане, но больше всего было ополченцев республики. Они хоронили своего боевого товарища Сережу из Макеевки, вчера погиб как герой. Ополченцы воевали с украми; им слили из оперативного центра АТОi, что войсковая колонна укров пойдет по лиманской дороге, сказали день и время, примерно. Они ждали в засаде восемь часов, уже и пиво кончилось, бодрились; дождались, покрошили укров в капусту, сожгли два бэтээра вместе с солдатами, но и Сережу потеряли. И вот его хоронили, с ним прощались соратники по борьбе, клялись отомстить проклятым бендеровцам, защитить русский народ, палили в воздух.
В домах вокруг площади в своих квартирах, в глухих углах подальше от окон за компьютерами сидели люди, общались в чате.
– .... Стреляют, – написала Алевтина.
– Вас это еще удивляет? – ответил Владимир.
– Похороны, – уточнил Дмитрий.
– Стреляют в воздух, – отметил Александр.
– Да, – потвердил Владимир. Его квартира смотрела окнами прямо на площадь. Он опустил жалюзи и задернул плотные шторы еще месяц назад, но слышимость оставалась все равно хорошая, даже слишком.
– Это залпы на площади, кого-то они хоронят, – Ольга , как всегда, четко обозначила событие, место, действие.
– Душевно как, – порадовался Владимир.
– Они там сделали кладбище? – удивилась Алевтина.
– Так кого? – в чате появился Юрий.
– Вчорашнього упиря, видать, – предположил Сашко.
– А кто вчера у них погиб? – спросил Юрий.
– Террорист, который убил наших десантников, – ответила Алевтина.
– Да вообще-то не факт, – вмешался Александр, – говорят, вчера в исполком скорая приезжала на передоз. Может с этим связано.
– Чтоб они там все перекололись и передохли, Господи, – помолилась Алевтина. – Кто он, еще один реконструктор с России, приехал к нам в войнушку играться?
- Та нi, він с Макіївкi, в салоні тату майстром в минулому житті працював, вбили наші, ще вчора інфа була. Є такі сайти, на яких ведуть облік мертвих і живих бойовиків, - сообщил Сашко.
– "Убили наши" – это кто ? – спросил Владимир.
– Сили АТО, військові. Але якщо чесно, не знаю я, хто його вбив. Ополченці говорили, що військові, а там хто його знає. Могли і свої, нанюхалися чого, їм і поблазнілось, стали палити в усі сторони, – ответил Сашко.
– “Просто наши” – это настолько расплывчато сейчас..., не то, что в детстве, "наши и немцы", – написал Владимир. – Как это не парадоксально и ужасно, но большинство погибших с обеих сторон, это всё "наши". Боже, как это страшно. Ведь с этим нам придётся жить всю жизнь.
– Ребята, я не знаю, кого вы тут хороните, но вот только что, буквально пять минут назад, какие-то козлы с автоматами вошли в городской паспортный стол и приказали всем выйти, – в чат вернулся Дмитрий. – Я туда забег за загранпаспортом, никак не могу получить. ...и чего я туда пошел, ясно же было, что не дадут, они украинские бланки все попрятали, или сожгли со страху, а эта фейковая республика... какие у них паспорта... да с ними и в тюрьму не примут...
– Господи, хотела пойти сегодня... пойду в пятницу.... а сейчас выпью успокоительное.... когда это все закончится? – Алевтина писала, пропуская гласные, – уже и Путлер отказался от них. Что им еще надо? пусть валят в рашу! домой!
– Глаз левый дергается постоянно...никто не знает, это лечится? – спросила Ольга.
– Девочки, держите себя в руках, не раскисайте. Лучше фотки посмотрим давайте, бог с ним, с паспортным столом..., я нашел фото этого, кого хоронят. Подтверждают, что он из Макеевки, сейчас закачаю. Вот смотрите, – Дмитрий вывесил в чат фотографию молодого крепкого мужчины, с простым грубоватым лицом, в майке без рукавов, на шее косынка широким углом вперед, чтобы лицо закрывать, на поясе, на ремне, пистолет и граната, зеленые камуфляжные штаны заправлены в черные кожаные сапоги со множеством ремешков и блестящих бляшек. Он стоял, широко расставив ноги и строго смотрел в объектив; за ним на длинном комоде был выставлен ряд разнообразных икон и черно-красный с золотым орлом флаг республики.
На некоторое время в чате наступила пауза, все рассматривали фотографию.
- Весь в наколках, - оборвала паузу Ольга.
- Мне это кажется, у него синячки в локтевых сгибах? – спросила Алевтина.
- Наколки, это у него профессиональное, само-реклама лучших образцов, чтобы гопота заказывалa, кому надо. А синячки, не знаю, может, тоже наколки какие... звали его Сережа, молодой был совсем, - отстучал Юрий.
– Никогда еще так остро не хотелось в своей вышиванке с украинским флагом пойти на площадь. Но умом понимаю, что это глупая смерть, – написала Алевтина
– Слава Богу, что мозги ещё остались, – порадовалась Ольга. – Лучше уж завернуться в вышиванку, накрыться флагом и ползти в сторону близлежащего кладбища. А где они своих хоронят?
– Та на кладовищі, уздовж забору нарили екскаватором могил в ряд і ховают, ставлять хрест в головах, все як положено, – отбил Сашко.
– А чеченам они куда крест ставят?
– Туда же, куда и осетинам, хотя нет, эти вроде христиане, – пустил смайлики Юрий, – а кроме шуток, этих в Ростов увозят, их семьи хоронят. Это у нас никто никому не нужен, а у них семья святое дело. Как наберут Камаз, так и и в Ростов. Ладно, давайте на ночь определяться, вроде тихая будет ночь...
* * *
– Хорошee дело личка, спасибо тому кто придумал, а то в этом чате все на виду. Знаешь, а у меня есть Сережина татуировка, – приласкалась Алевтина к Юрию.
– Да ты че, в самом деле? – Юрий ткнулся носом в пахучую впадину между алькиными грудями, завозился там, защекотал усами, – ну покажи, где? Здесь? Не здесь? А где, здесь?
– Отстань, Юрик, подожди, налью, помянем, – Алевтина отпихнула милого дружка, застегнула халат на груди. – Счас, помянем, и покажу. Он талантливый был, Сережа, особенно пока на иглу не сел. Да чего теперь, откололся во всех смыслах.
Она достала из книжного шкафа бутылку водки и разлила по чашкам, положила кружок колбасы на хлеб и подала Юре:
– Царство небесное Сереже.
Они выпили, заели бутербродиками, помолчали.
– Ладно, иди сюда, – Юрий притянул Альку к себе, – жара такая нечеловеческая, а мы водку пьем, черт те кого поминаем.
– Если бы не война, мы бы завтра утром у него в салоне сидели, каталог рассматривали, – тишина, поцелуи, мягкое пихание.
– Если бы не война... три месяца назад никто и не думал воевать... никому и в ум не могло войти... а сегодня у нас на работе обсуждали, где надо ховаться во время артобстрела. Баба Капа говорит, она в тамбуре сидит, у нее двери стальные, a Ленка в подвале отсиживается. Никто смерти не боится, если сразу... а вот если руки-ноги оторвет, это да, этого все боятся. Господи, как жарко, ты мокрый, я мокрая... с тебя еще и капает... ахххххааа....
Некоторое время они молчали, слышно было только ритмичное мокрое чавканье и вздохи.
– ... а вода есть? Душ бы сейчас, холодный...
Алевтина прошлепала в ванную, открыла кран, послышалось слабое журчание воды. Юрий позвал с кровати:
– ... так есть вода? Есть? О'кей, я иду!
Они помыли друг друга, окатывая пригоршнями воды, оскальзывая и протирая ладонями каждую складку, каждый изгиб и особенно впадины, кое-как вытерлись одним полотенцем и вернулись в комнату.
– О, простыни мокрые, надо их поменять, – Алевтина стянула с постели простыни, бросила в угол. – Как ты думаешь, это надолго?
– Наверное, завтра уже не будет, если стирать, то прямо сейчас. Давай я в ванну их брошу и воды наберу.
– Да нет, я о войне. Когда же она кончится? Так я устала, так устала... нет сил, ни вставать, ни идти на работу, ни звонить родителям каждое утро, узнавать, живы ли... встать бы утром, а все хорошо, все разошлись по домам и никто не стреляет. Кому это надо?
– Мне это надо, мне это надо... – он целовал дорожкой левую ключицу, переходил на плечо , она смеялась тихонько, горлом.
– Боже, какая ночь... как тихо, не бомбят... прозрачно небо, звезды блещут... подожди, я достану из шкафа простыни. Нет, не спрашивай меня о завтра, может ... нет никакого завтра... спроси меня о послезавтра, о послезавтра...
– ...так где эта знаменитая татуировка, что то я ее не нахожу...
– Ищи, мой дорогой, ищи лучше, Юрочка ... скоро рассвет.