Рецензия на книгу П. Крусанова Царь головы

Александр Котюсов
Данная рецензия опубликована в журнале "Бельские просторы" №7 за 2014-й год


Есть такой пласт российских современных писателей, которые, словно образы, написанные кистью  Шагала, парят между реальностью и мистикой. Липскеров, Пелевин, Сорокин. Все они разные, но у каждого в творчестве присутствуют элементы нереальности, воспринимающиеся при чтении абсолютно органично.  Крусанов тоже тяготеет к подобным приемам. Его рассказы на первый взгляд абсолютно жизненны, где-то даже сухи и будничны. Начиная читать любой из них, даже не помышляешь о том, что через пару десятков страниц кажущегося скучноватым повествования, тебя ждет резкий поворот, в котором нельзя сосчитать градусы. Нельзя, потому, что и  не поворот это вовсе. Автор в каждом рассказе изящно, гармонично отправляет читателя в параллельный мир, в другую реальность, давая посмотреть на своих героев под углом, которого нет в обычной, привычной всем со школы евклидовой геометрии.
 Название книги постигаешь не сразу. «Царь головы». Всего лишь один из восьми рассказов. Вот и назвали так книгу. Нет! Так кажется только сначала, пока не торопясь, переваливаешься с одного рассказа автора на другой. У Крусанова все медленно. Он, не побоюсь этого слова, «ленивый» писатель. И хотя читается быстро – всю книгу, опять же не торопясь, я лично одолел за световой день, с перерывами на начавшийся чемпионат мира по хоккею и Евровидение - поспешать с Крусановым нельзя.  С ним не стоит суетиться, пропуская ошибочно представляющиеся лишними фрагменты. Здесь все важно, все стоит читать смакуя, в кресле-качалке, на веранде, прикрывшись от вечерней прохлады пледом.
Охота. Утки, болота, камыши, «что-то вы, Петр Ляксеич, заморивши. А ня спешите. Идите, как гуляете», - советует деревенским говорком своим один из героев. Вот и мы  не спешим. Читаем, как гуляем. Вспархивают утки, выстрел, другой, не попали, ничего-ничего, значит надо так, природа лишнего не отдаст, не надо у нее лишнего брать. Поехали дальше, дорога, машина, снова болота, камыши, селезни. Медленные разговоры потом на ужин, утомились за день-то, бутылка беленькой, запотела совсем, вторая за ней. Куда ведет нас автор? Подожди, читатель, не спеши. Неевклидов поворот уже близок.
А вот двор. Другой рассказ. Пацаны. Лето. Каждый помнит, как в августе, возвращаясь за неделю до первого сентября, раньше всех, изнывал в ожидании товарищей. Того завезли на все жаркие месяца в деревню к бабушке, не вернулся еще, этот пока из пионерского лагеря не приехал. Скучно во дворе, когда тебе всего двенадцать, а вокруг медленно уходит лето. Что может случиться, что ждет героев? Что могут изобрести пацаны? Скоро узнаем.
Или кладбище. Что может быть спокойней кладбища? Некуда идти. Незачем. Здесь сам формат предполагает тишину, спокойствие. Здесь не говорят громко, только про себя. Или в полголоса. «Таких островков умиротворения, пожалуй, я больше в городе не знал», - размышляет  герой очередного  рассказа. Гуляем и мы. Хоть и жутко. Но, впрочем, день. Светит солнце. На кладбище днем разве страшно? Тут же покойники не выходят из могил. «Ан нет, гляди-ка, прошмыгнул», - неожиданно вскидывает руку герой. Мы оборачиваемся. Никого…
Все тихо в рассказах Крусанова. Спокойно. Медленно. Как на кладбище. Но это до поры. Напряженность ощущается. Нарастает подспудно с каждой строкой. Все не статично. И вдруг… Новая страница резко, неожиданно, без предупреждения переводит нас  в другой мир, в иную реальность, в параллельное измерение.
Во всех рассказах, собранных в книге Крусанова, незримо присутствует кто-то третий. Двоих мы знаем в лицо.  Это, конечно же сам автор, улыбающийся с тыльной стороны обложки, отдаленно напоминающий какого-то подзабытого уже юмориста, и смотрящий слегка в сторону. Второй – естественно, читатель, взявший книгу в руки. Третьего мы не видим.  Он скрыт от нас маской. Глиняной, темной, с пустыми глазницами, слегка потрескавшейся, изображенной на первой обложке книги. Маску в рассказах надевают  разные герои.   
 Все мы, живущие на этой земле, лишь материал в чьих-то умелых руках, просто глина, старается донести до нас основную мысль, проходящую через всю книгу, Крусанов. Мысль эта становится очевидной, лишь после прочтения всего сборника. Книга, кажущаяся сначала россыпью разрозненных рассказов, представляется в итоге исключительно цельным произведением. Связывает все рассказы этот самый неведомый,  третий, скрывающийся под маской, имя которому - Царь головы. Он руководит героями, направляя их одними ему известными тропами. Этого неведомого можно поймать, посадить в банку, как в рассказе «Собака вертит дождь». Вот он, черт, дьявол, бес, шепчущий нам в левое ухо, сбивающий нас с истинного пути каждый раз, когда мы начинаем сомневаться в правильности принимаемых решений. Словил, - хитро улыбается нам  Пал Палыч, держа в руках трехлитровую банку  и подмигивает. А может быть  он сам и есть дьявол, тот царь головы, который может управлять тобой, другими, всем  миром? Просто на этот вечер он надел глиняную маску, с пустыми глазницами. Чтобы не узнали. А что в банке? Да мало ли, что можно наплести после охоты нетрезвому человеку.
Александр Куприянович … да нет, имя это не настоящее, признается герой другого рассказа, зовите меня сегодня Макар … ах, в этом теле, так это тоже маска, я ведь, между прочим, и не Александр Куприянович, ну то есть когда им представлялся, не был им… так надо, конспирация. Рассказ «По телам» еще шире открывает дверь в познании замысла Крусанова. Все живое вокруг – только маски. Вон он, Макар, он же Александр Куприянович сегодня, или кто-то иной уже завтра (он снова поменяет имя и себя)  тасует наши тела, наши души, вселяет нас в рыб, в бабочек, в собак. Он шепчет нам над нашим левым ухом, руководит нашим сознанием и мы движемся, как зомби в направлении, указанном им.
А вот он снова, в другом теперь теле. Он уже Демьян Ильич, хмурый, немногословный, замкнутый герой  «Волосатой сутры». На время надел маску хранителя фондов музея при кафедре зоологии университета. Демьян Ильич живет среди чучел, среди тех, кто когда-то бегал, прыгал, плавал, дышал, размножался. Чучела он делает сам. Не все конечно. Только те, которые просят. Нет, нет, его просят достать, купить, привезти, законно, незаконно, контрабандой. Неважно. Важно, что ему платят. Но он их делает сам.  Он так хочет. Может иногда бесплатно, из любви к искусству. Демьян Ильич мастер своего дела.  Пожалуй, лучший в стране, ему нет равных. Потому что он Царь головы. Терпеливо, волосок к волоску, коготь к когтю, чешуя к чешуе. Хотите шимпанзе, хотите австралийского утконоса. Господь бог из ребра Адама сделал женщину. Почему  мрачный, пугающий своей нелюдимостью Демьян   Ильич не может пойти по его стопам?!  Был бы материал. Из мертвого ребра Бог сделал живого человека. Из чего делает мертвые чучела хранитель? Даже страшно подумать…
Царем головы может стать каждый. Царь этот сидит внутри любого из нас. Только один может разбудить его, другой нет.  Думается, это пытается объяснить  читателю Крусанов в «Мешке света», еще одном из рассказов сборника. Вот он желанный предмет, маленький шарик в кисете на шнурке, не горит, не тонет, не ломается. Владей им и господствуй над миром. Ну, если не над всем, то уж над своим собственным точно. Хочешь – усилит пороки, хочешь - увеличит достоинства. Всего то и надо, умело им распорядиться. А как умело? Кто научит? Это уж слишком. У Крусанова нет  задачи научить, учитесь сами. Если решили стать царями.
Вот и учатся герои Крусанова. Сами, без педагога, без наставника. Двенадцатилетний Гера, самый малый герой книги, пацан из рассказа «Куда исчезают люди», словно примеривший на себя у бабушки пустоглазую маску от скуки - а поиграть в царя головы, чем не игра, все мы в детстве дрожали от таких таинств…в черной-черной комнате, в черном-черном углу, стоял черный-черный гроб… вмиг покрывается кожа рябью зернистых мурашек, начинают шевелиться, привставая на секунду волосы.  Заклинание.  Игра. Научила бабка Кудыкина. Ведьма! Только текст другой, не детский, не безобидный. «Дай мне, Господи, из чистого поля лютого зверя». И направляет Гера, играючи того зверя к врагу своему, просит вынуть у него сердце с горячей печенью. Детские шалости, говорите. Как бы не так. Заклинание действует. Только Гера, похоже, об этом не знает. Ему домой пора, к родителям, вон рубаху порвал, дома влетит. Да и не хочет он знать, куда исчезают люди. Ему еще рано. Знает только бабка Кудыкина, Александр Куприянович знает или, вон, Демьян Ильич. Как им не знать.
Кто он, таинственный Царь головы, неведомый читателю третий? Крусанов выводит его на авансцену реальным в первом одноименном названию книги рассказе второй части сборника. Он - это любящий гулять на Новодевичьем, среди мертвых, в тишине, наладчик. «Ведь есть и те, кто разлаживает», - объясняет читателю тот свою профессию, (как не вспомнить тут бесов из начала книги, пойманных в банку, вот он замыкается круг, есть, кто разлаживает, значит должен быть и кто налаживает),  - «я призываю в голову царя». Он призывает в голову царя, учит видеть мир иным, непривычным для нас, но, возможно, именно таким, каким он и есть на самом деле.
«Первым делом мне захотелось повеситься, - вспоминает свое знакомство с работой царя головы главный герой рассказа. – Но это длилось миг, не дольше. Более того, я сознавал, что и впредь буду видеть, понимать и знать».
После прочтения книги Крусанова вешаться не хочется. Не так уж все и плохо в нашей жизни. Но видеть, понимать и знать хочется лучше. Рассказы Крусанова влекут к собственной переоценке, требуют гнать (если сможешь), шепчущих на левое ухо бесов, призывают найти в себе того самого внутреннего своего, не чужого, царя головы, помогают не учиться по-глупому на личных ошибках, как Гера,  не быть ведомым Александром Куприяновичем в смутный мир переселения, не стать послушным  материалом  в руках Демьяна Ильича. У каждого из нас в руках есть собственный мешок света, словно объясняет Крусанов. Ты, читатель и есть царь головы, своей головы, говорит он. Вот и царствуй, дерзай, стремись к тому будущему, которое ты себе желаешь.
«Знаете, - ведает нам с последней страницы книги автор, - в народных поверьях есть такое представление, такой, так сказать, рабочий термин – обернуться. То есть человеку, колдуну, допустим, чтобы превратиться в зверя, птицу, мухомор или просто поменять внешность, надо особым образом кувыркнуться – перекинуться. Словом, он (это автор про очередного своего героя) перекинулся. Не до конца только, частично – застрял, так сказать, на середине процесса. И сам теперь не знает, кто он. Прежний человек рассыпался…».  «А новый - не собрался», вторим мы за Павлом Крусановым.
«Того, кто меня себе присвоил, больше нет», - прощается автор с читателями.  Так может и не надо нам пытаться стать другими, обернуться, перекинуться, влезть в чужое тело. Не нужен нам Царь головы, не нужны нам бесы за левым ухом. Своим умом надо жить. Не быть в чужих руках глиной. А просто лепить самого себя.