НА СНИМКЕ: коллекционер Александр Семёнович Жигалко
Жигалко позвонил мне вечером и попросил назавтра придти пораньше
– Надо поговорить без посторонних, – сказал он.
«Без посторонних» – это без Михаила Яновича, – подумал я и не удивился.
– Вы, наверное, уже поговорили с Макаренко более подробно? – спросил он меня.
Я не стал отнекиваться, но и содержание разговора не стал передавать.
– Михаил Самуилович! – торжественно начал Жигалко, – Макаренко – это большой мошенник.
Я внимательно смотрел на Жигалко, но не говорил ни слова и не издавал никаких междометий.
– Михаил Самуилович! Я ему не верю.
Я по-прежнему молчал и вопросительно глядел на Жигалко: что ещё он скажет?
– Он ходит по коллекционерам, крадет у них картины и обирает вдов умерших художников, скупая у них картины за бесценок.
– Неужели это правда?
– Истинная правда. Он и у меня украл несколько картин, я их никак не могу найти.
– Вы уверены, Александр Семенович?
– Абсолютно уверен. Вот он придет, – я его спрошу и все ему выскажу. Вы будете свидетелем.
– Вообще-то это для меня будет неприятная сцена, и я бы не желал при ней присутствовать.
– Михаил Самуилович! Я Вас очень прошу остаться. Это очень важно. Я выведу этого мерзавца на чистую воду.
Я уже был не рад, что пришел к Жигалко. Мне нехватало только быть свидетелем разборки. И что мне делать, когда Жигалко уличит Макаренко в краже. Правда, я не понимаю, как можно в этом уличить. Ну, нет картины, - это еще не значит, что ее украл Макаренко.
– Как же Вы сделали его своим доверенным лицом?
– Я уже жалею об этом, – сказал Жигалко. Губы у него тряслись.
Пришел Макаренко, деловой и улыбающийся.
Жигалко не подал ему руки и с места в карьер, встав в позу обвинителя, торжественно произнес:
– Михаил Янович! Я не могу найти двух картин, которые мы с Вами смотрели три дня назад.
Он назвал картины и добавил:
– Соблаговолите ответить мне, где они? Я уже два дня не могу их найти. После Вас никто у меня картины не смотрел.
Михаил Янович долго разглядывал Жигалко. Потом посмотрел на меня, как бы призывая меня к вниманию. Потом снова молча стал смотреть на Жигалко. Тот стал нервничать:
– Так Вы знаете или нет, где они? – в голосе у него даже появились визгливые нотки.
– Конечно, знаю, – спокойно ответил Макаренко.
– Так сходите за ними и принесите их сюда!
–Хорошо.
Михаил Янович вышел в соседнюю комнату и через две минуты принес обе названные картины. Жигалко оторопело смотрел на него.
– К-к-ак, они б-были в-в-в с-соседней к-к-комнате? – заикаясь, пролепетал он.
– Но Вы же их сами отложили, потому что решили не отправлять в Академгородок.
– Да-да, я совершенно забыл об этом, – пробормотал он.
Я вздохнул с облегчением. Присутствовать при такой сцене было очень тяжело.
В тот же вечер мне показали несколько картин, которые должны были уйти к нам в виде дара. Мне пришлось выслушать целую лекцию на тему как надо обращаться с этой «ценной коллекцией», хранить ее, как зеницу ока.
Потом мне зачитали условия, которые должно выполнить Сибирское отделение АН, принимая этот бесценный дар. Самым ценным в них Жигалко считал свои собственные работы, и я удостоился посмотреть некоторые из них.
– Я бы хотел видеть их в постоянной экспозиции. С этими картинами я передаю вам свою жизнь. Все, чем жил и живу.
Макаренко в договоре назначался его полномочным представителем с правом решения всех возникающих вопросов. В договоре не было списка картин, – приложение к договору еще не было составлено. Жигалко всё ещё решал, что отдавать, а что оставить пока себе. Он говорил, что потом передаст нам оставшиеся произведения живописи и другие произведения искусства.
Я слушал и помалкивал, боясь спугнуть нежданно привалившее нам счастье. Передо мной был сварливый старик-художник, желавший увековечить свое имя, пристраивавший свои картины, подозрительный и взбалмошный. А рядом с ним сидел современный Остап Бендер, собиравший свою собственную коллекцию любыми путями, и, как мне тогда казалось, не имевший никаких других ценностей в жизни. Но для меня все это не имело никакого значения. Главное было – получить коллекцию картин для Академгородка и создать Картинную галерею. И вроде, все получалось.
Мы торжественно подписали Договор. Я достал из портфеля бутылку коньяка и закуску из Елисеевского магазина. Жигалко был очень доволен. Макаренко тоже.
А уж обо мне и говорить не приходится.
Продолжение следует: