Белая Горячка - вдохновенная муза поэта

Воловой-Борзенко
БЕЛАЯ ГОРЯЧКА - ВДОХНОВЕННАЯ МУЗА ПОЭТА
(Критика на стихотворение  "Пьяница" Евгения Шушманова)

Он пил беспробудно и яростно  пил,
Дешёвый портвейн и паленую водку,
Он только ее в этой жизни любил,
За цвет малахитовых глаз и походку.

Муза являлась  внезапно,  вступила в чертоги поэта, осветив мягким светом его убогую обитель, заставленную бутылками по углам, над которыми свисала паутина. На столе лежали ломти хлеба, бутылка водки с бесцветной жидкостью на дне, граненный стакан и  блюдце с  парой ржавых селедок. Этот миг поэт с вожделением ждал несколько часов, и вот она явилась во всей красе... Не просто было вызвать музу из небытия, портвейн, который он пил с утра не помог, пришлось сбегать к дяде Саше местному бомжу за  паленной водкой... и муза явилась. Музу звали - Белая Горячка.

Он помнил вкус слез и дрожание ресниц,
Он губ ее помнил лукавых улыбку,
И скрип, под ногами ее, половиц,
И день без нее принимал, словно пытку.

Великое соединение поэта и музы, ради которого он в безумной ярости опрокидывал в себя граненые стаканы с огненным питьем, наконец состоялось. И дня не мог прожить поэт без своей музы. Тосковал, бился головой о стену, взывал к небесным силам ревом дикого животного. И вот теперь, когда она, наконец, явилась вместе с ее сиянием воздух заполнился услаждающими винными благовониями.  "Дыша духами и туманами она садится у окна и веют древними поверьями ее упругие шелка, и шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука..."

Он запахи тела ее сохранил,
Как помнит дворняга все запахи дома,
Который уютом ее поманил,
В котором ей все закоулки знакомы.

Запахи-благовония, которые в виде винных пар, входили вместе с музой в его жилище, перемешанные со спиртовым запахом паленной водки оглушали поэта. Он уходил в бесконечность ощущений и сладкую муку соития с небесной посланницей. Поэт брал граненный стакан и внимательно через его грани рассматривал гостью, которая через стакан представала соблазнительно-обнаженной с прекрасными формами греческих скульптур, а вне стакана одевалась в роскошно спадающие одеяния греческих богинь. И в голове в меланхолическом декламировании оживали строки классика:  "И каждый вечер друг единственный в моем стакане отражен и влагой терпкой и таинственной как я, смирен и оглушен".

Он помнил ее заразительный смех,
И родинку-метку под левою грудью,
И тел упоительно трепетный грех,
Подвластный безумной любви правосудью.

И вот оно  соитие поэта и музы. Вот она безумная страсть вдохновения. Вот оно высшее блаженство поэта, соединиться с божеством, музой - "Delirium tremens" (трясущееся помрачение) к которой в храме  Мусейон древние поэты обращались  с просьбой о благословении. И получив вдохновение творили, впадая в "трепетный грех", который явился следствием "трясущегося помрачения".

Он помнил соски, не кормивших ребенка,
Не знавших любви материнской и боли,
Упругий живот нерожавшей девчонки,
Лишал его разума, мыслей и воли.

Муза - Белая Горячка, как существо высшее, созданная богами в усладу и жертву поэтам может рождать только вдохновенные строчки и тем самым жить в бессмертных стихах поэта, и поэтому живорождение у нее невозможно, о чем и сообщил нам поэт, после встречи с небожительницей.

Она была смыслом его бытия,
Последней надеждой влюбленного лоха,
Который в любви жизни смысл обретя,
Был верен любви до последнего вздоха.

Что есть жизнь, как не служение любви?.. Вот он высший смысл жизни, вот он духовный подвиг смертного!.. Обретать смысл бытия в любви и преданности до "последнего вздоха", вернее до последнего глотка вина!.. Ибо как сказал мудрец: "О вино! Ты - живая вода, ты - исток вдохновения и счастья, а я - твой пророк. Я тебя прославляю в согласье с Кораном: ведь сказал же аллах, что вино - не порок!"

Его подобрали в районе вокзала,
Где он, почему-то, ее ожидал…,
Она с новым мужем на Мальте скучала,
Не зная любви своей прежней финал.

Но, увы, как изменчива Муза!.. Поглотив одного поэта, изменщица тут же умчалась на Мальту, чтобы явиться там в винных парах перед новым соискателем на ее руку и сердце. Она бросила своего верного поэта в районе вокзала!.. Явив ему вдохновение  взамен она забрала его душу, которая стала частью ее бессмертной души, бессердечная, она всегда так любит поступать, разбрасывая соблазненных ею поэтов по канавам, подвалам, КПЗ и наркологическим диспансерам!

В районной больничке, в углу коридора,
На грязной каталке он молча лежал,
И зная, что жизнь его кончится скоро,
Он имя ее про себя повторял.

О эта пронзительная картинка, достойная художественной галереи "передвижников", где вся убогость русской сторонки и ее бедных, терпящих всечастно бедствия жителей оживают на полотнах художниках!..  Вот оно полотно живописца, где преданный музе - Белой Горячке, поэт лежит в коридоре, забытый всеми - Богом, судьбой и даже санитаркой с уткой, но с упоением повторяющий "Delirium tremens"...

И видел ее загоревшую, смело,
Входящую в море, волну покоряя…
Под вечер его безымянное тело
Доставили в морг, бывший в местном сарае.

Служение музе закончилось печально для поэта. Он стал очередным жертвенным "козлом отпущения" на алтаре Бахуса. Сия муза алкала смерть и безжалостно приносила тела в жертву своему покровителю, отдавая ему тела, и забирая себе души поэтов. Так жестоко она мстила за обладание ею... Такова плата поэта за соитие с музой - Белой Горячкой.  Подобно владычице Египта Клеопатре, которая после ночи с храбрецом, приказывала его убить, чтобы он не мог похвастаться, что делил ложе с царицей... Увы, за высшие и сладостные мгновения приходиться жестко расплачиваться! Но ничто, даже смерть не может отнять у поэта высший смысл, который он познал, призвав музу в свою обитель, и открыв высший смысл бытия - "In vino Veritas!" - ИСТИНА В ВИНЕ!..

Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.

В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: ИСТИНА В ВИНЕ!..

(А.Блок)