Зверь

Мария Коледина
Черное небо готовилось разразиться первой весенней грозой. На асфальт падали тяжелые дождевые капли, придавая пыльной дороге некоторое сходство с бесконечно длинной плиткой пористого шоколада. Однако отдаленные раскаты грома и трепетные вспышки молний не могли устрашить народ, высыпавший на улицы, дабы  лицезреть сначала суд, а потом и расправу над самым беспринципным, самым жестоким и изощренным убийцей, которого когда-либо видел мир. Несмотря на то, что практически все существующие каналы вышли сегодня в эфир, обещая своим телезрителям  репортажи из зала суда, многие горожане решили не дожидаться прямого включения, а предпочли встать с насиженных диванов и кресел, выйти из домов и квартир и, прижавшись друг к другу плечами, застыть в напряженном ожидании на переполненных тротуарах. Подобное столпотворение можно было наблюдать лишь на парадах, посвященных Дню Благодарения, только повод для нынешнего сборища оказался слишком уж безрадостным, а вместо гигантских надувных фигур в воздухе летали военные вертолеты.

Огромные плазматические экраны, расположенные на стенах  небоскребов, предлагали всем желающим полюбоваться залом суда, предназначенным для слушания скандального дела. Судейская трибуна, места присяжных, стол, за которым должен сидеть подозреваемый, стул адвоката (казалось, по меньшей мере, странным, что для этого изверга так быстро отыскали правозащитника), скамейки, предназначенные для зрителей – все в данный момент пустовало. Сейчас любой желающий мог посмотреть, как операторы, обосновавшиеся вдоль стен, устанавливают на треножниках свои камеры и, изредка заглядывая в объектив, наводят фокус.

Небо над городом бороздили военные вертолеты. Одни наблюдали с высоты за правопорядком, другие вели видеосъемку и на борту там находились журналисты, которые, подобно своим коллегам из зала суда, заблаговременно разжились соответствующими лицензиями.

Толпа теснилась на тротуарах. Кордон полиции по периметру оцепил пустую проезжую часть, не допуская, чтобы кто-то из отчаянных храбрецов выскочил на дорогу в намерении самолично вершить правосудие и стал жертвой несчастного случая. А таких могло оказаться немало, если учесть какой резонанс в обществе получили недавние трагические события. О том, как потрясла горожан серия загадочных и ужасающих в своей хладнокровности убийств, можно было судить хотя бы по тому, что некоторые особо сознательные граждане притащили с собой детей. Их усаживали на плечи и пытались протолкнуть поближе к кромке тротуара, чтобы подрастающее поколение могло воочию увидеть черный полицейский фургон, в котором повезут страшного человека.

Многоголосый гул толпы, словно шум морского прибоя, прокатывался над помрачневшими улицами.

- Чего с ним церемониться?! – прогремел басовитый голос какого-то толстяка. Его одутловатая пунцовая физиономия отчетливо выделялась на фоне остальных пресных, серых и усталых лиц. – Повесить его на дереве и дело с концом!

- Даже если его усадят на электрический стул – все равно это будет слишком мягкое наказание! – донеслось с противоположной стороны улицы. – Нужно его четвертовать!

- Подайте его нам!

- Да! Линчевать его! – послышался нестройный хор голосов, пытавшихся достучаться до сознания полицейских в оцеплении. Как будто окончательное решение зависело не от суда присяжных, а именно от этих зеленых ребят, которые, казалось, только вчера примерили форму и впервые взяли в руки полицейский жетон.

- А что, он был один? – спросил тоненький голосок, о котором нельзя было с точностью сказать, принадлежит он женщине или мужчине.

- Я слышала, что это творила целая банда! – взвизгнула женщина в нелепой бирюзовой шляпке, которую редкие порывы сильного ветра все пытались сорвать с головы и унести в необозримую даль.

- В том-то и беда, что все это он проделывал один! Убивал, расчленял, прятал… - по мере перечисления всех этих кровавых манипуляций голос постепенно затихал, словно говоривший преисполнялся все большего ужаса от собственных слов.

- Как это ему удавалось?

- Сейчас он об этом расскажет! Клянусь Богом, пускай только попробует смолчать!

- Мама, а мне на нос упала капля!

Изломанная беловато-лиловая линия рассекла отяжелевшие тучи, и грянул оглушительный раскат грома, заставив людей вздрогнуть и невольно втянуть головы в воротники. Переливы небесного грохота схоронили под собой позывные полицейских сирен.

- Они едут! Едут!

- Бог призывает нас уничтожить дьявольское отродье! – завопил человек, который, судя по всему являлся одним из многих уличных проповедников. В обычный день никто бы не обратил внимания на отчаянный вопль этого неопрятного типа, но сейчас его слова с готовностью поддержали многие, и люди заволновались пуще прежнего. Кто-то завопил от боли. Под напором толпы молодых полицейских вынесло на проезжую часть, однако их живая цепь не разорвалась, и в считанные минуты волнующееся человеческое море вновь было возвращено в свои берега.

На пустую дорогу  въехали шесть мотоциклов. Ездоки были одеты в черные полицейские куртки, на головах поблескивали белые шлемы, разделенные надвое широкой черной полосой. Лица у всех были серо-землистого цвета. Далее следовали две полицейские машины с мигалками. За ними ехал черный фургон. А за ним, в том же порядке – две машины, крыши которых искрились переливами красного и синего, и шесть мотоциклистов с такими же непроницаемыми серыми лицами, как и у тех, что ехали в авангарде колонны.

- Вот он! Я вижу его лицо!

- Тварь!

- Зверь!

- Мразь!

- Выродок!

Метко брошенный помидор перемахнул через улицу и оставил живописную красную кляксу на зарешеченном окошке, расположенном в задней части полицейского фургона. Секундой ранее там промелькнуло чье-то бледное обеспокоенное лицо. Не факт, что оно принадлежало убийце. Скорее уж – одному из конвоиров, решившему ознакомиться с окружающей обстановкой.

Фургон поехал дальше. Толпа вроде бы оставалась неподвижной, но пилоты военных вертолетов, которые подобно гигантским металлическим стрекозам бороздили небо над городом, отчетливо разглядели ее движение, напоминающее вынужденный танец коралловых полипов, которых треплет сильное подводное течение. Сейчас это течение потащило «полипы» по направлению к центру города. А там, где находилось здание суда, и полицейский эскорт ощутимо сбавил скорость, кольцо толпы сжалось, словно кулак, готовый сокрушить ползущую мокрицу. Пилоты и журналисты, оглушенные рокотом бешено вращающегося винта и работающих двигателей, довольно скверно слышали неразборчивый гул толпы, который внизу превращался в рев и буквально разрывал барабанные перепонки. Двойному кордону полиции в этом месте едва удавалось сдерживать беснующуюся толпу.

Мотоциклы остановились. Фургон въехал во внутренний двор, а полицейские машины перегородили подъезды к зданию суда. Задние дверцы бесшумно распахнулись и оттуда выскочили четверо вооруженных охранников. В черных комбинезонах и с автоматами наперевес они выглядели настолько грозно, что толпа невольно подалась назад. Следом вывели того, чье имя – точнее, прозвище – последние полгода пребывало у каждого на слуху. Оно, это прозвище, проделало быстрый путь от крохотных заметок на предпоследних страницах городских газет, там, где располагалась сканадльная хроника, до кричащих заголовков на передовицах. Оно выпрыгнуло из криминальных сводок, как чертик из коробки, и ворвалось в полосу горячих новостей на всех телеканалах. Он нем говорили все. А тот, кто не говорил – тот думал, и содрогался от единой мысли о том, что этот убийца свободно шныряет где-нибудь среди законопослушных граждан. Рыщет в поисках очередной жертвы, с которой он расправится с особой жестокостью.

Зверь. Так его прозвали шеф-редакторы. Но настоящего имени пока не знал никто. Впрочем, это уже был вопрос времени.

Чудовище выбралось из мрачных глубин бронированного полицейского фургона, ступило своими проклятыми ногами на пятнистый от дождя асфальт. Странно, что последний не задымился под его подошвами. Рев толпы, достигший было максимума децибелов, вдруг оборвался. Гробовая тишина воцарилась перед фасадом здания суда.

Люди ожидали увидеть кого угодно: прожженного матерого злодея, попирающего устои общества с самодовольной ухмылкой на лице; мужиковатого вида женщину с квадратной нижней челюстью и взглядом дьяволицы, полоумного старика…  Да хотя бы демона из преисподней. Это оправдало бы всеобщие страхи и сделало бы правомерным гнев. Но юный паренек, представший перед глазами общественности, его бледное испуганное лицо, затравленный взгляд, худые руки, беззащитно прижатые к груди... Массивные браслеты наручников, которые свисали с тонких запястий, выглядели, точно неподъемные гири.

- Это не он! – вознесся из толпы одинокий голос.

- Они взяли не того! – поддержал еще кто-то. Толпа растерянно зашевелилась. Люди вертели головами, пытаясь поймать недоуменные взгляды случайных соседей и отыскать в них ответы на терзающие их вопросы. По меньшей мере, разделить свои сомнения с кем-то еще.

Юноша с надеждой посмотрел в толпу, туда, откуда раздавались одиночные выкрики. Он выглядел так, будто его, послушного и прилежного мальчика, вытянули посреди ночи из постели, затолкали в полицейский фургон и привезли на заклание. Казалось, он никак не мог поверить в происходящее. Парень надеялся, что вот-вот проснется и все закончится, как кошмарный сон.

- Давай, пошевеливайся! – подтолкнул заключенного полицейский с автоматом. И юношу завели в здание суда.