Владимиру Ивановичу долго ждать не пришлось. Сразу после похода в магазин, он, возвращаясь домой, остановился на лестничной площадке между этажами. Принял решение, что войдёт в свою квартиру, только если его ожидание потревожит кто-нибудь из соседей. За последние пару месяцев он перестал обращать внимания на отслаивающуюся, чешуйчатую краску на перилах, не сетовал жене на мусор в подъездах, не замечал отороченные крупной, с живностью, паутиной хилые рамы, с трудом удерживающие в себе немытые стёкла, смирился даже с дымовой завесой, которую ежедневно устраивал соседский сын Мишка, курящий втихаря.
Едва отдышавшись, Владимир Иванович дождался удивлённого скрипа открывающейся двери квартиры, расположенной этажом ниже, и непроизвольно улыбнулся, зажигая глаза восторженным блеском.
-Добрый вечер, Майя. А я вот из магазина… Чуточку решил постоять…- робко поприветствовал Владимир Иванович женщину, поднимавшуюся наверх.- Ты к нам?
-Здравствуйте, Володя,- скромной усмешкой ответила Майя Викторовна.- Конечно, к вам. И не лгите: вы меня ожидали. Я не опоздала?- пошутила она.- И в охоту вам здесь стоять и наслаждаться запахом кошачьей мочи.
-Правду сказала, Майя. Я ждал. Но ведь я имею право хоть недолго побыть с тобой наедине.
-Наверное, имеете, однако…- грустно вздохнула Майя Викторовна и отвела взгляд.- Увы, реалии жизни…
-Ну вот, опять на «вы» обращаешься ко мне,- лёгкой обидой отозвался Владимир Иванович.
-Так надо,- тихо, но решительно отрезала женщина.
-Но мне разрешаешь переступить эту черту?
-Вы уже переступили,- озорной искоркой обогрела Майя Викторовна.- Даже не удосужившись спросить.
-Мы знакомы несколько месяцев… и потом…- серьёзным тоном заговорил мужчина.
-Подождите, Володя. Я вас понимаю, не осуждаю, возможно, это мне даже льстит, но… Пару месяцев – это не годы. Признаюсь, я ещё не совсем адаптировалась к этому дому, к квартире. Мне посчастливилось жить с мужем и воспитывать детей в другой обстановке, в других условиях. Посмотрите, Володя: по входным дверям квартир можно предположить о благосостоянии жильцов. В нашем подъезде, как видите, явно нет не то что олигархов, но даже состоятельных людей.
-Для этого не требуется смотреть на двери, достаточно увидеть дом, в котором мы проживаем,- с ноткой удивления, заметил Владимир Иванович.
-Да-да, проживаем, но не живём,- тоскливо вздохнула Майя Викторовна.- Впрочем, Володя, не подумайте, что я излишне избалованная женщина. Конечно, я никогда не голодала, не знала нужды в одежде, однако скромность в быту не обошла нашу семью в молодые годы. Мы с мужем побывали в шкуре новоиспечённых специалистов, ощутили недовольство родителей, которые были против нашего, как считали, раннего брака. Однако карабкались, экономили… Юра, несмотря на молодость, сразу же проявил себя опорой семьи. Почти всё строилось его стараниями: и достаток, и отношения, и всё прочее… Работяга, двигал науку, но о семье никогда не забывал… Мы жили!- повысила голос женщина, с печалью, с болью воспоминаний.- Жили неплохо, относительно долго, пока нелепая авария не оборвала путь Юры, не сломала крепкую семейную ячейку. Это теперь кажется, что годы промчались, однако, если задуматься, всего было много, и ещё больше хотели успеть,- слегка увлажнились глаза Майи Викторовны, но она собралась, резко выдохнула и продолжила:- А после смерти мужа возник вопрос: как жить дальше?.. Дети! Какая огромная поддержка детей. Для них самих гибель отца переживалась крайне остро. Дочь часто, почти ежедневно навещала меня. Болтали с ней, вспоминали, даже шутили. Сын в другом городе, но звонил регулярно. Умница, ему тридцать, но по-прежнему относится ко мне по-детски, ласково. Многие матери девочек могут позавидовать.
-У меня тоже, Майя, дочь и сын, и мне грех жаловаться на отношения,- осторожно похвастал Владимир Иванович.
-И это прекрасно, Володя, это самое-самое ценное в жизни,- поддержала женщина, мягко взирая на мужчину, и принялась открываться дальше.- Затем, около года назад, наступил настоящий перелом. Я вышла на пенсию, разменяла большую квартиру, оставила двушку дочке, а сама вот… в этот дом.
-Где я встретил тебя,- блеснул Владимир Иванович тёплым огоньком в глазах.
-Да, Володя, и где я встретила вас,- добавила Майя Викторовна, одаривая мужчину вдумчивым, умиротворённым, но предельно нежным взором.- Надо же, два пенсионера влюбились. Однако, Володя, мне кажется, что мы стали выглядеть несколько моложе за месяцы знакомства.
-Это правда,- открытой улыбкой согрел Владимир Иванович.- А ещё признаюсь. Я влюбился по-настоящему впервые. Веришь, Майя? В шестьдесят два года влюбился!
-Верю, дорогой Володя,- кокетливо отозвалась женщина.
-А ты любила мужа?- робко шепнул Владимир Иванович.
-Нет. Честно говорю. Юра очень хорошо, терпеливо ухаживал. Когда последовало предложение, я посоветовалась с мамой. Она ответила: «Любовь можно долго ждать и не дождаться. И определить, любовь, влюблённость или увлечение – чрезвычайно сложно, это не блюда, которые пробуешь и выбираешь. Как распознать, чего не знаешь? Поэтому приглядись, каким он может быть отцом вашим детям…» И вы знаете, Володя, я не ошиблась. Он и мужем хорошим был, во всяком случае, плохого не замечала и не запомнила, и прекрасным папой… Нет, не жалею.
-И всё-таки хотелось бы встретиться с тобой раньше,- молвил мужчина, по привычке проведя ладонью по серебристым волосам.
-Так Бог рассудил, в наши сердца ответы вложил. Повторюсь, я не жалею. Посудите, Володя: неужели мне нужно было до старости ждать высокое чувство? И что тогда? Ни детей, ни… всего остального,- стеснительно улыбнулась Майя Викторовна.
-Согласен, ты права…
-Хорошо, что дожили, распознали, ощутили любовь,- добавила женщина.- Впрочем, мы грешники, Володя. Ваша жена тяжело больна, я иду делать ей инъекцию… Да, я недавно уступила вам, поддалась неведомому чувству, обмякла пред силой любви, но продолжать близкие встречи нам непозволительно. Даже обращаться к вам буду на «вы». Не обессудьте, Володя, не желаю и привыкать, и вас провоцировать, невольно соблазнять, да и случайно можно обмолвиться в присутствии жены.
Майя Викторовна вздохнула, отвела взор. Владимир Иванович ощутил внутреннее состояние женщины, её опасения, беспокойство, даже нервозность.
-Но я могу называть тебя Майей?
-Вы, Володя, опять за своё. Я имею право, но не хочу… не способна запретить,- по-прежнему пряча глаза, негромко и неторопливо произнесла Майя Викторовна.- Оставляю за вами выбор, как обращаться ко мне, но будьте осторожны, и пожалейте супругу.
-А как тебя в детстве называли?- пытался пошутить Владимир Иванович.- всё-таки имя редкое… Не Маечкой, случайно?
Женщина по-доброму ухмыльнулась, но выстояла.
-Достаточно – просто Майя… Кстати, по-моему, жена что-то подозревает. Сложно предположить, почему, но… Наверное, женщине иногда не требуется прямых доказательств, она и без отсутствия интима, и без скандалов способна распознать соперницу… Может, интуиция? Или наши голоса, глаза выдают? Чем не повод?
-Исключено,- нерешительно отверг гипотезу Владимир Иванович.- Света высказалась бы, я её знаю.
-Не забудьте её положение,- промолвила Майя Викторовна.- Я специально не спрашиваю, любите ли вы жену, это и так понятно. Однако не знаю отношение её к вам… Возможно, да простит меня Бог, она молчит, беспокоясь о вашем будущем, надеется, что вы не останетесь один, обделённый заботой и вниманием. Извините, Володя, за откровенность, но в последнее время я ловлю на себе пытливые оценивающие взгляды Светланы. Мне очень неловко…
-Ты считаешь, что ей мало осталось?- спросил мужчина, но было видно, что ему чрезвычайно тяжело дался этот вопрос.
-Стоп!- не гневно, в пределах разумного, отрезала Майя Викторовна и, обернувшись, чутко и тревожно поглядела Владимиру Ивановичу в глаза, в ту сердцевину, откуда можно почерпнуть всю информацию, в то дно, где невидимым натиском можно остановить грешные мысли и внести рассудок.- Стоп! Светлана несколько месяцев живёт только благодаря вашему прекрасному уходу за ней. Это, при отсутствии любви к ней, делает вам честь, характеризует как чудесного человека. Даже не все дети хорошо досматривают родителей во время подобных недугов, пожалуй, только родители, не приведи Бог, способны на схожие подвиги. Вот и продолжайте, Володя, в том же духе,- глотая горький комок, настойчиво зашептала женщина.- В знак уважения, для очистки совести, из-за сострадания… да хоть ради чего угодно, но продолжайте заботиться о законной супруге. Светлана – мама ваших детей. Я надеюсь, вернее, уверена в вашем благородстве, и убеждена, что у вас не возникнут злые помыслы. Не хочу, чтобы наша любовь имела кровавый оттенок. Какой от неё тогда толк? Вы, Володя, превосходно понимаете, что я врач, и поэтому нашла бы способ… Буду говорить начистоту. Вы наверняка думаете о скором расставании с ней. И обо мне думаете. Но вы не обязаны торопиться. Бог решит, когда и кого призывать…- Майя Викторовна отвела взор.- И я никогда на это не пойду. Даже во имя…- Женщина смутилась, слегка зарделись щёки.
-Во имя нашей любви?- В глазах Владимира Ивановича сверкнули искорки восторга.
-Да, Володя.
-Я клянусь, что уход за женой останется прежний. Она, по правде говоря, тоже была прекрасной… то есть она…- запнулся мужчина.
-Дальше не надо объяснять, Володя,- по-доброму улыбнулась Майя Викторовна.- Вы хотели добавить, что она остаётся… и останется в вашем сердце прекрасной женой. Правильно?
-Именно так, Майя,- с готовностью согласился Владимир Иванович.- Кстати, ты врач, но постоянно упоминаешь Бога. Говорят, медики – исключительно атеисты.
Майя Викторовна тихо засмеялась, покачала укоризненно головой, но затем, вполне серьёзно, ответила:
-Людская молва в чём-то права. Ведь я сама из семьи интеллигентов, неверующих интеллигентов. Однако бабушка по материнской линии настояла, чтобы меня крестили. Впрочем, до недавнего времени я не стремилась к Богу, дети крестились по своим соображениям, будучи вполне взрослыми. Кстати, никогда особо не задумывалась над типичным вопросом: есть Бог или нет? Хоть была хирургом, но оперировала недолгое время. Кто-то высчитал, что душа имеет вес двадцать граммов. Так вот я не видела душу, ни возле сердца, ни в сердце, ни в грудной клетке. И никто её не видел, Володя. Где сокрыты эти двадцать граммов – не ведаю, и даже не верю в пресловутые граммы. Но точно могу сказать, что душа есть. В этом убедил меня один случай. Лет пять до выхода на пенсию я дежурила в детской больнице. Подменяла. Поздно вечером доставили юношу, почти мальчика. Пятнадцать лет. Детдомовец. Ярослав, но фамилию не помню. Ожёг, чудовищный ожёг всего туловища и нижних конечностей. В палате реанимации он лежал один. Я, Володя, много видела человеческих страданий, слышала жалобные стоны, плач, душераздирающие, почти звериные крики. А этот мальчик, при его-то травме, лишь тяжело дышал, остро смотрел в потолок, не выпускал ни вопля, ни милости. Подобное состояние больного, а также мужественное преодоление мук, весьма шокировало меня. Это истязание, молчаливая битва с болью запредельной силы заставили уважать его. Я почти не выходила из палаты. И вот, около двух часов ночи меня вызвали в приёмный покой. Как водится, я осмотрела прибывшего ребёнка, приняла, а потом вновь к Ярославу. В этот раз он встретил меня взглядом, едва слышно, но не жалобно, не требовательно, а даже, можно сказать, спокойно попросил пить. Его мучения читались лишь по крайне напряжённым мышцам лица, крепко сжатым кулакам… но в глазах было нечто светлое, добродушное, наверное, божественное… Я выполнила просьбу парня. А потом…- Майя Викторовна отвернулась, было видно, что она в раздумье.- А потом, Володя, зная, что он не жилец в этом мире, и сама находясь в подавленном состоянии от наблюдений неравной, но достойной для человека борьбы со смертью… Володя, поймите меня правильно, Володя…- Женщина выдохнула, обернулась и с весьма заметным волнением, нерешительно подняла взгляд.- Вновь повторюсь, что являюсь врачом, и знаю способы… Володя… Я принесла мальчику три таблетки… Поймите, мне многое доводилось видеть, но в то дежурство не способна была равнодушно смотреть, как клещи смерти впиваются… Володя… Я принесла таблетки, разжала ладонь Ярослава и вложила их туда… А потом шепнула: «Будет невыносимо – проглоти». Он поглядел на меня. Было видно, что он понял. И вдруг простонал: «Крестик». Я опешила. Наверное, у него висел крестик на шее, но сгорел шнурок… Думаю так, но это не столь важно. Однако я почувствовала, что слышу последнюю просьбу мальчика. До того случая я не носила крестик, но вспомнила, что у нас работает медсестра, очень верующая женщина, хотя молодая. На счастье, она тоже дежурила в ту ночь. Я сказала медсестре, что умирающий мальчик просит крест. Уговаривать её не пришлось. Единственное, она просила, чтобы ей обязательно вернули вещь. Я не мешкая принесла крестик в палату… Володя… Надо было видеть глаза Ярослава в ту минуту, чтобы понять, почему истинно верующие люди не боятся смерти. Ясные, мужественные, добрые, духовные… В них сливались и подлинная вера, и огромная надежда, и беспредельная любовь. Мальчику тяжело давалось всякое движение, но он сам протянул руку и открыл ладонь. Я опустила цепочку с крестиком к таблеткам… Больно, страшно вспоминать, Володя… Понимала, что творю преступление, что ещё имею шанс не переступать черту и забрать препараты, осознавала возможные последствия, даже прокручивала мысль, как убедить патологоанатома обойтись без вскрытия… И всё-таки решилась, вышла из палаты… Володя… Я одного не поняла… Да, я увидела и веру, и надежду, и любовь, но недооценила ту силу, которую, наверное, в совокупности дают они человеку… Замотавшись с очередным поступившим больным, мне удалось придти к Ярославу только спустя час… Он был ещё тёплый. Лицо выражало безмятежность, ни следа терзаний. Я смежила его веки и немедленно принялась разжимать ладонь… хотела успеть забрать крест… А ещё боялась… Володя… Мальчик спас меня. Таблетки он не тронул. Все три покоились рядом с крестиком. Украдкой, словно воришка, я забрала улику и спрятала в карман… Затем вернула крест. А оставшись наедине, зарыдала… Володя… Я не плакала, не оплакивала, я рыдала так, как никогда в жизни, словно на больничной койке скончался сын… Ведь юноша, мальчик, совсем ещё мальчик обладал чем-то необъяснимо сильным, колоссальным… Всё-таки вера?.. Володя… А вы знаете, почему он предпочёл страдания и не проглотил таблетки, которые облегчили бы ему путь туда? Неужели Ярослав считался бы самоубийцей перед Богом?.. Неужели вера?..
-Не знаю, Майя,- искренне признался Владимир Иванович.- Однако сколько испытаний тебе довелось пережить,- посочувствовал он.
-Разве это испытания, Володя?.. Не на кресте висела.- Майя Викторовна повернулась спиной и прикрыла лицо ладонями.
-Успокойся, Майя. Уже всё в прошлом. Я не знаю, какими словами могу тебя утешить, но с уверенностью скажу: ты замечательная женщина, душевный, чуткий, восприимчивый человек. Обману, Майя, можно научиться, но никак не состраданию… любви. Я безумно счастлив, что встретил тебя, но если бы раньше…
-Не следует жалеть о прошлом, выковыривать оттуда плохое. Там, Володя, было тоже много прекрасного, даже больше, чем нам осталось. А любовь… она появляется нежданно, настоящая любовь. Кому в дар, а кому… Слышали, Володя, что на прошлой неделе в соседнем доме хоронили мужчину и женщину в один день?
-Конечно,- смутился Владимир Иванович.- Весь двор судачит. Ситуация пикантная. Как же, любовники разбились… Говорят, в машине тормоза отказали.
-Ох, не люблю я этот ярлык – любовники. Да, чаще всего правильнее так называть. Однако, Володя, согласитесь, что бывают обстоятельства, где присутствуют сердечные чувства, главенствуют не похоть и развлечения, а взаимопонимание, невозможность жить друг без друга. И тогда требуются встречи, пусть даже редкие, совсем редкие. И понимают, что блуд, но в таком положении они не любовники?.. Правда?
-Тогда влюблённые,- охотно откликнулся Владимир Иванович, пытаясь угодить женщине.
-Их хоронили вместе,- вздохнула Майя Викторовна.- Каждому чуть больше тридцати. Жить и жить.- Женщина пристально вглядывалась в окно, словно где-то вдали надеялась отыскать правоту своих слов.- С одной стороны – несправедливо, смерть в расцвете лет. А в итоге? Говорят, у них была настоящая, взаимная, безрассудная любовь, однако семей своих не рушили.
-По-своему счастливы,- вновь осторожно ввернул Владимир Иванович.
-Несомненно, счастливы,- твёрдо сказала Майя Викторовна.- Ушли из мира сего вместе, провожали их двоих, гроб за гробом. А теперь покоятся из тела рядом.
-Супруги дали согласие хоронить в одной могиле?- удивился мужчина.
-После такого?..- печально улыбнулась женщина.- Володя, вы наивный до обожания. Ни его жена, ни её муж не присутствовали на прощании. Были родители обоих и дочь со стороны погибшего… Девочке двенадцать лет, понимала, стыдилась, но не ушла, даже на кладбище поехала.
-Грустная история.
-Я не спорю, Володя. И никто из здравомыслящих не спорил бы на моём месте. Но итог!..
-Ох, Майя, сложно это, для меня,- качнул головой Владимир Иванович.- Я не умею и не хочу мыслить так глубоко. Надо проще… Стой, Маечка, у тебя губная помада при себе?- неожиданно встрепенулся он, и было видно, как глаза мужчины просветлели, блеснули озорством.
-Да, по правде говоря, она всегда при мне.
Майя Викторовна открыла небольшую, зелёную, дамскую сумочку, выудила оттуда розовый туб и показала мужчине.
Владимир Иванович, игнорируя правила этикета и приобретённые за жизнь навыки воспитанности, почти вырвал вещицу из рук изумлённой женщины. Не давая опомниться, он вывернул язычок спокойно-розового тона помады и спешно, но небольшими буквами, вывел на стене: «В+М=Л».
-Володя, ты сумасшедший,- всплеснула руками Майя Викторовна.- Нет, ты сущий мальчишка,- округлив глаза, всполошилась она, но ненадолго.
-Как мне любо, когда обращаешься на «ты»,- засиял Владимир Иванович.
-Володя, ну, разве так можно?- добродушно, ласково пожурила Майя Викторовна и чуть-чуть заметно ухмыльнулась.- Любой из соседей догадается, кто напакостил и о ком начиркано здесь. Ведь взрослый человек… Володя, вы поступили опрометчиво. Не сотрётся же!
-И хорошо, что никто не сможет уничтожить эти буквы, этот наш код. А соседи едва ли поймут, о ком речь. Наверняка спишут на проделки Мишки, соседского парня.
-Он дружит с Ксюшей. Всем известно.
-Неужели, Майя, ты будешь переживать по поводу надписи? Из-за одной буквы? Это пустяк! Эх, Майя, я очень мечтаю, когда, наконец, смогу подарить тебе букет роз. Алых, больших, с ароматной росой на лепестках. Помнишь, я принёс тебе одну?- тихо молвил Владимир Иванович и искренне, огорчённо вздохнул.- Украдкой, всего одну… к той встрече. Как вор, принёс. А я желаю…
-Мы любим друг друга, Володя,- оборвала Майя Викторовна.- Это факт. И любовь наша последняя, ведь возраст… Слава Богу, что одарил нас в такие-то годы. Но мы, Володя, не должны были… Володя, милый, любимый, не должны были… Понимаешь?
-Понимаю, но...
-Мы обязаны были продолжать любить иначе… и ждать очередной милости. Не исключено, что Господь предоставит шанс соединиться нам… Но надо верить и ждать.
-Я не согласен, Маечка…
-Потому что ты мужчина,- вновь остановила женщина.- А цветы?.. Мы уже в том возрасте, когда цветы обязаны только сниться, причём неживые цветы.
-Не-ет, Маечка, на нас рано ставить крест,- не согласился Владимир Иванович.
-Я не о кресте, Володя. Я вам,- вернулась на «вы» Майя Викторовна,- о цветах. Хотя, признаюсь, я засушила ту восхитительную розу. И храню до сих пор.
-Правда?!- сверкнул очами мужчина.- А покажешь мне её?
-Сущая правда,- по-прежнему рассудительно, задумчиво сказала женщина.- Однако пока не смею показать цветок, ибо он, естественно, находится в моей квартире… А вот помаду верните, пожалуйста.
Владимир Иванович протянул руку, но когда ощутил, как пальцы женщины коснулись его ладони, чтобы забрать туб, он осторожно придержал их. Не отводя взгляда, мужчина бережно, ненастырно привлёк к себе Майю Викторовну.
-Маечка, любимая, в последнее время я не могу спать, я не способен здраво рассуждать, я пленён, я покорён, я счастлив и одновременно несчастлив,- скороговоркой, словно боясь, что из речи выпадут весьма важные слова, журчал Владимир Иванович.- Я не болен, но страдаю, я потерял аппетит, но не чувствую слабости, я приобрёл любовь, я потерял покой, лишился какой-то уверенности, утратил здравомыслие, но не считаю себя ущербным. Я… я готов говорить, говорить и говорить о тебе, замечательной моей женщине… но скажу кратко, охватив все твои достоинства, всё самое лучшее в тебе, отбросив твои недостатки, с которыми смиряюсь… которые знаю и которые, надеюсь, предстоит узнать и не замечать… Майя… Маечка, я тебя люблю…- Он порывался сказать ещё и ещё, но женщина высвободила руку и притронулась к губам Владимира.
Ласки, нежность, кротость, предельная радость читались в глазах Майи. Она взирала на Владимира с восторгом, граничащим с безумием, не осознавая, прижималась к нему… ждала, томилась, рвалась, желала…
-Я люблю тебя… тебя, Володя,- не ответила, а подарила частичку души Майя.
-Я тебя люблю, Маечка,- услышала она шёпот Владимира.
Два человека, умудрённые опытом, повидавшие жизнь, слились в поцелуе, осторожном, трепетном, даже робком… Ими владела не пылкая страсть, а стремление душ…
* * *
Слегка отстранившись, Майя Викторовна предупредила:
-Непозволительно долго мы задерживаемся. Ведь вы, Володя, сказали супруге, что ушли в магазин.
-Да, Маечка. Конечно.
Они поднялись на этаж выше. Перед входной дверью Владимир Иванович остановился, с тоской поглядел в глаза любимой женщины и твёрдо произнёс:
-Ты моя, Маечка. И моё чувство настоящее, непритворное.
-Не надо, Володя. Время опуститься на землю.
-Хорошо. Я буду ждать, сколько потребуется.
-Даже до конца света?- улыбнулась Майя Викторовна.
-Даже до конца вечности.
С этими словами Владимир Иванович отворил дверь, пропустил вперёд женщину, вошёл в квартиру и громко сказал:
-Проходите, Майя Викторовна. Нам без вашей помощи тяжело… А после процедуры чайком побалуем вас… Света, а к нам гости!