И в шутку, и всерьёз. Берлинские зарисовки

Владимир Хмыз
  Надо было видеть, с какой серьёзностью нашу туристическую группу собирали в местном «белом» доме на набережной  р. Томи, чтобы раз и навсегда проникнуться чувством ответственности за Родину, отправлявшую своих представителей за рубеж. Нас подготавливали к важной миссии часа два, проговаривая ответы на вопросы, которые могли задать там, в ГДР, дружественной стране, но по какой-то причине все-таки не очень уж правильной. В чём была неправильность мы не поняли (и потом, побывав там, тоже), но стали готовиться к худшему. Так, на всякий случай. 

  Ни в коем разе мы не должны были рассказывать о том, какие у нас, младших научных сотрудников и аспирантов вузов, зарплаты, какие квартиры: площадь, количество комнат, ну и другую, «секретную» информацию, которая изобличила бы нашу жизнь и сделала её в глазах тех, неприглядной, а потому не заслуживающей уважения. Получалось, каждый из нас должен был подготовить свою «легенду».

  И мы про себя поклялись, что, конечно же, ни за что не расскажем, как наш товарищ под квартиру переделал обыкновенный общежитский туалет, десятилетия до этого исправно использующийся всем этажом.  А  остальные квартир просто не имели,  и когда они появятся,  даже не представляли. Что на наши зарплаты, конечно же, можно было худо-бедно прожить, но купить себе квартиру или машину – нет. Ёрничали мы по этому поводу много, но, как принято было в те времена, «на кухне» и  негромко.  Шел 1984 год, и до перестройки ещё надо было дожить.

  Группа была сборной и состояла в основном из студентов и молодых преподавателей томских вузов, представителей разных творческих коллективов:  песенных, танцевальных, театральных,  прочих и их руководителей. Кое с кем были старые деловые связи или просто знакомства, так что в основном друг друга знали и поэтому с интересом вычисляли тайного куратора группы, а что такой был, мы не сомневались, но нам это не удалось. То ли вели мы себя в этой поездке действительно хорошо, то ли «секретный агент» умел шифроваться, но он так себя и не выдал.   

  Зато слишком бдительной была проводница вагона и на границе в Бресте пограничники минут пятнадцать шмонали одного из наших до трусов, полностью перевернув также вверх дном его чемодан и сумки. Он имел неосторожность попытаться провезти металлические советские рубли, запаянные в полиэтиленовый пояс,  которые  в ГДР ценились,  их можно было сбыть по тройной цене.

  Видимо, наш разговор с советами друг другу, куда и что прятать, а провезти рубли хотелось всем, был ею услышан.  Весь вагон прослушивался или только наше купе, не знаем, но такая тщательная проверка была только у нас. Надо было видеть бледное лицо Сергея, который вышел после шмона в коридор, и как долго он отходил от такой унизительной процедуры. Кстати, в последний момент он тот пояс всё-таки выбросил, интуиция его не подвела и, наверное, поэтому  не попался «по-крупному». Все мы провезли свои рубли, и даже он, кажется, сколько-то, точно не помню, тоже.

  Не доверяйте нашим проводникам международных поездов. Совет запоздалый, но вдруг ещё пригодится.

  Поляки проверяли проще и веселее. Сначала они беззастенчиво просили у всех продать им русской водки, а потом вспороли и развернули тюбик с зубной пастой в туалете, который кто-то впопыхах там забыл (может быть, искали бриллианты?), и вскоре сошли на полустанке.  Дальше потянулись равнинные просторы Польши с огромным количеством деревень и маленьких городков, красивых и ухоженных, как будто игрушечных, в которых выделялись бесчисленные костёлы. На одном из перегонов за полчаса я насчитал их 35 штук.

  Немецкая земля встречала ещё большей чистотой и  ухоженностью, а также  обилием косуль и зайцев, которые часто попадались нам на глаза. В Берлин мы приехали, где-то около 12 ночи и, прождав в холодном  вокзале какое-то время, на предоставленном  автобусе поехали в гостиницу – Интер Отель «Штатд Берлин». Масштаб её и уровень мы оценили не сразу, а только на следующий день, когда увидели всё при дневном свете. Но уже мелочи нас приятно поразили - в холлах в холодильниках свободно стояли газированные напитки. Представляете,  это же почти, как шведский стол. Бери - не хочу.

  Сразу же, в большом холле первого этажа гостиницы, мы столкнулись с  отъезжающими соотечественниками, которые без труда опознали в нас советских. А потом по громкой фразе одного из них:  «Смотрите, как они нос дерут!» - увидели и опознали их мы.  Да, мы гордились собой.

  Скоростной лифт вместе с англичанами поднял нас на 22-ой этаж, и мы оказались в номере, который нам тогда мог бы разве что присниться, хотя понятно было, что это далеко  не люкс.   2-ух комнатный номер поразил идеальной чистотой, комфортом  и каким-то странным и лишним приспособлением в ванной. Посовещавшись, перепробовав разные варианты, мы склонились, на наш взгляд, к наиболее вероятному из них - это для того, чтобы сапоги мыть.

  Сапоги?! В центре Берлина, на главной площади  Александрплац?! Это было  биде! Н-да, аналитики…Сибирские мужики, что с нас взять! Лишь потолкавшись в ванной несколько минут, Серёга догадался, что «это для женщин». Ну, понятно, у него после шмона голова работала намного яснее. А, может, он уже мыслил по-немецки? В отличие от нас, немецкий он знал.

  Но что интересно, несмотря на ночь,  сбЕгать вниз на улицу, мы все-таки решились и, потратив первые марки, пересчитанные до этого и в уме, и в реальности много раз, купили по две бутылки настоящего немецкого пива и цыплят-гриль, тоже впервые в жизни виденных нами. Понять наше состояние после буквально первой же выпитой бутылки, может только тот, кто вернулся из таёжной многомесячной экспедиции, где уже не то, что пиво, но и спирт давно закончился. Нет, не из-за алкоголя, которого в организме давно не было, а из-за того удовольствия, которое мы испытали. Кстати, по второй мы уже  в тот раз и не пили, и этого было достаточно.

  Ну, в общем, что вам сказать. Германия нам понравилась сразу.

  Понравилась  потом ещё и тем, что по просьбе нашего руководителя, меняли блюда в меню, учитывая маленькое несварение желудков, и тем, что «магдебургские полушария» в Берлинском музее  немецкой истории так и не поддались 16-ти лошадям, пытавшимся растащить их в разные стороны. Помните, опыт с  пустотелыми полушариями, из которых был выкачан воздух?

  И  своим великолепным, известным на весь мир, зоопарком, где уже у входа посетителей встречали белые медведи, наслаждающиеся купанием в бассейне. И музеем с «осколками» греческого Парфенона, вывезенными в Германию «заботливыми» немцами. А как величествен и молчалив в своей неувядаемой славе был Трептов парк.

  Поразила нас зАмком принцессы Цецилиенхоф, в котором в 1945 году  проходила Потсдамская конференция, и  6-метровым, в диаметре, столом в нём. За этим столом  на резных креслах из карельской берёзы рассадили глав трёх стран-участниц антифашистской коалиции.  От одного из этих кресел - на нём сидел Сталин - ушлый американский журналист отодрал щепку, которую продал позже на аукционе в США за миллион долларов! Представляете!   Вот они, "настоящие"  западные ценности, кто же из нас тогда об этом знал!

  Удивила королевским дворцом Сан-Суси с большими, стоЯщими рядами, зАмками вассалов. Бедные, как же те потрудились, чтобы не отстать от своего короля. Как это всё напоминает  сейчас Кремль  и рублёвское  Подмосковье! Ну, наконец-то,  хоть в этом мы догнали Европу.

  И каждый раз удивляла тем, что пиво за обедом и ужином всегда было просто замечательное. А местные кирхи и храмы - готического стиля. Они навевали строгость и порядок. Тот порядок, который никак не хотел укладываться в наших «театральных» головах. И мы мечтали о свободе передвижения, как, наверное, немцы, глядя на берлинскую стену. Тогда она ещё была крепка и, к нашему сожалению, скрывала не только Западный Берлин, но и поверженный Рейхстаг, на который мы смогли посмотреть только издали.

  Нас возили в двухэтажных вагонах и в вагонах для «курящих», и «не курящих», где мы, наконец-то, смогли почувствовать такую неподдельную заботу о человеке, о которой так долго твердили наши государственные радетели.  И видели раскованность немецких подростков,  целующихся (тогда ещё только разнополых) во время совместных встреч  на наших глазах и на виду у своих родителей.
 
  Но всё хорошее быстро заканчивается. Наверное, чтобы мы не «устали» поражаться столичным и окрестным достопримечательностям, нас перевезли в Лейпциг, где поселили в местном Доме молодёжи, с какими-то красивыми пристройками и мансардами и, главное, со шведским столом. Одно омрачало наше настроение. Деревянные кровати в узких маленьких номерах были двухъярусными и с соответствующими советскому воспитанию надписями.
 
  Ну, вы поняли какими?!
  Да!  Теми же, что и у нас на заборах. И мы смотрели на обширную географию нашей страны и "восхищались" причудливостью и изысканностью этих записей. Ну, что же вы ещё хотите,  ведь после всего увиденного надо было показать и свою культуру.

  А шведский стол изобиловал всякими салатиками, колбасами и сырами, и какими-то здешними приправами. Кстати, не верьте Юлиану Семёнову. Помните фильм «Семнадцать мгновений весны», как Штирлиц ел салями с немецким генералом и оба её нахваливали? Что-что, а наша колбаса во сто крат вкуснее. У них только запеченные сардельки ничего, сырокопченная, ну, мягко говоря - нет. Но шведский стол понравился своей «вседозволенностью», хотя до современных турецких столов, где  «всё включено», им было ещё далеко.

  Да, чуть не забыл! В Берлине мы ездили на встречу с немецкой молодёжью, где веселилась она под нашу водку, да ещё как. Мы под их шнапс - как-то не очень. Ну, не понравился он, понимаете - нет? «Легенды» нам рассказывать не пришлось, общение было в основном невербальным, что не помешало всем выпить немало. И, возвращаясь после этой встречи, мы, тридцать с лишним человек, находясь в состоянии  расслабленной «русской души», стали петь песни. К слову сказать, пели на удивление  душевно и слаженно, не горланили - нет. Но не забыли спеть  «День Победы» и, конечно, «Катюшу». 

  Ехали и пели в обычном вечернем трамвае, битком набитом немцами. Никто из них, никто (!) ни словом, ни взглядом, ни жестом не показал нам, что мы олухи царя небесного и ведём себя вызывающе. Вот она, настоящая немецкая терпимость к инакомыслию, возведённая, к сожалению, теперь в крайнюю степень толерантности даже  к инакоделанию. Только позже пришло осознание, какое внутреннее покаяние у немецкого народа. Не обвиняйте его в профашистских интересах. Он от этого ушёл далеко. Дай Бог нам уйти.

  А  как нелегко было считать ступеньки в узком полутёмном проходе, когда после очередной встречи уже в Лейпциге, мы на следующий день поднимались на памятник Битве Народов. Ступенек там было несколько сотен, но зато, какой красивый вид открывался со смотровой площадки.

  Где-то там внизу, в центре города, в одном из одноэтажных старинных зданий несколько десятилетий назад печатались первые номера ленинской «Искры», которая чуть не разожгла пожар мировой революции. Наверное,  печатные мощности были тогда перегружены, и для печатания лишних марок для Ленина уже не было места. Да, а пяти миллионов ему для мировой революции явно не хватило!

  А какой красивый вид показался нам однажды на улице города, когда на высокой приставной лестнице гарная немецкая фройлин в очень короткой юбочке, открывшей всем ветрам стройные голые ноги и кое-что ещё, мыла витрину магазина! Долго объектив нашей кинокамеры фокусировал свое внимание,  очень долго. Жаль, но не всё так удалось нам на камеру снять. Увидев однажды, кстати, недалеко от Интер Отеля ещё, полупьяного бомжа на лавочке, мы попытались его снять, но были остановлены жестами двух местных полицейских, запретивших нам это делать.
 
  Представляете, сколько эмоций и понимания эти кадры могли бы вызвать у нас на Родине?!
  Да..! Справедливости ради надо заметить, что тот бомж за 8 дней нашего пребывания в Германии был единственным?! «Матка боска!» - это по-польски (немецкий мы так и не выучили) - единственным! Да.., порядки у них там суровые. 

  Зато в магазинах мы смогли оторваться на полную катушку. Вот где была свобода действий! Чего там только не было! Бобины цветной немецкой лески самого разного диаметра, которая у рыбаков союза ценилась чуть ли не на вес золота. Сапоги женские замшевые - не для наших дорог, но зато какие! Охотничьи ножи с козьими ножками.  Ну, в общем, сами понимаете, всё! Были даже лифы для кормящих женщин, расстёгивающиеся на груди - супруга попросила такой купить. Но надо было как-то об этом спросить.

  А как?  Ведь по-немецки мы ни бум-бум, и Серёга где-то отстал. Ну, ладно, я учил английский: book, garden мог бы спросить, а про лиф-то как? А вот Роман - тот учил немецкий, понятно стало, что его надо здесь применить. Ну, легко! Для Романа – это раз плюнуть. «Дипломная работа»,-  как он в таких случаях говорил.

  Собрав волю в кулак и сосредоточившись, он чётко и складно по-немецки произнёс: «Гебен зи мир битте».
 
«Я-я», так же по-немецки, крайне заинтересовано и мило улыбаясь,  ответила ему продавец.

  А дальше пошла непереводимая на немецкий игра слов: «Мы у Вас вчера брали женское бельё (бельё, скажу я вам, вчера мы брали с Серёгой). Так вот, нам нужно, чтобы оно»,- показывая на себе, говорил Роман, - «расстёгивалось не на спине» – руки его скользнули за спину и взгляд продавца растеряно скользнул за ними, - «а на груди». И Ромины руки застыли чашечками на его груди.
 
  «Я-я» - ещё раз растеряно, на всякий случай,  повторила продавец, но по её лицу было видно, что Ромин немецкий она почему-то не поняла.

  Выждав какое-то время, а пауза на сцене играет большую роль, чем дольше держит актёр паузу, тем он значительнее и, сообразив, что его фраза не дошла до зрителя, он, собравшись опять, очень громко, чётко, как на сцене, снова по-немецки, произнёс: «Гебен зи мир битте».

  «Я-Я» - воодушевленно произнесла продавец и снова мило улыбнулась.

  -Вчера,- опять сказал Рома, по-русски, - Мы у Вас брали женское бельё. Но нам нужно не такое бельё, которое мы брали у Вас вчера, а такое, какое…
И Рома опять стал заводить руки то за спину, то класть их на грудь. Проделал он это дважды или даже трижды. Взгляд продавца стал рассеянным и попытался уйти куда-то в себя.  В последней самой энергичной попытке, Рома интуитивно добавил лишь один только жест и восклицание. Он показал руками, как качает грудного ребёнка и произнёс: «А-а-а-а-а». И снова поставил на груди руки чашечками.

  То ли «а-а-а-а-а» звучит на всех языках мира одинаково, то ли Роман действительно гениальный актёр, но она, в конце концов, поняла. Широко улыбнувшись во все свои 32 зуба (молодая немка, что вы хотите), она кивнула, радостно произнесла по-немецки: «Я-я» и достала откуда-то сверху лиф с крючочками на груди. 

  Очередная Ромина дипломная работа была успешно проделана и в его рассказах, потом, выглядела просто замечательно и блестяще, как, впрочем, и многие  другие его дипломные работы.
-Вы его не слушали? Много потеряли... Если хотите услышать, приезжайте к нам…

  Так, стоп! Кажется, увлёкся. А ведь ещё надо упомянуть и про «Митропу».  Это немецкая фирма, которая изготавливает сухпайки в дорогу. Отведав их на закуску под немецкий шнапс,  в дорогу его с собой, конечно же, взяли (своя-то уже давно закончилась!), мы кричали потом на всё купе, а, может, и на весь вагон тоже: «Митропа», «Митропа», «Митропа» и что-то сочное добавляя в рифму, радовались приятному прошлому, остающемуся позади. А поезд приближал нас  к будущему, на которое мы смотрели уже немного другими глазами.

  Только в Бресте  мы почувствовали, как сильно соскучились по соотечественникам, и радостно смотрели на наших бравых пограничников в окно. Видимо, зная такие ожидания и видя наши счастливые, улыбающиеся лица, пограничники, едва поздоровавшись, тут же в лоб  спросили: «Ножи с козьими ножками везёте?»

  Сказать, что это вызвало у нас шок, ещё ничего не сказать. Пауза затянулась очень надолго. Так надолго, что и зрителям, и актёрам стало понятно: «везут» и «не отвертеться - придётся отдавать». Мы, нехотя, полезли в свои сумки,  думая по пути о том, что ага, так вам всё и отдали. Помните, мы на мир смотрели уже немного другими глазами? Какое-то неясное чувство свободы  забродило в нас. Да, и кто же отдаёт последнее.

  Отдали, конечно, но не всё. А пограничники в этот раз почему-то не стали обыскивать, но всё-таки повели нас в таможенный зал и велели заполнять какие-то бланки. На некоторое время чувство страха слегка затуманило наше сознание,  а, поднявшееся откуда-то из глубины души, чувство непонятной вины перед Родиной, пыталось омрачить и даже похоронить то радужное настроение, с которым мы пересекли границу.

  В зале всхлипывала и нервно выкрикивала проклятия какая-то симпатичная, стройная и очень ухоженная женщина, пытаясь затолкать обратно в выпотрошенные пограничниками чемоданы, все свои вещи.  Их было так много, что стало понятно - паковали их не один вечер. Что пытались у неё найти и зачем шмонали так усердно – нам не дано было узнать. Мы только думали: «Как хорошо, что не оказались на её месте». Хотя, в отличие от неё, что с нас было взять? С аспирантов, студентов  и молодых научных сотрудников?

  Видимо, в поездах и прямого, и обратного следования проводники действовали по одним и тем же инструкциям – услышать и узнать, как много больше из жизни пассажиров. А что мог в этот раз проводник услышать от нас, кроме частых и громких выкриков: «Митропа - это такая ж...». В конце концов, таможня дала добро, и мы поехали домой.

  Томск встретил февральским сильным морозным ветром, на котором новые немецкие куртки почти не грели, но новые впечатления и остатки шнапса всё-таки не дали охладеть нам полностью и о немцах, немках и их стране мы ещё долго рассказывали своим родным и знакомым.

  Кстати, по приезду группу нашу в обкоме не собирали и ни о чём не расспрашивали. То ли не интересно было, то ли тайный куратор рассказал всё в разных лицах и подробностях. Но на всякий случай я решил с вами поделиться. Вдруг вы в обкоме  не работали и ничего о Германии не знаете.
 
А  о ней есть, что приятное вспомнить и рассказать.