О мамочке...

Ольга Семенко
   ''МАМЫ НИКОГДА НЕ УМИРАЮТ,
                ПРОСТО РЯДОМ БЫТЬ ПЕРЕСТАЮТ''
                Дмитриев Александр Александрович



  Даже не знаю с чего начать. С маминого детства? Юности? Наверно, нужно начать с того, как я «узнавала» свою маму.
  В 2008 году мама попала в больницу. Врачи опасались за её здоровье. По очереди с сестрой  дежурили у неё в палате.  У нас даже не было  сомнений, что мама будет здорова. Она всегда была здорова. Мы к этому привыкли.

  Вероятно, это была «первая ласточка, первый звоночек»… Уже потом мы  узнали, что у неё было предъинсультное состояние. Врачи суетились вокруг мамы, но нам  не говорили, что это серьёзно. С тех пор она начала терять память.
 
  Дети, как правило, эгоисты. Лишний раз не заедут к маме. Позвонят: 
- Здорова?
- Здорова.
- Как дела?
- Хорошо.
  И  опять повседневная круговерть: свои проблемы, свои семьи, свои интересы… До следующего «как дела?»

Но  настал  момент, когда мы  поняли, что у мамы проблемы с памятью… и не шуточные. С сестрой по очереди ездили к ней,  покупали  продукты, варили, стирали…

  В 2010 году мама опять попала в больницу. Был очень жаркий май,  больницы были переполнены гипертониками. В то лето мне пришлось жить у мамы. Следила, чтобы она вовремя принимала таблетки, не забывала поесть,  приводила себя в порядок…

  И, тогда я поняла, что практически её  не знаю…

  Мне было три года, когда умер мой папа. Это был замечательный человек. Все в один голос твердили об этом. После смерти отца маме пришлось выживать одной с маленьким ребёнком на руках и огромной болью от потери любимого человека. Она работала посменно, поэтому я кочевала по «рукам». То тётя Валя заберёт меня из садика, то бабушка со мной посидит, то дядя Валя отведёт меня в садик.

  А потом мама вышла замуж, и у меня появился отчим. Мне было около семи лет. Ей нужно было налаживать свою жизнь. Ведь вдовой она стала в двадцать пять лет.
  В  редком исключении, отчимы оказываются хорошими отцами. Дай Бог, чтобы я была не права. Вскоре он начал пить, и я так же «кочевала» по родственникам. Единственная польза от отчима – это моя сестра Ириша. За неё я могу простить все его прегрешения. У нас с ней разница почти в десять лет, но сейчас это не так заметно.

  Я отвлеклась.. Летом 2010 года я стала «узнавать» свою маму.
  Вначале ОНА  работала посменно. Потом Я рано вышла замуж. Пошли дети, внуки… практически я её не знала. Меня приятно удивило, что она оказалась очень весёлой. Часто подшучивала над собой, если у неё что-то не получалось, постоянно улыбалась и всегда  что-то напевала…
  Мама и её сёстры Валя и Надя были отличными певуньями. Сколько себя помню, они всегда пели.

  Живя у мамы,  постоянно  расспрашивала её   о детстве, родителях, отце. Мне всё было интересно. Уже в «приличном» возрасте, с горечью понимаешь, что не знаешь своих корней, да, что корней, не знаешь ничего о своих родителях. Все мы в каком-то смысле «Иваны, не помнящие родства»…

  Я по многу раз задавала одни и те же вопросы, досконально выспрашивая об отце, бабушках, дедушках… Тем самым  пыталась тренировать её память. Хотя в большей степени мне были интересны её рассказы.

  ДЕТСТВО.

  Мама родилась в Сибири в 1935 году 11 декабря. Из её повествований я поняла, что она была не первым ребёнком. До этого детишки умирали. Отец Бушуев Леонид Алексеевич. Мать Бушуева Татьяна Фёдоровна. В девичестве ШлягинА .  И бабушка, и дед были  с одного 1910 года.
 
  Дедушка с бабушкой Таней, со своей  матерью Прасковьей Фёдоровной  и мамой приехали в Хабаровск из Сибири. Деды взяли  государственный кредит и в сороковом году  построили на улице Октябрьской, теперь  Революции, дом.

  Отца Леонида, мама всегда вспоминала с придыханием: «Какой он был добрый!». Даже во время войны, когда утром уставший, он приходил с ночной смены, хватал своих девчонок в охапку и дурачился с ними. Он работал в «Обозе», при лошадях. Старенькая бабушка, ругала их, говорила, что ему нужно отдохнуть, выспаться, но дети есть дети…

 Много детишек у них умерло, и почему-то умирали все мальчики. Наверно, поэтому дед так любил своих малышек. Когда мама вспоминала отца, то была похожа на маленькую девочку с трогательным выражением лица.

  Дедушка работал в тылу. Но однажды повздорил с начальником,  и тот подал рапорт, чтобы деда отправили на фронт. Это со слов мамы. В декабре сорок третьего его забрали, а в сорок четвёртом дедушка погиб под Будапештом.

  Про бабушку мама говорила: « Она была сурового нрава». Держала девчонок  в узде.  Бабушка Таня была чистюлей. В доме был идеальный порядок. Ко всем божественным праздникам - всегда побелено. Белоснежные салфетки лежали на своих местах. В бабушку наша мама, наверно, и пошла. У мамы была патологическая любовь к чистоте. Каждый день мыла полы и протирала пыль.

   После смерти деда они голодали. Старенькая бабушка Прасковья, баба Таня и три вечно голодных галчонка. В сорок четвёртом году маме было девять лет, тёте Вале – семь и тёте Наде – пять. Бабушка работала  на пекарне, а потом перешла в детские ясли. Была поваром.

Мама вспоминала, что старенькую бабушку они звали «мамой», а маму «мать». Прасковья  Фёдоровна говорила девочкам: «Смотрите, ваша мать идёт…» Маленькие дурочки кричали на всю улицу: «Мать, а что ты нам принесла?» Воистину дурочки! Ведь в то время по доносу могли её  посадить. Бог миловал! А она приносила им крохи, что сама не доест или жалостливая заведующая что-нибудь сунет в сумку.

  В 1946 году в их дом пришёл отчим. Работал он милиционером. Их свёл кто – то из знакомых.  Вначале стало легче, он приносил еду, хорошо относился к бабушке. Прасковье Фёдоровне пришлось перейти жить к дочке, в соседний дом. Затем отчим показал свой нрав. Продал их коровёнку, забрал из сундука хром на сапоги, ткани, всё, что прислали однополчане бабушке после Победы в память о своём товарище.

 Их жизнь превратилась в ад. Отчим каждый день являлся  пьяным, скандалил.  Бабушка к тому времени забеременела, а он гонялся за ней по дому и стрелял из пистолета. Мама рассказывала, что её, одиннадцатилетнюю, он побаивался, она могла дать ему отпор, а вот младшенькой, тёте Наде доставалось. Она всё делала ему наперекор. Так они защищали свою «мать».

  ЮНОСТЬ.

  В школу они ходили. Иногда по очереди, одежды на всех не хватало. Мама не была сильной ученицей. Говорила мне:
-  О какой учёбе будешь думать, если в животе «кишка на кишку пишет протокол».
  В шестнадцать лет она устроилась работать в БРМ (базовая ремонтная мастерская). Там она встретила свою закадычную подругу тётю Валю Сергееву, Ливанову  по мужу.

Через год она выучилась на радиста и стала «принимать погоду». Уже перед смертью, она мне говорила:
-  Как мне хочется ещё поработать на ключе!
 Слух у неё был идеальный. Буковки Морзе она ловила на лету.

  Днём работали, а вечером бежали с закадычной подругой в парк на Базе КАФ. После танцев в потёмках  возвращались домой. На два голоса распевали песни, а когда хотели передохнуть, то сзади их окликали: «Девочки, ну спойте ещё что-нибудь!»

    ЛЮБОВЬ.

Мама была певуньей, хохотушкой, заводилой… Вокруг неё всегда была куча ухажёров. Но нашла она свою любовь на своей же улице. За год или два до пятьдесят пятого года, вернулся из мест не столь отдалённых мой отец. Мой будущий отец. Ещё в армии, в увольнении или самоволке, решил подурачиться, и забрал что-то у китайца на рынке.

Его посадили. Вначале он хорохорился, что-то доказывал, никак не мог угомониться, но встретил там человека, умудрённого жизнью, и стал совершенно другим. Это он уже потом маме рассказал. Но из-за своего норова заработал себе туберкулёз.

Возвращаясь однажды домой, услышала папин голос: «Зоенька, посиди со мной, поболтаем. Или боишься меня?» Ну, мама и села рядышком. Он был старше её на восемь лет, уже «дяденька», а ей всего девятнадцатый пошёл. Она влюбилась. В пятьдесят пятом году они поженились. Маму отговаривали, стращали туберкулёзом. Но она ни в какую… Сколько вместе проживём – всё наше.

Точно так же, как мама вспоминала об отце, с той же улыбкой она вспоминала папу. «Как же его можно было не любить, - говорила она. - Его все любили. Люди знали, что у него туберкулёз, и всё равно тянулись к нему. Он был такой весёлый, добрый. Хохотунчик!
  Мама очень хотела ребёнка от отца, но он противился. Боялся, что его болезнь ребёнку достанется. Моя тётушка Тоня, жена его брата Ильи очень уважала мою маму. Говорила, что наперекор всем, мама ела с папой из одной тарелки. Любила его до умопомрачения! На них смотреть было одно удовольствие: воркуют себе, как голубки.

    Наивная мама верила, что он  простыл, поэтому заболел туберкулёзом. Её незнание, и спасло маму. Если бы она понимала, что может заразиться от отца, то, наверно, заболела бы. А может  её спасла ЛЮБОВЬ?

  В пятьдесят пятом  они поженились, а в 1957 году родилась я. За год до меня у маминой закадычной подруги родилась дочь, и папа подшучивал над её  мужем, говоря, что тот бракодел. И вот родилась я... Опечаленный отец  купил чекушку и пошёл к дяде Пете: «Давай Петро выпьем за мою дочь, родился бы сын - купил бы пол-литра».
 «А потом, – говорит мама, - нарадоваться на тебя не мог. И, что я, дурак, сына хотел?»

 Папа в амбарной книге вёл дневник. В ней он писал обо мне. В детстве я «затаскала» тот журнал. Жалко, что мама его не сберегла.  Наверно, в память о папином дневнике, я постоянно всё записываю.

  Отец во мне души не чаял. Говорил маме: «Зоенька, ты меня, конечно, прости, но дочь я люблю больше тебя. Нет, тебя я люблю, как женщину, а её…» А мама радовалась, что сумела убедить его родить ребёночка.
  Прожили они пять лет, но всю оставшуюся жизнь он был в её сердце. Когда у мамы  было совсем плохо с памятью, она сказала такую фразу: «Нет, Женьку я не любила. Я любила только Сеню».

  ЗРЕЛОСТЬ.

  В конце 2011 года мне опять пришлось жить у мамы. Болезнь прогрессировала. Я продолжала «узнавать» свою маму. Ухаживая за ней, открывала всё новые и новые качества её характера. У неё был очень тонкий юмор. Порой не сразу  сообразишь, шутка это  или правда.

  Мама очень любила читать. Знала по фамилиям многих деятелей культуры, актёров, певцов. Это потом, уже, она забывАла многое… а что было в детстве и молодости – всё помнила!

  Поэтому я постоянно расспрашивала её о жизни с папой, родителях папы, маминых родителях… Мне хотелось знать всё! Как порой поздно мы осознаём, что нужно знать свою родову...

  С ней мы пели песни. Я считала, что это будет полезно для её мозга. Петь я не могу, но чего не сделаешь ради мамочки!
  К маме очень хорошо относились соседи. Она была не «скандальная». Всегда помогала, чем могла. В их подъезде жила бабулечка. Звали её  Ефимовна. На десяток лет старше мамы. Но рукодельница!

Они с мамой очень подружились. Постоянно пропадали друг у друга. Мама ходила в магазин  за продуктами для себя и подружки. Куда-то ездила по делам своим и подружки. А та в ответ одаривала маму пододеяльниками с вышивкой ришелье, наволочками…

А потом, когда Ефимовна умерла, маме стало одиноко. Ведь женщина страдает не от того, что она одна, а от того, что ей ухаживать не за кем… Чудесные слова В. Солоухина!
  И она переключилась на телевизор. Смотрела его день и ночь напролёт. Что-нибудь штопает, а сама в телевизоре…
   

СТАРОСТЬ.

  Старость не радость, молодость не жизнь… любили мы повторять, когда были ещё малолетками. Да, старость не в радость. То там кольнёт, то здесь заболит, то поясница «отваливается». Но это ещё пол - беды. Страшно, когда с головой не дружишь. И страшно в первую очередь нам, близким людям.

  Стыдно, что до стариков у детей постоянно не доходят руки. Какой бы ты ни была идеальной дочерью, а своя семья всегда на первом месте. Нужно наварить, чтобы муж пришёл после работы и поел горяченького. Внучку из садика забрать. На больничном с ней посидеть. Съездить по делам. Я не работала последние годы, а ведь другие ещё и трудятся.

    Мама  уже забывала, что было пять минут назад. Постоянно ворчала, что я должна ехать домой, готовить мужу: «Это какому мужчине понравится, что жены дома нет…» Мне приходилась изворачиваться, обманывать, уверять её, что всё хорошо. «Ты, что от мужа ушла?» - допытывалась она на следующий  день. И так постоянно.

  Зато мы с ней много разговаривали. Первой начинала я:
- А почему папины родители не хотели тебя?
- Ну, они были богатыми… У них были ульи, живность. А мы голытьба…(тётя Тоня объясняла так: бабушка не знала, где они будут жить. Ведь тогда, в  маленьком их доме жил сын Фёдор с семьёй. Да и туберкулёз у папы был  не в начальной стадии).

- А бабушка с дедушкой любили меня?
- Конечно, тебя все любили, ты была, как куколка! ( Наверно, от такой великой любви рождаются счастливые люди).
- Расскажи, как вы с папой жили. Вы ссорились?
- Да, ты что! Я его любила. Самое лучшее – ему! Однажды бабушка Марфа принесла курицу. Это такая редкость  в те годы. Я её приготовила, чтобы Сеню вкусно накормить.  Пупок ему положила в тарелку. Он раскусил его: «Что за…?» ( Мама хохочет, вспоминая тот случай. Любимому мужу – самое лучшее! Она даже не знала, что желудки нужно вычищать. Голодное детство и юность. А практики не было).

- Расскажи про меня.
- Мать Сени часто к нам приходила с гостинцами. Мёд постоянно у нас был с их ульев, яйца приносила. Я складывала их в бидончик и ставила на тумбочку, ну такая, как этажерка… Без дверок. Однажды захожу на кухню, а ты подползла к ней, достаёшь яйца, шмякаешь их об пол и тянешь в рот, что попадёт…(В моей памяти всплывает голубая тумбочка, двухъярусная).

- А кем папа работал?
- Он был электриком. Работал у военных. Его все уважали. Даже зная, что он болен, никто от него не отворачивался. И вот эту квартиру он получил, когда тебе был годик. А до этого  жили чуть ниже. Там была маленькая комнатушка с печкой (мы с мамой туда заходили, она показала окна, где была их комнатушка). Когда мы заехали в эту  квартиру, она нам показалась такими хоромами (однокомнатная  с кухней, туалетом, прихожей). Получили ключи в канун седьмого ноября. Вещи все побросали и пошли к друзьям в гости.

Потом Сене выделили диван, шкаф… (я помню этот диван. Он был чёрный, кожаный. По бокам круглые подлокотники, тоже кожаные, которые откидывались. Как на дверных петлях. Внизу было два выдвижных ящика. В них у меня были книги, игрушки).

- А папа выпивал?
- Только по праздникам. И то всего три стопки…(какая ирония судьбы, отчим был алкоголиком. Если начинал пить, тут же бросал работу. Мама с ним намаялась. Но одной быть, наверно, ещё хуже. Возможно,  были и хорошие моменты в их жизни).

- А почему ты поступила учиться на радистку?
- Мне очень нравилось (у неё был идеальный слух и она с лёгкостью освоила азбуку Морзе. И потом всю жизнь отправляла  и принимала радиограммы. Когда мы разбирали её документы, то нашли значок «Почётного радиста»! Она даже не обмолвилась, что получила его).

- Мама, а с кем бы ты хотела быть рядом, когда похоронят?
- Конечно с Сеней. Но то кладбище уже закрыто…
Когда мы пошли показывать работникам кладбища, где копать могилу, то узкую тропинку перегораживало вывернутое  с корнем дерево, а в нём было гнездо ос или шершней. Они были огромными. Нам пришлось травить этих насекомых, иначе рабочие отказывались копать могилу. Как будто, кто-то специально чинил препятствия, чтобы маму не положили возле второго мужа.

  Я узнавала и узнавала свою «настоящую маму». Она была модницей. Шила, как правило, вещи в ателье. В молодости у неё всегда были красивые туфельки на шпильках. Ростик у неё был всего сто сорок пять сантиметров. Мама всегда пользовалась духами! Я помню, что в детстве постоянно  прижималась к ней и вдыхала аромат её духов. А как ревностно она ухаживала за своими зубами! Не дай Бог маленькую дырочку обнаружит…

    Сама себя подстригала. И почти до последних дней закручивала на макушке бигуди, а волосы были уже совершенно белые. Аккуратность была у неё в крови. Полы были «вылизаны». Все вещи стояли по своим местам. Ничего лишнего. И, когда через много лет я встретила свою одноклассницу, она мне сказала: « Как же у вас дома было чисто, ни одной соринки, всё  прибрано». А я этого даже не замечала.

  Но вот готовить она не любила. «Да я лучше десять раз полы помою», - смеялась она. Её «нелюбовь» досталось мне. Да я лучше приготовлю еды на роту солдат!
 
   РЕАЛЬНОСТЬ.

  Однажды я приехала к маме, а она, волнуясь, спрашивает: «А мама где? Она у меня в ногах сидела!» Стало страшно. Вот и мама за ней пришла. Она потом долго ещё порывалась идти искать свою «мать».

  Мама не понимала, что она больна. Порой ей становилось жутко, что  не помнит  событий вчерашнего дня… Мы с Ирой завели тетрадку, стали записывать, что было накануне. Не верила. Начинала сердиться.  Дальше, ещё страшней… Мы стали для неё Валей и Надей. Её сёстрами. «Мамочка, - спрашивала я её, - кто я?» «Ну, сестра Валя». Казалось, что она как бы возвращается в детство.

«А где мальчишечка? » - Это она говорила про Анатолия, их брата. То порывалась бежать на Октябрьскую. «Там же всё открыто, всё растащат» - и мы пытались, ей объяснить, что она дома. Но она уже ничего не понимала. Порой у нас не хватало выдержки и сил выслушивать этот бред. Повышали голос, сердились, а иначе, наверно, сошли бы с ума. Прости, мамочка, но это так трудно быть терпимой.

  За десять дней до смерти, у неё случился инсульт. Я сразу поняла – что-то случилось. Она начала заговариваться. Что-нибудь скажет  и смеётся: «Не получается!»
  Вызвали скорую. «У неё всё в порядке». А потом она уже лежала тихо, как во сне. Двадцать шестого июля в час ночи скорая привезла её в больницу, врач подозревал воспаление лёгких. Как только на каталке завезли маму в приёмный покой, разразилась страшная гроза, хотя ничего не предвещало плохую погоду. И дождь, не переставая, лил и лил.
 
  28.07.2012 года мамы не стало. Когда мы её похоронили и помянули, дождь прекратился. Выглянуло солнышко.
  Да, всё это время природа плакала по хорошему человеку. А может ещё плакала потому, что не соединили маму с любимым человеком, а положили к другому,  как раз в канун его дня рождения…