Виктор Иванович поправил воротник потертой куртки, схватился за нос, –Только бы не уволили, - подумал мужчина и замер.
На работе такое творится, дальше некуда. На улицу вылетают и не такие кадры как рядовой водитель. Умы. Если бы кто-нибудь еще пару лет назад сказал ему, что он, как шавка будет лизать хозяйскую руку и безропотно согласится на все условия, лишь бы сохранить свое место, Виктор Иванович бы плюнул этому пустобреху в харю. Но… все течет, все меняется, нет в мире ничего постоянного, и изменения в этот раз коснулись даже самого Виктор Ивановича, столько лет мирно просидевшего под распростертым крылом всем известной корпорации. Виктор Иванович вдруг припомнил, как ему жилось в не таком далеком прошлом. Житие было не худо. Не касались его ни экономические кризисы, не политическая нестабильность. Своих на казенной машине на дачу возил. Бензин дармовой был, о ремонте голова не болела. А машины какие! И это в те времена, когда старушку из Европы за счастье считали. А возил кого? Ни какого-нибудь самопровозгласившегося царька фирмы Пупкин и Компания, а руководителя солидной корпорации. Руководителей этих, правда, за тридцать лет его работы поменялось столько, что не хватит пальцев на его шоферской пятерне, чтоб пересчитать. Но каждого он помнил, а спроси у него хоть среди ночи кто кому на смену пришел он с готовностью комсомольца, вступающего в партию, выпалил бы всю вереницу, да еще подсказал бы, кто в каком году пришел и когда ушел, и ни в жизнь не обмолвился, что кого-то сняли или уволили. Руководителей такого уровня, которым полагался Виктор Иванович или тихонечко без шума и пыли смещали, или переводили на другой пост с возможностью продолжения бурнообогатительной деятельности.
Виктор Иванович не имел привычки заглядывать в чужой карман, знал свое дело туго: встречал, провожал и дальше габаритов своего автомобиля не высовывался. Работу свою любил. Грех жаловаться. Правда, когда в новостях сообщали, что убили какого-то там шишку, а с ним заодно кокнули и водилу - холодок шел по коже. Имя шишки на некоторое время застревало в новостных колонках, а вот имя водителя даже не удосуживались сообщить. От этого становилось в некотором роде обидно. Но от обиды, говорят, кровь портится, и Виктор Иванович чувство это от себя гнал. На что обижаться-то? На олигархов этих какими только способами не охотятся. То как белку контрольным подстрелят, то как кабана не жалея шкуры изрешетят. На таких как он, слава Богу, отстрел не объявлен, и ему бы, пока на других сезон охоты в разгаре, короткими перебежками до пенсии добраться.
Не подумайте, что Виктор Иванович человек незначительный. А сколько раз ему доверяли иностранцев, всяких заморских начальников. Языка, конечно, он не знал, но на что руки, физиономические сигналы!? Ими-то он и сметал на своем пути все языковые барьеры, не без удовольствия общался с податливой немчурой, и способствовал хоть и на своем уровне укреплению международных отношений. Ох, сколько же он перевидал этих басурманов.
С виду все такие приличные, волосенки напомажены, зубами сверкают как кони на ярмарке, а только границу пересекут Россия-матушка будто клистир на них действует…послабляюще. Пока в офисе еще ничего, умное лицо делают, наших очень любят своим методам учить, а вот вечером…вечером и спадают с них все оковы корпоративные и выплывает наружу вся их натура расписная. Эх, и что же с ними тогда делается…Виктор Иванович припомнил сколько бессонных ночей провел он у кабаков, ожидая подвыпившее начальство, сколько километров утром исколесил в поисках забытых портфельчиков и иных должностных принадлежностей.
И все равно, хорошие были времена. Стоишь бывало в Шереметьево (это сейчас вся шушера через ша2 летает, а раньше только избранный народ, просеянный не через одно сито), на шее у тебя табличка, и вот выходят гуськом пассажиры, один гусак от толпы отделяется и важно, в развалочку к тебе подходит. Ты ему руку жмешь, не спеша, с достоинством тоже, добро пожаловать, так сказать, в наши края, и к машине его под локоток, чтоб он, как испуганный олень в сторону не кинулся, от лицезрения нашей действительности.
Виктор Иванович возвратился из прошлого, краем глаза увидел, что рядом с ним топчится не первой свежести дамочка, последний сезон клева на которую прошел лет двадцать назад. Дамочка тоже нацелилась на нос. Виктор Иванович покосился, но нос не уступил. Подошел он раньше и мог держаться за него сколько ему влезет.
Дааа… каких он раньше птиц возил, а сейчас … мальчик на побегушках, чаи закупает, минералку, сахар, чтобы офисная мелюзга на корпоративной плантации от жажды не передохла. Вот как жизнь повернулась-то! Раньше ведь ему самое ценное доверяли , а теперь он офисные скрепки возит и еще дрожит как осиновый лист, чтобы до пенсии не выперли.
Стоявшая рядом дамочка фыркнула.
-Только бы не выперли, -крепче схватившись за нос начал бубнить Виктор Иванович,- Только бы не выперли. Потом поглядел на мнущуюся дамочку, сжалился, -Может спешит на работу и ей до носа дотронуться нужно,- отпустил нос и, поправив кепку, растворился в людском потоке.
За нос тут же схватилась Валентина Петровна, наконец-то дождалась своей очереди. Жизнь прожила, а нормальных мужиков так и не встретила. Этот сморчок в кепке добрых пять минут стоял, схватился за нос, чтоб ему пусто было, как будто бы один в целом свете. Эгоист, одним словом!
-Всё, всё, всё, -Валентина Петровна, постаралась отогнать от себя ненужные мысли, - Главное сейчас сосредоточиться.
Женщина указательным и большим пальцем потерла и без того блестящий нос, у нее был свой метод.
-Только бы пронесло с армией, - пробубнила она и часто заморгала глазами.
Санька был на третьем курсе института. Воспитывала его Валентина Петровна одна, но не об этом речь. Денег у них особо не было, да какие там деньги, еле лямку тянули, перебивались от зарплаты до зарплаты. Сколько себя помнила, лишних колготок купить не могла. Думала, Санька подрастет, легче станет. Да какой там! Оглянуться не успела, вырос, подрабатывать начал и тут же пигалицы эти нарисовались. Одной ресторан подавай, другую на курорт отвези, третьей цацку купи.
-Ох, что ж это я, - спохватилась Вера Петровна, -Пусть мальчик хоть всё, всё на них тратит! Лишь бы ему хорошо было! А ей…ей и раньше –то много не надо было, а теперь и подавно. А если вдруг загребут? Где деньги брать? Как отмазывать? – опять засвербело у нее внутри.
Можно конечно обменять квартиру. Поживут в однушке, на все пойдешь только бы не отправили в горячую точку, ироды, свои-то сынки в Англии и в Европе отсиживаются, а наших сынов не жаль им!
- А может пронесет все-таки? -затеплилось в душе надежда, -Может к тому времени как Сашка закончит, профессиональная армия будет? Зачем юнцов желторотых отправлять? Что толку то от них, защитников таких? Нет, у государства свои законы! Санька для него песчинка в море, это для нее он свет в окошке.
Валентина Петровна отпустила нос, сердце заскрипело, заныло и она, засунув подмышку старенькую потрескавшуюся на изгибах сумку, исчезла вслед за Виктором Ивановичем.
Ее место тут же занял Савелий Трофимович. Савелий Трофимович был не такой как все, у него было на все свое мнение, поэтому он схватился не за нос, а за лапу. В прошлом месяце у Незабудкиных (именно такую фамилию, носил только что прибывший) сгорела дача. Копейке Незабудкины знали счет. Ничего им с неба не падало, а все зарабатывалось своим горбом, которых, собственно, в семье Незабудкиных было два: главы семейства Савелия Трофимовича и его супруги Варвары Петровны. И вот эти-то люди, пол жизни положившие на строительство дачи, получили отказ в выплате компенсации.
- Времена-то какие,- сверкнул глазами Савелий Трофимович, - Все на людском горе наживаются!
Незабудкины не могли допустить, чтобы какая-то там страховая сволочь наживалась на их несчастии. Супруги посовещались и решили дать им всем решительный отпор! Незабудкиных голыми руками не возьмешь!
Мужчина стиснул лапу,- Получить компенсацию, -с внутренней уверенностью произнес он,- Получить компенсацию!
Пятерня у Савелия Трофимовича была грубая, натруженная. Сколько он перекапал, сколько пней выкорчевал, прежде чем поставить на своем маленьком пупырышке земли маленький домик. Всего-то на две комнатки, с крылечком.
- Ничего, ничего, -воинственно пробубнил мужчина, - Эта рука может не только лопату держать, если надо и за горло схватит! И посмотрим тогда кто кого!
В ушах вдруг зашумело. Мужчина отпустил лапу и неожиданно обмяк.
-Давление, -уловил он первые признаки, - Говорила ведь Варвара Петровна лишний раз не волноваться, близко к сердцу не принимать… Но как тут не волноваться, когда средь бела дня обирают!
Мужчина залез во внутренний карман пиджака, вытащил баночку с маленькими таблетками, положил одну под язык. На всякий случай. Хуже не будет. И .
Не успел Савелий Трофимович отойти, место его тут же заняли.
Сверху на проходящих смотрели бронзовые фигуры: рабочий с бантом на груди и винтовкой в руках; в очередной раз поверивший обещаниям крестьянин; птичница, прижимающая к груди курицу и петуха. Скульптуры поглядывали на проходящих у их подножия людей несколько отчужденно, свысока. Сколько их уже промелькнуло перед их застывшим взором, а сколько еще будет… И только бронзовому псу, преданно сидящему у ног пограничника, проходящую службу в столичной подземке, доставалось больше всех. К носу его постоянно тянулись руки, щупали, терли, перебирали пальцами, прикрыв глаза, что-то бубнили, а то и вовсе, закинув голову, таращились в подземные своды. А пес ничего не слышал, он безразлично провожал взглядом прохожих. А прохожие… прохожие не переставали о чем-то просить бронзовую собаку.