В начале недели шли проливные дожди, но к концу установились теплые сухие сентябрьские дни — самая подходящая погода для сбора грибов. Не откладывая, решили с тестем съездить за сто километров от Москвы, в наезженное годами место.
Выехали ранним утром в пятницу, но добрались не быстро: долго простояли у железнодорожного переезда, пропускающего одну за другой утренние змеи-электрички, набитые сонными людьми. Поэтому по приезду, не позавтракав – чтобы не терять времени, — отправились прямиком к опушке зеленого леса с желтой сентябрьской проседью.
Поиск грибов — род занятий, доставляющий мне особое удовольствие. В нем нет мелочности, присущей сбору ягод; это похоже на охоту без жестокости — ходишь по лесу, выслеживаешь возвышенности, присматриваешься к деревьям, заглядываешься на траву, осязаешь влагу, посматриваешь куда падает солнце, и в какой-то момент понимаешь (по каким—то неведомым для самого себя признакам): «Да, они затаились где-то здесь». Сначала почти без надежды шаришь взглядом вокруг, думая, что глаз еще не приспособился; подмечаешь с удовлетворением яркие крупные поганки — спутницы съедобных грибов, и вдруг благородный гриб, прикрытый защитным жухлым листком, выскакивает, красуясь, передо тобой: «Поймал! Вот он я! Срежь меня!».
Но сегодня нам не везло; лес выглядел приветливым и подходящим, но грибы попрятали свои шляпки. Мы безрезультатно выслеживали их уже больше часа — правильных грибов не было. Показывали светло-коричневые пятачки лишь многочисленные свинушки, брать которые не хотелось — почти сорный гриб.
Тесть, который всё деревенское голодное детство собирал грибы: иногда на продажу, иногда на зиму — успокоительно говорил:
— Грибы они не каждый год родятся, бывает так, что один год совсем пустой, а бывает, корзин не унесешь, —
— Как яблони? – уточнил я, пытаясь снять с шеи распластавшуюся прилипчивую лосиную муху, которую почти невозможно раздавить пальцами.
— Не совсем. Яблони раз в два года плодоносят: год родят, год отдыхают. Грибы же живут какой-то своей тайной жизнью, никто не знает, когда они надумают показаться. Не зря же считают, что грибы скорее относятся к животным, — ответил мне тесть, внимательно осматривая почву под ногами.
Лес сменился с елового на березовый, почву, на высоту щиколотки, закрыли рябые листья черники, из-за которой шансы увидеть небольшие молодые грибы почти исчезли.
— Читал в каком-то журнале, что грибница очень напоминает видом нервную сеть, поэтому вполне возможно, что она вполне живая, размышляет сейчас о чем-то, широко раскинувшись по всему лесу — кинул я фразу в наш недавний разговор.
Тесть неодобрительно хмыкнул по поводу моей зауми и смолчал.
А я думал про себя, что может быть, усталая подмосковная грибница решила отвадить многочисленных неуёмных грибников, ордой налетающих на нее каждые выходные? Решила затаиться года на три, чтобы самые неторопливые подумали, что место уже гиблое и не родит грибов.
— Заканчивать пора, нет ничего в этом году, пусто совсем, — сказал разочарованно тесть и мы, согласившись, двинули нехотя, продолжая обшаривать взглядами землю, назад к опушке леса. Пустыми уходить не хотелось.
Не прошло и минуты, как я заметил крупную крепкую шляпку стройного подберезовика, нагло и открыто стоявшего там, где я проходил совсем недавно.
— Есть! Подберезовик! Да какой крупный! – крикнул я радостно, наклоняясь и доставая нож.
Тесть быстрым шагом подошел ко мне и, ощупывая мясистый гриб, произнес:
— Лес услышал, что мы собрались уходить. Не хочет отпускать пока. Так что поищем еще немного, может быть, он нам их покажет.
Он оказался прав: каждый раз, как только мы собирались уходить, перед носом одного из нас выскакивал очередной служивый подберезовик, давая знать, что пока рано покидать лес.
Мы забрели в густой ельник, такой темный, что снизу елки потеряли все свои иголки, оставив лишь сухие тонкие и острые ветки, каждую секунду норовящие кольнуть в глаз или стегануть с оттяжкой по щеке. Приходилось ломиться через него прикрыв лицо руками или вовсе задом, протискиваясь через хитросплетения веток. Грибы маячили в самых недоступных местах, лабиринт веток иногда оставлял всего лишь один простой путь для движения — лес планомерно вел нас куда-то.
Мы были вознаграждены: минут через двадцать блужданий нам открылась большая поляна со стоящими навытяжку редкими огромными березами. Казалось, что белые красавицы упираются в голубое, с редко раскиданными ветром облаками, небо, создавая величественные колонны нерукотворного храма. Послеполуденное солнце бросало веером тени, ведущие вглубь поляны.
На опушке на глаза нам попалась семейка белых грибов, за ней еще одна и еще. Подберезовиков было еще больше. Грибы не прятались по привычке за листьями и травами, было видно, что здесь человек не частый гость.
Мы азартно бросились на открытое пространство, двигаясь почти перебежками от места к месту, и потеряв счет времени, пока нам не открылось интересное зрелище: в центре поляны, лежало огромное поваленное дерево. Видимо, оно упало от сильного ветра, когда достигло исполинских размеров. Результаты падения поражали: корневая система частично освободилась наружу, раскинувшись ввысь, на высоту среднего дерева, сетью толстых корней-вен, ранее питавших исполина. По не заросшей еще земле, было понятно, что могучее дерево упало недавно. Под основанием образовалось темное пугающее помещение-алтарь, опутанное со всех сторон влажными корнями, погруженными глубоко в землю.
А вокруг алтаря, на десяток метров, стояли, облитые золотистым солнечным светом, грибы. Их были сонмы. Казалось, грибы леса пришли на эту поляну попрощаться с умирающим деревом. Словно боль упавшего исполина разошлась скорбной волной по связанной с ним грибнице. Все близлежащие пни и гнилушки были заняты непоседливыми опятами; каждый тянулся вверх коротким тельцем, норовя получше разглядеть алтарь. Подберезовики с покрытыми головами частыми рядами заняли поле недалеко от входа. Благородные семьи белых грибов протискивались вперед; несколько гигантских древних, но крепких беляков почтительно остались в задних рядах.
Корзины наши были полны и тяжелы. Мы, недолго насладившись величественным зрелищем, не решившись в него вмешиваться, побрели под впечатлением назад к машине. По дороге я думал, что теперь, приходя в пустой лес, больше не буду сетовать на неурожайный год, а представлю где-то в лесу скрытое событие (мне хочется думать, что не всегда скорбное), на которое помимо грибов собирается всякая лесная братия. И куда изредка грибы приводят и своих заклятых врагов — грибников, чтобы показать, что грибница ЖИВАЯ.