Виктор никак не мог остановить дрожь во всем своем теле. Создавалось впечатление, что он снова попал в подвал со сломанным выключателем, который пытался отремонтировать, не вытащив пробки из электрощитка. И в этот раз он снова сделал ошибку, как тогда, которая наказала его, только теперь не ударив электрическим током, а утоплением в болоте. Да, да, в подсознании он понимал глупость своих действий, когда в первые ноябрьские морозы решил сократить дорогу и пошел чере еще не замерзшее болото. И если бы не старая кривая береза, растущая рядом, навряд ли бы спасся.
Изба, попавшаяся по дороге, пожалуй и стала его спасением. А к ней, что особенно удивительно, его привела какая-то непонятная тропка, отмеченная в снегу, проваленной в траве неширокой линией.
Вечерний свет пробивался тусклыми лучами в избу через грязные окна. Это и помогло ему быстро разобраться, что и где находится в комнате. Внутри этого лесного домика все было по-жилому, словно хозяин оставил его совсем недавно.
С большим трудом достав из замороженного рюкзака коробок со спичками, спрятанный в целлофановом кульке, Виктор зажег одну из них и протянул в открытую печь. С удивлением рассматривал, как ее огонь волочется по разрубленной напополам дровине, касаясь березовой коры. Как она, изгибаясь, загорелась, сначала как тухнущая спичка, потом, передав дорожку огню к соседней коре, лежащей сверху, ярко вспыхнула, и пламя осветило печную внутренность, слепя глаза.
Виктор вздохнув, попытался снять с себя еще каменную ото льда, не поддававшуюся его усилиям куртку. Но он, напрягшись всем телом, попытался добиться этого, понимая, что по-другому ему сейчас не спастись. Мороз в избе стоял не менее сильный, чем на улице, и ему ничего не оставалось, как раздеться, чтобы быстрее улавливать своим телом первое тепло идущее из горловины печи. А его потоки уже шли, он хорошо чувствовал волны тепла запястьями рук, лицом, раскрытой частью горла, как и охлаждающую спину, мокроту, от впитавшей в себя болотную жижу одежды.
Из печи начал раздаваться треск от горящих мелких веток и древесной коры Это начало успокаивать и, как будильник, всколыхнулась в мыслях благодарность деду, который наставлял его в детстве, что спички, как и хлеб, крупа, макароны, должны храниться в целлофановых кульках, чтобы не намочились и не пропали от сырости. Так он и делал, не задумываясь над ними, а то ружье, как в театральной сцене, висевшее на стене, все-таки нашло время «выстрелить».
Кисловатый запах дыма он уловил сразу, посмотрел наверх и понял, отчего это происходит: у печной трубы, проходившей сквозь потолок, сквозь щели начал пробиваться желтоватый дым.
«Только этого еще не хватало, ведь можно задохнуться, - думал он. – Хорошо если все это происходит только из-за снега, тогда нужно какое-то время подождать, пока он не расплавится».
Сил, чтобы набросить снятую трубку на деревянную перегородку у печи, не хватало. Хотелось еще плотнее прижаться руками, грудью к кирпичной стене печи и всем телом улавливать идущее от нее тепло. Нет, не жар, до него еще нужно подождать, и, упершись локтем на кем-то когда-то нарубленные дрова, лежавшие стопкой у печи, припал лицом к полузакрытой ее железной крышке.
Треск горевших дров нарастал, свитер на груди стал нагреваться, и, боясь потерять это долгожданное чувство, Виктор напрягся всем телом…
Бабушка Ольга накрывала стол, и голодный Витька никак не мог оторвать своих глаз от кусков дымящей картошки, разложенной в глубокой тарелке и усыпанной сверху мелко нарезанным укропом. Его аппетитный запах был хорошо слышен, он раздражал носоглотку и Витька ничего не мог поделать, как наблюдать за бабушкой, разрезающей хлеб, за дедом, раскладывающим на столе тарелки с вилками и ложками. И он невольно, уже не управляя собой, просил их про себя, чтобы они это делали как можно быстрее: он голоден.
Виктор открыл глаза. Кислый туман опустился почти до пола. Двинувшись, он заглянул в печь: от дров остались только желто-оранжевые угольки. Трясущейся рукой, нащупав расколотые поленья и взяв их по одному, засунул их в сопло, и успел. Огонек в топке светлыми, легкими всполохами охватил замороженные дрова, из них пошел еле видный пар.
«Из живого дерева», - подумал Виктор, и, прижав рукой подушку, посмотрел на деда, сидевшего у свечи и что-то вырезавшего из древесного бруска.
- Оно, унуче, всегда так, когда сытно поешь, на боковую тянет. И поспи, нагулялся ты до мокроты, пусть одежда подсохнет, тогда и пойдешь домой.
Витька смотрит, как бабушка развешивает его пальто, штаны, свитер над печью, расставила ботинки, упирая носками на ее стенку, и зазевавшись, провалился в сладкий сон. Но только ненадолго, то ли показалось, то ли плохо расслышал, как дед просит его подложить новых дров. Открыл глаза, точно, пора. Подложил новых поленьев и огонь заурчал в печи, поедая их.
Виктор осмотрелся, по сторонам, в избе уже темно, поднялся с полу, повесил свою мокрую куртку на перекладину, пощупал на себе штаны, местами еще сырые. Вытащил из рюкзака одежду, спрятанную в целлофановых кульках, развязал их, и надел не себя рубашку, шерстяные носки, свитер, и, почему-то перекрестившись, полез на нары. Ближняя часть их к печи, уже нагрелась и, сложившись на них улиткой, подумав, что вентиляция в печи заработала, выгнав из трубы снег, спрятав между ног руки, заснул.
- Ну что, выспался? – спрашивает дед. – Если домой собрался, то не забудь у печи дров оставить, а то мало ли что. Намерзнешься, зайдешь в избу, а дров нет, то и околеешь.
- Хорошо, - говорит Виктор. – Потянулся.
В избе темно. На противоположной стене мерцают свет, отражение печного огня. Посмотрев под нее, невольно удивился, от дров ничего не осталось, значит вставал и подкладывал их, только не помнит об этом. А на часах уже половина девятого, пора домой собираться.
- Ты только иди не по правой натоптанной дорожке, а то снова в болото угодишь. А мороз то крепчает.
- Хорошо, деда, - сказал Виктор, и, потянувшись всем телом, сильно зевая, слез с нар.
Куртка высохла, сапоги – тоже, горячие изнутри. Натянув все на себя куртку, вытащил из кулька бутерброд. Он холодный, но вкус копченной колбасы с хлебом и сыром от этого не пострадал.
Открыл дверь, вышел и поклонился избе, мол, спасибо тебе, что страннику помогла. Повесив ружье на плечо, собрался было уходить, как тут же вспомнил наказ деда, чтобы не забыл дров нарубить. А топор-то он видел у печи. Взял его и пошел к дровнице. Вытащил из нее полено, и несколько раз ударив по нему топором, раскроил его на несколько частей. Не забыл с собой прибрать и мелкие веточки, для растопки и отнес их к избе.
- Мало ли, может, снова в эту избу попадешь.
Захлопнул за собой дверь, умял снег перед ней, чтобы не давал ей открыться и собрался идти, да вовремя вспомнил слова деда, чтобы шел не по натоптанной тропе, а по заснеженной. А она в высокой тропе, протоптанная кем-то, хорошо видна.
- Спасибо тебе, дед, - еще раз перекрестившись, пошел Виктор лесной тропой дальше, домой.