Судьбы

Тамара Пакулова
Зинка Добродеева никому в жизни не подчинялась. Отца, Фёдора, считала старомодным, отставшим от жизни. В детстве жутко боялась его противного лица – белого, покрытого коричневыми крапинами. Боялась гнусавого голоса и жабьих глаз, отливающихся желтизной.
Мать Зинка помнила плохо. Говорили, что её свёл в могилу муженёк.
Отец строго наказывал Зинку в детстве. Она убегала из дома, училась кое-как. Совсем плохо стало, когда отец привёл в дом новую жену, а через год у них появился ребёнок.
Зинка после школы поступила в училище, получила профессию маляра-штукатура. Работала на стройке, где трудились мужики всех возрастов. Зинка была в центре внимания многих из них. Когда она поняла, что её в жизни интересуют только три вещи: еда, выпивка и секс, отреклась от отца и зажила своей жизнью.

Мать наградила Зинку тонким лицом, красивой фигурой и отменным музыкальным слухом. Но к сорока годам на Зинкином лице остались гореть только голубые глаза, остальные краски погасли, стёрлись. Красивая фигура расплылась от неумеренного обжорства и частых выпивок. Отменный музыкальный слух ещё какое-то время улавливал, что песни, распеваемые пьяным голосом, звучат отвратительно, потом сдался и не напоминал о себе. Охрипший Зинкин голос не пел, а орал. Так орали все в Зинкиной компании – это считалось нормой.

Зинка умудрилась в молодости заработать на двушку и жила, рожая детей и меняя сожителей. У неё были две девочки-погодки.
За дочками не ухаживала. Она часто забывала забирать их из детского садика. Сердобольные соседи и подружки со стройки устанавливали очередь, кому забирать Зинкиных детей, когда Зинка была в загуле.
Зинку много раз предупреждали, что заберут детей в детский дом, но та, выслушав очередную порцию нравоучений, забывала о данном слове «взять себя в руки».

Девочек у нерадивой мамаши всё-таки отобрали и определили в детский дом. Зинку лишили родительских прав, но после рождения третьей дочери Зинка вдруг бросила пить и обещала заботиться о новорождённой. Два года она стоически держалась. Навещала своих девчонок в детском доме, следила за внешностью, навела порядок в квартире. Собиралась забрать дочек, запасалась положительными характеристиками. Бригада, в которой Зинка работала на стройке, всячески помогала ей.
В это время Зинка впервые по-настоящему влюбилась в нового прораба – узбека Рустама. Её не пугала разность религиозных взглядов и привычек. Казалось, Рустам искренне полюбил синеглазую русскую женщину. Дарил ей подарки. Он удивлялся некоторой бесшабашности Зинки, но ценил за сноровистость в работе и ласковые ночи. Сказал, что любит детей и не против забрать девочек из детского дома. Зинка собиралась официально выйти замуж за Рустама.
И вдруг выяснилось, что у Рустама на родине жена и наследник-сын. Всезнающие женщины со стройки рассказали о семье Рустама и о том, что он приехал в Россию заработать денег на свадьбу сыну и жить с ней не собирается. Зинка устроила возлюбленному скандал с разборками, заставила во всём признаться. Рустам удивился претензиям Зинки, говорил, что готов взять её второй женой, но Зинка не приняла роли второй жены и уезжать никуда не хотела. Рустам вскоре исчез – то ли уехал на родину, то ли перевёлся на другую стройку.
Зинка затосковала и запила снова. Дальняя родственница по материнской линии забрала третью дочь Зинки - двухлетнюю Иру - к себе, надеясь, что Зинка остепенится, бросит пить. Но Зинка пила и вскоре снова забеременела от случайного дружка.



Четвёртого ребёнка Зинка рожала дома душной июльской ночью.
Небо чуть набрякло звёздами и вдруг вспучилось тучами. Они покатились по небу, закрывая звёзды. Ружейным выстрелом ухнул гром. Дождь пролился кратковременным ливнем, гром пророкотал для острастки и скоро смолк.

Ребёнок был нежеланным. Зинка всю беременность утягивала живот, никому о беременности не рассказывала, в женскую консультацию не ходила.
Ребёнок оказался мальчиком. Маленький, синюшный, он не подавал признаков жизни.
Зинка завернула крохотное тельце в полотенце, сунула свёрток в старую хозяйственную сумку и во время грозы отнесла её к дальнему мусорному баку, от которого разило кислой кашей помоев. Зинка надвинула на сумку мусорную рухлядь, вернулась в дом, а утром уехала на стройку.
Про младенца она не вспоминала до обеденного перерыва. Сидя в рабочей столовой, она монотонно пережёвывала капусту в щах и вдруг почувствовала, как грудь налилась прибывшим молоком. Сердце чуток защемило, глаза защипало, из носа закапало. Зинка не хотела вспоминать про выкинутого ребёнка.

После работы приходила и, как убитая, падала в кровать, пыталась уснуть, но засыпала под утро. Ночью снился один и тот же сон – лил дождь, холодный ветер сдирал одежду, а она пыталась остатками изорванной одежды прикрыть большой живот. Живот превращался в огромное облако и тянул вверх, затем живот опадал, и Зинка летела в глубокую помойную яму. Огромный живот мешал, тянул вниз, когда она пыталась выбраться. Зинка задыхалась. Просыпалась в слезах и с болью в животе.
Она рассказала сон подруге, та посоветовала сходить в больницу, а потом к гадалке. Зинка не пошла ни в больницу, ни к гадалке. Её тянуло к помойке, на которой она оставила младенца, но и туда Зинка не пошла.


В ту ночь, когда Зинка рожала, когда гроза ушла, а зарождавшийся день пообещал солнечную баню, к мусорному баку подошёл мужик, пьяненький, кудлатый. Он со знанием дела перекладывал выброшенный мусор, определяя наощупь содержимое сумок и пакетов. Мужик собирал пустые бутылки, чтобы сдать их и купить полную бутылку.
Один из пакетов шевельнулся и мяукнул.
- Бля. Что за люди. Снова котят выбросили, - лениво проговорил мужик, вытряхивая сумку.
Из неё вывалилось что-то, завёрнутое в полотенце. Мужик развернул полотенце. Никогда не бывающий трезвым мужик вдруг протрезвел - на него смотрело крошечное существо. Затем маленькая сморщенная ручонка, сжатая в кулачок, отбросила непроизвольным движением край полотенца, и мужик увидел всего ребёнка.
В округе мужика звали Бля. Просто – Бля, хотя
у мужика было имя – Аркадий.
 - Бля! Не котёнок! Мальчонка!
Аркадий посмотрел по сторонам – никого. Мальчонка молчал, но его чуть слышное дыхание ощущалось. Аркадий взял ребёнка, оставив полотенце в баке. Ребёнок уместился на большой руке Аркадия, прижался тельцем к человеческому теплу и вдруг зевнул беззубым ртом. Аркадий вернул ребёнка в мокрое с тёмными разводами полотенце, кое-как завернул, сунул за пазуху и поспешил к себе.
- Бля, в милицию или в роддом его отнести? Не, в милиции загребут, бля, для разбирательства и будут 15 суток мурыжить, выяснять, бля, не я ли произвёл на свет такое чудо. В роддом далеко. Не донесу...
 Аркадий был всегда пьяненький, поэтому не стеснялся думать вслух, направляясь к своему жилью.
Он пнул ногой никогда не запирающиеся двери общежития, где у него имелась комната. В ней он жил с котом, которого когда-то подобрал на этой же помойке.

Пройдя тёмным грязным коридором, Аркадий пинком открыл дверь комнаты, достал из-за пазухи свёрток и положил на стол. Ребёнок молчал, свёрток не шевелился. Аркадий осторожно развернул полотенце. Младенец чмокнул губами.
 - Бля, чё с тобой делать надо? - вопрошал неизвестно кого Аркадий. Затем достал из чемодана, стоящего под кроватью, новую фланелевую рубашку, отбросил полотенце и неумело завернул младенца. Воротник рубашки натянул на голову ребёнка  и, застегнув верхнюю пуговицу под подбородком, удовлетворённо посмотрел на свою работу.
 - Бля, ты чё молчишь? Ты же живой, бля, голос подай, - приказал он ребёнку. – Сейчас кормить тебя буду, - пообещал он и включил плитку.
Из старенького холодильника извлёк бутылку молока, припасённую для кота. Принюхался. «
 - Годится, - изрёк он и, отлив немного в железную кружку, поставил на плитку. «
 - Бля, в аптеку потом схожу. Соску куплю, - добавил Аркадий и снял подогретое молоко с плитки.
Он кое-как накормил малыша, открывая ему рот большим и указательным пальцем и по капле вливая из ложки тёплое молоко. Ребёнок захлёбывался, но глотал. Мужик понял, что некоторая часть молока попала по назначению, потому что лобик ребёнка от напряжения или от удовольствия покрылся бисеринками пота, а щёчки чуть порозовели.
Фланелевая рубашка, застёгнутая на пуговицу под подбородком, надёжно защитила от пролитого молока. Ребёнок смешно зевнул и замер.
 - Ты, бля, не вздумай умереть. Я тебя, бля, усыновлю! - пообещал Аркадий и осторожно отнёс ребёнка на кровать. Подумав, он переложил ребёнка ближе к стене и поставил подушку «на попа».
Затем Аркадий направился в комнату в конце коридора, где проживала комендантша общежития - баба Катя.

Комендантшей баба Катя считалась по привычке. Общежитие давно было списано и по бумагам нигде не значилось. Трухлявое здание который год собирались снести, но не могли или не хотели устроить людей, проживающих в нём. Второй этаж общежития постепенно разобрался на топливо, а на первом этаже жили пять человек: странная семейная пара, бомж Мишка, бывшая комендантша баба Катя и Аркадий Потеев по кличке Бля.
- Баба Катя, доброе утро, - поприветствовал комендантшу Аркадий через закрытую дверь.
- Нету у меня денег, не надоедай, - предупредила давно проснувшаяся баба Катя.
- Да не за деньгами я, бля, – за советом.
- Каким ещё советом? Нашёл советчика, - недовольно пробурчала баба Катя.
- Понимаешь, я ребёнка нашёл, бля, - растерянно сказал Аркадий.
- Нашёл – твоё, - безразличным голосом подытожила баба Катя, не вдаваясь в смысл слов Аркадия.
- Ты же добрая, бля. Помоги, - почти трезвым голосом попросил он.
- Неужто, правда, ребёнка нашёл? – поднимаясь с постели, не поверила баба Катя.
- Ага. Мальчонка, бля, махонький такой, - доверительно сообщил Аркадий, запнулся, подумал и жалобно добавил:
- Я его усыновить обещал, покормил уже.
- Кому обещал, ненормальный? У тебя женщина была?
- Не, бля, женщины не было. Это я ему, пацану, обещал.
- Вот ненормальный, - повторила баба Катя, поверив, что Аркадий не врёт, и вышла в общий коридор. - Где нашёл? На помойке небось?
- Ага. Там, бля.
- Э-хе-хе, грехи наши тяжкие, - перекрестилась баба Катя. - Показывай, - проскрипела она и зашаркала по коридору в комнату Аркадия.
- Спит, болезный, – глянув на малыша, прошептала она. – Надо в милицию идти.
- Не, бля, в милицию не пойду. Я его усыновлю, - твёрдо сказал Аркадий.
- Кто тебе разрешит? Сам без кола, без двора, а туда же… Усыновитель…
- Баба Катя, в твоей деревне сельсовет остался?
- Кажись, да. А что?
- Поедем в твою деревню, бля. Там зарегистрируют. Остались же, бля, ещё люди? Или одни чиновники, бля?
- Не знаю я и не понимаю тебя, чего ты учудить под старость хочешь, - заворчала баба Катя и направилась в свою комнату.
- Мне, бля, ещё пятьдесят нет, - бросил вдогонку Аркадий.

***

В небольшом сквере, заросшем густой акацией, на скамейке сидел подросток, узкоплечий, тонкорукий.
Широкие просветы между пышными шапками акаций свободно пропускали солнечные лучи. Один луч улёгся на колени подростку и, казалось, слушал, как тот напевал под гитару, мечтательно устремив яркие синие глаза в одну точку: «Под небом голубым есть город золотой, с прозрачными воротами и яркою звездой».
 Тонкие пальцы чуть касались струн гитары, извлекая полётную мелодию. Несильный голос продолжал: «А в городе том сад. Всё травы да цветы. Гуляют там животные невиданной красы».
- Это я. Привет, - раздался девичий голосок, и из кустов выбралась девушка с такими же отчаянно синими глазами, как у подростка. Её лицо светилось радостной улыбкой. Короткая ассиметричная стрижка, маленький рост и худоба делали её похожей на мальчика. На ней был короткий летний сарафан, на маленьких ногах – два ремешка от сандалий.
- Привет, сестрёнка, - не менее радостно ответил подросток и подставил щёку для поцелуя.
- Давно ждёшь?
- Нет. Только пришёл. Играю вот. Взяв аккорд, подросток помолчал и спросил:
- У неё была?
Синие глаза девочки сверкнули гневом, и она, торопя слова, стала рассказывать:
- Дрыхнет наша мамаша без задних ног! Даже не прореагировала, когда я пришла. Я вылила всё спиртное, выбросила мусор, прибралась там немного, - и, подумав, говорить или не говорить, - добавила: Я измазала ей лицо чёрной тушью. Хотела остричь наголо, но боялась – стошнит.
- Зачем лицо-то измазала? Тушью? Для ресниц что ли? – изумился подросток.
- Ага! Тушь жалко – дорогая, недавно купила.
- Дааа, - протянул подросток, - месть твоя ужасна. Значит, не готова мама к встрече с сыном?
- Я даже не знаю, когда она будет готова. Когда я рассказала, что ты остался живой и что хочешь её увидеть, она, вроде, обрадовалась. Вчера не очень пьяная была. А сегодня в хлам напилась. По-моему, она боится встретиться с тобой.
- Ладно, пойдём ко мне, перекусим. Наверное, не завтракала ещё?
- Неа, - беспечно ответила девушка.
Подросток по имени Дэн и его сестрёнка Ира пришли в квартиру Дэна. Ира взялась за приготовление завтрака, Дэн включил компьютер.
- Брат, - ласково позвала Ира через несколько минут – яичница с помидорами и кофе ждут тебя.
- Почему только меня?
- Я у тебя в холодильнике нашла сок. Мне хватит.
Брат и сестра продолжили за кухонным столом начавшийся диалог.
- Ты сильно переживал, когда отчим умер?
- Аркадий – не отчим. Мне был отцом, настоящим отцом. Он меня многому научил.
- Ты же говорил, что он пил?
- Пил много до того, как нашёл меня. Потом бросил. Так, после бани выпивал, по праздникам и то совсем немного – бутылку-другую слабого пива.
- А как он тебя нашёл?
- Не знаю точно. Отец не рассказывал, баба Катя тоже. Нашёл, говорил, и всё.
- А чему он тебя научил?
- Отец в молодости на заводе работал. Мастеровитый был. Любую технику мог наладить, в электричестве разбирался. Всему учил меня. Показывал по много раз и никогда не ругал. Он всегда мечтал меня усыновить, дать свою фамилию, но ему не разрешали.
- Почему?
- Сначала жилья настоящего не было. Когда устроился дворником, дали комнату в новом общежитии, но она не подходила по нормам. Потом выяснилось, что усыновитель должен быть женатым, потом ещё чего-то… Короче, так и вырос в детдоме.
- Дэн, а почему ты Дэн? Имя какое-то иностранное…
- Никакое не иностранное… Отец говорил, что я до двух лет молчал, прищёлкивал языком и твердил что-то вроде – дэн-дэн-дэн…. Так и записали при регистрации – Дэн Аркадьевич Ночка. Отчество записали – Аркадьевич. Батя гордился этим. А что? По-моему, звучит?
- Ага,– согласилась сестра.
- Ир, ты о себе подробнее расскажи. Тётка хотя бы добрая была?
- Да какая она мне тётка? Так. Десятая вода на киселе. Ни хорошая, ни плохая. Никакая. Жадная была. Сама работала, как проклятая, на своём хозяйстве и меня заставляла работать. Не хочу я деревенскую жизнь вспоминать... После девятого класса поехала в город. Парикмахерское дело мне нравилось. В школе любила подружкам причёски делать. Видишь, какую сама себе причёску вчера сделала? Нравится?
- Тебе идёт! – похвалил брат.
- Ага. В парикмахерской увидела в зеркале твои глаза, когда ты ко мне в кресло сел, подумала, что себя вижу. Брови – мои, губы – мои, цвет волос…
- Помню. Я тоже обалдел!
Ира рассмеялась:
- А мне сначала не понравилось, как ты спросил: «Девушка, а мы, случайно, не из одного инкубатора»?
Я хотела тебе тогда по носу съездить за такую шутку, а ты добавил: «Если вы ещё такая же весёлая, как я, готов назваться братцем Иванушкой».
Брат и сестра снова рассмеялись, вспоминая в подробностях нечаянную встречу в салоне, куда Дэн зашёл постричься.
 «Позвольте спросить ваше имя, сударыня-двойник», - передразнила Ира Дэна.
- Ага. А ты: «Не вертитесь, сударь. А то я отрежу вам ухо», - поддержал реплику Дэн.
- А как вытянулось твоё лицо, когда я сказала, что меня ждут дома муж и дети.
Ты сказал, что мне ещё в куклы надо играть. Почему ты так сказал? Я, кстати, на два года тебя старше, - подсмеивалась Ира.
- Старше, а выглядишь, как несовершеннолетняя, - заявил Дэн.


Через неделю после встречи в парикмахерской из разговоров, расспросов знакомых Дэн и Ира поверили, что они брат и сестра. Дэн узнал, что в городе, не очень далеко от его района, живёт мать – Зинаида Добродеева.
Ира рассказала Дэну, что знала о своей непутёвой матери с детства. Тётка не скупилась на рассказы о том, какая у Иры незавидная судьба из-за матери.
- Перед первым классом тётка повезла меня в город показать матери. Я тогда испугалась, не хотела подходить к ней, а она гладила меня по голове, плакала и совала конфеты.
В пятом классе одна девчонка обозвала меня приёмышем и рассказала всем, что у меня нет ни матери, ни отца. Я всегда мечтала, как однажды мама заберёт меня в город от тётки, от её поросят и гусей. В тот день, когда в классе узнали, что у меня нет ни отца, ни матери, я орала всем, что мамка у меня есть, что она скоро приедет за мной на красивой машине. Я им орала: «Вы все – дураки! И останетесь в своей деревне коровам хвосты крутить!»
Это тётка всегда говорила: «Учись, а то вырастешь и будешь в деревне коровам хвосты крутить!»
- Ты смелая и…красивая, - стесняясь и чуть краснея, отметил брат.
- Работаю, себя кормлю, одеваю, у тётки ни копейки не беру, - похвасталась Ира, - Дэн, а тебя в школе дразнили?
- Нет. Друзья злодеем иногда называли, но это было не обидно.
- Почему злодеем?
- В детдоме нам перед сном сказки читали. Мне нравились сказки про злодеев. Они никого не боялись. Я говорил всем, что вырасту и стану злодеем. Когда подрос, мстил многим обидчикам.
- Почему злодеем не стал?
- Злодеем надо родиться, а я добрым родился. Только вот не знаю – в кого…
- Так в мамку, наверное, она ж у нас Добродеева, - горько хихикнула Ира.

О себе Дэн рассказывать сестре не стал, считал её маленькой. Он помнил школьные обзывалки, обиды. Рос слабеньким. В детстве часто и подолгу болел. Когда подрос, баба Катя кое-что рассказывала о его привычках, характере, о долгой истории  усыновления.
 Аркадий бросил пить, устроился дворником. С работы спешил к мальчику, называл сынком. Впервые в жизни Аркадий Потеев понял, что кому-то нужен. Он отыскал школьного друга-юриста, чистосердечно рассказал о себе и о найденном ребёнке. Просил друга уладить дело с усыновлением, убеждая, что найдёныш спас его от безысходности.
Почти три года тянулось дело об усыновлении. Органы пытались отыскать мать, выкинувшую младенца. Завели уголовное дело, но за неимением улик отложили до выявления всех обстоятельств.
Из дома малютки Дэна перевели в детский дом, и туда Аркадий наведывался каждую свободную минуту. Настойчивость Аркадия и искренняя забота о мальчике подкупали и директора детского дома, и судий, но усыновления не разрешили.
Аркадий забирал Дэна на выходные к себе, заботился, как умел. Купил на сбережения гитару и подарил на день рождения, когда Дэну исполнилось четырнадцать лет.

В школе Дэн любил уроки музыки. Старенький учитель, бывший пианист, говорил, что у Дэна отличный слух. Учил играть на пианино, но Дэну больше нравились струнные.
Аркадий ждал, когда Дэн окончит школу, и они заживут вместе. Дэн тоже мечтал, что получит после школы жильё, положенное детдомовцам, и начнёт заботиться об отце. Аркадий умер, не дожив до выпускного вечера сына две недели.
Встреча с сестрой притупила чувство покинутости, некой обречённости.
Сердце сжималось радостно от того, что у него теперь есть сестра и где-то рядом, в этом городе – мать. Он заранее оправдывал её и готовился к встрече.
- Мы вылечим маму, - убеждал он сестру.
- Лечение стоит больших денег. Где мы возьмём? – сомневалась Ира.
- Деньги я заработаю. Играю на гитаре. Гитарой зарабатываю. Давно аккомпанирую одной модной певице. Скоро наш концерт на летней эстраде. Приглашаю тебя. Услышишь мою игру и игру гитаристов-профессионалов. За один концерт я получаю тысяч десять. Постепенно соберу денег на лечение мамы.
- Дэн, я тоже люблю музыку, но я никогда не бывала на концертах гитаристов. Мне больше нравится современная электронная музыка. А гитаристы играют романсы, у костра под гитару поют…
- Зря ты так, сестрёнка. Гитара – настоящий инструмент. Она, как скрипка. Синтезатор – неживой, не дышит, не поёт, не плачет.
Ира с уважением посмотрела на Дэна. 

На концерте Ира сидела в первом ряду, перед эстрадой.
В небольшом ансамбле она пыталась услышать соло знаменитого гитариста, о котором её предупредил Дэн. Объяснив, что у гитариста в ансамбле собственная партия.
- Это мой учитель, мой кумир, - похвалился Дэн. Но то ли Ира плохо разбиралась в музыке, то ли ждала выступления брата, но соло не услышала. Правда, искренне разделила бурные аплодисменты зрителей – долго хлопала высокому худому мужчине с красивой гитарой.
Потом выступали четыре гитариста, и одна гитара задавала ритм. Ира слушала, затаив дыхание. Гитарные переборы звучали тепло и задушевно.
И вот объявили имя брата:
- А сейчас играет гитарист Дэн Ночка.  Ира напряглась. Она помнит, что необычайно волновалась, во рту пересохло, а худенькие лопатки крепко вжались в деревянную спинку сидения.
Дэн играл без напряжения, будто кошку гладил. Он не гнался за громкостью звука, играл легко, а потом запел про город золотой: «Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят».
Дэну хлопали и кричали «Браво!». Он видел родное лицо сестры и радовался.
Он ждал встречи с матерью. Брат и сестра надеялись, что всё образуется.

Рассказ участвовал в конкурсе К2 (злодейский конкурс)