Это было в 1966 (а может быть, в 1967) году, когда я учился в третьем или четвёртом классе. На Север вновь пришла весна; хоть зима всё ещё никак не хотела отступать, дни неуклонно удлинялись, солнце заливало всё вокруг своим сиянием - и снег под его напором уже заметно оседал, становясь похожим на чуть подмокший сахар. Приближался май - а с ним и мой, пожалуй, самый любимый праздник - День Победы.
В том возрасте я уже отчётливо осознавал, что за Победу наша страна заплатила неимоверно высокую, страшную цену - но (возможно, в силу своего тогдашнего детского оптимизма) всё ещё не мог по-настоящему ощутить горького привкуса этого великого праздника.
Я запоем читал военные мемуары и с удовольствием смотрел в кино и по телевизору всё, что касалось Великой Отечественной войны. Незаслуженно забытый сегодня фильм «Жаворонок» я посмотрел тогда, наверное, раз восемь (естественно, ещё не понимая многого из того, что хотели донести до зрителя его создатели). Хотя мне и было очень жаль геройски погибшего интернационального экипажа «тридцатьчетвёрки», каждый раз я восхищался: какие у нас были танки! А какие искусные и смелые танкисты! Как мы тогда дали фашистам прикурить!
Сегодня смотреть этот фильм уже не могу. Причём даже не из-за показа кадров деловитого, хладнокровного расстрела безоружных людей, что само по себе страшно. В момент, когда за одиночным танком, чудом вырвавшимся с немецкого полигона из-под убийственного орудийного огня, побежали по помещичьему полю угнанные в Германию женщины, внезапно и безоговорочно поверившие, что уже пришли наши - ком в горле...
А в тот год в нашей школе - так же, как и делалось раньше накануне Дня Победы - решили провести встречи с ветеранами Великой Отечественной войны, чтобы дети могли из первых уст услышать их воспоминания. Такие мероприятия спустя много лет стали называться «уроками мужества».
Помню, как наша учительница, Ираида Ильинична Дмитриева, привела в класс пожилого (по нашим тогдашним меркам), но всё ещё бодрого и подтянутого мужчину. На его пиджаке сверкало несколько рядов орденских планок, аккуратно вставленных в выпуклые прямоугольнички из оргстекла. Это был чей-то дедушка, приехавший ненадолго в Ягельную к своей родне. Ираида Ильинична его нам, конечно, представила - но я, к сожалению, либо тогда нечётко расслышал, либо просто (почти через пять десятков лет) забыл, как звали этого, безусловно заслуженного, человека.
О людях его поколения пелось: «Три войны за спиной, три войны за спиной комсомольцев двадцатого года».
Моя память, увы, не сохранила, был ли тот дедушка участником зимней войны 1939-1940 года - той, которую Александр Твардовский назвал «войной незнаменитой». Если даже и не был - всё равно наш гость сумел пройти не через три, как в песне, а, по меньшей мере, через четыре войны!
На фронтах Гражданской он вместе с друзьями-комсомольцами воевал в кавалерии. Мы все тогда слабо представляли себе, что это такое - насколько страшна воспетая многими поэтами лихая кавалерийская атака и как ужасно выглядит поле боя после отчаянной рубки. Наш гость рассказывал об этом весьма немногословно. Да, ему тоже выдали шашку. Да, он кого-то этой шашкой рубил. Как всё это происходило, он после боя вспомнить не мог - только потом весь правый рукав его кожаной куртки был в крови - значит, и в самом деле рубил...
Однажды его отряд освободил какое-то село от банды «атамана Маруси». Это имя мне уже попадалось в одной из книг, и я, помню, тогда очень удивился: надо же, какое прозвище придумал себе грозный атаман! Не выдержав, я переспросил с места:
- Скажите пожалуйста, что за имя - атаман Маруся? Это всё-таки была женщина или нет?
- Женщина, но порядки она устанавливала жестокие...
Ответив на мой вопрос, ветеран с лёгкой улыбкой продолжал:
- А через некоторое время после окончания Гражданской войны нас, кавалеристов, отправили на учёбу - и затем посадили в железные коробочки, небо коптить...
- В танки?
- Да, в танки. Первой моей машиной был «Т-26». Очень неплохой, хотя к началу Великой Отечественной войны он, конечно, уже устарел. Зато в военном конфликте с Японией, который был на территории Монголии (Хасан и Халхин-Гол), этот танк показал себя очень хорошо!
Затем наш гость очень скупо (явно щадя нашу неокрепшую детскую психику) рассказал о том, через что ему довелось пройти в 1941 году. На нескольких боевых эпизодах пожилой танкист остановился чуть подробнее - в том числе, рассказал нам, как ему в доводилось, воюя уже на «Т-34», давить немецкие противотанковые пушки. Вспомнил он и о том, как в одном из боёв враги подбили шедший рядом танк, в котором заживо сгорели его друзья.
Мой приятель Саша Шутов серьёзным, прерывающимся от волнения голосом, спросил:
- А Вы... помните имена тех, кто погиб в этом танке?
Ветеран ответил, что, конечно, помнит - и, глядя прямо перед собой неподвижным взглядом, полным светлой грусти, перечислил их. К сожалению, я запомнил имя лишь одного (благодаря редкой фамилии) - «Ванюшка Сторожев».
Мы слушали рассказ человека, который не просто пережил то страшное и героическое время. Наш гость лично прошёл через великие события, которые для нас были страницами истории. Он говорил о том, как наша армия сначала отходила с боями на восток, а потом перешла в наступление. Однажды машина, на которой воевал этот танкист, подорвалась на противотанковой мине. Погибла половина экипажа - а сам он с тяжёлым ранением попал в госпиталь, в глубокий тыл.
Дальше наш гость с улыбкой рассказал, как однажды он вместе с другом - таким же танкистом, выздоравливающим после ранения - ходил в увольнение в город, где был расположен госпиталь:
- Военное время, строгие порядки, патрули на улицах... У меня нет правого глаза, а у друга не было левого. Вот так мы с ним и шли, договорившись, что я буду смотреть влево, а он - вправо. Но товарищ отвлёкся, чтобы купить папирос - и я не увидел патруля, который подошёл к нам для проверки документов как раз справа. Пришлось оправдываться...
Класс удивлённо загудел:
- Как это - нет глаза? У Вас же есть оба глаза!
- А вот так!
Наш гость снял очки и легонько постучал пластмассовой дужкой по своему правому глазу. Раздался звук, от которого похолодела душа - такой мог исходить лишь от твёрдого и явно неживого предмета. Виновато улыбнувшись, пожилой танкист сказал:
- Искусственный, стеклянный... - и продолжил рассказ.
Несмотря на последствия тяжёлого ранения, ему позволили вернуться в строй и довоевать. А вскоре после Победы его полк вместе со многими другими перебросили на Дальний Восток - воевать с Японией.
Я тогда впервые услышал название «Квантунская армия».
Это была уже вторая (после Хасана и Халхин-Гола) встреча нашего гостя с японцами. О своём противнике и о той войне он сказал так:
- Японцев с детства воспитывали в духе преклонения перед своим императором. Им внушали, что нет выше счастья и большей доблести, чем умереть за своего императора. Ну а мы, в отличие от них, шли не для того, чтобы умереть, а чтобы победить.
Конечно, было нелегко. Например, когда мы переходили через пустыню Гоби, приходилось экономить буквально каждый глоток воды - а ведь ещё надо было думать, чем заполнять кожухи станковых пулемётов типа «Максим» (им требовалось водяное охлаждение). И ещё периодически беспокоили японские солдаты-смертники. Они, хорошо замаскировавшись среди песков, поджидали колонны Красной Армии с конкретной целью: подпуская нас к себе настолько близко, что становились видны знаки различия, выборочно убивать наших командиров. Это японцам иногда удавалось - и, как правило, после своего одиночного выстрела они в ответ получали несколько наших пуль.
Квантунская армия была, конечно, очень сильным противником, но против неё шли не новички, а прекрасно вооружённые советские войска с большим боевым опытом. Похоже, полной неожиданностью для японцев стало и то, что у нас оказалась полноценная артиллерия (пушки через Хинганский хребет временами несли буквально на руках), и то, что через горы сумели пройти наши танки!
Японцы дрались смело, сопротивлялись отчаянно. Но всё равно мы их победили!
Вспоминая сегодня тот урок мужества, я думаю: да, наша страна тогда снова победила. И за эту победу опять погибло столько людей! Кровь их была пролита не напрасно - но как, конечно же, хотелось жить тем, кто, разгромив гитлеровскую Германию, умирал за победу над Японией, так и не успев повидать ни своего дома, ни своих родных! Об этом пожилой танкист нам не рассказал...