Нике Барскому жизнь опостылела до чёртиков. И было, как говорится, с чего. Ну-ка, лишитесь работы в тридцать восемь с хвостиком, позанимайте деньжат в долг без ясной надежды на их скорый возврат, встретьте третье тысячелетие за полупустым столом в промёрзшей квартире – посмотрим тогда, останется ли в крови вашей этот самый эндорфин – капризный гормон, начальник хорошего настроения. Ника Барский против своей воли полностью освободился от его высокого благожелательного покровительства и посему вот уже который месяц пребывал в мерзком расположении духа. Беда стране, если она вынудила некогда классного инженера-технолога распространять дурацкие нутрицевтики. К тому же, с треклятым дистрибьюторством у Ники Барского плохо ладилось.
Высмотрел как-то Ника двух толстяков, уговорил купить разрекламированный суперсжигатель жира, разъяснил методику потребления и стал ждать результата. Дождался. Один клиент вопреки предполагаемому эффекту пожаловался на возросший аппетит и существенную прибавку веса, у другого страждущего килограммов вроде бы поубавилось, но зато на лице расцвели какие-то сочные розовые пятна. К несчастью, этот второй толстяк читал лекции по истории права в институте, студенткой которого числилась Нинель, родная дочь Ники Барского. Вследствие случившегося казуса зачётку неглупой девочки испохабил мстительный «трояк» и она потеряла махонькое, а всё ж таки материальное вспомоществование государства в виде десятиларовой стипендии. Нинель обиделась на весь мир, в первую очередь на отца, словно бы он вместил в себя главные вселенские напасти. Хорошо ещё, жена взяла сторону попавшего впросак мужа.
Вообще-то Ника за много лет убедился, что судьба даже при её явной нещедрости всегда старается соблюсти закон относительного равновесия в природе: вот, недодала ему, скажем, гениальности, зато подарила чудесную супружницу. В эпоху развитого социализма Кети Барская трудилась на ниве народного просвещения – преподавала в школе домоводство. Опыт рукодельницы пригодился ей после того, как просвещение перестало быть народным и ненужные предметы благополучно почили в бозе вместе с предметниками. Теперь Кети мастерила искусственные цветы, очень похожие на живые, однако в силу исходной разницы между ними так и не находившие широкого сбыта. Тем не менее маломощный бюджет семьи Барских держался на плаву в основном за счёт скромных доходов жены.
Погожим январским днём Ника Барский решил завязать с бесперспективным гербалайфом и двинуть на исанскую базробу в подручные к шурину – добродушному тридцатилетнему здоровяку Отару, торговавшему разным привозным тряпьём. Шурин, как он сам выражался, давно сунул диплом архитектора «под сковороду», ушёл в «челноки» и довольно быстро наработал репутацию крепкого мануфактурщика. Нрава Отар был весёлого, любил кутнуть, прошвырнуться по девочкам, но рядовые мужские слабости не мешали ему споро вести приглянувшееся дело.
Отар не однажды предлагал Нике пристегнуться к тряпичному бизнесу. Разумеется, из желания помочь семье старшей сестры, а не из тонких коммерческих соображений: на роль выгодного компаньона зять никак не тянул. Всякий раз, когда Ника захаживал в небольшой магазин посреди исанской толкучки, Отар встречал его неизменным вопросом – «По ладам»? Подразумевалось, естественно, согласие зятя встать наконец-то в парную рабочую упряжку. Зять отнекивался и приводил в оправдание маловразумительные доводы. Теперь же случилось нечто противоположное. Не успел Отар подняться из-за стола, подать руку и вместо приветствия произнести традиционную фразу, как Ника сам с порога увешанной разноцветным заморским барахлом подсобки натужно выдавил из себя: «По ладам, Отарик, по ладам».
Шурин вменил Нике в обязанности учёт товара. Не очень беспокойный, но весьма ответственный участок работы. Зять сидел в подсобке, вносил в амбарную книгу цифровую разницу между поступившими с утра и проданными к вечеру шмотками, сличал контрольные записи «точечников» - розничных продавцов, расставленных по самым дальним уголкам толчка, отвечал на частые телефонные звонки. У Отара были море приятелей и океан подруг. Последние настойчиво стремились перейти в разряд сердечных избранниц преуспевающего холостяка. Видно, ребяческой потехи ради Отар отвёл знакомым девицам в деловом журнале отдельную страницу: имя – телефончик, имя – телефончик… За россыпью нежных женских имён без труда проглядывалась дон-жуанская любвеобильная натура шурина. Всё прозрачно, никакой утайки. Только особняком, в конце листа стояли две прописные буквы «СА», сопровождаемые многозначным номером мобильника.
Будучи достаточно пожившим на свете старшим родственником, Ника тревожился за Отара, боялся, как бы ненароком не охмурила его смазливая вертихвостка с невинными глазками и далеко идущими планами. Интимные увлечения шурина иной раз нуждались в жёсткой корректировке и тогда Ника энергично брался за воспитательную работу. Так он отвадил Отара от дурной, обычно похмельно-синдромной привычки снимать «кларнетисток» у моста Челюскинцев – мало ли какую заразу подцепишь вместе с ними, ничего не говоря уже о бесспорной предосудительности самого факта. Теперь же как натурализованный партнёр по семейному бизнесу Ника считал себя вдвойне обязанным оградить Отара от нежелательных амурных связей. Настороженный таинственными инициалами, он как бы между прочим поинтересовался, кто скрывается за ними:
- А что за буковки «СА» у тебя в гроссбухе, Отарик? Не дружок ли по Советской Армии? Ты же вроде в ней не служил.
- Служба Афродиты. Мягкий секс, – простодушно ответил Отар.
- Какой секс? – не понял Ника.
- Мягкий. По телефону. Который без контакта, – разъяснил Отар.
- И как же ты на него набрёл? – спросил Ника.
- В газете вычитал. Всё чин чинарём. Официально.
- Да у нас сейчас везде официальный бардак.
- Нет, тут получше. Занимательная штука. Напряг отлично снимает. Ну, как этот, телефон доверия, во… Ты бы звякнул, сам распробуешь, – посоветовал Отар.
Ника принял совет шурина к практическому сведению спустя неделю. Не по причине своей половой озабоченности или ущербной нравственности, а просто так, от нечего делать, от вновь накатившей лютой тоски по другой, небазарной жизни. В магазине стоял полный штиль. Отар куда-то отбыл за товаром. Истомлённый ожиданием покупателей продавец Яша вяло решал кроссворды. Ника уединился в подсобке, подсел к телефону и набрал номер.
- Служба Афродиты слушает, – откликнулись где-то далеко бархатным женским голосом.
- Здравствуйте! У меня проблемы, – брякнул Ника.
- А в какой сфере? – голос в трубке приобрёл оттенок участия. – Если в нижней, я берусь их разрешить.
- Каким образом? – спросил Ника.
На том конце помолчали и после паузы придали голосу манящую сексуальную хрипотцу:
- О, это зависит от высоты полёта вашей фантазии.
- Она у меня давно по земле волочится, – признался Ника.
- Ничего. Воспарит. Ты же не слышал меня в работе, – голос зазвучал совсем уж игриво.
- А видеть и.., - Ника чуть-чуть замялся, - ощущать клиенту не дано?
- Нет, мы работаем только на слух. А ты, наверное, богатенький клиент, - невидимая секс-обслужница окончательно взяла свойский тон. – Вон как долго раскачиваешься. Не депутатик разжалованный, случайно? Или, может, из минсвязи? Впрочем, уведомляю: каждый третий звонок – льготный. Скидка – пятьдесят процентов. Ну, милый, к делу! Ты чувствуешь, как тебя окутывает моя тёплая влажная аура?
Ника пропустил мимо ушей узкопрофессиональный вопрос собеседницы и задал свой:
- Вас и «шишкари» беспокоят, чиновники министерские?
А как же! Устают мужики на заседаниях. Им ласка нужна, - прошелестело в трубке. - А мы всегда наготове. От связистов, правда, тошнит: и процент с нас имеют, и ласкай их ещё задарма. Мне слов не жалко, но за чувства платить надо. Работа наша такая. Горячий цех. Ну, зайчик, чувствуешь мою тёплую влажную ауру?
Ника не мог взять в толк, почему аура одновременно тёплая и влажная, но поскольку разговор выходил забавный, он решил на всякий случай скрыть своё дремучее невежество:
- Очень чувствую. У тебя, должно быть, красивое имя?
- Меня зовут Элико. А тебя?
- Просто и неромантично - Ника.
- Ника, ты заводишь меня! Я целую каждую букву твоего имени, – прерывисто прошептала Элико.
- Вот это класс! Жаль, короткое оно у меня, - бормотнул Ника и тут же неожиданно спросил: - А семья у тебя есть?
- Другого бы послала куда подальше, а тебе, как нестандартному клиенту, откроюсь: есть муж и дочь.
- Да ну! – удивился Ника. – И как же они смотрят на твоё занятие?
- Тоже мне нравоучитель нашёлся! Иди ты на хутор бабочек ловить! – плеснулся в Никином ухе подскочивший до фальцета голос Элико, тут же утонувший в отбойных гудках.
«Послала таки. И поделом. Нечего чужую душу скоблить. Да и поприличнее эта Элико тех девчонок, что на панели табунятся. Хоть не в открытую… А вообще-то один хрен! Э, Барский, постарел ты, постарел, - молодых осуждаешь. Им «бабки» иметь хочется, вот они и стригут их где придётся и кто как может в наше беспутное время», – думал Ника после обломного завершения едва начатого знакомства, уже жалея, что самолично устроил этот зряшный балаган.
Весь следующий день Ника в две дырочки сопел над уже порядком поднадоевшей бухгалтерией. К вечеру появился Отар. Вид у него был очень тусклый. Пытаясь выяснить причину смурного настроения родственника-кормильца, Ника прозондировал почву с наиболее уязвимого края:
- Чего невесел? Опять налоговики наседают?
Отар поморщился и разразился длинной тирадой:
- Ну их к чёрту! Помнишь, зятёк, шутливый афоризм Анатоля Франса – «Нельзя овладеть всеми женщинами мира, но надо стремиться к этому». Так вот, я думаю, мсье Анатоль прав только в первой его части… А овладеть надо одной женщиной… И навсегда. Хорошо, если она станет твоей женой!
Ника усмехнулся. На рьяных дамских угодников такие озарения нисходят, как правило, после тридцати лет. Опять же не без помощи женщины. Достойной и поэтому недоступной. Которую ни золотом, ни тряпьём не возьмёшь. Только любовью, да и то многократно проверенной. По всему было видно, что разменявшему «тридцатник» и нагулявшемуся досыта Отару вскорости предстоит пройти испытание на стойкость самого сокровенного человеческого чувства к объекту, вероятно, вполне того заслуживающему. Сообщать шефу о своём вчерашнем телефонном развлечении Ника не стал. В такой ситуации это было бы, по меньшей мере, непедагогично. Хорош родственничек: уму-разуму учит, а сам втихаря прошмандовкам названивает. Он просто подошёл к Отару и похлопал его по плечу:
- Кажется, вы, сударь, влюбились. Правильной дорогой идёшь, товарищ! И кто же эта счастливица? Не из твоего послужного списка?
- Нет, - сказал Отар. – Похоже, это серьёзно. Пробил, наверное, мой час. Что-то мне не хочется одному оставаться. Давай поедем к тебе. Там и расскажу.
- Поехали, - согласился Ника. – Кетуша сегодня как раз хинкали лепит.
Видавшая виды бежевая «девятка» уже миновала Авлабар, когда Отар вдруг спохватился:
- Тьфу, совсем из башки выскочило: у меня же «стрелка» в пять на Плеханова. Книжку передать надо. Пошарь-ка, зятёк, в бардачке. Сколько сейчас? Четверть шестого. Ну, ничего, успеем.
Пока Отар гнал машину по набережной, Ника листал забранный в серый коленкоровый переплёт «Словарь молодёжного сленга», с тайным удовольствием отмечая в богатой лексике желторотых современников нестареющие перлы своей давно отшумевшей юности. Он не заметил, как «Самара», лихо крутнув задом на площади Марджанишвили, притормозила у газетного киоска напротив входа в метро. В правое дверное окно машины кто-то легонько постучал. Ника оторвался от книги, глянул в сторону. Снаружи на него смотрели усталые глаза немолодой женщины.
- Давай книжку. Посиди, я по-быстрому, – сказал Отар, взял словарь и выбрался из машины.
Женщина пошла навстречу Отару. Они остановились прямо у капота «девятки». Через наполовину опущенное стекло шофёрской двери Ника поневоле слышал каждое слово их беседы.
- Спасибо за книгу, Отар, спасибо! Мэри очень обрадуется. – сказала женщина приятным грудным голосом, совсем не вязавшимся с её блеклой внешностью.
- Ей лучше? - спросил Отар.
- После инсульта долго отходят. Жалко девочку. Молодая - и уже калека. Теперь у меня два инвалида на руках.
- Как у Сократа с глазами? Тимолол кончился?
- Нет пока, ты же два флакона принёс.
Отар нагнулся и быстро сунул руку в холщовую хозяйственную сумку женщины. Она слабо запротестовала:
- Не надо, Отар, я прошу, не надо… Ты и так нам столько добра делаешь. И потом, - я же работать стала…
- Ва, прекрасная новость! – взметнул брови Отар. – А где?
Женщина надсадно закашлялась, словно ей внезапно обдало нутро струёй холодного воздуха. Уняв кашель, она безрезультатно порылась в карманах пальто, отёрла ладонью лицо и сказала:
- Бывший мой начальник частную контору открыл. Ну, что-то вроде справочного бюро… Вспомнил меня, безработную, пожалел. Грех, говорит, опытную телефонистку с таким голосом не позвать… Правда, я на подменах, один-два раза в неделю. Только на хлеб и хватает. Но ничего, выдюжим!
- Конечно, выдюжим, - поддакнул Отар и бодро зачастил: - Весна вон на носу, потеплеет скоро. Ну ладно, я пойду, а то у меня в машине зять мхом обрастёт. Мэри привет! На будущей неделе наведаюсь с Тимуром и Букой. Одноклассники наши. Помните их?..
Женщина кивнула головой, отвела рукой упавшую на лоб седоватую прядь, улыбнулась:
- Помню, тётя Лена всех вас помнит…
Тепло распрощавшись с женщиной, сразу же растворившейся в толпе прохожих, Отар водворил свои объёмные габариты на водительское сидение, включил зажигание и тронул машину с места.
- Я кое-что уловил, - сказал Ника. – По-христиански живёшь. Зачтутся тебе благие дела.
- Не загибай, - немного смутился Отар. – Мать одноклассницы… Мэри удар хватил, отец – полуслепой, а сама тётя Лена без работы мыкалась, пока дружок мой папе своему словечко за неё не шепнул по моей просьбе. А-то бы шиш взяли! Она хоть и классная телефонистка, но годы, годы… Туда только молодых берут…
- А что за фирма такая? – спросил Ника.
Отар искоса взглянул на зятя и уклончиво ответил:
- Ты же слышал - справочное бюро.
- Да, слышал, - сказал Ника. – Главное, чтобы удержалась.
- И пусть думает, что бывший шеф сам про неё вспомнил, без чьей-то подсказки, – прибавил вдогонку Отар.
- Угу, - согласился Ника. – Лишь бы каждый себя человеком чувствовал.
За окнами машины, на улице уже повсюду проступили бурые краски зимнего вечера. Ника Барский поёжился и застегнул куртку на все пуговицы. До весны было ещё далеко.