Я вышел из квартиры примерно в половине восьмого. На лестничной площадке этажом выше кто-то курил, за немытыми подъездными окнами сгущались сумерки. Зима в этом году выдалась на редкость снежной и холодной, народ перемещался короткими перебежками от одного теплого места до другого, а выталкивание машин из сугробов превратилось почти что в народную забаву. Не торопясь, я спустился по знакомым с детства ступеням и оказался на улице. Татьяна не звонила уже два дня. И не писала. Впрочем, она никогда мне не писала. Чувство сладкого ожидания слилось с горьким ощущением неизбежности. Скорее всего, она давно уже забыла о моем существовании, это я тут себе понапридумывал любовь до гроба и прочие глупости. Ну, и ладно, не впервой.
Хотя, нет… Раньше было иначе. Меня, конечно, всегда тянуло на стерв, но не до такой же степени! На самом деле, мы неплохо проводили время, при всем своем показном цинизме и грубости Татьяна является по-настоящему глубоким и образованным человеком. С ней есть о чем поговорить, о чем поспорить, над чем посмеяться. До тех пор, пока я не перешел шаткую границу между дружбой и нечто большим, она казалась мне идеальной женщиной. А потом я понял, что такие, как Таня, обычно либо остаются в одиночестве, либо находят себе мужиков, готовых с неистовой покорностью залезть под каблук. Ее не устраивали оба варианта, но второй был все-таки предпочтительнее. Проблема в том, что увидеть в июле деда мороза, намного проще, чем представить меня под каблуком.
Звонить самому мне не хотелось. Я звонил ей на протяжении двух последних недель каждый день и во время нашего последнего разговора мы условились, что она перезвонит сама, как только будет возможность. Правильно, теперь ее очередь кормить мобильных операторов и заунывным голосом узнавать у меня перед сном как прошел день и все такое. Плюс к этому не стоит забывать, что навязчивость отталкивает людей пуще всего остального.
Вот так вот, предаваясь философским размышлениям, я шел по заснеженным дворам, смотрел на заледеневшие стекла автомобилей и параллельно прикидывал, где поблизости можно купить пива. Ответ подвернулся сам собой. Тусклые неоновые огоньки минимаркета приглашали припозднившихся с работы горожан в затхлый мир дешевого алкоголя, пересоленных кальмаров и зачерствевшего хлеба. Туда-то я и направился. Выйдя из магазина с пластиковой бутылкой хмельного напитка, мне захотелось бесцельно пошататься по улицам, но внутренний компас, как всегда настойчиво, потребовал указать конкретный ориентир. После недолгих раздумий выбор пал на двор моего давнего, а правильнее сказать, стародавнего, друга. Путь в указанное место пролегал через небольшой парк без деревьев и узенькую дорогу местного значения.
Нынешней зимой уборка снега в родном городе была организована довольно своеобразно. Огромные грейдеры счищали снег с проезжей части на обочину, образуя тем самым огромные белоснежные пандусы. Убирать их никто не собирался, поэтому через некоторое время снег спрессовывался и превращался в непреодолимое препятствие. Я решил это препятствие все-таки преодолеть, сократив тем самым дорогу до намеченной цели. Взобраться на ледяную махину стоило немалых усилий, зато на вершине передо мной открылась поистине чудесная картина. В обе стороны, практически с равным интервалом и скоростью, не останавливаясь ни на минуту, двигались автомобили. Это говорило о том, что на «горьковке» опять пробка и все объезжают ее через наш городок. Оставалось лишь ждать, когда стальной поток схлынет и появится долгожданная возможность перейти дорогу. Так и застыл я на снежном пандусе с баклажкой пива в руке, как памятник вовремя подоспевшему наряду ППС. Смотрел на проезжающие мимо автомобили, вглядывался в лица водителей и думал, о том, что неплохо было бы встретиться с Татьяной и расставить все точки над «и». Так перезваниваться можно до бесконечности. А вот обозначить при личной встрече кто мы друг другу, или, по крайней мере, кем она для меня является, было бы очень правильно. Ну, а дальше видно будет. Именно на этой светлой мысли у меня закончилось пиво, и одновременно схлынул автомобильный поток. Идти во двор к другу без очередной баклаги было бы, как минимум, не разумно, поэтому я направился к большому круглосуточному магазину, который как раз находился неподалеку. Уже практически вплотную подойдя к крыльцу, мое боковое зрение ухватило одну интересную деталь. Около автобусной остановки, находящейся возле магазина, на земле лежало нечто, похожее на мешок и матрас одновременно. Я обернулся, пригляделся и подошел поближе. Бомжеватого вида гражданин спал глубоким и, надо полагать, не вполне здоровым сном. Свет от фонаря распространялся таким образом, что заметить лежащего было почти невозможно. Назревала операция по спасению. Пытаться разбудить забулдыгу было занятием абсолютно бесполезным. Я это прекрасно понимал, поэтому даже не стал пытаться. Помочь в такой ситуации могли либо медики, либо полицейские. Если деятельность первых мне представлялась немного иной, то вторые, на мой взгляд, могли бы в корне изменить ситуацию. Кто-то легонько тронул меня за плечо, и я отдернулся от неожиданности. Мужчина лет сорока с трехдневной щетиной и продовольственной авоськой в руке вопросительно смотрел на меня.
- Вам помочь? – невнятно спросил он.
Видимо, его внимание привлек человек, сосредоточенно рассматривающий что-то возле своих ног. Чего только в жизни не бывает. Может, обронил вещицу какую а, может, и вовсе сердце прихватило. Рьяного соратника в спасении замерзающего пьяницы я в нем не разглядел, поэтому в двух словах объяснил ситуацию и отвернулся обратно. Моим предположениям суждено было сбыться Мужик пробубнил себе поднос что-то про «в следующий раз пить меньше будет» и отправился восвояси. Я не раз оказывался в подобных ситуациях, и каждый раз удивлялся, неужели так сложно потратить двадцать минут своего времени, но спасти кому-то жизнь. Да, он сам напился, его никто не заставлял, он сам выбрал такой путь. Однако в этой конкретной ситуации именно ты находишься рядом, и во многом от тебя зависит, умрет человек от переохлаждения или нет. Десятки людей проходят мимо, отворачивая лица куда-то в сторону. Мало кто из них понимает, что все будут точно так же проходить мимо и наигранно всматриваться в свои вонючие гаджеты, когда в следующий раз на этом же месте кучка отморозков будет убивать их самих. Или насиловать. Или еще что-нибудь. Что захочется. Ну, а если говорить про лежащего на земле пьяницу, то часто приходится слышать доводы о том, что милиции нет дела до таких мелочей, и стражи порядка скорее заберут того, кто их вызвал. Практика показывает, что варианты могут быть разные, но, тем не менее, выбор остается лично за каждым. Я свой выбор на сегодня сделал, и, достав телефон, начал набирать несложный двузначный номер. Внезапный порыв ветра поднял с земли снежную крошку, мне пришлось резко отвернуться в сторону дороги и зажмурить глаза. А когда я их открыл, то увидел серый милицейский уазик, останавливающийся возле противоположного тротуара. Усатый сержант степенно выбрался из машины и стал требовать документы у проходивших мимо азиатов. Щуплые низкорослые эмигранты принялись суетливо шарить по карманам. В этот момент я уже находился рядом с уазиком и терпеливо ожидал развязки. Вернув засаленные паспорта их владельцам, сержант собрался было уже сесть обратно в машину, но был перехвачен мной.
- Добрый вечер, уважаемый. Там вон, у остановки пьяный один лежит. К утру точно в ледышку превратиться, – спокойно произнес я.
- Слушайте, ну, мы-то тут причем!? - сержант устало бороздил меня глазами. – Звоните в скорую, пусть они приезжают и забирают его. Это их клиент.
- До утра полежит – точно ваш будет. Скорая еще приехать должна, а вы уже здесь. К тому же, они точно так же меня будут к вам отправлять. Пока мы тут разберемся, уже может быть поздно.
Из приоткрытой двери высунулся капитан. Он, видимо, слышал наш спор и решил поставить в нем жирную точку:
- Ладно… Давай показывай эту спящую красавицу.
Я перешел дорогу обратно и демонстративно встал около замерзающего. Уазик развернулся и подъехал вплотную к остановке. Из него вывалились трое ментов и начали пытаться привести жертву денатурата в чувство. Перспектива вести неподъемное, грязное и, скорее всего, обсосанное тело в отделение их совсем не радовала. После очередной попытки поднять с земли мужика, последний радостно заблеял и, обращаясь к невидимому Петровичу, поинтересовался, где он сейчас находится.
- В Лувре, блин! – сквозь зубы ответил усатый сержант. Только сейчас я смог разглядеть лицо незадачливого пьянчуги. Бледное, изможденное, покрытое тоненькой сеткой морщин оно одновременно пугало и отталкивало. На длинной рыжей бороде налипли остатки вчерашнего или позавчерашнего обеда. Лицо, ставшее для нашей полосы обыденным и привычным. Кое-как полицейским удалось загрузить мужика на заднее сиденье автомобиля. Усатый сержант вытирал чистым носовым платком пот со лба, остальные двое курили. Я тоже зачем-то стоял рядом с ними и чего-то ждал.
- Ты молодец. Правильно все сделал, – бросил мне на прощание капитан, усаживаясь в машину.
- Да молодец, молодец. Смотрите, чтоб он вам машину не облевал, – мысленно ответил ему я.
Уазик тронулся с места и осторожно, пытаясь не врезаться в очередной снежный пандус, покатил в сторону отделения. Это еще хорошо, что я вовремя успел сбросить исходящий вызов, а то собрал бы сейчас всю полицию города здесь. Нет, все-таки ребята очень удачно подъехали. Кстати, уже прошло столько времени, а я так и не обзавелся очередной баклахой пенной браги. История с этим пьяницей, конечно, поучительная, но это же не повод не пить пиво!? Мы, вот, С Татьяной на железнодорожной платформе часто пиво пили. Пока турникеты не поставили. Помню, Таня за вечер сгрызала в среднем два пакета семечек, мне тогда казалось, что у нее во рту не один ряд зубов, а три. В принципе, так оно и есть, фигурально выражаясь. В те времена мы общались как хорошие друзья и не более того. Зато, какими непринужденными были наши отношения. Говори что хочешь, делай что хочешь. Однако в первый же день знакомства с Татьяной, в моей душе зародилось то самое чувство, о котором так любят писать поэты и петь эстрадные певцы. Я ни на что не надеялся, ничего не планировал, просто жил с этим чувством и все. Не знаю, кто был удивлен больше, когда в один из таких вечеров на платформе мы неожиданно поцеловались. До сих пор вспоминаю ее реакцию, Таня напоминала тогда человека, который впервые за тридцать лет своей жизни оказался в метро. После того августовского вечера наши отношения уже нельзя было классифицировать какими-либо общепринятыми терминами, мы оба делали вид, что ничего не произошло и все осталось по-прежнему. За эти месяцы мы сходились, расходились, приближались, отдалялись. Короче, было интересно и весело. Я ей ничего не обещал, она от меня ничего не требовала. Точнее, требовала Таня чего-то постоянно, но ничего особо глобального. Нам было вместе легко и свободно, однако элемент некой внутренней незавершенности не позволял считать, что мы являемся самой обычной влюбленной парой. Впрочем, это не имеет большого значения.
Только вот почему она не звонит, а? В общем, я решил, что если в ближайшие два часа звонка не будет, то позвоню сам. И плевать, что ей завтра рано вставать.
Купив очередное пиво, которое, откровенно говоря, уже не лезло, я продолжил свое путешествие. Двор дома, в котором живет мой стародавний друг, встретил меня сломанными качелями, переделанными в турник, парочкой брошенных автомобилей и горой мусора возле третьего подъезда. Складывалось четкое ощущение, что дворники последний раз заходили сюда во времена перестройки или не заходили вовсе. Ноги тонули в снегу, колючий звонкий воздух обжигал щеки, единственная целая лавочка оказалась заметена снегом по самую спинку. Что ж, зато у меня появился отличный повод, навестить товарища, который наверняка по мне соскучился. Хотя, вряд ли. Ему сейчас не до скуки. Семейным человеком стал как-никак. Ага. И такое случается.
Поднявшись на третий этаж и спрятав баклажку в рукав, я принялся колотить в хлипкую деревянную дверь обтянутую коричневым дерматином. Звонок друг отключил, по его словам, в целях экономии электроэнергии. Открыли, как обычно не сразу, Юля появилась на пороге в тоненьком прозрачном пеньюаре и приветливо заулыбалась.
- Привет, Юль, – улыбнулся ей в ответ. – А где муж?
- Угадай с трех раз, – ответила девушка, жестом приглашая меня пройти.
- Ну, либо на работе, либо в туалете, – по привычке ответил я.
- Уже иду, буквально две секунды! – раздался глухой голос из кабинки, находящейся за углом. – Буквально две секунды, сейчас!
- Да ты раздевайся, чего стоишь? – продолжила Юля.
- Слушай, подруга, я тут хотел твоего мужа на часок прогуляться выдернуть, ты не против? – начал я осторожно заворачивать разговор в нужное русло.
- Я то не против, только он сам не пойдет, – легко выдохнула Юля
В этот момент дверь с грохотом отварилась, и из-за угла появился ни кто иной, как Алексей, мой стародавний друг еще с дошкольных времен. Крепко обнявшись, мы перебросились несколькими стандартными вопросами и, не сговариваясь, вышли в подъезд покурить.
- Слушай, я б удовольствием прогулялся, да устал, как не знаю кто, – виновато начал бормотать Леха. – Завтра еще на работу вставать…
- Ну, так всем завтра на работу вставать. Середина недели только, – парировал я.
- Да не выспался ни хрена, сейчас посуду помою и спать завалюсь, – еще больше погрустнел Леха.
- Так, тебя что, опять жена наказала? – наконец, догадался я.
- Ну, не совсем, но типа того, – окончательно сдулся мой друг.
- А точнее? – мне все-таки пришлось надавить.
- Да, блин, я после той субботы пообещал, что в ближайшие две недели только из дома на работу и обратно. Сам знаешь, что было-то, Юлька тогда на меня обиделась сильно, вот теперь исправляюсь. С тобой она меня, конечно, отпустила бы, но, блин, раз пообещал, значит пообещал. Говорит, мол, делай что хочешь, я у тебя никаких обещаний не требовала. Короче, попробую продержаться, – наконец-то прояснил ситуацию Леха.
Я понимал Юльку. Регулярные Лешкины запои и загулы частенько доводили ее до ручки. Сколько раз она бегала по всему району в поисках своего любимого мужа, внезапно решившего по синей грусти уехать, например, в Тверь. Как правило, до Твери он не доезжал и делал экстренную остановку на лавочке в ближайшем сквере, где и проводил остаток ночи в том случае, если Юлька его не находила. Иногда у Лехи наступали периоды просветления. В такие дни он внезапно превращался в примерного семьянина, варил чудесные борщи и рассуждал о политике перед телевизором на кухне.
- Ладно, Алексей, тогда иди спать, на днях созвонимся, – сказал я, зная, что ни на каких днях мы не созвонился и неизвестно когда теперь встретимся.
Мы дружно потушили бычки о потрескавшийся грязный подоконник, как водится, крепко обнялись, и, попрощавшись несколькими стандартными фразами, разошлись как в море корабли. Дойдя до лестничного пролета между вторым и первым этажом, я остановился, достал из рукава баклажку пива и начал методично ее опустошать, глядя куда-то в пол. Зря, конечно, зашел. Знал ведь, что так будет. Если бы не погода, то посидел бы на лавочке во дворе часик и пошел бы домой, Татьяне бы походу позвонил. Помню, этот двор мне нравился с самого детства, здесь была какая-то уникальная теплая атмосфера. Даже не смотря на то, что подавляющее большинство населения окрестных домов составляют наркоманы и алкоголики в Лехином дворе можно было поймать необъяснимое, радостное настроение. Порелаксировать, как сейчас модно говорить. Когда нам было лет по девять, мы созванивались с Лешей по городскому телефону (о мобильниках и речи еще не было) и договаривались о встрече в определенное время. Местом встречи и, соответственно, нашим отправным пунктом всегда был Лехин двор. Я специально приходил немного раньше, чтобы подзарядиться энергетикой этого удивительного места, присаживался на лавочку около сломанных качелей и изучал взглядом фасады прилегающих домов, отмечая, где есть занавески на окнах, а где нет. С тех пор прошло много лет, а двор ни капельки не изменился.
Выкинув пустую баклашку в урну около подъезда, я дошел до дороги и замер в тревожной нерешительности. Одиночество начало потихоньку сжимать горло, а бравада понемногу спадать. Память начала судорожно перебирать всех возможных друзей и знакомых, кому сейчас можно было бы позвонить и предложить встретиться хотя бы на часок. С каждой секундой все отчетливей и отчетливей становилось понимание того, что никто, кому бы я сейчас не позвонил, не согласится на встречу. При этом практически каждый будет искренне рад меня слышать, а это дорогого стоит. Но личной встречи не будет. И дело вовсе не в том, что завтра рабочий день. Я сам не являюсь сторонником круглосуточных гулянок, у всех есть свои дела, своя жизнь. Вопрос здесь стоит намного глубже. Все стали какими-то тяжеловесными, тягучими, неподъемными и чрезмерно рассудительными. Мы все зависим от погоды, от холодильника, от подушки, от курса доллара, от интернета, от бесплатного секса, прикрытого романтическими отношениями. Холодный расчет сметает все на своем пути, с каждым днем все дальше и дальше уходит ощущение искренности. Вкус жизни заменяется привкусом пастеризованного молока и позавчерашнего борща. Ботинки становятся все чище, узел галстука туже, сердце тверже, мозг жиже. Да, Татьяна? Интересно, Вы всегда были циничной и грубой или стали такой под давлением внешних факторов? А что бы Вы сейчас сказали в ответ на мои рассуждения?.. Наверное, похлопали бы ресничками.
Пытаясь справиться с приступом депрессии, я инстинктивно начал оглядываться по сторонам. Взгляд был готов зацепиться за любую мелочь, только бы переключить сознание на что-то другое. Выйдя на главную улицу города, я заметил нескольких человек стоящих полукругом метрах в пятидесяти от меня. Наверняка, местные алкаши считают оставшуюся мелочь в надежде наскрести на бутылку. Однако стоило мне приблизиться к ним, как в глаза сразу же бросились несколько нюансов, заставивших немного напрячься. В центре полукруга стоял невысокий худой юноша и что-то суетливо объяснял окружившим его людям. Одет он был неряшливо. Засаленная разноцветная шапка явно не подходила ему по возрасту. В определенный момент он резко отдернулся и подался в сторону, но стоящий рядом крепкий мужчина схватил его за воротник куртки и резким движением вернул обратно. На мгновение свет от фонаря осветил лицо юноши. Лицо, знакомое мне с ранних лет. Он жил через несколько домов от меня. Вечно грязный, немытый этот мальчишка постоянно становился предметом насмешек и издевательств со стороны сверстников. Страдая умственной неполноценностью, он никогда не ходил в обычную школу и посещал какой-то там специализированный центр, толку от которого, скорее всего, было ноль. Что занесло его так далеко от дома в столь позднее время? Впрочем, неважно. Я шел прогулочным, неторопливым шагом, мне было интересно, что хочет эта загадочная компания от больного парня. В принципе, я догадывался, но свои предположения было необходимо проверить. Компания эта, как выяснилось, хотела только одного - самоутвердиться за счет слабого, за счет того, кто не может ответить. Здоровенные быки, лет по двадцать пять, задавали пареньку глупые, пошлые вопросы в надежде получить на них смешные нелепые ответы. Зеленая тоска и скука одолевали молодыми людьми, им хотелось чего-то нового, неизведанного. И тут под руку удачно подвернулся умственно отсталый, который, вероятнее всего, на свою голову решил стрельнуть у них сигарету. В общем, все как я и предполагал. Быки, чувствуя полную безнаказанность, вели себя нагло и развязно. Самый широкий, в спортивной куртке, постоянно сплевывал и нетерпеливо дергал плечами так, что со стороны могло показаться, что он мерзнет. Вряд ли несчастного паренька стали бы сильно бить, поиздевались бы, да отпустили на все четыре стороны. А потом как-нибудь еще раз поймали бы и вновь поиздевались. Не эти так другие. Вот он тебе моральный выбор, пожалуйста. Одно дело пьяного бомжа в обезьянник сдать, а другое подойти сейчас к двухметровому оскалившемуся ублюдку и дать ему в челюсть со всей дури. Вот веселуха-то начнется! У меня почему-то внезапно заныли почки и заслезились глаза. Я уже представлял, как мне в лицо несется жилистый кулак с грубо набитой армейской татуировкой. Можно найти тысячу оправданий и спокойно пойти дальше. Стереть этот момент из памяти навсегда, залить совесть тремя бутылками водки и забыться болезненным сном. Только вот неизвестно, кого будет потом больше жалко, недоразвитого парня или себя самого. Потом, когда сквозь мутную пелену станут прорисовываться тени позорного прошлого, запятнанного трусостью и слабостью. Обычной человеческой слабостью, смешной до слез. У паренька тряслась нижняя губа, он уже находился в том состоянии, в котором люди не способны вымолвить и слова. Я стоял метрах в четырех от эпицентра происходящего и курил. И было не понятно, от чего у меня так першит в горле, от глубоких затяжек или от горечи и обиды. Обиды за себя, за юродивого, за страну, в которой любая, наделенная силой, мразь может сделать с тобой что угодно. Можно было, сказать, что эту битву я уже проиграл. Ноги наполнила свинцовая тяжесть, руки дрожали с такой силой, что невозможно было держать сигарету. Еще мгновение и все, кошмар закончится.
- Мужики, а вы знаете, что юродивых на Руси не принято трогать? – мой голос звучал хрипло и как-то приглушенно, толи от выкуренной сигареты, толи от подошедших слез.
Судя по всему, для моих оппонентов слова «Русь» и «юродивый» были в новинку. Они тупо уставились на меня, пытаясь понять, на каком языке я к ним обратился. Повисла театральная пауза. Обратного пути уже не было, мне оставалось лишь перевести сказанное на привычное для них варварское наречие.
- Ребят, че к парню то пристали? – каким-то будничным голосом продолжил я.
Широкий в спортивной куртке сделал небольшой шаг в мою сторону и, положив руку мне на плечё, дружелюбно сказал:
- Братан, ты не волнуйся, мы тут сами разберемся. Этот чувачок нам денег должен, да? – широкий обернулся и кивнул на затравленного паренька, тот энергично закивал головой.
- Вот видишь, он просто думает, что в сказку попал. Но мы его сейчас в реальность вернем для начала, а потом отпустим. Может быть.
Мягкий тембр голоса «широкого» тянул за собой в далекие сказочные дали, из которых, как правило, возврата нет. «Широкий» подразумевал, что я такой же как и он, четкий и правильный пацан, который уверенно двигается по жизни, не забывая при этом потрошить лохов. Пацан, для которого все двери открыты, а если вдруг закрыты, то для таких случаев есть кусок арматуры, чемодан наглости и грузовик хамства. Из сладкого забытья меня вырвал высокий детина в черной бейсболке скрывающей половину лица.
- А ты че, за него ответить хочешь? Давай, че. Я не против. Ща вас обоих ушатаем. – голос из под кепки звучал уверенно и беспрекословно. Было ясно, что человеку абсолютно все равно кого и за что бить. Он жаждал крови, насилия, унижения. И теперь я стал для него объектом номер один.
Ох уж эти интеллигенты. Ну, не можем мы так сразу вот в морду и все. Нам надо сначала поговорить, во всем разобраться, воззвать к совести, в конце концов.
- В натуре, братан, не лезь. – «широкий» не торопился убирать руку с моего плеча в знак подтверждения слов обладателя кепки. Остальные двое в разговор не вступали и лишь настойчиво сверлили меня глазами, словно выискивая слабое место.
- Хорошо, ребят, уже ухожу. – выдавил я, из последних сил стараясь сохранить самообладание. – Но вместе с этим парнем.
Ситуация требовала скорейшего разрешения. Затравленный инвалид смотрел на меня как на последнее спасение, и я понял, что если сейчас дам слабину, то забыть этот взгляд не смогу уже никогда. Быки заведомо чувствовали себя победителями. Вряд ли они видели во мне серьезного противника, пожалуй, им просто не хотелось совершать лишние телодвижения. Не дожидаясь ответа, я скинул со своего плеча руку, подошел к юродивому, сгреб его в охапку и потащил за собой. Стоило нам пройти буквально пару шагов, как какая-то неведомая сила сжала плечо и развернула меня на сто восемьдесят градусов.
- Слышь, ты че, свалить решил? – голос «широкого» звучал свирепо и угрожающе. – А? Слышь, я кому говорю!?
Остальные трое обступили нас с разных сторон. Осматриваясь по сторонам в поисках путей отступления, мне посчастливилось заглянуть в глаза той молчаливой парочке, которая этого времени не вмешивалась в конфликт. Леденящая пустота смешалась с молчаливой покорностью, в эти глаза можно было смотреть бесконечно, поражаясь точности и завершенности. И если «широкий» вместе с обладателем кепки могли максимум попинать ногами, то эти двое наверняка были способны, не задумываясь, убить человека.
- Ну, а теперь беги и не оглядывайся, – шепнул я пареньку. – Беги что есть сил.
Паренек, следуя моему наказу, рванул в небольшой проход, образовавшийся между молчаливыми, «широкий» подался за ним, но споткнулся о выставленную мной ногу и смачно упал лицом на лед. Один из молчаливых ударил меня хлестко, но без размаха. Практически сразу же во рту почувствовался солоноватый привкус крови, я отчетливо понимал, что если позволю им себя повалить, то мне придет крышка. Следующий удар пришелся в нос, из глаз посыпались искры, и на время пропала ориентация в пространстве. Именно этот удар за одно мгновение превратил накопившиеся внутри меня боль, страх и ощущение неизбежности в кипящую лютую ненависть. Не обладая никакими особыми навыками, я со всего размаха, по-деревенски, врезал в челюсть гопнику в кепке. Удары посыпались на меня один за другим, а я остервенело, не чувствуя боли, лупил руками и ногами это обнаглевшее, потерявшее совесть и достоинство, существо до тех пор, пока «широкий» не поднялся с земли и не нокаутировал меня одним точным ударом. Я извивался на земле и орал что есть мочи, «быки» сосредоточенно пинали меня ногами. Кровь заливала глаза, тупое, абсурдное бессилие, поселившееся где-то внутри, причиняло невыносимые страдания, хотелось вылететь из собственного тела, подняться в атмосферу и взорваться там ослепительной вспышкой.
Внезапно пространство разрезал звук полицейской «крякалки». «Быки» на секунду замерли, а потом, поняв в чем дело, бросились во дворы. Что ж, меня, похоже, можно официально считать спасенным. Подняться с земли удалось не сразу, реальность кружилась перед глазами, сильно болели ребра с правой стороны. В общем, ребята постарались на славу. Было бы интересно, кстати, сейчас взглянуть на себя в зеркало. Наверное, настоящий жених. Татьяне бы точно понравилось.
Кто-то аккуратно тронул меня за плечо, которое при первом же прикосновении противно заныло. Я обернулся. Передо мной стоял капитан, согласившийся часом ранее забрать пьяного мужика, лежавшего возле остановки, в отделение. Сказать, что это была приятная встреча, значит, ничего не сказать. Он смерил меня взглядом и, словно не заметив чего-то из ряда вон выходящего, спросил:
- До дома сам дойдешь?
Я утвердительно кивнул. Из-за разбитой губы рот постоянно наполнялся кровью и приходилось поминутно сплевывать. Никакого заявления мне писать не хотелось, да и бессмысленно это. Только вот жалко одежду попачкал, вряд ли отстирается. Немногочисленная свита капитана стояло около машины, лениво осматривая окрестности. Я был им по-человечески благодарен и больше от них ничего не требовал. Не первый год за мужем, как говорится. Ощупав себя в очередной раз на предмет повреждений и не найдя таковых я успокоился, развернулся и зашагал прочь. Через несколько секунд меня обогнал уазик.
Мокрый снег налипал на ботинки, от чего те становились практически неподъемными. Прохожие обходили меня стороной, губа отчаянно кровоточила. Я, шел, не разбирая дороги, несколько раз сбивался с пути и заходил в непонятные тупики. Подойдя к дому, я вытащил телефон и двумя заученными движениями поставил его на виброзвонок. Подъезд встретил меня тишиной и приглушенным светом запылившихся лампочек. Обстучав хорошенько ноги на первом этаже, я прошел один лестничный пролет и остановился. Насыщенный, однако, получился вечер. Впечатлений на две недели вперед хватит. Хотелось подвести какой-то итог, сделать определенные выводы, но безмерная усталость не позволяла мозгам шевелиться и недвусмысленно намекала на завтрашний ранний подъем. Аккуратно, стараясь никого не разбудить, я вошел в квартиру, бросил испачканные вещи в стирку и направился в ванную. Разбитая губа стала понемножку затягиваться, зато под глазом надулся здоровенный фингал. Это означало, что на работе меня завалят расспросами, и мне придется рассказывать одну и ту же историю десять раз подряд. Я долго стоял под душем, смывая с себя кровь, пот и боль сегодняшнего вечера. Со мной оставалось лишь сладкое чувство победы над собой и над кучкой подонков. Терпкий, приторный вкус подмосковного городка в очередной раз напомнил, что выбор почти всегда остается за нами. И я был благодарен ему за это напоминание.
Часы показывали половину двенадцатого ночи, за окном снова повалил снег. Выпитое пиво то и дело просилось наружу, поэтому сон временно откладывался. Пошатавшись по квартире минут десять, я вспомнил, что нужно подзарядить мобильный телефон. Трубка нашлась во внутреннем кармане куртки. На дисплее отображались три пропущенных звонка от Татьяны.