Непорочное зачатие. 2

Сергей Айк
      Однажды, это был как раз тот случай, когда Лолита не пошла в институт – слегла с температурой, после обеда прилетела к ней возбужденная и раскрасневшаяся Маша. Быстро скинула с себя лишние части одежды, мимоходом поинтересовалась о здоровье подруги, а потом подошла к ней вплотную взяла ее руку и положила к себе на живот.   
- Чувствуешь, - нотки в ее голосе были прямо-таки звенящие, да и сама она, как снег под солнцем блестела и переливалась.
- Нет, - не поняв, о чем идет речь, проговорила Лолита и опустила руку.
      Если говорить честно, то ей было ни до чего. Жар. Слабость. В общем, все радости простуды в один момент. Но Машу было этим не пронять.
- Дай руку, - не дождавшись, пока слабая рука поднимется до нужного места, Маша сама схватила ее, и приложила, чуть-чуть прижав, - ну?

      Лолита хотела мотнуть головой, что ничего не чувствует, как под ладонью что-то колыхнулось. Еле заметно. Все сместилось на второй план. Болезнь, слабость, постельный режим – все.
- Это он, - тихо, словно боясь разбудить спящего ребенка, поинтересовалась Лолита.
- Да. Шевелиться. Так мне вчера вечером заехал, я аж охнула. До слез. Хорошо моих в комнате не было. Присела на пол, а потом уже на кровать переползла. Потом еще минут двадцать гладила его, успокаивала, даже песенку ему пела, твою, помнишь – насилу успокоила.
- Да. Можно я еще…, - шепотом спросила Лолита и замерла с вытянутой рукой.
- Конечно, - радостно кивнула Маша и выпятила живот в сторону подруги.

      Лолита осторожно погладила живот подруги. Там, под натянутой, как на барабане кожей, что-то шевелилась, перекатывалась, толкалось.
- Беспокойный, - пробормотала Лолита.
- Это я пока к тебе пробежалась по улице, его и побеспокоила. Вот он и ворочается. А сейчас посижу, отдохну - успокоится.
- Ты не боишься, я болею. Не повредит.
- Ой, а я и забыла. Не обидишься, я от тебя отсяду.
- Чудная ты, Машка. В кресло садись. Хочешь, прямо с ногами залезай.
- Ой, как хорошо, - Маша устроилась в кресле, как ей посоветовала Лолита.
- Ты одеялом ноги укрой, а то у нас тут холодно.
- Ничего, я утепленная, хоть в Сибирь отправляй меня…
- Как там у нас в институте-то?
- Да нормально. Лекции, контрольные, лабораторные… Все то же самое, что и всегда. Совсем не интересно. Ты лучше мне скажи, надолго ты приболела?
- Не знаю, - Лолита махнула рукой, - температура такая бывает, особенно вечерами, аж глаза стекленеют. А иной день нормально, я тогда по комнате хожу…
- Ты лежи больше и воды много пей. Это, говорят, помогает.
- Доктор ты, однако, еще тот.
- Зря отмахиваешься, я в журнале читала. И вообще, я теперь много медицинской литературы читаю, всякой разной.
- Ладно, Бог со всеми этими болячками. Как пришло, так и уйдет. Ты мне лучше скажи, как твои? Все еще не в курсе?

      Маша придвинулась чуть ближе и понизила голос.
- Нет. У меня такое ощущение бывает иногда, что я рожу – а они и не заметят, если конечно, я их не позову посмотреть.
- Ладно, тебе, - удивленно посмотрела на подругу Лолита.
- Серьезно тебе говорю. У меня уже такой пупок – ни одно платье не налезает, про брюки я уже и не говорю, а они все мимо меня ходят. Как будто ничего не происходит.
- Может это и хорошо, - задумчиво произнесла Лолита, внимательно оглядывая подругу.
      
      Что и говорить, не заметить, что Машка в положении было очень сложно. То, что когда-то,  летом только намечалось, было теперь на лицо. Фигура, походка, жесты – все.
- Мне так заночевать у тебя хочется, потрепались бы до утра, - мечтательно произнесла Маша.
- Вот еще. Я болею, не хватало тебе еще эту дрянь подхватить.
- Ну, тогда ладно, - Маша поднялась, - ты не обидишься, пойду я…
- С тобой все в порядке?
- Все-все. Только я теперь устаю быстро и в одном положении находиться долго не могу. Он толкаться начинает – двигаться ему надо.
- Ладно-ладно, иди…
- Ну, пока.
- Пока, и не вздумай целовать меня, - отвернулась от подруги Лолита, - а то я гляжу, ты на меня смотришь как-то нехорошо.
- Сама такая, - рассмеялась Маша и сделала шаг назад, потому что действительно собиралась по привычке чмокнуть подругу в щеку…
      
      Прошло несколько дней. Самочувствие Лолиты постепенно улучшилось. А к концу недели, после очередного посещения поликлиники, доктор сказал, что она здорова и с понедельника может совершенно свободно ходить на занятия. Лолита вернулась домой, порадовала всех своим выздоровлением и собралась на улицу.
- Дочка, - мать Лолиты неожиданно стала у двери, не давая возможности дочери выйти.
- Ма, - удивилась Лолита, - ты чего. Доктор сказал, что я здорова.
- Я знаю, Лола. Просто я хотела спросить, куда ты собралась?
- К Машке пойду, схожу, а то что-то она запропала. Как последний раз приходила – все. Даже из института ни разу не позвонила. Может, сама, приболела, - протараторив это все на одном дыхании, Лолита собралась пройти, но мать внимательно смотрела на дочь, и было похоже, что пропускать она ее не собирается, - ма, ты чего?
- Сними-ка пальто, и пойдем на кухню – есть разговор.
      Девушка внимательно посмотрела на мать – та первой прошла на кухню, даже не сомневаясь, что дочь последует за ней. Лолита спинным мозгом почувствовала, что что-то случилось. Поэтому, не прекословя, сбросила пальто и прошла на кухню, вслед за матерью.

      Виктория Яковлевна – так звали мать Лолиты, присела за кухонный стол. Тяжело так присела и не менее тяжело вздохнула. Потом как-то растерянно-тоскливо оглядела комнату, но так и не смогла сосредоточится на чем-нибудь конкретном.
- Ма, что случилось-то, - Лолита перепугалась ни на шутку - такой она видела мать всего один раз, когда пришло известие о гибели отца. Уже успевшее потускнеть воспоминание вдруг вернулось резко и больно, как будто это было вчера.
- Лола, я знаю, ты куришь. Дай и мне.
- Ма, - начала было Лолита, но быстро передумала. Она достала сигареты и зажигалку и положила перед матерью.

      Та немного неловко вытащила сигарету, несколько раз вхолостую чиркнула зажигалкой, но потом прикурила и сделала затяжку. Глубокую, насколько позволяло дыхание.
- Лолита, пока ты болела, я вынуждена была встретиться с матерью Маши. Не помню, как ее зовут…
- Галина Васильевна, ма.
- Да, Галина Васильевна. Она приходила ко мне на работу и имела со мной серьезный и неприятный разговор. Знаешь, на какую тему?
- Догадываюсь, - вздохнула, теперь уже дочь, - догадываюсь. Бедная Маша.
- Значит, ты действительно знала о том, что Маша в положении, - Виктория Яковлевна укоризненно посмотрела на дочь.
- Знала, ма. Я первая до этого и дошла. Раньше, чем сама Маша.
- Вот значит, как, - удивленно проговорила Виктория Яковлевна, - как же так получилось-то.
- Ма, - несколько неожиданно для матери, оживилась Лолита, - на самом деле, это такая история. Я даже сама не поверила, когда узнала.
- Лола, ты чего так оживилась-то, - попробовала Виктория Яковлевна остановить дочь, но безрезультатно.
- Ма, ты подожди. Во-первых, наша Машка – уникум…
- Что ты городишь, - поморщилась мать.
- Не перебивай, пожалуйста. Так вот. У нее, в смысле у Машки, не было ничего, и ни с кем. Вот.
- Ерунда.
- Нет, ма. Не ерунда, - Лолита вскочила с табурета, - очень даже не ерунда. Я даже с врачами разговаривала.
- А если не ерунда – давай по порядку.
- Ладно…

      И Лолита начала с самого начала. Как она обнаружила «интересное» положение подруги. Потом про тесты. Потом про посещение женской консультации и так далее. Все в хронологическом порядке. Виктория Яковлевна внимательно слушала дочь, не перебивая, но и не поддакивая. Просто, курила и слушала. А когда Лолита закончила, поинтересовалась.
- Ну, и зачем ты это все наплела?
- То есть, - сразу даже не поняла слов матери Лолита.
- Ладно, вы эту историю Ольге Константиновне пытались преподнести, кстати, она не поверила, так мне зачем?
- Мама, - голос Лолиты просто взвился, - я говорю правду!
- Вот эта чушь, которую ты мне тут наплела – правда. Лолита, я тебя умоляю, ты мать за дурочку принимаешь?! - возмущению Виктории Яковлевны просто не было предела.
- Но мама!
- Нет уж, послушай меня. На самом деле проблемы их семьи – не мои проблемы. Я только не могу понять, зачем надо было городить такой огород. Мало ли что бывает в жизни? Ну, ошиблась девчонка по молодости. Так надо было ей помочь, посоветовать, а ты ведешь себя как… Лолита, я даже не знаю, кто может так себя вести. При чем, я нисколько не сомневаюсь, что это именно ты придумала это все. Насколько я знаю твою подругу – она на такое не способна. Это ты виновата в том, что у Маши такие теперь проблемы. Ты хоть это осознаешь?
- Классно, ма, - холодно сказала Лолита, поднялась с табурета, - я все придумала, я плохая. Может, это от меня и Машка забеременела.
- Что?
- Ничего, - Лолита круто развернулась и вышла из кухни.
      
      Кипя праведным гневом, она рывком натянула пальто и, не застегивая, выскочила на улицу. Какое-то время она шла просто вперед, несколько раз спотыкалась на льду, но все равно скорость не сбрасывала, а буквально бежала, куда глаза глядят. Так продолжалось, наверное, четверть часа, а потом стало холодно. Лолита вынуждена была притормозить, поправить верхнюю одежду, потом натянуть на уши шапку, а потом подумать и о перчатках, которые сгоряча она оставила дома. Подняв воротник и сунув руки в карманы, она огляделась. Оказывается, что все это время, она двигалась в направлении дома Маши, что в принципе нисколько ее не удивило. Правда, насколько она понимала теперь, войти в дом, как прежде, она уже не сможет. Скорее всего, ее теперь объявили врагом номер один.

      Лолита какое-то время ходила вокруг дома, пыталась увидеть что-нибудь в окнах. Потом поднялась аккуратно до Машиной двери и приложив ухо к дерматину, которым была обита дверь, попыталась услышать, что происходит там, внутри. Но в квартире было тихо, мертво. Лолита поднялась площадкой выше, и некоторое время стояла там, сначала просто грелась, а потом курила. И ждала. Время было такое, что люди возвращались с работы…

      Она простояла до семи часов и вынуждена была уйти ни с чем. Выйдя из подъезда, она посмотрела на окна нужной ей квартиры – они были темными. Лолита остановилась, размышляя, имеет ли смысл еще подождать в подъезде или надо придумать что-нибудь еще…

      Решение пришло совсем неожиданно, и было оно таким, каким она себе даже и не представляла – на всем микрорайоне вдруг вырубился свет. Вопрос о том, что бы подниматься, и ждать в темноте на лестничной площадке, отпал сам собой. Надо было уходить. Идти домой она еще была не готова – в душе все еще кипела обида и ей, надо было дать время, и Лолита побрела просто по улице…

      Пошел снег. Лолита оглядывала улицы и вдруг заметила, что они стали тише и чище. Уменьшилось количество прохожих. Появилось давно уже утраченное удовольствие от ходьбы, и мысли стали приходить какие-то светлые и приятные, хотя и скоротечные. Просто мелькали, оставляли ощущение приятности и пропадали, освобождая место для следующих…

      Под ногами хрустел снег, приятно так, словно баюкая, так кошка урчит под ухом. Идти было легко и неожиданно, Лолита поняла, куда именно ей надо идти сейчас. Стародольский храм был закрыт. Лолита с некоторым недоумением обнаружила на двери храма распорядок работы. С выходными, перерывами и санитарным часом…
- Как в магазине, - с презрением фыркнула она и сошла со ступеней.

      Да, Стародольский храм оказался неподходящим, но ведь он был не единственным в городе. Лолита начала вспоминать, где еще ей попадались церковные купола. Самой ближайшей оказалась небольшая церквушка рядом с площадью Славы. Идти до нее было, приблизительно, минут десять и Лолита зашагала в нужном направлении. Правда по мере движения вперед, она снова сбросила скорость и перешла на тот шаг, который позволял не только, и не столько, перемещаться во внешнем пространстве, сколько способствовал перемещению внутри себя самой…

      Так, по мере приближения к церкви, Лолита вдруг поняла, что совершенно напрасно вспылила в разговоре с матерью. Девушка припомнила, как сама добивалась от подруги признания и никак не хотела ей верить. Лолита почувствовала, что краснеет. Она пообещала самой себе, что обязательно извинится перед матерью, как только вернется домой. Мысли плавно перетекли на институтские дела, от которых она оказалась на время отрешенной. Потом нахлынуло что-то из детства, не четкое, а такое легкое, словно накрытое пеленой, сквозь которую можно только почувствовать, но не рассмотреть…
      
      Так, Лолита и не заметила, как оказалась около ступенек старой церкви. Вокруг было темновато и жутковато. А если еще добавить и то, что стояла старая церковь на старом кладбище, станет понятно, что это место вряд ли подходило для того, чтобы находиться там, когда до полуночи осталось совсем немного времени. Если бы, кто-нибудь из ее знакомых, предсказал ей такое, она бы только рассмеялась, а оказалось, что и от этого, тоже, не стоит зарекаться. Лолита топталась на пороге, она первый раз была в церкви и не знала, что и как надо делать.
- Хотя, - вдруг произнесла она тихо, - нет, наверное, большой разницы как…

      Дверь подалась с легким скрипом. Внутри церкви было тепло, а точнее жарко. И пусто. Она сделала несколько коротких шагов вперед и остановилась. Со всех сторон, и даже сверху, на нее смотрели лики. Лолита задрала голову, что бы рассмотреть то, что было изображено на куполе…
- В такое время сюда не приходят ради любопытства, - раздался мужской голос.

      Лолита вздрогнула от неожиданности.
- А я не из любопытства, - произнесла она и оглянулась, стараясь найти говорящего, - мне вдруг показалось, что именно сюда мне надо идти.
- Именно сюда?
- Нет. Просто в храм. Только тот на центральной площади был закрыт, и я, вспомнила про этот.
- Чудно…
- Извините, - Лолита неожиданно произнесла слова, которые сама от себя не ожидала, - не могли бы Вы, выйти? Мне не удобно говорить, когда я не вижу собеседника…
- Прошу прощения, барышня, обычно, сюда не приходят так поздно, и я одет несколько не по уставу.
- Я не думаю, что это серьезное нарушение, - тихо, но уверенно высказала свое мнение Лолита.
- Я здесь, оглянись.

      Лолита повернулась и увидела, что от еле заметной боковой дверки к ней идет мужчина. Пожалуй, лет пятидесяти, но из-за тусклого освещения быть уверенной в этом, Лолита не решилась.
-  Здравствуйте, - произнесла девушка и низко поклонилась. Не потому, что видела в кино, это действие, а потому, что почувствовала, что это нужно. И, прежде всего, ей самой.
- Здравствуй, коль не шутишь, - с улыбкой произнес мужчина, рассматривая Лолиту, - и каким ветром тебя занесло сюда.
- Да я и сама не знаю, - честно призналась Лолита.
- А ты действительно, не похожа на праздно гуляющую и любопытную.
- Нет-нет, - Лолита испугалась, что ее могут не так понять, - мне вдруг показалось, что я смогу найти ответ.
- Ответ, - мужчина, наконец, вышел на более или менее освещенный участок и Лолита смогла рассмотреть его лучше.

      Пожалуй, он был даже красив. Вернее, действительно, красив. Высокий, возраст, а он, скорее всего, все-таки перевалил за пятьдесят, еще не успел его согнуть. Была в нем стать и сила чувствовалась. Не духовная, которую, многие признали бы естественной здесь, а физическая – сила тела. Какое-то время они рассматривали друг друга. Молодая, слегка растрепанная девушка и священник. Наверное, они остались довольны впечатлением, которое произвели друг на друга…
- Ты что-то говорила об ответах, - напомнил мужчина.
- У меня проблема. Большая. Хотя, точнее будет сказать, не у меня, а у моей подруги.
- А почему же с тобой не пришла подруга?
- Боюсь, что это не так просто теперь, - Лолита оглянулась, стало ей вдруг тоскливо, показалось, что забрела она сюда совершенно случайно и делать ей здесь, на самом деле, нечего. Не смотря на жару в помещении, она зябко повела плечами…
- Что-то не так, - священник почувствовал, что в этой странной незнакомкой что-то изменилось.
      
      Ему была знакома некоторая людская нерешительность, он встречался с ней чуть ли не ежедневно. Просто приходили люди в церковь спонтанно, а потом вдруг наступал «кризис откровенности» (так он называл это про себя). И его больше волновал не он, а его отсутствие у девушки, ибо в ее глазах проявлялось совершенно другое чувство…
- Вот не знаю как Ваше имя, - священник поторопился подойти к девушке почти вплотную, - да и не знакомы мы совершенно, а то я бы предложил Вам чаю.
- Что? - предложение было столь неожиданным, что Лолита невольно улыбнулась.
- Чаю, - пояснил священник, - хотите?
- Здесь, - Лолита подняла было руку, что бы обозначить место, но тут же опустила. Выходило как-то неловко.
- Нет, конечно, - улыбнулся в ответ священник, - у сторожа, в каморке.
- Наверное, да.
- Пойдемте за мной…

      Священник пошел вперед, показывая дорогу, и периодически предупреждая девушку о ступеньках и низком потолке. В сторожке было уютно. Стоял старенький столик, накрытый чистенькой, хотя и не новой скатеркой. На подоконнике стоял электрический чайник. Несколько чашек были накрыты чистым полотенцем. На столе в деревянной, с хохломской росписью, посудинке стояли печенья. Рядом, в пакете лежали пирожки, по-видимому, домашней выпечки.
- Присаживайтесь, - предложил священник, - пальто можно снять.
- Спасибо, - Лолита сняла пальто и хотела положить его на диван, но священник приял его.
- Здесь есть вешалка.
- У Вас здесь уютно, - Лолита невольно оглядела каморку сторожа.
- Да, - согласился священник, - уютно.
- А сторож. Мы не помешаем…
- Так я и за сторожа. Времена, сами знаете какие…
- Да, - согласилась Лолита, удивляясь про себя, что бытовые проблемы, бьют одинаково и по суетным гражданам и по обители.
- Значит, чаю, - чтобы не затягивать молчание, напомнил священник, - не расслышал, как Ваше имя?
- Лолита, - произнесла девушка, пытаясь припомнить, называла она его или нет.
- Красивое. Хотя, несколько, литературное.
- Это все мама. Очень нравился ей в тот период Набоков.
- Эх, мамы, мамы, - почему-то вздохнул священник, но как-то легко, чтобы нельзя было дурно подумать о прошлом.
- Да я уже привыкла, тем более, что все его переиначивают.
- Это понятно. Сахар?
- Да, пожалуйста…
- А меня зовут Иван Федорович, в миру.
- А…, - Лолита обернулась на дверь.
- Там я – Иоанн.

      Лолита сделала глоток. Чай был крепкий, с какими-то травками.
- Очень вкусно, - оценила она напиток, как специалист.
- Это со зверобоем.
- Я так и подумала, что здесь травка какая-то знакомая, только название забыла.
- Здесь его много растет, на кладбище… Угощайтесь пирожками, это прихожане приносят. Правда, я не знаю с чем, но скорее все с капустой. Знают, есть такой грех.
- Спасибо, - Лолита откусила кусочек, - действительно, с капустой.
      
      На какое-то время воцарилась тишина, только не напряженная, когда ожидается что-то злое, а умиротворенная, отданная успокоению. И чай был весьма к месту, как, впрочем, и пирожки. На какое-то время Лолита даже забыла о том, где находится, и зачем она пришла сюда. Все ушло…
- И все-таки, Лолита, что ты искала здесь? - как-то между делом поинтересовался Иоан.
- Все дело в моей подруге, - девочка поняла, что наступило время говорить, она даже чашку отставила в сторону, - я боюсь, что у нее будут большие проблемы. Хотя, они уже у нее есть…
- Что с ней, она больна?
- Она беременна, - тихо проговорила Лолита и посмотрела на священника, но тот воспринял это слово совершенно спокойно. Не мелькнуло на его лице ни брезгливости, ни порицания.
- Такие уж времена, - только и проговорил он. И снова это было, как констатация факта, а не как осуждение всего человеческого племени.
- Только это не все, - продолжила Лолита, такая реакция священника это было то, что она и хотела, - все дело в том, что у Маши не было ничего такого…. Ну, вы понимаете.
- Не было, - брови священника немного приподнялись. То ли его удивило подобное заявление, то ли он не поверил ему.
- Мы с ней очень хорошие подруги. И она очень скромная девочка. И, наверное, она могла бы скрыть от меня, если был сам…
- Процесс, - быстро предложил подходящее слово священник.
- Да, процесс. Но здесь речь идет именно о беременности. То есть о проблеме. Она бы не стала это скрывать. Она обязательно бы поделилась со мной. Понимаете?
- Вы действительно, настолько хорошие подруги?
- Да, - без колебаний подтвердила Лолита.
- И теперь она беременна?
- Совершенно верно.
- Но она утверждает, что ничего не было?
- Да, - снова повторила Лолита.
- Лолита, скажи, а как она сама к этому своему состоянию относится?
- Сначала, ей было тошно. Она места себе не находила. Никак поверить не могла, что находится в положении. Сны ее по ночам мучили. Так получилось, что ее родители были на юге, и мы ночевали вместе, вот тогда-то все и выяснилось. Случайно.
- А у врача вы были?
- Да. И у врача, а перед этим я тесты купила в аптеке, я даже сама все эти процедуры прошла, хотя жутко не люблю гинекологов…,  - Лолита вдруг осеклась, - этого ничего, что я все эти подробности рассказываю?
- Все нормально, - улыбнулся священник, - так что сказал доктор-то?
- Беременность и срок при этом не малый. Машка в истерике билась, когда доктор подтвердил все это. А потом вроде как смирилась, даже ко мне хвастаться приходила, что живет он там, внутри нее. Живет и шевелиться.
- Так в чем же проблема? – поинтересовался священник, - ведь у тебя, точнее, у твоей подруги проблема, так ты сказала.
- Да. Проблема в родителях. Они не поверят, если Маша расскажет, как все было.
- Не поверят, - после некоторого молчания согласился священник. Они, ведь я так понимаю, не верят в Бога?
- Нет. По-моему, не верят. Я сегодня подходила к их дому, хотела посмотреть на подругу, но в их доме темно. Машка в институт не ходит. Телефон у них никто не берет. Я волнуюсь. Вдруг, что-нибудь уже случилось, - Лолита неожиданно заплакала, чего за ней не водилось с самой средней школы.
      
      Священник поднялся, налил воды в металлическую кружку и поставил ее перед Лолитой, но та не обратила внимания на воду, лишь продолжала всхлипывать. Несколько минут священник смотрел на девушку, не зная, что предпринять. Он уже даже поднялся, но Лолита неожиданно подняла голову и посмотрела сквозь слезы на священника.
- Я не знаю, что мне делать, - проговорила она.
- А почему ты думаешь, что тебе надо что-то делать? - неожиданно спросил священник.
- То есть, как это, - вскинулась Лолита, - я сердцем чувствую, что обязательно надо вмешаться. Иначе, может случиться что-нибудь страшное…
- Послушай, Лолита, - священник поднялся и прошелся по комнате.
- Предположим, что все, что ты рассказала, и все, что рассказали тебе – правда.

      Лолита хотела, было, перебить священника, но Иоан поднял руку, призывая ее к молчанию, и девушка осеклась.
- Тогда выходит что? Перед нами – чудо. Самое, что ни на есть чудо. То есть сфера деятельности не людей – Бога.
- Да, но…
- Подожди, Лолита. Так вот, уж если Бог сотворил это чудо, то он, я думаю, сможет позаботиться и том, что бы это чудо осталось. Я думаю, что человек бессилен вмешаться в ход этих событий. Понимаешь, о чем я говорю. Бог смог защитить младенца Иисуса, сможет защитить и младенца твоей подруги.
- А что же делать мне, - невольно вырвалось у Лолиты.
- Молись. Моли Бога о том, что бы он помог твоей подруге. Господь посылает нам испытания, что бы укрепить человека в вере. В вере и в самом себе…
- И ничего нельзя изменить?
- А ты уверена, что ты можешь изменить что-то в лучшую сторону? – вопросом на вопрос ответил священник.

      Лолита задумалась, ей никогда не приходило в голову рассматривать данный вопрос под таким углом. Только целенаправленно думать не получалось. Мысли ее суетливо перебрасывались с одного предмета на другой, не давая возможности, сосредоточится на чем-то конкретном. Да, честно говоря, не было ничего в этой суетливой толкотне ничего такого, на чем бы имело смысл останавливаться.
- Значит надо ждать, - произнесла Лолита и вопросительно взглянула на священника.
- Да, - кивнул он в ответ, - просто ждать. И все станет на свои места. Уладится, так сказать именно таким образом, каким и должно…

      Эта пауза была самая длинная в их разговоре, за это время Лолита успела подняться, поправить перед небольшим, облупившимся зеркалом прическу и шарфик. Надеть пальто, и снова вернуться к зеркалу, на этот раз, что бы исправить некоторые недостатки в верхней одежде.
- Спасибо Вам, - тихо проговорила она, стоя уже около самой двери.
- Не за что, наверное, - пробормотал священник, было ему как-то неуютно, - ты уж извини меня, Лолита, мало я тебе помог…
- Наверное, Вы правы, - Лолита повернулась в сторону двери, но потом оглянулась, - я не знаю, как это все делается, но не могли бы и Вы помолиться за подругу мою, Машу.
- Конечно, Лолита, обязательно помолюсь. И свечу во здравие…
- Спасибо, - Лолита кивнула и вышла на улицу, не дослушав обещания Иоанна.

      До рассвета, зимнего, тусклого оставалось совсем немного. Транспорт давно не ходил, поэтому Лолита медленно побрела в сторону дома. Чуть хрустел снег под ногами, изредка, откуда-то сверху, словно забытые прошедшим снегопадом опускались снежинки, но они были какими-то невзрачными, с обломанными кончиками и больше напоминали крупу…
      
      Дома ее ждали. Мать хотела сначала выговорить ей за то, что она заставила ее не спать всю ночь, но потом взглянула на измученное лицо дочери, и вместо того, что бы устроить ей разнос, сразу за все ее выходки, обняла за плечи, посадила рядом и тихо спросила:
- Ты была у Маши?
- Была, - кивнула Лолита, - но у нее никого дома не было. А потом на микрорайоне отключили свет, и я пошла, сама не зная куда, а оказалось – в церковь.
- В церковь, - изумилась мать, но тихо, почти про себя, словно побоялась спугнуть Лолитины слова и чувства.
- Да, мама. Сначала, в большую, в центре, но она оказалась закрыта. Там даже расписание работы висело. И я пошла в другую, та, что за кладбищем.
- Лола, - не удержавшись, воскликнула мать.
- Ничего страшного. Зато там было открыто. Я поговорила со священником…
- О чем?
- О Машке естественно, - Лолита с укором взглянула на мать, но потом виновато улыбнулась, - только он не помог мне. Он сказал, что надо ждать. Сказал, что если это чудо, то и уладится оно без моего вмешательства. А я…
- А ты, - продолжила мать за дочь, - ему не поверила.
- Нет, мама. Я только попросила его помолиться  за Машку.

      Мать поцеловала Лолиту и обняла еще крепче и заставила качнуться ее несколько раз, так она делала когда-то давно, в детстве.
- В кого же ты у меня такая?
- Не знаю мама. Я хотела как лучше…
- А может быть, действительно, все образуется, - предположила мать.
- Нет, мама, - спокойно, но с какой-то жуткой болью в голосе произнесла Лолита, - ничего не образуется. Теперь все будет только хуже.
- Ты будешь ждать? - уже безо всякой надежды, заранее зная ответ, поинтересовалась мама.
- Нет, конечно, - Лолита поднялась с дивана, - я не могу ждать. Мне и так кажется, что я ждала слишком долго…
- И никто тебе не указ…
- Ма, ты знаешь, как надо молиться? Может у нас есть книга какая-нибудь?
- Ты это серьезно, - отстраняясь на мгновение, чтобы посмотреть на дочь, произнесла Виктория Яковлевна.
- Очень серьезно, ма…
      
      А утром Лолиту отвезли в больницу прямо из института. Высокая температура, от которой девочка периодически теряла сознание и начинала бредить. Врач, который осуществлял прием, вкатил ей бешенную дозу антибиотиков, потом еще чего-то, что должно было укрепить организм в борьбе заразой, и на свой страх и риск отправил ее вместо обычной палаты в реанимационную, под более тщательный присмотр…
      
      Больше двух недель не удавалось сбить температуру. Болезнь выжгла из Лолиты лишние килограммы, которых и так было совсем мало, а потом принялась непосредственно за тело. Организм Лолиты напрочь отказывался от пищи, просто не принимал, поэтому кормили ее через капельницу. Доктор, который проявил не только заботу, но и предусмотрительность, ежедневно, по несколько раз, навещал больную. Не разговаривал с ней, а просто смотрел внимательно, а потом уходил. Мать, которую не пускали в палату, звонила то в приемный покой, справлялась о Лолите, то лечащему врачу, то медицинским сестрам, с которым успела подружиться, а некоторых уже успела и одарить всякими приятными и нужными женскими мелочами. И всякий раз, когда ей отвечали односложно, что все по-прежнему, благодарила этих людей, вешала трубку и плакала.

      А Лолита пребывала в другом мире. В том самом, где обитают ночные кошмары. Она бродила по огромному лесу, который и не лес был вовсе, а огромное поле, только пшеница там была здоровая, как корабельные сосны. То находила тропинку, что бы выйти, то снова терялась. Там, в этой высокой пшенице за ней охотился зверь. Она не видела его, потому, что бежала без оглядки. Но слышала, как он ломится за ней. Практически, по ее следам. Сквозь ломающиеся с треском и неприятным шорохом, пшеничные стебли…

      А потом ее выбрасывало в море, где она плыла за огромным белым парусником, но никак не могла его догнать. И она бы давно повернула к берегу, но помстилось ей, что там на палубе, где под белым же тентом играла музыка и раздавался смех, видела она в какой-то момент, еще до того, как начался этот сумасшедший заплыв, мелькнула фигура Маши…

      А еще снился ей ангел с лицом священника Иоана, только он с ней не разговаривал, а все норовил отвернуться и уйти. Были там еще и другие картинки, но мелькали они скоротечно, успевая лишь напугать или погрузить в состояние полнейшей безнадежности. Но в каждом сне, какая картинка не представала перед глазами Лолиты, обязательно мелькало лицо Маши. И где-то в глубине, там, где, наверное, работает и никогда не отдыхает мозг, девушка понимала, что подруге ее плохо. Что ей, Маше, жизненно необходима ее, Лалитина, помощь, но сама она была в своих кошмарах, как ловушке…
      
      Выздоровление пришло неожиданно. Еще вчера, около Лолиты сидела медицинская сестра, нанятая за отдельные, небольшие деньги. Вытирала ей горячий лоб и внимательно следила за тем, что бы уколы ей делались вовремя, а сегодня температуры, как и не было, и давление нормальное, и пульс размеренный, и аппетит зверский. Лолиту выписали два дня спустя, так и не сумев поставить верный диагноз. Отделались только, какой-то заморской надписью.

      Появление Лолиты дома было сродни празднику. И любимые блинчики с пылу с жару, и варенье мама принесла земляничного. А еще была бутылка красного вина (доктор не только разрешил, но рекомендовал всячески, перед выпиской). За этими хлопотами и заботами о собственной персоне, Лолита не сразу вспомнила о подруге. А кроме того, она словно чувствовала, что вопрос этот разрушит весь этот праздник и ворвется в домашнее тепло и уют холодное, черное горе…  Только перед самым сном, когда мама уставшая от приятных и необременительных хлопот присела рядом, краешек кровати решилась Лолита на простенький вопрос:
- Мама, ты не знаешь, что там с Машкой?

      Мама, которая точно знала, что зададут ей этот вопрос, и что отвечать на него придется обязательно, она даже репетировала этот ответ, стараясь сделать его как можно более мягким, растерялась. Глаза ее наполнились ужасом, а язык окостенел и отказывался шевелиться.
- Мама, ты чего?
- Лола, там все плохо, - произнесла мать, с неизвестно откуда взявшейся хрипотцой, которая так раздирала горло, что пришлось откашляться, прежде чем продолжить говорить.
- Что случилось? - Лолита поднялась на постели. Хорошо еще было темно в комнате, и мать не видела, как помертвело лицо дочери.
- Ты приляг, - сильные материнские руки надавили на плечи, укладывая дочь в постель, - подожди, до завтра, пожалуйста.
- Мама, не уснуть мне уже. Расскажи, что случилось…
- Лола, ты ведь не бросила курить, я знаю.
- Изредка, а ты каждый раз будешь спрашивать.
- Тогда пойдем на кухню. Дашь и мне сигарету. Там и расскажу.

      Запахнувшись в халат, Лолита достала из заначки сигареты, хотела взять две, а потом передумала и положила в карман халата всю пачку. Мать и дочь, встретились на кухне, закипал чайник, но в доме было холодно, не смотря на включенный газ и практически огненные батареи центрального отопления.
- Родители Маше не поверили. Да и никто бы не поверил. Только ты… А срок был уже не операбельный, понимаешь, большой срок, для аборта, - мать нервно сделала затяжку, - А отца Машиного, его в депутаты городского Совета двигали… Ты знаешь…
- Нет… А при чем здесь Маша?

      Слова матери шли со скрипом, частыми перерывами, но Лолита не торопила ее, словно уже знала, что расскажет ей сейчас, постаревшая, прямо во время рассказа мать…
- Против него много мути всякой поднялось, из его прошлого. А тут еще и дочь. Они с матерью забрали Машу и отвезли в деревню. На родину матери. За большие деньги выписали из столицы хирурга. И там он и сделал Маше операцию.
- Господи, Боже мой, - Лолита качнулась, как от удара, но устояла, лишь изогнулась, приблизившись к матери.
- Только это не все, что-то пошло не так у этого хваленого хирурга. Оказался младенец этот, никак не хотела поддаваться. Вырывали его из подруги твоей в буквальном смысле слова. И конечно, порвали ее всю.

      Мать колотило всю, руки ее тряслись, пальцами она не смогла удержать сигарету и та упала в раковину, на немытые тарелки. А у Лолиты внезапно кончались силы, что бы хоть как-то реагировать на рассказ. Она даже поняла, что обозначали эти ночные больничные кошмары…
- …был жив, когда его все-таки удалось извлечь. Ни у кого не поднялась рука, его просто вынесли на порог и положили на ступени, где он и замерз к утру. А подруга твоя, от боли, от всего этого, что ей дали пережить…. Она не выдержала, и сошла с ума…
- Машка, - как от боли простонала Лолита, - Машка, Господи…

      Все взорвалось в ней, нутро ее, там, где, наверное, и живет душа, словно пропустили через мясорубку. И до того это было больно, что голоса девушки хватило лишь на долгий, грудной стон… Нет, она не упала, она продолжала стоять, выпрямившись и прислонившись спинок к стене, но мышцы в этот момент были так напряжены, что у нее даже мелькнула мысль, что они не выдержат… Все было сказано. Мать устало опустилась на табурет и потянулась за следующей сигаретой.
- Мама, а где она? - голос дочери прозвучал глухо, словно родился не в горле, а где-то в глубине тела, скрытой ребрами, легкими и всем другим.
- В «Победе». Вы в тот район ездили убирать яблоки на первом курсе. Помнишь?
- Да, мама, - Лолита подошла вплотную к матери, - мне надо увидеть ее.
- К ней не пускают – она в отделении, где эти, с суицидом. Говорят, она когда оклемалась, хотела покончить с собой, а потом, то на родителей бросалась, то на милицию…
- Мама, - Лолита не слышала материных, торопливых слов, - мне надо ее увидеть. Ты же сама все понимаешь…
- Лола…
- Мама…

      И Виктория Яковлевна сдалась, пообещала устроить дочери эту встречу…
      На следующий день Лолита не пошла в институт, благо мать не решилась настаивать. Просто взглянула на нее, просидевшую в кресле, всю ночь напролет и отошла в сторону, ругая себя где-то внутри, но совершенно безнадежно, что не удержалась и рассказала  дочери всю эту историю. Когда мать ушла, Лолита тяжело поднялась, достала дневник и медленно перечитала его от начала до конца. А потом пошла на кухню, поставила чай, и вернулась к тетради. Выдирала из него страницу, и медленно рвала ее на мелкие кусочки, делала глоток, совершенно не ощущая ни температуры напитка, ни его вкуса и бралась за следующую страницу.

      Ближе к обеду позвонила Виктория Яковлевна и сказала, что все устроила. Назвала имена и должности людей, к которым следует подойти и как надо представиться, чтобы не возникло проблем. Лолита выслушала мать, записала, то, что сочла необходимым и повесила трубку, не дожидаясь, когда мать в очередной раз попытается отговорить ее от этой поездки.

      Такси довезло ее до ворот клиники. Лолита осмотрелась, зрение ее, слух все обострилось, она видела трещины и подтеки на административном здании, которое красили, наверное, еще при царе Горохе. Каждая штора в каждом окне была замечена ее и уложена куда-то в глубину памяти. По широкой, асфальтированной, но изломанной тропинке она подошла к центральному входу и у первого попавшегося человека в белом халате спросила, где найти главного врача…
      
- Лолита, мы никого не пускаем к Маше, но нам звонили и очень сильно просили…  Поэтому, это исключение, и пойдем мы на него только один раз, если конечно, ситуация не измениться в лучшую сторону… Понимаешь?

      Лолита кивнула, внимательно слушая наставления этого серьезного, пожилого человека, который, скорее всего, желал ей добра. И был против подобного посещения всем, что было в нем человеческого.
- Перед палатой тебя встретит санитар, его зовут Геннадий Семенович, он осмотрит тебя и обязательно заставит переодеться. Я предупредил его, поэтому он не будет проводить досмотр личных вещей, но я думаю, ты будешь умницей. Потом, в халате и легких тапочках ты войдешь внутрь палаты… Там за дверями моя власть заканчивается и я не знаю, что ты увидишь. Но прошу тебя, если ты почувствуешь, себя, - доктор замялся, - некомфортно. Тут же, нажми на кнопку красного цвета. Их несколько в палате, что бы они всегда были под рукой.
- Я поняла. Красная кнопка тревожного вызова. В случае непредвиденных ситуаций.
- Да. И просто совет, или просьба, прежде чем ты окликнешь Машу, постой, понаблюдай за ней. Постарайся понять в каком она состоянии… Хотя, здесь, даже профессионалы ошибаются…
- Не волнуйтесь, доктор. Я буду, как Вы сказали, умницей.
      Главный врач внимательно посмотрел на Лолиту, потом кивнул головой, как бы давая понять, что он соглашается, скрипя сердцем.
      
      Узкий длинный, кажется, что бесконечный, коридор. Плафоны горящих ламп забраны решеткой. Тяжелые металлические двери со стеклянными оконцами, тоже забраны решетками. Оттуда, из-за дверей доносятся крики. Не очень громкие, из-за того, что двери двойные и со звукоизоляцией. Коридор делят на три части два стола, за каждым сидит охранники. Здоровые такие мужики, с какими-то больными глазами и пропитыми лицами. Читают какие-то журналы или газеты, и, не поднимая головы, прислушиваются к тому, что происходит внутри камер-палат.

      Около второго стола Лолита остановилась.
- Геннадий Семенович…
      Мужчина поднял тяжелый взгляд и посмотрел на девушку.
- Да, я Геннадий Семенович.
- Вам должен был звонить главный врач. Я к Маше…
- Я уже понял кто Вы и к кому. С правилами ознакомлены?
- Да.
- Отлично. Пройдем со мной.

      Санитар открыл ключом маленькую, почти незаметную дверку.
- Переодевайся. Халат лежит на стуле, тапочки – на стеллаже. Под халатом ничего не должно быть, кроме нижнего белья.
- Я знаю.
- Пять минут хватит?
- Не знаю, но постараюсь…

      Санитар вышел и прикрыл за собой двери. Путаясь в собственных вещах, Лолита быстро скинула все свое на стеллаж, поежилась от холода. Халат вовсе не грел, а долго стоять в таких тапках на полу, было просто невозможно – мгновенно стыли ноги.
- Я готова, - Лолита вышла под внимательный взгляд санитара.
- Сережек, колец, часов нет?
- Нет-нет, я все там оставила, - Лолита кивнула головой в сторону комнаты.
- Заколку из волос вытащи.

      Лолита охнула и быстро начала выдирать из волос заколку, прямо вместе с волосами.
- Не спеши. Клади на стол, а лучше дай мне в руку. Потом заберешь.
- Хорошо.
- Контактных линз нет?
- Нет.
- Следуй за мной…
      
      Палата, в которой находилась Маша, была номер ноль девять. Звякнули ключи, хрустнула несмазанными петлями тяжелая дверь. Первым заглянул санитар, убедился, что все не хуже чем положено, и только после этого, пропустил девушку.
- Я буду смотреть за вами первые пять минут, потом загляну через десять, потом каждые пятнадцать.
- Хорошо, - только и смогла пробормотать Лолита.

      Она уже успела заметить подругу, и ей стало не до инструкций. Тощая, какая-то серая, с бритой головой, на которой виднелись свежие и уже успевшие зарубцеваться царапины, Маша была похожа на мальчишку из фильмов про беспризорников времен гражданской войны…

      Лолита остановилась на пороге. И вовсе не потому, что так ей рекомендовал ей врач, а потому, что подойти было страшно. Даже смотреть удавалось с трудом. Кровать с ремнями для фиксации. Жесткий, такое ощущение, что приклеенный к кровати тонкий матрац, одеяло, жесткое и не гнущееся, как лист металла. Больше ничего из обстановки. И на кровати, такой маленькой, на первый взгляд, в самом углу, около стены качаясь и бормоча что-то тихо и невнятное, сидит Маша. Ее лучшая подруга. Медленно поднимается ее голова, видны совершенно бессмысленные глаза, слезящиеся и бегающие из-за невозможности сосредоточиться на одном предмете…
- Маша, - окликает больную Лолита, - Маша, это я, Лола…
- Я вижу, - визгливый, неуправляемый голос, - что же ты стала на пороге, страшно?
- Да, - признается Лолита.
- Не бойся. Подойди ко мне.

      Лолита подходит к постели.
- Присядь.
      Лолита садится, на самый краешек.
- Вместе с ногами садись, холодно на полу.

      Лолита пристраивается на жесткую и колючую постель.
- Все знаешь, - равнодушно спрашивает Маша.
- Мне мама рассказала. Я как узнала сразу сюда…
- Не надо было Лола, - перебивает ее подруга, - ты зря пришла.
- Я не могла по-другому…
- Они убили его, - шепотом произносит Маша и вдруг, осмысленно и испуганно смотрит на дверь.
- Я знаю. Мне так жаль…
- Они вырвали его из меня какими-то железками, - продолжает шептать Маша, и у Лолиты шевелятся волосы от этого шепота, - меня рвали, как будто я неживая, а бумажная. Веришь мне?
- Да, - более кивает, чем произносит в голос Лолита.
- Почему, Лола. Что я им сделала плохого? Что он им сделал плохого? Что мы сделали плохого? Кому?..
- Я не знаю, - признается Лолита, пытаясь поймать взгляд подруги. Но тот находится в постоянном движении, и сделать это, не представляется возможным…
- А мне умереть не дали. Изорвали всю, а потом зашили, как куклу тряпичную, но умереть не дали…

      Неожиданно Маша берет руку подруги и прислоняет к своему животу в самом низу. Под ладонью оказываются шрамы, огромные, как корабельные канаты, так в первый момент кажется Лолите.
- Он был здесь. Маленький, живой. Я успела полюбить его. Понимаешь, Лола. Они думают, что убили только его, но ведь и меня уже тоже нет. Я все знаю. Мне никогда уже не выйти отсюда. Я здесь навсегда. Я даже умереть не могу.
- Маша…
- Слушай меня подруга. Ты не все знаешь, - Маша подсела вплотную к Лолите и зашептала ей на ухо, - я все поняла, пока лежала в больнице. Все-все. Помнишь того молодого парня, который нес мне сумки. Он был Ангел. И там, около квартиры, он не поцеловал меня, он сказал мне, что я избранная. Что мне предстоит родить спасителя… Помнишь, как в той книжке. Я должна была его спасти и родить.
- Маша…
- Не перебивай. Тогда бы все изменилось в этом мире. Понимаешь? Все бы изменилось. Он, - Маша сильно шлепнула себя по животу, - должен был спасти всех. А я не смогла, не сумела. И он умер, и значит, спасения не будет. Все умрут. Но Лола, теперь я хочу уйти последняя…
- Маша, не надо, зачем ты… - начала было Лолита, но осеклась. Она вдруг поняла, что ничего не может противопоставить словам безумной подруги. Ни одного слова…
- А-а, сама все поняла, - Маша невесело усмехнулась, - меня не надо было оставлять в живых. Меня надо было просто убить там же, на том же столе…
- Машка…
- А знаешь, ты хорошо сделала, что пришла… Правда… правда…, - девушка вдруг замерла, словно забыла слова, словно перестала быть здесь.
- Что, Маша?
- Я, ты знаешь, я… Я прокляла все. Все в этом мире, все и всех, кроме тебя… Тебя… Ты… ведь… Ты открыла мне все, ты мне поверила…, да?
- Да, Маша, я верила… то есть верю…
- Спасибо…
- Машка, - Лолита почувствовала, что сейчас разрыдается.
- Нет-нет, не плачь пока, - заговорила подруга, - обними меня, прижми к сердцу. Дай почувствовать еще, хоть раз, как бьется другая жизнь.

      Лолита распахнула халат и прижала к себе подругу. Та тоже обняла ее. Лолита почувствовала, что тело подруги такое холодное и такое худое, что ребра буквально выступают наружу. Так они сидели минут десять. Может быть, больше. А потом Маша оттолкнула Лолиту от себя. Отвернулась и попробовала укрыться одеялом…
- Маша…
- Уходи, Лола. Уходи навсегда. И запомни, никогда, никогда больше не приходи ко мне… Даже на могилу, если я умру раньше чем… Это тебе мое самое последнее желание.
- Машка…, - начала было Лолита, но договорить не успела.

      Маша проворно дотянулась до красной кнопки и нажала на нее. Почти моментально дверь распахнулась, и на пороге возникли два охранника во главе с Геннадием Семеновичем.
- Пусть она уйдет, - не оборачиваясь произнесла Маша, - я устала.
- Пойдемте, - подошел к девушке санитар.

      Лолита не помнила, как дошла до двери, лишь перед тем как выйти, она оглянулась, и неожиданно увидела все ту же Машу, которую знала Бог знает сколько лет. Ее печальные глаза, ее губы, которые изогнулись в нервной улыбке, а потом беззвучно прошептали: «Прощай Лола, навсегда» и послали легкий, воздушный поцелуй…