Начало см http://www.proza.ru/2014/09/11/482
…Когда мой малец на меня возле калитки наткнулся, а я ехал на дачу Матвея на рейсовом автобусе, да вышел на остановку позже, чем надо, и пробирался по тропке через лес, чтобы никого не встретить, да с переодеванием в одежду и обувь, какую не носил никогда, специально для того купленную, с непременной кепкой и тёмными очками, голову даже низко опустил, чтобы никто случайно лица не разглядел, так вот, когда встретился мой малыш мне на дорожке, я прямо оторопел, не знал, что и сказать. После стольких предосторожностей вдруг такое невезенье!
А он просиял во всю мордашку, да как закричит: «Папа, папа!»
Тут я руками рот ему зажал, будто сам сюда тайком явился, чтобы детей своих от бандитов спасать, и давай его расспрашивать, как он убежал и где Аришка. Как только понял я, что дочка всё ещё под замком, мне полегчало немного. Тем временем Матвей из дома на шум выходит, босиком и в трусах, как был, от жары потный весь, и рожа у него глупая такая сделалась, словно он привидение среди бела дня увидел. А потом и спрашивает меня:
- Димон, ты чего, отпустил их, что ли? Какого хрена, я тебя спрашиваю, а?
И малец мой, как будто понимать что-то начал, глазёнки вытаращил, то на меня, то на Матвея смотрит, да поверить, видно, никак не может, что папка со злым дядькой заодно.
А у меня перед глазами прямо воочию картина встаёт, как меня арестовывают да в тюрьму тащат, и суд, и камера с отморозками, да тюремная баланда, и жизнь вся псу под хвост… Вот только что было у меня будущее, а теперь нету. А стерва эта, жена моя, остаётся при любовнике, квартире, деньгах и детях. То, что ребятишек она всё-таки очень любит, видел я в эти дни. Да ведь и я их любил! Но если сейчас мальца не заткнуть, то и Аришка всё узнает, и тогда что? Обоих убивать придётся? А какие ещё варианты?
Матвей отступать от задуманного да в тюрьму садиться не стал бы, он бы скорее меня прикончил. А Яшка, того гляди, закричит, он уж и рот открыл, а сам движение такое сделал, словно отшатнулся от меня и сейчас даст стрекача. Лови его потом!
А если услышит всё это Аришка, так им обоим не жить, а я этого не хотел!
В общем, пока размышлял я так, руки мои сами собой на горле у Яшеньки сомкнулись, да сдавили так, что захрипел он. Ручонками за край моих ладоней уцепился, чтобы разомкнуть их, а в глазах такое, что не забуду я никогда этих его глаз! Словно бы из ребёнка он за несколько минут старичком сделался. А ноги уже дергались в судорогах, когда я его от земли оторвал да приподнял. Только в голове у меня одна мысль билась: «Лучше одного Яшку, чем обоих, лучше одного, чем обоих».
Не видел я другого выхода в тот момент! Матвей, как столбняк на него напал, не шевелится, глаза выпучил на нас - отца и сына. Я это краем глаза видел, будто кино смотрю, а сам ничего не понимаю.
Не помню совсем, сколько это продолжалось, не ощущал я времени, только затих сынок. А я всё давлю, давлю на его горло, словно руки судорогой свело, разжать не могу.
Матвей опомнился, подошёл ко мне, пальцы мои разгибать начал. Положил я сына на землю, и так пусто мне стало, что свет белый не мил! А Матвей по сторонам оглянулся, приподнял его да в дом понёс. А я за ним. Там он мальчика моего прямо на пол положил, а потом, смотрю, топор взял, ладошку его быстро повернул и мизинчик отрубил.
- Ты что творишь? - заорал я, словно очнувшись от ступора, и на него бросился, как барс на Мцыри. А тот, бугаина здоровый, руку мне живо за спину вывернул и шепчет:
- Не ори, идиот, девчонка услышит! Парню твоему теперь уж всё равно, а пальчик его нам очень пригодится!
Тут Дмитрий прервал свой рассказ и задумался. Мысли его, видимо, сделали скачок во времени, назад, в ту жизнь, когда сын его был ещё жив, и он вновь заговорил нервно и торопливо.
- А хотите, скажу я вам, почему я назвал свою жену стервой? Вы ни за что не догадаетесь. Я и сам-то не сразу разобрался в ней. Любой скажет: красавицу отхватил, повезло мужику. А если ещё учесть, что не из простой она была семьи, так двойное везенье. Тесть на работу меня устроил. Тут, конечно, сыграло роль и то, что я готов в командировки ездить без разговору, и работать по десять-двенадцать часов, и специальность моя нужная, но и деньги очень хорошие платили… А я всё домой, в семью, любимой жене.
И спрашивается, чего ей надо было? Кажется, всё есть, о чём любая баба мечтает: и муж любит, и деньги в дом несёт, и деток двое, как положено, и квартира, и машина, и тёща с тестем обожают её - ну, просто всё схвачено, как она любит говорить. Тесть-то, правда, умер недавно, ну, так ведь все мы не вечны, второй жизни не проживёшь. Можно воды попить, а то во рту пересохло?
Наталья Павловна кивнула, и он налил себе в стакан воды из графина, выпил залпом.
- Благодарю вас, ну, так вот. Это такая баба - все, кто в её жизни есть, должны вести себя так, как ей надо, и никак иначе. Я уж говорил, что не сразу понял это, потому что любил её без памяти, и всё, как ей хотелось, так и делал. Только мало-помалу начало до меня доходить, что ей всего и всегда мало. То, что есть у неё хорошего, не особенно радует, а воспринимается как должное, и хочется чего-то ещё, нового, большего. Ей всё время нужно восхищение, подтверждение её исключительности, а ведь со временем, когда живешь бок о бок, сильная любовь утихает, и начинаешь рано или поздно замечать, что ты-то всё отдаёшь, что можешь, а вот с её стороны нет отдачи. Не понимает она чужих потребностей и чувств, настроения, не пожалеет никогда, не выслушает со вниманием, душой, как говорится, потому что поглощена только собой и тем отражением себя, что от других она получает.
Вот потому её постоянно на сторону и тянет. Не скажу, что к другим мужикам (не такой уж я ревнивец и доверять умею), просто в компании, к новым людям, которых она обаянием в свою орбиту затягивает и питается, как паук, их чувствами. А без этого она захиреет, да и невозможно удержать её от такой деятельности - все её друзья тут же против тебя ополчатся, как против тирана какого-нибудь.
Из-за этой потребности неуёмной она, даже когда с детьми маленькими дома сидела, как говорится, как раз-таки не сидела на месте, а шастала по гостям, либо их к себе приглашала. Тоже мамочек с малыми детьми да их мужей. И по выходным никогда покою дома не было: то в гости идём, то на шашлыки, то в кино, то в клуб ночной с компанией, - да всего не перечесть! И потом подругам своим рассказывает, где мы были, да что видели, да с какими людьми (а она любила тусоваться с теми, кто влияние в обществе имеет), да кто что сказал. Со стороны можно подумать про нас, что живём мы полной жизнью, и позавидовать. А ей того и надо, чтобы завидовали ей, она и сама тогда уверяется, что всё у неё так распрекрасно, что лучше и не бывает.
А между этими мероприятиями она, как это у баб принято, шоппином занималась, выискивала наряды для очередной вечеринки, а я её возить должен был, в качестве водителя, так сказать. И бесконечная эта череда тусовок, пустая, суетная! Вот и объясните мне, какой мне интерес в этом, если не получаю я от общения в её компаниях той энергии, что ей самой так необходима? И от неё никакого внимания не имею, кроме: «Дима, сделай то, да пойдем туда». Ещё по молодости - куда ни шло, терпел, даже нравилось поначалу, как все моей женой восхищаются.
А потом устал я. Захотелось тепла, уюта, спокойствия, после моих-то командировок. И любви внимательной супружеской, а не суматохи бесконечной. И стал я отнекиваться порой, ссылаясь на усталость, да дома оставаться.
Она поначалу вроде как обиделась, а потом сообразила, видно, что я за детьми присмотрю, домашними делами займусь, а она лишний раз на корпоратив съездит. Полюбила очень она эти корпоративы в последнее время, да и зачастила в поездки за город, на их ведомственную турбазу, бывший лагерь пионерский в советские времена. Я и сам там бывал не раз, и в бассейне мок, и в сауне жарился, и на лыжах катался, и в бильярд играл, и под караоке по вечерам пел с бабами, да надоело мне всё это хуже горькой редьки! Переел этих развлечений до сблёва, извините.
И вот как только я перестал частично вести себя так, как ей хотелось, перестал выполнять эту роль верного пажа и рыцаря, так она потихоньку стала от меня отстраняться ещё больше, чем раньше, словно я некая деталь в механизме, которая вдруг сломалась и потому не нужна больше. Удобно ей было иметь рядом безотказное существо, ловящее с восторгом каждое её движение, хвастаться моей преданностью перед окружающими, а вот уважения ко мне никогда не было.
А ещё обратил я внимание, это года три назад началось, что стала она всё чаще о карьере говорить. Будто бы работает она много и хорошо (в чём я, кстати, сомневаюсь, потому что работает она больше языком по природе своей), и давно бы пора, вроде, её повысить. И вскоре объявляет она дома, радостная такая, что получила-таки должность старшего экономиста.
А я среди её сотрудников многих знаю, ведь все они почти - наши соседи, и слышал не раз, что малейшего повышения на этой фирме ждать приходится десятилетиями, растут только всё блатные. И вот по взглядам, перешёптываниям за спиной, обрывкам фраз и вздохам сочувственным начал я понимать, что появился у неё какой-то очень влиятельный знакомый, от которого карьера её может зависеть.
Тут я, как только засобиралась она в очередную поездку на турбазу, взял да и заявил, что тоже, мол, хочу поехать. Упёрся, в натуре, рогом, полагая, что есть он у меня. И добился своего, поехал с ней, как раньше мы ездили.
...Вычислил я его быстро по взглядам сальным, которые он на Настю мою бросал, и по тому, как старательно она не замечала взглядов этих. Мужик холёный, балованный. Заместитель директора, как я понял. Ничего между ними в этот раз не было, конечно. И он, видя такой облом и понимая его причину, всё время с какой-то другой красоткой обжимался, а я всё жену свою на её месте представлял, и такие картины в моей голове рисовались, что испортил я ей весь отдых своим мрачным видом.
Понимал я, как она обозлилась, ведь совершенно непереносима для неё была мысль о том, что, не дай Бог, сплетни о ней пойдут, будто нелады у неё с мужем. А ведь у неё всё должно было быть лучше, благополучнее, чем у других! В конце концов отправила она меня одного в комнату нашу, пояснив подружкам, что якобы температура у меня высокая, потому как простудился я, и теперь мне лежать надо. А сама продолжала веселиться.
Много я передумал за этот вечер. Понял, что вёл себя, как тряпка, а всё потому, что силы своей временно лишился из-за любви к ней. Даже занятия греблей бросил ей в угоду. А тряпкой я себя никогда не считал. Я мужчина, я личность, и все правила, которые мне навязаны - это просто хитрость тех, кто хочет от меня покорности. Вы слышали, быть может, что такое политика «мягкой силы»?
- Подковёрная политика сильных стран? – не ударила в грязь лицом Наталья Павловна.
- Хитрость и жестокость тех, кто силён - естественный закон джунглей, называемых обществом, остальное всё придумано, чтобы держать слабых в узде. Сильные плюют на такие категории, как мораль и совесть! А раз любовь, верность, сочувствие, человечность - не более, чем иллюзии, то что меня может остановить? Закон? Кто в наше время руководствуется законом? Люди рискуют и чаще выигрывают. Жалость? А Настя когда-нибудь меня жалела? И мне незачем с ней церемониться. Кто у нас сила? Настенька, которая живёт, как хочется, со мной не считаясь, или я, мужчина, имеющий собственное достоинство? Хватит мне перед этой куклой унижаться, так я решил. Тут окончательно слетела, или так мне показалось, моя любовь к ней, которую давно уже подтачивали мысли всякие, и моё смутное недовольство той ролью, которую Настя, вообразившая, что я слабак, мне в семье отвела.
И встал передо мною вопрос: как жить дальше, если я с нею разведусь? Невыносимо было думать о том, что без неё я ничтожество: квартира мне не принадлежит, с работы стараниями её отца, а он ещё жив был тогда, меня попрут, поскольку связи у него всегда были мощные, и дети останутся с нею. А мне жизнь заново начинать, это почти в сорок-то лет?
Да я бы и начал, смог бы, но очень хотелось мне отомстить ей за всё, но как-то так, чтобы самому не пострадать. Только не знал я тогда ещё, как это сделать. И решил не торопиться, а подумать сперва крепко. Настя моя свято верит в деньги и связи, и в этом секрет её жизненного успеха, как она думает. Это, может, и так, но только до тех пор, пока люди с этим соглашаются, пока они соблюдают предложенные им правила игры. Но ведь существует ещё сила физическая и сила дерзости, а это есть у меня! Если я что задумаю, да хитрость к задумке приложу, то никто мне не сможет помешать, потому что и помыслить никто не догадается, что я, прежде покорный и кроткий, уже играю не по их правилам! И тогда дойдёт до Насти, может быть, что тот сильнее, кто может изменить судьбу другого против его воли.
Дома я задал ей вопрос, что у неё с кобелиной этим, заместителем директора. А она только усмехнулась, мол, ничего нет, так, пустое кокетство.
- Не бери в голову, - отвечает спокойно, словно проблема и обсуждения не стоит. - Это лишь флирт для карьерного роста!
Я же говорю, что не дано ей было понять, что я чувствовал, не способна она была на сопереживание. Я-то уж точно видел, что кабан этот своего привык добиваться, и кокетством одним от него не отделаешься. Если уж он дал ей должность, какую она желала, значит, было за что. Да мне уже и не надо было снисхождения от неё. Я принял для себя решение, что чужой она человек, и разведусь с нею, но позже, когда что-нибудь придумаю. А пока сделал вид, что поверил. Понял я тогда очень ясно: ради своих целей Настенька мною пожертвует легко, словно пешкой в шахматной игре. Пока довольствуется она ролью любовницы, но, если замаячит перспектива стать женой, меня, как хлам, она из жизни своей выкинет.
Вскоре оказалось, что всё меня в ней раздражать стало, замечать начал такое, на что прежде и внимания не обращал.
Я вот тут обмолвился, что детей она любит. Но ведь их чувства и интересы она понять тоже не могла никогда, как я думаю. Если ей приспичило на тусовку отправиться, тут уж не до кружков детских или игр, её потребности всегда на первом месте были. А дети для неё - тоже предмет, наличию которого окружающие должны завидовать. Какие они умные да красивые, да здоровенькие, да послушные, да какая она молодец за это. И я уж не знаю, что её больше теперь мучает - то, что сына она потеряла или что случилось с ней такое, какое могло случиться с кем угодно, только не с ней, не с той умницей и красавицей, у которой «всё схвачено». И, хоть жизнь моя теперь, по сути, кончена, но сидит во мне некое удовлетворение, что, против обыкновения, вышло всё очень не так, как эта стерва хотела и планировала.
Тут он попросил разрешения закурить, и Наталья Павловна обратила внимание, что теперь красивые руки его не дрожат - в жизни наступила определённость, решать и строить планы уже поздно. Он проиграл, но нанёс противнику серьёзный удар.
- Хозяйка она была неважная, ленивая, - продолжал Петрушевский. - Не вымой я, к примеру, или тёща, посуду, так и будет она копиться в раковине. Тёща хорошо помогала нам, правду сказать, потому что жила рядом, в соседнем доме. А когда тестя схоронила, так и вовсе к нам перебралась, к себе только ночевать ходила.
Ну, а мне от этого в квартире совсем места не стало: куда ни сунься, всюду она.
Но не зря говорят, что нет худа без добра. В семье привыкли, что я допоздна на работе, это и спасало. А я под эту марку ещё больше задерживаться начал, потому что встретил женщину, с которой себя почувствовал совсем не так, как рядом с Настей. В этих отношениях лидерство было за мной, как и положено. Меня ценили и мною дорожили, и это было мне в такой кайф после пятнадцати лет с Настей в качестве мальчика на посылках!
Познакомились мы с Анной в банке,что неподалёку от нашего дома расположен. Она операционисткой там работает. Милая очень, услужливая. Я ведь, когда о разводе думать начал, стал на книжку деньги откладывать потихоньку от жены.
Только она куда хитрее меня оказалась: Анечка мне рассказала, что Настюха, оказывается, предпринимательницей сделалась, да счёт свой в банке завела, где такие обороты проходили, что мама, не горюй! Какая из неё предпринимательница? Ясно, что с любовником своим высокопоставленным они денежки из фондов родного предприятия отсасывали. Анюта мне неизменно докладывала, какие суммы и когда по её счёту гуляли, и соблазн у меня появился отщипнуть от них кусочек, который компенсирует мне потери от развода.
План кражи Ариши и Яшки пришёл мне в голову неожиданно, во время просмотра новостей. Рассказывали, как дочь-подросток имитировала собственное похищение в целях получения от родителей денег на то, чтобы удрать от них с любовником.
Я был уверен, что если сам буду организатором, за детей можно не беспокоиться - никто им вреда не причинит. Только в одиночку действовать я не мог.
Анечка всей душой на моей стороне была, ведь она замуж за меня собиралась. А когда бабы замуж хотят, они на всё готовы! Правда, первое время уговорил я её наши отношения ото всех скрывать, чтобы внимание к себе не привлекать. И деньги - выкуп якобы за детей - тоже решили у неё спрятать.
Ну, так вот. Оказалось, что есть у неё приятель с детства - брат троюродный, достаточно дальняя родня. Ничем не особенная биография у него: обыкновенный неудачник, авантюрист по характеру, разорившийся бизнесмен из девяностых, недовольный своим теперешним положением, мечтающий заново разбогатеть. Знала Анюта, что он может на такое дело решиться ради хороших денег, и сама с ним побеседовала сначала, прежде чем со мною свести.
Короче, встретились мы с ним, посидели за бутылкой. Обговорили все детали. Казалось, риска вообще никакого. Кто мог догадаться, что мы знакомы? Я к нему домой один раз всего и ездил-то, да и то старался, чтобы никто меня там не приметил.
Он и место для передачи выкупа сам мне предложил, свозил меня туда, к мосту через Клязьму. Лодку обещал тайком у соседа взять, потому и день передачи денег мы планировали среди недели устроить, когда того соседа дома не будет.
Правда, рассчитывали мы, что я смогу уговорить жену в полицию не обращаться. Куда там! Она так запаниковала, когда дети домой не пришли, что подключила тёщины связи. И никак мы не ожидали с Матвеем, что полиция будет в доме у нас сидеть, когда он звонить станет! Недооценил я Настину привычку всегда и везде пользоваться знакомствами. Опасался, что из-за этого генерала Чесухина полиция будет землю рыть, и нас раскроют. И пришлось мне на следующий день ехать к Матвею, чтобы предупредить его. Телефон-то свой он выключал, чтобы не засветиться. А вот вторую сим-карту для нашей с ним связи мы не догадались заранее приобрести.
Обидно, что из-за такой ерунды всё насмарку пошло! А главное – Яшка. Сын ведь мой. Стерва она, стерва! Ничего уже не изменишь. Со мной теперь всё кончено, но ведь и ей тоже досталось, всю жизнь будет помнить...
Из-за чего я Матвея убил? Не хотел я этого. Да ведь он, поганец, не оставил мне выбора. Начал требовать увеличения своей доли, напился как свинья и орёт:
- Я на мокрое дело не подписывался! За молчание платить надо, а ты не знал, а? Не знал? Что бы ты без меня делал, а? Я всю работу выполнил, а ты только изгадил. Ты меня предупреждал, что сына душить будешь? Предупреждал? Я на два лимона сдуру согласился, продешевил! Поровну надо было делить. А теперь моя работа больше стоит, не половину, нет! Сколько? Три лимона, вот сколько! Соглашайся, пока я не передумал, а то всё заберу! Ха-ха-ха! Деньги-то у меня, ты не забыл? Да, дружок, придётся тебе делиться, придётся, а куда ты денешься-то?
Тут я его и ударил сзади. Молоток у него на холодильнике валялся, он им забивал окошко бани после того, как Яшка через него вылез. Недооценил он меня, как и Настенька. Думал, не осмелюсь я. Оба они ошиблись, оба!
- Жалею ли я о том, что сделал? – он покачал головой. - Я сожалею только о том, что так судьба сложилась, что не всё я предусмотрел. Отличная ведь была идея, правда? Никого я не собирался убивать, просто не повезло мне, и другого выхода не осталось. Если бы мой план сработал, жили бы мы с Анютой припеваючи, квартирку бы купили, детям бы я помогал. И это практически без риска. Разве это преступление – на время увезти собственных детей к другу на дачу? И никто бы не посмел тыкать в меня пальцем, никто! Несправедливая штука – жизнь. Эх, да что там!
Эпилог http://www.proza.ru/2014/09/30/1437