любовь к крокодилам

Северин Алекс
нашей милой внучке Лизке-Луизке-Алексис посвящается

У нас, на диком западе, маленькая крокодиловая ферма, так в шутку, мы назывем наших десятерых внуков, которых мы обожаем, безумно ими гордимся и неописуемо  радуемся встречам с ними, и даже два раза: первый, когда они все собираются вместе, и второй, когда все разъезжаются по домам. В этой доброй шутке есть немалая доля истины, потому, как старая поговорка гласит: «за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь», а, поискав во всех известных мне доселе сборниках пословиц и поговорок, я не нашёл ответа на вопрос, насчёт того же самого, только с десятью зайцами, то бишь, десятью крокодилами. Если по честному, то среди десяти счастливчиков, крокодилами оказались не все, некоторые относились больше к разряду пираний.
Ну, а, если серьёзно, то все вместе они представляли из себя довольно опасную смесь, в отсутствие родителей, твёрдо убежденных, что сами они воспитывались драконовскими методами, а внуков бабушки и дедушки балуют от стыда за своё садистское прошлое, которая, как только за их церберами-родителями закрывалась дверь, превращалась в неуправляемую вольницу, так, что звание «крокодил» звучало скорее уменьшительно-ласкательно и воспринималось, как разрешение к людоедству, что к концу их пребывания у нас в гостях  несомненно усиливало радость расставания.
То ли по зову крови, то ли по каким-то другим, никому непонятным причинам, но, через довольно непродолжительное время, необходимое по видимому, для рубцевания душевных ран и излечения душевных потрясений от радости встреч, вновь подкрадывалась ностальгия с эйфорическими оттенками, ощущение нехватки чего-то, и, после пролития положенной порции крокодиловых слёз у бабушки и моего признания во всепоглощающей любви к детям и внукам, мы, либо приглашали своих кровожадных, и с каждым годом становящихся всё более изобретательных внуков к себе, в надежде, что процесс очеловечивания должен когда-то приблизиться к своему завершению, и маленькие крокодилята будут вести себя достойно, как подобает взрослым крокодилам, или, собирали чемоданы, паковали в наш маленький уютный «Фордик», превращённый в крокодилярий на колёсах многими поколениями наших любимых отпрысков и, помолясь всем знакомым и известным нам богам, отправлялись в довольно некороткий путь. По нынешним меркам, расстояние примерно, как между Ригой и Ленинградом, не так уж и велико, и, не желая утомлять читателя описанием придорожных пейзажей, дорожных проишествий, скажу только, что времени в пути было предостаточно, чтобы пофантазировать о предстоящей встрече, время от времени сообщая по телефону нашим детям свои координаты и сводку о нашем самочувствие. Тема разговоров была естественно одна — внуки. Всё путешествие походило на обход. Сам, врач-хирург по профессии, я это так и называл, хотя четверо детей именовали это в шутку ревизией, но так или иначе, мы обходили, или правильнее сказать объезжали четыре семейства, которые и были нашей крокодиловой фермой.
Конечно, мы могли бы жить и поближе, и, вначале так по неопытности и думали, но судьба распорядилась иначе, и я, по долгу службы, был вынужден вместе с женой поселиться от нашей фермы на приличном расстояние, о чём, честно говоря, по прошествие времени не жалел. Разлуки с нашим крокодилятами делало наши встречи незабываемыми, да и никто из внуков не обижался, что кто-то ходит в любимчиках, а дети строили свою собственную, только им удобную жизнь, без назойливой опеки родителей. Хорошо ли, плохо ли, но так сложилось и, слава Богу, до сих пор никто не жаловался.
Обход начинался с семейства старшей дочки у которой две девочки, Настя, уже гимназистка и маленькая Луиза, а по простому Лизка, как моя покойная мама, то есть её прабабушка. Лизке чуть больше годика. Маленький обаятельный крокодилёнок, который в отличие от всех других внуков и внучек изучает мир вокруг себя не указательным пальчиком, как все, а большим, который она смешно выставляет вперёд и осторожно трогает все незнакомые ей предметы, так, как если бы они были горячими, дотрагивается, и тут же отнимает пальчик назад и всегда только правой ручкой. Такого я, как врач с сорокатрёлетним стажем ни у кого из детей не видел. Она потешно морщит носик, театрально закатывает глаза, и повторяет всё что показывает ей старшая сестра Настя, за которой ходит следом, как гусёнок. Лизка звала Настю сначала Асей, потом Нюней, потому что мы звали Настю с детства до сегодняшних дней Манюней и остановилась на Няне, что вобщем-то и соответствует истиному положению вещей.
Была поздняя осень и мы промокли насквозь, пробежав от стоянки до подъезда и поднявшись на лифте попали в объятья дочки её мужа и Насти-Манюни, а маленкая Лизка с любопытством выглядывала из-за мамы, держа наготове свой большой пробовательный палец, как будто хотела сначала нас им пощупать. В последний наш визит, Лизка ещё была в детской кроватке и, побыв короткое время на руках у меня и у бабушки и окатив нас крупными слезами из огромных глазищ заорала таким несоответствующим её ангелькому личику басом, что на этом наше тогдашнее знакомство и ограничилось, так что в этот раз, мы решили дать ей возможность самой выбрать подходящее время для сближения. Переодевшись в домашнее, мы расселись за столом и потекла беседа с рассказами обо всех последних грандиозных событиях маленькой семьи.
Это были и гимназические сплетни, и первые зубки, и бессонные ночи, и отпуск в Италии. А Лизка между тем ходила вокруг стола кругами, которые постепенно сужались и, наконец приблизилась ко мне с плюшевым зайцем. Я погладил зайца по спинке и продолжал беседу. Лизка поняла, что раз заяц не убежал, то и ей не опасно, а с другой стороны ей показалось обидным такое отсутствие внимание к её персоне. Тогда она взяла ещё и куклу и втроём подошла ко мне вплотную, а потом и вообще, положила куклу мне на колени, и, держа зайца подмышкой, стала показывать своим знаменитым пальцем сначала на куклины глаза, потом на свои и делала препотешную физиономию: «мол знаешь, что это такое?». Я догадался, но сказал, что это ушко. Тогда она показала пальчиком на свой нос и на куклин тоже, затем взяла мою руку и стала поднимать её к моему носу. Я показал себе на рот и сказал: «глазик». Лизка сначала удивлённо подняла бровки домиком, постояла так с полминуты и захохотала и с этого момента наша дружба неразрывна до сих пор.
Чего только Лизка не вытворяла в этот вечер, но дело шло ко сну. Поставили чай с пирогами, цветы в вазе, которые купили в пути и решили, после чая - Лизку в кровать, а мы, как всегда просидим далеко заполночь за чаем и задушевными разговорами. Лизка, увидев цветы, забралась ко мне на колени и всё пыталась их потрогать и понюхать. Потом спустилась с колен на пол и стала мне что-то лопотать на своём небесном ещё языке. Она тянула меня за руку и показывала куда-то вниз. Мне показалось, что она говорила : «муха, муха...». Но мух в комнате не было и я, чтобы доставить ребёнку удовольствие, тем, что всё понимаю, стал изображать муху. Я махал руками, как крыльями, жужжал до покраснения, и, когда порядком устал, решил сделать паузу. Каково же было моё удивление, когда я увидел широко раскрытые от удивления глазёнки Лизки. Она прикусила нижнюю губу и смотрела на меня сочувствующим взглядом. Все, кто были за столом, тоже замолкли. Я сидел красный как рак, от натуги после долгого жужжания и от повышенного внимания ко мне. Зять физик, по профессии, очень невозмутимый молодой человек, задумчиво мешал вилкой сахар в сахарнице. Но лицо было спокойным. Настоящий физик, подумал я. С такими за семью и за страну не страшно.
Из соседней комнаты пришла Настя и села за стол. Пироги удались.
Пауза потихоньку рассосалась и Лизка по новой стала тянуть меня за руку лопотать всё то же слово и показывать куда-то вниз. «Что она говорит?», шёпотом спросил я у Насти. Настя-Манюня дожевала пирог, наклонилась к Лизке и прислушываясь к её лепету стала медленно краснеть, потом встала, взяла Лизку подмышку и ушла с ней в ванную комнату.  Когда они вместе вернулись, Настя удивлённо пожала плечами: «мол, ложная тревога». А Лизка как ни в чём не бывало, подошла опять ко мне и, выговаривая что-то вроде: «нюха...» или «муха» тянула меня за руку куда вниз, и трогала себя при этом за ножки. Она сказала : «нюхай» перевела Настя. И тут Лизка сняла с ножки одну тапочку, наш подарок ей и, сначала потешно поднесла его к своему комично сморщенному носу, а потом к моему. На тапочке, яркими цветными нитками был вышит красивый красный цветок, точь в точь, как те, что мы привезли в подарок.
«Нюхай» сказала она, «нюхай, нюхай...».
Скоро я буду понимать язык крокодилов без словаря и переводчика, но меня всё время не покидает чувство, что я, когда-то, давным-давно, кажется и сам умел бегло говорить на их языке, прям дежавю, да и только...