Откуда мы? Беседы по истории России

                Ю. И. ШВАРЕВ
ОТКУДА МЫ?
БЕСЕДЫ ПО ИСТОРИИ РОССИИ

Посвящаю памяти:
отца — Ивана Андреевича, служащего из крестьян.
Деда — Андрея Григорьевича, крестьянина.
Прадеда — Григория Евлампиевича, крестьянина. Прапрадеда — Евлампия Даниловича, крестьянина. Прапрапрадеда — Даниила, пришельца неведомо из какого края России в деревню Горночаровскую на берегу реки Вель, притоке Ваги, впадающей в Северную Двину. Он положил начало нашему роду.


 Издательство им. Е. А. Болховитинова
г. Воронеж. 2002


  Каждое государство имеет свою историю. Если говорить о прошлом России, то оно неразрывно связано с прошлым Украины и Белоруссии. Российские историки Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, В. О. Ключевский и Н. И. Костомаров создавали свои труды в те времена, когда все восточные славяне жили под одной державной властью и когда единение великороссов с малороссами и белорусами казалось незыблемым. Взгляды на тысячелетнюю историю России, еще не ретушированные националистическими и другими идеологами XX века, в наши дни особенно интересны. Об этих взглядах взялся напомнить читателям автор предлагаемой книги.

  Пересказать содержание нескольких многотомных изданий - дело весьма сложное. Ю.И.  Шварев и не пытается объять необъятное. Он выбрал из прочитанных работ наиболее важный фактический материал о давно минувших событиях, о борьбе наших предков с иноземцами, о положении различных сословий в то или другое время, о пережитых народом бедствиях, о правивших государством личностях и их окружении.
Различия в философских и политических воззрениях не мешали дореволюционным историкам быть честными в исследованиях письменных и других древних источников. Все они были патриотами своего Отечества, умели ценить историческую правду и объективно отражали прошлое империи - писали обо всем происходившем в российских землях и без прикрас и без очернительства. Эту традицию старается сохранить в своих беседах и автор книги «Откуда мы?». Там, где мнения историков по каким-то вопросам расходятся, он сообщает об этом читателям.

  Книга написана простым, понятным каждому и достаточно выразительным языком. В ней мы находим много исторических подробностей, которых нет в школьных и вузовских учебниках. В то же время сокращенным в десятки раз пересказом нельзя было осветить все изложенные в учебниках темы, ряд вопросов здесь упомянут вскользь (культура, религия, право и др.). Поэтому у читателя возникает естественное желание познакомиться с трудами дореволюционных историков более обстоятельно. Эта «рекламная» функция книги тоже важна, поскольку охотники изучать многотомные исторические труды встречаются не очень часто даже среди интеллигенции. А знание истории - это не просто любопытный взгляд в прошлое. Опыт живших до нас поколений, их успехи и неудачи, их победы и поражения помогают осмыслить и вернее понять, разумнее оценить те события, которые происходят в наши дни.

   Думаю, что беседы Ю. И. Шварева понравятся и школьному учителю, и журналисту, и любителю-краеведу, и читателю любого возраста, любой профессии, если его интересует прошлое своей Родины. Книга будет полезна для исторических кружков в школах и молодежных организациях, ее можно использовать и на факультативных занятиях в вузах.

          Г.Т.Бахтин, кандидат исторических наук, доцент.









                Идея Отечества одинаково для
                всех плодотворна. Честным она
                внушает мысль о подвиге, бес-
                честных предостерегает от
                множества гнусностей.
                М.Е.Салтыков-Щедрин.
               
               

               
      Мало мы, жители великой России, знаем историю своего Отечества! Сужу не только по общению с разными собеседниками, а и по себе. Историк с университетским образованием, я впервые прочитал «Курс русской истории» В. О. Ключевского в сорокалетием возрасте, а «Историю государства Российского» Н. М. Карамзина и «Историю России с древнейших времен» С. М. Соловьева - уже на пенсионном досуге. Один ли я такой историк?

  Яркие картины русской старины были долго скрыты от меня одноцветным экраном вузовских учебников. Не отрицаю пользы учебных пособий - они содержательны, научно добротны, понятны. Общую историческую канву они выводят по-академическн последовательно и четко. Но сколь малокровны пособия по сравнению с живыми, образными творениями классиков российской истории! Вызывают изумление неохватные знания, исследовательское терпение и писательская неутомимость этих трех героев-подвижников от науки. Они подняли над исторической сценой России завесу беспамятства, и их современники увидели в таинственной дали прошлых веков своих незнакомых предков...

  Николай Михайлович Карамзин (годы жизни: 1766-1826), Сергей Михайлович Соловьев (1820-1879) и Василий Осипович Ключевский (1841-1911) подтолкнули меня к необычной работе. Захотелось, пусть с многократными сокращениями, пересказать читателям то, о чем они поведали публике каждый в свое время. Интересные подробности есть и в сочинениях известного историка Николая Ивановича Костомарова (1817-1885).

  Разумеется, в XX веке историческая наука шагнула вперед. По ряду вопросов появились толкования, отличные от взглядов Карамзина, Соловьева, Ключевского и Костомарова. Что же, новые толкования можно найти в новых книгах. Этому не помешают знания о прошлых фактах, событиях,действиях личностей, властей, и различных сословий по трудам историков XIX века.

  Мой пересказ - не для любителей острых сюжетов и не для студента, который хватает учебник перед экзаменом. Пишу для тех, кто любит неторопливое домашнее чтение в часы отдыха. Путь по историческим закоулкам России - долгий. То, что происходило на нашей земле в течение тысячи с лишним лет, за неделю в памяти не уложишь.

  Пример мне дали церковные литераторы. Библия по типографскому объему меньше собрания трудов Карамзина (12 томов), Соловьева (29 томов) и Ключевского (86 лекций). Но кто бы знал общее содержание Библии без множества изданных книг о ветхозаветных и новозаветных повествованиях, заповедях, пророчествах?

 
                РУСЬ КИЕВСКАЯ.

Беседа 1. Проходной двор из Азии в Европу. Чудь. «Общеславянское гнездо». Первые города Руси. Варяги. Наемники берут власть.

  Кто населял территорию нынешней европейской России до появления здесь славян? Необходимо хотя бы бегло коснуться этого вопроса.

  Греческие колонии на северных и восточных берегах Черного моря существовали веков за пять до нашей эры. Поэтому о населении этих мест ученые находили данные в древних греческих и римских источниках. В XII веке до н. э. земли к северу от Черного моря заселял «народ киммерийский»   В VII веке до н. э. киммерийцев вытеснили скифы. Между Доном и Дунаем несколько веков существовало сильное скифское государство. В III веке до н. э. часть этого государства была захвачена сарматами, пришедшими с берегов Тобола и Волги, а в III веке н. э. и сарматы и остатки скифов были рассеяны но свету многочисленными германскими племенами готов.

  С началом новой эры «смена пришельцев учащается, номенклатура варваров в древней Скифии становится сложнее, запутаннее» (Кл.). Различные племена то скучиваются «в рассыпчатые громады» между Волгой и Дунаем, то воюют друг с. другом. В конце IV в. из Азии на запад подобно всепожирающей саранче прошли через Волгу, Дон и Днепр кочевые полчища гуннов. Они опустошили значительную часть Европы и вызвали переселения огромных людских масс из одних мест в другие. Мощный союз гуннов распался в половине V в. после смерти их царя Атиллы.
Земли нынешних Украины и южной России на протяжении многих веков служили проходным двором для различных кочевых народов, которые устремлялись из Азии в Европу.

  Что касается древнего населения других территорий России, то тут письменные источники приоткрыли прошлое весьма скупо. С III века земли от Причерноморья до Балтийского моря заселяли германские племена готов. Готский историк Иордан в числе подвластных ему народов называл эстов, весь (финское племя), мерю (финно-угорское племя), черемисов (марийцев) и мордву. Позже русские летописцы объединили указанные племена одним словом - «чудь». По нерусским названиям рек, озер и селений Ключевский пришел к убеждению, что финские и другие неславянские племена обитали «на обширном пространстве от Оки до Белого моря».

  Тот же Иордан оставил сведения о венедских племенных союзах, а венедами римские историки и византийские летописцы называли славян. Карамзин считал, что славяне-венеды издавна жили оседло «на юг от моря Балтийского» и что в VI веке славяне занимали «великую часть Европы от моря Балтийского до рек Эльбы, Тисы и Черного моря». Ключевский писал о «пятивековой карпатской стоянке славян» и делал вывод, что  сильным «общеславянским гнездом» были Карпаты. В VI веке там образовался крупный славянский союз под властью «князя дулебов». Соловьев тоже считал, что славяне пришли к Днепру и Висле с Дуная. При этом он подчеркивал, что «первое достоверное известие о быте славян представляет их нам народом оседлым, резко отличным от кочевников».

  Все три историка сходятся в том, что в VII веке славяне начали расселяться «по русской равнине». Толчком к такому расселению послужили завоевания аваров. Они покорили южную Сибирь, потом успешно воевали с персами, перешли Волгу и образовали сильное государство - Аварский каганат, владения которого к 568 году простирались от Волги до Эльбы. Дольше всех сопротивлялись завоевателям дунайские славяне.

  В многовековом процессе расселения и последующего образования племенных союзов и целых государств славянство разделилось на три части: западную, южную и восточную. В наше время к восточным славянам относят русских, украинцев и белорусов. К западным - поляков, чехов, словаков. К южным - болгар, сербов, хорватов, словенцев, македонцев, боснийцев. Нас в беседах будут интересовать в основном восточные славяне.

В период расселения славян «никаких установлений, связующих между собой племена, не было. Признаков государственной жизни не замечалось» (Кст.). Людьми управляли племенные князьки и родовые старейшины. Важные вопросы решались на родовых сходках и племенных собраниях (вечах). Однако военные и хозяйственные потребности заставляли роды и племена смыкаться в союзы под главенством самого сильного князя.

  Названия объединенных в союзы славянских племен древней Руси донесли до нас летописи. Размещение этих союзов я привяжу к нынешним картам. В окрестностях Киева на Днепре жили поляне. К северо-западу от них до реки Припяти (правый приток Десны)   обитали древляне. В Черниговской, Полтавской и Сумской областях - северяне. По Бугу (пр. Вислы) - бужане и сохранившие свое карпатское название дулебы. В Молдавии - лутичи и тиверцы. В Гомельской и Могилевской областях - радимичи. В Минской и Брестской - дреговичи. В Смоленской, Витебской, Псковской и Тверской - кривичи. В Калужской, Тульской, Орловской - вятичи. В окрестностях Полоцка - отделившиеся от кривичей полочане. Обитателей нынешней Новгородской области называли «собственно славянами».

  Так выглядит обитание славянских племен по летописям. Ключевский, говоря о скифах и славянах, отметил, что «начальную летопись нельзя принять за начало нашей истории, ибо она не помнит времени прихода славян из Азии в Европу, она застает славян уже на Дунае». Об этом же писал и Соловьев: «Славянское племя не помнит о своем приходе из Азии, о вожде, который вывел его оттуда, но оно сохранило предание о своем первоначальном пребывании на Дунае, о движении оттуда на север и потом о втором движении на север и восток».

  Славянские союзы мирно жили с находившимися рядом с ними финскими и другими племенами. В летописях нет никаких намеков на вражду славян с неславянскими народами «русской равнины». И тем и другим приходилось сообща обороняться от набегов кочевников с юга и от разбоев с севера.

  В период расселения восточных славян южные степи между Волгой и Днепром занимали кочевые орды хазар, которые вытеснили оттуда аваров. В VIII веке часть хазар перешла к оседлому образу жизни. Их столица Итиль в низовьях Волги «стала огромным разноязыким торжищем, где рядом жили магометане, евреи, христиане и язычники» (Кл.). Севернее Хазарского государства берега Волги были заняты волжско-камскими болгарами.

  Хозяйственная жизнь славянских племен во многом определялась водными путями. С днепровских берегов через «волоки» по суше шел путь к Западной Двине, а через озеро Ильмень и реку Волхов торговцы выходили к Балтийскому морю по Ладожскому озеру и Неве. Еще удобнее были водные дороги на юг: по Днепру к Черному, по Дону к Азовскому, по Волге к Каспийскому морям. По утверждению Ключевского, славянские купцы возили свои товары в греческие города у Черного моря, в хазарскую столицу Итиль и даже в Багдад еще в первой половине IX века. А исследования восточных документов и найденных на Днепре кладов с древними монетами позволили историку сделать вывод, что с арабским миром славяне торговали и в первой половине VIII века.

  Обширную торговлю славянских союзов подтверждает и раннее возникновение в Руси городов. Новгород, Полоцк, Смоленск, Киев, Чернигов, Переяслав (ныне г. Переяслав-Хмельницкий)  , Белгород (с. Белгородка под Киевом), Любеч (пос. в Черниговской обл.), ярославский Ростов, Изборск (Ст. Изборск в Псковской обл.) и другие старинные города росли или на пути «из варяг в греки» или на других торговых маршрутах. Жители старых городов празднуют местные юбилеи по дате первого упоминания о городе в летописях, но ведь к первому упоминанию эти города были уже обжиты и широко известны. Возникновение древнейших славянских городов относится к VIII веку и более ранним временам.

  Поскольку речь зашла о городах, сразу разберемся с их одноименными названиями, чтобы избежать географической путаницы. Есть Новгород, Нижний Новгород и Новгород-Северский (г. в Черниговской обл.). Есть Владимир-Волынский и Владимир на реке Клязьме. Кроме киевского Белгорода есть Белгород - центр одноименной области и есть Белгород-Днестровский. Был Херсон (он же Корсунь), от которого остались развалины возле Севастополя, и есть Херсон в устье Днепра. Был Городец киевский и есть Городец в Нижегородской обл. Похоже звучат упомянутый выше Переяслав, Переславль-Залесский (в Ярославской обл.) и Переяславль рязанский, который в XVIII веке был назван Рязанью, а от старой Рязани, сожженной татарами в 1237т., осталось археологическое городище. Есть Галич в Ивано-Франковской обл. и есть Галич в Костромской обл. Был древний Звенигород (городище в Львовской обл.) и есть Звенигород в Московской обл.

  Славянские союзы уже в VIII веке обладали значительной военной силой. От хазар они откупались легкой данью и в свои города чужих наместников не пускали. О боевых силах «доваряжской» Руси говорит приведенное Карамзиным свидетельство из жития святого Стефана Сурожского. В конце VIII века славянская рать князя Бравлина совершила поход па Крымский полуостров и после осады взяла богатый город Сурож (г. Судак).

  В вопросе о «варяжском факторе» историки расходятся. Карамзин и Соловьев считали, что варяги были приглашены в Новгород для управления и наведения в русских землях справедливого порядка. Ключевский видел причину обращения к варягам в другом - в необходимости усилить охрану внешних границ отрядами наемников. На реках и озерах, связанных с Балтийским и Белым морями, появились ватаги пришельцев из Скандинавии. Одни занимались мирной торговлей, другие поступали в боевые дружины к местным князьям, а многие просто разбойничали. По мнению Ключевского, новгородцы, кривичи и северные финские племена отправили посольство к варягам не за правителями, а за наемными охранителями славянских и финских селений. Одни варяги за кормление и определенную плату должны были охранять Русь от других варягов и иных разорителей.

  На предложение послов откликнулись в 862 г. три брата: Рюрик, Синеус п Трувор. Рюрик с дружиной вначале построил пограничную крепость Ладогу (с. Ст. Ладога в Ленинградской обл.) - для защиты туземцев от других варягов или же для своей защиты от самих туземцев. Синеус привел свою дружину в Белозерск (г. в Вологодской обл.), а Трувор — в Изборск. Отряды пришельцев образовали пограничный треугольник. Через некоторое время Рюрик перешел из Ладоги в Новгород. Уже в 864 г. он возбудил недовольство местных жителей. Тут и Карамзин признает, что «славяне скоро вознегодовали на рабство». Новгородцы подняли восстание. Возглавил мятежников некий Вадим Храбрый. Рю¬рик казнил Вадима и многих горожан. Противники жестокого правителя бежали от него в южные области.

  Заметим здесь, что М.В.Ломоносов видел варягов не только в пришельцах из Скандинавии, а и среди славян восточно-южных берегов Балтийского моря. В работах о древнем славянстве он опровергает так называемую "норманскую теорию": «Варяги и Рюрик с родом своим, пришедшие в Новгород, были колена славянского, говорили языком славянским».

  В летописях нет сведений о делах Синеуса и Трувора. Сказано только, что после их смерти Рюрик присоединил к своему княжеству владения братьев, а также завоеванные ими Ростов и Муром (г. во Владимирской обл.). Варяги не принесли мира и покоя славяно-финскому содружеству. Призванные для защиты от внешних врагов, они «получали определенный корм за свои сторожевые услуги. Но наемные охранители, по-видимому, желали кормиться слишком сытно. Почувствовав свою силу, наемники превратились во властителей, а свое наемное жалованье превратили в обязательную дань» (Кл.).
  После восстания в Новгороде от Рюрика бежали не только коренные жители, а и часть его вооруженных земляков во главе с вожаками Аскольдом и Диром. Беглецы ушли к Днепру, захватили Киев, «присоединили к себе многих варягов из Новгорода и начали под именем россиян властвовать как государи» (К.). Населению Приднепровья вместо символической хазарской дани пришлось отдавать пришельцам установленные Аскольдом и Диром обременительные подати.


Беседа 2.    Русь при Олеге. Походы в Византию. Печенеги.
             Завоевания Святослава. Начало сословных отношений.               Первые братоубийства. Владимир Великий. Крещение Руси. Жены и сыновья Владимира. Роковой 1015 год.

  Рюрик в 879 г. умер, оставив после себя малолетнего сына Игоря. Управление Новгородским государством взял на себя князь Олег, родственник Рюрика. Он сразу же начал наращивать свои военные силы и, подготовив большое войско, в 882 г. отправился в поход на юг. Захватил Смоленск, потом Любеч и пошел к Киеву.
На открытую битву с киевскими правителями Олег не решился, а взял город обманом. Воинов спрятал в ладьях и «велел объявить государям киевским, что купцы, отправленные князем новгородским в Грецию, хотят видеть их как друзей и соотечественников». Когда Аскольд и Дир явились на берег, их убили. Олег, «обагренный кровью невинных князей, вошел как победитель в город их. Жители, устрашенные его злодеянием и сильным войском, признали в нем своего законного государя» (К.).

  Так формировалось обширное славянское государство со столицей в Киеве. К.Маркс отметил, что "начало единому государству у восточных славян было положено объединением в 882 году двух крупнейших и прежде самостоятельных государств - Киевского и Новгородского".

  Киев притягивал к себе князей своим ключевым местом во всей днепровской торговле. Властитель города мог пропустить по реке купеческие караваны, а мог и закрыть проход к морским, степным и лесным рынкам. Пошлины и дары от проезжих торговцев лились обильным потоком в княжескую казну. Поэтому Киев и разрастался быстрее других городов, и богатств оседало там больше.

  Захватив Киев, Олег принялся расширять свои владения. Оружием покорил древлян, северян и радимичей. Потом его данниками стали дулебы, тиверцы и хорваты карпатских предгорий. По его велению на подступах к Киеву строились крепости для защиты столицы от кочевников.

  В 903 г. Олег женил Игоря Рюриковича на сельской девушке из-под Пскова. Звали ее Ольгой. Игорь повзрослел, но с детства приученный властным опекуном к послушанию, не посягал на княжение и после женитьбы.

  Самым крупным деянием Олега был его поход на Царьград (позже - Константинополь, ныне - Стамбул). Торговля Руси с Византией велась издавна. Еще в 839 г. славянские послы были в Царьграде «для установления или восстановления дружбы, то есть для заключения договора» (Кл.). Потом добрые отношения с византийскими греками почему-то разладились. В 907 г. две тысячи легких судов, на каждом из которых размещалось по 40 воинов, спустились по Днепру в море. Огромное конное войско передвигалось по суше. Командовал походом сам Олег. Византийские земли подверглись опустошению. Перепуганные правители империи укрылись за крепостными стенами своей столицы, а вход с моря в гавань перегородили тяжелыми цепями. Тогда Олег приказал поставить суда на катки, распустить паруса и, пользуясь попутным ветром, тащить флот по суше. Появление парусников перед крепостными стенами привело греков в ужас. Они запросили мира.

  Мирный договор 907 года состоял из 10 пунктов. Карамзин и Соловьев воспроизвели его полностью. Ознакомимся с некоторыми выдержками из договора и мы: «Да умиримся с вами, греки». «Русин ли убьет христианина или христианин русина, да умрет на месте злодеяния». «Когда ветром выбросит греческую ладью на землю чужую, где случимся мы, Русь, то будем охранять оную вместе с грузом». «Если найдутся в Греции между купленными невольниками русские или в Руси греки, то их освободить».

  Олег княжил 33 года и умер в 912 году после того, как был «ужален змеею на могиле любимого коня его». В памяти поколений первый единовластный князь Киевской Руси оставил о себе славу непобедимого завоевателя. Если Рюрик владел территорией от Волхова и Изборска до Белозерска и Оки, то Олег прибавил к ней земли от Смоленска до Заднестровья и берегов Сулы (лев. Днепра). Обозначились контуры обширной по размерам страны. Хазары уже не смели ходить за данью во владения киевского князя.

  Когда власть принял Игорь, ему не захотели покоряться древляне. Киевских сборщиков дани они выпроводили с пустыми санями. Князь и его дружина расправились с неплательщиками и в наказание увеличили подати с древлян. Оружием поддерживалось и подданство других славянских союзов.

  Немало сил требовалось Игорю для борьбы с кочевниками. При нем «проходной двор» южной Руси заняли печенеги. Раньше они обитали в приволжских степях, а потом устремились на запад и своими многочисленными шатрами между Доном и Днепром отделили Русь от хазар. Со временем печенеги расширили свои кочевья до Дуная, повсюду приблизившись к русским границам. Они стали нападать на проходившие по Днепру купеческие суда, разоряли славянские селения. В 920 г. произошла крупная битва игоревой дружины с печенегами, но она не остановила разбойных вторжений кочевников в пределы Руси.

  Игорь сохранял верность договору 907 года с греками. В 935 г. он даже давал византийскому флоту суда и ратников для поддержки императора в войне с Римом. Но в 941 г. добрососедские отношения с Царьградом нарушились. Если Олег ходил в Византию с двумя тысячами судов, то Игорь вышел к морю на десяти тысячах, однако без поддержки конницей по суше. Высадив войско на берегу Босфорского пролива, князь разорил приморские области - жег селения и церкви, взял богатую добычу. Успехи похода этим и кончились. Греки тоже имели сильный флот. Они подошли на своих судах вплотную к русским и применили незнакомое славянам   новое оружие - «огонь греческий». Просмоленные ладьи Игоря вспыхивали смертельными факелами. Приведенным в ужас язычникам казалось, что враги жгут их «небесными молниями». Неудачливые завоеватели вернулись к Киеву «с великим уроном».

  После столь горького опыта Игорь собрал новое войско и через три года снова пошел на Царьград. Теперь следом за флотом по берегу шли колонны конницы. Узнав об этом, византийский император направил к Игорю своих послов с предложением мира. Ему не хотелось допустить еще одного разорения своих подданных. Послы заявили, что ради мира Царьград согласен платить Киеву «дань, какую некогда брал Олег с Греции», и что Византия готова помогать русским в борьбе с печенегами. Игорь принял мирные предложения, получил от греков богатые дары и «с честью» возвратил войско на родину. В 945 г. был заключен новый мирный договор. Он состоял из 14 пунктов и в основном повторял содержание договора 907 года, но в нем подробнее говорилось о границах влияния двух государств, о союзнических обязательствах и об условиях торговли. Греки побаивались русских купцов и допускали их в свою столицу только безоружными по 50 человек.

  В 945 году Игорь и погиб, прокняжив в Киеве 32 года. Причиной смерти князя явилось корыстолюбие его дружины. Собрав тяжелые подати с древлян, дружинники принялись грабить население. Мало того, отправив возы с добром в Киев, Игорь с частью дружины потребовал от данников дополнительных приношений. Дело кончилось тем, что возмущенные жители во главе с местным князем Малом убили Игоря п перебили киевских воинов.

  Повестью о гибели рюрикова сына летописцы открыли ряд сюжетов, близких по содержанию к приключенческому жанру. У Игоря и псковитянки Ольги был один юный наследник, Святослав. Он еще не вышел из отроческого возраста, и поэтому после 945 года государством правила Ольга. Овдовевшая княгиня жестоко отомстила древлянам за убийство мужа. Их вождь Мал захотел жениться на вдове, чтобы овладеть киевским престолом. Ольга дала притворное согласие, а сама приказала бросить присланных сватов в яму и похоронить их живыми. Второе посольство Мала она сожгла в бане, где гости парились после щедрого угощения. Казнив столь люто послов-сватов, княгиня направила в древлянскую столицу (г. Коростень в Житомирской обл.) гонцов с повелением: варите мед, чтобы «прежде второго брака совершить тризну на могиле первого супруга». Следом за гонцами она явилась к древлянам, спрятав военный отряд в засаде. Вместе с жителями справила поминки у могилы мужа, а потом дала знак своим дружинникам, и те перебили около пяти тысяч не ждавших нападения древлян.

  Начав месть хитростями, Ольга завершила ее открытой битвой. Древлянская рать потерпела поражение и бежала в Коростень. В городе жители оборонялись «отчаянно целое лето». Ольга велела передать осажденным, что из жалости к голодающим в крепости она снимает с них дань «кожами и мехами», а вместо этого требует легкую подать живыми птицами: по три воробья н по одному голубю с двора. Люди исполнили странную прихоть княгини, и вечером их улицы полыхнули пожарами. Киевляне привязали к птицам и подожгли труты с серой. Голуби и воробьи летели с огнем к своим гнездам в городе. После взятия Коростеня Ольга установила каждому древлянскому селению умеренные твердые налоги, а потом направилась в Новгород. Там наряду с установлением налогов она разделила обширные новгородские земли на волости и погосты, впервые очертив административные границы внутри страны. Можно предположить, что такие же границы она наметила и в южных владениях государства.

  В 955 г. Ольга посетила Царьград. Семья императора Константина VII приняла русскую княгиню приветливо и с подобающими торжествами, а константинопольский патриарх сам участвовал в обряде крещения Ольги, пожелавшей принять православную веру. Гостья из Киева и все сопровождавшие ее послы, купцы, переводчики вернулись домой с богатыми дарами. Государственную силу Руси признавали в то время не только греки. Киевские посольства побывали и у западноевропейских властителей. Уже никто не смотрел на Русь как на бесформенное скопление славянских племен. Европа увидела быстро крепнущую державу с твердой княжеской властью.

  В свете трудов русских историков вызывает удивление статья Д.С.Лихачева в
журнале "Новый мир" (1988,№ 6)о том, что до принятия христианства на землях Руси ничего достойного внимания и изучения не было. Дескать, наши древние предки жили под "угнетающим воздействием одиночества среди редконаселенных
лесов, болот и степей...Если говорить об условной дате начала русской культуры,
то я, по своему разумению, считал бы самой обыкновенной 988 год...Остальное -
лишь предполагаемые ценности". Кому в угоду высказываются подобные суждения?

  Святослав Игоревич после гибели отца формально считался киевским князем, но при жизни матери он мало вмешивался во внутренние дела государства. Ольга правила подданными, а ее сын с юных лет отдался военным походам. Первые боевые удачи пришли к Святославу на берегах Оки,  Дона и Волги. Он покорил вятичей, освободив их от затянувшейся хазарской зависимости, расширил восточные границы Руси и начал войну против хазарского хана. В решительной битве разбил его войско, разрушил его столицу Итиль, а в 965 г. взял город Саркел (развалины г. Белая Вежа на дне Цимлянского водохранилища). От Саркела Святослав пошел на юг и завоевал все хазарские владения на восточном берегу Азовского моря. Там образовалось подвластное Киеву княжество со столицей в городе Тмутаракань (станица Таманская Краснодарского края).

  Границы русского государства расширялись. Племенные названия славян и проживавших рядом с ними других народов начали заменяться «областными» по наименованиям главных городов. Соловьев отметил роль княжеских дружин при образовании территориальных уделов. Из состава дружины назначались наместники в города, дружинники исполняли административные поручения, ведали сбором и исполь-зованием дани. Вырастал аппарат управления и в столице и в центрах уделов. Родовые отношения в племенах и союзах постепенно вытеснялись отношениями сословными. Старейшины родов уже не противились княжеским начальникам. При Ольге и Святославе процесс образования сословий в государстве заметно ускорился.

  Боевой азарт Святослава не раз уводил его войско далеко за пределы Руси. За несколько пудов золота он взялся помочь византийскому императору в войне с болгарским царем и привел на Дунай 60 тысяч воинов. В сражении его бойцы легко «смяли неприятелей». Болгарский царь вскоре умер, а Святославу так понравились завоеванные места, что он не спешил возвращаться в Киев, «жил весело в болгарском Переяславце» (развалины у г. Преслав в Болгарии). В это время печенеги осадили Киев, где оставалась Ольга с внуками. Там оголодавшие жители уже собирались пустить врагов в город. Положение спас хитрый и мужественный воевода Претич. Его отряд смело пошел на ладьях по Днепру перед самым станом печенегов, оглашая берега звуками боевых труб. Претич назвал себя командиром передового дозора, за которым будто бы следует со всем войском сам Святослав. Этого было достаточно, чтобы кочевники поспешно скрылись в степях. Между тем посланные Ольгой гонцы сообщили Святославу об осаде Киева. Он вернул свое победное войско на родину и пошел искать печенегов, чтобы наказать их. В 968 г. князь-воитель разгромил и прогнал врагов «от пределов Руси и этой победой восстановил безопасность и тишину в Отечестве» (К.).

  В 969 г. умерла Ольга. Святослав после смерти матери надумал перенести столицу государства из Киева в болгарский Переяславец. Дунайские берега привлекали его удобством торговли с Византией, благодатным климатом и плодоносными садами. Оставив в Киеве сына Ярополка, поручив древлянское княжество сыну Олегу, а Новгород - сыну Владимиру, он пошел с войском в Болгарию.

  Семейный раздел государства положил начало   великим горестям Киевской Руси. Вместо единовластного государя страна получила трех по сути равноправных при жизни отца правителей. Мы не знаем родительницы Ярополка и Олега, а младший из братьев, Владимир, был рожден княжеской ключницей «именем Малуша, дочерью любчанина Малька». Малуша была уже не первой из тех женщин, что привнесли в династию Рюриковичей «местную» кровь. В помощь молодому новгородскому князю Святослав дал опытного воеводу Добрыню.

  Второй поход Святослава к Дунаю ожидаемых удач не принес. Князь взял Переяславец, «снова овладел царством Болгарским и хотел там навсегда остаться», но тут в ход событий вмешался византийский император, которому безопаснее было иметь возле своих границ слабую Болгарию, а не расширенную до Дуная Русь. Греки окружили русский лагерь стотысячным войском. Святослав обратился к своим воинам с речью: «Бегство не спасет нас, волею и неволею должны мы сразиться! Не посрамим отечества, но ляжем здесь костями: мертвым не стыдно!». В ожесточенной битве численное превосходство грекам не помогло, они побежали. В следующем году неравная война возобновилась. После нескольких битв Святослав остался почти без войска и заключил мир с Византией, отказавшись от мечтаний о Болгарии. С оставшимися в живых дружинниками он в 972 г. возвращался на ладьях домой — по Дунаю, прибрежному морю и Днепру. На Днепре дружину подстерегли печенеги. В схватке с ними Святослав погиб.

  «Характером своим пленяя воображение стихотворца, Святослав заслуживает укоризну историка» (К.)  Он поделил государство между сыновьями, и это принесло кровавые плоды сразу же после гибели отца. Ярополк захотел силой покорить брата Олега. В битве древлянская дружина побежала под натиском киевлян, а в суматохе отступления князь Олег «был раздавлен множеством людей и лошадей». Князь Владимир в Новгороде, узнав о смерти брата и властолюбивых устремлениях Ярополка, бежал из  своего удела. Ярополк посадил в новгородских землях своих наместников и года два считался единоправным властителем Руси. С его правления Киевское княжество стало называться Великим.

  Единовластие кончилось, когда Владимир вернулся в Новгород с сильной  дружиной. Он изгнал из своих владений киевских посадников и в дополнение к своей дружине начал создавать военные отряды из жителей обширного северного края.

  Укрепившись в Новгороде,  Владимир добыл себе жену. Полоцкими кривичами правил в то время князь, у которого была красавица-дочь Рогнеда, уже сосватанная за женатого киевского Ярополка (многоженство не считалось беззаконием). Владимиру же Рогнеда высокомерно заявила, что за сына рабыни, ключницы Малуши, она не пойдет. Тот «воспалился гневом», захватил Полоцк, убил отца и братьев Рогнеды, а ее взял себе женой насильно.

  В 980 г. Владимир Святославович повел свое войско к Днепру. Осадив Киев, он нашел среди окружения Ярополка угодливого предателя, который угрозой мнимого заговора уговорил великого князя покинуть столицу. Потом этот же предатель привел старшего брата к победителю-младшему. Явившегося с миром в княжеский терем Ярополка тут же «пронзили мечами». Киевляне признали Владимира великим князем.

  У убитого Ярополка осталась беременная жена из греческих монахинь. Новый государь взял ее себе в наложницы, а рожденного ею сына назвал Святополком и усыновил. Из этого младенца вырос потом властолюбивый негодяй, прозванный в народе Окаянным.

  Из трех наследников завоевателя Святослава жить остался один, «побочный» Владимир. Начатое было дробление Руси остановилось. Карамзин оправдывал Владимира за призвание карателей, за расправу с семьей Рогнеды и за убийство Ярополка суровыми языческими нравами: «Владимир с помощью злодеяний овладел государством, но скоро доказал, что он родился быть государем великим».

  На киевском престоле Владимир продолжил расширение просторов государства. В 992 году он вернул под свою власть завоеванные в Галиции еще Олегом, но при Ярополке захваченные поляками так называемые «червенские города» - Червен (с. Чермно в Польше), Перемышль (г. Пшемысль в Польше), Луцк, Звенигород галицкий и другие. Силой было сломлено сопротивление непокорных вятичей на Оке. По примеру вятичей пытались объявить себя независимыми от Киева радимичи. Их усмирили только после большой кровопролитной битвы. Знаменателен поход Владимира в Прибалтику, где он «распространил свое влияние до самого Балтийского моря». Его воеводы и чиновники начали собирать дань на землях от Курляндии (зап. часть Литвы) до Финского залива.

  Тюркоязычные болгары после отступления от хазар к северу сохранили за собой большую территорию на Волге и Каме. В X веке они славились купеческими богатствами и высоким достатком хозяйственных дворов. Владимир нацелил свои мечи на этот край. В сражении он легко победил волжско-камских болгар, но его наставник воевода Добрыня увидел на побежденных воинах кожаные сапоги и посоветовал государю: «Они не захотят быть нашими данниками, пойдем лучше искать лапотников». Грабежи и насилия над мирными жителями были запрещены. Владимир заключил с болгарами мир и вернулся в Киев не с военной добычей, а с обильными дружескими дарами.

  Летописцы назвали Владимира Великим, а церковь причислила его к святым. И в наше время его чаще славят не за укрепление государства, а за внедрение христианства в русских землях. В первые годы киевского княжения он «изъявлял отменное усердие к богам языческим». В жертву идолам приносились не только животные, а в некоторых случаях и люди. Так, чтимые церковью святые Федор и Иван были убиты в знак благодарности мнимым богам за победы великокняжеского войска в Прибалтике. «Увенчанный победою и славою, Владимир хотел принести благодарность идолам и кровью человеческой обагрить алтари» (К.).

  Прежде, чем избрать православие, государь-язычник приглядывался и к другим вероисповеданиям. Ислам он отверг потому, что «обрезание казалось ему ненавистным обрядом, а запрещение пить вино уставом безрассудным». Католическим послам заявил: «Отцы наши не принимали веры от папы!». Иудеев спросил, где их отечество, а когда те объяснили, что «бог во гневе своем расточил их по разным землям», он возмутился: «И вы, наказанные богом, дерзаете учить других?». Владимиру пришлась по душе византийская форма христианства с ее церковным великолепием и красивыми обрядами.

  В 988 году Владимир пришел на судах с сильным войском к греческому Корсуню (Херсону) в Крыму, взял город и направил в Константинополь послов с требованием к братьям-императорам Василию и Константину выдать за него замуж их сестру Анну. В случае отказа великий князь пригрозил грекам походом на византийскую столицу. Императоры согласились отдать сестру, но выдвинули свое условие: русский государь до венчания с Анной должен принять крещение. Анну доставили в Корсунь. Местный митрополит крестил Владимира и обвенчал его с греческой царевной. Анна стала киевской княгиней, потеснив в сердце супруга полоцкую Рогнеду и вдову Ярополка.

  Владимир вернулся в Киев вместе с корсуньскими священниками и сразу же повелел уничтожить языческое святилище. Изображения славянских богов были «одни изрублены, другие сожжены». «Народ не смел защитить своих мнимых богов и проливал слезы» (К.). На другой день государь приказал объявить, «чтобы все люди русские, вельможи и рабы, бедные и богатые», шли креститься. Собравшиеся толпы киевлян вошли в Днепр, и священники провели обряд массового крещения. Приобщение жителей к новой вере таким же принудительным способом было проведено и в других городах.

Восхищаясь деяниями Владимира Великого, историки оставались верными летописной правде. Карамзин отметил, что «Владимирова набожность не препятствовала ему утопать в наслаждениях чувственных». Имея от Рогнеды шестерых детей, он «законно женился еще на трех женщинах». Кроме жен он имел в разных местах сотни наложниц. «Всякая прелестная жена и девица страшились его любострастного взора: он презирал святость брачных союзов и невинности» (К.). Рогнеда родила сыновей Изяслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода и трех дочерей. Три последующие жены родили Вышеслава, Святослава, еще одного Мстислава, Бориса и Глеба. При государевой семье вырос и усыновленный Святополк. Кроме перечисленных летописи упомянули еще трех Владимировичей: Станислава, Позвизда и Судислава. Князья плодились, как кролики!

  Благодаря военным успехам Святослава Игоревича и Владимира Святославича «к началу XI века все племена восточных славян были приведены под руку киевского князя» (Кл.). Своих сыновей Владимир посадил на уделы. Новгород отдал Вышеславу, Полоцк - Изяславу, Ростов - Ярославу, Муром - Глебу, Коростень - Святославу, Владимир-Волынский - Всеволоду, Тмутаракань - Мстиславу старшему, Туров (пос. в Гомельской обл.) - усыновленному Святополку. Вышеслав вскоре умер, и Новгород получил Ярослав, а Ростов достался Борису. Одно перечисление уделов показывает, сколь обширно было Киевское государство при Владимире Великом.

  Горькая ошибка отца, незабытая еще кровь убитых братьев заставили Владимира ограничить властные права своих сыновей. Он объявил их не владетелями, а всего лишь киевскими наместниками в уделах. Государь надеялся, что и после его смерти сыновья сохранят установленный им порядок, будут послушны киевскому великому князю. Государство рассматривалось при Владимире как собственность всего рода Рюриковичей и не делилось на части между родственниками.

  Все время княжения Владимир неустанно хлопотал об укреплении внешних границ и о внутренней прочности государства. Чтобы сдерживать натиски печенегов, он строил города-крепости по рекам Десне, Остеру (лев. Десны), Трубежу (лев. Днепра), Стугне (пр. Днепра). Туда переселяли семьи новгородских, верхневолжских, приокских и других жителей. Великокняжеские посадники и чиновники закладывали основы «гражданства» в русских селениях. Все заметнее становились отличия одних сословий от других. Владимир ввел в действие «полезные уставы земские», определил полномочия «военных управителей» в городах, усилил собственную «торгово-оборонительную вооруженную дружину». Он учредил училища, где наставниками были не только священники, а и художники, строители, мастера различных ремесел.

  Мирным занятиям киевского двора часто мешали набеги кочевников. Владимир собрал большое войско и выступил против разорителей. Решающая битва началась на берегу Трубежа поединком между русским богатырем и великаном-печенегом. Богатырь одолел врага и «мертвого ударил о землю». В битву с победными криками вступило все киевское войско, «устрашенные печенеги» обратились в бетгство. Через два года орда кочевников была разбита в крупном сражении у Василева (г. Васильков в Киевской обл.). В честь этой победы государь приказал «сварить триста варь меду и восемь дней праздновал с боярами», а после возвращения в Киев устроил праздник «не только вельможам, но и всему народу». Любил князь Владимир веселую гульбу вместе с подданными! В третий раз печенеги были разбиты и решительными ударами отогнаны от русских границ в степи с участием новгородских и приокских ратей. После этого в летописях не упоминалось о печенегах до 1015 года.

Владимиру пришлось воевать и с норвежцами, которые захватили южные берега Ладожского озера, взяли крепость Ладогу и собирали дань в новгородских волостях. Война закончилась изгнанием захватчиков.

  А незадолго до своей смерти прославленный победами государь едва не начал войну со своим сыном, Ярославом новгородским. Еще при жизни он успел увидеть, как «властолюбие вооружает не только брата на брата, но и сына против отца». Ярослав заявил о своей независимости от Киева и перестал отдавать отцу установленные подати. Владимир не смог вразумить его по-доброму и начал готовить поход на ослушника, а Ярослав призвал отряды  варягов и вознамерился поднять меч на родителя. Государственная и семейная драма не разыгралась лишь потому, что великий князь «от горести занемог тяжелой болезнью».
О вражде отца с сыном и о болезни Владимира узнали печенеги. Они тут же устремились к русским границам. Отражать нападения кочевников государь поручил сыну Борису. Поднятые Борисом ополчения остановили вражеские орды, но пока он воевал, его отец скончался.

  1015 год оказался одним из самых роковых для Древней Руси. Готовая вспыхнуть между Киевом и Новгородом война. Опасность печенежского нашествия. Оставленный без провозглашенного наследника великокняжеский престол. И в этом же году страна была потрясена злодействами князя Святополка.


Беседа 3. Святополк Окаянный. Поражения и победы Ярослава Мудрого. 800 ослепленных. Европейская родня Ярослава. Кожаные деньги. Рабы, закупы и смерды. «Русская правда».

  Святополка не любили ни народ, ни бояре, ни родственники. Когда Владимир 1 умер, его приемный сын созвал киевлян на вече и выбросил для раздачи горожанам «множество сокровищ из казны Владимировой». Золото и серебро - верное средство для успокоения толпы! Святополк объявил себя государем. Зная о народных симпатиях к князю Борису, он решил избавиться от соперника. Подосланные самозванцем наемные убийцы прокрались ночью в походный стан Бориса на берегу реки Альты около Переяслава и ударом копья смертельно ранили укротителя печенегов. Когда умирающего князя доставили в Киев, Святополк, «узнав, что брат его еще дышит, велел двум варягам довершить злодеяние: один из них вонзил меч в сердце умирающему» (К.).

  Одного братоубийства коварному властолюбцу показалось мало. Он выманил из Мурома князя Глеба, того подстерегли на Днепре возле Смоленска и тоже убили. Святослав древлянский пытался убежать от гибели в Венгрию, но его настигли и убили в карпатских предгорьях. Так, перешагнув через три трупа Владимировых сыновей, Святополк утвердился на великокняжеском престоле. Как заметил Соловьев, этот хищник действовал по примеру «старших князей» в Богемии (Чехии) и Польше. Там родственных соперников убивали в борьбе за власть очень часто.
Когда Святополк расправлялся с братьями на юге, в Новгороде нанятые Ярославом для войны с отцом варяги «ежедневно оскорбляли мирных граждан и целомудрие жен их». Новгородцы взялись за оружие и перебили часть обнаглевших наемников. Разгневанный Ярослав позвал к себе во дворец вождей мятежа и «вероломно» предал их смерти». Это вызвало новую бурю возмущений в городе. И тут князь узнал о гибели своих братьев. Ему пришлось гасить свой гнев на мятежников. Волнения удалось остановить княжеским покаянием, уговорами толпы на вече и щедрыми раздачами ценностей. Ярослав начал готовить месть Святополку.

  В 1016 г. новгородское войско из «40 тысяч россиян и тысячи варягов» направилось к Киеву. Святополк взял в союзники орду печенегов и пошел навстречу Ярославу. Противники встретились на разных берегах Днепра у Любеча. Их разделяла холодная осенняя вода. Первым решился на битву Ярослав. Темной ночью его воины без шума переправились через реку и по велению князя тут же оттолкнули лодки от берега, чтобы ни у кого не появилось соблазна убегать от врагов. Для отличия в темноте своих от чужих новгородцы обвязали головы белой тканью. Внезапность нападения решила исход битвы. Ярослав вошел в Киев победителем, а Святополк бежал к польскому королю Болеславу, на дочери которого он был женат.

  Ярослав недооценил дружбы своего врага с поляками. Кроме желания вернуть зятя в Киев у Болеслава  была еще и другая цель - снова отобрать у Руси червенские города. В 1018 г. в сражении на берегах Буга польский король, армия которого была усилена немецкими и венгерскими наемниками, разбил русскую рать. Ярослав с телохранителями ускакал от Буга и со стыдом вернулся в Новгород. Оставленные без защиты русские города «не смели противиться» полякам. Сопротивление оказал только Киев, но и там, не выдержав в осаде голода, жители открыли крепостные ворота Болеславу и Святополку. Проклинаемый населением братоубийца стал «подручником иноземного государя, а поляки начали обращаться с киевлянами, как господа с рабами» (Кст.).

  Со временем Святополк и тестю своему ответил за помощь не благодарностью, а коварством. Он надумал избавиться от родственной опеки, и его дружинники начали убивать рассредоточенных на кормление поляков. Король, изумленный предательством, захватил часть киевских сокровищ и покинул пределы Руси.
Без поддержки иноземцев Святополку сохранить за собой престол не удалось. В 1019 г. боевые колонны Ярослава опять пошли к Киеву. Почти все русские князья возненавидели польского ставленника, поэтому он теперь позвал на помощь печенегов. Те обрадовались случаю пограбить страну под водительством ее государя. Сражение русских дружин с огромным войском кочевников разгорелось «упорное и жестокое, никогда не бывало подобного в нашем отечестве» (К.). Битва продолжалась с раннего утра до позднего вечера. Поле покрылось трупами. К ночи воины Ярослава одолели печенегов, а Святополку и тут удалось бежать от возмездия соплеменников. Он нашел пристанище в Богемии, где и «кончил гнусную жизнь свою». Судьба наказала негодяя лишением рассудка: тени убитых братьев следовали за ним и ночью и днем.

  Ярослав Владимирович вторично и теперь прочно утвердился в Киеве. Народ принял его с радостью как победителя над печенегами и нечестивым Святополком. Однако покою страны скоро начали мешать внутренние распри. Многочисленные родственники государя, раньше наблюдавшие борьбу за Киев со стороны, и теперь хотели остаться в стороне от великокняжеской власти, «спесивились» перед победителем, не повиновались ему.

  Великому князю пришлось поднимать полки, чтобы усмирить своего племянника, Брячислава полоцкого, который разграбил Новгород и увел в плен сотни новгородцев. В неурожайном 1024 году киевская дружина подавила вызванный голодом мятеж в Суздале (г. во Владимирской обл.). В этом же году Мстислав тмутараканский пришел с войском, чтобы отобрать у брата великокняжеский престол. Взять Киев ему не удалось, тогда он захватил Чернигов. Ярослав усилил свое войско новгородскими ополченцами и пошел на Мстислава. В битве за Чернигов победил тмутараканский князь, но, помня жалкую участь Святополка и опасаясь народных проклятий, он предложил ушедшему в Новгород Ярославу мирные переговоры.
 
  Братья-соперники встретились в Городце под Киевом и полюбовно договорились о разделе государства по Днепру. За великим князем осталась западная часть с Киевом, Мстислав стал повелителем восточной части с Черниговом. Внутриусобные схватки на время прекратились.
 
  Борьба за Киев и несогласия в потомстве крестителя Руси привели к тому, что жители прибалтийских земель перестали платить дань русским князьям. Ярослав в 1030 г. повел войско в Прибалтику. Вторично покорив область к западу от Чудского озера, он заложил город Юрьев (с XIII в. - Дерпт, в 1893-1919 годах - Юрьев, а с 1919 г. - Тарту в Эстонии). В наших беседах мы вспомним этот город еще много раз. Мечом были снова возвращены Руси и червенские города, захваченные поляками при Святополке.

  После смерти Мстислава черниговского в 1036 г. договор о разделе страны по Днепру потерял силу. Ярослав остался правителем огромного государства. Никто из его родственников уже не посягал на киевский престол. Казалось, Русь наконец-то сплотилась в единую державу с сильным властителем. Но Ярослава не научил горький опыт деда и отца. Он отдал Новгород сыну Владимиру, едва тому исполнилось 16 лет. Будто забыл, как сам норовил превратиться из наместника во владетеля и как готовился к походу на родителя с берегов Волхова! Будто не видел, как многочисленные Рюриковичи в больших и малых уделах дробили государство на плохо сшитые между собою куски.

  Юного Владимира отец повез пристраивать в Новгороде сам. И как только он уехал, к Киеву подступили печенеги. Узнав об этом, Ярослав собрал рати Новгородского и других княжеств и повел их к осажденной столице. Перед битвой он расставил свои силы так, чтобы отрезать врагам пути к бегству. Немногим печенегам удалось вырваться из кровавой дуги, почти все они «легли на месте». Так накопивший боевой опыт Ярослав «сокрушил одним ударом силу лютейшего из врагов своих». После поражения под Киевом печенеги уже не осмеливались нападать на русские города, если их не звали для этого русские же князья.

  В 1043 г. нарушился мир с Византией. Там при каком-то скандале убили русского вельможу, и Ярослав решил наказать греков. К Константинополю направилось войско во главе с Владимиром новгородским и воеводой Вышатой. Встревоженный император обратился к Владимиру с предложением о мирных переговорах, но молодой и высокомерный князь не остановил полки. Поход кончился трагически. Флот был уничтожен то ли греками, то ли штормом (летопись упирает больше на стихию). На суше войско было разбито,  Вышата и 800 русских воинов оказались в плену и по приказу императора все были ослеплены. Единственной удачей этого несчастного похода явилось сражение остатков флота с греческим легионом, который преследовал русских на 24 галерах. В одном заливе легионеров окружили, большую часть перебили, а плененных доставили в Киев. Через три года между Византией и Русью был заключен мир. После этого наши предки никогда больше не воевали с православными греками.

  Могущество свое Ярослав, названный в летописях Мудрым, держал не только мечом, но и разумной дипломатией. В его внешней политике немалую роль играли межгосударственные родственные связи. Сам он был женат на дочери шведского короля. Польский король Казимир 1 взял в жены сестру Ярослава, а Ярославов сын Изяслав женился на сестре Казимира. Дочь великого князя вышла замуж за принца, который потом стал королем Норвегии. Другую дочь взял женой французский король Генрих 1. Третья дочь стала женой венгерского короля Андрея 1. Посольские связи с европейскими дворами, подкрепленные сетью родственных уз, позволяли решать многие территориальные, торговые и другие споры без военных столкновений. Киевская Русь в своем государственном и общественном развитии шла в ногу с окружающим миром.

  Умер Ярослав в 1054 году. Перед смертью он дал наказ своим сыновьям; повиноваться старшему брату на киевском престоле и не допускать междоусобиц, бедственных и для государства и для самих князей. Старшему сыну, Изяславу, он оставил Киев и одновременно княжение в Новгороде (Владимир к этому времени скончался). Другой сын, Святослав, получил Чернигов с Рязанью, Муромом, приокскими вятичами и с отдаленной Тмутараканью. Сыну Всеволоду достались Переяслав на юге и Ростов, Суздаль, Белозерск на северо-востоке. Сын Вячеслав стал князем большого Смоленского удела. Младший сын Игорь уже после смерти отца получил от Изяслава Волынь.

  Если вспомнить уделы сыновей Владимира Великого, мы увидим, что теперь крупных княжеств стало числом меньше, а размеры их выросли. Но внутри этих больших, порой территориально разорванных уделов расплодились уделы мелкие, в которых считали себя хозяевами неисчислимые потомки многодетного крестителя Руси. Не все они смирились с новыми внутренними границами.

  Умели наши предки оценить правителя одним словом! Олег вошел в историю Вещим (предвидящим), Ольга - Хитрою, Святослав - Храбрым, Владимир I - Великим, Ярослав I -Мудрым. Какой же была Русь при этом мудром государе?
При Ярославе «территория, на которой сосредоточилась главная масса русского населения, тянулась длинной и довольно узкой полосой по среднему и верхнему Днепру с его притоками и далее на север через водораздел до устья Волхова» (Кл.). Наряду с «главной массой» множество восточных славян обитало в стороне от днепровских и волховских земель. Они платили Киеву дань, при нужде поставляли великому князю ратников, но в силу удаленности от основных торговых путей их меньше заботили дела государевой столицы и Новгорода.

  Хозяйственная жизнь славянских сообществ зависела в первую очередь от природных условий мест обитания. Почти во всех «ботанических поясах» Древней Руси было распространено хлебопашество. В некоторых местах больше выгод приносило скотоводство. В лесных областях развивалось звероловство и производство мехов. Реки и озера давали населению достаточно рыбы. Серьезным подспорьем для хозяйств являлось бортничество - сбор меда диких пчел и домашнее пчеловодство. В городах всегда можно было найти искусных кузнецов, оружейников, гончаров, скорняков, ткачей, портных, плотников, печников и других ремесленников.

  Большое место в жизни славян занимала торговля - местная, межудельная и иноземная. Наряду с обменом товарами и продуктами образовалась и система продаж за деньги. Пока не было монет, своеобразной «валютой» служили меха и шкуры животных. Поскольку вывозить на торги целые шкуры было несподручно, их заменяли клеймеными лоскутами кожи, кунами. Со временем в оборот вошли серебро и золото в слитках, а также монеты тех стран, где бывали русские торговцы. В XII веке основной мерой ценности на рынках стала гривна - удлиненный слиток серебра определенного веса. Торговые пошлины, дань с подвластных земель и военная добыча пополняли богатства князей и боярской знати. Строились роскошные терема, красивые церкви, закупались дорогие ткани, изделия ювелиров, заморские вина и лакомства. Княжеской казной кормились придворные вельможи, военная дружина, чиновники, прислуга. Когда не было войн, в урожайные годы не бедствовал и простой народ - все необходимое для жизни давали людской труд, дары земли и леса, другие природные богатства.

  Классического рабства, как в древних Египте, Греции, Риме, у славян не было. Однако Соловьев отметил, что «главным предметом торговли руссов были невольники». Об этом же писал и Ключевский: «Экономическое благосостояние Киевской Руси XI и XII веков держалось на рабовладении. К половине XII века рабовладение достигло там громадных размеров. Уже в X-XI веках челядь составляла главную статью русского вывоза на черноморские и волжско-каспийские рынки. Русский купец того времени неизменно являлся с главным своим товаром, с челядью». Так что золото и серебро, которое стекалось в Русь, оплачивалось не только пушниной, воском, пенькой, а и привозимыми на рынки рабами. В продажу чаще шли захваченные в войнах пленники, но господа продавали и собственных холопов (челядь).

  В княжеских, боярских, других хозяйствах трудились и относительно вольные работники - закупы. За полученную от хозяина ссуду или за кормление по договору они рассчитывались работой. Закупы при самовольном уходе от господина раньше договорного срока и за некоторые проступки могли быть обращены в рабов. В Руси жило много и вовсе свободных земледельцев - смердов. Смерды составляли основную массу населения страны. Они селились общинами на княжеских землях, платили за пашню, луга и пастбища установленную подать и порой сами приобретали рабов.

  Государственный порядок в Киевской Руси держался княжеской властью - вооруженными дружинами, повелениями наместников, воевод и чиновников. Большую роль играли древние обычаи, а с принятием христианства и церковные установки. Во многих местах важные общественные вопросы по-прежнему решались на вечах.
Писаных общерусских законов страна до Ярослава Мудрого почти не знала. Уставы Олега, Владимира Великого и других князей касались отдельных правовых тем. Первое собрание гражданских законов Руси составил Ярослав. Он назвал свой труд «Русской правдой». Карамзин и Соловьев воспроизвели и разъяснили все 37 статей этого юридического сборника. Ключевский тоже посвятил «Русской правде» немало страниц. Я приведу отдельные выдержки из законов Ярослава.

— Кто убьет человека, тому родственники убитого мстят за смерть смертью, а когда не будет мстителей, то с убийцы взыскивать деньги в казну: за голову боярина княжеского или граждан именитых - 80 гривен... за всякого свободного человека - 40 гривен... За раба нет виры, но кто убил его безвинно, должен платить господину цену убитого. (Вира - штраф в казну.)
—Если кто убьет человека в ссоре или пьянстве и скроется, то округа, где совершилось убийство, платит за него пеню.
—Если господин в пьянстве и без вины телесно накажет закупа, то платит ему как свободному.
—Всякий имеет право убить ночного вора, а кто продержит его связанным до света, тот обязан идти с ним на княжеский двор. За кражу коня вор теряет волю и собственность.
—Зажигатель гумна и дома выдается головой князю со всем имением, из которого возмещается убыток хозяину гумна и дома.
—Кто, не спросив у хозяина, сядет на чужого коня, тот платит 3 гривны. (3 гривны — средняя стоимость одного коня.)

С точными цифрами штрафов в «Русской правде» перечислены и многие другие преступления. Указан порядок разрешения споров о денежных и товарных долгах. Определены наказания за укрытие беглых холопов, за обман иностранных купцов, за утрату чужих ценностей. Подробно сказано о наказаниях за кражу хлеба, скота, оружия, лодок, одежды. Руководство правосудием осуществлялось великим князем и удельными князьями. Судебная власть на местах поручалась специальным чиновникам - «вирникам». Заметим, что уже при сыновьях Ярослава месть за убийство убийством была запрещена, убийц стали наказывать «платежом вир».


Беседа 4. Половцы. Владимир Мономах. Княжеский съезд.
Общерусское Отечество. Победы объединенных ополчений. Отношения Мономаха с Европой.

  Родовое дерево Владимира Великого, умноженное потомками Ярослава Мудрого, разрослось столь широко, что уследить за его ветвями, охватившими все русские уделы, весьма сложно. Мы этим заниматься не будем.

  Лет 10 после смерти Ярослава его сыновья исполняли отцовский наказ, держали мир между собой и поднимали меч только на внешних врагов. Такими врагами стали половцы. Они обитали раньше в прикаспийских областях, потом перекочевали к берегам Черного моря, вытеснили оттуда печенегов и заняли широкой полосой территорию от Волги до Днестра. Их первый набег на русские селения в 1056 г. отбил Всеволод переяславский, но в 1061 г. вражеская орда явилась снова и опустошила окрестности Переяслава. С этого времени Киевская Русь жила под постоянной угрозой половецких вторжений.

  Межудельные схватки возродил сын покойного Владимира новгородского, Ростислав, не получивший отцовского престола. Он набрал дружину, пошел с ней в Тмутаракань и выгнал оттуда верного Киеву князя Глеба. В 1067 г. смуту продолжил Всеслав полоцкий. Этот ворвался с дружиной в Новгород, разграбил Софийскую церковь и увел в свой удел множество пленников. Возмущенные братья Ярославичи во главе с великим князем Изяславом разбили полоцких захватчиков в ожесточенном сражении на берегу Немана, а самого Всеслава заключили под стражу в Киеве.

  Едва победители отвели свои рати от Немана, как получили сокрушительный удар от пришедших к берегам Альты половцев. В разыгравшейся ночной битве князья не могли остановить своих побежавших воинов и сами ускакали от врагов. Изяслав и Всеволод Ярославичи явились в Киев, а их брат Святослав бежал в свой Чернигов.
После разгрома русского войска половцы безнаказанно грабили селения, уводили в рабство жителей. Хозяйственная жизнь южных областей рушилась.
  В 1068 г. в Киеве вспыхнуло восстание. Мятежники напали на дом «главного воеводы», силой открыли тюрьму, освободили Всеслава полоцкого и провозгласили его государем. Изяслав и Всеволод «в ужасе бежали из столицы». Низложенный великий князь ушел в Польщу и весной 1069 г. вернулся в Киев с королем Болеславом II и польским войском. Повторился дурной пример Святополка Окаянного. Всеслав бежал от поляков в свой Полоцк. Изяслав начал войну с ним, но тут против иноземных гарнизонов, размещенных на кормление, выступил народ. Жители, «ненавидя поляков, тайно убивали их, и король, устрашенный этой народной местью» (К.), ушел с войском на родину.

  Мы подошли к такому периоду в истории Киевской Руси, о котором не хочется рассказывать подробно. Если события от Рюрика до Ярослава Мудрого укладываются в памяти легко, то с Изяслава I летописи ввергают нас в хаотический водоворот бесконечных княжеских распрей. Схожесть чередующихся насилий, множество родственных друг другу противников, разбросанность военных схваток по просторам Руси - все это напоминает вереницу надоевших кинобоевиков с одинаково кровавыми сюжетами. Но нельзя и равнодушно пройти мимо бедствий, испытанных нашими предками в этот тяжкий для страны период.

  Пока Изяслав I воевал с Всеславом полоцким, орды кочевников беспрепятственно жгли селения уже на берегах Десны. Братья великого князя обвинили его в тайном сговоре с половцами. Святослав черниговский и Всеволод переяславский в 1071 г. начали войну со старшим братом и выгнали его из Киева. Тот успел прихватить с собой сокровища казны и ушел за границу. Он искал помощи у польского короля, германского императора, папы римского, но его беготня по Европе ничего не меняла в Киеве, пока там не умер Святослав. После этого изгнанник опять привел на Днепр польское войско. Всеволод не стал сопротивляться, братья помирились. Изяслав в третий раз занял киевский престол. Всеволод получил Чернигов, а его сын Владимир Мономах стал княжить в Смоленске.

  Сколько раз сыновья обещали отцам блюсти их заветы! Сколько давалось клятв с целованием креста! Сколько произносилось жарких речей о мире и согласии при княжеских застольях! Увы, тишина в русские земли не приходила. Лилась людская кровь, горели дома и гумна, вытаптывались поля, губился скот.

  Князь Олег, сын умершего в Киеве Святослава, не захотел оставаться безудельным прихлебателем у дяди Всеволода в Чернигове. Он отправился в Тмутаракань, а потом привел к Десне половцев и силой захватил Чернигов. Изяславу, Всеволоду и Мономаху пришлось отвоевывать потерю ожесточенной битвой. В этой битве великий князь был убит. Олег бежал от победителей в Тмутаракань. Этот склочный и авантюрный князь дал родовому дереву Рюриковичей весьма колючую ветвь, которая долго сеяла вражду в государстве.

  Место погибшего Изяслава I занял в 1078 г. Всеволод Ярославич. Чернигов он оставил сыну, прозванному Мономахом (единоборцем) еще в детстве. По матери он приходился внуком византийскому императору Константину Мономаху.
При Всеволоде войны между родственниками не утихли. Сотни и тысячи жизней приносились в жертву княжескому властолюбию и неутолимой жадности удельного боярства. Шла резня в Тмутаракани. Полоцкий князь сжег Смоленск. В ответ Владимир Мономах прошел с огнем и мечом по землям Всеслава, взял Минск, захватил там «всех рабов и скот». Дрались между собой удельные князья Волынского края. Горькие вести о враждующих родичах шли в Киев со всей Руси.

  Всеволод I скончался в 1093 г., оставив о себе память правителя слабовольного, «обремененного летами и недугами». Военными делами руководил при нем Мономах. Он покорил обитавших южнее Переяслава торков (остатки тюркских кочевых племен - печенеги, торки, берендеи - получили общее название: «черные клобуки»), дважды усмирял мятежи вятичей, не раз прогонял от Днепра и Десны половецкие ватаги. Казалось бы, ему и следовало занять киевский престол, но Мономах, соблюдая сложившийся обычай, уступил великое княжение сыну Изяслава I, Святополку новгородскому, а сам остался в Чернигове.

Святополк II показал себя правителем слабым и безрассудным. Половцы пришли к нему с предложениями о мирном соседстве, а он посадил послов в темницу и получил в ответ яростное нашествие кочевников. На помощь киевлянам пришел Мономах, однако в битве на берегу Стугны 20 мая 1093 г. русское войско потерпело первое поражение, а 23 июля, уже под стенами Киева, половцы одержали еще одну победу. Разграбив селения и захватив толпы пленных, победители ушли к своим станам.

  На арене междоусобиц снова появился Олег Святославович. В 1094 г. он, как и шесть лет назад, привел к Чернигову отряды половцев. Владимир Мономах не захотел очередных кровопролитий. По договоренности с коварным родственником он отдал город без боя, а сам с семьей и дружиной ушел в Переяслав. Половцы при попустительстве Олега вознаграждали себя за поход грабежами и разбоями. Карамзин привел строки летописи об этих годах: «Города опустели, в селах пылают церкви, дома, житницы и гумна. Жители издыхают под острием меча или трепещут, ожидая смерти. Пленники, заключенные в узы, идут наги и босы в отдаленную страну».

  Некоторую передышку от половецких набегов Русь получила после 1095 г., когда Святополк II и Мономах собрали сильные полки и пошли с ними в степи. Там не ждали нападения, к защите не готовились, и люди в страхе разбегались от своих стойбищ. Русские воеводы захватили много скота, коней, верблюдов, взяли тысячи пленных и освободили от рабства своих соотечественников. Но и после этого победного похода продолжились княжеские схватки за передел господства над уделами в смоленских, новгородских, муромских и других землях.

  Святополк с Мономахом задумали созвать княжеский съезд, чтобы решить все внутренние споры не оружием, а мирными согласиями. Доброму замыслу помешал Олег черниговский. Он отказался от участия в съезде и не мешал половецким опустошителям, которые возобновили разбойные набеги. Киевляне и переяславцы пошли на Олега с полками, прогнали его из Чернигова и оттеснили половцев в степи. Олег с прихваченными ценностями ушел в Рязань, набрал там дружину наемников и захватил с ней Муром, Суздаль и Ростов. В это же время свежая половецкая орда выжгла предместья Киева. Были перебиты монахи в Киево-Печерской лавре, растащены все ценности из окрестных церквей. Жителям едва удалось отстоять от штурмов и разорения саму столицу. В такой обстановке главную роль в спасении государства взял на себя Владимир Мономах.

  В 1097 г. княжеский съезд все-таки состоялся. Созванные в Любеч князья сидели на одном большом ковре, что должно было символизировать их единство. Управлял съездом не столько великий князь, сколько Мономах. Князья признали, что Русь гибнет от несогласий, что всем им надо «соединиться душой и сердцем и унять внешних разбойников». Целуя крест, каждый давал присягу: «Да будет земля русская общим для нас отечеством, а кто восстанет на брата, на того мы все восстанем!» (К.).

  На съезде в Любече громко и торжественно было сказано о единстве всех русских земель - общем для всех уделов Отечестве. Эту патриотическую установку с радостью восприняли и разумные князья с их окружением, и военные дружины, и население страны. Вести о княжеском съезде пробуждали у людей гордость просторами и величием Руси, сплачивали народ огромного государства в одну силу.
Представления об «общем Отечестве» положили начало общерусскому патриотизму. Эти представления несли в людские умы простую и ясную мысль: твоя родина - не только волость или княжеский удел, а вся Русь! Общерусские патриотические мотивы отчетливо звучали уже в «Повести временных лет» - первом своде русских летописей, составленном монахом Киево-Печерского монастыря Нестором в 20-х годах XII века. Эти же мотивы донесли до нас старинные былины о русских богатырях, оберегавших Русь от недругов.

  Любечский съезд мирно поделил страну на новые уделы. Великое княжение в Киеве осталось за Святополком II. Князья получили: Владимир Мономах - Переяслав, Смоленск, Ростов, Суздаль, Белозерск; скандальный Олег и его братья - Чернигов, Рязань, Муром; Давид - Владимир с Волынью; Володарь - Перемышль; Василек - Теребовль (г. в Тернопольской обл.). В Новгороде, Пскове и ряде других городов остались прежние правители. Тут появились новые, незнакомые читателю имена князей. Все они были потомками Владимира Великого.

  Княжеский союз оказался непрочным. Подстрекателем новых раздоров стал Давид волынский. Он оклеветал Василька теребовльского. Того заманили в Киев и там по приказу Святополка ослепили. Давид увез несчастного Василька в свой удел и посадил его в темницу. Мономах, узнав о таком злодействе, призвал князей-единомышленников к военному походу на Киев. Осаду столицы остановил митрополит. Под нажимом князей Святополк обязался наказать клеветника, пошел с войском на Давида и отобрал у него Волынь. Тот бежал в Польшу. Начались многолетние сражения за земли Волынского княжества. В них кроме враждующих русских князей участвовали польские, венгерские и половецкие наемники.

  При глуповатом Святополке II государство больше держалось не властью киевского двора, а мудростью Владимира Мономаха. Он «сделался душою всей Русской земли, около него вращались все ее политические события» (Кст.).

  Весной 1101 г. Мономах собрал силы князей в единое войско для большого похода против половцев. Ополчения Киева, Переяслава, Смоленска, Ростова, Суздаля, Белозерска, Рязани, Мурома, Полоцка сосредоточились у острова Хортица на берегах Днепра. Сплоченное желанием избавить Русь от кочевых разорителей, войско Мономаха четыре дня шло степями до сближения с врагом. Уничтожив передовой отряд половцев, русские рати дружным натиском смяли и их основные, выстроенные для сражения силы. По словам летописца, «многочисленные полки варваров казались на обширной степи дремучим необозримым бором», но «смятые первым ударом наших, они бежали во все стороны. Никогда еще русские князья не одерживали такой знаменитой победы над варварами» (К.).

  Общерусская победа 1101 года избавила страну на несколько лет от половецких набегов, но и она не принесла народу внутреннего спокойствия. Завязались княжеские войны за Полоцк и Минск, кровь ратников проливалась и в других местах. Земля русская оставалась «станом воинским, и звук оружия не давал успокоиться ее жителям».

  Через несколько лет оправились после разгрома и половцы. В 1107 г. их нашествие пришлось отражать объединенными силами участников победного степного сражения и ополчений Чернигова и Новгорода. Вооруженные массы людей опять столкнулись огромные! Под Лубнами (г. в Полтавской обл.) Мономах сумел скрытно подвести объединенное войско к берегам Сулы, быстро переправил полки через реку и внезапным ударом вызвал у врагов панику. Половцы «не имели времени построиться, ни сесть на коней и, спасаясь бегством, оставили весь свой обоз и добычу» (К.).

  Идея общего Отечества все шире воплощалась в боевую практику! Когда соратников сплачивали общие цели, а их действиями руководил искусный полководец, русские люди успешно били внешних врагов. Когда надо было защитить родные очаги и нивы, наши воины проявляли в сражениях отвагу и мужество.
Кочевники перестали тревожить днепровские области, но продолжали разбойничать на Дону.

  Весной 1111 г. Владимир Мономах сосредоточил объединенное войско на донских берегах. 27 марта в битве у реки Сал (лев. Дона) половцы в очередной раз потерпели поражение и бежали от русских полков. Через два дня, когда победители по обычаю весело праздновали исход битвы, враги пытались отомстить им неожиданным окружением шумного лагеря. Мономах и в этой обстановке не допустил растерянности и паники в войске, быстро построил боевые порядки и собственным примером вдохновил воевод и бойцов на дерзкие действия. Месть половецкая не удалась. Войско вернулось на родину с множеством пленных и с богатой добычей. Полководческая слава Владимира Мономаха разнеслась далеко за пределы Руси. «С тех пор половцы надолго перестали тревожить Русскую землю» (Кст.).

  В 1113 г. умер Святополк II. Он был правителем слабым и малоуважаемым как в княжеско-боярской, так и в народной среде. «Только сильная рука Мономахова держала его 20 лет на престоле, даруя победы Отечеству» (К.). В столице после смерти Святополка жители подняли восстание. Они разгромили подворье главного воеводы Путяты и растащили ценности из домов «всех жидов, бывших под покровительством корыстолюбивого Святополка и угнетавших должников неумеренными ростами» (К.). В Киев прибыл и занял государев престол Владимир Мономах. Он не стал подавлять восстание силой. Мятежники усмирились сами после того, как новый великий князь остановил произвол ростовщиков. Законы Ярослава Мудрого он дополнил статьей: кто возьмет в рост больше установленной нормы, тот лишается и своих денег.

  Владимир II (Мономах) в годы своего официального правления заботился не только о могуществе государства, но и о благосостоянии его жителей. Он добивался расширения хозяйственных связей между уделами, хлопотал о развитии ремесел и торговли, пресекал жестокости в обращении с рабами. При нем был построен мост через Днепр, основан город Владимир на Клязьме, закладывались другие города, укреплялись приграничные селения. Летописи сохранили написанное Мономахом «Поучение сыновьям», которое звучит как похвальный гимн мудрости, храбрости и чести. Время княжения Владимира Мономаха «было периодом самым цветущим в древней истории Киевской Руси» (Кст.).

  Но все-таки главным своим занятием Владимир II считал дела военные. Летописцы писали, что он «был славен победами за Русскую землю». Он сам и его потомство продолжали расширять просторы государства. Его сын Мстислав вернул под власть отца часть вышедших было из повиновения прибалтийских земель и в 1116 г. основал город Медвежья Голова (позже - Оденпе, ныне - Отепя в Эстонии). Внук, Всеволод новгородский, начал собирать дань в Финляндии. Сын, Георгий суздальский (Юрий Долгорукий), ходил с дружиной в Волжско-Камскую Болгарию и укрепил восточную границу своих владений. Сын Ярополк потеснил половцев на Дону, отобрал у них три старых русских города. Сам Мономах вернул под власть Киева жителей Белой Вежи на Дону, превращенной в русскую крепость еще Святославом Храбрым. На Днепре он заставил служить себе берендеев, торков и остатки печенежских племен.  Отряды «черных клобуков» помогали охранять русские границы.

  Казалось бы, в пору пребывания государем Владимир II мог ждать от удельных правителей послушания. Нет, внутренних распрей не смог погасить и он. Минский князь Глеб захватил чужие владения в бассейне Припяти и сжег Слуцк (г. в Минской обл.). По велению Мономаха у Глеба опустошили в наказание Друцк (с. в Витебской обл.), отобрали Оршу (г. в Витебской обл.), а самого захватчика посадили в тюрьму. Новгородские бояре пытались ограничить власть юного князя Всеволода. Государь наказал «дерзких мятежников», а вместо избираемого на вече посадника направил в Новгород своего вельможу. Волынский князь Ярослав пошел на открытый разрыв отношений с Киевом, а когда его столицу взяли в осаду, он бежал в Польшу. Попытки вернуть Владимир-Волынский с помощью поляков и венгров ему не удались. Волынь осталась за сыном государя Андреем. К огорчению Мономаха, мирная жизнь то в одном месте, то в другом прерывалась звоном мечей и огнем пожарищ.

  На 73 году жизни Владимир Мономах тяжело заболел и в мае 1125 г. скончался, оставив о себе память крупного политического деятеля, опытного полководца и заботливого хозяина страны. Он показал себя и искусным дипломатом. Как и у Ярослава Мудрого, в родственниках у него числились многие монархи. Сам он был внуком одного, а его дочь невесткой другого византийского императора. Первой женой Мономаха была дочь английского короля. Его сын Мстислав женился на дочери шведского короля, а дочери Мстислава вышли замуж: одна за норвежского короля, другая за отца будущего датского короля, третья за греческого царевича. Семейство Мономаха не сторонилось родства и с половецкими князьями. Потомство киевских государей, как семена ветром, разносило по всей Европе.

  Великокняжеский престол Владимир II оставил сыну Мстиславу, у которого самого уже были взрослые сыновья: Всеволод - в Новгороде, Изяслав - в Курске, Ростислав - в Смоленске. Другие сыновья Мономаха остались князьями: Ярополк - в Переяславе, Вячеслав - в Турове, Андрей - во Владимире-Волынском, Юрий Долгорукий - в Суздале.  Много вредивший Киеву Олег черниговский умер раньше Мономаха. Он оставил Чернигов сыну Всеволоду. Между Владимировичами и Олеговичами дружба не налаживалась.


Беседа 5. Перемещенческая чехарда. Новгородская республика. 80 тонн меда и
                Книги. Пир в Москве. Разорение суздальцев. Венгры в Киеве.

  Мстиславу I довелось пробыть государем всего 7 лет, но он успел показать себя достойным продолжателем отцовских дел. Он заставил половцев отодвинуть свои станы не только за Дон, а в некоторых местах и за Волгу. В 1127 г. Мстислав усмирил скандальный род Олега черниговского, наследники которого без конца враждовали и грабили друг друга. Он подавил и мятежи в селениях умершего под стражей Глеба минского, а Полоцкое и Минское княжества отдал своему сыну Изяславу. При правлении отца Всеволод новгородский дважды ходил с войском к уклонявшимся от выплаты дани эстонцам и взял там множество пленных. Сам Мстислав «воевал Литву» и тоже привел в Русь «великое число пленников». Захваченные в Прибалтике невольники «отчасти шли в продажу, отчасти были расселяемы по деревням» (К.)

  После смерти Мстислава I в 1132 г. его престол занял Ярополк, передав княжение в Переяславе Всеволоду новгородскому. Однако суздальский Юрий Долгорукий не пустил племянника в Переяслав. Он увидел в новгородце будущего соперника в борьбе за Киев. Безвольный Ярополк проявил слабость, уступил Юрию и отдал Переяслав другому племяннику, Изяславу полоцкому. А новгородцы воспользовались случаем и сильно ограничили власть уходившего на юг Всеволода. Вопреки воле покойного Мономаха там опять стали выбирать посадника на вечах. Если раньше посадник считался княжеским слугой, то теперь его ставили чуть ли не вровень с князем. Новгород сделал шаг к республиканскому правлению.
Между тем Ярополк II, желая угодить всем своим братьям и племянникам, затеял такую чехарду с их перемещениями в уделах, за которой трудно было уследить и летописцам. Эта чехарда ускорилась своеволием удельных князей, захватами соседских владений, дележом мест собирания податей.

  В январе 1135 г. произошло жестокое сражение между новгородцами и суздальцами. На юге черниговцы призвали на помощь половцев и начали войну с государем, жгли селения в киевских владениях. Сплоченная было Мономахом страна кололась, как весенний лед, распадалась на куски в бурном половодье властолюбия, корысти и бесчестия удельных правителей. Соловьев привел слова летописца о 1135 годе: «Сильно взмялась вся земля Русская». Население жило в страхе и перед набегами кочевников и перед разбоями соседних князей.

  Народ не везде выдерживал княжеско-боярское засилье. В 1136 г. вспыхнул мятеж в Новгороде. Князя Всеволода и его семью почти два месяца продержали под стражей, а на вече решили призвать на княжеский престол Святослава Олеговича, брата Всеволода черниговского. Это был вызов мономахову роду. В Новгороде возродился древний вечевой порядок. По существу там была провозглашена независимая от Киева республика со своей высшей властью - народным собранием. Правда, на таких собраниях имели голос далеко не все жители. «Не все граждане могли судить на вечах, а только старейшие или нарочитые, бояре, воины, купцы» (К.).

  В следующем году новгородцы выдворили с княжеского престола и Святослава, а на его место позвали Ростислава, сына Юрия Долгорукого. Теперь на них обиделись Олеговичи. В отместку мономахичам черниговские князья в союзе с половцами вознамерились захватить Киев, но теперь на помощь Ярополку пришли рати из многих уделов, и Всеволоду Олеговичу пришлось идти к государю с повинной. Так разгоралась «непримиримая вражда между потомками Олега Святославича и Мономаха, которая в течение целого века была главным несчастьем Руси» (К.).

  В 1139 г. Ярополк II умер. Занять его место прибыл из Переяслава князь Вячеслав из рода Мономаха, но через нексолько дней столицу окружило войско Всеволода черниговского. Не желая кровопролитий, Вячеслав уступил государев престол насильнику. В следующем году ростово-суздальский Юрий Долгорукий решил выступить против самозванного великого князя. Он хотел привлечь к походу и новгородцев, но те отказались вооружаться на Олеговичей. Обиженный таким отказом Ростислав ушел из Новгорода к отцу, а Юрий наказал новгородцев вторжением в их земли и сожжением Торжка (г. в Тверской обл.).

  Тем временем в ростово-суздальские владения пришли крупные отряды черниговских князей. Два месяца в селениях горели дома. Налетчики угоняли скот, вытаптывали поля, разоряли хозяйства жителей. Черниговцы бесчинствовали в бассейне Оки по примеру своих частых союзников - половцев. Несмотря на родство с опустошителями, Всеволод II послал воевод с дружинами, чтобы остановить грабежи и погромы в мирных селениях. Против черниговцев выступила также рать Изяслава волынского, а смоленский князь захватил их земли по реке Сож (лев. Днепра). Недруги суздальцев на время утихомирились.

  В эти годы уже никто не вспоминал о клятвах на княжеских собраниях, забылись и жаркие речи о единой Руси. Князь галицкий Владимирко перестал повиноваться Киеву. Государь в 1144 г. пошел с войском усмирять откольника. Владимирко призвал на помощь венгров, но дело обошлось без битвы. Князья помирились, Всеволод взял с галичан штраф «за труд 1200 гривен серебра». Это был добрый пример разумного решения внутренних споров без пролития крови. Однако после столь красивого замирения князья западных уделов еще два года воевали между собой за Галич и Звенигород.

  «Предвидя свою «кончину», Всеволод II объявил наследником брата Игоря и заставил удельных князей присягать ему. Но сразу после смерти Всеволода в 1146 г. киевляне подняли мятеж. Озлобленные вымогательством чиновников и налоговых сборщиков, они разграбили дом одного из богатеев и требовали от Игоря клятвы о «праведном суде». На помощь Игорю спешно прибыл с Десны его брат Святослав, однако и он «с дружиною едва мог восстановить порядок». Игорь пообещал народу заменить «хищных вельмож» и ограничить налоги одной «установленной пошлиной». Слова своего он не сдержал, в жизни горожан мало что изменилось.

  У киевлян нашлись вожди, которые сговорились пригласить на великокняжеский престол Изяслава переяславского, внука Мономаха. Тот быстро собрал войско и пришел к Киеву. На днепровском берегу 17 августа 1146 г. произошло еще одно сражение, в котором русские убивали русских. Победили переяславцы. Игоря пленили и заключили в переяславской тюрьме. Княжеский дворец в столице занял Изяслав II, правление которого «не представляет нам ничего, кроме злодейств междоусобия. Храбрые умирали за князей, а не за отечество, которое оплакивало их победы» (К.).

  Брат свергнутого Игоря, Святослав, обратился за помощью к вчерашнему недругу Юрию Долгорукому. Тот сам целился на киевский престол и согласился объединить силы с обиженными братьями, начал собирать полки. Изяслав упредил противников. Он совершил устрашающий марш по новгород-северским владениям Святослава и повелел рязанскому князю разорять суздальские земли. Опять на огромных пространствах запылали пожары, полилась кровь ни в чем неповинных жителей. В 1147 г. Долгорукий пошел с войском помогать Святославу и разорил селения Смоленского княжества по берегам реки Протвы (лев. Оки). Зона пожарищ и разрушений становилась все шире и шире.

  Отступим на минуту от войн. Летописи сохранили любопытные данные о богатствах удельных князей. При захвате в Новгороде-Северском княжеского дворца киевляне «нашли вино и мед в погребах, железо и медь в кладовых, отправили множество возов с добром и сожгли дворец, церковь и гумно, где было 900 скирдов хлеба» (К.).  В Путивле (г. в Сумской обл.) при разграблении дома Святослава государевы дружинники захватили 500 берковцев (около 80 тонн) меда, 80 корчаг вина, церковные серебряные сосуды, шитую золотом утварь и книги. Было уведено в Киев «700 рабов княжеских». Знаменательно упоминание о «кованых Евангелиях и книгах». Можно заключить, что в половине XII века рукописные книги у русской знати являлись не такой уж большой редкостью.

  Война не прекращалась. Верные Киеву князья начали терпеть поражения. Долгорукий вынудил рязанского князя бежать к половцам. Святослав продолжал разорение смоленцев В честь одержанных побед Юрий устроил пир и угощал Святослава в селении, именуемом Москвой. По летописи, «Москва существовала в 1147 году, марта 28» (К.). Летопись же утверждает, что строил ее Юрий Долгорукий. Раньше это селение принадлежало боярину Степану Кучку, которого князь приказал умертвить за какую-то провинность, а на его дочери женил своего сына Андрея, прозванного позже Боголюбским. Построенный на месте боярского селения город получил свое наименование от Москвы-реки.

  После общих с суздальцами побед Святослав повел свое возросшее войско на юг. К этому войску присоединили свои дружины черниговские князья. В Киеве начались волнения. Толпы жителей, считая виновником надоевших смут свергнутого с престола Игоря, требовали его смерти. Игорь к этому времени был пострижен в монахи и тихо жил в монастыре. Тем не менее его убили и «влекли нагого по улицам», предавая позору. Святослав, узнав об этом, ускорил движение к столице. Поддержать его пошел с войском князь Глеб, сын Долгорукого, но наступление союзных полков было остановлено дружинами городов, которые сохранили верность Изяславу II. Святослав разместил свои силы в Чернигове.

В 1148 г. боевые действия продолжились. Глеб взял Остер (г. в Черниговской обл.), а Святослав усилил свое войско половцами и вторгся в киевские пределы. В ответ великий князь призвал отряды наемников из Венгрии и вынудил Святослава оставить Чернигов. Война на время прекратилась, но жажда мести осталась неутоленной и у Изяслава, и у Святослава, и у Юрия Долгорукого. Ни один из них не достиг тех целей, к которым стремился. Юрия в это время особенно взбесило то, что его сын Ростислав переметнулся под крыло киевского государя и получил от него удел.

  Войну возобновил Изяслав. Дождавшись зимы, когда застыли «реки, топи и болота», он повел войско к Смоленску, оттуда направил его к Волге, а сам поехал в Новгород, где княжил его сын Ярослав. Там собрали вече и решили объявить войну Суздальскому княжеству. Пополненная псковитянами и карелами новгородская рать пошла на соединение с киевским войском.

  В начале 1149 г. огромные силы союзников вторглись в суздальские земли. «Села и города запылали на берегах Волги до Углича и Мологи. Жители спасались бегством. Новгородцы разорили окрестности Ярославля» (К.). (Углич - г. в Ярославской обл., Молога - лев. Волги.) Однако затеянный Изяславом II грандиозный поход «кончился без сражения, ибо весна уже наступала, реки покрылись водою, кони худо служили всадникам». Выпалив огнем огромные территории, оставив без крова и без еды тысячи людских семей, союзники удовлетворились разорением неприятельского края. Изяслав привел с севера в Киев 7 тысяч пленников.

  Сила властолюбия непредсказуема и страшна! Властолюбцы без колебаний приносят в жертву гордыне, самохвальству и корысти реки человеческой крови. Они, как деревянные идолы язычников, равнодушны к убитым и изувеченным, к женским и детским слезам, к дыму пожарищ, к страданиям людей от голода и холода. Никогда, нигде, никаким богам не приносилось на алтари столько людских жертв, сколько берут себе алчные властолюбцы. Таких властолюбцев в годы средневековья знали и Азия и Европа. Видела их и Русь.

  Изяслав II после возвращения из северного похода с добычей и пленными ранил душу Долгорукого оскорбительной насмешкой: отобрал у ранее приласканного Ростислава подаренный удел, а самого его заковал в цепи и отправил к отцу. Юрий простил сына за измену, но не мог простить издевки киевскому племяннику. Возобновив союз со Святославом северским и призвав всегда готовых к грабежам половцев, он пошел к Днепру и осадил Переяслав. Вечером 23 августа 1149 г. началась битва. Суздальские воеводы обманули киевлян ложным отступлением, а когда те рассыпали строй, принялись бить преследователей. Переяславская дружина перешла на сторону суздальцев. Изяслав едва вырвался из кровавого побоища и прискакал в Киев с двумя телохранителями. Киевская знать не приняла лишенного военной силы государя, ему предложили покинуть столицу. Изяслав взял семью и уехал во Владимир-Волынский.

  Престол великого князя занял Юрий Долгорукий. Он пригласил в столицу и своих союзников и своих недавних противников. Этот княжеский совет закрепил очередной передел русских уделов. Святослав к Новгород-Северскому и Путивлю добавил Курск с городами по реке Сейму (лев. Десны), Слуцк и область дреговичей в бассейне Припяти-Березины. Не были обделены и сыновья Долгорукого: Ростиславу - Переяслав, Андрею - Вышгород (г. в Киевской обл.), Борису- Белгород под Киевом, Глебу - Канев (г. в Черкасской обл.), Васильку - отцовский престол в Суздале.
Потерявший столицу Изяслав II в 1150 г. признал себя «слабейшим» и на очередном княжеском съезде сидел на ковре вместе со сторонниками Долгорукого. Ему оставили Волынское княжество и позволили брать дань с части новгородских волостей. Юрий же на этом съезде, «желая казаться справедливым», вдруг уступил киевский престол своему старшему брату, тихому и безвольному Вячеславу туровскому.

  На какое-то время междоусобные страсти улеглись. Но добродушный и вялый Вячеслав не понравился столичной верхушке. По просьбе боярства Юрий отправил брата княжить в Вышгород, ожидая, что киевляне позовут на престол его самого - господство по приглашению надежнее господства, завоеванного мечом. Он просчитался: местные бояре не торопились отдавать власть суздальцу. Заминкой с утверждением государя воспользовался Изяслав II. Его дружина, усиленная венграми и поляками, стремительным броском явилась к Днепру. Долгорукий, «изумленный нечаянной опасностью», бежал в приднепровский Городец.

  Сыновья Юрия, Ростислав и Андрей, не примирились с таким поворотом событий. Их вызвался поддержать Владимирко галицкий. Эти три князя объединили свои силы и в сражении на берегу Стугны обратили войско Изяслава в постыдное бегство. Дважды потерявший престол государь вернулся во Владимир-Волынский и начал мстить князю Галиции. Киевский престол остался за Долгоруким.

  В 1151 г. в Галицию вторглись приглашенные Изяславом II венгерские полки, но князь Владимирко откупился от иноземных командиров золотом. Изяслав повел 10-тысячное венгерское войско к Киеву. Галицкий князь остался верен дружбе с суздальцами. Он двинул свои полки вслед за венграми, чтобы в предстоящей битве помочь Долгорукому и его сыновьям. Чужестранцы шли к Днепру без задержек. Изяслав перехитрил следовавших за ним галичан: приказал на берегу одной реки жечь всю ночь костры, будто венгры остановились тут на стоянку, а сам повел их дальше. Только с рассветом Владимирко увидел, что он далеко отстал от врагов. Белгород венгры взяли внезапным приступом, когда князь Борис беспечно «пировал с дружиною и попами». Он едва успел вскочить на коня и ускакать к отцу. Юрий понял, что уже не успеет дать отпор нежданым пришельцам, и вместе с сыном ушел в Остер. Сражения, заведомо обреченного на позор, он не захотел. Владимирко, узнав о захвате Изяславом Белгорода и Киева, с досадой вернул свои полки в Галицию.

  Изяслав II арестовал в Киеве не успевших скрыться суздальских бояр и воевод, а через несколько дней устроил в поле военные игры, показав жителям то ли для развлечения, то ли для устрашения «искусство венгерских всадников». Он опять почувствовал себя полноправным государем Руси, а вышгородскому Вячеславу дал роль формального великого князя, поскольку тот был утвержден на престоле княжеским съездом. Старенький Вячеслав в государственные дела не вмешивался и нисколько не мешал Изяславу.

  Долгорукий пытался вернуть утраченную власть, собирал большие силы, однако в битвах на суше и в столкновениях речных флотов он терпел неудачи, потерял и Переяслав и Городец. После этого северный воитель был вынужден вернуться в Суздаль.

  В летописях Юрий Долгорукий представлен не только политическим и военным деятелем. Между ратными походами он многое сделал для хозяйственного и гражданского обустройства северо-восточной Руси. Отмечены его старания по внедрению христианства и строительству церквей в глухих лесных местах. Кроме Москвы он основал города: Юрьев-Польский (г. во Владимирской обл.), Переславль-Залесский, Дмитров (г. в Московской обл.) и множество других селений. Он «открыл пути в лесах дремучих, оживил дикие, мертвые пустыни знамениями человеческой деятельности» (К.). Богатства Ростово-Суздальского края множились при Юрии Долгоруком быстрее, чем в южных княжествах. Росло число русского населения в необжитых прежде местах.

  Оттеснив от Киева суздальцев, Изяслав II опять принялся мстить Владимирку. В 1152 г. «семьдесят полков венгерских» и большое войско из русских уделов пришли в Галицию. В битве на реке Сан (пр. Вислы) галицкие воеводы потерпели поражение. Владимирко отступил в Перемышль. Венгры же, увлеченные грабежами, дали расторопному князю время для нового подкупа прибывших с войском заграничных вельмож. Золото часто бывает сильнее мечей. Изяславу удалось лишь несколько урезать размеры Галицкого княжества. Венгерские полки ушли от разграбленного Галича.

  Едва Изяслав вернулся из непокорного края в Киев, как его растревожили сообщением, что суздальцы опять собирают в Ростове ополчение для похода к Днепру. Киев притягивал Юрия подобно магниту. Он и прозвище «Долгорукий» получил за то, что постоянно тянул руки от северо-восточной к южной и юго-западной Руси. Однако и новый его поход оказался безуспешным. Вместе с дружинами Смоленска, Новгорода-Северского и с отрядами нанятых половцев он две недели осаждал Чернигов, а при подходе к городу киевского войска отступил от Десны без сражения.


Беседа 6. Суздальцы в Киеве. Самовластец Андрей Боголюбский. Смоленские пепелища. 10 дней погони за половцами. Усиление северо-восточной Руси. Разграбление Киева.

  Мстительный властолюбец Изяслав II скончался в 1154 г. Из Новгорода прибыл его сын Ростислав и занял отцовское место. Против нового государя выступил князь Глеб, сын Долгорукого, и Изяслав черниговский. Их рати осадили Переяслав. Ростислав не стал воевать. Он уступил столицу Изяславу и ушел с семьей в Смоленск. Недолго продержался на престоле и черниговский Изяслав. К стенам Киева подошли полки Глеба и самого Юрия Долгорукого. «Не имея надежды отразить силу силой», черниговец Изяслав без сопротивления вернулся в свой город.

  Юрий вступил с войском в Киев, где 20 марта 1155 г. принял престол великого князя. Его многолетняя мечта сбылась во второй раз! Северные и южные уделы Руси могли бы теперь жить под одной крепкой властью. Увы, осуществить эту цель ему не удалось. «Юрий, овладев Киевом, держался в нем с помощью пришедших с ним суздальцев. Киевляне смотрели на княжение Юрия, как на чужое господство» (Кст.).
При пересмотре удельных владений сыновья Долгорукого получили: Андрей - Вышгород, Глеб - Переяслав, Борис - Туров, Василек - земли по реке Рось (пр. Днепра), заселенные в основном берендеями и торками, а Мстислава приняли новгородцы. Как и с началом первого княжения в 1149 г., Юрий пытался примирить враждующих между собой удельных князей, однако потомки Всеволода II (Олеговича) продолжали противиться «мономахову племени».

  Замыслы по сплочению Руси в сильное государство оборвала безвременная смерть Юрия Долгорукова. «Пировав у боярина своего, он ночью занемог и через пять дней, 15 мая 1157 года, умер». Историки не исключают, что на пиру киевские противники суздальского князя отравили его. В памяти населения южных уделов этот недолговременный государь остался не столько заботливым правителем, сколько упорным завоевателям. Добрым словом его чаще вспоминали не в Киеве, а в Суздале и Ростове.

  В дни временного безвластия после смерти Юрия киевляне подняли очередной мятеж. Толпы горожан разгромили княжеский дворец, грабили богатые дома и «в исступлении злобы» убивали бояр. На опустевший престол мятежники приняли Изяслава черниговского, который был рад расправам над суздальскими вельможами.

  С княжения Изяслава III властная сила киевских государей стремительно покатилась вниз. Из-под влияния великого князя фактически вышли Новгород, Смоленск, Переяслав, Туров, все северо-восточные и западные уделы. К 70-м годам XII века власть Киева сузилась до территорий, расположенных вокруг столицы. Великие князья сменяли друг друга без оглядок на наследственные права и на родительские обычаи. «Достоинство великого князя, прежде соединенное с могуществом, сделалось одним пустым наименованием» (К.). Древняя столица государства отступала в тень исторической сцены. Роль нового центра Руси брал на себя ее северо-восточный край с городами Ростовом, Суздалем и Владимиром на Клязьме.

  Еще при жизни Долгорукого его сын Андрей самовольно бросил Вышгород, «принял стол ростовский и суздальский, но утвердил свое пребывание во Владимире» (С.). Его прозвали Боголюбским, поскольку рядом с Владимиром он основал новый город - Боголюбов (пос. Боголюбово во Владимирской обл.). Когда Юрий умер, Андрей не стал бороться за киевский престол, а провозгласил себя великим князем в собственном уделе. Вскоре, оставив Туров, к нему переселился брат Борис. После 1157 года великое княжество Владимиро-Суздальское стало центром притяжения для большинства русских уделов.

  Андрей, будучи свидетелем многих междоусобных войн, видел их губительные последствия и для населения и для государства. Горькая практика разрыва общеродовых владений Рюриковичей на уделы для сыновей, братьев, племянников убедила его, что страну можно спасти от раздоров только единовластием. Соловьев называл его «самовластцем». Владимирский государь «не давал городов ни братьям, ни сыновьям», он делал родичей послушными «подручниками». Несогласных с его установками, в том числе и трех своих братьев, он заставил покинуть северо-восточную Русь. «Князь Андрей был суровый и своенравный хозяин, который во всем поступал по-новому, а не по старине и обычаю» (Кл.). «Андрей был столько же храбр, сколько умен, столько расчетлив в своих намерениях, сколько и решителен в исполнениях» (Кст.).

  Если на северо-востоке люди зажили спокойно, то население южных уделов не увидело передышек от войн. Изяслав III штурмовал оставленный Борисом Туров, потом воевал с Ярославом галицким, сыном умершего Владимирка. Галицкий и волынский князья прогнали разбитое войско государя за Днепр, а Киев отдали Ростиславу смоленскому. Обозленный на всех Изяслав захватил часть приокских земель, начал нападать на курские и черниговские селения. Для войны с Ростиславом он призвал половцев и дотла разорил с ними Смоленское княжество. Жестокость изгнанного государя не имела границ. На месте смоленских деревень остались одни пепелища - сжигалось все подряд! Половцы увели в рабство «более десяти тысяч людей безоружных, кроме множества убитых», а те несчастные, что прятались от смерти в лесах, остались без жилья и без пищи. Сколько горя и страданий людских за этим свидетельством летописца!

  Зимой 1161 г. Изяелаву III удалось на время захватить Киев, но на выручку Ростислава пришли галицкие и волынские рати. Разбойный государь бежал, остался без охраны и случайный неприятельский всадник разрубил ему голову саблей. Ростислав получил возможность года три держать вокруг Киева мир и тишину. Но в 1164 г. в Чернигове скончался князь Святослав, и соседей соблазнили его земли и богатства. Охотники до чужого наследства принялись делить города и угодья, некоторые из них помчались звать на помощь половцев. Ростислав с трудом предотвратил готовые вспыхнуть войны. Вскоре после этого кровопролитные охоты за чужим добром начались на обширных территориях от Полоцка и Минска до верховьев Южного Буга. Для вмешательства в эти распри у Киева уже не было сил.
В 1167 г. Ростислав умер, его место занял Мстислав волынский.

  Этому славному князю довелось править в Киеве недолго, но он сумел в 1168 г. собрать большие силы для наступления на половцев, которые стали часто грабить русские селения и без приглашений враждующих князей. Мстислав II обратился к удельным правителям с призывом: «Земля русская, наше Отечество, стонет от половцев. Варвары думают совершенно овладеть торговым путем греческим. Время прибегнуть к средствам действительным и сильным. Друзья и братья! Оставим междоусобицы, обнажим мечи и, призвав имя божие, ударим на врагов!» (К.). На призыв государя-объединителя откликнулись черниговский, переяславский, северский, волынский, туровский и несколько других князей. Из разных мест на Днепр пришли многие тысячи ратников, тянулись обозы с оружием, продовольствием, снаряжением для полков. Такого единодушия люди не видели со времен Мономаха. «Бояре радовались согласию государей, а народ благословлял их ревность». Мстислав сумел пробудить в разобщенном русском обществе чувства угасшего патриотизма.

Стремительное преследование убегавших в степи половцев продолжалось 10 дней. Станы противников подвергались огню и опустошениям. С малыми потерями, но с богатой добычей, толпами пленных и табунами коней русские полки вернулись на родину. В народе снова начала было оживать мономахова мечта «общего Отечества». К сожалению, и теперь народные представления о единой Руси были подорваны жадностью и корыстью правителей. Успех похода омрачило недовольство союзников дележом добычи. Вороватые бояре поссорили Мстислава II с сыновьями покойного Ростислава путем клеветнических наветов. Распри разгорелись с новой силой. Изрядно навредил Мстиславу и его сын, Роман новгородский. Он разорил Полоцкое княжество, а у смоленцев сжег Торопец (г. в Тверской обл.), повсюду обращая жителей в плененных рабов. Жертвы романова произвола бежали искать защиту  к Андрею Боголюбскому.

  Северо-восточная Русь крепла с каждым годом. Она была «удалена от нападений иноплеменников, менее страдала от междоусобий и приходила в цветущее состояние, наполняясь жителями» (Кст.). Там быстро развивались промыслы и ремесла. Много лет не поднимая ни на кого меча, Андрей Боголюбский налаживал хозяйственную жизнь в своем княжестве. Но когда из Новгорода изгнали очередного князя Святослава, он вступился за изгнанника и помог ему спалить в отместку подвластный новгородцам Торжок. В это же время смоленский князь «обратил в пепел» Великие Луки (г. в Псковской обл.). Сожжение этих городов сопровождалось убийствами и грабежами. «Бедные жители стремились толпами в Новгород, требуя защиты», а обиженное сыном Мстислава население Полоцкого княжества и Торопца требовало помощи у Андрея Боголюбского.

  Андрей решился на большую войну с Мстиславом II. Он создал мощный союз «одиннадцати князей», охвативший земли от бассейна Оки до Днепра. Грозные силы двинулись к Киеву с нескольких направлений. Мстислав едва успел подкрепить свою дружину берендеями и торками, как его противники подошли к стенам столицы. Киевляне обороняли город двое суток. На третьи, 8 марта 1169 г. крепостные ворота и стены были взяты штурмом. Этот день - один из самых трагических в истории древней столицы. Киев не раз открывал свои ворота перед сильными врагами, но раньше «никто не входил в них силою». Горечь поражения киевлян умножили победители привычными для тех времен бесчинствами. Они три дня грабили город, опустошали дома богачей, церкви, монастыри.

  Мстислав II сумел уйти из города и уехал в Волынское княжество, а его семья и приближенные бояре остались в плену. Удовлетворенный успехом Андрей покинул разграбленную столицу и вернулся домой. Властвовать в Киеве остался его брат Глеб.

  С 1169 года Андрей Боголюбский «сделался истинным великим князем Руси» (К.). Тихий и небольшой по сравнению с многолюдным Киевом город Владимир на Клязьме «заступил его место». Глеб и его преемники находились в зависимости от великого князя владимирского. С этого времени в стране «появляется новая историческая сцена, новая территория и другая господствующая политическая сила; Русь днепровская сменяется Русью верхневолжской»(К.).



                РУСЬ ВЛАДИМИРСКАЯ.
               
Беседа 7. 10 пленных за гривну. Освоение Вятки. Убийство Боголюбского. «Цельная русская народность». Поход на половцев. Гибель «полка Игорева».


  После 1169 года под влиянием Андрея Боголюбского оказалась почти вся Русь. Независимыми от владимирского государя считали себя только правители Новгорода, Чернигова и Галиции.

  Новгородцы издавна собирали дань в бассейнах Онеги (впадает в Белое море), Северной Двины и Вычегды (пр. Сев. Двины). С усилением Боголюбского туда стали ходить и его сборщики дани. Возникали конфликты, которые особенно обострились после того, как новгородцы разбили у Белого озера суздальский военный отряд.

 В ответ великий князь собрал полки смоленские, рязанские, муромские, владимирские, суздальские и во главе с сыном Мстиславом двинул это огромное войско на Новгород. Ему хотелось «одним ударом сразить гордыню» волховских соперников. Свирепый по характеру Мстислав начал поход расправами над мирными жителями: убивал безоружных, сжигал деревни, отбирал скот, угонял людей в рабство. Это разжигало ненависть населения к его войску.

  Разорив множество селений, союзное войско пришло к стенам Новгорода и три дня ждало добровольного открытия крепостных ворот, но горожане не захотели сдаваться. «Слух о злодействах, вопль, отчаяние невинных жертв воспламенили кровь новгородцев». На четвертый день, 25 февраля 1170 г., началась битва. Штурмующие полки численностью во много раз превосходили силу осажденных, однако новгородцы одержали победу, погнали ратников Мстислава в леса и «взяли столько пленных, что за гривну отдавали десять суздальцев, более в знак презрения, нежели от нужды в деньгах» (К.). Предание приписывало чудо столь блестящей победы заступничеству Богородицы - ее икону архиепископ вынес на крепостную стену.

  Вражда с Боголюбским отрезала Новгороду пути для подвоза хлеба, тормозила торговлю, разрывала связи с восточными данниками. Поэтому послы победителей через некоторое время пришли на поклон к Андрею и заключили с ним мир. В последующие годы владимирский государь старался держать новгородцев под своей рукой уже не силой, а «дружбой и справедливостью». Были четко определены и зоны собирания дани на спорных территориях.

  Воеводы Владимиро-Суздальского княжества начали осваивать уже знакомые новгородским  налогосборщикам, заселенные удмуртами, коми и марийцами пространства в бассейне Вятки (пр. Камы). Вслед за боевыми дружинами туда устремились и мирные поселенцы. В 1174 г. русские отряды захватили город Кокшаров (г. Котельнич в Кировской обл.) и в том же году основали на берегу Вятки крепость Хлынов (г. Вятка, с 1934 г. - Киров). В безлюдных и «богатых дарами природы» местах вырастали русские деревни, возводились церкви, прокладывались дороги. В лесных буреломах вырубались и выжигались «новины» для полей и огородов, возле рек и ручьев расчищались луга для покосов. Хлыновские правители присоединили к своей области верховья Северной Двины и образовали «маленькую республику, особенную, независимую». Свою относительную независимость от владимирских, а потом и от московских властей они сохраняли на протяжении почти трехсот лет.

  А на юге Руси князь Глеб отражал набеги половцев и нападения Мстислава II из Волыни - тот пытался вернуть себе Киев, пока не умер. Вскоре после смерти Мстислава скончался и Глеб. В стране начались новые смуты. Никто уже не опасался карающей руки государя киевского, но многие перестали видеть хозяина Руси и в удаленном от Днепра государе владимирском. Сидевшие в Киеве после Глеба Владимир дорогобужский (г. Дорогобуж в Смоленской обл.) и Роман смоленский еще почитали Андрея Боголюбского общерусским властителем, а с 1173 г. и киевские князья начали проявлять враждебность к столице на Клязьме. Один из послов Андрея вернулся из Киева во Владимир без бороды и с остриженной головой, что считалось непростимым оскорблением.

  Андрей принял вызов. 50-тысячное войско под командой его сына Георгия пошло к Чернигову, князь которого Святослав признал старшинство владимирского государя. Святослав и возглавил объединенные силы. Киевляне сдали свой город без сопротивления. Великий князь Рюрик бежал в Белгород, а его брат Мстислав укрылся с сильной дружиной в Вышгороде. И здесь многочисленное союзное войско опозорилось. «Шумный необозримый стан» Святослава и Георгия, в котором «не доставало ни усердия, ни согласия», бестолково топтался возле крепости, пока на помощь осажденным не пришел с дружиной князь Ярослав из Луцка. Слух об угрозе окружения так перепугал осаду, что ратники бросились бежать от Вышгорода толпами. Мстислав пустил за беглецами своих воинов. Жертвы паники гибли от ударов в спину, тонули в Днепре, просились в плен. Мстиславу достались все обозы незадачливых полководцев. После такой победы его прозвали Храбрым.

  Осрамленный Святослав бежал в Чернигов. Георгий со стыдом привел остатки войска к отцу. Очередным великим князем в Киеве стал Ярослав луцкий. Он обложил тяжелыми податями не только обывателей, а и служителей церкви, монахов, приезжих купцов. Жить людям стало невмоготу. Возмущенные горожане с завистью слушали рассказы о тишине во владениях владимирского государя. Там волей Андрея Боголюбского «родовым княжеским отношениям нанесен был первый сильный удар» (С.).

  После замирения с новгородцами никто во Владимиро-Суздальском княжестве не боялся нападений соседа и перекройки удельных границ. В крепкой руке Боголюбского киевлянам чудилось спасение от кровавых междоусобиц и частой смены корыстных правителей. Во Владимир из Киева отправились тайные послы с просьбами отдать днепровскую столицу Роману смоленскому и взять южные края страны под опеку северных. Андрей откликнулся на эти просьбы, но исполнить свои обещания не успел - ночью 29 июня 1174 г. его убили.

  Вспомним предание об основателе Москвы. Юрий Долгорукий женил Андрея на дочери казненного боярина. У этого боярина остались сыновья. Один из них сблизился с Андреем, но всю жизнь томился неутоленной местью за отца. Он будто бы и организовал убийство. Захватив казну убитого государя, заговорщики подняли «смятение» в народе. «Всюду происходили грабежи и убийства, избивали посадников, тиунов и других княжеских чиновников» (Кл.). Это был не разгул подкупленной голытьбы, как вслед за летописцем утверждал Карамзин, а восстание угнетенных против угнетателей. Боголюбский при всех своих добрых качествах оставался обычным средневековым феодалом. И он сам и его окружение богатели трудом народа. «Правление Андрея было ненавидимо. Везде народ волновался. Посадники и тиуны всем омерзели способами своего управления» (Кст.).
Восстание подавили. Убийцы великого князя были «зашиты в короб и брошены в воду».

  Смута во Владимире отозвалась эхом на Днепре. Людям бесчестным, жадным и хитрым безвластие и крушение устоявшихся порядков приносят порой большие выгоды. Общественные бедствия помогают им множить личные богатства, тешить свою алчность новыми приобретениями. Драки за передел южных владений после убийства Боголюбского участились. Новгород-Северский воевал с Черниговом. Ярослав бежал из Киева от Романа смоленского, а от Романа престол перешел к Святославу черниговскому.

  Нападавшие из степей кочевники не получали должного отпора. Селения пылали и от удельных войн и от половецких набегов. В этих условиях разумные бояре, воеводы, купцы, простой народ все чаще и чаще вспоминали пример Владимира Мономаха. Но теперь жители южных княжеств видели объединителей страны во владимиро-суздальском краю.

  На северо-востоке страны возрождался и набирал силу «русский дух». За два столетия после принятия христианства, несмотря на корыстные устремления удельных правителей, произошло духовное сближение прежде разобщенных славянских и проживавших между ними неславянских племенных сообществ. У людей вызрели представления о нераздельности всех жителей, населяющих Русь. Важную роль в этом духовном процессе сыграла православная церковь. Единая вера роднит не только этнически близких, но и разноязыких людей. Обученные в Киеве священники разъезжались по всей стране и вместе с религиозными проповедями несли в епархии единые понятия о добре и зле, внушали пастве одинаковые нравственные нормы поведения. Церкви и монастыри делали то, что делают в наши дни владельцы средств массовой информации - формировали у населения определенные взгляды на окружающий мир.

  Немалое значение имели законы Ярослава Мудрого, подправленные и дополненные уставами последующих государей. В Киеве или Суздале, в Пскове или Минске людей объединяло правовое единство: «Под одним законом ходим!».

  Особенно прочно связывали жителей Руси хозяйственные отношения. Распри распрями, а земледелие, скотоводство, звероловство, ремесла, промыслы и домашнее рукоделие давали продукцию и для себя и для торгового обмена. Нужды одних областей часто удовлетворялись товарами и продуктами других. Между уделами, порой даже враждующими, складывались устойчивые торговые связи. На всякий товар в зависимости от спроса формировались определенные цены. Так что разные места Руси скреплялись и своеобразной хозяйственно-ценовой системой.
Жителей страны понуждали к единству и внешние враги. Русским воинам постоянно приходилось изгонять из своих земель то кочевников, то венгров или поляков, то шведов.

  В этих условиях зародилось патриотическое сословие «дворовых» дружинников, которые осуждали внутренние войны, но считали честью сражаться за Отечество: «Либо добыть себе славу, либо голову сложить за землю русскую!». Чувство общей Родины укреплялось и в простом народе. При опасностях «киевлянин все чаще думал о черниговце, а черниговец о новгородце и все вместе - о русской земле» (Кл.).
И, конечно, утверждению общерусского национального миропонимания способствовали общность языка, обычаев, бытового уклада, память людей о происхождении большинства жителей от одного славянского корня.

  По трудам историков можно заключить, что во второй половине XII века в Руси существовала единая русская народность. Летописи, предания, былины свидетельствуют, что общерусский национальный патриотизм являлся в то время мощной духовной силой, объединявшей народные массы на огромных территориях. «Русская земля, механически сцепленная первыми киевскими князьями из разнородных этнографических элементов, теперь, теряя эту политическую цельность, впервые начала чувствовать себя цельным народным или земским составом» (Кл.).

  К огорчению патриотически настроенных людей, и в это время корыстные устремления властолюбцев еще брали верх над общерусскими интересами. На вече, собранном во Владимире после восстания 1174 года, было решено позвать на государев престол находившегося в Чернигове князя Михаила, одного из братьев Боголюбского. Вопреки воле горожан два племянника убитого Андрея, князья Ярополк и Мстислав, надумали перехватить власть с помощью бояр, не хотевших присягать Михаилу. Вооруженные в Ростове и Переславле-Залесском дружины подступили к Владимиру. После двухмесячной осады оголодавшие владимирцы открыли ворота. Ярополк объявил себя великим князем, Мстиславу дал в управление Ростов и Суздаль, а Михаила заставил вернуться в Чернигов.

  Коварные братья продержались у власти недолго. Жители, возмущенные их жадностью, изъятием ценностей из церквей и резким ростом налогов, отправили гонцов к Михаилу. Михаил вместе со своим племянником Георгием московским собрал войско. Битва за Владимир не состоялась лишь потому, что Ярополк вывел свою рать навстречу москвичам, и противники прошли мимо друг друга по разным дорогам. Михаил занял столицу, самозваный государь ушел с присвоенной казной в Рязань, а Мстислав бежал в Новгород. Через год Михаил умер. Придворная знать и жители столицы присягнули его брату Всеволоду.

  Явившийся из Новгорода Мстислав пытался снова захватить великокняжеский престол, однако в июне 1176 г. набранная им в Ростове дружина была разбита владимирской ратью. Озлобленный Мстислав ушел к рязанскому князю Глебу и склонил его к войне против Всеволода. Глеб сжег Москву и прилегающие к ней селения, а потом позвал на грабежи отряды половцев. Всю осень во владениях Всеволода III полыхали пожары. Разорители взяли Боголюбов и отдали его на опустошение кочевникам. Только в начале 1177 г. в битве на реке Колокше (лев. Клязьмы) владимирцам и суздальцам удалось разгромить рязанско-половецкое войско. Глеба и Мстислава взяли в плен. Побитые рязанские воеводы для снискания милости у великого князя доставили к нему и Ярополка.

  В эту огненно-кровавую пору обострились отношения Всеволода с Новгородом. Наряду с военными стычками суздальцы сожгли не только Торжок, еще не отстроенный после прежнего пожарища, а еще и подвластный новгородцам Волоколамск (г. в Московской обл.). Новгород позвал на княжеский престол вышгородского героя Мстислава Храброго. Этот князь остановил наступательные действия соседей. Он же в 1179 г. с 20-тысячным войском разгромил отряды эстонцев, которые разорили много русских селений и пытались взять осадой Псков. Но княжение Мстислава Храброго оказалось недолгим - он умер. Волховцы «в досаду» Всеволоду III взяли на престол князя Владимира из Чернигова.

  В 1181 г. новгородцы объединили свои полки с черниговскими, чтобы наказать владимиро-суздальцев за сожжение Торжка и Волоколамска, снять блокаду с торговых путей и получить доступ к хлебным областям. Войско Святослава черниговского и его сына Владимира новгородского двинулось к Переславлю-Залесскому. Успел собрать большие силы и Всеволод. Он встретил противников в 40 верстах от Переславля. Враждующие рати стояли на противоположных берегах небольшой, покрытой льдом реки две недели. Ни та, ни другая сторона не решились на крупное сражение. С приближением весны Святослав с сыном, опасаясь распутья, ушли в Новгород. При отступлении они сожгли Дмитров. Похоже, что столь широко задуманный поход обошелся без битвы вовсе не из-за распутья: князья увидели нежелание соотечественников убивать друг друга.

  Измученные зимним походом черниговцы оставили Новгород. Святослав заставил князей Полоцка и Витебска присоединить к своему войску их дружины и пошел брать Киев. Там княжил в то время Рюрик овручский (г. Овруч в Житомирской обл.). Он уступил свое место Святославу без сопротивления. С приходом в Киев Святослава Всеволодовича черниговского частая смена великих князей в южной столице приостановилась.

  Всеволод III не простил новгородцам сожжения Дмитрова. Он захватил остатки выгоревшего Торжка, приказал хватать волховских купцов на всех дорогах и приготовился к осаде Новгорода.  Вольный город начал хлопотать о примирении, признал главенство Владимирского государя и принял к себе князем Ярослава суздальского. Так в 1181 г. боярско-купеческая республика формально присоединилась к Владимиро-Суздальскому княжеству. Однако во внутреннем устройстве Новгород сохранил свои прежние свободы. Этот древний город «не любил Всеволода III, ссорился с ним, но отвязаться от него не мог», а Всеволод мирился с вольнолюбием новгородцев, но «при случае заставлял их чувствовать свою железную руку» (Кст.).

   Сочувствую читателю, которого утомили рассказы о внешних войнах и бесконечных княжеских распрях на юге, продолженных теперь и на севере Руси. Но что делать? Такой уж была история нашего Отечества. Из песни слова не выкинешь... Впрочем, наша история не отличалась от истории других стран того времени. Вся бытность древнего и средневекового мира - это войны, войны, войны. Да и последующая всемирная история перенасыщена кровью больших и малых войн. Человечество не научилось хранить мир и к концу XX века!

  Всеволоду III удалось приглушить внутренние распри на севере страны, но мирной жизни населения стали мешать литовцы. «Народ литовский, в течение 150 лет подвластный русским князьям, дикий, бедный, платил им дань шкурами, даже лыками и вениками» (К.), теперь сам вторгался в русские владения. В 1182-1184 годах разбойные литовские толпы опустошили множество деревень. Особенно сильно пострадало от них Псковское княжество. Они «жгли селения, пленили жителей и, настигаемые отрядами воинскими, не хотели биться стеною, рассыпались в разные стороны».

  А на юге людям не стало покоя от половецких набегов. Под давлением потерявшего терпение народа Святослав киевский, днепровские города Рюрика, князья переяславский, туровский, луцкий, гродненский и галицкий вспомнили в 1184 г. пример Владимира Мономаха и Мстислава II. Они соединили свои силы для большого похода на половцев.

  Разведчики пять суток искали основное войско кочевых разбойников. Битва произошла на берегах Орели (лев. Днепра). Русские полки первым же ударом смяли половецкие отряды и обратили их в бегство. Победа была полной, преследование -безжалостным. В плен взяли 7 тысяч вражеских конников, в том числе «417 князьков». Захватили груды брошенного оружия, табуны лошадей, гурты скота. После этой победы войско Святослава разгромило у Хорола (г. Полтавской обл.) еще одно скопление половецких отрядов, которыми командовал хан Кончак. Вести об успехах грандиозного похода были встречены во всех русских землях с великой радостью. Люди, особенно в граничивших со степью уделах, вздохнули с облегчением. Святослава и его соратников повсюду чествовали как национальных героев.

  Победное успокоение оборвалось в следующем, 1185 году. В том печальном году страна узнала о гибели новгород-северского войска. Северские владения входили в состав Черниговского княжества, властители которого участия в походе Святослава не принимали. Теперь князь Новгорода-Северского Игорь и его браг Всеволод трубчевскнй (г. Трубчевск в Брянской обл.) решили прославить себя собственными победами и пошли к Дону. При подходе к реке Сал, где в свое время половцев громил Владимир Мономах, воеводы предупредили Игоря о большом превосходстве врагов и пытались удержать его от сражений, но он стоял на своем: «Мы будем осмеяны, когда, не обнажив меча, возвратимся, а стыд хуже смерти».

  В первом столкновении воины Игоря и Всеволода одержали победу над половцами. Воодушевленные успехом князья решили продолжать наступление. Это погубило «витязей мужественных, но малоопытных и неосторожных». Половцы применили новую тактику боев. Уходя от сражений мечами и копьями, легкие отряды «действовали одними стрелами». Такие наскоки-расстрелы продолжались трое суток. Тучи острых стрел поражали и людей и коней. Трагическим концом похода была отчаянная попытка русских воинов вырваться из вражеского окружения. «Почти никто не мог спастись, все легли на месте или вместе с князьями были отведены в неволю» (К.). С раненным в руку Игорем в плену остались и его сын Владимир и брат Всеволод. Проходящим через половецкие станы купцам победители наказали: «Скажите в Киеве, что теперь мы можем обменяться пленниками».

  Гибель северского войска осталась в народной памяти как общерусская трагедия. Безвестный создатель поэтического «Слова о полку Игореве» авторской горечью и печалью отразил настроения своих современников: «Тоска разлилалась по Русской земле, печаль обильная потекла посреди земли Русской». Половцы осмелели. Они взяли города на берегах Сулы, долго держали в осаде Переяслав, опустошили грабежами окрестности Путивля и захватили тысячи пленников. «Настало насилие от земли Половецкой», — сокрушался автор «Слова о полку Игореве».

  Игорю удалось бежать из плена. Однажды ночью, когда «упоенные крепким кумысом» охранники спали, князь со своим конюхом взнуздали добрых скакунов и умчались из владений хана Кончака. Оставленный в неволе Владимир Игоревич женился на дочери хана и через два года возвратился на родину вместе с женой и Всеволодом трубчевским.


Беседа 8. Князь-пьяница. Схватки за Галицию и Волынь. Изгнание половцев с Дона. Второе разграбление Киева. Мстислав Удалой. Липицкая битва. Немцы-рыцари.

  Галицкое княжество занимало юго-западный край Руси. Его население чувствовало себя неотрывной частью огромной страны, жило общерусскими оборонными и хозяйственными заботами. Это национальное единство поддерживалось и народом и правящими сословиями. Князь галицкий Ярослав Осмомысл был женат на сестре Всеволода III. Ярослав «господствовал от гор Карпатских до устья Серета и Прута», любил мирную жизнь и прилагал много сил на процветание своего края. Он успешно отражал напор Венгрии не столько мечами, сколько разумной дипломатией. Осмомыслом его называли за широкие знания и необычно умное красноречие. Этот князь был уважаем и вельможами и народом, но у него вырос негодный наследник. За позорящие княжескую честь поступки Ярослав трижды изгонял сына Владимира из семьи, а перед смертью завещал свой престол другому сыну, внебрачному, но любимому Олегу. Однако боярская знать после похорон Ярослава в 1187 г. провозгласила князем Владимира.

  Владимир, «имея отвращение от дел, пил день и ночь, сверх того, удовлетворяя гнусному любострастию, бесчестил девиц и супруг боярских» (К.). В Галиче поднялся мятеж против пьяницы и развратника. Тот прихватил с собой наследные сокровища и бежал в Венгрию. Бояре и после этого присягать «побочному» Олегу не стали, а позвали на княжение Романа волынского.

  Тем временем венгерский король Бела решил использовать беглеца-пьяницу для расширения своего государства. Он привел в Галицию войско и прогнал Романа. Владимир надеялся получить с помощью короля утраченный престол, но его увезли в Венгрию и там посадили в тюрьму. Бела объявил своего сына Андрея королем Галиции. Венгерские вельможи давно засматривались на Днестр жадными глазами. Теперь, казалось, приманчивая область сама падала в их руки.

  Потерявшему княжество Владимиру удалось бежать в Польшу, где король Казимир II был разозлен усилением Венгрии за счет Руси. В 1190 г. в Галицию вошло польское войско. При таком повороте дела галичане рассудили, что и худой да свой князь лучше всяких иноземных. Не дожидаясь прихода в город поляков, они восстали, прогнали «короля» Андрея с его охранными силами и провозгласили князем Владимира.

  В галицкие события вмешался и Всеволод III. Гонцы с берегов Клязьмы известили русских князей и польского короля, что владимирский государь будет покровительствовать и помогать своему племяннику в Галиче.
Влияние Всеволода III на жизнь русских уделов росло. Он подчинил себе правителей Киева, Чернигова, Рязани и других городов не только военными угрозами, а и расширением родственных отношений. Всеволод торопился заводить близкое родство с удельными князьями везде, где появлялась такая возможность. При этом государственные цели он ставил выше забот о собственных детях, не считался ни с их чувствами, ни с их малолетством. Как только дети подрастали до «отроческого возраста», он начинал искать для них женихов и невест в разных краях Руси. А детей у Всеволода III было 12. Не случайно за ним закрепилось прозвище «Большое Гнездо». Его сватов, зятьев, шуринов, свояков, племянников можно было встретить повсюду.

  С годами Всеволод стал терпимее к внутренним противникам, в отношениях со строптивыми князьями вел более гибкую политику. Стали спокойнее и его отношения с Новгородом. Он не мешал новгородцам собирать дань на огромных просторах северного края - от берегов Финского залива до бассейнов Онеги, Северной Двины и Печоры.

  В 1190 и 1191 годах новгородская и псковская дружины наказали в очередной раз прибалтийских неплательщиков дани. В Юрьеве и его окрестностях воеводы взяли «множество пленников и всякого рода добычу». Карающие мечи напомнили жителям, что они являются подданными Руси. В 1192 г. отряды русских князей силой взяли дань с населения в районе Медвежьей Головы. Господство над непокорной областью было на время восстановлено.

  Новгород, сохраняя свою независимость во внутреннем управлении, судебных делах и в торговле, богател с каждым годом.
  Крепли связи владимиро-суздальцев с Киевом. В 1194 г. там скончался великий князь Святослав. Всеволод III направил в древнюю столицу своих бояр, и они возвели на киевский престол Рюрика овручского. На устроенных торжествах Рюрик публично признал владимирского государя «главою князей». Вельможи и жители Киева выражали свою готовность к борьбе за единство Руси под руководством Всеволода Георгиевича.

  Речи о единстве северных и южных уделов Всеволод III подкрепил решительными действиями против половцев. В 1196 г. он отомстил кочевникам за грабежи в русских селениях и за гибель «полка Игорева». Игорь после побега из плена опять княжил в Новгороде-Северском (с 1199 г. до своей смерти в 1202 г. он правил еще и всем Черниговским княжеством) и не раз призывал князей к походу на своих обидчиков. Половецкие орды не унимались, продолжали разбойные набеги на приграничные уделы.

  Владимиро-суздальское войско во главе с самим Всеволодом и его сыном Константином прошлось безжалостным маршем до задонских степей и сожгло все половецкие зимовья. «Ханы, сняв свои многочисленные шатры, с ужасом бежали от берегов Дона к морю». Страна получила передышку от нападений внешних врагов, но эта передышка скоро была омрачена новыми внутренними распрями.

  В Галиче умер Владимир Ярославич. Пьянство и бурная жизнь помешали ему иметь законных наследников. Галицию захватил с помощью поляков Роман волынский. При этом он оставил за собой и Волынское княжество. Галичане встретили поляков и князя-захватчика с ненавистью, но их враждебные настроения были подавлены военной силой и жестокими расправами с непокорными. Так в 1199 г. на юго-западе Руси образовалось большое Галицко-Волынское княжество. В его городах разместились на кормление польские гарнизоны.

  Рюрик и другие южные князья начали собирать полки, чтобы изгнать поляков из русских пределов, но Роман опередил их - привел усиленную берендеями и торками дружину к Днепру и взял Киев. Рюрика он выпроводил в Овруч. Тут в дело вмешался Всеволод III. Он повелел отдать днепровскую столицу своему двоюродному брату Ингварю луцкому. Роман вернулся в Галич. После этого на юге и юго-западе Руси два года держалась тишина.

  В 1204 г. обиженный на Всеволода Рюрик сговорился с черниговскими князьями, призвал на помощь половцев и объединенными силами отобрал Киев у Ингваря. Взятая штурмовыми приступами столица была еще раз разграблена так, что «в церквах не осталось ни одного сосуда, ни одной иконы с окладом». Если в 1169 году у жителей отбирали ценности, но людей не истязали, то теперь половцы убивали стариков и больных, уводили в плен молодых и здоровых, «не щадили ни юных жен, ни священников, ни монахинь». Сотворив столь «злую победу», Рюрик со стыдом вернулся в Овруч. Роман  галицко-волынский приказал своим вооруженным дворянам схватить его и постричь в монахи.

  Второе разграбление Киева совпало по времени с захватом Константинополя европейскими крестоносцами. Это усилило горестные настроения в русских землях. Многим казалось, что сам бог прогневался на православных грешников и поэтому карает их. Русь и Византию сближали единая вера, выгодная обеим странам мирная торговля, тесные культурные и посольские связи. Теперь крестоносцы-католики все это обрушили.

  Роман так окреп в своем большом княжестве, что сам начал воевать с поляками. В 1206 г. он, «объявив войну ляхам, пал в неравной битве». Рюрик, узнав о гибели соперника, сбросил с себя монашеское одеяние и вместе с черниговскими князьями пошел завоевывать Галицию. Вдова Романа с двумя малолетними сыновьями бежала от днепровских дружин в Венгрию, где королевский трон занимал изгнанный галичанами Андрей, который все еще прибавлял к своему титулу и звание «короля Галиции». Андрей направил против Рюрика сильное войско. Тот «сражался без успеха» и отступил. Венгры посадили на место погибшего Романа его четырехлетнего сына Даниила и стали править в княжестве именем младенца.

  Во втором походе на Галич к киевлянам и черниговцам присоединились по велению Всеволода III смоленцы. Государевы послы сообщили венграм о готовности польского короля поддержать русских князей. Битву предотвратили переговорами. Иноземцы покинули Галицию, а князья-союзники предложили местной знати пригласить в Галич сына Всеволода III, «юного Ярослава», и тоже увели свои полки. Мирное соглашение нарушили черниговцы. За Ярославом уже поехали послы, а черниговские князья уговорили местных вельмож взять на престол Владимира Игоревича северского (сына бывшего половецкого пленника). Владимир прискакал в Галич тремя днями раньше Ярослава, и тому пришлось «с досадой ехать назад». Родственная нить, которая скрепила бы юго-западную Русь с северо-восточной, была разорвана.

  Владимир Игоревич повелел принять князем Волыни своего брата Святослава, а Романовых сыновей, Даниила и Василька, выдать ему. Страх за детей заставил вдову Романа «темной ночью, как преступнице», бежать за границу. Даниил и Василек опять оказались в руках венгерского короля.

  Братья Игоревичи правили Галицко-Волынским княжеством из рук вон худо. Оба «искали неприятелей друг в друге» и без конца приводили в русские земли то венгров, то поляков. В результате долгих распрей они не только потеряли расколотое на части княжество, но оба были «осуждены народным судом и повешены». Боярство по сговору с венгерским королем возвратило на престол в Галиче малолетнего Даниила. Возле мальчика утвердилось господство иноземных «подручников».

  Вероломство черниговцев с захватом Галиции и Волыни братьями Игоревичами породило вражду между северными и южными уделами Руси. А когда Всеволод черниговский занял и место Рюрика в Киеве, владимирский государь решил показать свою силу. «Южная Русь есть также мое отечество!» - заявил он и летом 1207 г. пошел к Москве, где соединил свои полки с новгородскими, приведенными туда его сыном Константином. Боевые колонны двинулись на юг. На Оке к ним присоединились рати муромская и рязанская, но тут то ли выявилась измена рязанских князей, то ли их оклеветали, но Всеволод приказал заковать их в цепи. Рязанцы из союзников государя превратились в его врагов.

   Пока владимирские и суздальские воеводы наводили порядок в Рязани, напуганные грозной силой черниговцы вернули в Киев изгнанного было Рюрика. Удовлетворенный их покорностью, Всеволод III отменил поход и распустил войско. На рязанский престол он посадил отвергнутого галичанами Ярослава, но «народ повиновался ему неохотно, жалея о собственных князьях, заключенных во Владимире». Чтобы укрепить власть сына, Всеволод в 1208 г. привел к Рязани свою дружину. Рязанцы вместо проявления покорности  встретили государя с такой «нескромностью», что он в припадке ярости «явил пример излишней строгости: велел жителям выйти с детьми из города и зажег его» (К.). Рязань превратилась в груды пепла, а бездомные люди были расселены по разным местам Руси. Летописи полны рассказами о сожжении городов, но насильственное переселение погорельцев здесь отмечено впервые.

  В 1210 г. Всеволод III помог ставшему покорным черниговскому тезке овладеть Киевом, а Рюрику отдал Чернигов. Вскоре после такой перестановки Всеволод киевский отдал свою дочь замуж за сына владимирского государя. Великие князья северной и южной столиц стали сватами. Население страны радовалось такому родственному союзу. Казалось, внутренние войны теперь будут забыты. Но Всево- лод III в 1212 г. умер, оставив в глубоком разладе двух своих сыновей. Вначале он завещал великокняжеский престол Константину, а перед самой смертью, за что-то обиженный на него, заставил подданных присягать Георгию. К этому времени владимиро-суздальское «большое гнездо» господствовало над огромными пространствами Руси. Звание общерусского государя требовало большой мудрости, крепкой воли, бескорыстия и в то же время определенной гибкости в отношениях с удельными правителями. Сыновья Всеволода III этого звания не удержали.

  Созданное Андреем Боголюбским княжество братья-соперники поделили на части. Георгий правил во Владимире и Суздале, Константин - в Ростове и Ярославле. «Оба желали единовластия и считали друг друга хищниками». Вражда развела по сторонам и других сыновей Всеволода III. Ушедший из Рязани Ярослав в Переславле-Залесском и Святослав в Юрьеве-Польском держались за Георгия, а Дмитрий в Москве стал союзником Константина. Между братьями начались войны. Константин спалил огнем подвластную Георгию Кострому. Георгий дважды штурмовал Ростов, потом прогнал из Москвы Дмитрия.

  Раздоры Всеволодовичей открыли плотину и раздорам на юге. Всеволод киевский перестал опасаться пригляда с Клязьмы и начал вытеснять со своих мест разных наследников Рюрика. Большинство обиженных князей ушло в Смоленск. Они искали защиты у новгородского князя Мстислава Удалого. Этот князь был сыном чтимого в Новгороде и после смерти Мстислава Храброго. Мстислав Мстиславич со временем прославил свое имя на всю страну, но в тот момент он не мог вмешаться в киево-черниговские дрязги, так как был занят борьбой с литовцами и немецкими рыцарями.

  Литовцы сожгли Псков и разорили его окрестности. Немцы, захватив южную Ливонию с Ригой, нацелились и на северную (нынешняя Эстония), с которой русские князья брали дань. Мстислав Удалой с 15-тысячным войском и псковская дружина прогнали литовцев. Немцы, узнав о силе новгородцев, отступили к Риге без сражений.

  Обезопасив северо-западные границы Руси, Мстислав пошел в 1215 г. помогать южным изгнанникам. Поход обошелся без кровопролитий. Города охотно «открывали ворота перед Мстиславом». Всеволод бежал из Киева в Чернигов и там «с горести умер». На зыбкий киевский престол посадили Мстислава смоленского. (Мстиславы, Всеволоды и Святославы встречались тогда чаще, чем Иваны и Василии в более поздней России).

 Сын Всеволода III, Ярослав, был зятем Мстислава Удалого. Он занял престол тестя в Новгороде и здесь показал себя правителем жестоким и мстительным. Многие безвинные люди стали жертвами его характера. Новгородцы роптали. Их мятежные настроения обострились голодом из-за неурожайного года. Народ восстал. Ярослав с дружиной бежал в Торжок и, «ослепленный злобою, захватил весь хлеб в обильных местах, не пустил ни воза в столицу. Бедные ели сосновую кору, липовый лист и мох. Трупы лежали на улицах» (К.).

  По мольбам новгородских гонцов в феврале 1216 г. Мстислав Удалой вернулся к Волхову. Он пытался образумить зятя, но тот не захотел его слушать, начал готовить войну с Новгородом. К недоброму замыслу жестокий упрямец привлек и своего брата, Георгия владимиро-суздальского. Узнав об этом, Мстислав заключил союз с Константином ростово-ярославским, Владимиром псковским и Владимиром смоленским. В драку между питомцами «большого гнезда» втягивались крупные силы. Мстислав пробовал склонить обезумевших родственников к мирным переговорам - его не слушали. После нескольких стычек у Торопца, Ржева и Рубцова (все в Тверской обл.) противники сошлись 21 апреля 1216 г. в битве на реке Липице неподалеку от Юрьева-Польского.

  Липицкая битва - одна из тех, память о которых вызывает у русского человека горечь и душевную боль. Одна часть новгородцев сражалась за Мстислава, другая за Ярослава. Ростовцы дрались с суздальцами. «Сын шел на отца, брат на брата, слуга на господина», - сетовал летописец. В первый день ратники «бились слабо, неохотно», а назавтра, распаленные кровью, уже не знали ни жалости, ни пощады. Озверевший Георгий приказал своим воеводам в плен брать только князей, а всех остальных, в том числе и вельмож «с шитыми золотом оплечьями», убивать на месте. Перестала щадить бросающих мечи и другая сторона. Полки Георгия и Ярослава побежали, оставив на поле битвы больше 9 тысяч убитых. Из пытавшихся сдаться в плен победители оставили в живых только 60 человек. Ужасно злой была битва!

  Георгий прискакал во Владимир и пытался организовать оборону столицы, но ее жители отказались от продолжения резни. Отряды Мстислава Удалого и Константина вошли в город без боя. Константин занял великокняжеский престол. В следующем году он помирился с Георгием и дал ему в управление Суздаль. Пролитая тысячами воинов кровь не гасила сословного единства в княжеских родах.

  Мстислав Удалой после Липицкой битвы в Новгороде не остался. Причину своего отказа от княжения он объяснил на вече: «Иноплеменники господствуют в знаменитом княжестве Галицком, я намерен изгнать их!». Его отъезд сильно огорчил новгородцев, которые сами нуждались в опытном военачальнике для отражения внешних угроз.

  В 1217 г. литовцы разорили русские селения на реке Шелонь (впадает в оз. Ильмень). Вскоре после этого немецкие рыцари захватили Медвежью Голову. Новгородское и псковское ополчения во главе с Владимиром псковским изгнали литовцев за пределы Руси и осадили немцев в Медвежьей Голове. Захватчиков-рыцарей возглавлял зять псковского князя Дитрих, брат рижского епископа Альберта. Князь Владимир пожалел родственника. Он не стал морить осажденных в крепости немцев голодом, не захотел и штурмовать город. Врагов выпустили на свободу в доспехах и при оружии, только взяли «в добычу 700 копий немецких».

  Новгородская и псковская знать еще не видела всех опасностей в соседстве с Орденом крестоносцев. Символом этого Ордена, основанного в 1201 г. в Прибалтике епископом Альбертом, были меч и крест. Папа римский «отпускал грехи всякому, кто под знаменем креста лил кровь упрямых язычников» (К.). Крестоносцы легко покорили латышей, но наткнулись на сопротивление православной Руси. Кроме Юрьева и Медвежьей Головы русские имели свою крепость на Западной Двине (развалины у пос. Кокнесе в Латвии). Собирая дань с прибалтийских жителей, князья и воеводы наказывали недоимщиков, но проявляли равнодушие к тому, кто и для чего обращает данников в христианство. В русских княжествах не сразу поняли, что «Альберт говорил как христианин, а действовал как политик: умножал число воинов, строил крепости» (К.). Вместе с католической верой крестоносцы приближали к русским границам свое военное, политическое и хозяйственное господство.


Беседа 9. Сражение за Галич. Четыре соперника в Прибалтике. Обессиленная Русь. Битва на Калке. Нашествие Батыя. Драки в горящем доме.

  Летописи сохранили имена русских патриотов, душа у которых болела сильнее не за свою вотчину, а за всю страну. Один из таких патриотов - Мстислав Удалой. Он «был последним князем, который связывал еще судьбы обеих половин Руси, северной и южной» (С.). Когда на вече в Новгороде он говорил о засилье иноземцев в Галиции, его помыслы были устремлены на сохранение целостности и единства Руси.
  В Галиче княжил подросший за границей Даниил, но «еще не мог он властвовать действительно: венгры, поляки, князья соседние и гордые бояре пользовались его малолетством». За юго-запад Руси продолжали спорить между собой Венгрия и Польша. В 1214 г. власть в Галиции была отдана венгерскому королевичу Коломану. Даниилу и Васильку оставили Владимир-Волынский. Перемышль и Брест захватила Польша.

  Неожиданный приход Мстислава Удалого с войском к Днестру ошеломил венгров. Коломан и его окружение бежали за границу. Мстислав занял княжеский престол и «в угождение народу» выдал свою дочь замуж за Даниила волынского. Однако удержаться в Галиче ему пока не удалось. В Галицию пришли объединенные польские и венгерские полки. Перед такой силой Мстислав устоять не мог. После нескольких схваток с врагами ему пришлось отступить на восток. В Галич вернулся королевич Коломан.

  Захватчики усилили свои гарнизоны в Галиции еще и чешскими полками. А Мстислав Удалой набрал в русских уделах новое войско, позвал в союзники половцев и снова пришел к Днестру. Решающая битва произошла в 1218 г. перед стенами Галича. Здесь Мстислав применил «засадную» силу. Иноземцы начали одолевать его ратников и уже запели победные песни, тесня поредевший русский строй. В этот момент удалой князь с отборной дружиной вылетел из-за холмов и ударил по неприятельским рядам с тыла. Оцепеневшие от ужаса враги не могли спастись «ни обороной, ни бегством и все легли на месте». Коломана и «баронов венгерских» взяли в плен.

  Так Мстислав Удалой прочно утвердился на княжеском престоле в Галиции. Правда, при последующем мирном соседстве с Венгрией он проявил излишнюю уступчивость в отношениях со вчерашними противниками. В 1221 г. он пообещал венгерскому королю выдать замуж за его сына, тоже Андрея, свою дочь, а в приданое ей наметил отвоеванную Галицию. То, что было возвращено Руси кровью тысяч воинов, готовилось в подарок чужеземцу. Патриотический настрой прославленного князя, по-видимому, шатнула позиция владимиро-суздальских государей.

  Сыновья Всеволода III смотрели на события в Галиции со стороны и ни во что не вмешивались. Константин болел, готовился к смерти, «строил церкви, раздавал милостыню и лобызал святые мощи». В 1219 г. он умер. Его престол занял Георгий, который тоже отмахнулся от забот о юго-западных княжествах. Его больше занимали северо-западные границы и отношения с Новгородом. Так что причины удаления
юго-западной Руси от северо-восточной четко проявились в начале ХШ века.

  Новгород и Псков успешно торговали с западными и северными странами. Русские купцы имели на шведском острове Готланд (в Балтийском море) не только свои причалы, склады и постоялый двор, но и свою церковь. Постоянные пристанища были у них и во многих приморских городах. А в Новгороде стояли «особые дворы» для иностранных купцов. Мирной торговле все чаще и чаще мешали немецкие рыцари и покоренные ими латыши. «Латыши, послушные немцам, беспрестанно злодействовали в окрестностях Пскова и не могли насытиться кровью людей безоружных» (К.). В 1221 г. новгородские воеводы пошли в очередной раз напомнить о себе прибалтийским данникам, но теперь их встретили немцы. В битве у Вендена (г. Цесис в Латвии) новгородцы потерпели поражение. После этого рыцари, «собрав ливов и латышей», обошли Псков, сожгли множество деревень и разграбили церкви возле самого Новгорода. (Ливы — угро-финское племя, их потомки живут в Латвии.)

  Новгородцы призвали на княжеский престол ненавистного им раньше Ярослава, главного виновника Липицкой битвы. В 1222 г. Ярослав с 20-тысячным войском вступил в Ливонию. Там к этому времени соперничали между собой и кормились за счет населения три военных силы. В Риге прочно обосновался Ливонский орден крестоносцев с рыцарями, чиновниками и католическими пастырями. В 1219 г. на берега нынешней Эстонии высадился крупный десант датского короля Вольдемара II. Король «в кровопролитной битве одержал над жителями победу» и заложил город Ревель (г. Таллин). В Прибалтику прибыли и вооруженные отряды шведов. Все пришельцы привезли с собой церковных служителей, чтобы обращать местных язычников в христианство. «Бедные жители не знали, кого слушаться, ибо их мнимые просветители ненавидели друг друга» (К.). Вдобавок к трем прежним Ярослав привел в Ливонию четвертое войско. Всем хотелось иметь там своих налогоплательщиков.

  С приходом русских полков жители острова Эзеля (Сааремаа) восстали против европейских захватчиков, перебили и шведов и построивших на острове крепость датчан. Население Юрьева, Медвежьей Головы и Феллина (г. Вильянди в Эстонии) поднялось против немцев. Местные отряды «умертвили многих рыцарей и послали дары к новгородскому князю, моля его о защите» (К.). Будь Ярослав умнее и сердечнее, Русь могла бы приобрести там дружески настроенных данников. Здесь летописец показал, как характер одной личности, имеющей власть над людскими массами, может влиять на ход исторических событий. В Феллине немцы схватили и повесили русских воинов. Ярослав обрушил ответную ярость не на рыцарей, а на невинных обитателей окрестных селений, «лил их кровь, жег дома». Люди ждали от восточных соседей помощи, защиты от немцев, датчан и шведов, а увидели в новгородском князе безжалостного карателя. Ярослав вернулся в Новгород «без славы, однако ж с пленными и добычей».

  Успешнее других расширяли зону своего господства в Прибалтике немецкие крестоносцы. Не допускать их в Юрьев новгородские вельможи поручили удельному князю Вячку, но вооружить его не успели. Имея в своей дружине всего 200 воинов, Вячко не мог отразить натиска врагов. Еще до штурма города рыцари объявили приговор его стойким защитникам: «Да погибнут все без остатка!». Захватив крепость, они не оставили в ней живыми ни одного человека. А когда новгородская рать запоздало собралась на поход к Юрьеву, рижский епископ предложил мир и даже отдал русским князьям ту часть дани, которую они собирали с эстонцев. «Сей хитрый епископ иногда еще признавал русских господами Ливонии, чтобы, обманывая их, тем спокойнее властвовать над ней» (К.).

  Если походы на запад принесли Руси мало пользы, то марши владимиро-суздальских воевод на восток дали Георгию II заметные территориальные приобретения. У волжско-камских болгар было отнято несколько городов. Часть населения, обитавшего на берегах Камы, стала платить дань владимирскому государю. Георгий сам проехал по приобретенным местам и у впадения Оки в Волгу повелел в 1221 г. заложить Нижний Новгород.

  При Георгии II русские люди впервые столкнулись с монгольскими завоевателями.
Pусь встретила азиатских пришельцев обессиленной и разобщенной. После Липицкой битвы удельные князья уже не видели ни в Константине, ни в Георгии общерусских государей. Маловластны были и постоянно менявшиеся киевские великие князья. Уделы в результате их деления на вотчины для детей и внуков повсюду теряли свою былую силу. Эти микроскопические княжества-вотчины были бедны казной, слабы дружинами. «Каждый князь, замкнувшись в своей вотчине, привыкал действовать особняком, во имя личных выгод, вспоминая о соседе-родиче лишь тогда, когда тот угрожал ему или когда представлялся случай поживиться на его счет» (Кл.).

  Ключевский отметил, что еще до монгольского нашествия в результате «принижения низших классов, княжеских усобиц и половецких нападений началось опустошение» южной Руси, отлив населения из некогда богатых земель. Смерды-земледельцы, ремесленники и другие свободные от рабства люди уходили на Западный Буг, в верховья Днестра и Вислы, в междуречье Оки и Волги, в другие области, где можно было укрыться от княжеско-боярского гнета и от кочевых налетчиков. «Наиболее крепкие народные силы сосредотачивались с XIII века в области верхней Волги» (Кл.), но эти силы при Георгии II еще только обживались среди лесов и болот, были разобщены бездорожьем и мало думали о безопасности далеких от них общерусских границ.
 
  Словом, «моголы» нагрянули на страну, которая была совершенно не готова к обороне от неисчислимых полчищ и в которой не нашлось вождей, способных поднять и сплотить народ на защиту Отечества.

  Первую весть о кочующих ордах повелителя Монгольской империи Чингисхана принесли в русские княжества половцы. Разграбленные неждаными опустошителями, они прибежали под киевские стены. Организатором отпора незнакомому пока врагу стал Мстислав Удалой. Вместе с Мстиславом киевским они собрали на совет встревоженных опасностью русских князей. На совете решили не ждать прихода завоевателей в свои пределы, а встретить их подальше от Киева.

  Весной 1223 г. к лагерю объединенных киевского и черниговского ополчений прибыли 10 монгольских послов с предложением союза против половцев. Князья увидели в этом предложении «или робость или коварство». Они убили послов и пошли навстречу противникам. На 17-й день похода к войску явились новые посланцы хана и заявили: «Вы, слушаясь половцев, умертвили наших послов и хотите битвы? Да будет!». Мстислав киевский и Мстислав черниговский отпустили объявивших войну послов и стали ждать подхода ополчений из Смоленска, Курска, Путивля и Трубчевска. Туда же по Днестру, морем и по Днепру прибыло около тысячи легких судов с галичанами и волынцами. Шла к Днепру и посланная Георгием II ростовская дружина, но из-за весенней распутицы прибыть к сроку не успела. К русским полкам присоединились и половецкие отряды. Руководили объединенным войском Мстислав Удалой и Мстислав киевский.

  В разведывательном бою Мстислав Удалой легко разбил и обратил в бегство передовой отряд «моголов». Русские полки, воодушевленные успехом, переправились через Днепр и шли 9 дней до реки Калки (р. Кальчик, приток Кальмиуса, впадающего в Таганрогский залив). Князья не догадывались, что враги нарочно заманивают их «в опасную степь», где готовилась кровавая сеча.

  Битва началась 31 мая 1223 г. Исход ее был предрешен не только огромным численным превосходством монголов, но и ошибками русских князей. Не разведав толком состояния вражеских сил, Мстислав Удалой проявил чрезмерную самоуверенность. «Желая один воспользоваться честью победителя», он начал сражение, не дождавшись развертывания киевских и черниговских полков. В первые часы галицкие воеводы вместе с воеводами Даниила Волынского и Олега курского имели успех. Их бойцы «удачливо теснили густые толпы» азиатских воинов. Храбро сражались и ратники других княжеств. Но вражеская стена сабель и копий с каждым часом становилась плотнее и злее.

  Первыми не выдержали напора этой стены половцы - «побежали в беспамятстве» и смяли ряды полков, которые еще только готовились вступить в сражение. Ханская конница расширила прорыв. Побежало все «приведенное в беспорядок» русское войско. Преследователи не щадили беглецов. «Доблестный витязь Александр Попович и еще 70 славных богатырей» не побежали, сражались до конца и все погибли на месте. Потери были огромны. Одни киевляне оставили на берегах Калки 10 тысяч человек убитыми. Плененного Мстислава киевского «задушили под досками», из которых монголы устроили помост для победного пира. Победители гнали уцелевшие русские отряды до Днепра. За Днепр они не пошли. Чингисхан развернул свои силы для войны с тибетским царем в Китае.

  Испуг у разбитых наголову русских князей со временем сменился успокоением. Им казалось, что нависшую над Русью черную тучу унесло за горизонт навсегда. Судьба дала стране передышку, а ее правители «как бы спешили воспользоваться этим временем, чтобы свежую рану отечества растревожить новыми междоусобиями». Георгий II чуть было не затеял войны с новгородцами, занял с дружиной их Торжок. Псковские бояре пошли на союз с немцами, чтобы стать независимыми от Новгорода. Вспыхнула вражда между Курском и Черниговом. Мстислав Удалой в Галиции ссорился со своим зятем Даниилом волынским. Разгорелись кровавые распри между родственниками за владение Луцком и Пинском. Очередной киевский князь, прибывший из Смоленска Владимир, осадил Каменец (пос. в Брестской обл.), чтобы расширить свою власть на запад. Князья сами «сделались друг для друга татарами».
Усобицами в разобщенных княжествах пользовались внешние враги. В 1226 г. литовцы разграбили окрестности Торопца, Новгорода, Смоленска и Полоцка. Финны в 1228 г. разорили селения вокруг Олонца (г. в Карелии). В том же году венгры захватили Перемышль, Звенигород, несколько других галицких городов и осадили столицу Мстислава Удалого.

  Боевая слава галицкого князя после бегства от Калки померкла. Он не оказал должного сопротивления и венгерскому королю, а заключил с ним мир и выполнил данное раньше обещание - выдал дочь замуж за королевича Андрея. Зятя-иноземца Мстислав посадил на свой престол, а сам устранился от всяких дел и вскоре умер в раскаяниях и стыде за попустительство венграм. На юго-западе Руси стали властвовать два зятя бывшего патриота-воителя: в Волыни — мужественный Даниил, в Галиции — чужеземный Андрей. Только в 1234 г. Даниилу удалось, исправить ошибки тестя. Выиграв несколько сражений, он вытеснил венгров за пределы Руси. Галицко-Волынское княжество опять стало единым под крепкой рукой волевого и смелого князя.

  Продолжались войны за владение Киевом. К участию в этих войнах приглашались половцы, поляки, венгры. У Владимира Киев отобрал Изяслав северский, его прогнал вернувшийся на свое место Владимир смоленский, а тому под давлением Георгия II пришлось уступить престол Ярославу новгородскому. Древняя столица превратилась в некий переходящий приз победителю в межудельных схватках, а пока шли эти тяжбы, все новые и новые уделы уходили из-под влияния киевских великих князей под сильную руку Даниила галицко-волынского.

  Народу после горестной битвы на Калке жилось все хуже и хуже. Как будто сама природа звала правителей одуматься, положить конец внутренней борьбе и приготовиться к надвигающейся на страну внешней опасности. Земля страдала то от засух, когда «леса и болота воспламенялись», то от непрестанных дождей, гноивших хлеб и сено. Голод и болезни уносили больше жизней, чем военные сражения. В такой драматической обстановке Русь снова услышала о монголах. Чингисхан в 1227 г. умер. Перед смертью он объявил наследником сына Угедея, а тот дал своему племяннику Батыю 300-тысячное войско и отправил его завоевывать Европу.

  При подходе к Волге Батый оставил тылы и семьи кочевых воинов в степных станах, осенью 1237 г. «обратил в пепел болгарскую столицу Биляр» (городище у с. Билярск в Татарии), приказал умертвить его жителей и двинул свои полчища к Рязанскому княжеству. Навстречу свирепой орде выехали рязанский, муромский и пронский князья. Вельможи Батыя предложими им: «Если желаете мира, то десятая часть всего вашего достояния да будет наша». Возмущенные князья гордо ответили: «Когда из нас никого в живых не останется, тогда все возьмете!». Этим переговоры и кончились. Из Рязани поскакали гонцы к Георгию II. Ему дали знать, что «пришло время крепко стоять за отечество и веру», просили спешной помощи, но владимирский государь, не зная еще сил противников, проявил беспечность и «предал Рязань в жертву татарам».

  Батый шел к Рязани, разоряя и сжигая на пути подряд все селения и убивая людей «без милосердия». За его неисчислимым войском тянулись к небу широкие полосы дыма, воздух на десятки верст пропитался гарью. Рязань не сдавалась пять суток. Городские укрепления, земля, снег вокруг крепости стали багровыми от крови. На шестой день, 21 декабря 1237 г., враги ворвались в город. Убийства, насилия, истязания людей продолжались до тех пор, пока «уже некому было стенать и плакать». Все жители, в том числе и рязанский князь Юрий с семьей, были перебиты.

  Оставив обугленную и наполненную трупами Рязань, страшная орда пошла на северо-запад. В суздальских землях ее настиг рязанский боярин Евпатий Коловрат с 1700 конных воинов. Он находился в Чернигове, узнал там о жуткой судьбе своего города и быстро набрал дружину храбрых мстителей. Внезапным ударом с тыла витязи Евпатия привели суеверных язычников в панический страх. Они «думали, что это мертвецы рязанские восстали». Прежде, чем ханские темники опомнились, русские богатыри уложили на землю не одну тысячу врагов. В разгоревшейся битве и Коловрат и его отважные соратники отчаянно сражались до последнего вздоха, а немногих оставшихся в живых Батый, «уважая столь редкое мужество», приказал отпустить на свободу.

  Слухи о жестокостях «моголов» летели впереди их войска. Люди бежали из открытых селений в крепости, прятались в снежных лесах и болотах. Широкая полоса «пепла и трупов», похожая на «неизмеримое кладбище, где мертвых некому было хоронить», потянулась к Москве. Перед Коломной (г. в Московской обл.) в схватку с врагами вступил сын Георгия II князь Всеволод и племянник погибшего Юрия рязанского князь Роман, но их собранные в спешке ополчения были уничтожены. Роман погиб, а Всеволоду удалось бежать во Владимир. Батый спалил Москву. Там повторились все ужасы, испытанные рязанцами. Владимира московского, другого государева сына, хан убивать не позволил, оставил его заложником.
Теперь и Георгий II осознал, какие силы навалились на Русь. Он поручил защиту столицы сыновьям Всеволоду и Мстиславу, а сам помчался в Ярославль собирать удельные ополчения.

  2 февраля 1238 г. монголы окружили Владимир и вывели напоказ его защитникам плененного в Москве великокняжеского сына. Жители города открывать крепостные ворота без сражения отказались. Начались штурмы. Часть ханских отрядов пошла к Суздалю, взяла его и «по своему обыкновению истребила жителей». 7 февраля азиаты овладели Владимиром. Здесь они, увлеченные грабежами, были не столь кровожадны, как в других городах. Их ошеломили церковные, княжеские и другие богатства русской столицы. Убивать всех подряд завоеватели перестали. Молодых и здоровых владимирцев сгоняли в колонны, чтобы увести в рабство. Но и плен многих не спас от смерти: выведенные из города невольники «умирали от жестокого мороза».

  Опустошив Владимир и Суздаль, полчища Батыя разделились. Одна часть пошла к волжскому Городцу (г. в Нижегородской обл.), другая - к Ростову и Ярославлю, «уже нигде не встречая важного сопротивления». Ужасы восточного варварства познали в феврале  кровавого 1238 года Переславль-Залесский, Юрьев-Польский, Дмитров и еще 11 городов. Сгорело множество деревень.

  4 марта на реке Сити (пр. Мологи) были разбиты и ополчения, собранные владимирским государем. Поднятые в ближних уделах ратники «бились мужественно и долго», но они были задавлены огромным численным превосходством врагов. В этой неравной битве погиб и сам Георгий II.

  Ханские полководцы продолжили губительные для населения шествия по стране. Пали Волоколамск и Тверь. После двух недель героической обороны нравы завоевателей познали  жители Торжка. Батый направился к Новгороду. «Села исчезали, головы жителей, по словам летописцев, падали на землю, как трава скошенная» (К.). К Новгороду монголов не пустили густые леса и топкие болота. Когда до берегов Волхова оставалось около 100 верст, угроза весеннего распутья заставила хана развернуть свои силы на юг. Кровавая полоса, озаренная пламенем пожаров, уткнулась в город Козельск (г. в Калужской обл.).

  Кочевники-завоеватели видели русских героев в Рязани, при схватке с витязями Евпатия Коловрата, в бою под Коломной, на стенах Владимира и Торжка, в сражении с ополчениями Георгия II, но такого отчаянного бесстрашия, какое проявили жители Козельска, они не ждали. Более полутора месяцев необозримое войско толпилось вокруг крепости. Каждый штурм приносил осаде большие потери. Козельцы дрались насмерть. Они поклялись погибнуть в сражениях, но живыми в руки истязателям не даваться. Когда враги все-таки ворвались в город, «граждане резались с ними ножами», а в поле «устремились на всю рать Батыеву» и не бросали оружия, пока держались на ногах.

  Батый назвал Козельск «злым городом» и приказал убить в нем всех оставшихся живыми стариков, женщин и детей. После Козельска он прекратил осады русских городов. Насытившись людской кровью, нагрузив обозы награбленными сокровищами, погоняя колонны пленных и гурты скота, орды разорителей ушли в степи, где на их станы начали нападать половцы.

  Опустошительная буря уже наполнила горем, залила слезами многие области Руси, огненные раскаты грозы прогремели рядом с нетронутыми пока уделами, а их властители, как безумные, продолжали воевать между собой. Страна напоминала дом, одна половина которого уже горела, а хозяева другой еще дрались из-за дележа мебели и посуды. Южным и юго-западным князьям казалось, что страшный вихрь смертей и страданий пронесло мимо их владений и в этот раз.

  Черниговский князь Михаил еще до монгольского нашествия с помощью венгров и поляков захватил Галич. Теперь, когда правивший Киевом Ярослав, брат погибшего Георгия II, переехал во Владимир, Михаил овладел и киевским престолом. Галич он оставил своему сыну Ростиславу, а того князь Даниил после нескольких сражений вынудил бежать в Венгрию. Галицко-Волынское княжество стало опять единым в руках Даниила. К нему, а не к Михаилу тянулись враждовавшие между собой южные князья. Ко времени возвращения Батыя из степей в пределы Руси «власть Даниила распространялась и на Киевскую землю, он подчинил себе и самый Киев» (Кст.).

  Пользуясь раздором в русских княжествах, литовцы захватили Смоленск. Ярослав II, похоронив трупы и расчистив завалы от пожарищ во Владимире, собрал войско и изгнал литовцев из смоленских земель. Мечи продолжали сверкать в русских областях и без монголов. Простой народ городов и деревень переходил от одних властителей к другим, как ставки в карточной игре переходят от одного азартного игрока к другому.


Беседа 10. Разрушение Киева. Батый в Западной Европе. Истощение «огненной реки». Победы Александра Невского. Между честью и лестью. Непокорный Даниил.


  Обезопасив свои тылы, монголы в начале 1239 г. вернулись к русским границам. Они пронесли смерть и огонь по мордовским селениям, сожгли Муром и Гороховец (г. во Владимирской обл.) и направились к южным княжествам.

  Весной был разорен  Переяслав. Сильное сопротивление хану оказали черниговцы, «бились отчаянно в поле и на стенах», но и здесь мужество было подавлено числом врагов. В сожженном Чернигове остались тысячи убитых, а варвары ушли на отдых к Дону.
  В конце 1240 г. толпы завоевателей подступили к Киеву. Руководивший осадой полководец Мангу предложил жителям сдать город на милость хана без боев. Киевляне, слыхавшие о ханских «милостях» в других городах, убили послов с таким предложением и «их кровью запечатлели свой обет не принимать мира постыдного». Великий князь Михаил бежал в Венгрию. Защиту города возглавил тысяцкий Даниила галицко-волынского, мужественный и опытный воевода Дмитрий.

  Жители Киева «стали грудью против врагов своих». Стенобитные орудия рушили крепостные стены. Тысячи острых стрел несли смерть защитникам крепости и ее ворот. Когда в город ворвались вражеские толпы, бои «до самого вечера» продолжались на улицах. Оставшиеся в живых киевляне за ночь «укрепили тыном» древнюю Десятинную церковь и сражались до той минуты, пока все до одного не пали мертвыми. Плененного воеводу Дмитрия доставили в шатер к Батыю. Хан, пораженный стойкостью и храбростью людей под командой воеводы, оставил его в живых. Как и в случае с героями Евпатия Коловрата, Батый показал своим подданным, что храбрость ценится дороже жизни.

  Ханское воинство несколько дней громило захваченный Киев. Все подряд грабилось, предавалось огню и разрушению. Устоявшийся веками облик древней столицы исчез навсегда. Летописцы отмечали, что в XIV и XV веках Киев еще весь был в развалинах, а Карамзин писал, что и при его жизни «существовала единственно тень прежнего величия столицы». Кочевым воинам были чужды архитектурные красоты, изящные творения зодчих и убранство городских жилищ. Они «перевозили на волах свои кибитки и семейства и везде находили отечество, где могло пастись их стадо» (К.). То, что казалось лишним в их привычном быте, уничтожалось без жалости.

  От поверженного Киева орды Батыя направились в сторону Галицко-Волынакого княжества. Владимир-Волынский, Галич и многие другие города братьев Даниила и Василька обратились в пепел «с горами незахороненных трупов». Кто успевал бежать от гибели, те прятались в лесах и пещерах. «Казалось, что огненная река промчалась от восточных пределов Руси до западных; что язва, землетрясения и все ужасы естественные вместе опустошили их от берегов Оки до Сана» (К.).

  «Огненная река» вылилась за русские границы. Батый разорил значительную часть Польши, Венгрию, Хорватию, Молдавию, Валахию и привел в ужас всю Западную Европу. Ее монархи трепетали от страха. Народы вспоминали прежние нашествия варваров, разрушение Рима и обреченно ждали повторения гибельных эпох. Казалось, новых гуннов никто не остановит.

  Европу от разорения кочевниками спасла Русь. Силы опустошителей истощились на русских просторах. Покоряя восточных славян, азиаты погибали не только в открытых сражениях и при штурмах крепостей, но и в стычках с лесными отрядами вольных ратников, умирали от болезней в походах, становились калеками от ран и обморожений. При заготовках продовольствия и фуража крестьяне во многих местах нападали на них с дубинами и рогатинами. В Западную Европу явилось уже не то бесшабашно-свирепое войско, которое бесчинствовало в русских княжествах, а толпы измученных, обозленных и не всегда послушных командирам вооруженных грабителей.

  Батый Европу не завоевал. В 1242 г. он вернул свои измотанные орды на берега Волги. «Огненная река» усохла, оставив в своем русле пепел и развалины селений, бесчисленные человеческие захоронения и множество человеческих костей от истлевших без погребения трупов. Хан-завоеватель удовлетворился покоренными землями в Руси, на Кавказе и в Причерноморье от Волги до Дуная.

  Даниил с Васильком после ухода татар «не могли от смрада въехать ни в Брест, ни во Владимир, наполненные трупами». Они расположились в Холме (с. Хелм в Польше) и принялись возрождать жизнь в своих владениях. Рассказы летописцев о варварстве монголов подкреплены записями католического миссионера Карпини, который в 1246 г. проезжал к Волге через Киев. Живые люди встречались ему редко. В окрестностях Киева и Переяслава он видел «лишь бесчисленное множество человеческих костей и черепов, разбросанных по полям» (С.). В Киеве царило запустение, в нем оставалось «не больше 200 домов».

  Монгольские сабли не достали северных и северо-западных просторов Руси. Надеждой истерзанной страны стал Новгород с его молодым князем Александром, сыном Ярослава  Всеволодовича. Утвердившийся в этом городе республиканский строй приучил жителей к определенным вольностям. Должности посадника (главного администратора) и тысяцкого (главного военачальника) давались там «не на княжеском дворе, а на вечевой площади». Порой на вече решался и вопрос о князе: угоден он собранию или нет. Да и у принятых князей властные права ограничивались. В договоре с очередным князем новгородцы писали: «Без посадника тебе, князь, суда не судить, волостей не раздавать, грамот не давать». Гордые своими свободами, они и мысли не допускали о том, чтобы покориться пришельцам из Азии. Их мирной жизни мешали другие враги - ливонские немцы и шведы.

  Зять шведского короля Биргер «с великим числом шведов, норвежцев и финнов» пришел на ладьях в Неву, чтобы захватить приладожокие земли. Князь Александр быстро вооружил крепкую дружину и повел ее на врагов. Перед выступлением из города он обратился к воинам с горячей и убедительной речью, которую закончил словами: «Нас немного, а враг силен. Но бог не в силе, а в правде! Идите с вашим князем!».

  Княжеская дружина скрытно подошла к лагерю шведов на Неве и 15 июня 1240 г. внезапным ударом ошеломила неприятелей. «Князь и дружина оказали редкое мужество. Александр собственным копьем возложил печать на лицо Биргера». Летописцы назвали имена и других героев скоротечной битвы. Витязь Гаврила Олексич загнал в реку биргерова сына. Новгородец Сбыслав Якунович с топором в руках рассекал головы в самой гуще шведов. Воин Миша прорубил днища у вражеских судов, и они затонули. Яков Полочанин с отважными соратниками врезался в целый полк и нарушил его строй. Раненый слуга князя Ратмир продолжал биться рядом с Александром, пока не погиб. Дружинник Савва подрубил опорный столб биргерова шатра, и рухнувшие полотна послужили сигналом к бегству противников. Поклонимся летописцу, который увековечил имена героев! После победной битвы Александр получил прозвание Невского, а подвиги ее участников нашли отражение в преданиях и былинах.

  Александра тревожила позиция Пскова. Его князь Владимир показывал себя «то врагом, то союзником немцев». Ливонские рыцари захватили Изборск, а после этого пришли к Пскову. Предатели пустили недругов в город. Обнаглевшие крестоносцы вторглись в новгородские владения, взяли Лугу (г. в Ленинградской обл.), Тесово (пос. в Новгородской обл.), в 1240 г. заложили Копорскую крепость (с. Копорье в Ленинградской обл.) и «грабили купцов верст за 20 от Новгорода».

  После победы над шведами Александр Невский «имел распрю с новгородцами» и уехал в свой родовой Переславль-Залесский. Теперь обидчики молили князя вернуться для борьбы с немцами. В 1241 г. Александр собрал под свое знамя прежнюю дружину, рати с берегов Невы и Ладожского озера, ополчение карелов и начал войну с рыцарями. Взял Копорскую крепость, освободил Псков, приказал «в страх другим» повесить явных псковских изменников и вступил в Ливонию. Здесь к немцам подоспело подкрепление, и они разбили передовой отряд новгородцев.

  Разведав силы противников, Невский отступил и нашел выгодное для себя место сражения на Чудском озере. Тут 5 апреля 1242 г. еще раз проявился его полководческий талант. Он построил боевой порядок с учетом шаблонной тактики крестоносцев. Рыцари привычно «острой колонной врезались в наши ряды», а основные силы Александра, пропустив железную оболочку вражеского тарана, ударили по колонне с боков. Закованные в латы рыцари повалились с ног десятками. Вспомогательное ливонское войско, увидев гибель немцев, в страхе бежало от побоища. Беглецов преследовали до наступления темноты, их трупы «лежали на семи верстах». Спаслась бегством и часть конных рыцарей. На Чудском озере сложили головы 400 крестоносцев, 50 сдались в плен. После этой битвы слава об Александре новгородском разнеслась по всей Руси. Его имя стало известно и в европейских дворцах.

  Магистр Ливонского ордена с ужасом ждал появления новгородцев под стенами Риги и уже запросил помощь у короля Дании, но Александр, проучив захватчиков, вернулся в Псков. Туда прибыла из Риги делегация с мирными предложениями. Князь заставил немцев покинуть все русские селения и согласился на мир. В обмен на плененных рыцарей рижские правители отпустили всех русских невольников, захваченных крестоносцами в разные годы.

  Славу победного вождя Александр Невский подкрепил и расправой с литовцами, которые захватили Торжок, а после изгнания их оттуда пытались отсидеться за крепостными стенами занятого ими Торопца. Вместе с тверской дружиной Александр освободил Торопец и «истребил всех врагов, в том числе и 8 князьков литовских».
Победы прославленного князя радовали русских людей и раздражали монголов, которых Новгород манил к себе своими богатствами.

  Боевые успехи на северо-западе не могли скрасить общего состояния поверженной страны. «Никто не дерзал противиться Батыю». Он обустроил свой стан в низовьях Волги, где со временем выросла ханская столица Сарай (развалины у с. Селитренное Астраханской обл.). Ханские мурзы и чиновники ездили по русским уделам, специальные «численники» пересчитывали жителей по дворам, «переписывали бедный остаток народа и налагали на всех людей дань поголовную» (К.). В первые 35 лет ханского господства поголовный, за исключением духовенства, пересчет населения проводился трижды. Заметим сразу, что в первой половине XIV века столица Золотой Орды была перенесена в новый Сарай (развалины у с. Царево Волгоградской обл.).

  В 1243 г. Батый вызвал к себе владимирского государя и его сына Константина. Хан «принял Ярослава с уважением и назвал его главою всех князей русских, отдав ему Киев» (К.). Угнетать покоренный народ было легче через его же покоренных правителей. Вслед за Ярославом II «бить челом» Батыю потянулись удельные князья. Каждый вез в Орду дары, чтобы сохранить за собой прежние владения. «Должно было дарить хана, жен его, вельмож и всех сколько-нибудь значительных людей» (С.). Ханской волей разрешались и княжеские распри.

  Через два года Батый направил Ярослава в столицу «великого хана», которая находилась в бассейне Амура. Там Угедей умер, русскому государю надлежало «смириться» перед новым монгольским властителем Гаюком. Ярослав преодолел дальнюю дорогу, а при возвращении на родину осенью 1246 г. скончался. Великокняжеский престол был отдан его брату Святославу, который жил после этого только два года.

  Дольше всех отказывались становиться на колени перед Батыем Александр Невский и Даниил Галицкий. Когда стало видно, что непокорность грозит Руси новыми страшными бедствиями, подавили свою гордость и они. Даниила хан продержал в Орде 25 дней и отпустил «с именем слуги и данника», а Александра заставил ехать вместе с братом Андреем за тысячи верст к монгольскому повелителю. Невольные путешественники вернулись домой только в 1249 году. После этого Александр получил киевский престол, а Андрею дали великое княжение во Владимире. Однако Невский в Киев не поехал, а возвратился в Новгород.

  В последние годы жизни Батыя ордынским государством фактически правил его сын Сартак. Он не торопил Александра с поголовной данью в новгородских землях, довольствовался богатыми дарами волховской столицы. Эти дары и «множество золота для искупления русских, бывших в неволе», помогали Александру ладить с ханским окружением. А у Андрея владимирского отношения с Ордой испортились так, что озлобленный хан направил к его столице карательное войско. Летом 1252 г. дружина Андрея была разбита, каратели разграбили окрестности Владимира, перебили множество мирных жителей и еще больше увели в рабство. Мятежному князю удалось бежать в Швецию. Русь еще раз увидела, что непокорность завоевателям оборачивается большими бедами и страданиями.

  В 1253 г. ханский двор признал великим князем владимирским Александра Невского. Новгород принял на княжение его сына Василия. Безрадостным был в то время великокняжеский престол для русского патриота! Александру приходилось постоянно лавировать между собственной честью и угодничеством перед Ордой. «Ордынские ханы не навязывали Руси каких-либо своих порядков, довольствуясь данью» (Кл.), но они требовали от князей рабской исполнительности и унизительных поклонов с преподнесением даров. На посту общерусского государя Невскому приходилось нередко забывать о славе героя, княжеской гордости и личном достоинстве, чтобы сохранить соотечественников от смертей и разорений. Это был тоже своего рода подвиг. Он ездил в Сарай  то по вызовам правителей Орды, то по своей воле. Там он улаживал межудельные споры князей, упреждал карательные набеги ханов, выкупал русских невольников. После смерти Батыя в 1255 г. его брат Берке убил Сартака и «вверил дела русские своему наместнику Улавчию». Александр стремился сохранить спокойные отношения и с новыми правителями.

  Если большинство уделов платило дань Орде с первых лет монгольского нашествия, то в северных областях благодаря усилиям Александра Невского князья до 1257 г. откупались хоть и щедрыми, но как бы добровольными дарами. А Новгород позволил провести пересчет населения и начал отдавать поголовную дань лишь в 1259 г. после острого разлада с великим князем. Когда Александр повелел пустить в новгородские селения «численников», его сын Василий не захотел «повиноваться отцу, везущему с собой оковы и стыд для людей вольных». Государь расправился с ослушниками весьма круто. Василия схватили как мятежника и отправили в Суздаль. Из бояр «некоторые были ослеплены, другим обрезали носы». Князем вместо Василия Александр посадил другого своего сына, вздорного по характеру Дмитрия.

  Гнет поголовного ханского налога познали и новгородцы, но каратели Улавчия не стали рваться к ним, чтобы убивать людей и сжигать деревни. Государь-полководец, одержавший победы над шведами, немцами и литовцами, знал силу Золотой Орды и понимал, что время открытой борьбы с азиатскими насильниками еще не настало. Наказывая сына и бояр, он стремился сохранить от гибели как можно больше русских людей, чтобы против ненавистного ига могли восстать их потомки.

  По-своему строил свои отношения с ханами галицко-волынский Даниил. Он возрождал военные силы удаленного от Волги княжества и даже «брал участие в делах Европы». Под его влиянием оказались территории Киева, Пинска, Бреста, Турова, Львова, земли нынешних Ровенской, Житомирской, Тернопольской, Хмельницкой областей. В 1254 г. римский папа «почтил» Даниила титулом короля.
Исправно получая дань с подвластных Даниилу земель, Орда наблюдала за его успехами со спокойным равнодушием. Но когда осмелевший князь перестал отдавать ханам налоги, а в 1259 г. открыто объявил себя «врагом моголов» и изгнал из своих городов волжских баскаков, в Сарае схватились за сабли.

 «Бесчисленные толпы воинов» во главе с темником Бурондаем обрушились на южные и юго-западные уделы Руси. Опять лилась кровь, чернело от пылающих селений небо. Через два года татары повторили опустошение подвластных Даниилу областей. В 1261 г. были «разметаны» и сравнены с землей укрепления Львова, Луцка, Кременца (г. в Тернопольской обл.) и многих других городов, сожжены крепостные стены Владимира-Волынского. Ханское войско заставило мятежные уделы вновь «раболепствовать и платить дань».

  Стремление Даниила к быстрому обретению независимости обернулось для населе- ния страшными бедствиями. Если раньше защитные силы западных уделов Руси рушились венграми и поляками, то новое нашествие монголов надолго подавило там способности народа к сопротивлению завоевателям в будущие годы.

  С нашествием монголов  южные и юго-западные княжества Руси оказались отрезанными от большей части страны. Вековые взаимные связи восточного славянства разрывались. Саженцам одного питомника предстояло теперь выживать в разных условиях. Днестровским, припятьским и многим днепровским князьям приходилось чаще общаться с венграми, поляками и литовцами, чем со своими соотечественниками. Города и земли этих князей были отрублены от остальной Руси вначале монгольскими саблями, а после - литовскими и польскими мечами.

  Дань с русских уделов не везде брали ханские налогосборщики. Некоторые места Орда отдавала за определенную плату «в откуп» своим ставленникам. Откупщики получали неограниченную власть над населением. «В случаях неплатежа они объявляли должников рабами» и отправляли их на продажу. В 1262 г. в Суздале, Владимире, Ростове, Ярославле и в других городах доведенные до отчаяния люди «единодушно восстали на лихоимцев, некоторых убили, а прочих выгнали». Эти восстания всполошили правителей Орды не меньше, чем непокорность Даниила галицкого. Ханское окружение начало готовить карательный поход на север.
Александр Невский совершил еще один подвиг. Рискуя головой, он отправился в Сарай «с оправданиями и дарами». Хан Берке продержал его у себя зиму и лето, но вооруженных отрядов в мятежные города посылать не стал. Отважный государь своей цели добился: восставшие жители его городов избавились от алчных откупщиков и были спасены от нового разорительного нашествия.

  К слову сказать, при упомянутом хане Берке Золотая Орда обособилась от Монгольской империи. Поездки с Волги на поклоны к далекому повелителю уже не требовались.

  Возвращаясь после неволи из Сарая домой, Александр Невский заболел и 14 декабря 1263 г. скончался в волжском Городце. Похоронили прославленного государя с великими почестями во Владимире, а в 1723 году его останки по велению Петра I были перевезены в Петербург. Вскоре после кончины Александра Невского русская православная церковь причислила его к лику святых.



Беседа 11. Довмонт псковский. Нечестивые Александровичи. Татарские нашествия 1281 и 1293 годов. Соперничество Москвы с Тверью. Казнь русских русскими.

  Великим князем во Владимире после смерти Александра Невского стал его брат, Ярослав тверской. Он взял себе и новгородский престол. В 1265 г. он переехал со своим двором в Новгород, где жители были встревожены наступательной политикой немецких рыцарей и литовских князей. Новгородской, тверской и полоцкой дружинам пришлось опять отвоевывать захваченный немцами Юрьев.

  Литовцы захватили Полоцк. Псков взял к себе князем литовца Довмонта, православного по вере и дружески расположенного к местному населению. Он изгнал из псковских владений литовских опустошителей, прошел с дружиной по самой Литве и в июне 1266 г. одержал победу над соотечественниками в битве на берегу Западной Двины. Русские воины и мирные псковитяне увидели в православном литовце надежного защитника.

  Самолюбие Ярослава III было ущемлено славой псковского князя. «Досадуя на псковитян за избрание князя чужеземного», он собрался изгонять Довмонта оружием и привел к Новгороду суздальские полки. Новгородцам такая затея не понравилась. Они ударили в вечевой колокол, и собрание запретило великому князю начинать войну. Подавив гнев, Ярослав уехал во Владимир.

  Довмонт стал верным союзником русских князей. 18 февраля 1268 г. в битве у Везенберга (г. Раквере в Эстонии) объединенное войско Новгорода, Пскова, Переславля-Залесского и ратники Ладожского побережья разбили «железные полки» немцев-рыцарей. В следующем году крестоносцы сожгли Изборск и осадили Псков 18-тысячным войском со стенобитными орудиями. Довмонт «новыми подвигами геройства заслужил удивление и любовь псковитян». Его дружина 10 дней отчаянно билась с врагами, пока прибывшая из Новгорода сильная рать не заставила немцев отступить от крепости.

  Для поддержки Новгорода и Пскова в борьбе с западными завоевателями Ярослав III привел к Волхову владимирские и суздальские полки. Он начал готовить большой поход на Ревель, чтобы сразу изгнать с берегов Финского залива и немцев и датчан. Узнав о собранных русских силах, противники предотвратили войну. «Добровольно уступив все берега Невы, они обезоружили тем Ярослава». Поход не состоялся. Малой уступкой недруги сохранили за собой основные завоевания.

  В 1270 г. новгородцы отняли у Ярослава  княжеский престол и лишили его всякой власти в городе. Это чуть не привело к войне государя с волховской республикой. Владимиро-суздальское войско пришло к Руссе (г. Старая Русса в Новгородской обл.). Мятежники, опасаясь, что за Ярославом в их краю могут появиться монголы, смирились. Характерно, что после этих событий владимирского государя возводили на княжение в Новгороде два ханских посла.

  Как и его брат, Ярослав III скончался при возвращении из Сарая домой. Это случилось в 1272 г. Его место занял другой брат Александра Невского, Василий костромской, но и он в 1276 г. «по возвращении из Орды» умер. Что это, совпадение судеб или коварные секреты ханской кухни? Один за другим три великих князя умирают после пребывания у ордынских владык!

  Владимирский престол Золотая Орда отдала теперь сыну Александра Невского, Дмитрию. Его приняли и новгородцы. Этот князь погнался за ратной славой путем пособничества угнетателям. Вместе с татарами он водил свою дружину за пределы Руси. Не поладил он и с Новгородом — вопреки договору вдруг объявил своей Копорскую крепость. И когда его брат, Андрей городецкий, в 1281 г. «лестью и дарами задобрив хана», получил ярлык на великое княжение, низложенного Дмитрия не пустили к себе и новгородцы.

  Андрей III тоже не прибавил чести потомству Александра Невского. Что делать, история знает немало случаев, когда добрые дела прославленных родителей губили их безрассудные наследники. Андрей пришел из Орды не только с грамотой на престол, а и с большим татарским войском. Население северо-восточной Руси увидело повторение батыева нашествия. Муром, окрестности Владимира, Суздаля, Ростова, Юрьева-Польского, Твери, Торжка в ноябре и декабре 1281 года подверглись такому же разорению, как и в феврале-марте 1238 года. Ханское воинство «жгло и грабило дома, монастыри, церкви, не оставляя ни икон, ни сосудов, ни книг; гнало людей толпами в плен или убивало» (К). Переславль-Залесский и Дмитров пытались защититься и от этого пострадали больше других. Ледяные  зимние ветры опять носили над Русью запахи гари и смертного тлена. За два месяца был уничтожен восстановительный труд целого поколения. Уцелевшим жителям пришлось все начинать сызнова — добывать пропитание, строить дома, разводить скот.

  Изгнанный жестоким Андреем и из родового Переславля-Залесского, Дмитрий Александрович бежал к хану Ногаю, который к этому времени господствовал над огромными пространствами и стал сильнее сараевских правителей. Он вернул Дмитрию великое княжение «не мечом и не кровопролитием, но одной повелительной грамотой». Ни Андрей, ни ордынский хан Мангу-Тимур не посмели ослушаться Ногая. Теперь безвластным оказался Андрей Александрович.

  Борьба за власть потрясала и лагерь завоевателей. В 1291 г. Сараем овладел ставленник Ногая хан Тохту. При нем покровительства Орды снова добился Андрей. И в 1293 г. монголольские орды опять «устремились на разрушения». В этот раз с ними шли в качестве пособников сам Андрей II и князь Федор ярославский, потерявшие понятия о стыде и чести. Татары взяли «как неприятельские» Муром, Суздаль, Юрьев-Польский, Переславль-Залесский, Углич, Коломну, Москву, Дмитров, Можайск и еще несколько городов. Везде, где проходило ханское войско с русскими князьями-подручниками, стоял стон, лились слезы — «люди пленены, жены и девицы обруганы».

  Не сдалась вооруженным насильникам только Тверь с ее молодым и храбрым князем Михаилом. Встретив неожиданно прочную оборону, татары оставили этот город целым, разорили напоследок Волоколамск и ушли с добычей и пленными к Волге.

  После нашествий 1281 и 1293 годов порушенное хозяйство верхневолжского края восстанавливалось очень долго. Уделы обезлюдели. Молодые и здоровые работники были или перебиты или уведены в рабство. На многие сельские пепелища возвращаться было некому. Зарастали лесом поля, гнили некошеные луга.

  Дурное княжение Александровичей прибавило смелости соседям ослабленной Руси. Немцы «разбивали суда новгородцев» уже на Ладожском озере. Шведы в 1293 г. заложили на берегу Финского залива крепость Выборг (г. в Ленинградской обл.) и принялись насильно обращать в католичество карелов. В 1295 г. они построили на берегу Ладожского озера еще одну крепость — Кексгольм (г. Приозерск в Ленинградской обл.). Через пять лет шведское войско пришло на 111 судах в Неву и в устье реки Охты возвело новую крепость.

  Новгородское ополчение сравняло Кексгольмскую крепость с землей, «не оставив в ней ни одного шведа живого». Весной 1301 г. с участием Андрея III шведы были изгнаны с берегов Невы, но Выборг остался за ними. Новгородцы для защиты своего города в 1302 г. вместо бревенчатых заложили каменные стены.

  Стенами защищали города, а приграничные земли между ними оставались открытыми для недругов. Как через размытую дамбу, страну захлестывали вражеские потоки из Прибалтики. Набеги литовцев приходилось отражать не только Торжку, Ржеву, Твери, но и Москве, Дмитрову, Ростову. На восток рвались и ливонские рыцари. В 1299 г. они опять осаждали Псков, разграбили предместья города и окрестные монастыри. Князь Довмонт вывел дружину и вооруженных жителей из крепости и в сражении на берегу реки Великой разбил немцев. В разных местах нападали на русские селения и грабительские отряды татарской вольницы.

  Территория древней Руси, сдвинутой от Днепра на северо-восток, сдавливалась со всех сторон. «Русь находилась между двумя страшными врагами, татарами с востока и Литвою с запада» (С.). Волны вражеского потопа грозили унести ковчег с русской народностью еще дальше от обжитых славянских мест — к Северной Двине и Печоре.

  В это тяжелое время Андрей III затеял разборки с князьями по поводу владения городами и вотчинами. Если в Руси Киевской «земля считалась общей отчиной княжеского рода, а отдельные князья являлись временными владетелями своих княжений», то здесь после Андрея Боголюбского на удел смотрели как «на личную собственность удельного князя» (Кл.). Татарские разорения пошатнули этот собственнический взгляд на землю, но при Дмитрии Александровиче Михаил тверской и Федор ярославский получили свои уделы «в частное владение». Теперь таких же прав требовали младший брат Андрея Даниил московский и племянник Иван переславльский. Эти требования были выгодны Орде. Князь-собственник становился властителем в своей вотчине и жил узкими местническими заботами. «Общество расплывалось или распадалось на мелкие местные миры, каждый уходил в свой тесный земляческий уголок» (Кл.), а ханы держались правила: разделенным на отары стадом управлять легче.

  Андрей же, не имея собственной политической власти над уделами, хотел укрепить за собой власть хозяйственно-экономическую. Он противился умножению частных владений, чтобы остаться крупным собственником самому. Однако собранный во Владимире княжеский суд не поддержал ненавистного всем государя. Тогда Андрей собрал войско и хотел смирить Даниила и Ивана силой, объявив их мятежниками. Его войско было встречено объединенными ратями Твери и Москвы. Великому князю пришлось уступить перед упрямством родственников. Московский и переславльский князья тоже стали считаться собственниками своих уделов.

  Этот момент явился началом будущего возвышения Москвы. При князе Данииле Александровиче к маленькому Московскому уделу уже прирастали новые владения. И все последующие приобретения Москвы становились частной собственностью ее государей.

  Влияние Андрея III на удельных князей несколько возросло после того, как киевский митрополит Максим «со всем клиросом» переехал в 1299 г. во Владимир. Духовный центр русского православия переместился с Днепра в междуречье Оки и Волги. Киев к этому времени стал центром небольшого удела в составе Галицкого княжества. Летописцы перестали и упоминать о князьях порушенного великого города.

  В 1302 г. умер бездетным князь Иван, владелец Переславля-Залесского. Свой удел он завещал Даниилу московскому. Андрей с расширением Московского удела не согласился, поехал жаловаться на брата в Орду. Хан Тохту продержал великого князя у себя целый год. Тем временем умер и Даниил, а его сын Георгий, «пользуясь дремотою ханов», овладел со своей дружиной еще и Можайском. Андрей вернулся из Сарая с ханскими послами и грамотами, суть которых сводилась к одному: «Да пресекутся распри владетелей и каждый из них будет доволен тем, что имеет». Такое повеление вполне устраивало Георгия московского: он закрепил за собой расширенное владение.

  Нечестивый Андрей III умер в 1304 г., «заслужив ненависть современников и презрение потомков» (К.). В спор за великое княжение и за новгородский престол вступили Михаил тверской и Георгий московский. Они отправились разрешать тяжбу в Сарай. Ярлык на место общерусского государя во Владимире получил Михаил, но Георгий не захотел ему повиноваться. Новый великий князь дважды пытался подчинять упрямца силой, но сражения у стен Москвы только усилили взаимное озлобление соперников.

  Владыкой Золотой Орды после смерти хана Тохту в 1313 г. стал его сын Узбек, известный в истории тем, что он обратил соплеменников из язычества в мусульманство и сделал ислам государственной религией для всех подвластных ему татар. В отношениях с Русью Узбек показал себя правителем жестоким и решительным. Он начал с того, что вызвал к себе великого князя Михаила и продержал его в Орде целых два года. За это время Георгий московский сумел «обольстить» новгородцев, и те признали его своим князем. Узбеку такое самовольство не понравилось, он повелел прибыть в Сарай и Георгию. Московского князя продержали в низовьях Волги три года.

  Нет, русских правителей там не стерегли под стражей. Они имели слуг, вместе с ханским окружением охотились на зверей, приглашались к застольям вельмож, но уехать домой не могли. Такой внешне почетный, а по сути унизительный плен помогал завоевателям держать местных властителей в покорности.

  Между тем Михаил вернулся из Орды «с сильными полками моголов». Если в 1293 г. он спас Тверь от огня и насилий, то теперь подобно нечестивому Андрею III сам привел разорителей, чтобы наказать новгородцев. Татар остановило упорное сопротивление дружины и жителей Торжка. Город держал оборону полтора месяца. Михаил привел на помощь татарам тверскую и владимирскую рати.
 
  10 февраля 1316 г. произошла «жестокая, хотя и неравная» битва. Торжок пал. После этого ханские полки ушли, а Михаил повел рати послушных ему князей к Волхову. Однако возмущение его действиями уже охватило весь северный край. На защиту Новгорода пришли отряды из Пскова, Ладоги, Руссы, Вологды и Карелии. Узнав о таком скоплении сил, Михаил отступил без сражений.

  Судьбами русских государей играли ханы. Георгий за три года пребывания в Орде сдружился с Узбеком, женился на его сестре и в 1318 г. вернулся в Москву с грамотой на великое княжение, с татарским войском и ханским вельможей Кавгадыем. Он принялся мстить Михаилу и опустошил с татарами тверские селения «до самых берегов Волги». Народ возненавидел Георгия, как два года назад ненавидел Михаила. Людские симпатии качнулись к тверскому князю. В битве, которая произошла 22 декабря в 40 верстах от Твери, новоявленный великий князь и приведенное им татарское войско потерпели поражение.  Георгий бежал в Новгород, а его жена-монголка и вельможа Кавгадый были пленены. Кавгадыя и других плененных татар Михаил отпустил, чтобы смягчить гнев Узбека, а жена Георгия вскоре умерла. Разошелся слух, что сестру хана отравили.

  Новгородцы дали Георгию войско для похода на Тверь, но Михаил предложил сопернику вместо войны ехать на суд к хану. На суде коварную роль сыграл посрамленный под Тверью Кавгадый. Князя Михаила приговорили к смерти. Георгий не хотел такой расправы, он вернулся на великое княжение с замутненной совестью. Народ осуждал московского князя, но был вынужден покориться ханскому любимцу.

  Князья боролись между собой за ярлыки на владения, а кочевавшие возле русских земель монголо-татарские разбойники периодически грабили ханских данников. Жалобы на налетчиков ордынским чиновникам чаще оставались бесплодными. Иногда разбои возглавляли и вельможи с полномочиями ханских послов. В 1316 г. два таких посла с конными отрядами опустошили Ростов. Через два года такой же посол, «убив в Костроме 120 человек», еще раз разграбил ростовские церкви и «пленил многих людей». Татарские шайки то и дело бесчинствовали в Рязанском княжестве, налетали на окрестности Брянска и придонских городов.

  Георгий III продолжил расширение Московского княжества. Он пошел с войском на Рязань  и объявил своими владения тамошнего князя Ивана. Готовилось нападение и на Тверь, но князь Дмитрий, сын казненного в Орде Михаила, дал государю «2000 рублей и слово не спорить о великом княжении». (Здесь летописцы впервые упомянули о рубле — «отрубке серебра без всякого знака или клейма», вес которого в то время составлял около 94 граммов).

  Дмитрий слово свое нарушил и сумел каким-то образом выхлопотать у Узбека грамоту на великое княжение во Владимире. Георгий помчался в Орду, чтобы «вторично снискать милость хана», а его опять продержали там целый год, пока в Сарай не вызвали и Дмитрия. В ноябре 1325 г. враги встретились в стане своего повелителя. И здесь в порыве ярости Дмитрий Михайлович отомстил за гибель своего отца — на глазах у ордынских вельмож «вонзил меч в Георгия». Узбек не простил столь самосудного поступка при своем дворе, он приказал казнить государя-убийцу. «Великим князем Российским» хан повелел поставить Александра, брата казненного мстителя.

  Новый титул - «Российский», а не «Владимирский» - запечатлен в 1327 г. и в договорной грамоте Новгорода с Александром.

  Новгород продолжал оборонять северные рубежи страны. Его воеводы построили на месте разрушенного Кексгольма новую крепость. В 1314 г. новгородцы изгнали в очередной раз шведских разорителей, которые успели спалить Ладогу. Республике, правителям которой больше всего хотелось мирно торговать, приходилось постоянно воевать. Чтобы заградить вражеским судам доступ из Финского залива в Ладожское озеро, в 1323 г. на Ореховом острове у истока Невы была заложена еще одна крепость. Ее в разное время называли Ореховой, Нотебургской, Шлиссельбургской (г. Петрокрепость в Ленинградской обл.). Не расставались с оружием и жители Псковского княжества. Ливонские немцы-рыцари постоянно вторгались в его пределы. В 1323 г. они в который уж раз осаждали Псков, но и теперь взять город не могли.

  Великий князь Александр чаще находился не во Владимире, а в Твери. Летом 1327 г. туда прибыл ханский посол Шевкал с сильным конвоем. По городу разнесся слух, что он собирается насильно обращать жителей в мусульманство. 15 августа вооруженные толпы народа напали на татар. Александр не препятствовал возмущению горожан и сам принял участие в мятеже. «Сеча была ужасная. От восхода солнечного до темного вечера резались на улицах с остервенением необычайным» (К.). Шевкал с остатками своих воинов укрылся в княжеском дворце. Александр приказал спалить свой дворец вместе с татарами.

  Тверская «сеча» изумила Орду. Впервые во главе восставших оказался государь российский. В самом деле, смелость и благородство Александра II вызывали удивление: величие государя он принес в жертву народному гневу. Сказалось, по-видимому, и то, что его отец и брат были казнены Узбеком.

  Москвой в то время владел князь Иван, внук Александра Невского и сын Даниила. Убитый Дмитрием II Георгий был его братом. Иван еще при жизни Георгия питал ненависть к волжским соперникам. Узбек использовал эту ненависть. Он решил проучить тверских мятежников мечами московского князя. К Москве пришло 50-тысячное татарское войско. Иван присоединил к нему московскую и суздальскую рати, дождался зимних заморозков и повел свои и ханские отряды в тверские владения. Население верхневолжского бассейна увидело еще одно страшное нашествие. Тверь, Торжок, Кашин (г. в Тверской обл.) были взяты и «опустошены со всеми пригородами, жители истреблены огнем и мечом, другие отведены в неволю» (К.). Особенно большой урон от насилий и грабежей понесли жители открытых селений.

  Александр II бежал из родных мест и нашел приют в Пскове. Великим князем Российским был провозглашен в начале 1328 г. Иван московский.
Его наследный престол приобретал значение столичного. Город Владимир на Клязьме потерял свое влияние на жизнь русских уделов. Противоборство московских князей с тверскими отодвинуло столицу Андрея Боголюбского на задний план. «Борьба Твери с Москвою была последнею, сильною, ожесточенною, кровавою борьбою двух княжеств, стремившихся к усилению себя за счет всех других» (С.).

  Последующие события сложились так, что властителями угнетенной монголо-татарами Руси стали князья из рода Ивана московского. Многовековая и плодовитая династия Рюриковичей, охватив дугой земельные пространства восточных славян, из Новгорода через Киев и Владимир пришла в Москву.

  Начинался новый этап русской истории. В связи с этим и порядковые цифры при именах великих князей, а потом и царей летописцы стали указывать заново. Иван Данилович, прозванный Калитой, вошел в историю Иваном 1.



                РУСЬ МОСКОВСКАЯ.


Беседа 12. Разорванная Русь. 40 лет тишины. Финансово-политический союз Калиты. «Черная смерть».  Резня ханов за власть в Орде.

     Иван I занял великокняжеский престол в такое время, когда угнетенную татарами Русь начали общипывать и другие враги. Если Новгород и Псков еще отбивались от иноземных захватчиков, то раздробленные уделы на границах с Литвой, Польшей и Венгрией, постоять за себя не могли. Военное могущество Золотой Орды падало из-за внутренних раздоров в ханской среде. Этим воспользовались правители Литвы и Польши. Они начали захватывать русские земли, все больше и больше ужимая пространство древней Руси. «После того, как юго-западная Русь с Галицией в XIV веке была захвачена Польшей и Литвой, днепровские пустыни стали юго-восточной окраиной соединенного польско-литовского государства» (Кл.). Разрыв Руси на обособленные части завершился. В этих частях утвердилось господство разных хозяев: в одной - татар, в другой - поляков и литовцев.

  В начале XIV века самым грозным противником восточных славян стала Литва. «Народ бедный, дикий, платив несколько веков дань Руси и более ста лет умев только грабить, сведал от нас и немцев действия военного и гражданского искусства, в грозном ополчении выступил из темноты лесов и быстрыми завоеваниями основал державу именитую», - так писал о литовцах Карамзин. Особенно усилилась эта держава при великом князе Гедимине, который начал управлять Литвой в 1316 г. Он захватил Пинское, Витебское, Галицко-Волынское княжества, овладел Брестом, Луцком, Овручем, Житомиром, Киевом, Переяславом, многими другими русскими городами и «скоро завоевал всю южную Русь до Путивля и Брянска» (К.).

  Значительная часть батыевых завоеваний на русской равнине оказалась под властью Литвы. На смену гнету монгольскому там пришел гнет литовский. Советники Узбека пришли к выводу, что Орде выгоднее иметь в Гедимине не противника, а союзника. Покорители Руси «снискали дружбу» друг друга. Гедимин сделал своей столицей крепость Вильно (г. Вильнюс) и начал именовать себя великим князем литовским и российским.

  В отличие от монголо-татар литовцы не ожесточали мирных жителей бессмысленными убийствами и сожжением домов. От населения и от местных князей они требовали послушания, кормления своих гарнизонов, исправных податей в гедиминову казну и выделения ратников для новых завоеваний. Если все эти требования исполнялись, в селениях держался мир. Оставленные у власти русские князья вели свои дружины на битвы с русскими же воинами. Изменники-властители насильно делали изменниками и своих подданных. Так между территориями разорванной Руси возводились кровавые барьеры.

  Иван Калита уклонялся от какого-либо участия в войнах. Он заботился только об усилении собственного Московского княжества. С правления Калиты, по свидетельству летописца, «была тишина великая по всей русской земле на сорок лет, и перестали татары воевать землю русскую». Хан Узбек после расправы с тверскими мятежниками видел в московском государе верного слугу, довольствовался данью и решительно пресекал набеги кочевников на русские уделы.

  Остановились и литовские завоевания, так как у самой Литвы Польша отняла Галич, Львов, Перемышль, Теребовль и несколько других русских городов.

  Хитрый и предприимчивый Иван добился в Орде полного к себе доверия. В условиях мира хозяйственная жизнь в его владениях быстро пошла в гору. Обрадованные тишиной люди расширяли поля, разводили скот, оживили промыслы и ремесла. Процветанию московских городов и деревень стали завидовать соседи. «Предки наши представляли себе Калиту установителем тишины, безопасности, внутреннего порядка, который до тех пор постоянно был нарушаем сперва родовыми усобицами, потом усобицами отдельных княжеств» (С.). Московский государь, чувствуя за спиной поддержку хана, не допускал военных усобиц. Москва «сделалась истинною главою Руси».

  Возвышению новой столицы помогло и православное духовенство. Митрополит владимирский Петр в 1326 г. заложил в Москве первую каменную церковь и по завещанию был похоронен в ней. Новый митрополит, Феогност, окончательно закрепил общерусскую церковную кафедру возле престола Ивана 1. Москва стала и духовной столицей страны.

  Калита и без военных сражений постепенно расширял свои владения. «Посредством купли от князей» он приобрел Углич, костромской Галич, Белозерск, множество владимирских, костромских, ростовских и других селений с их землями. В то же время он «старался присвоить себе верховную власть над князьями древних уделов» (К.). Соловьев отметил, что вся внутренняя политика Калиты «вела к единовластию». Уже не «посредством купли» он подчинил Москве владимирского и суздальского князей, потом выдал замуж одну дочь за князя ярославского, другую за князя ростовского и посадил рядом с зятьями своих наместников.

  Самым важным успехом Ивана I явилось изменение порядка в собирании дани для Золотой Орды. Подати в княжествах стали собирать не ханские баскаки и чиновники, а московские налогосборщики. Узбек дал великому князю право вносить установленную дань в ханскую казну за всю подвластную Орде северную Русь. Иван использовал это право не только для финансового, а и для политического давления на удельных князей. «Не охотник и не мастер бить свою братию мечом, московский князь получил возможность бить ее рублем» (Кл.). Никто не хотел испытывать на себе ханский гнев за задержки установленных выплат или за непочтение к ставленнику Орды. Кроме политических новая податная система несла Калите и немалые хозяйственные выгоды: часть собранных мехов, серебра и других ценностей оседала теперь в Москве.

  Поневоле послушных князей-данников Иван объединил вокруг своей столицы в достаточно тесный союз. «Этот союз, сначала только финансовый, потом стал на более широкое основание, получив еще и политическое значение» (Кл.). Если раньше удельные князья раболепствовали перед ханами поодиночке, то теперь их связывали общие обязательства перед московским государем.

  К союзу под главенством Калиты не захотели примыкать новгородцы. Для их укрощения московские воеводы в 1333 г. заняли Бежецк (г. в Тверской обл.), захватили Торжок и разорили окрестности этих городов. Чтобы остановить войну, послы Новгорода привезли Ивану 500 рублей серебра, но потребовали вернуть купленные им в новгородских волостях деревни. Калита не принял таких условий и «в гневе уехал к хану».

  Опасаясь нашествия татарских карателей, новгородские и псковские бояре пошли на союз с Литвой. На вече в Новгороде было решено отдать сыну Гедимина, Нариманту, Ладогу, Ореховую крепость, Кексгольм, «всю землю карельскую» и половину Копорской волости. Узнав об этом, хан Узбек не пожелал терять дружбу с Литвой из-за далеких лесных областей. Калита вернулся из Сарая без войска. Новгород остался независимым от Москвы.

  Полновластию Ивана в притихшей Руси стала мешать и Тверь. Князь Александр, бежавший после «сечи» с татарами Шевкала в Псков, был принят там на княжение, а потом сам решился приехать в Сарай с повинной. Хану пришлась по душе «смиренная мудрость» осознавшего вроде бы свою вину мятежника, и Александр вернулся в Тверь с ярлыком на свои наследные владения. Он сразу же заявил о своей независимости от Москвы. «С неудовольствием» признавали главенство Ивана и некоторые другие князья. Калита направился к Узбеку, «сыпал дары и совершенно овладел доверчивостью хана». Александра тверского, Василия ярославского и Романа белозерского вызвали в Орду. Там Александру и его сыну Федору «без всяких исследований» отрубили головы. Ярославский и белозерский князья отделались страхом смерти, они поклялись в верности хану и московскому государю.
Узбек не предполагал, что укреплением единовластия в Москве он готовит поражение своим потомкам.

  За подавление внутренних недругов волей жестокого хана князья осуждали Калиту, но он оправдался в глазах современников многими годами  мирной жизни. Жертвуя головами властолюбивых удельных правителей, он уберег от смерти или рабства на чужбине тысячи своих соплеменников, сохранил от огня многие города и села. Поверженная Русь начала при нем подниматься на ноги. Нравственны те дела, которые несут благо народу, а не его властителям.

  Умер Иван I в 1340 году, оставив после себя богатую казну и множество приобретенных в собственность селений в разных уделах страны. Царивший при нем мир ускорил приток населения в междуречье Оки и Москвы-реки. Разрасталась и столица. В ней началось строительство каменных храмов, город был обнесен дубовыми стенами, заново отстроена сгоревшая внутренняя крепость - Кремль. Вокруг Москвы появились многолюдные слободы.

  Узбек отдал государев престол сыну Калиты, Семену, прозванному Гордым. Провозглашение нового великого князя проходило в соборном храме Владимира, но сразу после торжеств Семен вернулся в Москву, сохранив за ней роль русской столицы. Он умел пользоваться властью, «не уступая в благоразумии отцу». Когда прибывшие к нему новгородские послы заявили, что он «только государь московский, а Новгород сам избирает князей», к Волхову пошли московская, суздальская и ярославская рати. В Новгороде вопреки устремлениям боярства народ не захотел воевать с соплеменниками - «чернь требовала мира». После переговоров с новгородской знатью Семен получил тысячу рублей серебром и пообещал не посягать на внутренние уставы республики. Столь же твердо он пресекал непокорность и столь же разумно смягчал конфликты в других княжествах.

  В 1341 г. умерли два главных притеснителя Руси - и хан Узбек и Гедимин литовский. В Литве разгорелась борьба за власть между Гедиминовичами. Победителем вышел Ольгерд витебский. А в волжском Сарае, убив двух своих братьев, владыкой стал сын Узбека, Чанибек. Он подтвердил право Семена на великое княжение в Руси.

  Ольгерд в 1346 г. захватил новгородские земли по берегам Шелони и Луги (впадает в Финский залив), но вскоре после этого его войско было разбито немцами-рыцарями, и он войну с Новгородом прекратил. В 1348 г. берега Невы захватили шведы во главе с королем Магнусом. Подобно немецким крестоносцам Магнус пытался обратить православных невских и ладожских жителей в католическую веру. Он предложил окрестному населению «на выбор смерть или папу». Это «безумное насилие воспалило гнев и мужество новгородцев». В полевой битве шведы потеряли убитыми около 500 человек и ушли с русской земли.

  Семен Гордый не помогал Новгороду в борьбе с завоевателями - ему не нравилось вольнолюбие волховской знати. Между тем «теснимый немцами» Ольгерд предложил московскому государю союз и дружбу. Семен охотно пошел на сближение с Литвой.
В юго-западной Руси с 1350 г. начались кровавые бойни, в которых осторожный Семен не участвовал, хотя литовцы и звали его на помощь. За Галицию, Волынь и Подолье (бассейн Южн. Буга и левобережье Днестра) дрались между собой «четыре народа»:татары, венгры, поляки и литовцы.

  Время это было безмерно тяжелым для всех восточных славян. Народ повсюду стонал от больших налогов, от бремени кормления чужих воинов и коней, от чинимых врагами насилий и обид. Везде, где обитали русские люди, «не было деревни, которая не находилась бы под чужим иноземным игом» (Кл.). К тому же в середине XIV века по всей Азии и Европе проползла страшная эпидемия, названная в летописях «черной смертью». Весной 1352 г. она охватила Новгород. К зиме там осталось не больше трети жителей, «на кладбищах уже не было места для могил». Тысячами умирали люди и в других городах. В Москве за короткое время скончались и 36-летний Семен Гордый, и два его сына, и митрополит, и большинство придворных бояр. «Черная смерть» подобно ядерным излучениям XX века не разбирала знатности и богатства своих жертв - она косила всех подряд.

  После похорон Семена за ярлыком на великое княжение устремились в Орду многие князья крупных уделов. Чанибек выбрал из всех «тихого, миролюбивого и слабовольного» еще одного сына Ивана Калиты, которого тоже звали Иваном. Природная робость и мягкий характер этого князя принесли Москве немало вреда. Рязанский князь Олег заявил о своей независимости от великого князя и начал отдавать татарский налог не в московскую казну, а прямо в Орду. Ольгерд литовский выдал свою дочь замуж за суздальского князя, женил сына на дочери самого Ивана II и «начал все более и более стеснять Русь». Он захватил Брянск и пытался взять Ржев. Внутри страны вновь разгорелись скандалы между князьями-собственниками. Безначалие в столице усилило произвол властей и чиновников в уделах. Заложенный отцом и братом Ивана Кроткого фундамент государственности заметно расшатался.

Вдобавок к внутренним неустройствам усложнились отношения Москвы с Сараем. Более или менее сговорчивого Чанибека в 1357 г. убил его сын Бердибек. Чтобы не иметь соперников на ханский трон, он умертвил еще и 12 своих братьев. В русских селениях слух об этом злодействе вызывал ужас. По сравнению с Бердибеком библейский братоубийца Каин выглядел ангелом.

  В 1359 г. Иван II умер, оставив Москву сыновьям Дмитрию и Ивану. По его завещанию сыновья получили Можайск, Коломну, Звенигород подмосковный и Рузу (г. в Московской обл.). Все другие приобретения родовых предков прозванный Кротким государь выпустил из рук. В том же году в Сарае умер и свирепый Бердибек, а его преемника вскоре убил новый правитель, Наврус. Он дал грамоту на великое княжение суздальскому князю Дмитрию Константиновичу. Сыновья Ивана II остались властителями только в урезанном Московском княжестве.

  Суздальский князь прибыл во Владимир и пообещал его жителям «снова возродить достоинство этой падшей столицы», однако высшие православные иерархи и митрополит Алексий не захотели покидать Москву. Да и сам суздалец чем-то не угодил хану. В 1362 г. грамоту на великое княжение получил сын Ивана Кроткого, внук Калиты, 12-летний Дмитрий, который вошел в историю с гордым прозванием Дмитрия Донского.

  В это время Золотая Орда «явно клонилась к упадку». Там ханские головы падали одна за другой. Правители «резались между собой в ужасном остервенении». После серии очередных  убийств власть в низовьях Волги оказалась в руках полководца Мамая. В такой обстановке сидевший в Сарае хан Мурут, «теснимый свирепым Мамаем», хотел использовать Московское княжество в борьбе с внутренними соперниками. Дмитрий Константинович не признал грамоты Мурута, но московские воеводы изгнали его из Владимира в Суздаль силой оружия. Владимирское и Переславльское княжества присоединились к Москве.

  Орда разваливалась, как худо сметанная скирда. Мамай перевел свои силы на правобережье Волги и объявил там ханом некоего Авдула. Московская знать завязала общение с Авдулом, и разозленный этим хан Мурут прислал ярлык на государевы права опять Дмитрию суздальскому. В этот раз хану не подчинился Дмитрий московский. Его взрослое окружение военной силой заставило Дмитрия Константиновича присягнуть на верность внуку Калиты и уйти из Владимира.
В отличие от деда, который возрождал и крепил «Русь» «более умом, нежели силой», юный Дмитрий Иванович по советам своих наставников решил, что «настало время обнажить меч».


 
Беседа 13. Дмитрий Донской. Расширение «самовластия». Разбои Абакуновича. Три нашествия литовцев. Визит Дмитрия к Мамаю. Трагедия на Пьяне. Битва на Воже. Пробуждение Руси.

   Чтобы поднять защитную силу страны, требовалось прежде всего укрепить государственную власть. Для расширения зоны «самовластия» Дмитрий начал «мало-помалу искоренять систему уделов». При Иване Кротком покупка Калитой городов и селений в собственность государя как бы забылась. Эти покупки опять стали передаваться по наследству в княжеских родах. Дмитрий вернул в состав Московского княжества Стародуб (г. в Брянской обл.), Галич и Ростов, а их князей выпроводил в другие места. Князья Владимира и Переславля-Залесского сами признали свое подданство Москве. Дмитрию суздальскому был отдан Нижний Новгород, а после этого повзрослевший московский государь женился на дочери недавнего соперника. Образованное слиянием крупных уделов Нижегородско-Суздальское княжество примкнуло к Москве.

В 1364-1366 годах русские земли опять поразила страшная «моровая язва», которая сильно убавила население городов и деревень. А Москва пережила в это время еще одно бедствие – «великий пожар». Сгорел почти весь город. На обугленной земле по велению Дмитрия началось строительство каменного Кремля. Жители заново возводили дома и хозяйственные постройки. Стихийные беды ужесточились в стране татарскими насилиями. Из-за ханских раздоров на Волге местные мурзы перестали бояться сараевских владык, открыто разбойничали и безжалостно грабили мирных жителей.

  Появились в Руси и собственные разбойники. В 1364 г. целые полки «своевольных новгородцев» ушли за Урал, а после ограбления «иноземных сибирских народов» принялись опустошать селения на Северной Двине. Эти же новгородцы спустились на 150 лодках по Волге к Нижнему Новгороду, перебили торговавших там «татар, армян, хивинцев, бухарцев» и захватили все их ценности. Потом они прошли  по берегам Камы и вернулись к Волхову с невиданно богатой добычей. Возглавлял эти разбойные походы «молодой вождь» Александр Абакунович. Московский государь выразил «свой гнев» новгородским правителям, а те заявили, что Абакунович водил за собой толпы вольницы без их ведома.

  Гнев Дмитрия вызвала и Тверь. Ее князь Михаил, женатый на сестре Ольгерда литовского, привел литовцев в свои владения и заявил о независимости княжества от Москвы. Московские полки пошли к Твери, вытеснили литовское войско и вынудили бежать за границу самого Михаила. За шурина вступился Ольгерд. Осенью 1368 г. его многочислен¬ные отряды направились к Москве. Литовцы «свирепствовали в русских владениях, не уступая монголам в жестокости: хватали безоружных в плен, жгли города» (К.). Выступившая им навстречу московская рать была разбита. Ольгерд занял предместья столицы. Дмитрий со своим окружением и небольшой дружиной укрылся в новом Кремле. Три дня литовцы опустошали окрестные церкви и дома жителей. Штурмовать Кремль они не решились. Захватив тысячи пленных и гурты скота, разорители ушли от Москвы. На обратном пути они опять показали себя необузданными варварами. «Великое княжество не видало подобных ужасов со времен Калиты и сведало, что не одни татары мотут разрушать государства» (К.).

  Через два года Ольгерд снова пошел к Москве. 6 декабря 1370 г. его войско окружило столицу. Теперь литовцы разоряли окрестности города больше недели, пока их не испугала весть о том, что двоюродный брат Дмитрия, князь Владимир, готовит ополчения для ударов по вражеским тылам. Ольгерд, «опасаясь тайных засад и погони», увел свои отряды на запад.

  Михаил тверской, разочарованный результатами литовских походов, обратился к Мамаю. Тот сумел к этому времени объединить силы коловшейся было Орды, провозгласил ханом Мамант-Салтана и «господствовал его именем». Мамай дал Михаилу грамоту на великое княжение, а для возведения нового государя на престол во Владимире направил посла Сарыхожу. Владимирцы не приняли тверского князя, заявив ему: «У нас есть государь законный, другого не ведаем!». Сарыхожа послал в Москву гонцов с повелением Дмитрию явиться во Владимир, а Дмитрий через гонцов же ответил, что исполнять грамоту Мамая он не будет. Тогда посол сам поехал к ослушнику. Его встретили в Москве по-русски гостеприимно. После щедрых угощений нагруженный дарами Сарыхожа отправился в Орду расхваливать достоинства московского государя. Михаилу пришлось вернуться в Тверь.

  Заступничество посла не помогло Москве. Мамай не простил Дмитрию столь дерзкой непокорности и начал готовить карательный поход на Русь. Дмитрий, патриарх и придворные бояре, узнав об этом, оценили расклад боевых сил своих и татарских, обсудили возможные действия других противников и пришли к выводу, что вступать в открытую войну с Золотой Ордой еще рано. Молодой государь решился на отчаянный шаг - рискнул сам ехать к Мамаю. Многим казалось, что в ханской столице его ждет верная гибель. К удивлению бояр, которые сопровождали великого князя и везли дары, Мамай принял будто бы смирившегося Дмитрия «ласково» и оставил за ним главенство над русскими князьями. Татарского полководца удовлетворило проявление покорности властителями Москвы. Смелый риск Дмитрия оправдался - он выиграл партию в политической игре с противниками.

  Успокоив Мамая, Дмитрий решил покончить с независимостью от Москвы рязанского князя. В 1372 г. он пошел к Оке с войском, разбил дружину непослушного Олега и посадил на его место пронского князя (пос. Пронск в Рязанской обл.). Однако после ухода московских отрядов рязанский престол опять занял Олег. Независимый от Дмитрия южный сосед стал его явным врагом.

  В том же 1372 г. Михаил тверской добился от Ольгерда еще одного похода в русские земли. Враги охватили Москву с севера, выжгли предместья Переславля-Залесского и около Дмитрова соединили свои силы с тверской ратью. Вместе они взяли Кашин и Торжок. Упорно оборонявшийся Торжок разозленный Михаил приказал «зажечь с конца по ветру». Многострадальный город в который уж раз за свою бытность обратился в пепел. С юга к Москве пошел сам Ольгерд. В Калуге к его полкам присоединилась рать Михаила. Тем временем московские воеводы успели подготовить к решающей битве значительные силы.

  Летом 1373 г. противники сошлись неподалеку от Калуги на разных сторонах крутых и глубоких оврагов. Никто не решался начать сражение первым. Через несколько дней Ольгерд предложил вступить в мирные переговоры. Договор о перемирии обязывал Михаила тверского «возвратить все похищенное им в областях великого княжения», а Ольгерду запрещал «вступаться за шурина». И третий поход литовцев обогатил их грабежами, принес разруху в русские селения, но не смог ослабить оборонной мощи Москвы. В военных испытаниях Русь крепла, как крепли в кулачных схватках-игрищах молодые бойцы русских городов и деревень.

  Дмитрий еще платил дань Орде, но жители страны уже обретали дух независимости от внешних угнетателей. В 1374 г. вспыхнул мятеж в Нижнем Новгороде. Там перебили и ханских послов и больше тысячи татар из посольского конвоя. Взбешенный Мамай направил в мятежную область карательное войско. Во многих местах «не осталось ничего, кроме пепла и трупов».

  В Москве понимали, что наказанием нижегородцев Мамай не ограничится. Кроме того, стало известно, что тверской князь опять ездил за поддержкой в Литву, а Орда дала ему новую грамоту на великое княжение. Татары решили использовать Михаила для укрощения московского государя. Три сильных врага - Орда, Литва и Тверь - готовились громить поднимавшуюся над Русью Москву. Тревожила Дмитрия и позиция своевольной Рязани. Он не стал ждать, пока противники объединят свои силы - начал бить их по очереди.

  В 1375 г. московские гонцы «скакали из области в область», поднимая удельные рати под знамя государя Дмитрия. Возле Волоколамска скопилось огромное войско. Воевать за единство Руси пришли ратники суздальские, ростовские, ярославские, моложские, белозерские, кашинские, стародубские, новосильские (г. Новосиль в Орловской обл.), черниговские, смоленские, брянские. Чернигов и Брянск находились под властью Литвы, смоленский князь Святослав участвовал в литовских походах на Москву, но и там нашлись патриоты, которые привели к Дмитрию свои отряды.

  Объединенное русское войско 5 августа 1375 г. окружило Тверь. «Кровопролитные приступы» продолжались три недели. Князь Михаил ждал помощи от литовцев, но их воеводы, узнав о большом численном превосходстве осадных полков, повернули свои колонны с полпути назад, губить воинов в чужой драке не захотели. А на помощь Дмитрию подоспела еще и новгородская рать. Михаил со своими боярами вышел из крепостных ворот и сдался на милость победителя. Он дал клятву не добиваться великого княжения, не требовать власти над Новгородом и отказаться от союза с Литвой.

  После победы Дмитрия над Тверью притихли и рязанские правители. Они увидели, что за московским государем идет почти вся северная Русь. «Не выпуская из рук оружия, Дмитрий выдержал опасную борьбу с Литвою, Тверью и Рязанью и вышел из нее победителем с полным сознанием своих сил» (С.).

  Обезопасив страну от литовцев и внутренних недругов, Дмитрий в 1376 г. направил войско в Волжско-Камскую Болгарию, которая находилась под властью Золотой Орды и где местное население успело «смешаться с монголами». Полками командовал воевода Дмитрий по прозванию Боброк, приехавший служить Москве из Волыни. В марте войско подошло к Казани и легко разогнало не привыкших к войнам защитников города. Болгарские правители Осан и Махмет-Салтан «обязались быть данниками» государя Дмитрия, дали победителям 5000 рублей и приняли в Казань московского посланника. Этот поход означал прямой вызов Мамаю. Серебро и меха от болгар должны были поступать теперь не в Сарай, а через Нижний Новгород в Москву.

  Быструю месть Мамая остановила охватившая Орду эпидемическая «язва», от которой умерло очень много татар. Но в 1377 г. ордынские полки во главе с царевичем Арапшой вторглись в Нижегородско-Суздальское княжество и впрах разбили проявивших беспечность русских воевод. Казанские победители долго тешились бездельем и свыклись с мыслью, что татары нападать на них не посмеют. Лагерь основных сил никак не охранялся. Ратники рыбачили на реке Пьяне (лев. Суры, притока Волги), занимались «ловлей зверей, как дома в мирное время», многие разошлись по селениям «пить крепкий мед или пиво». Латы хранились на телегах, копья и щиты были свалены на траве. Татары ударили по лагерю сразу с пяти сторон и перебили всех, кто там находился. Спрятаться от вражеских сабель удалось немногим. После этого Apaпша взял Нижний Новгород, сжег его и расправился с жителями — «умертвил всех, кого мог захватить».

  В это же время другое войско Мамая разграбило Рязань и выжгло ее окрестности. В следующем году татарские отряды еще раз прошли с огнем по нижегородским землям, спалили Городец и множество деревень.

  Тучи над государством Московским сгущались. Все понимали, что трагедия на реке Пьяне, пепелища на Волге и Оке - это лишь первые всполохи готового хлынуть на Русь огненного потока. Мамай твердой рукой пресек ханские распри в Орде, а кочевые воины в степных улусах соскучились по большим походам, в которых каждый мог хватать чужое добро. Дмитрий наладил службу дозоров в приграничных уделах, засылал лазутчиков в татарские станы, собирал и держал наготове полки. Когда татарские орды двинулись на Русь, он с войском вышел им навстречу.

  Русские ополчения успели переправиться через Оку и сошлись с татарами на берегах реки Вожи (пр. Оки). Битва произошла 11 августа 1378 года. Татарами командовал мурза Бегич. Он первым бросил свои отряды в реку, но их натиски были отбиты. Увидев неколебимую стойкость русских, Бегич отступил от рукопашных схваток, «начал пускать стрелы». И тут по сигналу московского государя «все наше войско устремилось на неприятеля». Стремительного и дружного удара русских ратников ордынские воины не сдержали. Потеряв строй, они бросали оружие и спасались бегством. Убегающих преследовали, «кололи, рубили» до самой ночи.

  Столь знатная победа над ненавистной Золотой Ордой принесла Дмитрию славу подлинного общерусского вождя. Те удельные князья, что раньше противились главенству Москвы, теперь охотно становились под знамена государя-объединителя. Разгром татар на Воже явился запевом той патриотической песни, которую через два года услышал с Куликова поля весь восточный и западный мир. Русские люди показали в победной битве на Воже гражданскую сплоченность и боевое мужество, а великий князь московский - свой полководческий талант.

  Услышав о поражении Бегича, Мамай «затрепетал от гнева». Он так быстро привел к Рязани новое войско, что князь Олег едва успел бежать с дружиной за Оку. Удовлетворив кровью и разрушениями «первый порыв мести», Мамай дальше Оки не пошел: налетать на Москву с горячей головой стало опасно.

  Литву в это время сотрясала грызня наследников Ольгерда, который умер в 1377 г. Верх в борьбе за власть там одержал его сын Ягайло. Одного родственника он убил, другого вынудил бежать к немцам, брата Андрея изгнал из Полоцка, и тот начал служить Москве. Другой брат, Дмитрий трубчевский, объявил о подданстве своего княжества русскому государю. Дмитрий воспользовался распрями в Вильно и кроме Трубчевска вернул к своим владениям занятые было литовцами Ржев и Стародуб. Но главной заботой Кремля оставалась подготовка к неизбежной схватке с полчищами Мамая.

  Собирая силы для разорительного нашествия на Русь, Мамай комплектовал свое огромное войско не только татарами, а и половцами, черкесами, аланами (предки осетин), кавказскими евреями и даже генуэзцами (итальянцами) из крымских колоний. «Одни служили ему как подданные, другие как наемники». Для верного успеха в войне Мамай «вступил в союз с Ягайлом литовским, который условился действовать с ним заодно» (К.). К внешним врагам тайно примкнул «внутренний изменник» Олег рязанский. Посланцы Орды пообещали ему дать после расправы с Дмитрием великокняжеский престол.

  Летом 1380 г. Мамай собрал своих вельмож, правителей в улусах, воевод-темников и объявил им, что он идет по следам Батыя истребить русское государство. Летописи сохранили его призыв: «Казним рабов строптивых! Да будут пеплом их города, веси и церкви! Обогатимся русским золотом!». Неисчислимые толпы конных и пеших воинов были сосредоточены около устья реки Воронеж на Дону. Мамай двинул свое разноплеменное войско на Москву.

  Дмитрий успел увеличить численность своих полков и довооружить их. Его повеления, отправленные с гонцами, исполнялись охотно и быстро. «Целые города вооружались в несколько дней, ратники тысячами стремились отовсюду в столицу» (К.). В Москве стало тесно от воинов ростовских, ярославских, белозерских, владимирских, суздальских, переславльских, костромских, муромских, дмитровских, можайских, звенигородских, углицких, серпуховских и других.

  Народ будто пробудился от глубокого сна и расправил могучие плечи. На смену долговременному страху перед татарами пришло удивление покорной терпеливостью своих отцов и дедов. В Руси к этому времени выросло поколение, «к нервам которого впечатления детства не привили безотчетного ужаса перед татарами: оно и пошло на Куликово поле» (Кл.).

  Я прошу читателей простить меня за множество кавычек, от которых, вероятно, пестрит в глазах. Кавычки вызваны, во-первых, тем, что русский язык наших историков XIX века яснее и чище современной российской речи, перенасыщенной иностранными и жаргонными словами. Мне хочется сохранить хотя бы отголоски исконно русского языка. Во-вторых, фразы из первоисточников звучат более убедительно, чем их пересказ. И, в-третьих, я то и дело не нахожу других слов, чтобы сказать о чем-то короче и понятнее, чем сказано об этом в прочитанных трудах, а использовать чужие слова без кавычек не принято.



Беседа 14.  150 тысяч русских воинов. Куликовская битва. Татарское нашествие
            1382 года. Новое иго. Поход к Новгороду. Завещание Дмитрия Донского.

       Ясным и тихим августовским утром полковые колонны уходили из Москвы. За ними тянулись многоверстные обозы. «Народ стремился вслед за воинством, громогласно желая ему победы». На обширном поле возле Коломны государь устроил смотр своему войску. В строгих рядах стояло более 150 тысяч конных и пеших воинов — целое море человеческое под знаменами и хоругвями. Летописцы, как и в сказаниях об Александре Невском, подчеркнули силу призывного княжеского слова. Пламенное обращение Дмитрия к воинам вдохновило на подвиги и командиров и рядовых бойцов.

  Разведчики донесли, что Мамай с огромным войском стоит за Доном и ждет прихода литовских полков. Обстоятельства требовали быстрых действий. 26 августа русские ополчения переправились через Оку. Олег рязанский в растерянности «скакал из места в место», отправлял гонцов и к татарам и к литовцам, но поднять свою дружину против соотечественников не посмел. 6 сентября ратные колонны Дмитрия подошли к Дону. На военном совете одни предлагали ждать врагов на месте, заставить их перед сражением преодолеть реку. Другие считали, что надо идти вперед и нападать на Мамая. Государь решил перейти Дон и «оставить реку за собой, чтобы удержать робких от бегства".

  7 сентября разведчики указали броды для конницы, а плотники навели легкие мосты для пеших отрядов. На следующее утро сразу во многих местах войско переправилось за реку. Полки выстроились для битвы на просторном Куликовом поле. (В Куркинском р-не Тульской обл. на месте битвы стоит памятник).

   Днем 8 сентября 1380 года сошлись в яростной схватке «на пространстве десяти верст» две людские громады. Ход Куликовской битвы большинству читателей известен со школьной скамьи, поэтому подобный рассказ о ней был бы здесь, вероятно, излишним.

  Победный для Руси исход сражения был обеспечен внезапным ударом резерва из засады. Это ошеломило врагов. Они «не могли противиться новому строю войска, свежего, бодрого». Их ряды сломались. И татары, и наемники Орды обратились в паническое бегство. Их гнали 50 верст до реки Мечи (пр.Дона). Потери были большие и у русского войска, но «вчетверо больше» легло на донских берегах неприятелей. Карамзин считал,что в Куликовской битве погибло с обеих сторон около 200 тысяч человек. Многие тысячи стали после битвы калеками.

  В день битвы союзное с Мамаем литовское войско находилось в 30-40 верстах от Куликова поля. Узнав о разгроме татар, Ягайло «пришел в ужас и думал только о скором бегстве». Мамаев пособник Олег рязанский скрылся в Литве, но через несколько месяцев явился к Дмитрию с покаянием, был прощен и отпущен в свое княжество. Только часть его владений с Тулой государь присоединил к Московскому великому княжеству.

  Обрадованная Куликовской победой страна ликовала и славила героев. Дмитрий получил прозвание Донского, а его двоюродного брата Владимира стали называть Храбрым. Над выходящей из неволи Русью зазвучали торжественные победные мотивы, в которых радость обретенной независимости и возрожденная национальная гордость сливались с печалью о павших воинах. Всем казалось, что «Орда пала и не встанет».

  Два года умиротворенная страна жила спокойно, а потом народ увидел новое страшное нашествие. Оказалось, что Орда не пала.

  Куликовская битва показала силу поднимавшейся на ноги Руси, проявила стремление русских людей к освобождению от иноземного гнета, эта битва подготовила военно-патриотический заряд для будущих побед российского оружия, однако ожидаемых «прямых следствий» она стране не принесла. Дмитрий Донской, обретя славу «национального вождя северной Руси в борьбе с внешними врагами» (Кл.), разбил Мамая, но не мог порушить логово ханов. Впереди была зима, войску требовались запасы продовольствия, полки ослабли от потерь в битве, «множество раненых нуждалось в призрении». Поход после победы в татарские степи не предвещал успеха русским князьям. «Дмитрий не хотел подвергать судьбу государства дальнейшим опасностям войны» (К.).

  Остатки разбитых мамаевых отрядов прибрал к рукам хан Тохтамыш, который воцарился в Золотой Орде. Мамай ушел в Крым, где его вскоре убили. В 1381 г. Тохтамыш направил в Москву посла в сопровождении 700 всадников, он требовал явки к нему русских князей в качестве данников. Дмитрий не принял этого требования всерьез. Он выпроводил посла и, надеясь на бессилие недавно побитых татар, продолжал спокойно заниматься внутренними делами. Хитрый Тохтамыш ничем не проявил своего недовольства, около года притворялся миролюбцем и дождался полной беспечности русских воевод. Они сняли даже сторожевые дозоры в степях и лесах. Победы убаюкивают порой и доблестных воинов.

  Летом 1382 г. прискакавшие в Москву гонцы сообщили, что татары захватили на Волге русских купцов и на их судах переправляют через реку большое войско. Из Рязани пришла весть, что князь Олег уже показывает передовым отрядам Тохтамыша броды на Оке. В Нижнем Новгороде государев тесть, напуганный внезапным приходом татар, вместо сопротивления послал к хану двух своих сыновей с дарами и выражением покорности.

  После Куликовской битвы русские уделы «оскудели людьми воинскими». Да и для собирания общерусского войска уже не было времени. Дмитрий Донской решил, что в сложившейся обстановке разумнее поначалу обескровить противников защитой крепостей, а «не искать гибели в поле». Он поручил защиту столицы боярам и поехал поднимать ополчение в Кострому.

  Тохтамыш, не давая своей орде времени на грабежи, захватил Серпухов и пошел к Москве. Оборонные силы столицы возглавил литовский князь Остей. Он приходился внуком Ольгерду, но верно служил московскому государю. Оружие получили все — простые люди, купцы, священники, монахи, земледельцы окрестных селений. Зарево пожаров приближалось к городу. «Моголы, следуя обыкновению, жгли на пути все деревни».

  23 августа вражеские отряды окружили Москву. Битва за ее стены продолжалась трое суток. Москвичи отразили все татарские штурмы, но не устояли перед обманом. На четвертый день сыновья Дмитрия нижегородского Василий и Семен убедили защитников города клятвенными заверениями, что Тохтамыш обозлен лишь на государя, а русских людей он считает своими данниками, убивать никого не будет и просит по-доброму допустить его в столицу для знакомства с кремлевскими «достопамятностями». Заверения братьев-предателей подкрепили клятвами и ханские послы. Остей поверил клятвам и первым вышел с приветственными дарами в открытые ворота. Его тут же убили.

  Толпы татар ворвались в город и начали резать, рубить, колоть всех подряд — вооруженных и безоружных, женщин, стариков, детей. Захватив золото и серебро кремлевской казны, ценности в домах вельмож и купцов, разграбив церкви, варвары сожгли Москву. «В один день погибла ее красота, остались только дым, пепел, земля окровавленная, трупы и пустые обгорелые церкви» (К.). В пепел обратилось и «множество древних книг и рукописей», хранившихся в Москве.

  Спалив дотла столицу, ханское войско «рассыпалось по всему великому княжению». Владимир, Звенигород, Переславль-Залесский, Юрьев-Польский, Можайск, Коломну постигла участь Москвы, Там после ухода татар тоже остались только пепел и трупы. То, что собирался сделать с Русью Мамай, сделал теперь Тохтамыш. Опять тысячи и тысячи семейств остались без крыши над головой, без нажитых годами хозяйств, без хлеба насущного. Повсюду на местах исчезнувших деревень дымились пепелища. А Тохтамыш, переправив нагруженное добычей войско через Оку, разграбил напоследок и владения своего рязанского прислужника. Князю Олегу пришлось укрываться и от татар и от соплеменников.

  Дмитрий Донской и Владимир Храбрый после возвращения в сгоревшую Москву были вынуждены первым делом создать бригады по захоронению трупов. Эти бригады погребли 24 тысячи покойников, «кроме сгоревших и потонувших». Столица опустела. Запустение долго царило н в других местах великого княжества.
  Казалось, вместе с Москвой татары выжгли из народа и дух Куликовской битвы. Многие в те горькие дни винили Дмитрия за то, что он не крепил государство по примеру Ивана Калиты и Семена Гордого под пятой у ханов, а поднял на Орду меч. Во всяком обществе есть люди, которые живут одним днем и заботятся лишь о собственном благоденствии. Беда тем странам, где такие люди захватывают власть! Они не думают о судьбах детей и внуков, плюют на то, что грядущие поколения станут проклинать их. Калита и Гордый еще не имели сил для открытой борьбы с угнетателями. Дмитрий же собрал под свои знамена огромное и патриотически настроенное войско. Его смелые и решительные действия опирались на поддержку всех сословий Московской Руси. Историки упрекают Дмитрия Донского лишь за то, что он рано успокоился победой и недооценил военных возможностей еще достаточно сильной и многолюдной Золотой Орды.

  И после ужасного 1382 года Дмитрий верил, что победа на Куликовом поле рано или поздно принесет Руси свободу от гнета инородцев. А пока ему пришлось мириться с тем, что произошло. Об ответном ударе по Орде не могло быть речи: обескровленная страна нуждалась в покое. Для сохранения тишины в уделах государь не стал сводить счеты ни с нижегородским тестем и его сыновьями-провокаторами, ни с Михаилом тверским, который не водил своей рати на битву с Мамаем, и даже простил новую измену Олегу рязанскому. Он старался оживить народные промыслы, создавал такие условия земледельцам, ремесленникам, торговцам, при которых они могли бы скорее наладить хозяйства в разоренных местах. Подавив собственную гордость, Дмитрий признал Тохтамыша своим повелителем и согласился платить ему «весьма тягостную дань».

  Мирным устремлениям Дмитрия Донского мешал Новгород. В 1384 г. его правители опять отдали Литве часть своих владений — Ладогу, Руссу и берега Нарвы. Новгородская церковь отказалась повиноваться московскому митрополиту. Огромная северная республика явно шла на откол от Руси Московской. Ни «дружелюбные представления» Донского, ни его угрозы делу не помогли. Боярство и духовенство Новгорода не слушали поверженную Тохтамышем Москву.

  Государь решил образумить «строптивцев» военной силой. В русских уделах, в том числе и во многих новгородских, его славу и авторитет национального вождя не затемнили татарские бесчинства. Войско собиралось, как на Мамая. Возле столицы скопились рати почти из всех городов страны. Пришли даже ополченцы из Вологды, Бежецка и Торжка, которые считались в подданстве Новгорода.

 Грандиозный поход обошелся без кровопролитий. Когда полки остановились в 30 верстах от волховской столицы, ее правители начали искать согласия с Москвой. Дмитрий продиктовал им свои условия и подписал мирную грамоту. Новгород обязался повиноваться ему «как государю верховному», ежегодно платить «дань, собираемую с черного народа», и отдать Москве 8000 рублей «за наглости своих разбойников». О разбойниках в грамоте упомянуто не только из-за набега Абакуновича на Нижний Новгород. Волховские любители легкой наживы постоянно собирались в шайки и грабили купцов на реках и лесных дорогах великого княжения. Укротив Новгород, Дмитрий вернулся в Москву «с честью и без всякого урона».

  В последние годы жизни Дмитрия Москву опять насторожила опасность с запада. Ягайло литовский в 1386 г. женился на наследнице польского короля Ядвиге, объединил Литву с Польшей и стал повелителем очень крупного государства. Он принялся обращать жителей Литвы в католичество. Начались гонения не только на язычников, но и на православных верующих, которых к этому времени в Прибалтике было уже немало.

  Чтобы не допустить нового военного союза Польши-Литвы с Золотой Ордой, Дмитрий пошел на сближение с новоявленным королем. Ягайло откликнулся на дружелюбие русского государя и помог вернуться на родину его сыну Василию, которого Тохтамыш после 1382 г. держал в Орде. Василию удалось бежать от хана в Молдавию, а оттуда он перебрался в Польшу. В Москву беглец вернулся в сопровождении «многих панов польских», которые заверили Дмитрия в миролюбии короля.

  Дмитрий Донской не переставал думать об освобождении страны от монголо-татарского гнета. Восстанавливались разрушенные крепости. Нижний Новгород обнесли каменными стенами. В мастерских ковалось оружие, накапливались запасы боевых доспехов и другого ратного снаряжения. Появилось оружие с пороховыми зарядами, воинов обучали «стрельбе огненной». Не жалели расходов на содержание постоянных дворовых дружин и удельные князья. В народе опять оживали патриотические настроения, возрождался героический дух Куликовской битвы.

  Русь готовилась к новым подвигам под знаменами прославленного государя-полководца. Но в 1389 г. сорокалетний и на вид крепкий здоровьем Дмитрий вдруг заболел и через несколько дней скончался. Его смерть оплакивала вся страна. Летописцы отметили, что «никто из потомков Ярослава Мудрого, кроме Мономаха и Александра Невского, не был столь любимым народом и боярами, как Дмитрий».
Перед смертью государь успел продиктовать завещание, в котором объявил своим наследником 17-летнего Василия.

  Впервые имя нового великого князя Руси было указано не ханской грамотой, а волей московского государя. Каждому из юных и вовсе малолетних сыновей Дмитрий оставил «особенные» уделы: Василию - Коломну, Юрию - Звенигород, Рузу и Галич, Андрею - Можайск, Верею (г. в Московской обл.), Калугу и Белозерск, Петру - Дмитров и Углич, Ивану - несколько сел. Шестой сын, Константин, родился в дни болезни отца. На все уделы братьев распространялась верховная власть Василия. Скажем сразу, что галицкий Юрий Дмитриевич уже в зрелом возрасте нарушил отцовский наказ о престолонаследии. Мы увидим это в последующих беседах.

  Хан Тохтамыш согласился с завещанием Дмитрия Донского, но повелел возвести Василия на великокняжеский престол не в Москве, а во Владимире, не русской знатью, а сараевским послом. Молодому князю дали знать, что власть он получил не от отца, а от ордынского повелителя. Впрочем, новый государь сразу же после владимирских торжеств вернулся в Москву.


Беседа 15. Казни «дотоле неслыханные». Нашествие Тамерлана. Сражение на Ворскле.
                Татарское нашествие 1408 года. Василий 2-й. Юрий Галицкий
                и его сыновья.

       Василий I с помощью девяти советчиков из «усердных бояр» наметил три главных задачи своего правления: ослабления ханского гнета, удержания Польши — Литвы от новых завоеваний в русских землях и расширения великокняжеской власти на территории Руси. Он женился на дочери литовского князя Витовта и получил в Вильно посредника для поддержания мира с польским двором. Некоторое время сохранялись спокойные отношения Москвы и с ордынским ханом. Василий повез в Сарай золото и серебро, получив взамен от Тохтамыша грамоты на владение Нижегородско-Суздальским, Городецким, Мещерским (между реками Москвой, Клязьмой, Окой) и Муромским княжествами. Все эти земли после 1382 года считались по ханским ярлыкам независимыми от Москвы. Твердые границы Московского государства опять расширились.

  Разладились отношения Москвы с Новгородом. Его правители вопреки договору с Дмитрием Донским перестали отдавать государевой казне «черную дань» и запретили московскому митрополиту вмешиваться в их «дела гражданские». Наставники Василия посоветовали ему взяться за меч. В 1393 г. войско под командованием Владимира Храброго взяло Торжок, а жители города взбунтовались и убили московского наместника. Василий решил устрашить мятежников казнями «дотоле неслыханными». В Москву привезли 70 бунтовщиков, собрали на площади народ и показали ему жуткое зрелище: «преступники исходили кровью в муках, им медленно отсекали руки, ноги и твердили, что так гибнут враги государя московского» (К.). На Русь перекидывались нравы варваров.

  Казни в Москве вызвали у новгородцев массовое озлобление. Они захватали Железный Устюг (г. Устюжна в Вологодской обл.), сожгли Великий Устюг (г. в Вологодской обл.) и Белозерск, разорили другие владения великого князя. В ответ московские воеводы начали перехватывать новгородских купцов на всех дорогах, перекрыли им доступ к Белому морю, к Волге и Каме. Правители Новгорода не выдержали таких помех в торговле и пошли на мир с Василием, пообещав ему исполнять условия прежнего договора.
 
  Мирное угнетение Руси владыками Золотой Орды прервал известный завоеватель «держав в трех частях света» Тамерлан (Тимур). После победных походов в Азии он двинулся к Волге, разгромил войска Тохтамыша и утвердил в Сарае своего хана. В 1395 г. Тамерлан с 400-тысячной армией кочевников вторгся в русские уделы. Опустошив волжские и придонские земли, его орды разорили Елец (г. в Липецкой обл.), рязанские города и двинулись к верховьям Дона. Как и монголо-татары при своих нашествиях, Тамерлан «усыпал трупами поля, убивал людей безоружных». Огненное половодье опять разлилось по тысячам русских селений.

  Помощники Василия I быстро собрали ополчения в уделах и выставили их на берегах Оки. А Тамерлан почему-то вдруг остановился, «две недели был неподвижен», 26 августа развернул свои полчища на юг и ушел к Азовскому морю. Похоже, что его остановили не столько собранные на Оке русские ополчения, сколько незнакомые степным воинам лесные чащобы и «непогоды осенние». Как бы там ни было, а в 1395 году судьба спасла оживавшую Русь от очередного страшного разорения. Прыгнувший на страну могучий хищник ободрал ей бока, но до головы не дотянулся. Заново отстроенная Москва осталась целой.

  Испортились отношения Василия с литовским тестем. Объединенное Ядвигой и Ягайлом государство оказалось непрочным. Уже в 1392 г. в Литве «властвовал независимо» от поляков Витовт. Он безжалостно расправился с другими претендентами на престол в Вильно. Одного отравил ядом, другого «повесил на дереве», третьему «отсек голову», четвертого упрятал в темницу, пятого выгнал из Киева и отдал древнюю русскую столицу шестому, которого вскоре тоже отравили. Жестокий губитель княжеского рода поставил себя в один ряд с ордынским Бердибеком.
  Католическая вера не принесла добрых нравов в Литву! По разделительному договору Ягайло уступил Витовту Волынь, а Витовт уже без договора захватил после этого Подолье, области Друцка, Орши и Витебска. В 1395 г. он взял Смоленск и на место русского князя посадил там литовца.

  Василия оскорбило столь грубое «похищение российского достояния». Смоленск и при русском князе отдавал налоги Литве, но одно дело - брать дань с русского удела, другое - объявить его своей собственностью. «Ханы ордынские требовали от нас дани, литовцы - совершенного подданства» (К.). Воевать с родственным захватчиком государь все-таки не стал. Он поехал к Витовту в Смоленск и скрепя сердце договорился с ним о границе между Русью и Литвой. Земли нынешних Смоленской, Брянской, Орловской, частично Калужской и Тульской областей, города Ржев и Великие Луки стали считаться литовскими. Южным краем Руси осталось Рязанское княжество.

  Упоенный властью над огромными территориями, Витовт надумал затмить боевую славу Дмитрия Донского. Он заключил союз с Тохтамышем, который после бегства от Тамерлана сохранил за собой значительные военные силы в татарских улусах и богатую ордынскую казну. Витовт тянул в союз и Москву, но Василий согласился только на поход в Волжско-Камскую Болгарию, подвластную Тамерлановым ставленникам в Орде. В 1399 г. русское войско взяло болгарскую столицу Булгар (городище у с. Болгары в Татарии) и крепость Казань. В разрушенной Казани после этого опустошительного похода почти не осталось жителей.

  Витовт с Тохтамышем собрали возле Киева многотысячную армию и повели ее против новых владык Орды. Вместе с литовцами и татарами в колоннах шли дружины покоренных Литвой русских князей, польские отряды и 500 наемных немцев-рыцарей. Войско противников сосредоточилось на берегах реки Ворсклы (лев. Днепра). Хан Тимур-Кутлук предложил Витовту мирные переговоры, но тот 12 августа 1399 г. начал сражение первым. Силами Золотой Орды командовал не хан, а Тамерланов военачальник, «седой Эдигей, славный умом и мужеством». Витовту не помогли ни пушки, ни огнестрельные пищали, ни закованные в железо рыцари. Из его разноплеменной армии спаслось бегством не больше третьей части. Эдигей и Тимур-Кутлук гнали беглецов до Луцка.

  Василий I не платил дани дважды побитому Тохтамышу, не торопился с дарами и в Сарай. В битве на Ворскле и победители понесли немалые потери. Не опасаясь нападений ни с запада, ни с юга, Василий захотел расширить свое княжество за счет новгородских владений и в 1401 г. отправил войско к Северной Двине. Этот разорительный поход принес много несчастий мирным жителям. Московские воеводы вели себя, как иноземные завоеватели, «пленили двинского посадника, многих бояр и везде грабили без милосердия». Новгородцы вооружили ополчение, пополнили его двинскими ратниками и в сражении у Холмогор (пос. в Архангельской обл.) разбили отряды великого князя. Берега и притоки Северной Двины остались за Новгородом.

  Лет пять Русь жила в мирной тишине, а в 1406 г. мир нарушил Витовт. Он вторгся с войском в Псковское княжество и увел в плен 11 тысяч жителей. В это же время ливонские крестоносцы опустошили окрестности Изборска и Острова (г. в Псковской обл.). Враждебную позицию по отношению к Москве опять заняла Тверь. Ее князь Иван пошел на союз с Литвой.

  Угрозы со стороны Литвы и Твери заставили Василия I обратиться за помощью в Золотую Орду. Там видели в Витовте своего врага и не хотели лишаться дани от подвластных Москве уделов. Хан направил к Василию несколько конных полков. Литовско-тверские и московско-татарские силы встретились на тульской земле, но Витовт еще помнил о Ворскле и на битву не решился. Противники договорились о перемирии. Войска разошлись.

  В Золотой Орде именами ханов фактически правил полководец Тамерлана «старец Эдигей». По его указке в Москву не раз приезжали ханские послы, требовали платить дань, но получали от Василия только «маловажные дары». В Кремле жаловались на оскудение великокняжеской казны. Эдигей решил наказать неплательщиков. Он сам повел снаряженное войско в русские области, заверив через послов кремлевский двор, что его поход направлен будто бы против недружелюбной Литвы. Истинные намерения хитрого старца открылись лишь тогда, когда татары повернули с обманного маршрута в сторону Москвы. Василий «не дерзнул на битву в поле» и уехал собирать ополчение в Кострому. Защиту столицы он поручил князю Владимиру Храброму.

  1 декабря 1408 г. Эдигей остановился в селе Коломенском (ныне в черте Москвы), послал 30-тысячную орду к Костроме и отправил гонцов к Ивану тверскому, требуя от него участия в осаде Москвы. Татарские полки «рассыпались по областям великого княжения» для грабежей и насилий. Были сожжены Переславль-Залесский, Ростов, Дмитров, Серпухов, Нижний Новгород, Городец. Зимнее небо повсюду полыхало заревали пожарищ. «Россияне казались стадом овец, терзаемых хищными волками. Счастлив, кто мог спастись бегством», — писал о тех днях летописец. Толпы пленных угонялись по снежным дорогам в рабство.

  Москва не сдалась врагу. Иван тверской свою дружину на помощь татарам не повел. Опасаясь собираемого в Костроме ополчения и больших потерь в войске от обморожений, Эдигей после трехнедельной осады предложил москвичам откупиться от штурмов серебром. Получив 3000 рублей, он ушел от столицы, разграбил Рязанское княжество и распустил обогащенное добычей войско. «Следы ужасного нашествия остались надолго неизгладимы от Дона до Белого озера и Галича» (К.).

  Беспредельно выносливы были наши предки! Сколько мучений вынесли они за долгие годы монголо-татарского и литовского владычества! Они «страдали и своими бедствиями изготовили наше величие» (С.). Хочется склонить голову в память о наших дальних-дальних праотцах и праматерях. Они выдержали все беды и лишения, принесенные в Русь завоевателями, и сохранили для нас ядро будущей России.

  С 1411 г. в Золотой Орде возобновилась резня ханов за власть. Эдигея прогнали «к берегам Черного моря». Ханский трон захватил Зелени-Салтан, сын Тохтамыша. Он не повел полки на Москву, а начал откалывать ее владения по кускам, как колют неподдающуюся топору дубовую древесину. Нижний Новгород получил грамоту на независимость от великого князя. Ордынские послы настраивали против Василия удельных князей. В стране начались междоусобные схватки с участием татар. Иван тверской снова тянул Литву к войне с Москвой. Положение изменилось, когда другой сын Тохтамыша, Керимбердей, убил Зелени-Салтана и занял его место. Он после поражений отца прятался от врагов в Москве и пользовался покровительством Василия. Керимбердей этого не забыл. Нижегородским и другим откольникам было указано их место в государстве. Новый хан заверил своего недавнего покровителя, что «ко вреду Руси» он никому помогать не будет. Тем не менее при разговоре о серебре хан остался ханом. Он заставил Василия I восстановить заведенный при Калите порядок уплаты дани.

  Не дождался помощи от Литвы и тверской князь. У Ягайла и Витовта появился опасный противник на западе. Мы говорили о враждебном Руси Ливонском ордене немцев-крестоносцев. Он господствовал в латышских и эстонских землях, а прусские, литовские и польские области начал захватывать еще один рыцарский орден — Тевтонский. Но в июле 1410 г. польско-литовское войско вместе со смоленскими, полоцкими, витебскими, киевскими, пинскими и другими русскими ополчениями наголову разбили 83-тысячную армию тевтонских рыцарей у деревни Грюнвальд (на севере Польши). Немцы потеряли 40 тысяч человек убитыми, 15 тысяч пленными и все обозы. «Грюнвальдская битва была одной из тех битв, которые решают судьбы народов» (С.). Продвижение крестоносных завоевателей через Литву и Польшу к Руси было остановлено. Лишь через сто с небольшим лет на территории Тевтонского ордена образовалось враждебное России сильное и воинственное государство - Пруссия.

  А в Золотой Орде ханы менялись порой чаще, чем времена года. Керимбердея тоже убил родной брат. С ослаблением ханской власти местные татарские вожди опять начали грабить и проезжих купцов и жителей селений.

  Тревожили Русь и ее северные соседи. Шведы разорили окрестности Ямы (позже — Ямбург, ныне г. Кингисепп в Ленинградской обл.) и берега Невы. На Северной Двине высадились с судов норвежцы. Они жгли церкви, перебили монахов в двух монастырях, разграбили прибрежные деревни и ушли с добычей. Бесчинствовали и свои разбойники. В 1417 г. толпы «беглецов новгородских» прошлись с кистенями и кинжалами от Вятки и Великого Устюга до низовьев Северной Двины и сожгли Холмогоры. Твердой власти над страной у московского государя пока еще не было.

  Русь продолжали терзать и эпидемии «ужаснее прежних». Ее население после кровавых нашествий и массовых пленений, после неурожайных лет и после повальных болезней не вымирало до конца лишь потому, что семьи во всех сословиях были в те времена многодетными. Погибающий род возвращал к жизни и один спасенный судьбой ребенок.

  Василий I правил Русью Московской 36 лет и умер в 1425 году. Без больших внешних войн и без крупных сражений русских с русскими он подчинил Москве Нижний Новгород, Суздаль, Муром, Ростов, Новосиль, Козельск, Перемышль (пос. в Калужской обл.) и новгородские волости — вологодские и бежецкие. Многие уделы, которые после нашествия Тохтамыша в 1382 г. считались независимыми от великого князя, вошли в состав его владений.

  Старший сын Василия I умер раньше отца, поэтому престол был завещан десятилетнему наследнику, тоже Василию. На печати, которая скрепила завещание, московский государь именовался «великим князем всея Руси». Факт важный!

  Именем малолетнего Василия II стал управлять боярский Совет. С первых же месяцев такого управления потомки Ивана Калиты затеяли споры о правах на престолонаследие и  начали вооружаться одни против других. Готовые вспыхнуть схватки остановила очередная «моровая язва», которая унесла в могилы многих соперников. За частыми похоронами споры о престоле на время забылись.

  Смутами при государе-мальчике воспользовался Витовт. В 1426 г. он пытался отобрать у Пскова крепость Опочку (г. в Псковской обл.), но ее защитники применили коварную ловушку для врагов. Мост перед крепостью подвесили на канатах, а в ров под мостом поставили заостренные колы. Когда литовцы бросились на мост, канаты перерубили, и густая толпа завоевателей рухнула на острые самоколы. Многие «погибли в муках», еще больше получили увечья. Отступив от Опочки, Витовт осадил Порхов (г. в Псковской обл.), но и здесь его ждала неудача. Привезенная «на 40 лошадях» огромная пушка бабахнула по крепости и «сама разлетелась на части, умертвив множество своих». Так зарождалась тяжелая артиллерия. На помощь порховцам пришли новгородцы. «За пятьдесят пудов серебра» они получили от Витовта обещание не тревожить новгородских и псковских владений.

  Брат покойного Василия I, князь Юрий галицкий, в 1431 г. возобновил спор о праве на великое княжение. Суд в Орде решил дело в пользу Василия II. Ханский посол впервые возвел его на общерусский престол не во Владимире, а в Москве. Юрий и после этого не покорился племяннику-государю, начал открытую войну с ним, захватил Москву, а свергнутому Василию оставил во владение одну Коломну.
Долго продержаться на московском престоле самозванцу не удалось. Он не учитывал настроений боярства и народа. Все привыкли видеть в повзрослевшем Василии законного государя, а галицкий князь казался людям «злодеем и хищником». Юрий начал вытеснять прежний великокняжеский двор своими, «привозными» боярами. «Галицкие князья встречены были в Москве как чужие и как похитители чужого, они чувствовали себя здесь одиноко, окруженные недоверием и недоброжелательством» (Кл.).

  Столица начала пустеть. Народ валом валил в Коломну. Там же скапливались вооруженные сторонники государя из разных городов. В Коломне «не доставало места в домах для людей, а на улицах для обозов». Стихийно создавалось ополчение против самозванного правителя. Юрий увидел свое бессилие и вернулся в Галич, а Кремль опять занял Василий II со своим двором.

  Возможно, родственные тяжбы этим бы и кончились, но у Юрия было три властолюбивых сына, которых летописцы называли чаще по прозвищам - Василий Косой, Дмитрий Шемяка и Дмитрий же Красный. Все трое хотели видеть отца в Москве, чтобы после его смерти господствовать над Русью. В 1433 г. они снова пошли войной на государя и разбили московскую дружину. Василий II в отместку разорил Галич. Тогда Юрий набрал в новгородских и вятских землях большую мятежную рать, в сражении под Ростовом разбил войско племянника и вторично захватил Москву. Василий бежал от врагов в Нижний Новгород. Шемяка с Красным собрали силы для похода к Нижнему Новгороду, но тут их отец скоропостижно умер, а великим князем объявил себя Косой. Шемяке и Красному такое своеволие брата не понравилось. Они решили помириться с Василием II. Косого изгнали из Москвы, а государь вернулся на свой престол и в благодарность за помощь дал во владение Шемяке Углич и Ржев, Красному - Бежецк.

  Обозленный на родню Косой набрал в новгородских уделах отряд вольницы и занялся разбоями. Он разграбил берега Мсты (впадает в оз. Ильмень), бежецкие и двинские селения, пошел к Москве, но под Ярославлем его сбродный отряд был разбит государевой дружиной. Чтобы смирить мятежного родственника, Василий отдал Косому Дмитров. Но того, по-видимому, уже тянуло к разбоям, как пьяницу тянет к хмельному. Он ушел к берегам Вятки, собрал новые толпы удальцов и захватил Великий Устюг, убив там «многих жителей» и московского посадника. Со своей разбойной ратью Косой пришел к Ростову, по здесь эта рать была разбита воеводами государя, а ее вожак попал в плен. Василий в гневе приказал ослепить Косого. На какое-то время родственные драки утихли.



Беседа 16. Казанское царство. Совет «черни». Злодейства Шемяки. Распад Золотой Орды.Татарские нашествия 1448 и 1451 годов. Покорение Вятки. Города сыновей    Василия 2-го.

    В 1437 г. очередного ордынского хана Махмета изгнал из Сарая его брат Кичим. Изгнанник с тремя тысячами воинов пришел в Белев (г. в Тульской обл.), надеясь на поддержку московского государя. Василий же, опасаясь гнева Орды, направил против Махмета отряды Шемяки и Красного. Махмет разбил эти отряды и увел своих воинов к Волге. Рядом с разрушенной в 1399 г. Казанью он заложил новую крепость с тем же названием.

  Новая Казань быстро росла и обустраивалась. Махмет стал основателем крепнущего с каждым годом Казанского царства В этом царстве пришлые завоеватели смешивались с местными народами и со временем составили национальное образование казанских татар. Под властью татарских правителей оказались обитавшие в пределах царства чуваши, удмурты, мордва, башкиры, марийцы. Восточнее нижегородских владений наращивал силы новый противник Москвы.

  Противником Москвы показал себя в очередной раз и Новгород. В 1440 г. там опять заявили о своей независимости от государя «всея Руси». К вольному городу тут же пошли рати из многих русских уделов. Новгородцы откупились от кровопролитий, признав господство Василия II и направив ему 8000 рублей серебра. Через год после этого новгородская беднота из-за неурожая и голода поднялась на богатых - «жгла их на кострах, топила в Волхове, побивала каменьями». Голодный мятеж подавили, но среди перепуганной городской знати выросло число сторонников отделения от подвластной ханам Москвы и сближения с независимой Литвой.

  Отношения Кремля с Литвой обострились в те годы не только из-за Новгорода. Витовт в 1430 г. умер, после этого литовцев лет десять «изнуряли междоусобия», пока престол в Вильно не занял Казимир, сын Ягайлы. Он сменил мирно настроенных к Руси князей Смоленска, Витебска, Полоцка и нескольких других городов. «Притворное дружелюбие» между Москвой и Вильно оборвалось. Литовцы разорили окрестности Козельска, Калуги, Можайска и увели с собой множество плененных жителей.

  Скоро проявил себя и казанский противник. В начале 1445 г. Махмет захватил Нижний Новгород и направился к Мурому. Вышедшие ему навстречу русские полки разбили казанцев и освободили Нижний Новгород. Махмет отступил, но весной снова осадил приманчивый город, а двух своих сыновей отправил брать Суздаль. Василий II принялся собирать распущенные зимой полки, однако он «не умел подражать деду». Если при Дмитрии Донском рати из уделов являлись по первому зову, то теперь удельные князья действовали вяло и несогласованно. Войско собралось малочисленное и плохо снаряженное. По выражению Карамзина, Русь в ту пору «оскудела не людьми, а умом правителей».

  В битве на реке Каменке около Суздаля государь показал себя отчаянно храбрым воином, но безрассудным полководцем. В запале сражения он позволил врагам расстроить русские ряды ложным отступлением, оставил открытыми тыл и фланги. Его войско было окружено и разбито. Сам Василий, весь израненный, попал в плен к татарам.

  Ужас суздальского поражения потряс Москву. Отчаяние москвичей усилилось после случившегося в те дни страшного пожара в городе. Мать и жена Василия уехали от пепелища в Ростов. Разбежались в разные места бояре и придворная знать. Все ждали быстрого прихода в столицу казанских татар. В этом хаосе власть взяли в свои руки простые жители Москвы, «Чернь в шумном совете положила укрепить город. Народ сам собою восстановил порядок из безначалия и Москву из пепла» (К.). Избрали вождей, выставили заставы, починили кремлевские ворота и стены, начали строить жилища.

  В разговорах о народных Советах мы навряд ли вспоминаем о том, что их корни уходят в толщу веков - к вечевым собраниям и к таким вот «шумным советам черни».

  Сыновья Махмета не пошли к Москве, а с плененным Василием II и захваченной в русских селениях добычей вернулись к отцу в занятый им Нижний Новгород. Казанский царь великодушно отпустил страдавшего от ран московского государя «за умеренный выкуп». В ноябре Василий прибыл в «медленно возникавшую из пепла» Москву. Туда же съезжалось и беглое боярство.

  «Постыдное несчастье» великого князя с поражением в битве и пленением использовал Дмитрий Шемяка. Он втянул в заговор против униженного татарами Василия II князей Бориса тверского, Ивана можайского и своих сподвижников из московской знати. Ночью 12 февраля 1446 года, когда государь уехал молиться в Троицкий монастырь, заговорщики вломились в кремлевские палаты, схватили мать и жену Василия и овладели сокровищами казны. В ту же ночь Иван можайский с дружиной прискакал в Троицкую лавру, приказал схватить великого князя прямо в церкви и привез его «в голых санях» к московскому двору Шемяки. Здесь 16 февраля Василия II ослепили и отправили вместе с женой в Углич, а его мать, дочь Витовта литовского Софью, поселили в Чухломе (г. в Костромской обл.).
В народе до наших дней сохранилось выражение «Шемякин суд». Эти слова отразили неправедность и произвол самозванца.
 
  Не все князья согласились присягать Шемяке, некоторые из них ушли в Литву, других взяли под стражу. «Гнушались Шемякою» и простые люди. «Не зная ни совести ни правил чести, ни благоразумной системы государственной» (К.), он своим правлением все больше увеличивал число сочувствовавших Василию II, прозванному после ослепления Темным.

  Под давлением митрополита Ионы Шемяка отдал Василию Вологду. Тот поехал из Вологды к алтарям Кирилло-Белозерского монастыря, а после молитв остался жить в Белозерске. Этот древний город, как Коломна при самозванстве шемякиного отца, начал наполняться пришлыми ратниками. Туда потянулось «множество людей из разных мест, чтобы служить истинному государю». Такое массовое подвижничество объяснялось не столько любовью к Василию, сколько ненавистью к Шемяке. По сравнению с волком и медведь кажется добрым. Сыграла свою роль и природная славянская жалость людей к беспомощному слепцу, пострадавшему от злодея. На сторону низвергнутого государя перешел и недавний союзник Шемяки Борис тверской.

  Собранное в Белозерске ополчение соединилось с тверской ратью и в начале 1447 г. направилось к Москве. Шемяка и Иван можайский не сопротивлялись. Они бежали в Чухлому, взяли заложницей Софью Витовтовну и ушли в Каргополь (г. в Архангельской обл.). Великий князь простил вырезавших ему глаза палачей и даже вернул обоим их уделы. Таким милосердием он поднял себя в глазах духовенства и православного населения. Для укрепления личной власти в государстве прощение врага бывает иногда полезнее казни. Чтобы не допустить в будущем споров о престоле и лишить Орду поводов для вмешательства в этот вопрос, Василий Темный объявил своего 10-летнего сына Ивана «соправителем и великим князем». С 1449 г. имя Ивана писалось во всех кремлевских грамотах рядом с именем отца. Подданные приучались видеть в подростке будущего государя. Ханская Орда согласилась с наследственным престолонаследием в Москве.

  Шемяку не исправило великодушное прощение. На похищенное в Кремле золото и серебро он набрал войско из наемников, пытался в 1450 г. взять Кострому, а потом по примеру Косого захватил Устюг и хозяйничал там около двух лет. Василий оставил его до поры в покое, так как Москве пришлось в это время воевать с казанскими и ногайскими татарами.

  Сын Махмета казанского Мамутек «злодейски умертвил» отца и брата, занял царский трон и надумал расширить свои владения за счет Руси. Московские воеводы отогнали казанцев от Мурома и Владимира, но перед этим татары успели разорить сотни русских селений. Нашествие средневолжских татар в 1448 году было столь же жестоким и разрушительным, как и прежние нашествия с низовьев Волги. В том же году страна опять увидела и южных кочевников. Они доходили до Ельца,  небольшими отрядами набегали даже на подмосковные деревни. А на левобережье нижней Волги дал о себе знать новый враг Руси - Ногайская Орда.

  Основанная Батыем Золотая Орда, силой державшая под ярмом огромные территории, распадалась. Теперь возродить ее могущество в одном центре не мог уже никакой полководец. Одно за другим появлялись независимые от Сарая ханства и царства. Самыми крупными из них стали Сибирское, Ногайское, Крымское, Казанское и Астраханское. К 1433 году от прежних сараевских владений сохранилась в нижнем Поволжье и северном Причерноморье Большая Орда, ханы которой брали дань с Москвы.

  Ногайская Орда выделилась в самостоятельное государство в начале XV века и быстро набирала силы. Ее станы и кочевья простирались от Каспийского моря и Волги до Аральского моря и Иртыша. Столицей ногайских татар стал город Сарайчик (развалины у с. Сарайчиковское в Гурьевской обл.). Их владыка хан Седи-Ахмет начал требовать серебро от Василия Темного, а когда получил отказ, решил «принудить» Московскую Русь к уплате ежегодной дани силой оружия.

  Летом 1451 г. ногайское войско, опустошив на многоверстном пути все дома, амбары и хлевы, пришло к Москве. Василий поехал набирать полки в Ярославле, Костроме и в других городах. Татары зажгли столичные посады и принялись штурмовать Кремль. В густом смраде от горящих домов защитники Кремля решились на отчаянную вылазку. В огне и дыму они «бились с татарами до ночи и принудили их отступить». А ночью толпы ногайцев в панике бежали от Москвы, бросив телеги, оружие, награбленные в походе товары и «все тяжелое». Их напугал пущенный москвичами слух, будто русские полки во главе со слепым государем направились к татарам в тыл, чтобы отрезать им пути к отступлению. На самом деле это был только слух.

  После бегства Седи-Ахмета Василий II направил рать к Великому Устюгу, чтобы укротить Шемяку. Тот бежал в Новгород, а там его кто-то умертвил отравленной пищей. Так «к нескромной радости» государя закончил свою жизнь один из противников передачи московского престола от отца к сыну.

  С распадом Золотой Орды и ослаблением Литвы из-за усобиц между наследниками Витовта в среднем Приднепровье появились области с относительно вольной жизнью. «От панского ярма на более привольные места» стекались жители земель, подвластных Литве и Польше. «В степных вотчинах в короткое время выросли десятки и сотни городов и местечек с тысячами хуторов и селений» (Кл.). Смелые и гордые предводители, которые «не хотели покориться ни моголам, ни Литве», уводили людей на малодоступные днепровские острова ниже Киева и жили там «как вольные казаки». Эта вольница подготовила зарождение знаменитой Запорожской Сечи. Там находили пристанище и всякого рода беглецы из Руси Московской. К XVI веку, «более и более размножаясь числом, питая дух независимости и братства, казаки образовали воинскую христианскую республику»(К.).

    У Руси Московской вырастала мощная южная подпорка, объединение с которой позволило бы отражать напор и татар и литовцев с поляками. Однако эту подпорку перехватили иноземцы. В XVI веке и запорожское казачество и днепровское население попали под власть польской шляхты. У Москвы не было сил для расширения своего влияния на юг, дальше Рязанского княжества.

  Московским правителям хватало забот по удержанию северных областей. Василия II опять рассердили новгородцы. Они «уклонялись от его суда, утаивали пошлины и называли приговоры веча высшим законодательством». В 1454 г. государь собрал для наказания вольнолюбцев большое войско в Волоколамске, но оно ему не потребовалось. Конфликт разрешился удальством отряда под командованием князя Федора Басенка. Князь взял Руссу, захватил там неожиданно большие сокровища, а при возвращении с добычей на его отряд напала дружина конных новгородцев. Басенок увидел, что нападающие подобно немцам-рыцарям «с головы до ног покрыты железными доспехами», и дал команду стрелять не по всадникам, а по их коням. Кони бесились от ранений и сбрасывали неуклюжих седоков в глубокий снег. Из-за громоздких доспехов воины делались беспомощными. Оставив убитых и взятого в плен посадника Тучу, конники с позором отступили. Опустошение Руссы и поражение Тучи вызвали в Новгороде «страх несказанный». Вече постановило исполнить все требования московского государя и «не губить народа кровопролитиями». Василию прислали 8000 рублей, обязались исправно платить дань и пошлины и «не стеснять власть княжескую вечевыми грамотами».

  Василий II по примеру деда и отца продолжал искоренять удельную собственность. После смерти рязанского князя Ивана он взял на попечение его малолетних детей, а их наследственные владения присоединил к великому княжеству. У князя Боровска (г. в Калужской обл.) он отобрал Бежецк и Звенигород, а потом заключил в тюрьму и самого князя. В собственность государя обращались разными способами и другие места.

  Болью кремлевской знати оставались непокорные Тверь и Вятка. Воевать с Тверью Василий не решался, а на северо-восток от Нижнего Новгорода отправил войско. Его воеводы в 1459 г. взяли Котельнич, несколько других крепостей на берегах Вятки и «покорили вятчан государю». Там еще долго сохранялся «дух вольности», но подати и ратников для Москвы вятские правители давали без задержек и не пускали к себе ни казанских татар, ни новгородцев.

  На закате своей жизни Василий Темный успел отдохнуть от ратных забот. С новгородцами он держал мир и в 1460 г. «дружелюбно гостил» у них два месяца.  Псков принял князем его сына Юрия.  Казимир литовский в 1447 г. стал одновременно и королем Польши. Он оберегал прежние литовско-польские завоевания и к новым приобретениям за счет Руси Московской пока не стремился. Спокойнее стало и на границах страны с Казанским царством. Да и у Большой Орды уже не было сил для крупных нашествий, а ногайский хан после бегства от Москвы стал осторожнее. Кочевые орды перешли к тактике стремительных и коротких набегов на Русь. При появлении московских отрядов они уходили в степи без сражений.

  После борьбы за престол с Юрием галицким и его сыновьями Василий II действовал «гораздо смелее и решительнее в пользу единовластия». Он положил начало российскому самодержавию с наследственной властью еще в условиях монголо-татарского и литовского господства над областями Московской Руси.

  Умер Василий Темный в марте 1462 г. «Духовной грамотой» он утвердил великое княжение за 22-летним Иваном. Другие сыновья получили: Юрий - Дмитров, Можайск и Серпухов; Андрей - Углич, Бежецк и Звенигород; Борис - Волоколамск, Ржев и Рузу; еще один Андрей (младший) - Вологду с землями вокруг Кубенского озера. Казалось бы, Русь вновь попала под угрозу раскола на враждующие сыновние уделы. Но, начиная с Дмитрия Донского, московские великие князья делили государство между сыновьями не по-киевски. Ивану Василий II дал «одному 14 городов с уездами, притом самых значительных, а остальным сыновьям всем вместе только 11» (Кл.). Могущественный государь мог в любой момент перекроить родительское завещание и держал в повиновении беспомощных поодиночке остальных братьев.

  При разговоре о государях, князьях, боярах, воеводах не будем забывать, что все их дела и помыслы опирались на мирный или ратный труд широких народных масс. В Москве крепла самодержавная власть, а население Руси оставалось в XV веке относительно свободным. В рабстве держали только холопов, плененных врагов и закабаленных за долги или преступления. Земледельцы, ремесленники, торговцы считались вольными людьми.
 
  Князь был хозяином земли, а вольный человек «городской или сельский признавал власть князя, платил дань ему только пока пользовался его землей; он мог перейти в другое княжество, и тогда разрывались все его связи с прежним князем» (Кл.). Правда, в деревнях свободный переход крестьян-смердов с места на место ограничивали сельские общины, которые брали княжескую землю в пользование и платили за нее подати «всем миром».



Беседа 17. Иван 3-й. Походы в Казанское царство. Русь "прислонилась" к Уралу. Татарское нашествие 1472 года. «Хочу властвовать в Новгороде!». Бегство от убегающих. Достопамятный 1480 год.

   Иван 3-й  занял московский престол уже безо всякого участия ханов и «имел счастье властвовать» 43 года. Он правил государством разумно и целеустремленно, добиваясь собственного единодержавия и могущества Руси. В то же время этот государь «не любил дерзкой отваги», в политике проявлял осторожность и для пополнения своих намерений терпеливо ждал подходящих обстоятельств. Ему постоянно приходилось учитывать, что «татарские орды на востоке и юге, Литва и Швеция на западе ограничивали политический горизонт Московского государства» (С.).

  Правление Ивана началось добрыми делами. Он возвратил выросшему в Москве Василию рязанскому его владения. Заключил «на равных» договор с Михаилом тверским и признал за ним титул великого князя Тверского. Несколько лет мирной жизни в стране омрачились только очередной «моровой язвой» и неурожаем в большинстве уделов. Голод и повальные болезни погубили много людей. Ивана III постигло и личное горе — умерла его любимая жена.

  Мир нарушили казанские татары. Чтобы остановить их разбойные набеги, государь в 1467 г. направил к Казани войско. Поход был неудачным. Московским воеводам пришлось отступать и оборонять от неприятелей Нижний Новгород, Муром, Кострому и Галич. Разгневанный Иван собрал зимой 1468 г. новое войско и направил его в подвластную Казани область марийцев. Толпы русских ратников «истребили там все, чего не могли взять в добычу». В том же году московское войско прошлось разорительными маршами по берегам Камы. Действовало средневековое право, по которому «всякое злодейство в неприятельской стране считалось законным».

  Летописные сведения о жестокости наших предков в войнах за пределами Руси порой хочется обойти молчанием. Некоторые «исследователи» старины так и делают - выбирают из истории только то, что подкрепляет их идеологию. Если уж заговорят о дружбе соседних народов, то стремятся доказать, что она существует извечно. Будто секрет, что дружба между народами возникает, расцветает, крепнет, либо увядает и рушится под влиянием каких-то определенных обстоятельств, при участии каких-то добрых или злых сил.

  Весной 1469 г. Иван III собрал огромное войско уже не для разорения, а для завоевания Казанского царства. Полки сосредоточились у Нижнего Новгорода. Мать татарского властителя Ибрагима попыталась примирить московского государя с сыном, и Иван прислал главному воеводе приказ: «стоять до времени в Нижнем», а недругов тревожить легкими отрядами. Легкие отряды переусердствовали - внезапным ударом взяли Казань и освободили находившихся там русских рабов-пленников. Ибрагим успел бежать из города. Пока победители «стояли целую неделю без всякого дела», он собрал свои силы и заставил русскую рать отступать от Казани. Только осенью, когда к татарской столице пришло от Нижнего Новгорода все войско и разгромило неприятелей при их «вылазке» у стен города, Ибрагим принял условия Ивана III. Все рабы, плененные за 40 лет в разных местах Руси, были отпущены на родину. Казань обязалась хранить мир и стала в какой-то мере зависимой от Москвы. Это была первая военная победа Ивана III.

  Пока Москва была занята казанскими делами, новгородцы снова подняли решения веча выше государевых повелений и перестали признавать кремлевских наместников в своих городах. Иван пробовал погасить конфликт и добрыми увещеваниями и угрозами, но правители Новгорода на все его обращения давали один ответ: «Не хотим поклоняться Москве!». Они пошли на союз с польско-литовским королем Казимиром IV. В 1470 г. князем Новгорода был провозглашен королевский ставленник Михаил Олелькович. Волховская столица наполнилась «польскими панами и литовскими витязями». На вечах дело доходило до рукопашных схваток между сторонниками и противниками присоединения вольного города к Литве. Устремления откольников ретивее всех отстаивала напористая и «велеречивая» Марфа Борецкая, вдова бывшего посадника. Верх одержали те, кто хотел «отложиться» от Москвы под власть Казимира.

  Иван III собрал «Государственную Думу» — своих братьев, митрополита, князей и епископов крупных уделов, виднейших бояр и воевод. Вместе с самодержавием зарождался и призванный поддерживать монарха коллективный орган управления! Отметим в памяти это событие. Дума единогласно приговорила: «Государь, возьми оружие в руки!». 23 мая 1471 г. гонцы повезли в Новгород грамоту с объявлением войны
 Удары по новгородцам решили нанести в разных местах. До собирания главного войска московская рать во главе с князем Федором Шуйским, тверские и псковские полки направились к Волхову. Рати Великого Устюга и Вятки пошли в Двинскую землю. Даниил холмский (г. Холм в Новгородской обл.) получил задачу взять Руссу, а князь Василий Оболенский с нанятой за серебро татарской конницей — овладеть берегами Мсты. Многочисленное главное войско Иван повел из Москвы сам.
Соловьев видел одну из главных причин дружного сплочения русских княжеств против Новгорода в том, что его правители готовы были изменить православию и уйти «под сень польско-литовского католичества».
  У ополченцев распалили вражду и к мирным жителям. Вступив в новгородские волости, ратники «истребляли все огнем и мечом». Даниил холмский сжег Руссу и перебил новгородцев, пришедших на помощь этому городу. Взятым в плен «отрезали носы, губы» и отправляли изувеченных людей в Новгород - для устрашения. На берегах Северной Двины воеводы Устюга и Вятки разбили войско «из 12 тысяч двинских и печорских жителей». Новгородцы, много раз успешно отражавшие нападения внешних врагов, теперь как будто разучились воевать. Они «наскоро посадили на коней и двинули в поле тысяч 40 всякого сброда, гончаров, плотников и других ремесленников», которые, по выражению летописца, «отроду и на лошади не бывали» (Кл.). 14 июля это необученное войско было разбито впрах на берегу Шелони.

  В Новгороде осмелели сторонники Москвы. Они «в одну ночь заколотили железом 55 пушек на крепостных стенах», но власть там еще держали бояре-откольники. Отчаянных пушкарей казнили. Предатели приготовились к обороне, ждали помощи от Казимира, однако ни поляки, ни литовцы против московского государя не выступили. Иван III не торопился с боевыми действиями - перекрыл дороги и держал войско в отдалении от города. Ждал перелома в настроениях новгородцев. И дождался! В лагерь к нему явилось посольство с покаяниями и мольбами о милосердии. 11 августа он «изрек слово великодушного прощения». Новгородцы обязались дать Ивану 80 пудов серебра, платить в срок установленную дань, утверждать в Москве своих архиепископов и не иметь никаких отношений с королем Казимиром. Издавна новгородские берега Пинеги (пр. Сев. Двины) и Мезени (впадает в Белое море) закрепились за Москвой. Владения великого князя раздвинулись далеко на северо-восток. Это была вторая военная и политическая победа Ивана III.

  Авторитет государя поднимался и в народе и среди удельных князей. Его личная власть крепилась не столько любовью, сколько страхом подданных. С врагами Иван был жесток. Он приказал «отрубить головы» главным зачинателям союза с Казимиром. Многих заковали в цепи и привезли в московские темницы.

  По мирной грамоте с Москвой новгородцы сохранили за собой влияние на богатый пушниной и «закамским серебром» Пермский край. Там в 1472 г, чем-то обидели «некоторых москвитян», а Иван только и ждал удобного повода, чтобы прибрать к рукам и этот край. К берегам Камы пошло войско. Московские воеводы разбили пермскую рать у города Искора (с. в Пермской обл.) и заложили крепость на берегу Колвы (лев. Камы). После этого они взяли Чердынь (г. в Пермской обл.) и покорили государю обширную лесную область с реками Камой, Колвой и Чусовой (лев. Камы). Московское государство «прислонилось» к Уралу.

  Казимира IV встревожило усиление Москвы. Он начал подбивать хана Большой Орды на совместное выступление против Ивана III. Хан Ахмат явно нуждался в союзнике для поддержания своего господства над Русью. Его разъярила дерзость вятских воевод, которые выбрали момент, когда хана с его охранным полком не было в своей столице, спустились на лодках в низовья Волги, лихим налетом взяли в Сарае «все товары» и безнаказанно ушли домой. Но главной причиной озлобления Ахмата было то, что московский государь начал уклоняться от уплаты дани. Хан отправил посольство к Казимиру, договорился с ним о союзных действиях в войне и в 1472 г. вступил в русские области с большим войском.

  Иван III, получив вести о татарском нашествии, за короткое время набрал со всех уделов 180 тысяч ратников. Пока татары занимались обычными для их походов грабежами, огромное общерусское ополчение заняло позиции на 150 верстах по берегу Оки. Кочевые разорители взяли Алексин (г. в Тульской обл.), сожгли его, а на другой день «бросились целыми полками» на переправу через Оку. Переправа не удалась. Враги натыкались на русские мечи, едва подходили на плотах и лодках к берегу. Не прорвалась за реку и конница. Ахмат прекратил атаки. Он с изумлением смотрел на многочисленные и стройные шеренги воинов за рекой. Как вылитые из металла, ряды бойцов стояли неодолимой стеной. Над ними развевались боевые знамена. «Блеск оружия и доспехов производил впечатление величественного моря, ярко освещенного солнцем». Напуганные силой русского войска, татары отступили от Оки и, опасаясь погони, добежали до своих улусов за неделю, «откуда прежде шли к Алексину шесть недель». Убегающим от гибели страх, как известно, прибавляет скорости.

  Встреча с татарами на Оке явилась новой победой Ивана III. Почти без кровопролитий он заставил врага отступить умелой и быстрой организацией обороны, добротным вооружением, строгой дисциплиной в войске. Немногим полководцам удается вгонять неприятеля в страх одним видом своих полков.
Король Казимир, подстрекавший Ахмата к нашествию на Московское государство, ничем не помог татарам. Его силы были заняты в это время борьбой с Венгрией.

  Пока Иван занимался ратными делами, кремлевские дипломаты нашли ему невесту. В ноябре 1472 г. рано овдовевший государь женился на племяннице последнего византийского императора, «греческой царевне» Софье Палеолог, которая выросла под опекой папы римского. Папские кардиналы надеялись через нее приобщить к католичеству и московскую знать, однако твердостью вероисповедания московские Рюриковичи не уступали киевским и владимирским. Властный муж и придворное духовенство быстро обратили Софыо в православие.

  Государственная мудрость Ивана III сочеталась с его прозорливостью в делах дипломатических. Он умел подбирать толковых послов и вовремя направлять их в нужные места. В противовес сговору волжского Ахмата с польско-литовским Казимиром московские послы наладили добрые отношения с крымским ханом Менгли-Гиреем, который враждовал и с Польшей и с Большой Ордой. Эти союзные отношения сохранились и после того, как «в 1475 году Крым был завоеван турками, но Менгли-Гирей остался ханом в качестве подручника султанова» (С.).

Чтобы сократить число татарских набегов с нижней Волги, Иван направлял послов и туда, временами платил «некоторую дань» Ахмату, однако на его требования приехать в Орду и «поклониться царю своему» отвечал вежливыми отказами. Наступило время, когда не только государь, но и удельные князья уже «не пресмыкались в улусах с серебром и золотом». Власть над уделами переместилась из Сарая в Москву.

  Осенью 1475 г. Иван III захотел посетить Новгород. Его встретили там великими торжествами и обильными пирами. После многодневных застолий он начал принимать челобитные. Жалобщики хлынули толпами, они обвиняли в недобрых делах «первейших сановников». Государь сам судил обвиняемых и тех, кто был уличен в жадности и произволе, приказал доставить в московские темницы. Его суд так понравился простым новгородцам, что в следующем году челобитчики приехали в Москву. В Кремль были вызваны и ответчики. Еще одна группа волховских вельмож и чиновников оказалась в тюремных цепях. Это возмутило правителей Новгорода. Нарушение древнего правила: «Новгород судится своим судом» встревожило и народ. В городе начались волнения. Снова подняли головы соумышленники Марфы Борецкой. Противников союза с Литвой начали казнить, бросали в тюрьму. Московского посла продержали под стражей полтора месяца, потом отравили с ним письмо в Кремль. В письме говорилось, что Новгород признает Ивана «господином», но «в государи не зовет» и что суд в городе «останется по старине».

  На обуздание непокорного города опять была поднята почти вся Русь. В конце ноября 1477 г. Иван III привел к Новгороду многочисленное войско. Чтобы не держать полки на морозе, воеводы заняли окрестные монастыри и деревни. К государю одна за другой приезжали делегации новгородцев, предлагали уступку за уступкой, но на все их мольбы у Ивана был один ответ: «Хочу властвовать в Новгороде, как властвую в Москве!». 15 января 1478 г. жители вольного города сошлись на свое последнее вече. 18 января бояре и другие знатные вельможи «били челом Ивану, что¬бы он принял их в свою службу». Когда пошла речь об очередной договорной грамоте, московский властитель заявил: «Государь подданным не присягает!» - и ничего подписывать не стал. Вечевой колокол, символ республиканских вольностей, увезли в Москву и подняли на колокольню Успенского собора.

  Так древний Новгород, который более шести веков был известен как «держава народная» с высшей властью на вечевой площади, стал владением великого князя Московского. Это была еще одна крупная военная и политическая победа терпеливого, но непреклонного в своих замыслах Ивана III.

  Новгородцы опять увидели, как беспощаден государь к своим врагам. После снятия вечевого колокола по его повелению «иным рубили головы, других повесили», а 15 тысяч боярских, купеческих и мещанских семей в лютый мороз переселили на земли от Ростова и Владимира до Нижнего Новгорода.
Несмотря на такие жестокие наказания, заговоры противников Москвы в Новгороде подавлялись еще и в 1480 и в 1487 годах.

  В 1480 году к Ивану III пришла и самая главная его победа - полное освобождение Московского государства от монголо-татарского ига.
Крымский союзник Москвы хан Менгли-Гирей выразил готовность начать вместе с Русью войну сразу против и Ахмата и Казимира. Иван к этому времени был настолько уверен в своих силах, что приказал убить приехавших за данью татарских послов, а одному, оставленному в живых, сказал: «Иди, объяви своему царю, что видел. То же будет и с ним, если он не оставит меня в покое!». Это был вызов к войне. Правда, некоторые летописцы видели причину последнего нашествия Большой Орды «единственно в наущениях Казимира», который пообещал Ахмату идти на Москву вместе с ним. Ахмат, подавив всех своих соперников, много лет правил Ордой единовластно. В улусах подросло много готовых к грабежам воинов. С помощью поляков и литовцев хан надеялся восстановить былую покорность Руси.

  Летом 1480 г. Ахмат двинулся «со всей Ордой» к Оке. Ожидая вторжения в русские области польско-литовских полков, он шел медленно. Его войско, широко развернутое по фронту, грабило и жгло селения. Тем временем Менгли-Гирей со своей конницей пришел во владения Казимира на Южном Буге и левобережье Днестра. Королю пришлось отказаться от нападения на Русь и защищаться от крымских татар. А Иван III, зная, что в ордынских улусах остались одни старики и женщины с детьми, отправил вниз по Волге десант храбрецов во главе с князем Василием звенигородским и братом Менгли-Гирея Нордоулатом. Нордоулат несколько лет жил в Москве и немало способствовал русско-крымскому содружеству.

  23 июля, когда зарево пожарищ своим западным крылом подходило к Дону, Иван взял на себя руководство собранными на берегах Оки полками. «Прекрасные и многочисленные, они были готовы повторить подвиги героев Куликова поля». Но государь и здесь проявил неторопливую осторожность, не бросился навстречу врагам, а «старался удалить решительную битву». Ахмат, узнав, что Ока, как и восемь лет назад, надежно заслонена сильными полками, повернул свое воинство к западу и пошел на берега Угры (лев. Оки) - к литовской границе. Он все еще ждал помощи от Казимира. Разведка не дремала и у московских воевод. Русские полки быстрыми маршами переместились на левый берег Угры. Их фронт обороны простерся на 60 верст.

  8 октября татары пытались перейти реку вброд, но тут же были отогнаны от воды. «С обеих сторон пускали стрелы, русские действовали и пищалями». У татар не было огнестрельного оружия, и потерь они несли больше. После четырех дней перестрелки Ахмат отодвинул свое войско на две версты от реки. Иван направил к нему послов с предложением вернуться в свои столицы без кровопролитий, но хан заявил: «Я пришел наказать Ивана за то, что он не едет ко мне, не бьет челом и уже девять лет не платит дани. Пусть сам явится ко мне и у царского стремени вымолит прощение!».

  Приближенные государя упрекали его в робости, звали к решительным действиям, но он никого не слушал. Недели две противники еще «смотрели друг на друга через Угру». Ахмат «лучшей своей конницей» пытался преодолеть реку в стороне от русских позиций, но подоспевшие к переправе московские конные отряды не пустили врагов на свой берег и там.

  Угру сковало льдом, «начались лютые морозы, а татары были наги, босы, ободрались» (С.). В это время Иван III вдруг решил отвести свои полки от реки. Он нашел более, на его взгляд, пригодное место для решающей битвы на полях около Боровска. О своем замысле государь ничего не сказал исполнителям - хотел сохранить план действия в тайне от татар. Князья и бояре изумились неожиданному повелению, заподозрили Ивана в трусости. Воеводам и рядовым бойцам тоже показалось, что кремлевская верхушка испугалась хана. Войско охватила паника. 7 ноября вместо организованного перехода полков на новые позиции получилось беспорядочное бегство. Убегающие толпы ждали, что татары вот-вот ударят по ним с тыла.

  Враги были ошеломлены действиями ранее стройного войска. Все было похоже на какой-то подвох. Ордынские темники подумали, что их «манят в сети и вызывают на бой, приготовив засады» в снежных морозных просторах за рекой. Ахмат, опасаясь хитрых маневров Ивана и глубокого обхода русских в свои тылы, спешно отвел свою полуголодную орду на юг. «Представилось зрелище удивительное: два воинства бежали друг от друга, никем не гонимые» (К.).

  Не получив обещанной помощи от Казимира, Ахмат отомстил ему разорением принадлежавших Литве русских городов. Между тем посланный по Волге десант Василия звенигородского и крымского Нордоулата взял «юрт Батыев» (вероятно, Сарай), захватил пленных, добычу и вернулся без потерь.

  А окончательно потерявшему власть над Русью хану Ахмату так и не довелось возвратиться в свою столицу. Князь чингитурских татар (Чинги-Тур — с 1586 г, Тюмень) по имени Ивак, проведав, что волжский хан идет из литовских владений с богатой добычей, дождался, пока Ахмат распустил свое войско, подстерег его в пути, разбил охранный конвой и убил самого хана. После этого Ивак «без сражения взял ордынскую столицу» и с пленными, гуртами скота, захваченными богатствами вернулся в Чинги-Тур. Сыновья Ахмата еще какое-то время именовали себя «волжскими царями», но они уже не имели никакого влияния за пределами своих кочевий.

  Ранее достигнутая Иваном III фактическая независимость Руси Московской от татар стала в 1480 году и независимостью формально-правовой.
 
  Через сто лет после Куликовской битвы Европа увидела на своем восточном краю сильное самостоятельное государство с крепкой самодержавной властью. С достопамятного 1480 года начинался новый этап в многовековой истории России.



Беседа 18. Покорение Твери. Отношения Москвы с Казанью. Международные связи Кремля. Война с Литвой. Русь возвращает свои города. Судебник 1497 года.

   Русские люди не сразу поняли, что «стояние на Угре» явилось большой общенациональной победой. Верное осмысление крупных исторических событий часто дается обществу не тогда, когда они происходят, а тогда, когда все увидят их последствия. Многие восприняли расчетливую сдержанность государя на Угре как его «боязливость и нерешительность». Казалось, что нетронутое русскими мечами татарское войско может быстро вернуться. В народе еще хранилась память о нашествии Тохтамыша после Куликовской битвы. Успокоение наступило лишь после известий о разорении Большой Орды сибирским Иваком.

  Иван III скоро показал, что он умеет быть не только терпеливым, но и решительным. Ливонские рыцари постоянно разоряли псковские и новгородские селения, отбирали товары у русских купцов в Риге и Дерпте. Государь решил «вселить ужас в немцев и тем надолго успокоить наши северо-западные пределы». В феврале 1481 г. конные и пешие русские рати прошли по владениям Ливонского ордена с огнем и мечом, применяя тактику самих рыцарей и не уступая им в жестокости. Немцы нигде не посмели вступить в серьезные сражения. Набеги на Русь они прекратили. В 1483 г. рыцарский магистр заключил с Иваном III мир на 20 лет.

  Московское государство выходило на международную арену и начало принимать участие в европейских делах. Иван заключил договор о союзных действиях против Польши с венгерским королем Матьяшем. Господарь Молдавии Стефан III выдал дочь замуж за Иванова сына и тоже стал союзником Москвы на случай войны с Казимиром. Поддерживалась дружба с крымским ханом. Кремлевских послов стали принимать в европейских дворах с уважением.

  Внутри Московского государства, «как остров среди моря», выделялась особым положением Тверь. Ее великий князь Михаил хоть и давал Москве ратников для военных действий, но считал себя равным Ивану III и независимым от него. Чтобы сохранить такую независимость, он искал поддержки от короля Казимира. Внутри страны появился союзник врага. Государь проявил решительность и тут. В сентябре 1485 г. он «с многочисленным войском и огнестрельным снарядом» осадил Тверь. После двухдневной осады жители города сдались без сопротивления. Михаилу дали возможность уехать в Литву. «Так счастливо для Москвы закончилась борьба с Тверью, то есть с Литвою по поводу Твери» (С.). Покоренное княжество государь подарил своему сыну, Ивану Молодому.

  С истощением Большой Орды постепенно усиливалось Казанское царство. Однако после смерти Ибрагима там возникли несогласия в его потомстве. Один из претендентов на престол, Магмет-Аминь, прибежал в Москву просить помощи у Ивана III. Весной 1487 года государь дал ему войско во главе с князем Даниилом холмским. В июле Даниил взял Казань, посадил на престол Магмет-Аминя, а его соперника пленил и доставил в Москву. Иван III добавил к своему титулу звание «государя Болгарии» и объявил Магмет-Аминя «присяжником и данником» Московского государства. Начатое в 1469 г. притяжение Казанского царства к Руси продолжилось по почину просителя из казанской же правящей верхушки.

  Границы Московского государства расширялись. Росли и его богатства. «Главные расходы прежнего времени, расходы ордынские, уменьшились, а доходы вследствие приобретения обширных и богатых областей увеличились не в меру против прежнего. Иван располагал большими денежными средствами, казна его была велика» (С.). В Москву лились подати с территорий от рек Великой и Нарвы на западе до Камы и Печоры на востоке.

  Европейские властители видели в Иване III равного им монарха. В договоре «о вечной любви и согласии», заключенном в 1490 г. с эрцгерцогом Австрии — императором Священной Римской империи, Иван именовался «государем всея Руси, великим князем Владимирским, Московским, Новгородским, Псковским, Югорским, Вятским, Пермским, Болгарским и пр.». (Югорская земля — Северный Урал и морское побережье.) В 1492 г. послы грузинского князя Александра приезжали в Москву и просили Ивана III «быть заступником утесненных единоверцев». В 1493 г. датский посол по поручению своего короля «заключил в Москве союз любви и братства», направленный против Швеции. Посещали русскую столицу и «посольства азиатские, желая дружбы».

  В 1492 г. умер Казимир IV. Один его сын, Альберт, занял отцовский престол в Кракове, а другой, Александр, стал независимым от брата великим князем Литвы. Сцепленные под одним флагом два корабля начали расходиться. Иван III использовал этот момент для военных действий. Во владениях Литвы были взяты Мценск (г. в Орловской обл.), Мосальск (г. в Калужской обл.), Хлепень (с. в Смоленской обл.) и еще несколько укрепленных селений. Менгли-Гирей ударом с юга поддержал русского союзника - прошел с конницей по литовским владениям.
  Александр Казимирович запросил у Ивана III мира. В начале 1494 г. русские и литовские дипломаты договорились о новой границе. Руси возвращались Вязьма, Алексин, Рославль (г. в Смоленской обл.), Венев (г. в Тульской обл.), Козельск, Новосиль, Одоев, Воротынск (пос. в Калужской обл.), Белев, калужский Перемышль и еще пять городов. Наряду с межгосударственным миром Иван пошел и на родственный союз с Александром — выдал за него свою дочь Елену.

  Согласие между тестем и зятем держалось недолго. Александр начал требовать пересмотра границ. По его велению в Смоленске, Минске и других русских городах власти принуждали жителей к исповеданию «римской веры». Лишили православных обрядов и Елену. В 1497 г. Иван объявил Литве войну. Одно его войско взяло Путивль и «заняло без кровопролитий всю литовскую Россию» от нынешних Калужской и Тульской областей до Киевской. Население видело в московских воинах своих освободителей и повсюду переходило на их сторону. Литовские управители и чиновники убегали на запад.
 
  Другое русское войско овладело Дорогобужем (г. в Смоленской обл.), куда подтягивались основные силы Александра под командованием гетмана Константина Острожского. Здесь произошла битва по своему значению весьма для Руси важная и памятная.

  На Митьковом поле возле Дорогобужа «с обеих сторон сражалось тысяч 80 и более». Русскими полками командовал князь Даниил Щеня. Литовцев заманили ложным отступлением за реку Ведрошу, где пряталась сильная «тайная засада». Неожиданное вступление в битву свежих сил вызвало панику во вражеском войске. Литовцы бежали, оставив на берегах Ведроши 8 тысяч человек убитыми. Многие беглецы в тяжелых доспехах утонули в реке, так как ратники Щени подрубили опоры моста, и настил под грузом столпившихся врагов рухнул в воду. Гетман Острожский, десятки литовских князей и воевод попали в плен. Все обозы и «снаряд огнестрельный» достались победителям. «Никогда еще русские не одерживали такой победы над Литвой, ужасной для них почти не менее моголов в течение ста пятидесяти лет» (К.). Эту победу закрепили новгородские, псковские и великолукские воеводы. Они разбили еще одну военную группировку Александра на берегах Ловати (впадает в оз. Ильмень) и взяли Торопец.

  Ожесточенный неудачами Александр, «не жалея казны, нанимал войска» в Польше, Богемии, Венгрии и Германии, заключил союз с магистром Ливонского ордена и в то же время просил дипломатической помощи у европейских монархов. В 1501 г. в Москву прибыли послы Венгрии, Польши и Литвы. Они пытались склонить Ивана III к миру с Александром и при этом уступить ему часть отвоеванных городов. Переговоры кончились ничем. Государь угостил послов обедом во дворце, но при прощании «не подал им ни вина, ни руки».

  Вскоре после неудавшихся переговоров литовский правитель занял и королевский престол в Польше, получив в руки «силу двух держав». Это не остановило Ивана - он продолжил войну. В сражении у Мстиславля (г. в Могилевской обл.) его полки «положили на месте около семи тысяч неприятелей» и взяли множество пленных. Но эта победа не принесла ожидаемых последствий, так как Москве пришлось воевать и с немецкими крестоносцами.

  Ливонские рыцари нарушили заключенный на 20 лет мир. Они схватили в Дерпте более двухсот русских купцов, отобрали у них товары, а самих «заключили в темницы». Магистр ордена Плеттенберг вторгся с войском в Псковское княжество и 27 августа 1501 г. разбил под Изборском русскую рать. Рыцари опустошили множество деревень, сожгли Остров, но взять Псков не могли. У них «от худой пищи сделался кровавый понос», и Плеттенберг отступил. Плохая пища на войне бывает опаснее мечей! Чтобы проучить немцев, Иван III послал в Ливонию прославленного Даниила Щеню с полками. Даниил разорил владения ордена вокруг Дерпта, разгромил отряд рыцарей, напавших ночью на русский лагерь, и дошел «почти до Ревеля, причинив неописуемый вред Ливонии».

  Жителей Ливонии разорили, а немцев не проучили. В следующем году Плеттенберг с 15-тысячным войском опять явился к реке Великой. В жестокой битве под Псковом 13 сентября русские воеводы потеряли тысячи бойцов, но не одолели закованных в железо рыцарей. После сражения магистр в знак победы два дня стоял на месте, но осаждать Псков не стал, ушел в Ливонию. Потери и у него были большие.

  Война с Литвой продолжалась. Войско, руководимое сыном государя Дмитрием, после безуспешных попыток взять Смоленск «выжгло все деревни до Полоцка и Мстиславля, пленило несколько тысяч людей» и отступило к своей границе. Глядя из нашего времени, подобный «успех» никак не назовешь похвальным. И в деревнях разорены и в плен приведены были в основном русские люди. Это помогало польским и литовским вельможам насаждать в своих владениях вражду мирных русских жителей к московскому воинству.

  Не переставал воевать крымский Меигли-Гирей. Весной 1502 г. внезапным нападением на волжских татар он «погубил остатки батыева царства, рассыпал, истребил или взял в плен изнуренных голодом воинов» (К.). От Золотой Орды и от Большой Орды на Волге остались только памятные руины. В августе того же года сыновья Менгли-Гирея «опустошили все места» вокруг Луцка, Львова, Турова, Кракова и многих других городов в польско-литовских владениях. Стефан молдавский в это же время отобрал у Польши Галич и часть приднестровских земель. Доведенный до отчаяния король Александр опять обратился за помощью к европейским властителям.

  В 1503 г. к Ивану III приехали послы папы римского, венгерского короля, дворов Кракова и Вильно. В привезенной от папы грамоте излагалось пожелание всех европейских государей на мир между Московским государством и Польшей-Литвой во имя сплочения христианских сил против мусульманской Турции. Послы требовали вернуть Александру Казимировичу «его отчину» и освободить всех захваченных русскими войсками пленных. Иван III был уже стар и болен, но в заботах о державе он «смотрел дальше гроба» и ничего не уступил зятю. Наоборот, он заявил, что справедливость требует возвратить в состав Руси Смоленск, Киев и «иные русские города». Стороны не сговорились о постоянном мире, но все-таки заключили перемирие на 6 лет. Военные действия прекратились.

  По договору о перемирии к Руси возвращалась значительная часть тех земель, где много лет «все князья Рюриковичи были подручниками, слугами, данниками великого князя Литовского» (С.). Александр обязался «не трогать земель московских, новгородских, псковских, рязанских, пронских и признал за Иваном III спорные территории — «19 городов, 70 волостей». В числе возвращенных Московскому государству городов были:Чернигов, Стародуб, Путивль, Рыльск (г. в Курской обл.), Новгород-Северский, Гомель, Любеч, Почеп (г. в Брянской обл.), Трубчевск, Брянск, Мценск, Мосальск, Дорогобуж, Торопец. Посмотрите по карте, как отодвинулась на запад граница Литвы с Русью при Иване III.

  Владения Москвы при этом мудром и напористом государе расширились также в финских и карельских землях. При нем началась и «привязка» к Руси далеких сибирских и северных областей. В 1483 г. московские воеводы прошли по реке Тавде (лев. Тобола) «мимо Тюмени до Сибири, оттуда по берегам Иртыша до великой Оби в землю Югорскую и с богатой добычей возвратились через пять месяцев в Устюг» (К.). В 1499 г. пятитысячный отряд устюжан, двинян и вятчан добрался до низовьев Оби, обзавелся оленьими и собачьими упряжками и покорил Москве около 40 укрепленных острогов. Местные князьки обязались платить дань государю.

  Незадолго до смерти Ивана его разочаровал обласканный Кремлем казанский Магмет-Аминь. Русские купцы и гости безо всякой опаски приехали в 1505 г. на казанскую ярмарку, «ибо Казань уже 17 лет считалась как бы московской областью» (К.), а там их «ограбили всех без исключения» и многих отправили в рабство к ногайским татарам. Магмет-Аминь с 40 тысячами казанцев и 20 тысячами ногайцев пошел войной на Русь. Его орды перебили русских земледельцев на волжских берегах и выжгли посады Нижнего Новгорода, однако крепость взять не могли. Государь отправил к Волге 100-тысячное войско, но воеводы «худо исполнили свои обязанности», дальше Мурома не пошли и дали возможность Магмет-Аммню спокойно отступить к своей столице. А 27 октября 1505 г. Иван III скончался на 67-м году жизни.

  Не раз замечал, что при разговорах о средневековой России собеседники перескакивают от Дмитрия Донского сразу к Ивану Грозному. А ведь между этими властителями пролегла целая эпоха русской истории! И самой видной фигурой этой эпохи предстает перед нами Иван III. Его заслуги в расширении и укреплении государства Российского мало отражены в школьных и вузовских учебниках.
По мнению Карамзина, этот государь «родился не воином, но монархом». Он и в полководческих делах выглядит не героем-воеводой, а вождем-стратегом. Соловьев подчеркнул в характере Ивана III его самовластный деспотизм: «Он явился грозным государем на московском великокняжеском столе, монархом, требующим беспрекословного повиновения и строго карающим за ослушание. По его первому мановению головы крамольных князей и бояр лежали на плахе... Он первый получил название Грозного». Он же «первым из московских князей громко объявил всю Русскую землю своей вотчиной» (Кл.). Костомаров отметил вредное влияние жестокости Ивана III на «народную нравственность»: «Возвышая единовластие, он не укреплял его чувством законности».

  Взгляды Ивана III на государственную власть отразились в составленном им Судебном Уложении. Судебник 1497 года во многом определил последующие правовые основы самодержавной России. Право главного судьи в стране отдавалось государю. Любое его повеление принимало силу закона. В городах суды вершили государевы наместники, а в деревнях - правителей волостей с участием сельских старост и избираемых на сходах «лучших людей». Когда суд не мог установить истину, обвиняемому и истцу предлагалось решить спор поединком - «копьями, секирами, на конях или пешими». Объяснялся такой закон просто:бог охраняет праведных и карает нечестивых. Кто побеждал, тот и считался правым. «Несогласные с рассудком поединки судебные могли однако утвердить безопасность государства: они питали воинский дух народа» (К.). Каждый мужчина с детства готовился к тому, чтобы при надобности отстоять свою честь оружием.

  Судебник Ивана III не только крепил централизацию власти в Московском государстве, но принес крутые изменения и в хозяйственную жизнь страны и в отношения между сословиями русского общества. Новый закон привязал крестьян и ремесленников к владельцам земли. Теперь вчерашние вольные люди могли переходить от одного хозяина земли к другому только осенью - за неделю до Юрьева дня (26 ноября) и в течение недели после этого дня. Тот, кто самовольно уходил в другое время, считался беглым и терял право на вольность. Таких беглецов ловили и превращали в рабов-холопов. Началось закрепощение основной массы русского населения - производителей продуктов и товаров.

  Духовное завещание Иван III объявил «знатнейшим боярам» еще в 1503 году. Так он заранее приучил их к исполнению своей предсмертной воли. Поскольку его старший сын, Иван Молодой, умер в Твери раньше, престонаследником был назван второй сын, Василий. Остальные сыновья — Юрий, Дмитрий, Семен и Андрей — получили в управление «богатые отчины». В завещании был указан и порядок раздела накопленных в стране ценностей. Каждому сыну досталось «по несколько ларцев с казной», а Василию - все сокровища, хранимые в Москве, Твери, Новгороде, Белозерске, Вологде и в других местах.



Беседа 19. «Под сенью варварства». 160 войн. Деревянная столица. Великорусская  народность. Общенациональная система обороны. Русь Московская – Россия.

 
   Череда страшных татарских нашествий и ханский гнет, литовские завоевания, вторжения немецких рыцарей и скандинавских захватчиков — все это нанесло Руси огромный и во многом невосполнимый ущерб.

  Главное несчастье заключалось в том, что русская народность оказалась насильственно расколотой на разные и в будущем не всегда дружелюбные части. С XIII века «единой русской земли Ярослава и Мономаха не существовало: она была разорвана Литвой и татарами» (Кл.). Там, где могло бы сложиться большое национальное государство с общими хозяйственными и военными интересами, общей культурой, единой духовной атмосферой и одним языком, иноземные захватчики положили начало образованию трех произвольно разъединенных восточнославянских народов - великороссов, малороссов и белорусов. Первые находились два с половиной столетия под монголо-татарским ярмом. Поколения вторых испытали на себе и татарские нашествия, и произвол литовских властителей, и плети польских панов. Третьи надолго попали под гнет Литвы.

  Вооруженные пришельцы расчленили единую Русь на три части — Великую Россию, Малую Россию и Белую Россию. К XVI веку, по данным Ключевского, «великороссов насчитывалось втрое больше, чем малороссов, а малороссов почти втрое больше, чем белорусов». Некоторые земли и города оказались оторванными от исторической родины навсегда, другие русские области пришлось отвоевывать долгое время и большой кровью многим поколениям России, Украины и Белоруссии.

   Никто не посчитает сегодня убитых и изувеченных чужеземцами, погибших в неволе пленников, никто не измерит страданий народных от вражеских злодейств. Знать бы поглубже историю тем нынешним властолюбцам, которые думают только о «текущем моменте»! У зачинщиков кровавых национальных, религиозных и других конфликтов даже при отсутствии совести сработал бы хоть животный инстинкт сохранения потомства...

  Если говорить о материальных потерях Руси «под сенью варварства», то подати Орде и Литве при всей их тяжести составляли лишь малую долю от того ущерба, что принесли стране вражеские нашествия и войны. Превращенные в пепел города и села, вытоптанные поля и пастбища, загубленные промыслы, вырезанный «на кормление» чужих воинов и угнанный «в добычу» скот, увезенные из дворцов и церквей, из кладовых и подвалов обозы ценностей, уничтоженные памятники культуры и древние рукописи. Всего не перечислишь! «Татарский разгром надолго поверг народное хозяйство Руси в страшный хаос» (Кл.). Множить этот хаос монголам помогали литовцы, немцы и шведы.

  По подсчетам Соловьева, за период с 1228 по 1462 год (до вступления на престол Ивана III) в летописях встречается «160 известий о внешних войнах северной Руси и около 50 известий о битвах». Внешние войны велись: с татарами — 45 раз, с литовцами — 41, с ливонскими немцами — 30, остальные — со шведами и другими противниками. За указанный период внешние враги опустошали новгородские селения 29 раз, псковские — 24, рязанские — 17, московские — 14, владимирские и нижегородские — по 11, смоленские и тверские — по 7, ярославские и ростовские — по 4 раза.

  Ужасные цифры! После каждого разорения людям, оставленным в живых и не угнанным в рабство, приходилось устраивать всю свою хозяйственную жизнь заново.
До прихода монголов Русь «не уступала в силе и в гражданском образовании первейшим европейским державам» (К.). Она имела хорошо развитое хозяйство, широкую межудельную и внешнюю торговлю, высокую для средневековья культуру. Жителей повсюду единили «православные наставники совести», более одухотворенные и миролюбивые, чем католические епископы с их крестоносным рыцарством. Укреплению государства мешали внутренние княжеские распри, но кровавые схватки за власть до утверждения прочных монархий сотрясали и Францию, Венгрию, Польшу, германские княжества — всю Европу.

  Русь истощила силы Батыя и спасла европейские страны от азиатского господства, а потом сама стала жертвой литовских и польских завоеваний. Вместо объединения под одной короной восточные славяне были разобщены и надолго оторваны от процессов общеевропейского развития. «Орда с Литвою, как две ужасные тени, заслонили от нас мир» (С.).

  Расчлененная Русь «напрягала силы свои единственно для того, чтобы не исчезнуть» (К.), как после крестовых походов и турецких завоеваний исчезла с лица земли некогда могущественная Византия. Если бы не победы Александра Невского,  Дмитрия Донского, Ивана III, если бы не мужество и стойкость наших предков в битвах с врагами, трудно сказать, населяли бы сейчас славяне земли Украины, Белоруссии и России или же здесь обитали бы другие народы. Охотников на приманчивые просторы Руси находилось в XIII-XV веках немало!

  Во многих областях северной Руси жизнь людей осложнялась природными условиями - суровыми зимами, малоурожайными почвами, сезонными непогодами. Защита от внешних врагов и от природных стихий заставляла народ искать способы выживания не в одиночку, не отдельными городами и волостями, а сообща — «всем миром». Объединительным центром такого общерусского «мира» стала Москва. В московских государях вся северная Русь увидела правителей-хозяев, установителей внутреннего порядка и охранителей пограничных рубежей страны.

  Почему столицей России стал малоизвестный поначалу город, а не Владимир, Новгород или Тверь? Москва долгое время и внешне не была похожа на столицу. Сплошь деревянная, она при пожарах и вражеских осадах много раз выгорала дотла. Столичный вид город начал приобретать лишь при Иване III, когда в Кремле возвели новый Успенский собор, построили Грановитую палату и каменный дворец, а кремлевские стены и башни сложили из кирпича. При нем же возводили Благовещенский собор, начали строительство Архангельского собора и колокольни Ивана Великого. Богатая знать строила каменные дома и за пределами Кремля.
Как московские посады уплотнялись вокруг кремлевских стен, так все новые и новые уделы объединялись под властью Москвы. Конечно, определенную роль тут сыграли и личные способности ее князей. Вспомним, как расширяли свое маленькое княжество Даниил и Георгий (сын и внук Александра Невского), с каким упорством приобретал новые владения Иван Калита и как он переселил церковную митрополию из Владимира под свое крыло. Особенно высоко поднялась объединительная сила Москвы при Дмитрии Донском: ничто так не сплачивает народ, как победы над общим врагом.

  Но главные причины возвышения Москвы историки видели в ее географическом расположении. «Городок этот впервые является в летописном рассказе со значением пограничного пункта между северным Суздальским и южным Чернигово-Северским краем. Он возник на перепутье между днепровским югом и верхневолжским севером» (Кл.). Река Москва с притоками через сухопутный «волок Ламский» соединяла Оку с притоками верхней Волги, а водный бассейн Оки почти смыкался с верхними притоками Дона и Днепра. Реки же в лесных краях заменяли не везде проложенные дороги: летом - на лодках и плотах, зимой - по льду. Через Москву проходил и «поперечный путь» с запада на восток. Такой всегда оживленный путевой перекресток давал городу немалые хозяйственные выгоды. Лесные и холмистые места вокруг Москвы реже подвергались разбойным набегам врагов, чем ровные южные степи, открытые волжские берега и доступные мореходам новгородские владения. В эти места бежали тысячи семей от татар с Волги, Дона, Днепра и от литовского засилья в западных русских уделах. Беглые переселенцы быстро заполняли междуречье Оки, Москвы и верхней Волги. Туда, «как в центральный водоем, со всех краев русской земли, угрожаемых внешними врагами, стекались народные силы» (Кл.).

  Под главенством Москвы постепенно вызревала «плотная» великорусская народность, которая впитывала в себя и проживавших рядом с русскими «инородцев». Чем шире раздвигались границы Московского государства, тем больше становилось число великороссов. Внутренние хозяйственные заботы, природные стихии, внешние угрозы волей-неволей соединяли людей, порой и разноязыких, в «новую национальную формацию», способную вместе противостоять общим бедам и невзгодам. «Восточно-русская народная стихия, расширяясь далее на восток, вместе с тем принимала в себя иноплеменную кровь и, таким образом, сохраняя основание славянской народности, являлась все более и более смешанной с другими. Так развивался и устанавливался тип великорусского народа» (Кст.).

  Если до XV века великорусская народность «оставалась лишь фактом этнографическим», то под окрепшей властью Москвы она «вся покрылась одной политической формой» (Кл.). Владения московских великих князей превращались в национальное государство. Заглохшая в Киевской Руси идея «общего Отечества» возрождалась в Руси Московской и все сильнее притягивала к себе умы и сердца людей. Жителей объединяли одна власть, общая территория, одинаковые горести и радости. Разноязычие, отличия в быту, культуре, обычаях, религиозных представлениях не мешали сотрудничеству людей и их добрым отношениям в обыденной жизни.

  «Со времен Ивана III история уже не описывает бессмысленных драк княжеских» (С.). Великий князь заботился не только о безопасности собственных уделов, а крепил рубежи всего государства. В 1492 г. по его велению была заложена каменная крепость на Нарве (г. Ивангород в Ленинградской обл.). Укреплялись отвоеванные у Литвы русские города. Строились пограничные остроги на северном Поморье. Прокладывались дороги в удаленные от столицы места. Налаживалась почтовая служба. Государевы курьеры получали в ямских дворах питание и быстрых коней. Гражданских наместников в приграничных городах сменили воеводы с отрядами постоянных стражников. В стране складывалась общерусская система обороны.

  Создание сильного государства было бы невозможно без развитого хозяйственного производства и накопления богатств в московской казне. С правления Ивана Калиты значительная часть налоговых поступлений скрывалась от ханов и оседала в Москве. Не будь у Дмитрия Донского богатой казны, ему не выставить бы на Куликово поле 150-тысячного войска. Часть налогов присваивалась и местными властителями. Не будь богатых удельных князей, одной Москве не снабдить бы русского войска оружием, доспехами, запасами продовольствия. Так что и золото с серебром помогли тому, чтобы «государственный центр верхнего Поволжья, долго блуждавший между Ростовом, Суздалем, Владимиром и Тверью, наконец утвердился на реке Москве» (Кл.).

  Укреплению общерусской экономики немало способствовали смелые и предприимчивые купцы. В годы мирных затиший караваны с русскими товарами ходили и в страны прикаспийского востока и на запад. Еще живее шла торговля на севере. Новгород являлся важным звеном в купеческой системе Ганзы - союзе торговых городов северной Европы. Достойным партнером Ганзы считался и Псков. По Белому и Баренцеву морям торговали с иноземцами онежские, двинские и мезенские купцы. Москва получала серебро не только от торговых пошлин, но и в виде дани с подвластных территорий. Своих приисков государство до Ивана III не имело, а в 1491 г. русские искатели раскопали серебряную руду на реке Цильме (лев. Печоры) и начали плавить собственные слитки. Со временем серебром стал регулироваться и внутренний рынок.

  После покорения Новгорода и Твери государю для обуздания удельных властителей уже «не нужно было ни оружия, ни даже денег: они сами искали московской службы». Хозяином огромной страны со всеми ее городами и уделами стал один человек — самодержавный Иван III. Самодержавные порядки утверждались и в политической и в хозяйственной жизни страны. С конца XV века жесткая власть господ над подданными, исходящая из московского Кремля, начала пригнетать всю страну. До Ивана III «основой народного хозяйства оставался по-прежнему земледельческий труд вольного крестьянства, работавшего на государственной или частной земле» (Кл.). Судебник 1497 года статьей о Юрьевом дне закрепил зависимость крестьян от владельцев земли. До полного приравнивания смердов к холопам-невольникам оставалось сделать один шаг — запретить им уходить от хозяев и в заветные Юрьевы дни.

  Важную роль в объединении русских уделов вокруг Москвы и в утверждении самодержавной власти сыграла православная церковь. Если в княжествах, захваченных Литвой, православное духовенство «утеснялось» властями и католическими епископами, то в Руси Владимирской и Московской церковные служители получили от Золотой Орды значительные льготы. При нашествии Батыя храмы подвергались грабежам наряду с княжескими дворцами, но потом татары поняли, что надругательства над русскими святынями приносят Орде большой вред: мирская ненависть населения умножалась религиозным озлоблением на «нечестивых». Ханы увидели в служителях церкви возможных помощников по укрощению непокорных данников. Сараевские властители «возвышали духовенство, увеличивали число монахов и церковных имений. Утесняя народ и князей, покровительствовали церкви и ее служителям» (К.). Ордынским воинам запрещалось трогать жилища и хозяйства священнослужителей, «тревожить монастыри и посягать на их богатства». При монгольском владычестве «монастырские волости находились в наиболее благоприятном положении: огражденные ханами от поборов и разорений, монастыри умножались непрерывно» (Кст.). Правда, в периоды ослабления ханской власти кочевые разбойники опять начинали охотиться за ценностями алтарей и монастырских кладовых. Поэтому многие священники из лагеря смирителей и утешителей переходили в ряды проповедников нетерпимости к монголо-татарскому гнету.

  Среди борцов с татарским господством особой активностью выделялся основатель Троицкого монастыря Сергий Радонежский. Он горячо поддерживал объединительную и национально-освободительную политику Дмитрия Донского. Сергий Радонежский «приобрел народное уважение всей Руси» и после канонизации в 1422 г. признан святым, который получил «в глазах великорусского народа значение покровителя, заступника и охранителя государства и церкви» (Кст.).

  Церковь и при татарах способствовала развитию духовной культуры, искусств, ремесел везде, где стояли православные храмы. Для возведения церквей и монастырей требовались архитекторы, строители, художники, другие мастера. Строилась и украшалась знаменитая Троице-Сергиева лавра. В середине XIV века искусный литейщик Борис отливал большие и звонкие колокола для соборных церквей. При Василии I кроме Андрея Рублева храмы расписывали талантливые художники Семен Черный, Прохор и Даниил. В 1397 г. основан Кирилло-Белозерский монастырь, который оживил хозяйственную и духовную деятельность людей в удаленном от Москвы лесном краю. В 1429 г, открылся не менее известный монастырь на Соловецком острове в Белом море. Эти и другие притягательные для народа обители становились хранителями и распространителями русских культурных ценностей, очагами просветительства и православной нравственности. В монастырских кельях создавались в основном и летописи.
 
   К началу XVI века Московское государство заняло свое место в одном ряду с крупными европейскими державами. После освобождения от монголо-татарского ига и возвращения части земель, захваченных Литвой, после покорения Новгородской республики с ее необъятными просторами и многолюдного Тверского княжества, после присоединения к владениям Москвы бассейна Вятки и приуральского Пермского края слово «Русь» ушло из творений летописцев. Оно перестало соответствовать и границам страны, и этническому составу населения, и политическому строю огромного государства.

   Как от живых корней поверженного бурей дерева вырастает порой молодой крепкий ствол с раскидистыми ветвями, так и из разорванной на части древней Руси вырастала новая могучая держава — Россия.



                РОССИЯ БОЯРСКАЯ.


Беседа 20. Укрощение Казани. Псковские переселенцы. «Крымская заноза». Возвращение Смоленска. Оршская битва. Татарское нашествие 1521 года.

  Многотомные труды историков, как прожекторы, высвечивают нам различные потаенные уголки прошлой жизни, скрытой в темноте минувших столетий. Воспользуемся светом этих прожекторов - пойдем за открывателями российской истории дальше.

  Мы упоминали о старшем сыне Ивана III, который умер раньше отца. Иван Молодой оставил после себя сына Дмитрия, а гречанка Софья родила государю сына Василия. В 1496 г. дворцовые шептуны убедили Ивана III, будто Софья и Василий собираются погубить Дмитрия. Униженную супругу удалили от государя, а 15-летнего Дмитрия провозгласили великим князем и наследником деда на престоле. Через год Иван «узнал козни» клеветников, казнил их, вернул к себе жену, а составленным в 1503 г. завещанием оставил государство Василию. Чтобы не напоминать народу о несчастном Дмитрии, «пышно венчанном и свергнутом с престола в темницу», Василий III занял отцовское место без особых торжественных церемоний. Узник в 1509 г. скончался, ему устроили великолепные похороны, и скоро все забыли о несостоявшемся государе.

  Василий III в первые годы своего правления опирался на боярский Совет «из учеников и сподвижников Ивана III», но скоро показал себя полновластным самодержцем. «Преемник Ивана III вступил на великокняжеский престол более государем, чем сам Иван. Почувствовав себя на высоте национального властителя, московский государь страшно вырос в своих собственных глазах, как и в глазах своего народа» (Кл.). Самодержавие обрело прочные государственные устои.

  Обстановка на внешних границах после смерти Ивана III оставалась спокойной, но Василию хотелось отомстить казанским правителям за расправу над русскими купцами и за разорение нижегородских селений. Он приблизил к себе взятого в плен и крещеного в православие казанского царевича Куйдакула и выдал за него замуж свою сестру. Оставалось только посадить зятя на место вероломного Магмет-Аминя.

  Весной 1506 г. к Казани направилось войско во главе с братом государя Дмитрием. В первой схватке под стенами татарской столицы московские воеводы потерпели поражение. Василий направил к Волге дополнительные полки. 22 июня произошла вторая битва. Она закончилась поражением Магмет-Аминя, но не принесла победы и Дмитрию с Куйдакулом. Вместо преследования убегавших татар и штурма крепости российское войско обрушилось на ярмарку перед городом. Ратники «увидели яства, напитки, множество вещей драгоценных и забыли про войну: начался пир и грабеж» (К.). Тем временем Магмет-Аминь собрал тысячи конных и пеших воинов и при восходе солнца 25 июня внезапным ударом разгромил полусонные полки Дмитрия. Луг, на котором произошло побоище, «взмок от крови и покрылся трупами». Тысячи оставленных живыми попали в плен. Часть войска и сам Дмитрий с позором бежали от Казани.

 Столь бесславный поход не остановил Василия. Теперь к обиде за отца прибавилась его собственная ярость. Он начал спешно готовить новое большое войско. Узнав об этом и «предвидя худые следствия войны для слабой Казани», Магмет-Аминь запросил у Москвы прощения и мира. После переговоров он отпустил всех захваченных татарами пленников и купцов и «клятвенной грамотой признал свою зависимость от России». Казань была на время укрощена.

  В 1506 г. место умершего польско-литовского Александра занял его брат Сигизмунд. Новый король потребовал от Москвы вернуть Литве города и волости, признанные по договору 1503 года российскими. Василий III в ответ на такое требование направил войско к Смоленску.

  В это время от Сигизмунда перебежал в Россию князь Михаил Глинский с братьями Иваном и Василием. Он «составил полк из дворян, слуг и наемников», захватил Мозырь (г. в Гомельской обл.) и заключил союз с крымским ханом и молдавским господарем о совместных действиях против Польши-Литвы». На помощь братьям Глинским пришла русская рать. Она «осадила Минск и разорила все до самого Вильно». Еще одно русское войско направилось к Орше. Однако Сигизмунд сумел быстро собрать значительные силы и сохранил за собой и Смоленск, и Минск, и Оршу. Война кончилась тем, что «неприятели выгнали друг друга из своих пределов, не быв ни победителями, ни побежденными», и заключили «вечный мир». Границы 1503 года не изменились, а Василий III обязался «не вступать» в Киев, Смоленск и другие русские города во владениях Сигизмунда I.

  Испортились отношения Кремля с Крымом. В отличие от постаревшего Менгли-Гирея его сыновья настроились враждебно к «московитам». Они посеяли ядовитые семена долгого противостояния России с Крымским ханством. Полуостров, отрезанный от материка широким и глубоким рвом (Перекопом) с высоким укрепленным валом, представлял собой, по выражению Ключевского, «неприступную с суши разбойничью берлогу». Своего войска у крымских ханов бывало обычно не больше 30 тысяч, но к этим тысячам всегда были готовы присоединиться татарские улусы, занимавшие пространство от Яика (река Урал) до Дуная, и тогда неисчислимые конные орды наводили страх на оседлых европейских жителей.

  Восточные славяне, как и в прошлые времена, служили плотиной от татарских наводнений в Европу. «Наш народ поставлен был судьбой у восточных ворот Европы на страже ломившейся в них кочевой хищной Азии. Целые века он истощал силы, сдерживая этот напор азиатов. Одних отбивал, удобряя широкие донские и волжские степи своими и ихними костями, других через двери христианской церкви мирно вводил в европейское общество» (Кл.). И после распада Золотой Орды разбойные походы крымских, астраханских, ногайских, казанских татар истощались на древнерусских землях.

  Внутри России кремлевскому двору не давал покоя Псков, где еще держались признаки народовластия. Осенью 1509 г. Василий с братом Андреем и свитой прибыл в Новгород. Там он принял присланную из Пскова делегацию «знатнейших чиновников и бояр». После бесед с ними государь повелел звать в Новгород всех псковитян, обиженных властями. Жалобщиков наехало много. Всех их собрали к архиерейскому дому, знатных пропустили в палаты и там взяли под стражу, а «младших граждан оставили на морозе во дворе», всех переписали и тоже увели под арест. Жители Пскова, узнав о случившемся в Новгороде, сбежались на вече, но тут же поняли, что их древнему обычаю пришел конец. Посланный Василием III вельможа потребовал снять «мятежный колокол» и объявил, что во все псковские города будут назначены московские наместники.

  13 января 1510 г. раздражавший государя вечевой колокол был снят. 20 января в Псков приехал сам Василий III, а еще через неделю жители узнали его решение. Он приказал переселить «в землю московскую» 300 знатных псковских семейств, обвиненных в «утеснении народа». Распоряжение исполнили в одну ночь. Изгнанники наспех загружали возы домашним скарбом, кутали шубами детей и в слезах покидали свои дома. Псковскому княжеству дали новых наместников, воевод и чиновников. Деревни высланных отдали верным слугам государя, а в опустевшие дома переселили купеческие семьи из разных городов России.

  Сигизмунд польско-литовский нарушил «вечный мир». В 1512 г. он «обязался давать Менгли-Гирею ежегодно 15 тысяч червонцев», если тот поможет вернуть Литве спорные русские города. Сыновья хана Ахмат и Бурнаш разграбили окрестности Белева и Одоева, но от русских полков Даниила Щени ушли без битвы. Московские воеводы отбили и попытку крымцев захватить Рязань. Однако набеги сыновей Менгли-Гирея на южные окраины России не прекратились. С этого времени и до царствования Екатерины II «крымская заноза» была постоянной болью во внешней политике России.

  Для наступления на Россию подготовил войско и сам Сигизмунд. Василий III не стал ждать его нападения и в декабре 1512 г. направил полки к Смоленску. Здесь главный воевода Даниил Щеня уронил свою славу победного полководца. Вместе с князем Репней-Оболенским они хотели взять крепость не умом и отвагой, а хмельным безрассудством воинов. Перед штурмом выкатили в лагерь бочки с крепким медом - «пили кто и сколько хотел». «Средство оказалось весьма неудачным, хмель не устоял против ужасов смерти». Жертв было много, а Смоленск взять не могли. Пьяные трезвых не побеждают!

  Василий III проявил упорство в задуманном деле и летом 1514 г. все-таки возвратил Смоленск, который находился в подданстве Литвы 110 лет. В этот раз войском руководил сам государь. Московская артиллерия обстреливала город «каменными ядрами, окованными свинцом». Летописец отметил особое мастерство пушкаря Стефана - его ядра летели в самую гущу неприятелей. Жители Смоленска отказались повиноваться литовским командирам и направили к Василию замирительное посольство.
 
  1 августа российские полки вошли в открытые ворота крепости. Победители никого не обижали, на богатства не бросались. Освобожденные смоленцы устраивали для воинов дружеские застолья, в церквах пели благодарственные молебны. Править отвоеванной областью надеялся присягнувший Москве Михаил Глинский, однако государь не утешил его честолюбия, поставил наместником в Смоленске князя Василия Шуйского.

  После Смоленска русским полкам без сопротивления отдались несколько городов в Белой России. Василий отправил часть войска к Минску, поставил отряды Михаила Глинского у Орши, а сам разместился в Дорогобуже. Глинский пошел на очередную измену. По тайному сговору с ним Сигизмунд двинул свое войско к Днепру. Предательство открылось,  Глинского схватили с королевским письмом в кармане и увезли в московскую тюрьму, но время было упущено: поляки действовали, зная все подробности о русских силах.

  Польско-литовским войском командовал другой дважды изменник Константин Острожский, плененный в битве на Митьковом поле. Он присягнул тогда Ивану III и больше 10 лет считался верным слугой Кремля,  а в 1508 г. вдруг перебежал к Сигизмунду. Это был опытный и хитрый полководец. Он затеял с московскими воеводами мирные переговоры, а сам в это время наводил мост на Днепре в 15 верстах от лагеря, переправлял через реку пушки, конницу и пехоту. Возглавлявшие русские полки князь Булгаков и боярин Челяднн были ошеломлены появлением неприятелей на фланге и в тылу своих позиций. Когда началось сражение под Оршей, гетман Острожский заманил русских ложным отступлением под огонь своих пушек, а ударом с тыла и беспощадной рубкой разбегавшихся ратников завершил операцию. Разгром российского войска был страшным! Поля между Оршей и Дубровно (г. в Витебской обл.) покрылись трупами. Беспечность Булгакова и Челядина стоила жизни 30 тысячам русских бойцов. Сами горе-командиры попали в плен вместе с тысячами рядовых воинов. Противнику достались все знамена, пушки и обозы.

  Гетман-победитель пошел к Смоленску, где перетрусившая знать, только что присягавшая Василию III, захотела снова вернуть город под королевскую корону. Князь Василий Шуйский раскрыл заговор и приказал повесить предателей на крепостных стенах. Смоленцы сражались с яростной отвагой и отбили все приступы врагов. Главный город верхнего Днепра остался за Россией, но занятые было белорусские города опять отошли к Литве. Война после трагической для России битвы под Оршей на время утихла.

  В 1515 г. русские князья узнали еще одного двукратного изменника. Раньше перебежавший от поляков в Москву воевода Дашкович вернулся с покаянием к королю и в награду за это получил в управление Канев и Черкассы. Вместе с киевским воеводой Немировичем  Дашкович повел запорожских казаков и орду крымцев во владения Москвы. Объединенные им захватчики пытались взять Чернигов, Новгород- Северский и Стародуб, но защитники этих городов стояли насмерть, за крепостные стены врагов не пустили. Татар посылал на берега Десны сын умершего Менгли-Гирея хан Магмет-Гирей. Он сразу же показал себя открытым врагом России.

  Русские воеводы «загладили стыд Оршской битвы» в 1517 г. Псковская дружина внезапным ударом захватила Рославль, вывезла из города богатую добычу и увела много пленных. В ответ гетман Острожский осадил Опочку, но туда подоспели полки из Москвы, Великих Лук и Вязьмы. Они разгромили 14-тысячное войско гетмана. Были разбиты и свежие отряды, посланные королем на помощь Острожскому. Знаменитый полководец  бежал, оставив пушки и обозы. По масштабам эти сражения были несравнимы с битвой под Оршей, но они оживили боевой дух в угнетенных прежней неудачей русских полках.

  Крымский Магмет-Гирей вынашивал планы овладения властью в Астрахани и Казани, но ему мешала Москва. В 1519 г. казанский Магмет-Аминь умер, и Василий III «дал в цари» казанцам астраханского царевича Шиг-Алея, который перешел на русскую службу при Иване III и получил от него во владение небольшой городок.
 
  Кремлевский двор хотел сделать из Шиг-Алея «пугало для крымцев», однако тот на престоле не удержался. В Казани его невзлюбили за надменный характер, показное всевластие и даже за внешний вид - он имел «необыкновенно толстое, отвислое брюхо». В Крым поскакали с Волги тайные гонцы, которые попросили Магмет-Гирея направить царем в Казань его брата Саипа. И когда Саип-Гирей весной 1521 г. пришел с войском к казанским стенам, ворота перед ним открылись без сопротивления. Свергнутый с престола Шиг-Алей, казанский воевода Карпов, все российские чиновники и купцы лишились своих ценностей, но были оставлены в живых и выпровожены к Нижнему Новгороду. Казань во второй раз «отложилась» от России.

  Потеря Казани явилась прологом нового татарского нашествия на русские земли. Крымский хан объединил свои силы с ногайскими татарами, с запорожскими казаками Дашковича и пошел к Москве. На пути завоевателей полилась кровь мирных жителей, заполыхали огнем селения. Василий III пытался остановить врагов, но его войско было разбито татарами и запорожцами на берегах Оки. В это же время с Волги пошел к Москве и казанский Саип-Гирей со своими полками. Братья Гиреи соединили силы под Коломной, «опустошая все места, убивая, пленяя людей тысячами, оскверняя святыни храмов, злодействуя, как бывало в старину при Батые или Тохтамыще» (К.). Пепелища сожженных городов и деревень дымились на пространстве от Воронежа и Нижнего Новгорода до Москвы. Многотысячные вереницы невольников угонялись в Кафу (г. Феодосия), Астрахань и Казань на продажу в чужедальние страны.

  29 июля 1521 г. братья Гиреи захватили подмосковное село Воробьево. Они пили мед из погребов Василия III и рассматривали с горы русскую столицу. В Москве «улицы заперлись обозами», толпы жителей искали спасения в Кремле, теснились в его воротах.

   Василий ускакал собирать полки в Волоколамск, поручив оборону города боярам. Боярская верхушка вступила в переговоры с крымским ханом, пыталась откупиться от осады щедрыми дарами, но Магмет-Гирей потребовал подписанную государем грамоту с обязательством платить Крыму ежегодную дань. Такая унизительная грамота была подписана и скреплена великокняжеской печатью. Татарские вожди, удовлетворенные покорностью кремлевских сановников, удержали свои орды от грабежа и сожжения Москвы. Они отошли к Оке и вместе с казаками Дашковича пытались взять Рязань.

  Рязанских жителей избавил от осады и штурмов астраханский царь. Магмет-Гирей получил известие о разорении Крыма астраханцами и ушел изгонять противников из своих владений. Саип-Гирей вернулся с разбогатевшим на грабежах войском в Казань. Увел казаков к Днепру и Дашкович.

  Платить дань крымскому хану Василий III не стал. Если злополучная грамота была писана с его согласия, то летописцы оправдывали государя тем, что он «боялся временного стыда меньше, чем бедствий Москвы и опасностей кровопролитной неверной битвы». В следующем году Магмет-Гирей готовил новый поход в Россию, но когда узнал, что ее сильным полкам «под защитой огнестрельного снаряда» велено стоять на Оке с весны до осени, начинать войну не решился.

  Магмет-Гирей отомстил астраханцам за их крымский набег. Вместе с ногайским князем Мамаем он пришел к прикаспийской столице и овладел Астраханским царством. Крым, Астрахань и Казань оказались под властью Гиреев. Возрождалась сильная Орда — «угроза для России ужасная». Москва могла оказаться во вражеском мешке с открытыми путями только на север. С юга и востока - татары, с запада - поляки и литовцы.

  Первые признаки большой войны проявились в Казани. Саип-Гирей приказал перебить всех русских купцов в своих владениях. Был убит и приехавший к нему для мирных переговоров московский посол Василий Юрьев. С юга пришли известия, что к нашествию на Россию готовится крымский хан в союзе с ногайцами и астраханцами. А послы короля Сигизмунда настойчиво требовали возвратить Литве Смоленск.

  Трудно угадать, как бы развивались события дальше, если бы ногайцы не передрались с крымцами. Воины ногайского Мамая убили в Астрахани Магмет-Гирея и перерезали множество крымских татар. От вчерашних союзников удалось бежать двум сыновьям хана с полусотней мурз и небольшим войском. Другой недавний союзник крымцев, казачий вождь Дашкович, спалил занимаемый турками и татарами Очаков (г. в Николаевской обл.), потом преодолел Перекоп и «все истребил, что мог, в Тавриде». Поверженный Крым перестал думать о завоеваниях. Помощь Василию III нежданно явилась оттуда, где Москве виделся враг.

  В покрытый пеплом Крым прибыл с грамотой султана и с турецкими янычарами Сайдет-Гирей, брат убитого Магмета. Он задушил своего племянника, который после бегства из Астрахани занял отцовский трон, и объявил себя «царем Тавриды». Сайдет-Гирей предложил Василию III мир и просил не тревожить своего брата в Казани. Государь от мира с Крымом не отказался, но прощать казанских убийц не захотел.

  К Волге в 1523 г. пошли русские полки. В устье реки Суры (пр. Волги) воеводы заложили город Васильев (пос. Васильсурск в Нижегородской обл.) и там остановились. Весной следующего года на волжских берегах собралось 150-тысячное российское войско. 7 июля основная его часть высадилась с судов выше Казани и три недели поджидала конницу, которая шла сушей. Напуганный грозной силой Москвы, Саип-Гирей помчался в Крым, чтобы через брата просить помощи у турецкого султана. Казанцам бегство Саипа не понравилось, столичная верхушка провозгласила царем 13-летнего Сафа-Гирея и правила в городе его именем.

  В августе русские воеводы «обступили наконец крепость и могли бы взять ее», но казанские правители предложили мирные переговоры и откупились от штурма щедрыми дарами. В Москву прибыли послы малолетнего Сафа-Гирея и «обязались, как прежде, усердствовать России». В наказание за убийство русских купцов и посла Юрьева Василий III запретил российским торговцам ездить с товарами на знаменитую казанскую ярмарку и перенес «торговлю с Азией» в Макарьево (пос. в Нижегородской обл.). Это был удар по Казани без пушек, но сокрушительный: татарская столица лишилась огромных доходов от торговых пошлин.


Беседа 21, Бесплодная Соломия. Казанский маятник. Боярские дети. Правление  Елены. «Истребительные прогулки». Дворцовый переворот. 

  Судьба обделила Василия III личным счастьем. Будучи 20 лет женатым, он не имел детей. Боярство и духовенство не давали ему покоя разговорами о наследнике престола. Это заставило государя расстаться с любимой, но бесплодной супругой Соломией. Ее поместили в монастырь, а Василий женился на Елене, дочери князя Василия Глинского, брат которого, Михаил, за измену под Оршей сидел в темнице. Московское общество было изумлено таким выбором государя. Впрочем, через год после свадьбы молодая государын добилась освобождения дяди-узника и возвращения ему княжеского достоинства.

  Прошло несколько мирных лет. Страну тревожили только вновь окрепшие с помощью Турции «крымские хищники». Ханский трон в Бахчисарае занял по велению султана бежавший из Казани Саип-Гирей. Татарские набеги в разные места российских окраин продолжились и при нем. Охранные полки не успевали гоняться за шайками разбойных конников.

  Подросший в Казани Сафа-Гирей перестал «усердствовать России». Он «обесчестил» московского посла и потребовал пересмотра устоявшихся договорных отношений. Дипломатические увещевания не отрезвили молодого правителя, и Василий III направил к Казани войско. 16 июля 1530 г. воеводы начали штурмовать осажденную татарскую столицу. Сафа-Гирей, опасаясь пленения, успел бежать в Арск (пос. в Татарии). Первоначальные успехи штурма были погублены беспечностью командиров. Полки в осаде «стояли так оплошно», что внезапно напавшие с тыла отряды марийцев отобрали у них обоз, 70 пушек и запасы пороха. Боевой пыл войска угас. Князь Дмитрий Бельский, руководивший полками, начал переговоры с казанскими вельможами, получил от них серебро и увел войско от крепости. Татары пообещали прислать в Москву посольство для заключения мира.

  Казанские послы явились в Москву и подписали мирный договор на продиктованных Василием III условиях. Однако вернувшийся к власти Сафа-Гирей не захотел покоряться России и начал преследовать сторонников замирения с московским государем. Казань, как маятник, то клонилась к Москве, то удалялась от нее.

  Упрямый властитель довел жителей своей столицы до мятежа. Казанцы свергли его с престола и запросили у Василия в цари Еналея, брата изгнанного ими раньше Шиг-Алея. «Еналей с многочисленной дружиной был отправлен в Казань и возведен на престол окольничим Морозовым». Раздоры в татарской столице утихли.

  25 августа 1530 г. к Василию III пришла наконец долгожданная семейная радость: Елена родила ему сына. Младенца назвали Иваном. Летописцы отметили, что в час его рождения «земля и небо потрясались от неслыханных громовых ударов с ужасной непрерывной молнией». Никто еще не знал в тот час, какие торжества и какие страдания принесет этот младенец России.

  Мирную жизнь страны продолжали нарушать крымские татары. От их стремительных набегов в разные годы пострадали окрестности Белева, Тулы и других городов. В августе 1533 г. они выжгли предместья Рязани. От московских полков Саип-Гирей ушел без сражения, но его орда увезла в Тавриду обозы награбленного добра и увела на продажу в рабство тысячи мирных жителей.

  На западных границах Московского государства сохранялась тишина. Василий III по примеру отца опирался во внешней политике не только на воевод, но и на дипломатов. Он заключил договор о дружбе с австрийским эрцгерцогом Максимиллианом 1. В декабре 1522 г. согласился на очередной «вечный мир» с Польшей-Литвой. При нем был заключен мир на 60 лет с Швецией. Договоры с другими европейскими правителями касались в основном безопасности внешней торговли.

  Осенью 1533 г. государь со свитой выехал на охоту в волоколамские леса, там заболел, приказал везти себя в Москву и 3 декабря скончался. Ему шел 56-й год. При похоронах овдовевшую Елену сопровождали князья Василий Шуйский, Михаил Глинский, Иван Телепнев-Оболенский и Федор Воронцов. Москвичи сразу увидели, кто теперь будет править в Кремле.

  В России к этому времени начала устанавливаться более или менее спокойная общественная погода. Василий погасил последние всплески республиканских и удельных вольностей в стране. Под крепкой и порой безжалостной самодержавной рукой государство набирало силу, поднимало хозяйственное производство, крепило оборону. Ключевский так очертил внешние рубежи России к концу княжения Василия III: «Не считая шатких, неукрепленных владений в Юрге и земле вогулов, Москва владела землями от Печоры и гор Северного Урала до устьев Невы и Нарвы и от Васильсурска на Волге до Любеча на Днепре».

  Москва могла быстро выставить на войну «300 тысяч боярских детей и 60 тысяч сельских ратников». Боярскими детьми называли потомков обедневших боярских родов, которые потеряли влияние при княжеских дворах в уделах и жили доходами с небольших земельных имений. Они служили государю «без жалованья деньгами, а за пользование землей» и получали поместья «не в собственность, а в пожизненное пользование». Кто служил «без ревности», у того землю отнимали.

  Основу русской армии составляла конница. Огнестрельных пищалей было еще мало, бойцы вооружались мечами, копьями, секирами, кистенями, кинжалами, луками с колчаном стрел. При Василии III были построены каменные крепости в Нижнем Новгороде, Туле, Коломне, Зарайске (г. в Московской обл.), укреплены башнями и земляными валами Чернигов, Кашира и еще несколько городов.

  В 1512 г. были созданы государственные органы управления — приказы. Волю государя исполняли уже не только наделенные властью личности, а целые учреждения. В то же время города и волости остались под господством местных правителей. «Власть московского государя становилась не на место удельных властей, а над ними, и новый государственный порядок ложился поверх действовавшего прежде» (Кл.). Василий внес некоторые дополнения к Судебнику отца. Приговорить человека к смерти, в том числе и холопа, мог теперь только сам великий князь.

  Росло число жителей в городах и слободах. В 1520 году в Москве проживало около 100 тысяч человек. Ночью покой городов охраняли стражники. Создавались постоянные противопожарные службы. В приказах, полках и на промыслах появилось много наемных специалистов из-за границы.

  Наряду с успехами внешней торговли рос и внутренний товарооборот. В Москве, Новгороде, Пскове и Твери чеканились собственные серебряные деньги. Оживилась торговля с народами Печорского края и зауральской Сибири. Худые дороги не мешали передвижениям купцов с товарами, так как повсюду имелось обилие лошадей. На ямских дворах «кто требовал 10 или 12, тому приводили 40 или 50 коней, усталых кидали на дороге, брали свежих в первом селении».

  Наследственная самодержавная власть опасна для государства непредвиденными случайностями. Последующая история России наполнится такими случайностями, как детективная повесть острыми сюжетами. При Василии же бедой для кремлевского двора обернулось бесплодие Соломин. Наследником государя остался единственный его сын, трехлетний Иван. Вскоре после смерти Василия III устоявшийся за полвека московский трон качнули первые подспудные толчки.

  Ближе всех к «нежной, чувствительной» Елене стояли ее дядя Михаил Глинский и молодой князь Иван Телепнев-Оболенский, которого придворная знать подозревала в сердечных связях с государыней-вдовой. Для управления государством Елена образовала боярскую Думу из братьев покойного мужа и 20 «знатнейших бояр». На торжествах в Успенском соборе митрополит Даниил благословил не успевшего отвыкнуть от пеленок Ивана IV «властвовать над Россией».

  Столичное боярство воспрянуло духом. Оно увидело себя при государе-младенце «собранием наследственных и привычных, то есть общепризнанных властителей русской земли и смотрели на Москву, как на сборный пункт, откуда они по-прежнему будут править страной, только не по частям и не в одиночку, как правили прежде, а совместно и совокупно» (Кл.). Совместного и дружного правления однако не получилось. Среди сильных кому-то всегда хочется быть сильнейшим, а среди знатных — знатнейшим.

  Уже через неделю после торжеств в Успенском соборе столицу всколыхнул слух об «измене». В попытке овладеть престолом обвиняли то ли брата умершего государя Юрия, то ли князя Андрея Шуйского. Летописцы оставили об этих днях противоречивые и путаные сведения. Оба князя со своими боярами оказались в темнице. Москву охватила тревога. Повсюду заговорили: «Легче укрыться от одного, чем от двадцати гонителей!». Через некоторое время Телепнев-Оболенский обвинил в замысле «овладеть государством» Михаила Глинского, и дядю Елены умертвили в тюрьме.

  Кремлевскими раздорами воспользовался Сигизмунд 1. По его приказу киевский воевода Немирович пытался в 1534 г. овладеть Стародубом и Черниговом, но гарнизоны этих городов смелыми вылазками разогнали противников, отобрали у них обозы и пушки. Отряды киевского воеводы сражались с «московитами» без особого рвения и охотнее отступали от крепостей, чем шли на штурмы. Такой же безуспешной оказалась и попытка поляков захватить Смоленск. Смоленцы гнали их от городских предместий «несколько верст» и многих взяли в плен.

  Начатую королем войну продолжила московская Дума. Осенью того же 1534 года российские полки, не осаждая крепостей, прошли «огнем и мечом» от смоленских границ до Молодечно (г. в Минской обл.). Запылали села и посады многих городов. В это же время новгородская и псковская рати опустошили окрестности Полоцка и Витебска. Объединившись у Молодечно, русское войско направилось к литовской столице, но в 15 верстах от Вильно остановилось и дальше не пошло. Воеводы удовлетворились разорением пройденных областей, захватом добычи и пленных. Той же осенью другое российское войско таким же разорительным походом прошло от Стародуба через Мозырь и Туров к Могилеву. Карамзин назвал эти походы «истребительными воинскими прогулками». В следующем году Телепнев-Оболенский и Василий Шуйский опять направили полки на разорение польско-литовских владений, а новгородские воеводы заложили крепость на присвоенном Литвой озере Себеж (г. Себеж в Псковской обл.).

«Истребительными прогулками» успехи Кремля и кончились. Разорение русских селений в чужих владениях подрывало связи родственных народов, давало пищу будущему украинскому и белорусскому национализму. Если один брат истязает другого, возненавидишь и брата! После встреч с вооруженными великороссами малороссы и белорусы стали охотнее пополнять королевские полки.
  40-тысячное войско Сигизмунда I подступило к Стародубу. В это же время крымские татары, купленные польскими червонцами, устремились к берегам Оки. Крымцев отогнали сторожевые полки. От татарского набега пострадали в очередной раз воронежские, придонские и рязанские деревни. Сигизмунда русские князья одолеть не могли. Ему сдался гарнизон в Гомеле. После жестоких боев он овладел и Стародубом. Московские воеводы отступили к Смоленску.

  В 1536 г. Москву взволновали новые жестокости боярского правительства. Содержавшийся в тюрьме князь Юрий «умер от голода». Его брат Андрей решил мстить Елене и ее Думе и тоже попал в тюрьму, где его убили. Так Телепнев-Оболенский избавился от двух братьев Василия III, которые могли претендовать на великокняжеский престол. Колесо властолюбия только подтолкни, и оно покатится само собой, подминая под себя новые и новые жертвы. Фаворита Елены стали бояться больше, чем боялись раньше законных государей.

  Тревожные вести пошли из Казани. Там убили поставленного Москвой царя Еналея и снова призвали на трон обитавшего в Крыму Сафа-Гирея. Тот и теперь быстро нажил себе врагов среди казанской знати. Около 500 его противников явились в Москву с мольбой вернуть на казанский престол толстяка Шиг-Алея. Елена и Дума откликнулись на эту просьбу, но помочь ходатаям не успели: Сафа-Гирей начал открытую войну с Россией. Он разорил нижегородские волости, у Балахны (г. Нижегородской обл.) разбил местное ополчение и встретился с подошедшими российскими полками у Лыскова (г. в Нижегородской обл.). Битвы не захотели ни татары, ни русские. В первую же после сближения ночь противники «бежали в разные стороны».

  1536 год был годом сплошных несчастий для России. Очередной набег на воронежские, липецкие, рязанские и тульские селения совершили крымские татары. Вот что писал о зависимом от Турции крымском полугосударстве Ключевский: «Оно представляло собой огромную шайку разбойников, хорошо приспособленную для набегов на Польшу, Литву и Московию. Эти набеги были ее главным жизненным промыслом. Углубившись густой массой в населенную страну, татары поворачивали назад и, развернув от главного корпуса широкие крылья, сметали все на своем пути, сопровождая свое движение грабежами и пожарами, захватывая людей, скот, всякое ценное и удобопереносимое имущество».

  Примеру крымцев научились и казанские татары. Они все глубже вторгались в пределы России и в сражении у Костромы разбили московское войско. В начале 1537 г. казанские отряды сожгли предместья Мурома и разграбили множество приокских деревень.

  Кремлевские правители утешали себя некоторыми успехами на западных границах. 20-тысячное войско киевского воеводы не сумело отобрать у новгородцев крепость Себеж. Россия вернула себе Стародуб и захваченный врагами Почеп (г. в Брянской обл.). Из Кракова в Москву пошли письма с мирными предложениями, а в начале 1537 г. в Кремль прибыло королевское посольство из четырехсот «знатных дворян и слуг». Начались споры. Послы запросили для Литвы Смоленск и Новгород. Бояре требовали вернуть России Киев и всю Белоруссию. Обе стороны выдвигали заведомо неприемлемые условия, но и те и другие воевать пока не хотели. Сошлись на договоре о 5-летнем перемирии. Стародуб, Себеж и построенная неподалеку от Ржева крепость Заволочье остались за Россией. Гомель уступили Литве.

  В апреле 1538 г. ничем не болевшая, цветущая женской красотой государыня-вдова Елена внезапно умерла. Повидимому, ее «отравили ядом». Кремлевской знати не нравилась близость Елены с Телепневым-Оболенским, который все чаще проявлял свое единовластие в Думе. Иван IV остался без отца трехлетним, а без матери — на восьмом году детства.

  Через неделю после похорон Елены князь Василий Шуйский и его соумышленники явились с вооруженными слугами во дворец и на глазах у перепуганного мальчика-государя схватили Телепнева-Оболенского. Из палат выволокли и сестру арестованного князя, которая была нянькой Ивана. Мальчик плакал, кричал, пытался удержать возле себя близких ему людей, но беззащитного сироту никто не слушал. Телепнева-Оболенского уморили в тюрьме голодом, а его сестру отправили монахиней в Каргополь. Господствовать в Кремле стали братья Шуйские — Василий и Иван.

  Боярская Дума, изумленная столь быстрым и легким дворцовым переворотом, около полугода мирилась с верховенством Шуйских, а потом их самоуправство попытались ограничить князь Иван Бельский, митрополит Даниил и несколько родовитых бояр. Шуйские заключили Бельского в тюрьму, его сообщников разослали по деревням, а одному из них отрубили голову. Вскоре после этого Василий умер, и боярское правление возглавил один Иван. Он сослал митрополита Даниила в монастырь и заставил епископов возвести на его место настоятеля Троицкой лавры Иоасафа.


Беседа 22. Правление боярских кланов. Татарские нашествия 1539—1541 годов. Два  венца Ивана IV. Пожары и бунт в Москве. Преображение царя. Церковно-земский собор.

  Иван Шуйский вел себя в Кремле «как хозяин, величался до нахальства» и, бесцеремонно разворовывая государственную казну, «купался в роскоши на глазах у всех». По его примеру расхищали казенные ценности наместники и воеводы ь городах. Народ застонал от возросших налогов. В России установилось безобразное правление алчных вельмож, которые «не оказывали в делах ни ума государственного, ни любви к добру».

  При корыстных и безответственных правителях внешние границы России скоро стали рыхлыми. Страну захлестывали разбойные набеги казанских и крымских татар. «Казанцы два года непрестанно злодействовали в областях Нижнего Новгорода, Балахны, Мурома, Мещеры, Гороховца, Владимира, Шуи, Юрьевца, Костромы, Кинешмы, Галича, Тотьмы, Устюга, Вологды, Вятки, Перми. Являлись толпами, жгли, убивали, пленили» (К.). (Шуя, Юрьевец и Кинещма — в Ивановской обл., Тотьма — в Вологодской обл.). Летописцы сравнивали бедствия 1539 и 1540 годов с нашествием Батыя: «Батый протек молниею Русскую землю, казанцы же не выходили из ее пределов и лили кровь христианскую, как воду». Тысячи селений к востоку и северу от Москвы обратились в пепел. «Русских пленников у казанцев было такое множество, что их продавали огромными толпами, словно скот, разным восточным купцам, нарочно приезжавшим для этой цели в Казань» (Кст.). В опустевших деревнях некому было хоронить убитых.

  В эти же годы южные окраины России безнаказанно грабили крымские татары. Ударов со стороны ослабленных сторожевых сил на Оке они уже не опасались.

  Преступное владычество Ивана Шуйского кончилось в 1540 г. Митрополит Иоасаф уговорил 10-летнего государя освободить из темницы князя Бельского и включить его в состав Думы. Шуйский не посмел ослушаться публично высказанного повеления, и его постепенно отстранили от власти. Иван Бельский, ссылаясь во всем на волю подросшего государя, начал наводить порядок в стране. Убрали с доходных постов сановных казнокрадов, стали принимать челобитные от обиженных, начали комплектовать полки для защиты границ. Сафа-Гирей в декабре 1540 г. получил у Мурома такой удар по своему войску, что тут же отступил к Казани. Его разбойные шайки были вытеснены из всех русских областей.

  Поддержать татар и испытать прочность России решил турецкий султан. Весной 1541 г. к Москве пошло 100-тысячное войско крымских, ногайских и астраханских татар, усиленное большим турецким отрядом с пушками. Князь Бельский именем Ивана IV разослал с гонцами строгие распоряжения, и со всех областей страны, как бывало при Иване III, пошли вооруженные рати к Серпухову, Калуге, Туле, Рязани. 30 июля татары и турки подошли к Оке, открыли огонь из пушек и на заранее приготовленных плотах пытались преодолеть реку, однако «россияне стояли твердо». Загрохотали и русские пушки. Хана Саип-Гирея поразила необозримая численность войска на лугах за рекой. Туда весь день подходили новые и новые отряды. Перестрелка «ядрами, пулями и стрелами» продолжалась до темноты, а ночью хан испугался возможного захода русских в свой тыл и отступил от Оки с такой поспешностью, что московским воеводам достались тяжелые турецкие пушки и часть вражеского обоза. Российские полки переправились через реку и преследовали убегающие толпы «до самого Дона».

  Боярская Дума дала Ивану Шуйскому воеводство во Владимире, а он надумал снова захватить власть в Москве. Ночью 3 января 1542 г. три сотни подкупленных им головорезов прискакали в столицу, ворвались в Кремль и схватили князя Бельского с его соратниками. Схватка, непристойные крики, насилия - все это происходило на глазах приведенного в ужас мальчишки-государя. Его опять никто не хотел слушать.

 Утром в Кремль явился сам Шуйский. Митрополита Иоасафа отправили в Кирилло-Белозерский монастырь. В Белозерск увезли и Бельского, там его убили. Новым митрополитом стал новгородский архиепископ Макарий. Самоуправцы Шуйские лишили сана двух высших святителей страны, а «духовенство молчало и повиновалось». Россия опять попала в нечистые руки безнравственных бояр.

  Династический пробел после смерти Василия III создал в Москве обстановку, при которой безграничное самодержавие могло бы укрощаться представительным органом власти. При малолетнем Иване IV бояре получили редкую возможность поднять общественную роль своего сословия и перестроить в собственных интересах весь государственный порядок в стране. В драках между собой они прозевали-профукали такую возможность. «В стремлении к личным целям бояре разрознили свои интересы с интересами государственными, не сумели даже возвыситься до сознания сословного интереса. Они считали прирожденным правом своим кормиться за счет вверенного им народонаселения и кормиться как можно сытнее» (С.).
 
  Народ увидел в боярской Думе не разумный правительственный орган, а сборище драчливых петухов, готовых выклевать глаза друг другу. Правление враждующих между собой знатных кланов «прошло не только бесплодно для политического положения боярства, но и уронило его политический авторитет в глазах русского общества» (Кл.). Ни одна боярская группа не помышляла об улучшении государственного устройства, все боролись только за место возле самодержавного государя.

  Шуйские «ласкали Ивана как государя и оскорбляли как ребенка, на официальных торжествах раболепствовали, а в будни не церемонились, порой баловали, порой дразнили» (К.). Придумывались жестокие забавы с мучительством животных, шумные и грубые игры, устраивались безумные скачки на лошадях по улицам с разбегавшимся народом, Поощрялись вредные прихоти сироты-подростка. Его напоенное злостью маленькое сердце привыкало быть безжалостным и к животным и к людям.

  У покойной Елены было два брата — князья Глинские. Одного, как и ее дядю, звали Михаилом, другого — Юрием. Эти князья, «мстительные, честолюбивые», с помощью митрополита Макария помогли юному государю осознать себя полновластным самодержцем. В начале 1544 г. Иван собрал бояр и с жезлом в руке заговорил с ними твердо и повелительно. Он многих обвинил в злодействах и беззакониях, а одному из Шуйских, князю Андрею, объявил смерть. Никто не посмел подать голос протеста. Так совершилась первая казнь по приказу Ивана IV. Но это была еще не его воля. Устами наследственного великого князя исполнилось желание братьев Глинских.

  Смена властвующих верхов никогда не обходится одной жертвой. По подсказкам новых наставников государя часть московской знати оказалась в темницах, многих сослали в отдаленные места, одному боярину «за дерзкие речи» отрезали язык. Состав Думы обновился. В Кремле утвердился клан Глинских. Михаил и Юрий стали главными советчиками племянника-властителя.

  Казанские и крымские татары возобновили набеги на Россию. В 1544 г. к Казани пришли русские полки, сожгли окрестные селения и увели с собой много пленных жителей. После этого в татарской столице вспыхнул мятеж. Сафа-Гирей обвинил нескольких князей в пособничестве русским и казнил их. Озлобленные повстанцы принялись убивать его сановников. Самому Сафа-Гирею удалось бежать к ногайским татарам. Руководители мятежа направили в Москву делегацию н «приняли к себе в цари Шиг-Алея». Однако Шиг-Алей не прижился в Татарии и теперь: местная знать хотела только управлять его именем. И когда Сафа-Гирей вернулся к Казани «с толпами ногайскими», его пустили на царский трон без сопротивления. Победила партия, которая связывала свое будущее с Крымом и Турцией. Казанский маятник качнулся было к Москве и тут же ушел в сторону от России. Шиг-Алей и 76 казанских князей и мурз бежали в Московское государство.

  Ивану IV не исполнилось еще и 17 лет, когда он захотел провести торжества по возведению его уже не на великокняжеский, а на царский престол. Титул великого князя явно устарел для России. В обиходе и русские и иноземцы давно именовали московских государей царями. Подготовленные духовенством и боярами ритуалы проходили в Успенском соборе 16 января 1547 г. «Крест, бармы и венец» преподнес Ивану митрополит Макарий. Считалось, что через церковь власть над государством царь получил от бога. За царем сохранился и освященный древностью титул великого князя подвластных земель.

  Одновременно с венчанием на царство Иван изъявил желание и на брачный венец. Невест искали по всей стране. После промашки с Соломией больше всего опасались взять девицу из малоплодного рода. Государю приглянулась юная Анастасия из боярской семьи Захарьиных-Юрьевых. Ее отец, Роман Юрьевич, вел родословную от вельмож, служивших московскому двору с XIV века. Запомним это имя — Роман, от него через 66 лет пойдет название новой династии российских монархов.
13 февраля 1547 г. митрополит обвенчал новобрачных. Это событие «двор и Москва праздновали несколько дней». Род Захарьиных-Юрьевых потеснил у царского трона более знатных бояр.

  Свадьба не смягчила ожесточенного в детстве сердца. Иван показывал себя самодержцем «не в делах мудрого правления, а в наказаниях, в необузданности прихотей». Несколько человек были казнены по его слову безо всяких дознаний. Однажды он раскричался на пробившихся к нему челобитчиков и в припадке безумного гнева «лил на них горящее вино, палил им бороды и волосы». Глинские вели себя не лучше Шуйских и умножали дурные склонности государя.

  Словно бы в наказание за кремлевские нравы столица начала гореть. За два месяца произошло три больших пожара, при которых выгорали целые улицы. Особенно ужасным был последний пожар в центре города. При буйном ветре в июньскую жару взорвались пороховые погреба. В огне погибло около 1700 человек. В Кремле «царские палаты, казна, сокровища, оружие, иконы, древние картины, книги, даже мощи святых истлели» (К.). Иван с женой вырвались из огненного моря и ушли в село Воробьево.

  Противники князей Глинских распустили слух, будто пожары пошли от колдовства матери покойной Елены, княгини-старухи Анны. Ненависть погорельцев обратилась на бабку и на дядек Ивана IV. Народ взбунтовался. Юрия убили, а Михаил с матерью успели бежать в свое ржевское поместье. Толпы разъяренных москвичей бежали в Воробьево и требовали от царя казнить колдунью. Иван приказал страже стрелять в людей. Многие мятежники были схвачены и казнены. Помосты с плахами не просыхали от крови несколько дней. Расправлялись с каждым, кто смел вымолвить недоброе слово о государевых родственниках. Пожары в Москве гасили водой, а пламя в душах человеческих заливали кровью. Восстание подавили.

  В эти дни к царю явился священник Благовещенского собора Сильвестр и заявил ему, что пожары и бунт ниспосланы гневом божьим за «легкомыслие и злострастность» венценосца. Поступок отчаянный! Но умный Сильвестр верно рассчитал удар по духовному настрою жестокого и в то же время чрезвычайно богомольного государя. Иван выслушал смелого священника и увлекся душеспасительными беседами с новым наставником. Сильвестр стал его постоянным исповедником.

  Ни Глинские, ни другие боярские кланы уже не могли управлять волей Ивана IV. Лето 1547 года сблизило его с Сильвестром и с молодым чиновником посольской службы Алексеем Адашевым. Взгляды царя на свою роль в государстве резко переменились. Первым его добрым делом была забота о погорельцах. Власти «взяли меры, чтобы никто из них не остался без крова и хлеба». Кремлевский двор с изумлением наблюдал, как государь преображается и в обыденном поведении, и в речах, и в отношениях с подданными.

  Иван «решился покончить и с боярским правлением и со своей легкомысленной юностью и хлопотливо принялся за государственные дела» (Кл.). Из российских городов вызвали в Москву «людей избранных всякого чина и состояния». Их собрали на Красной площади перед Кремлем вместе с жителями столицы. Царь поднялся на Лобное место и обратился к народу с покаянной речью. В его ярком и чувственном выступлении восторг толпы вызвали слова: «Нельзя исправить минувшего зла, могу только впредь спасти вас от притеснений и грабительств. Отныне я вам судья и защитник!». В тот же день Иван поручил Адашеву создать Челобитный приказ и принимать жалобы «от бедных, сирых и обиженных». Весть о сердечном покаянии и добрых намерениях царя разнеслась по всей стране.

  Союз молодого государя с Сильвестром и Адашевым усилили митрополит Макарий и несколько разумных бояр, которых раньше не пускали во дворец из-за прямоты и честности. «Ласкатели и шуты онемели», в Думе не стало места «клеветникам и казнодеям». Иван развернул кипучую деятельность, вникал во всякое государственное и судебное дело. Его «смелые внешние предприятия шли рядом с широким и хорошо обдуманным планом внутренних преобразований» (Кл.).

  Внутреннему обустройству державы мешали внешние враги. Казанские татары продолжали грабить русские области. Крымский Саип-Гирей захватил Астрахань и требовал от Москвы дань в виде «даров знатных». Послы Польши-Литвы требовали уже не только Смоленск и Новгород, а еще и Псков.

  Иван IV решил прежде всего обезопасить страну с востока. В Казани Сафа-Гирей «пьяный убился во дворце», на престоле остался его двухлетний сын Утемиш-Гирей с матерью-правительницей. Узнав о слабовластии в Татарии, государь приказал собирать полки. В конце ноября 1549 г. он сам выехал к войску, взяв с собой неудачливого Шиг-Алея и перебежавших в Россию татарских князей и мурз.

  Собранные в Нижнем Новгороде полки пошли к Казани и 14 февраля «обступили» ее. В штурме крепости участвовало около 60 тысяч бойцов. Пролилось много крови, но казанцы отстояли свою столицу. Погода принесла оттепель. Опасаясь испорченных талой водой дорог и голода без подвоза припасов, Иван увел войско от Казани. Этот безуспешный поход дал молодому царю-полководцу много уроков. Он увидел и слабые стороны своих военных сил и оборонительную стойкость противников.

  При отступлении Иван выбрал место для строительства новой крепости в устье реки Свияги (пр. Волги). Летом 1551 г. там вырос город Свияжск (с. в Татарии). Его отдали в управление Шиг-Алею. Туда потянулись посланцы чувашских, мордовских, марийских селений с просьбами о российском подданстве. Приволжские жители надеялись на защиту московского царя от татарских разбоев и от лихоимства казанских чиновников.

  Военные дела не отвлекали Ивана IV от забот о государственном порядке в стране. Уже в 1550 г. вышел его Судебник, усиливший централизацию державной власти и закрепивший господство верхов общества над остальным населением. Новый сборник законов был утвержден «Собором слуг божьих» 23 февраля 1551 г. Это был первый в истории России представительный Собор, в котором участвовали духовенство и светская знать из различных областей страны. Собор заседал до мая месяца, обсуждая наряду с государственными церковные вопросы, поэтому его назвали церковно-земским.

  Иван «предложил святителям устроить церковь: исправить не только обряды ее и книги, искаженные писцами-невеждами, но и самые нравы духовенства в пример мирянам» (К.). Царь сам участвовал в составлении церковных правил, сборник которых состоял из 100 статей и получил название Стоглава. Стоглав упорядочил культовые обряды, запретил «строить без всякой нужды новые церкви», осудил пьянство среди попов и дьяконов. Был ограничен рост церковных и монастырских владений. Иван запретил епархиям приобретать земли без его ведома.

Постоянной тревогой царя оставалась восточная граница страны. Казань около 80 лет то признавала главенство Москвы, то враждовала с ней. У властителей Татарии оставалось все меньше надежд на покровительство турецкого султана. Не ждало добра от покорности туркам и население Казанского царства. Большинство средневолжских мусульман видело, что в обыденной жизни фактор географический оказался сильнее фактора вероисповедного. Удаленная заморская Турция воевала с европейскими странами, и султан не всегда давал помощь даже подвластному Крыму, а селения православных жителей находились рядом. Различия в вере не мешали хозяйственным и торговым связям крестьян, ремесленников, торговцев. Простые люди усматривали залог мирной жизни в дружбе с соседней Россией. Им надоели кровопролития и разгулы грабительских шаек.

 В Татарии после смерти Сафа-Гирея фактически властвовал крымский ставленник Кощак, любовник матери Утемиш-Гирея. Летом 1551 г. жители Казани восстали против засилья крымцев. Кощака и 45 его вельмож и слуг доставили в Москву, а там их казнили. Вожди мятежников опять запросили к себе в цари Шиг-Алея.

  Просьбу казанцев исполнили, но земли вокруг Свияжска Иван IV объявил российскими, а маленького Утемиш-Гирея с матерью повелел привезти в Москву. Около 60 тысяч россиян, плененных в разные годы, вернулись из татарского рабства на родину. В Казани разместился полутысячный отряд стрельцов во главе с воеводой Хабаровым. Местные «сановники и граждане» приняли присягу на верность московскому государю. «Народ присягал три дня». Боярин Булгаков и воевода Хабаров с подобающими торжествами возвели Шиг-Алея на царский престол.

  Недолгий мир порушили теперь ставленники Кремля. Шиг-Алей заподозрил местную знать в тайных связях с ногайскими князьями, пригласил то ли настоящих, то ли мнимых изменников на пир во дворце и с участием стрельцов Хабарова устроил безобразную резню. Было убито 70 гостей. Посланный в Казань для разбирательства дела Адашев сумел на время пригасить раскаленные там страсти, но потом в Москву явились татарские послы и потребовали убрать от них Шиг-Алея. Они заявили, что Казань «готова повиноваться наместнику московскому». Иван IV и Дума выразили согласие с предложением послов. Намечалось изменить саму форму управления Татарией. Она должна была стать областью Российского государства.

  Наместником в Казань назначили свияжского воеводу князя Семена Микулинского. Татарская знать до публичных церемоний по признанию подданства потребовала от Микулинского отпустить на волю двух казанских князей, которые содержались в Свияжске под стражей. Их отпустили, а пока воевода собирался вступить с небольшой дружиной в Казань, там взяли верх недруги Москвы. Вместо торжественной встречи князь-наместник увидел запертые крепостные ворота и готовых к сражению воинов на стенах. Он пробовал уговаривать казанцев, обещал им «властвовать по закону», блюсти местные обычаи, но уговоры не помогли. 
  Переночевав в предместье, Микулинский вернулся с дружиной в Свияжск и отправил к Ивану IV боярина Ивана Шереметева с донесением о своей неудаче.
Присоединение Казанского царства к России по мирному согласию не состоялось.


Беседа 23. Крымцы и турки под Тулой. Покорение Казани и Астрахани. Болезнь царя. Герои Судбищ. Рейд к Очакову. Сближение с Англией.

  24 марта 1552 г. боярин Шереметев привез Ивану IV недобрую весть из Свияжска. До крайности раздосадованный царь тут же собрал Думу и заявил о своем решении «спасать подданных от свирепости врагов, с которыми не может быть ни мира, ни отдохновения». Большая пехотная рать спешным маршем направилась в Свияжск. Со всей страны начали собирать полки в Коломну, Каширу и Муром. Главные силы Москвы пошли к Нижнему Новгороду. Отрядам «стрельцов, казаков, устюжан и вятичей» приказали занять берега Камы.

  Стало известно, что в Казань пришел с войском и взял власть в городе астраханский царевич Едигер Магмет. Кроме того, Ивану донесли, что к Рязани идет Девлет-Гирей и что крымская орда усилена турецкими янычарами и пушкарями. Султан н бахчисарайский двор решили поддержать Едигера в Казани нападением на Россию с юга.

  Государь приказал возвратить с марша направленные к Волге полки.
Крымцы и турки 22 июня осадили Тулу. Возвращенные полки переправились через Оку и пошли на сближение с врагами. Тула накануне отдала в царское войско почти всех ратников, и город защищали одни мирные жители. Турецкие пушки «с огненными ядрами» поджигали дома, крепость штурмовали толпы опытных воинов, но туляки стояли насмерть. Под пушечным огнем и ливнями острых стрел крепостные стены защищали старики, калеки, женщины, дети. При подходе русских полков от Оки Девлет-Гирей отступил от Тулы. Князья Щенятев и Андрей Курбский разбили 30-тысячное скопление крымцев в верховьях Дона. Там грабившие селения татары еще не знали об отступлении основного ханского войска.

  Отразив нападение южных врагов, Иван IV вновь перестроил свои полки и повел их к Волге. В походе он показал себя не столько властным самодержцем, сколько заботливым хозяином армии и разумным политиком. Угрозой казни царь запретил обижать «инородное» мирное население, и люди отвечали на добро добром — расчищали труднопроходимые места, наводили переправы через реки, несли ратникам хлеб и мед.

  13 августа Иван прибыл в Свияжск и повел все собранное там войско к Казани. Едигеру и казанской знати он направил примирительное письмо с пожеланиями «не гибели их, а раскаяния». Грубый ответ Едигера не оставил никаких надежд на примирение без пролития крови.

  150-тысячная российская армия разместилась на лугах в 6 верстах от Казани. Высокие башни и массивные крепостные стены города казались неприступными. Два дня воеводы потратили на выгрузку пушек и другого снаряжения с прибывших по реке судов. В это время к Ивану перебежал из крепости мурза Камай. Стало известно, что в городе достаточно всяких запасов и что для сражений там вооружено 30 тысяч казанских и 2700 ногайских татар. Камай же сообщил, что большой конный отряд князя Япанчи послан собирать воинов по окрестным селениям, чтобы нападать на русскую осаду с тыла.

  23 августа полки «обступили Казань», а на следующий день над Волгой пронесся сильный ураган. Затонули суда с хлебными запасами, подмок порох. Казалось, стихия положила конец осаде, но Иван не отступил от задуманного дела. Он отправил отряды за продовольствием и боевыми припасами, приказал доставить в лагерь теплую одежду и заявил воеводам, что они будут зимовать у казанских стен, если не возьмут их до наступления холодов. Начались схватки с татарами. 

  26 августа перед крепостью произошла большая битва. Земля покрылась сотнями трупов. Пехота князя Михаила Воротынского и конница князя Ивана Мстиславского втеснили татар в город, но прорваться в ворота не могли. Ночью бои возобновились. «Казанцы до самого утра выходили и резались с нашими», — написал летописец.

  28 августа на позицию князя Хилкова внезапно налетел из леса крупный отряд «сельских татар». Нападение отразили, но при этом понесли большие потери. Стычки у стен и ворот, перестрелки, земляные и плотницкие работы по подготовке к штурму продолжались. Ратники питались в основном сухарями, от физических перегрузок выбивались из сил. Летучие отряды князя Япанчи не давали собирать продовольствие в окрестных селениях. Царь разделил войско на две части: одна держала осаду, другая под командой князя Александра Горбатого заслоняла осадные полки и добывала продукты питания. Горбатый расправился и с группировкой Япанчи — хитрым маневром заманил врагов к засаде, из которой живыми вырвались немногие.

  Московские подрывники заложили в подкоп под крепостной стеной 11 бочек пороху. Утром 5 сентября прогремел взрыв. Осадная группа ворвалась через пролом на окраину города, но продержалась там недолго. Пролом завалили трупами — русскими и татарскими. Взорванная стена перекрыла жителям Казани доступ к чистой ключевой воде. Люди «пухли от худой воды», а Едигер со своим окружением упорно отказывался от мирных переговоров.

  К «царским воротам» крепости придвинули на катках построенную плотниками огромную башню. 10 больших пушек, 50 средних и дружина стрелков с пищалями повели огонь поверх стены. 30 сентября взорвали бочки с порохом еще в одном подкопе. Штурмовые отряды ворвались в город, «резались с татарами на улицах». Князья умоляли государя бросить на приступ все полки, но он приказал командирам отступить на осадные позиции. Отступали неохотно, с досадой, а князь Воротынский не послушал царя, отказался уходить из занятой башни.

  На следующий день Иван IV собрал военный совет и объявил, что пришло время «пить общую чашу крови». В готовых подкопах ждали огня фитилей 48 бочек с порохом. Делегация «со знаменем мира» подошла к стене и объявила, что московский государь «в последний раз предлагает милосердие городу». В ответ послышались крики: «Все умрем или отсидимся! Не хотим прощения!».

  При восходе солнца 2 октября ужасной силы взрыв потряс землю. В мареве копоти и пыли летели к небу обломки стен, пушки, человеческие тела. Едва осел темный столб и рассеялся дым, прогремел еще один страшный взрыв. Участь Казани решилась. Были еще схватки в городе. Едигеру даже удалось оттеснить к воротам толпы русских ратников, которые «прельстились сокровищами города, начали разбивать дома и лавки». Убегающих от татарских сабель остановил сам царь, прискакавший к воротам. Половина его 20-тысячной дружины «сошла с коней и ринулась в город».

  После полного поражения татары сами схватили Едигера и передали его московским воеводам. Его привели к Ивану IV. Вчера еще надменный, «не слушавший ни краем уха» мирных предложений, теперь он опустился перед российским самодержцем на колени, «изъявляя раскаяние, требовал милости». Иван оставил его в живых.

  Полки победителей выстроились на просторном лугу. Царь обратился к ним с благодарственной речью и объявил, что все богатства Казани он отдает войску. Таков уж в те времена держался порядок. Оплата ратных трудов военной добычей считалась законной и у мусульман и у христиан. Отголосок средневековых нравов мы и сегодня можем заметить в Коране, 8-я сура которого так и называется — «Добыча».

  Наместником государя в Казани назначили князя Александра Горбатого, его помощником — князя Василия Серебряного. Постоянный гарнизон поверженного города составили из 1500 боярских детей, 3000 стрельцов и отряда казаков. Правителем в Свияжске стал князь Петр Шуйский. Казанское царство, бывшее с княжения Ивана III то зависимым, то полузависимым, то вовсе независимым от Москвы, вошло в состав России.

  В конце октября Иван IV вернулся в Москву и несколько дней предавался семейным радостям — пока он завоевывал Казань, Анастасия родила сына. Младенца назвали Дмитрием. (Несчастливое для самодержавных семей имя!). 8 ноября в столице развернулись торжества в честь казанской победы. За три дня пиров участникам сражений было роздано сокровищ из казны на 48 тысяч рублей. Сумма в то время огромная! Многие получили в награду поместья с деревнями.

  Однако бодрые настроения в Кремле скоро сменились тревогами. Пользуясь удаленностью от «государева ока», воеводы и чиновники торопились разбогатеть полученной на волжских и камских берегах властью. Они доводили новых подданных царя до мятежей. «После взятия Казани нужно было еще пять лет опустошительной войны, чтобы усмирить все народы, от нее прежде зависевшие» (С.). На заседаниях Думы часть бояр не раз предлагала государю покинуть мятежные области, но он оставался непреклонным, посылал против бунтующих татар, удмуртов и марийцев карательные отряды.

  Читаешь в наши дни статьи с националистическим душком и видишь, что их авторы копались в трудах историков специально для того, чтобы возопить: «Смотрите! Вражда нерусских народов к русскому вон еще откуда идет!». Что сказать таким авторам? Разве то только, что летописцы и честные историки трудились не для обученных грамоте верхоглядов, а для людей разумных. Разумный же человек понимает, что привязывать средневековые события к современным межнациональным отношениям — это все равно, что прицеплять музейную соху к трактору.

  В начале 1553 г. Иван IV «вдруг занемог сильной горячкой». Болезнь протекала столь тяжело, что он продиктовал завещание, объявив наследником на престоле младенца Дмитрия. Придворные сановники испугались, что именем Дмитрия будут властвовать родственники царицы Анастасии. «Многие первостепенные бояре отказались от присяги или принесли ее неохотно». Им хотелось видеть наследником князя Владимира Андреевича, двоюродного брата царя. Лежавший «в изнеможении» Иван с горечью слушал шумные боярские споры. Молодость и крепкий организм перебороли болезнь. К радости одних и к опаске других государь выздоровел. Внешне он ничем не проявил своих чувств к «отступникам», но его сердце уже тронула скрытая пока озлобленность.

  В мае царь с женой и сыном поехали в Кирилло-Белозерский монастырь, чтобы исполнить данный во время болезни обет и принести благодарственные молитвы богу. При остановке в попутной монашеской обители Иван встретился с бывшим коломенским епископом Вассианом, которого «за лукавство и жесткосердие» выслал в лесную глушь Василий III. Знатный монах увлек государя разговорами на богословские и житейские темы. Из этих разговоров обиженный в дни болезни царь охотнее всего запомнил наставление: «Не имей советников мудрее себя! Ты должен учить, а не учиться. Советник мудрейший государя неминуемо овладеет им». Злонамеренный старик расшевелил в характере самодержца то дурное, что он подавлял в себе под опекой исповедника Сильвестра.

  Младенец Дмитрий умер в дороге. Горе прибавило желчи в душу царя, но он еще «не переменился явно», скрывал свои тайные мысли. В марте 1554 г. Анастасия родила второго сына. Царевича назвали Иваном. Обрадованный отец объявил боярам новое завещание, в котором велено было считать князя Владимира Андреевича опекуном царевича в случае преждевременной смерти государя. Такое завещание ни у кого не вызвало возражений.

  С прежним усердием Иван IV взялся за государственные дела. Удерживая одной рукой Казань, другую руку он тянул к Астрахани. После падения Казанского царства положение нижневолжского правителя стало шатким не только из-за потери северного союзника, а еще и из-за вражды с ногайскими татарами. Астраханский хан Ямгурчей занял престол после изгнания из города родственника ногайских князей Дербыша. Иван нашел повод к вмешательству в татарские распри: в Астрахани «обесчестили и держали в неволе» московского посла.

  Государь призвал к себе Дербыша и весной 1554 г. послал с ним на судах в низовья Волги 30-тысячное войско князя Юрия Пронского-Шемякина и вятскую рать князя Семена Вяземского. 2 июля русские отряды вступили в Астрахань без сражения. Жители не сопротивлялись, а основное войско Ямгурчея находилось в 5 верстах от города. Оставшийся без столицы хан бежал в Азов. Брошенные им воины разошлись по домам и кочевьям. Собранные в Астрахань около 500 князей и мурз, тысяч 10 жителей и Дербыш присягнули московскому государю. Астраханцы обязались «присылать ему ежегодную дань» серебром и рыбой. Царское войско вернулось в Россию. Присматривать за Дербышем остался дворянин Петр Тургенев с отрядом казаков. Тысячи россиян, находившихся в рабстве у прикаспийских татар, были отпущены на родину.

  В следующем году Москве пришлось отражать очередное нашествие крымцев. Летом 1555 г. Девлет-Гирей напал на пятигорских черкесов, которые считались подданными российского царя. Защищать их пошел боярин Иван Шереметев с 30-тысячным войском, а 60-тысячная орда хана двинулась в это время к донским берегам. Противники разминулись на разных дорогах и оказались друг у друга в тылу. Шереметев послал к царю гонцов, развернул свои полки и пошел следом за татарами. Иван IV быстро собрал ополчения и вы¬ступил с ними навстречу Девлет-Гирею. Татарам грозило окружение, и они побежали из России. Шереметев же успел захватить вражеские обозы, отправил телеги с добычей, верблюдов и табуны коней под охраной своих отрядов в Мценск и Рязань, а сам с 7 тысячами воинов остался ждать государевых распоряжений у Судбищ (с. в Орловской обл.). Здесь на созданный им заслон накатились свирепые волны убегавших от царского войска татар.

  Стрельцы, ратники, казаки Шереметева вступили в неравную битву с неисчислимыми толпами врагов и перекрыли им дорогу на целый день. Назавтра храбрецы бились еще 8 часов. Большинство героев легло на месте. Поредевшие ряды оставшихся живыми были оттеснены в овраги. Шереметев получил тяжелое ранение. Оставив у Судбищ тысячи трупов, Девлет-Гирей ушел от полков царя. Все бойцы, уцелевшие в смертельной заградительной битве, получили от Ивана IV щедрые награды. Известие об их подвиге разошлось по всей стране.

Дьяк-воевода Матвей Ржевский, заставы которого стояли между Днепром и Доном, в мае 1556 г. донес в Москву, что Девлет-Гирей опять собрал разбойную орду и целится на Тулу или Козельск. Пока царь собирал полки в Серпухове, отважный дьяк договорился о совместных действиях с атаманами днепровских казаков Млынским и Есковичем, сосредоточил в один кулак свои заставы и пошел на занятый турками Очаков. Вместе с днепровцами отряды Ржевского осадили крепость, захватили в окрестностях табуны коней, а потом распустили слух, что они намерены опустошить Тавриду. Девлет-Гирей повернул орду на защиту своего полуострова. Отчаянно смелый рейд русских воинов и днепровских казаков вглубь турецко-крымских владений избавил южные области России от очереднего разорения.

  Астраханский Дербыш изменил Ивану IV. Заручившись поддержкой крымского хана, он начал убивать казаков Тургенева и вынудил их уйти из города. По велению царя в 1557 г. против изменника направилось войско. В этот раз стрельцам и казакам помогали отряды ногайского князя Исмаила. У Дербыша не нашлось сил для сопротивления, и он бежал в Азов «по следам Ямгурчея». Первым государевым наместником в Астрахани стал стрелецкий командир Иван Черемисов. Новое царство Москва приобрела без крупных сражений.

  Ивана IV и в России и в зарубежных странах стали называть «покорителем царств». Великая река Волга от истоков до устья потекла по Московскому государству. Открылись торговые пути в Сибирь, Среднюю Азию, во все прикаспийские страны. На ярмарки успокоенных областей, как тетерева на весенние токовища, устремились иноземные купцы.

  Выход к Каспийскому морю оживил и усложнил внешнюю политику Кремля на юго-востоке. «Московскому государству открылся целый мир мелких владений в Прикавказье; князья их ссорились друг с другом, терпели от крымцев и потому, увидев у себя в соседстве могущественное государство, бросились к нему с просьбами о союзе» (С.). Черкесские князья требовали защитить Кубань от крымских татар и турок. Послы из Грузии просили Ивана IV принять их области в свое подданство. В землях между Черным и Каспийским морями ширилось влияние христианства, занесенного туда в эпоху могущества Византийской империи, а потом утесненного мусульманами.

  Потянулась к Москве и Малороссия. Польский наместник в Киеве князь Дмитрий Вишневецкий занял с днепровскими казаками остров Хортицу неподалеку от устья Днепра и заявил о своей независимости от короля Сигизмунда 2-го Августа, который принял краковский престол после смерти Сигизмунда I. Мятежный князь, зная народные настроения, решил служить России и «писал государю, что не требует у него войска, требует единственно чести именоваться россиянином и запрета хана в Тавриде» (К.). Казаки нападали на татар и турок, отбирали у них пушки, другое оружие, наращивали свои силы.

  Другие союзники Москвы, черкесские князья, «именем России захватили Темрюк и Тамань» (гор. и пос. R Краснодарском крае). Хану грозила закупорка на своем полуострове и изоляция от татарских улусов Причерноморья, но его выручил султан. Сильное турецкое войско оттеснило князя Вишневецкого с казаками в Черкассы и Канев. В очередном письме Ивану IV Вишневецкий выразил готовность выступить против Польши-Литвы за возвращение к России всех днепровских областей. Царь в это время уже целился на Ливонию и не хотел рвать мира с польским королем. Он «повелел возвратить Черкассы и Канев Августу», а Вишневецкому дал во владение город Белев «со многими богатыми волостями, чтобы иметь в нем страшилище как для хана, так и для короля польского» (К.).

  Иван IV показал свою силу и северным соседям. Шведский король Густав I не хотел открыто нарушать мир, но и не мешал своим подданным воевать втихомолку. Шведы грабили и убивали жителей в новгородских волостях, осаждали Ореховую крепость. Иван перестал держать воевод на мирной привязи. Они повели отряды в Финляндию, разгромили шведскую группировку около Выборга и захватили столько пленных, что, по словам летописца, «продавали человека за гривну, а девку за пять алтын». В феврале 1557 г. из Стокгольма в Москву прибыла делегация вельмож и епископов. Шведы изумили москвичей многочисленностью своего посольства, 150 подвод которого растянулись по всему городу. Результатом переговоров стал договор о перемирии на 40 лет. Границы между государствами не изменились.

  В победные для Москвы годы завязались торговые связи России с Англией. В августе 1553 г. к устью Северной Двины причалил английский корабль капитана Ченслера. Двинские начальники помогли иноземному господину добраться до столицы. Царь, получив письмо от далекого заморского короля, принял гостя с почестями, показал богатства Кремля, устроил пышный обед. Королю написали дружественный ответ. В 1555 г. Ченслер пришел в Северную Двину уже на двух кораблях, загруженных товарами для продажи. Прибывшие с ним королевские послы заключили с Иваном IV письменный договор о порядке торговли. Условились, что «главная мена товаров» должна проходить в Холмогорах, но английским купцам разрешалось торговать и в других городах России.


Беседа 24. Отмена «судного права». Ливонская война. Десант в Тавриду, Второе преображение Ивана IV. Кончина Ливонского ордена.

  После встречи Ивана III с послами западных держав в 1503 году Россия «не имела с Ливонией ни войны, ни твердого мира». Там хозяйничали немцы. Магистр Ливонского ордена, епископы Риги и Дерпта в 1554 г. предложили Ивану IV продлить заключенный полвека назад мирный договор еще на 15 лет. Царь согласился, но выставил условием мира оплату Юрьевской (Дерптской) областью «искони установленной дани». Немцы подписали договорную грамоту, а обещанного серебра государь так и не дождался. Через три года послы магистра снова явились в Москву для переговоров, но собранных с юрьевских жителей налогов не привезли и теперь. Царь выпроводил их со словами: «Если не хотите исполнять обета, то мы найдем способ взять свое!». Он запретил новгородским и псковским купцам возить товары в Ливонию и начал готовиться к войне.

  Ливония казалась московскому боярству слабой и беззащитной. Рыцари за годы относительно мирной жизни обленились, занимались «пирами, тунеядством, охотой». За счет латвийского и эстонского населения богатели, жили в роскоши и крестоносное воинство, и чиновники ордена, и католическое духовенство, и местное дворянство. «Одни земледельцы трудились в поте лица, обремененные налогами алчного корыстолюбия». Россия же к этому времени стала сильнее и прибавкой завоеванных областей и переустройством царского войска.

  В 1556 г. Иван IV начал проводить земскую реформу, которая тесно переплелась с реформами судебной, военной и финансовой. Он отменил так называемое «судное право», по которому судебные решения принимали «кормленщики» — управители волостей и наместники в городах. Они же получали и судебные пошлины. Эти пошлины дополняли доход запасных военачальников в мирное время. Но «военные люди становились неисправными управителями, а становясь управителями, переставали быть исправными военными людьми» (Кл.).
 
  Царь расширил управленческие права местных земств, а решать уголовные и гражданские тяжбы повелел бесплатно выборными старостами и «сотскими». Вместо судебных пошлин и всех прежних оброков была введена «общая дань на города, волости, промыслы и земли». Собранную дань местные власти передавали в царскую казну. Для «служивых людей», управлявших городами и волостями, но не имевших земельных владений, были установлены денежные жалованья от государства. Владельцы земель жалованья не получали, жили трудом крестьян. Все землевладельцы, независимо от их участия в военной или управленческой службе, должны были с определенного размера «угожей земли» давать в царские полки воина «на коне и в доспехе».

  Земская реформа с отменой «судного права» явилась выстрелом сразу в трех зайцев. Во-первых, укрощался судебный произвол местных властителей. Во-вторых, деньги, оседавшие раньше в кубышках «кормленщиков», потекли в государственную казну. В-третьих, и это самое главное, царь получил огромные резервы готовых к походу воинов на случай войны. Крупные землевладельцы выставляли по первому зову сотни, а то и тысячи вооруженных всадников. В мирное время казна расходовала серебро только на жалованье «служилым» безземельным дворянам и на содержание постоянного стрелецкого войска.

  Осенью 1557 г. на границе с Ливонией сосредоточилась 40-тысячная российская армия. Перепуганные рижские правители направили в Москву послов, обещая и долги по эстонским налогам вернуть и расходы России на подготовку к войне возместить. Но ни серебра, ни других ценностей послы не привезли и в этот раз. Иван позвал их на обед во дворец и велел поставить перед ними «пустые блюда». Так он выразил свой гнев. Немцы уехали из Кремля оскорбленными и голодными.

  23 января 1558 г. русские полки вступили в Ливонию. Не штурмуя городов, они выжигали на своих маршрутах все посады вокруг крепостей. От Дерпта часть полков направилась к Финскому заливу, другая часть -к Риге. Не доходя 50 верст до Риги и 30 верст до Ревеля, обе группировки «с толпами пленников и с обозами богатой добычи» повернули к своей границе. Дань, которой не поделились с царем немецкие правители, воеводы взяли в стократном размере с мирных жителей - богатых и бедных. Дань эта пропиталась запахом крови и пожарищ.

  Магистр Ливонского ордена Фирстенберг запросил мира. Иван приказал воеводам стоять на местах без боев до 24 апреля. Немцы нарушили перемирие раньше — открыли пушечную пальбу из Нарвской крепости по русскому лагерю в Ивангороде. Начались сражения за Нарву. В мае рыцарей изгнали из крепости. Магистр опять обратился с предложениями о мире, но царь уже загорелся желанием присоединить Ливонию к России. Стратегия войны изменилась. Воеводы получили приказ брать укрепленные города.
 
  Захватив несколько пограничных крепостей, русские полки в июне 1558 г. пришли к Юрьеву-Дерпту. Руководивший осадой Дерпта князь Петр Шуйский пообещал жителям при добровольной сдаче города не взрывать заложенных под крепость бочек с порохом, никого не убивать, ни у кого не отбирать имущества. Городской магистр и епископ предложили договор с условиями сдачи города. Шуйский принял все статьи договора, хотя они и ущемляли самодержавное величие царя. 18 июля дерптский гарнизон сложил оружие, оставив победителям 552 пушки и много других трофеев. Тех жителей, которые не захотели присягать Ивану IV, выпустили из города со всем их имуществом. В занятой крепости не было допущено ни грабежей, ни насилий.

  Петр Шуйский одержал не только военную, а и духовно¬нравственную победу. Государь утвердил его договор с дерптским магистратом, показав населению, что он умеет щадить покорных противников. Настроения эстонцев переменились. Они уже не столь враждебно встречали недавних разорителей. За короткое время русским отрядам сдались без сопротивления Везенберг и еще пять крепостей. Воеводы отпускали с миром не только местных жителей, но и обезоруженных немцев-рыцарей. Однако там, где города не сдавались, пощады не видели ни рыцари, ни население. Окрестности Феллина, Ревеля, Вендена были разорены и выжжены.

  Русские войска взяли 20 городов, оставили в них охранные гарнизоны и вернулись на родину. Значительная часть Ливонии казалась Ивану IV завоеванной. Он устроил в Кремле пир и «осыпал наградами» победителей. На радостях забыли, что немцы уходили от сражений в поле и сохранили свои основные силы. Сменивший Фирстенберга молодой магистр Кетлер с 10-тысячным отрядом пошел в наступление, отобрал у русских одну крепость и осадил Дерпт. Предложение Москвы о мирных переговорах он оставил без ответа.

  Иван повелел готовить новые удары по врагу. 17 января 1559 г. российская армия опять вступила в Ливонию, охватив наступлением полосу «в сто верст и более». Крупный отряд крестоносцев был разбит и обращен в бегство воинами князя Василия Серебряного.  400 рыцарей пали убитыми и 30 оказались в плену. Не задерживаясь у крепостей, князья привели войска к Риге, но штурмовать ее не стали. Сожгли в устье Западной Двины (Даугавы) немецкие суда, прошлись разорительными маршами по рижскому приморью и 17 февраля возвратились к псковской Опочке с богатой добычей и «несметным числом пленных». Царю доложили: «Рать твоя цела, а Ливония в пепле!».

  Второй поход в Ливонию дал добычу и пленных, но принес мало политической пользы. Рига и многие другие места остались в руках у немцев. Власть русских воевод в захваченных городах не выходила дальше крепостных стен. Просчеты Москвы с особой ясностью выявились тогда, когда у Ливонии нашлись мнимые защитники, которые сами с вожделением смотрели на прибалтийские земли и увидели в Иване IV опасного соперника. Сигизмунд-Август направил к царю послов с требованием прекратить военные действия у литовских границ. Датский король Фредерик в письме к Ивану потребовал «не тревожить Эстонию, издревле область датскую». Предки Фредерика одно время действительно занимали часть эстонских земель. Шведский Густав I тоже прислал в Москву письмо с просьбой «даровать мир Ливонии».

  Иван дал Ливонскому ордену перемирие на 6 месяцев, так как на юге опять напомнила о себе «крымская заноза». Девлет-Гирей, полагая, что все военные силы царя заняты Ливонией, разделил собранное для грабежей войско на три колонны и пошел сразу на Рязань, Тулу и Каширу. Узнав, что его повсюду ждут сильные русские полки, хан повернул колонны назад, распустил было их «крылья» для разбоев, но стоявшая в Туле конница князя Михаила Воротынского ударила по татарам с тыла и гнала их до берегов Оскола (лев. Северского Донца).

  Государь решил разделаться с крымцами. По его приказу князь Дмитрий Вишневецкий с пятью тысячами казаков пошел из своего Белева к низовьям Дона, но обзавестись судами и ударить по Крыму с Азовского моря он не сумел. Расторопнее и смелее действовал воевода Даниил Адашев, посланный царем к Днепру. Напористой лихостью он превзошел и дьяка Ржевского. Имея всего 8 тысяч боярских детей, стрельцов и казаков, Адашев захватил в море близ днепровского устья два чьих-то корабля и высадился в Крыму. На полуострове возникла страшная паника. Жители бросали все и убегали в горы. Две недели российский десант громил западную часть Тавриды, пополняя свои ряды освобожденными невольниками, а потом «с торжеством возвратился» домой. Братья Адашевы прославились на всю Россию. Окольничий Алексей — мудростью, благородством и неподкупной честностью, воевода Даниил — геройской дерзостью и ратным мастерством.

  Магистр Кетлер во время перемирия повел переговоры не с Иваном IV, а поехал к Сигизмунду-Августу. Он отдал полякам несколько крепостей, пообещал королю 700 тысяч гульденов и уговорил его воевать вместе против России. Вербовщики рижского епископа привели из Германии отряды наемников. За месяц до конца перемирия рыцари разбили перед стенами Дерпта рать «неосторожных» воевод. Больше тысячи русских воинов было убито. Однако взять город немцам не удалось.

  Велика была досада царя, когда он узнал о союзе Ливонского ордена с поляками! Посланные им полки отогнали немцев от Дерпта, разбили их отряд у Феллина и выжгли окрестности нескольких городов. И третий поход русских князей по Ливонии кончился тем, что они вернулись с добычей и пленными в Псков.

  Иван IV, вероятно, увидел малоплодность разорительных походов, после которых власть в Прибалтике оставалась у немцев. Перед весной 1560 г. большое войско под командованием прославленных воевод Андрея Курбского и Даниила Адашева пошло в четвертый поход. Взяв укрепленный замок ревельского епископа, воеводы начали гоняться за главными силами Ливонского ордена, которыми руководил бывший магистр Фирстенберг. Его 9 полков укрылись за болотами неподалеку от Вейсенштейна, называемого в русских летописях Белым Камнем (г. Пайде в Эстонии). Курбский и Адашев не пошли по твердым путям, где их ждали заслоны противника, а скрытно преодолели со своими отрядами «болотные топи и в самую полночь» напали на рыцарей. После короткого сражения немцев гнали, «устилая землю трупами», больше шести верст. Захваченный обоз и 170 пленных доставили в Дерпт.

  После такого успеха полки Курбского и Адашева «одержали еще шесть или семь побед» над крестоносцами. Фирстенберг с остатками своего войска угодил у Феллина в хитро устроенную засаду-ловушку и сам «едва ускакал, оставив многих рыцарей на месте битвы».

  Силы Ливонского ордена были перебиты или разогнаны. Польский король в войну не вступил, он только слал Ивану IV угрожающие письма.

  Весной и летом 1560 г. русские воины не трогали мирного населения, искали и били только рыцарей и вооруженных наемников Риги. Жители Прибалтики увидели в московском царе своего освободителя от немецкого засилья и охотно помогали воеводам в кормлении ратников, служили проводниками и разведчиками. Москва как бы вернула к себе давние завоевания киевских государей. В селениях налаживалась мирная жизнь, возрождалось православие.

  В 1560 году Иван IV достиг вершины в своих государственных, военных и хозяйственных успехах на благо вверенной ему державы. Его подъем к славе мудрого, заботливого и решительного хозяина России этим годом и закончился. Началось его падение в бездну лютого деспотизма, нравственного уродства и безумных действий. Этот год стал переломным и в личной жизни царя и в судьбе государства. 7 августа после тяжелой болезни умерла любимая супруга государя Анастасия.

  Анастасия будто унесла с собой в могилу те благодатные ростки в душе Ивана, которые преобразили его 13 лет назад. После ее смерти в царских палатах зазмеилпсь блудливые речи льстецов и доносчиков. Тридцатилетний самодержец утратил не только любившую его жену, но и верную подругу, охранительницу его духовной стойкости. «Нервный и одинокий, он потерял нравственное равновесие, всегда шаткое у нервных людей, когда они остаются одинокими» (Кл.). Как в 1547 г. царь из бешеного самодура преобразился в энергичного и волевого правителя огромной страны, так теперь произошло его второе преображение — в кровавого истязателя подданных. Память Ивана оживила ядовитый наказ ссыльного епископа Вассиана: «Не имей советников мудрее себя!».

  Алексея Адашева, сугубо гражданского по натуре человека, отправили воеводой в Ливонию. Сильвестра вынудили уйти в монастырь. Активные и добросовестные бояре были удалены из Думы. Для клеветников не стало преград. Они пустили слух, будто Анастасию отравили близкие к государю люди. Алексея Адашева бросили в дерптскую тюрьму, и он там умер. Сильвестра отправили «на заточение в Соловки». Заботы о государстве быстро вытеснялись в Кремле шкурническими помыслами придворных групп.

  Льстецы и угодники, зная страсть Ивана к «чувственным наслаждениям», принялись уговаривать его, что для сохранения государева здоровья «в земной горести надо искать и земные утешения». Начались поиски невесты для опечаленного вдовца. Тоска в Кремле сменилась беспрерывными хмельными застольями. Изобретались потехи и игрища, на которых трезвость и благоразумие считались непристойными. Царь приблизил к себе боярина Алексея Басманова с сыном Федором, князя Афанасия Вяземского, думного дворянина Малюту Скуратова, боярина Ивана Бельского и воеводу Василия Грязного. Все они угоднически исполняли любую прихоть государя. Сам Иван предался половому распуству. Доставляемые во дворец «невесты» менялись, как постельное белье. «Природа Ивана мешала ему останавливаться при удовлетворении страстей» (С.).

  Новое окружение царя занялось расправами с его недавними соратниками. Героя-воеводу Даниила Адашева казнили вместе с его малолетним сыном. Убили двух князей-военачальников, посмевших осудить пьянство и разврат во дворце. Неведомо за что казнили князей братьев Кашиных. Князя Курлятева «умертвили со всем семейством». Героя многих битв Ивана Шереметева бросили в темницу, а его брата Никиту, тоже «израненного в битвах», задушили. Одного из главных полководцев казанской победы и прославленного охранителя страны от татар князя Михаила Воротынского сослали с семьей в Белозерск. Лишили собственности и отправили в далекие ссылки многих других радетелей за могущество государства. «Москва цепенела от ужаса», — написал об этом времени летописец.

  А война за Ливонию продолжалась. Туда пришла 60-тысячная армия с 40 осадными и 50 полевыми пушками во главе с князьями Иваном Милославским и Петром Шуйским. В августе русские полки взяли Феллин, где отсиживались бежавшие от Курбского и Даниила Адашева рыцари. Плененного Ферстенберга отправили в Москву. Взяв еще несколько крепостей, князья разбили крупный отряд немцев-наемников. Открылся путь к Риге, но в полках кончились боевые припасы, а обозы из России не приходили. Заботиться о снабжении действующего войска в Москве стало некому. Недобрые слухи о казнях в столице повергли командиров в уныние. Поздней осенью армия с пушками вернулась к своей границе.

  Иван IV начал терять уважение в европейских дворцах. Пьянки и беззакония царя приободрили его соперников. На Ливонию, как лисы на дырявый курятник, устремились правители соседних государств. Датский король в 1561 г. купил у рижских властей Эзельское епископство (северо-запад Эстонии с островом Сааремаа) и отдал его своему брату Магнусу. Шведский король объявил население Ревеля и прилегающей к нему области своими подданными. Решительнее всех действовал польско-литовский Сигизмунд II. К нему приехали для переговоров магистр Кетлер и рижский архиепископ, а он принял их, забыв о союзничестве, как проигравших войну. Король отказался признавать господство Ливонского ордена в латвийских и эстонских землях. Плоды русских побед перехватили поляки и литовцы. Рыцарей и наемников ордена разгромили полки Ивана IV, а мирные условия побежденным продиктовал Сигизмунд-Август.

  28 ноября 1561 г. была объявлена кончина государства рыцарей-крестоносцев, господство которого в Прибалтике держалось больше трех столетий. По подписанному в этот день договору Сигизмунд-Август признавался государем Ливонии, а Кетлер — герцогом Курляндии (западная часть Латвии). Вернувшись в Ригу, правители ордена собрали на площади народ, и Кетлер публично «сложил с себя достоинство магистра, крест и мантию». Документы и печать ликвидированного государства принял наместник польско-литовского короля в Ливонии князь Николай Радзивилл.

  Ливония оказалась поделенной на пять частей. Места, где укрепились российские воеводы, остались пока за Москвой. Ревельский край — за Швецией. Эзельское епископство — за датским Магнусом. Курляндия — за немцами Кетлера. Южная часть Ливонии — за Сигизмундом II. Вместо одного чуть-чуть недобитого противника Иван получил четырех врагов. Каждый из них старался привлечь на свою сторону местное дворянство и расширить зоны собственного господства.

  Так малоуспешно для России закончился первый этап долгой Ливонской войны.


Беседа 25. Вялая война. Изменник Курбский. Уход Ивана IV из столицы. Опричнина. Мятежный митрополит. «Четвертая эпоха мучительства». Расправа с новгородцами.

  В августе 1561 г. Иван IV женился на дочери черкесского князя Темгрюка. Юную черкешенку при крещении нарекли Марией. Царь приостановил пьяные гульбища в Кремле и через послов подкрепил ранее заключенный договор о мире со Швецией.

  В ответ на требование Сигизмунда о выводе русских гарнизонов из Ливонии и на его угрозы войной Иван приказал готовить армию к походу. В конце 1562 г. он прибыл к сосредоточенным в Можайске полкам. Если верить летописцам, там скопилось 280 тысяч воинов, 81 тысяча «обозных людей» и 200 пушек.

  Полки вступили в пределы Польши-Литвы, 15 февраля 1563 г. взяли Полоцк, пошли к Мстистлавлю и на Вильно, не встречая сопротивления. Сигизмунд запросился на мирные переговоры, и царь дал ему перемирие на 6 месяцев. Замахнулись на Краков и Вильно, а удовлетворились Полоцком. Напугавшая короля армия была отведена в Великие Луки и там распущена. В Полоцке остался князь Петр Шуйский с гарнизоном.

  Мария родила Ивану IV сына, но через пять недель младенец умер, и царь опять ударился в пьянство. Злодеи счастливы не бывают! В 1563 г. скончался митрополит Макарий — последний тормоз для совести богомольного государя. На его место по указке Ивана епископы избрали монаха Чудова монастыря (размещался в Кремле) тихонького Афанасия, который уже «не смел говорить о добродетели». Москва увидела вторую волну беззаконных и свирепых расправ. Царь перестал щадить и своих родственников.

  Страх перед тираном заставил некоторых вельмож бежать из России. Вернулся под польскую корону князь Дмитрий Вишневецкий. Искали безопасности за границей и другие перебежчики. Но больнее всех ударил по самолюбию Ивана «участник всех государевых завоеваний» князь Андрей Курбский. Он испугался, что новый кремлевский двор не простит ему дружбы с казненным Даниилом Адашевым. В конце 1563 г. князь, «начальствуя войском в Ливонии», бросил полки и бежал из Дерпта к Сигизмунду-Августу. Разъяренный самодержец дал волю палачам. Истязали, казнили, ссылали родных и близких каждого перебежчика.

 Среди военачальников поселилась постоянная боязнь царской опалы. Падало доверие воинов к знатным командирам. Армию окутала паутина подозрений и опасливой настороженности. На границах происходили «мелкие сшибки» противников.
 
 Сигизмунд и Иван через послов и в письмах предъявляли друг другу неисполнимые требования. В январе 1564 г. царь наметил поход к Минску. Петр Шуйский выступил из Полоцка, а войско братьев Серебряных из Вязьмы. Шуйский проявил в походе непростительную беспечность. Шли без боевого охранения, доспехи везли на санях. Королевский гетман Радзивилл совершил быстрый марш из Витебска и внезапным ударом разгромил растянутые по дороге полки.

  Сам Шуйский и еще два князя были убиты. Основной состав 20-тысячного войска разбежался в снежные леса и после ухода неприятелей вернулся в Полоцк. От сражения с полками Василия и Петра Серебряных гетман Радзивилл уклонился. Вместо решительного наступления пошла вялая война. Стороны вторгались во владения противников, грабили и жгли селения, но в битвы друг с другом не вступали.

  Курбский из беглеца по принуждению превратился в предателя по корысти. Его можно было простить за уход от царя-тирана, но он заслужил презрение своего народа за участие в войне с Отечеством. Изменник уговорил короля не жалеть казны на подкуп крымского хана. Иван IV был ошеломлен, когда ему донесли, что 70-тысячное королевское войско с немецкими, венгерскими и другими наемниками Курбский ведет к Полоцку, а Девлет-Гирей с 60-тысячной ордой вторгся в рязанские земли.

  Рязань устояла. Защитники города «бились с редким мужеством», на помощь к ним двинулись ополчения из соседних областей, и хан «ушел еще скорее, чем пришел». Расчет Курбского на сильный татарский удар не оправдался. Не больше пользы принесло королю и золото, потраченное на европейских наемников. Руководивший обороной Полоцка князь Петр Щенятев на предложение о добровольной сдаче города ответил пушечной пальбой. Полки князей Ивана Пронского, Петра и Василия Серебряных смело пошли в тылы огромного неприятельского войска, крушили обозы, нападали на осаду стремительными налетами и тут же укрывались в лесах. В конце 1564 г. королевские воеводы отступили от Полоцка, так и не дав Курбскому прославиться победами над соотечественниками. Осенью того же года войско князя Василия Прозоровского отразило наступление поляков к Чернигову.

  Военачальники, отразившие натиски врагов, не услышали благодарственных слов от государя. Его «сердце кипело гневом, волновалось подозрениями. Все вельможи казались ему тайными злодеями, единомышленниками Курбского» (К.). Окружение Ивана боялось его, Иван боялся своего окружения.

  3 декабря 1564 г. москвичи увидели странную картину: на десятки подвод возле царских палат грузили сокровища казны, одежду, посуду, иконы. Государь с семьей в сопровождении конного полка уехал в Коломенское. 17 декабря царская семья с обозом и охраной переехала в Троицкий монастырь, а оттуда в конце месяца — в Александровскую слободу (г. Александров во Владимирской обл.). Растерянные царедворцы и жители столицы с ужасом ждали, чем закончатся эти переездки.

  3 января 1565 г. митрополит Афанасий получил от царя письмо. «Не хотя терпеть ваших измен, мы оставили государство и поехали, куда бог укажет нам путь», — так Иван объяснил причину своего отъезда. Другое его письмо было обращено к народу и зачитано перед толпой на Красной площади. В нем говорилось, что царский гнев обращен только на сановных изменников и не касается купцов, мещан, других простых людей. Взбудораженный народ повалил к митрополиту. Все требовали возвратить царя в Москву «никого не жалея». 5 января в Александровскую слободу явилась делегация церковных иерархов в сопровождении бояр, дворян, придворных дьяков. За московской знатью тянулись вереницы простонародья. «Простые люди кричали, чтобы государь вернулся на царство оборонить их от хищных людей, а за государских изменников и лиходеев они не стоят и сами их истребят» (Кл.).

  Иван согласился «взять свое государство» и заявил: «А на каких условиях — вы узнаете!». Поскольку ходатаи просили царя «действовать, как ему угодно», условия «состояли в том, чтобы Ивану невозбранно казнить изменников опалой, смертью, лишением достояния без всяких претительных докук со стороны духовенства» (К.). Самодержец вынудил подданных самим просить полицейской диктатуры, не считавшейся ни с законами, ни с нравственными запретами.

  2 февраля царь вернулся в столицу, собрал бояр и объявил им «Устав опричнины». В уставе говорилось, что государь создает «сословие особенных телохранителей» и для этого повелевает:
—Объявить «своею собственностью» Можайск, Вязьму, Козельск, Перемышль, Белев, Лихвин (г. Чекалин в Тульской обл.), Медынь (г. в Калужской обл.) Суздаль, Шую, Галич, Юрьевец, Балахну, Великий Устюг, Старую Руссу, Каргополь, реку Вагу (лев. Северной Двины) и все московские волости.
—Набрать тысячу телохранителей и дать им поместья в перечисленных местах, а «тамошних владельцев» переселить в другие земли.
—В Москве считать государевыми улицы Чертольскую, Арбатскую и половину Никитской со слободами.
—Назначить «особенных чиновников» для государевых услуг.
—Подготовить для проживания царской семьи огороженный стеной дом между Арбатом и Никитской улицей.

  Перечисленные в уставе города с их землями получили название «опричнины» (от слова «опричь» - кроме). Царь образовал некое разбросанное по разным местам государство в государстве со своими управленческими штатами и своим охранным войском. Территории, не вошедшие в состав опричнины, получили название «земщины». «Опричнина царя Ивана была дворцовым хозяйственно-административным учреждением, заведовавшим землями, отведенными на содержание царского двора. Все государство разделилось на две части - на земщину и опричнину. Во главе первой стояла боярская Дума, во главе второй стал сам царь, не отказавшись и от верховного руководства Думой земских бояр» (Кл.).

  Сподвижники Ивана IV принялись исполнять новый устав. Уже 4 февраля москвичи увидели палаческое усердие «особенных телохранителей». Герой казанской победы князь Александр Горбатый был казнен вместе с 17-летним сыном. В тот же день отрубили головы на плахе еще трем князьям и одному боярину. Князя Дмитрия Шевырёва подвергли растянутой на долгие часы мучительной казни — посадили на заостренный кол. Многих отправили вместе с семьями в ссылки. В зимнюю стужу и весеннюю распутицу 12 тысяч «тамошних владельцев» с семьями были переселены из опричных округов «на пустые земли». Их обжитые поместья с работниками дарились опричникам.

  Телохранителей набирали Басманов, Скуратов и другие государевы собутыльники. Брали молодежь, известную «удальством, распутством, готовностью на все». В охранную дружину царя зачислили не одну, а шесть тысяч человек. Каждому дали имения с деревнями. Правители опричных городов содержали свои охранные отряды. В созданной Иваном IV обстановке «земщина представляла собой как бы чужую покоренную страну, преданную произволу завоевателей» (Кст.).

  Не буду пересказывать всех летописных подробностей о мерзостях, содеянных привилегированными негодяями в охваченной страхом России. Читатель с крепкими нервами может узнать эти подробности в 9-м томе трудов Карамзина и в 6-м томе Соловьева. В атмосфере страха пребывал и сам царь. Он опасался жить не только в Кремле, а и в построенном для его семьи дворце, имевшем вид неприступной крепости. Со своим разгульным окружением  Иван чаще проводил время не в Москве, а в Александровской слободе.

  Митрополит Афанасий из-за «душевной горести» отказался в 1566 г. от высшего церковного сана. На его место по велению царя был поставлен монах Филипп из Соловецкого монастыря. Здравомыслящие люди и в церковной среде и в светском обществе видели, что «опричнина, выводя крамолу, вводила анархию, оберегая государя, колебала самые основы государства. Вопрос о государственном порядке превращался в вопрос о личной безопасности царя» (Кл.). Понимал это и митрополит Филипп. «Опричнина буйствовала; вельможи, народ умоляли митрополита вступиться в дело» (С.). И долг духовного пастыря оказался в помыслах святителя выше заботы о собственном благоденствии.

  В июле 1568 г. Иван IV пришел на обедню в Успенский собор вместе с группой телохранителей. Он приблизился к митрополиту, ожидая благословения, а Филипп произнес: «Не узнаю царя православного... О, государь! Мы здесь приносим жертвы богу, а за алтарем льется невинная кровь христианская!». К ужасу знатных прихожан, отважный духовник выступил с горячей обличительной проповедью, которую закончил словами: «Везде грабежи, везде убийства — и совершаются именем царским! Ты высок на троне, но есть всевышний, судья наш и твой. Как предстанешь на суд его, обагренный кровью невинных? Государь! Вещаю как пастырь душ. Боюсь только одного бога». Царь вскипел яростью: «Чернец! Доселе я излишне щадил вас, мятежников. Отныне буду таким, каким меня называете!».

  На следующий день Москва увидела новые казни. В числе других был казнен прославившийся мужеством в битвах князь Василий Пронский. «Сановников митрополитовых взяли под стражу, терзали, допрашивали». Чтобы не взбунтовать народ, выждали время и 8 ноября схватили прямо на богослужении самого Филиппа. Его заключили в Тверском монастыре, а митрополитом поставили «слабодушного и безмолвного» Кирилла из Троицкой лавры.

  Вялая война с Польшей-Литвой продолжалась. Южные окраины страны опять начали тревожить крымские татары. В 1569 г. турецкий султан Селим II прислал в Крым 15 тысяч всадников, 2 тысячи янычар и заставил Девлет-Гирея с 50 тысячами татар идти к месту сближения Дона с Волгой. Кто-то надоумил султана прокопать там канал, чтобы связать судоходством Каспийское и Азовское моря, на берегах которых турки намеревались образовать покорное Стамбулу мусульманское государство. В августе началось рытье канала — «работа жалкая и смешная». Татары забунтовали, отказались перелопачивать землю. Тогда турецкие командиры повели их завоевывать Астрахань, но подошедший на судах из Нижнего Новгорода сильный отряд князя Петра Серебряного заставил крымцев и их турецких надсмотрщиков отступить к Азову.

  Для защиты своего тестя, черкесского князя Темгрюка, Иван повелел построить крепость на Тереке (впадает в Каспийское море). Она стала играть роль сторожевой вышки на Кавказе. Там приживались беглые российские крестьяне и холопы, к Тереку переселялись и донские казаки. В 1577 г. на Северном Кавказе образовалось подвластное Москве Терское казачье войско.

  Терзаемая опричниками Россия еще находила силы для отражения внешних врагов. Утесненный народ оберегал страну, как тяжело заболевший человек в надежде на выздоровление оберегает свой дом. В те месяцы, когда на границах устанавливалась тишина, врагом страны становился ее царь. Поводом к новым казням послужила смерть его второй жены в сентябре 1569 г. Изобразив «горесть лицемерную», Иван IV заговорил, что и Анастасию и Марию отравили «тайные злодеи». Последовавшие затем расправы Карамзин назвал «четвертой, ужаснейшей эпохой мучительства». Читать свидетельства летописцев об этой «эпохе» нельзя без душевного содрогания. Палаческая технология истязаний и убийств, действия венценосного садиста и его угодливых подручников вызывают у психически здоровых людей чувство омерзения. «Черты личного характера царя дали особое направление его политическому образу мыслей, а его политический образ мыслей оказал сильное, притом вредное влияние на его политический образ действий, испортил его» (Кл.). Природные способности Ивана IV обратились не на пользу державе, а на заботу о сохранении самого себя.

  Разгулам отпричников противились сплоченные древними обычаями жители новгородских и псковских земель. Весной 1569 г. царь приказал выселить из Пскова 500, а из Новгорода 150 семейств. «Лишенные отчизны плакали, оставленные в ней трепетали». Такого наказания опричным вождям показалось мало. Сочинили и обнародовали будто бы подписанную новгородским архиепископом грамоту о переходе Новгорода в подданство Литвы. В декабре к Волхову пошла дружина карателей. Первой ее жертвой стал Клин (г. в Московской обл.), где «дома и улицы наполнились трупами». Вторую остановку каратели сделали в Твери. Там Малюта Скуратов своими руками задушил заключенного в монастыре митрополита-обличителя Филиппа. Своры головорезов 5 суток грабили, убивали, топили в прорубях на Волге несчастных горожан. Столь же страшная участь постигла население «во всех местах до Ильменя».

  2 января 1570 г. передовой отряд опричных живодеров ворвался в Новгород. 8 января туда прибыл и царь с основной дружиной. Жуткие казни продолжались в городе больше месяца. «Новгородцев жгли какою-то составною мудростью огненной, привязывали к саням, волокли к Волховскому мосту и оттуда бросали в реку; жен и детей их бросали туда же» (С.). Ежедневно убивали или живыми топили в Волхове от 500 до 1000 человек. Опричники растащили все церковные, монастырские и купеческие ценности. Трагедию новгородцев завершили болезни и голод. По мнению Карамзина, число жертв в Новгороде было близко к 60 тысячам. Оставшиеся в живых хоронили мертвых до самого лета.

Землетрясения и наводнения не так опасны для людей, как облеченные властью безумные тираны!

  Из Новгорода Иван повел дружину истязателей к Пскову. Этот город спасли от кровавых насилий смекалисто-расторопный наместник князь Юрий Токмаков и дерзкий юродивый Никола. Токмаков встретил наводившую ужас дружину неурочным «благовестом и звоном церквей», выставил на улицы столы с угощениями, женщин и детей с хлебом-солью, а тысячи горожан поставил вдоль дороги на колени. После молебна в храме умиротворенный государь зашел в келью к известному на Псковщине юродивому Николе. Тот предложил ему угоститься сырым мясом. Царь отказался: «Я христианин, не ем мяса в великий пост». Никола усмехнулся: «Ты делаешь хуже — питаешься человеческой кровью и плотью». Взбешенный Иван выскочил из кельи, как облитый кипятком. Рука на блаженного у него не поднялась. В тот же день он увел своих «телохранителей» из Пскова, не допустив ни убийств, ни разбоев.

  Прямодушный Никола не образумил царя. 26 июля 1570 г. на площади Китай-города москвичи увидели 18 виселиц, огромный чан с кипятком и «многие другие орудия мук». В этот день было казнено разными способами около двухсот человек. В их число попали и некоторые вожаки опричнины — отец и сын Басмановы, князь Вяземский, думный дьяк Висковатый. На всех виселиц и плах не хватило. 80 «служилых дворян» были утоплены в реке. Перед казнью обреченные на смерть подвергались жестоким пыткам. Их принуждали клеветать на новых и новых «изменников». Измученные истязаниями люди опускали головы под топор палача с облегчением...

  После зверств в Новгороде и жутких казней в Москве Иван IV «уже не мог изумлять россиян никакими новыми изобретениями лютости» (К.).



Беседа 26. Татарское нашествие 1571 года. Жены Ивана IV. Молодинская битва. Война с Рочью Посполитой. Потеря Полоцка.

  Проливая кровь мнимых внутренних врагов, Иван охладел к вопросам внешней политики. В 1569 г. польские и литовские правители соглашением в Люблине (г. в Польше) закрепили объединение своих территорий в одном государстве, которое стало называться Речью Посполитой. Тайные польские послы весной 1570 г. выразили в Москве готовность отдать Ивану IV королевский престол после смерти слабого здоровьем Сигизмунда-Августа. Царь «не изъявил в ответ ни удовольствия, ни согласия».

  В Прибалтике он во всем положился на датского принца Магнуса, которого женил на своей родственнице и провозгласил королем еще не завоеванной Ливонии. В августе 1570 г. Магнус с 25-тысячным российским войском и с отрядом немцев-наемников осадил шведский гарнизон в Ревеле, но взять город не мог. Шведы получали припасы морем и выдержали полугодовую осаду. В феврале следующего года русские полки ушли от Ревеля домой. Отступили от крепости и немцы.

  Вскоре после неудач под Ревелем на Россию обрушилась беда с юга. Около 100 тысяч татар, «собранных со всех улусов» крымским ханом, обошли охранные заслоны на Оке и явились у Серпухова, куда прибыл в то время Иван IV со своей дружиной. Перепуганный царь и его телохранители бежали в Александровскую слободу, а потом еще дальше - в Ярославль. Ивану показалось, что воеводы надумали отдать его Девлет-Гирею. Москва осталась без войска, без управления, а татары уже палили деревни в 30 верстах от столицы.

  Прозевавшие маневр врагов воеводы спешно перебросили полки от Оки к Москве, но вместо подготовки к полевой битве заняли городские предместья. Ратники перемешались на тесных улицах и в подворьях с тысячами беженцев из захваченных татарами селений. В кутерьме конного, пешего, повозочного столпотворения никто никем не мог управлять.
 
  Девлет-Гирей не стал штурмовать сплошь деревянные предместья, а 24 мая 1571 года поджег их с разных сторон. «Огненное море разлилось из конца в конец города». Люди гибли в бушующем пламене, задыхались в дыму, обугливались целыми толпами. «Сам хан, устрашенный таким адом, удалился к селу Коломенскому». Огонь погубил около 120 тысяч воинов, неисчислимые тысячи беженцев и жителей. Москва выгорела дотла. Улицы чернели обгорелыми останками людей и лошадей. «Не стало Москвы, ни посадов, ни Китай-города, уцелел один Кремль» (К.). Казалось, российская столица уже не восстанет из пепла.

  Грабить в сгоревшем городе было нечего, и Девлет-Гирей развернул «крылья» своей орды для опустошения русских областей. Он увел в Крым больше 100 тысяч пленных, а его воинство нагрузилось богатой добычей. Торговля пленными рабами приносила Крымскому ханству огромные доходы. «Кафа (Феодосия) была главным невольничьим рынком, где всегда можно было найти десятки тысяч пленников и пленниц из Польши, Литвы и Московии. Здесь их грузили на корабли и развозили в разные страны Европы, Азии и Африки» (Кл.).

  Москва еще дымилась, согнанные из разных мест работники хоронили останки сгоревших людей, а царские палачи «уже казнили и мучили» виновных и безвинных. Полетели головы бояр и дворян, допустивших татар к столице. А сам царь в это горестное для страны время опять захотел жениться. Из 24-х представленных ему невест Иван выбрал купеческую дочь Марфу Собакину. Нашли жену и 17-летнему царевичу, тоже Ивану. 28 октября государь обвенчался с Марфой, через неделю женился и его сын. а 13 ноября заболевшая еще до свадьбы Марфа умерла. Свадебные пиры закончились похоронами мелькнувшей при дворе царицы.

  В январе 1572 г. самодержец женился в четвертый раз. Это выглядело «неслыханным раньше в России церковным беззаконием», однако духовенство протестовать не посмело. Царицей стала Анна Колтовская из какого-то малознатного рода. Когда она ему надоела, ее поместили в монастырь, и царь женился на другой Анне - Васильчиковой. Шестой сожительницей Ивана стала вдова Василиса Мелентьева, взятая в палаты «без всяких священных обрядов». Последней его женой была боярская дочь Мария Нагая. По данным Костомарова, между двумя Аннами была еще Мария Долгорукая, которую по велению царя утопили в пруду на другой день после свадьбы.

  Пока «ненасытный в убийствах и любострастии» государь женился в третий и четвертый раз, польские, российские и шведские воеводы в Ливонии отбирали друг у друга крепости и разоряли местное население. Иван, опасаясь нового татарского нашествия, переехал с двором и дружиной в Новгород. Туда же на 450 возах привезли царское имущество и казну.

  Девлет-Гирей после сожжения Москвы «не расседлывал коней». В Новгород 31 июля 1572 г. прискакали гонцы и сообщили царю, что хан со своим войском, ногайскими татарами и турецкими янычарами подходит к Оке. Растерявшийся Иван не принял никаких решений, не отдал никаких распоряжений — «праздно ждал дальнейших вестей».
  Честь России спасли в этот раз воины князя Михаила Воротынского, возвращенного к тому времени из белозерской ссылки, князей Никиты Одоевского, Андрея Хованского и боярина Шереметева. Их полки стояли на берегах Оки. Как только татары и турки прорвались обходным маневром за реку, Воротынский приказал бросить занимаемые позиции и всеми силами «ринулся за неприятелем». Девлет-Гирея не подпустили к Москве, которая только-только начинала заново отстраиваться после прошлогоднего пожарища.

  Промахи сторожевой службы исправлялись мастерством и расторопностью воевод, храбростью и кровью рядовых воинов в ходе сражения, которое произошло 1 августа 1572 г. у села Молоди в полусотне верст от столицы. Битва многотысячных людских масс шла «насмерть с обеих сторон». У хана было 120-тысячное войско, у князя Воротынского — вдвое меньше. Но русские командиры «вымышляли хитрости», заманивали татар под огонь скрытых пушек, совершали быстрые маневры, а в решающий момент ударили «узкой колонной» в тыл врагов. Расколотые на части и потерявшие строй вражеские толпы побежали. Убегавших преследовали и били без пощады. Девлет-Гирей потерял убитыми и пленными больше половины своей орды, весь обоз и свое боевое знамя.

  Молодинская битва показала, что русские люди умеют постоять за Отчизну и без повелений самодержца. Здесь еще раз проявился полководческий талант князя Михаила Воротынского. Его имя вошло в один ряд с именами других выдающихся полководцев России. Но Иван IV не терпел прогремевших славой героев: в следующем году князя Воротынского замучали пытками до смерти.

  День 1 августа 1572 года «принадлежит к числу великих дней нашей воинской славы: россияне спасли Москву и честь, отомстили за пепел столицы» (К.). О
талантливом полководце Михаиле Ивановиче Воротынском и о Молодинской битве вскользь сказано в Советской энциклопедии, но российские школьники и студенты мало знают об этом "дне нашей воинской славы". На месте столь героической битвы памятника М.И.Воротынскому, к сожалению, нет. Боевой дух Ледового побоища на Чудском озере и великого сражения на Куликовом поле жил в русском народе и в годы жестокой тирании!

  Царь с семьей и драгоценным обозом вернулся в Москву и «вдруг уничтожил ненавистную опричнину, которая семь лет терзала внутренность государства». Произволу государевых телохранителей не стало оправданий, остановились безнаказанные убийства и грабежи, но сам Иван IV остался в душе опричником. Только пытки и казни совершались теперь как бы в соответствии с законом — по велению царя. Наиболее усердных карателей Иван удалил от себя, сохранив дружбу лишь с Малютой Скуратовым.

  В это же время он проявил благосклонность к 20-летнему царедворцу Борису Годунову, который был женат на дочери Скуратова. Род Годуновых шел от татарского мурзы, крещеного в православие при Иване Калите.

  За семь лет опричнины Иван IV убедился в ее бесплодности. Власть монарха росла, но росли и корыстные притязания «правительственного класса» — боярства. Обращаясь с боярами, как с холопами, царь будто забыл, что эти знатные холопы представляют собой его политическую опору и его управленческий аппарат. Без бояр он просто не мог бы править огромной страной. Иван и боярство «не могли ни ужиться, поладить, ни расстаться. Они пытались разделиться — жить рядом, но не вместе. Таким выходом из затруднения и была опричнина. Но такой выход не устранил самого затруднения. Опричники ставились не на место бояр, а против бояр, они могли быть по своему назначению не правителями, а только палачами. В этом состояла политическая бесцельность опричнины» (Кл.). Разделение государства на земщину и опричнину принесло только вред — беззакония, кровопролития, грабежи, падение нравов.
      
   В Польше умер Сигизмунд-Август. Иван IV, успокоенный разгромом Девлет-Гирея, заявил послам Речи Посполитой, что он согласен «быть преемником» покойного короля, а сам отправился в Новгород, чтобы возглавить войну с закрепившимися в Ливонии шведами. В конце 1572 г. он повел 80-тысячное войско в эстонскую землю. «Царь велел не щадить никого. Грабили дома, убивали жителей, бесчестили девиц» (К.). Из-за царской жестокости неприятели больше всего боялись пленения — или отступали без боев или дрались насмерть.

  Разорив пройденные области, Иван возвратился в Новгород. Одну часть войска он оставил вельможе Семену Бекбулатовичу из крещеных татар, а другую часть — датскому принцу Магнусу. Русским воеводам он не верил! Разноязыких полководцев быстро разбил шведский генерал Акесон. Запуганные изменами и оголодавшие без подвоза припасов российские полки ушли к своим границам.

  Из смелого и решительного вождя в молодости Иван IV превратился в государя, осторожность которого часто граничила с трусостью. Имея в Ливонии и Новгороде более 100 тысяч воинов, он опасался новых ударов от Швеции и добивался мира с ее королем. Переписка длилась около двух лет. Наконец русское и шведское посольства встретились летом 1575 г. неподалеку от Клина и заключили перемирие. Россия отказалась от претензий на Финляндию, а Швеция обязалась не тревожить новгородских волостей, Карелии и Ореховой крепости. О Ливонии в договоре не упомянули ни словом.

  Царь ждал вестей о судьбе польско-литовской короны, однако события в Речи Посполитой обернулись не в его пользу. В 1576 г. Варшавский сейм отдал королевский престол князю из Трансильвании (область на севере Румынии) 43-летнему Стефану Баторию. Там в дело вмешался турецкий султан. Он пригрозил вельможным панам войной, если они изберут королем австрийского или русского претендента.

  В Ливонии полки боярина Никиты Захарьина-Юрьева овладели крепостью Пернава (г. Пярну в Эстонии) и «изумили жителей великодушием». Всем, кто не захотел присягать московскому царю, разрешили выехать из города с семьями и имуществом. Смелый боярин рисковал навлечь па себя государев гнев, но после Пернавы ему сдались без сопротивления еще несколько крепостей. У русских воевод начали складываться добрые отношения с местным населением. В начале 1577 г. из Новгорода к Ревелю двинулось свежее войско. 27 января осадили занятый шведами город, полтора месяца палили по нему из пушек, но штурмовые полки стояли «без всяких решительных действий» и 13 марта сняли осаду.

  Вторая неудача под Ревелем взбесила царя. Он повелел Думе собирать войска для большого победного похода, а сам поехал в Новгород вместе с сыновьями Иваном и Федором. Туда стягивались крупные рати со всей России — воевать шли «и христиане и неверные». На месте оставили только сторожевые силы на границе «от Днепра до Воронежа» и охранные гарнизоны на Волге. В это же время к Пскову привел большой отряд немцев-наемников принц Магнус. Армия у Ивана IV набралась огромная!

  Магнуса с немцами царь направил к Вендену, а основные силы повел в июле 1577 г. в южную Ливонию, где господствовали поляки и литовцы. Королевские гарнизоны не ожидали нападения и почти все убегали без сопротивления. За короткое время Иван овладел значительной частью земель нынешней Латвии. Там, где противники «не обнажали меча, требуя милосердия», пленных щадили — отбирали оружие и отпускали с миром. Магнус по пути к Вендену тоже брал крепости. Поскольку царь провозгласил его королем Ливонии, он заставлял жителей присягать не Ивану IV, а самому себе. Возмущенный этим Иван приказал взять «короля» под стражу.

  Российская армия продолжала наступать. Пленников из поляков, литовцев и латышей отпускали по домам, а осевших в Прибалтике немцев отправляли в Россию вместе с женами и детьми. Казалось, к государю возвращается его победная слава. Оставалось исполнить главную задачу похода — овладеть Ригой, но Иван почему-то расчленил свои силы, а сам уехал в Дерпт. Он направил крупную группировку к шведскому Ревелю, рассовал часть войска по занятым городам, а основные действующие полки отдал под руководство Семена Бекбулатовича. В Дерпте царь простил за своеволие арестованного было Магнуса и вернул ему титул короля. Себя же он объявил «верховным правителем Ливонии», ограничив этим полномочия датского принца. Оставив войска, Иван решил «отдохнуть в уединении» и уехал с сыновьями, свитой и охраной в Александровскую слободу.

   Российские гарнизоны закрепились в 27 ливонских городах. Иван возгордился успехами летней кампании 1577 года, опять почувствовал себя победным завоевателем, но от страха перед изменами он так и не избавился. Свой «отдых» он совместил с новой чередой казней. Боярина Михаила Морозова лишили жизни одновременно с женой и сыновьями. Казнили князей, видных воевод, придворных чиновников. Новгородского архиепископа Леонида «обшили в медвежью шкуру и затравили псами». С отменой опричнины палачи не остались без работы. Поступки царя в эти годы «показывали состояние его души, близкое к умопомешательству» (Кст.).

   Кончилось перемирие со шведами. Они опустошили окрестности Кексгольма, начали нападать на русские гарнизоны в Эстонии. Оживились осколки рыцарского ордена в Курляндии. Немецкая дружина захватила Венден. «Король» Магнус изменил Ивану IV, перешел на службу к Стефану Баторию. В конце лета 1578 г. в Ливонию вступили многочисленные польско-литовские отряды. 18-тысячное российское войско было разбито объединенными силами литовцев, немцев и шведов. Стефан Баторий начал вытеснять русские гарнизоны из южной Ливонии. «Так начались важные успехи Батория и несгоды Ивана в войне злосчастной, но не бесславной для России, которая имела для победы и силу и доблесть, но не имела великодушного отца-государя» (К.).

   Баторий отказался от предложенного Иваном IV мира. Готовясь к войне с Россией, он заручился поддержкой турецкого султана, датского короля и немецких князей, а с королем Швеции заключил «оборонительный и наступательный союз». На Россию подули враждебные политические ветры и с запада, и с севера, и с юга. Царь опять поехал в Новгород и там получил письмо с объявлением войны, написанное Баторием в Вильно 26 июня 1579 г.

  Армия Стефана Батория состояла из поляков, литовцев, немцев, венгров и подвластных королю славян «русского корня». Несмотря на разноязычие отрядов, воинам дали боевое «единодушие». Их убедили, что московский царь есть тиран, который сеет на земле смерть и злодейства. И это было правдой!

  В начале августа королевское войско обступило Полоцк и три недели штурмовало крепость. Ее защитники не сдавались, «бились день и ночь». Когда в полусгоревшем городе почти не осталось вооруженных бойцов, руководивший обороной князь Петр Волынский предъявил королю условия сдачи крепости. Баторий принял условия, отпустил в Россию оставшихся живыми воинов и чиновников, не допустил насилий над населением. Полоцк снова был потерян Москвой на долгие годы — до царствования Екатерины II.

  После овладения Полоцком Баторий захватил обширную территорию в бассейне Десны. Иван IV все это время «боязливо» стоял с многочисленными полками в Пскове. Под рукой у него было столько сил, что «он мог бы смело идти на Вильно и Варшаву». Вместо этого он еще раз послал Баторию «миролюбивую грамоту». Тот отозвался грубым письмом с оскорблениями и нравоучениями. В конце переломившего ход войны года Иван оставил войско и вернулся в Москву.



Беседа 27. Царь изменил народу. Оборона Пскова. Постыдный мир. Сыноубийца.  Уступки шведам. Грозный или Мучитель?

  В январе 1580 г. Иван собрал в Москве начальствующее духовенство со всей страны и обратился к собору с речью, которая должна была убедить святителей, что он живет заботами о державе. «Бесчисленные враги восстали на Россию! — восклицал он. — С одной стороны неверные турки, хан, ногаи, с другой — литовцы, Польша, венгры, немцы, шведы, как дикие звери, разинули челюсти, чтобы поглотить нас». Царь заставил иерархов поделиться с его казной церковными и монастырскими доходами. Значительная доля церковных земель перешла после этого собора в распоряжение государства.

  Уклоняясь от решительных военных действий, Иван продолжал наращивать свою армию в Новгороде и Пскове. Пеших и «на коне в доспехе» ратников набирали и набирали со всей страны. Осень и зима остановили наступление Батория, а летом 1580 г. он овладел Велижем (г. в Смоленской обл.), Усвятами (пос. в Псковской обл.) и пришел к Великим Лукам. Неисчислимые царские рати стояли в Новгороде, Пскове, Смоленске, Серпухове, но Иван не бросил их для разгрома «дерзкого Батория», а направил к королю послов для мирных переговоров. В ответ на мирные предложения Баторий приказал открыть пушечный огонь по Великим Лукам в присутствии царских послов. 5 сентября он овладел городом, продолжил наступление и до зимних морозов успел взять Невель (г. в Псковской обл.), Озерище (с. в Смоленской обл.), множество открытых селений. Зимой его отряды сожгли Старую Руссу.

  В Ливонии королевские отряды вместе с наемниками Магнуса изгнали российские гарнизоны из нескольких крепостей. В это же время шведы захватили Кексгольм на Ладоге и Везенберг в Эстонии. Имея около 80 крепостей, наполненных ратниками и военными припасами, располагая множеством боевых полков, держава Ивана IV оказалась слабой и беззащитной. Карамзин подчеркнул в этом «зрелище удивительном» пример того, как «тиранство мертвит силы и в государе и в государстве»: «Не изменились россияне, но царь изменил им!». Костомаров привел выдержку из письма Ивану IV, написанного Баторием: «Курица защищает от орла и ястреба своих птенцов, а ты, орел двуглавый, от нас прячешься».

  Царь и в самом деле изменил своему народу. Он «укрылся» от оборонных забот в Александровской слободе и в письмах к воеводам дал им право действовать по своему усмотрению. Воеводы не везде ладили между собой и решались только на мелкие стычки с врагами. Иван в это время занимался свадьбами — женил сына Федора на сестре Бориса Годунова и сам женился на боярской дочери Марии Нагой. Эти два брака положили в России «начало злу долговременному» — от правления Годунова до Лжедмитриев и Семибоярщины.

   В августе 1581 г. Баторий с войском пошел к Пскову. На берегах реки Великой перед стенами города стояло 30-тысячное русское ополчение. В Новгороде ждали приказов 40 тысяч и в Ржеве 15 тысяч ратников. Большие силы были сосредоточены у Волоколамска. На то время в разных местах царь держал в доспехах около 300 тысяч воинов. Как же не хватало стране в такой обстановке вождя с ясным мышлением и с болью за державу! Самая большая армия при бездарном управлении обречена на поражение. А армия Ивана IV к концу его царствования напоминала огромного богатыря со связанными руками и с дурной от частых похмелий головой. Царь все еще надеялся остановить Батория не боевыми полками, а письменными увещеваниями из Александровской слободы.

   Защитники Пскова сами выжгли городские предместья и укрылись в крепости. 26 августа многоязыкое войско, собранное, под знамя Стефана Батория, окружило город. 8 сентября через разрушенную тяжелыми пушками стену в крепость ворвались тысячи врагов. Начались рукопашные схватки. Руководивший обороной, «весь в крови от ран», князь Иван Шуйский остановил отход бойцов в тесные улицы. Одна из крепостных башен была начинена порохом. Когда там скопилось много штурмовиков, ее взорвали. Ров перед башней заполнился трупами. Сражение продолжалось до темноты, но уже за пределами крепости. Герои этого памятного для псковитян дня потеряли убитыми 863 человека, 1626 человек было ранено. Непрителей же полегло при неудавшемся штурме около 5 тысяч.

Воеводы Батория палили по городу из пушек, рыли подкопы и взрывали стены, стремились уморить осажденных голодом. Псковитяне не только отражали все штурмы, но и сами устраивали дерзкие вылазки то в одном месте, то в другом — внезапными налетами били врагов, захватывали оружие и продовольствие. По вражеским тылам ударил стрелецкий отряд Федора Мясоедова. Отчаянные стрельцы прорвались в крепость и доставили туда запас хлеба.

  В ноябре морозы и бескормица заставили короля прекратить атаки на крепостные стены. Три тысячи немецких наемников бросили осаду и ушли домой. Начался ропот и в других отрядах. Местные жители нападали на чужеземцев, когда те рыскали по деревням в поисках еды. В такой момент несколько свежих российских полков заставили бы Батория бежать от Пскова, бросив пушки и обозы, но его тревожили своими вылазками только бойцы Ивана Шуйского и стрельцы Федора Мясоедова. Готовые к сражениям полки неподвижно стояли в Новгороде, Твери, Волоколамске и в других местах. Без повеления государя никто не хотел бросаться на помощь Пскову.

   Бездельные полки не шли и в Прибалтику, где российские гарнизоны вытеснялись шведами. Захватывая одну крепость за другой, шведы подошли к Нарве и после битвы, в которой погибло 7 тысяч русских воинов, овладели этим важным городом. После Нарвы они захватили Ивангород, Ямбург и Копорье. А царь по-прежнему был одержим идеей мирных переговоров с противниками. Теперь его предложениям обрадовался и замерзавший у Пскова Стефан Баторий.

Переговоры московских и варшавских дипломатов закончились 6 января 1582 г. унизительным для России Ям-Запольским перемирием на 10 лет. Россия потеряла всю Ливонию и оставила за королем Полоцк и Велиж. Баторий возвратил Ивану IV Великие Луки, Невель, Остров, Изборск, Гдов (г. в Псковской обл.) и еще несколько русских крепостей.

 Для Москвы все годы Ливонской войны кончились стыдом. Российские полки и гарнизоны оставили Прибалтику. Хозяевами в ней стали поляки, литовцы, шведы, а в Курляндии — немцы.

   Незадолго до мирных переговоров в Яме-Запольском (около Пскова) случилась трагедия в семье царя. Его сын Иван вырос похожим на отца и характером и поведением. Он охотно участвовал и в казнях и в гульбищах, успел двух первых жен постричь в монахини и жениться на третьей. По одной версии, основанной на летописях, «царевич начал укорять отца за его трусость» и запросил войско, чтобы выручить Псков и «восстановить честь России». Уязвленный царь в гневе закричал: «Мятежник! Ты вместе с боярами хочешь свергнуть меня с престола!» — и ударил сына жезлом по голове. Тот упал, обливаясь кровью. По другой версии, записанной послом папы римского в Москве, вспышка царской ярости была вызвана тем, что царевич «вступился за обиженную жену», которую отец бил за появление перед ним «слишком запросто одетой». Как бы там ни было, а через 4 дня, 19 ноября 1581 г., старший наследник Ивана IV скончался в Александровской слободе. Царь после сыноубийства стал похож на сумасшедшего — «стенал, вопил, утихал только от изнурения».

   Ям-Запольский договор оставил Швецию один на один в противоборстве с Россией, но у Ивана и теперь не хватило решимости на быстрые и широкие военные действия. Одни воеводы пошли к Нарве и Ямбургу, другие — в Финляндию, а основные силы армии так и остались на своих местах. В Стокгольме со страхом ждали мощного удара всеми готовыми к войне русскими полками, а царь вдруг «остановил движение своих войск» и предложил шведам мир. 26 мая 1583 г. послы противников подписали договор о перемирии на два месяца, продленный потом на 3 года. Этот договор явился хорошим подарком шведскому королю. Он получил Нарву, Ивангород, Ямбург и Копорье. Непростительная уступчивость царя и его дипломатов изумила воевод. Все походы и сражения многих лет оказались напрасными. Россию и на берега Балтики не допустили и отняли у нее часть древних русских земель.

   Долгая война истощила страну. Народ повсюду бедствовал и в деревнях и в городах. В неурожайные годы люди во многих местах страдали от голода, питались чем попало, «подножно». Сократились поступления налогов и пошлин в столицу, царская казна оскудела. Управление государством рушилось. Россия начала терять приобретенное за минувшие 100 лет могущество.

   Мария Нагая в октябре 1582 г. родила Ивану IV еще одного наследника. Его назвали Дмитрием. Рождение младенца «не тронуло Иванова сердца». Он к этому времени «разлюбил» Марию и хлопотал о женитьбе на племяннице английской королевы Елизаветы I. Елизавета, заинтересованная в расширении торговли с Россией, отнеслась к намерению московского государя доброжелательно. Однако породниться с заморской королевской семьей царю-многоженцу не довелось — он тяжело заболел. Болел Иван долго и мучительно, «вся внутренность его начала гнить, а тело пухнуть». Марию отправлять в монастырь не стали.

  Наследником престола умирающий самодержец объявил «слабого телом и душой» сына Федора. В советники ему назначил князей Ивана Шуйского, Ивана Мстиславского, Богдана Бельского, боярина Никиту Захарьина-Юрьева и породненного с Федором Бориса Годунова. Царевичу Дмитрию с матерью дал во владение Углич. 17 марта 1584 г. Иван IV скончался.

  По свидетельствам летописцев, русские люди, «забыв свирепость Иванову», жалели его. У москвичей «текли слезы и лица были горестны». В Архангельском соборе Ивана IV похоронили рядом с могилой убитого им сына. «В миру на царя роптали и огорчались, однако — ни проблеска протеста. Только митрополит заговорил было за свою паству, но скоро замолк насильственно. Как будто одна сторона утратила чувство страха и ответственности за излишества произвола, а другая, многомиллионная сторона забыла меру терпения и чувство боли», - так писал Ключевский об отношениях между Иваном IV и российским обществом. Удивительно точно сказано о народной психологии, позволяющей господствовать над миллионами людей безжалостным тиранам и корыстным властолюбцам!

  Подробные характеристики Ивана IV, его внешний портрет, политический и нравственный облик, его добрые и злые дела показаны в 8 и 9 томах Карамзина, в 6 и 7 томах Соловьева, в 28—30 лекциях Ключевского (2-й том) и в 1 томе «Русской истории» Костомарова. Материал поучительный и для государственных руководителей всяких рангов и для простых смертных.

  Порицая вслед за летописцами жестокого государя, историки рассказывают и о том, что он, по свидетельствам тех же летописцев, сделал для России полезного. О его доброй славе в 1547—1560 годах мы уже говорили. Но его острый ум и вспышки «радения за Отечество» служили державе и после переломного 1560 года.
Иван IV всячески поощрял развитие промыслов и торговли. При нем строились оружейные заводы, открывались железные и серебряные рудники. Хозяйственная жизнь страны направлялась по верному для того времени руслу. В конце царствования Иван терпел военные поражения, но он оставил после себя хорошо вооруженную армию. Для защиты государства при нем было построено много добротных крепостей, в том числе: Чебоксары, Волхов, Орел, Венев, Данков (г. в Липецкой обл.), Тетюши (г. в Татарии), Алатырь (г. в Чувашии), Арзамас (г. в Нижегородской обл.). В крепостях и арсеналах имелось около двух тысяч осадных и полевых пушек с огромными запасами пороха и ядер. Совершенствовались старые и создавались новые укрепления на оборонительных линиях. Первая шла от Нижнего Новгорода по Оке к Серпухову — Туле — Козельску. Вторая — от Алатыря на Ряжск (г. в Рязанской обл.) — Орел — Новгород-Северский — Путивль. В 1571 г. специальная комиссия во главе с князем Михаилом Воротынским занималась созданием «сторожевой и станичной службы» на границах государства.

   Зверства опричников перечеркивали все законы. И в то же время царь требовал от наместников и чиновников земщины строго блюсти его Судебник 1550 года, продолжал начатый его дедом «переход от управления государством посредством лиц к управлению посредством учреждений». Четко определились функции приказов, образовался проникающий всюду штат чиновников — думских и приказных дьяков, столоначальников, письмоводителей, государевых управителей в производстве. В связи с земской реформой и отменой «судного права» правосудие приобретало некие общественные черты. Было отменено и решение судебных споров поединками с оружием в руках.

  По велению Ивана IV в стране заработала система училищ «для подготовки иереев и дьяконов». Это способствовало росту грамотности среди населения. В Москве создали типографию, в которой мастера Иван Федоров и Петр Мстиславец выпустили в 1564 г. первую в России печатную книгу «Апостол». Типографию использовали для размножения государственных и церковных документов.

  В Иване IV как будто совместилось два царя. Один расширял границы государства, крепил его военное могущество, обустраивал общероссийское хозяйство, заботился о нравственном авторитете духовенства. Другой терзал державу изнутри, отвергал все писаные и неписаные законы, являл собой пример распутства в быту, трусливо отдавал врагам политые русской кровью земли. Эти два царя в одном лице не спорили, не состязались один с другим. Иногда поднимался выше один, иногда другой, а часто они уживались в помыслах и делах самодержца, творили сразу и добро и зло. У Ивана «переходы от зла к добру и от добра к злу были очень скоры» (С.).

  Карамзин писал, что «добрая слава Ивана IV пережила его худую славу», что имя Мучителя, даннное ему летописцами, забылось и что грядущие поколения будут помнить его Грозным — расширителем и укрепителем государства Российского. Так же считал и Костомаров: «Имя Грозного осталось за ним в истории и народной памяти». Строже судил Ивана IV Соловьев: «Он не сознал нравственных и духовных средств для установления правды и порядка или, что еще хуже, сознавая, забыл о них; вместо целения он усилил болезнь; он сеял страшными семенами, и страшна была жатва. Не произнесет история слово оправдания такому человеку». Не хвалил царя-карателя и Ключевский; «Грозный царь Иван больше задумывал, чем сделал. Жизнь Московского государства и без Ивана устроилась бы так же, как она строилась до него и после него, но без него это устроение пошло бы легче и ровнее. При нем верховная власть превратилась в каприз личного самовластия, исказилась в орудие личной власти, безотчетного произвола» (Кл.).

  Так кем же больше был Иван IV — Грозным или Мучителем? По-видимому, обе эти прибавки к его имени одинаково существенны для исторической памяти.

   После смерти Ивана Грозного все понимали, что из 27-летнего Федора, «осужденного природой на всегдашнее малолетство», толкового царя не получится. Народ страшился боярских склок и беззаконий. Оставленная у трона пятерка советников выслала из столицы «многих услужников Ивановой лютости», а некоторых из них взяла под стражу. Бояр Нагих заподозрили в желании посадить на престол маленького царевича Дмитрия. Как только состоялись торжества с присягой Федору, полузаконную царицу-вдову с сыном и со всей их родней выпроводили в Углич. Кремлевские вельможи приготовились к схваткам за власть.



Беседа 28. Купцы Строгановы. 840 храбрецов Ермака.
           Князь Сибирский. Гибель Ермака. Заселение Западной Сибири.


   Отдельной беседы заслуживает тема освоения русскими людьми просторов Западной Сибири.

   С распадом Золотой Орды среди новых государственных образований самым крупным по территории стало Сибирское ханство со столицей в Чинги-Туре. Со временем и оно раздробилось на владения враждующих между собой ханов и князей. В половине XVI в. Сибирью называли область в низовьях Тобола и в бассейне среднего Иртыша.

  В 1555 г. сибирский хан Едигер предложил Ивану IV добровольно платить дань, если Россия защитит его земли от набегов соседей-разорителей. Союз с ханом открыл русским купцам пути в малоизведанные дали Северной Азии. Границы влияния Москвы отодвинулись от Волги и Уральских гор к Иртышу и Тоболу. Однако «новый мир, безлюдный и холодный, но привольный для жизни человеческой», оставался пока чужим и загадочным. Дороги до устья Тобола были долгими и трудными.

  С 1563 г. тобольско-иртышской Сибирью правил хан Кучум. Он перестал платить дань Москве и не удерживал своих воинов от набегов в пермские земли, где укоренилось множество русских поселенцев. Особенно много выходцев из российских областей осело к этому времени в бассейнах Камы, Вычегды и Печоры. Среди них выделялись промысловой и торговой активностью братья-купцы Яков и Григорий Строгановы. Их отец, Аникий, устроил соляные варницы возле Усольска (г. Сольвычегодск Архангельской обл.), развернул широкую торговлю не только солью и оставил сыновьям огромные богатства. Яков и Григорий умножили эти богатства и стали некоронованными властителями обширного камско-вычегодского края со своими промыслами, торговыми центрами, вооруженными стражниками и даже с собственными наместниками в некоторых городах.

  Братья Строгановы поехали с дарами и серебром к Ивану IV и получили от него грамоту на владение «пустыми местами» по берегам Камы, Чусовой и Сылвы (лев. Чусовой). Братьям поручили строить крепости, содержать в них московских пушкарей и стрельцов, разрешили принимать к себе на службу «людей вольных» и самим судить их. На востоке страны создалось как бы особое, подвластное напрямую царю государственное образование. Его правители освобождались от всяких пошлин в московскую казну на 20 лет. Владения Якова и Григория стали охранным щитом северо-востока России и трамплином для освоения Сибири.

  В 1574 г. предприимчивые братья взяли у царя еще одну грамоту — на полную свободу действий за Уральским хребтом. Задуманные планы они до своих кончин осуществить не успели, оставили государеву грамоту младшему брату Семену и сыновьям. Семен и его племянники продолжили начатое дело.

  В те годы на волжских берегах обитали казаки, которые не хотели служить царю. Строгановы весной 1579 г. написали вольным атаманам «ласковое письмо» с приглашением на службу. «Известные удальством редким» казацкие вожди Ермак Тимофеев, Иван Кольцо, Матвей Мещеряков. Яков Михайлов и Никита Пан откликнулись на призыв. 21 июня они привели к Строгановым 540 добровольцев. Службу казаки исполняли ревностно, кучумовых налетчиков во владения хозяев не допускали, а летом 1581 г. разгромили отряд вогулов и остяков (манси и ханты) из 700 человек, грабивший селения на Сылве и Чусовой.

  Но Строгановы создавали собственное войско не только для обороны. Они готовили наступление на восток и сформировали «особенную дружину» из самых сильных, отважных и усердных в службе бойцов. Командиром дружины из 840 человек назначили Ермака, а его главным помощником — Ивана Кольца, который до службы у Строгановых был приговорен царем к смерти. Ядро всей команды составили храбрые соратники пяти казацких атаманов. Атаманы сами скомплектовали отряды, назначали есаулов, сотников и пятидесятников.

  1 сентября 1581 г. хорошо вооруженная легкими пушками и пищалями, щедро обеспеченная боевыми и дорожными припасами, веселая и шумная дружина отправилась на лодках по реке Чусовой к Уралу. Строгановы поручили Ермаку прогнать «безбожного Кучума», а население занятых земель покорить царю присягой и данью. В конце водного пути казаки добыли коней и пошли по торговому сибирскому маршруту, где не было ни устроенных дорог, ни мостов через реки.

  Первый раз дружина «обнажила мечи» возле городка князя Епанчи (г. Туринск в Свердловской обл.), где татары и вогулы встретили ее тучей стрел, но разбежались при первых пушечных выстрелах. Кучум, узнав о появлении «христиан, стреляющих огнем», выставил крупный конный отряд своего племянника Маметкула на подходах к устью Тобола. Атаку конной лавины Маметкула казаки отбили огнем из пушек и пищалей. Испуганные грохотом туземные кони уносили всадников прочь от места сражения.

  Встреча с основным войском хана на левом берегу Иртыша обернулась 22 октября жаркой битвой, которая продолжалась до темноты. На следующее утро казацкие сотни снова ринулись на татар и остяков, смяли их ряды и вслед за отступившими неприятелями перебрались на правый берег реки. Кучум бежал, а Ермак 26 октября вступил с дружиной в его столицу Искер. В сражениях на берегу Иртыша погибло 107 казаков. Многие получили ранения.

  Ермак Тимофеевич оказался не только опытным воеводой, но и разумным администратором. Наступала зима, следовало думать о пропитании дружины. Обычный для тех времен способ кормления грабежами мог вызвать ненависть местных жителей и прибавить сил Кучуму. Ермак и Иван Кольцо сумели наладить добрые связи с коренным населением, установили легкие налоги и не позволяли казакам «тронуть ни волоса у туземцев». Перезимовали благополучно.

  Хан Кучум был слепым, но «имел душу твердую». Он не смирился с потерей Искера. В апреле 1582 г. посланный им отряд Маметкула пришел разведать прочность русской обороны. Казаки ночью подкрались к неприятельскому стану, перебили многих татар, а ханского племянника взяли в плен. Он стал заложником на случай военных действий Кучума. После ледохода Ермак с дружиной спустился по Иртышу до его впадения в Обь. Там, где миром, где силой, взял прибрежные вогульские деревни и остроги, определил жителям размеры дани и вернулся в Искер. К Строгановым с донесением о покорении Сибири отправился Иван Кольцо.

  Владыки Камско-Вычегодского края вместе со своей делегацией направили к царю и посланца Ермака. Приговоренный к смерти атаман не побоялся предстать перед Иваном IV, и государь простил его за старые грехи. В Москве прошли победные торжества. Строгановых осыпали милостями. Царь поручил Кольцу набирать по пути в Сибирь охотников на переселение за Уральские горы. Князю Семену Волховскому повелели вести на помощь Ермаку 500 стрельцов. Вологодскому епископу дали задание: направить в Сибирь 10 священников с семьями. Налаживать российское управление на берегах Иртыша поехал вместе с князем Волховским чиновник Иван Глухов.

   Власть Ермака расширялась на восток и на север. Новые и новые местные князья становились данниками России. В привезенной Волховским бумаге царь именовал Ермака «князем Сибирским» и «велел ему распоряжаться и начальствовать, чтобы утвердить порядок в земле и верховную государеву власть над нею». Атаман-князь отправил в Москву плененного Маметкула и успешно начальствовал на Иртыше еще одну зиму и лето.

  В конце 1583 г. успехи сменились бедами. Многих россиян охватила цинга. Стрельцы не подчинялись казацким командирам и обижали местное население. Случилось то, чего с самого начала опасался Ермак — туземцы из мирных подданных превращались в обозленных неприятелей. Не стало продовольствия. В отрядах пошли раздоры. Голодные люди требовали оставить Сибирь и уходить всем войском на родину. Князь Волховский умер. Ермаку стоило немалых усилий держать стрельцов в повиновении.

  Весной положение улучшилось, болезни и голод стали забываться, но тут на русских правителей в Искере обрушились новые несчастья. В июне один из местных князей попросил у Ермака «помощи против ногайцев», а когда к нему прибыли 40 казаков во главе с Иваном Кольцом, их всех по-варварски подло перебили. Там же был убит и атаман Яков Михайлов, который приехал к князю узнать о судьбе пропавших товарищей. Коварный обманщик поднял татар и остяков на мятеж и осадил Искер. Мятежников разогнали оружием, но к потерям от болезней прибавились потери от стрел и сабель.

  Выпавшие на долю Ермака испытания не сломили его. Он захотел расширить владения России еще дальше и пошел с дружиной вверх по Иртышу. Казачья отвага и мирное общение с жителями помогли сибирскому наместнику царя «завоевать новые места» до Ишима (лев. Иртыша) и обложить население этих мест данью.

  Когда Ермак вернулся от Ишима в Искер, ему доложили, что хан Кучум «не дает дороги купцам» в восточные земли. Покоритель Сибири взял с собой 50 казаков (по другим данным — 150) и отправился искать врагов. Проездили целый день, не нашли ни ханской заставы, ни купеческого каравана и на обратном пути раскинули шатры для ночлега на берегу Иртыша. Здесь многоопытный и отважный казацкий вождь проявил несвойственную ему беспечность: сам и его уставшие воины уснули «без наблюдения и без страха». Ночью нанесло сильную грозу. По шатрам хлестал дождь, небо грохотало, речные волны накатывали на берег.
                Разведчики Кучума следили за казаками, и когда те уснули, даже сумели под шум грозы выкрасть у них три пищали. Крепко спали русские богатыри! Многие так и не успели проснуться. От внезапного нападения ханского отряда спасся и вернулся в Искер только один казак. Сам Ермак отбился от насевших на него врагов острой саблей и кинулся в бурные волны Иртыша к причаленной неподалеку лодке. Но он спал в подаренных ему царем доспехах — они утянули доблестного атамана в водную пучину. Это случилось в ночь на 5 августа 1584 г.
   
  Без Ермака прервалась на время и власть россиян на Иртыше. Их осталось в Искере всего человек 150. Матвей Мещеряков 15 августа повел остатки строгановской дружины и стрелецкого отряда в Россию. Слепец Кучум с сыном Алеем возвратились в свою столицу.

  Завоевание Сибири началось смелой предприимчивостью купцов Строгановых и «веселой храбростью» казацких атаманов. Оно продолжилось ратным искусством и властной мудростью Ермака Тимофеевича. Его успехи Иван IV поддержал только шумным праздником в Москве и щедрыми наградами. Царь хотел получать из Сибири меха и серебро, а для ее удержания в своих руках нашел всего 500 стрельцов и 10 священников. Когда Иван заболел и умер, боярская Дума будто забыла о «князе Сибирском» и находившихся с ним воинах. Их бросили на произвол судьбы. Ермак, как залетевший в лесные края степной сокол, погиб в нежданой ловушке. Он потерял жизнь, но оставил о себе добрую и громкую славу. Его подвиг запечатлен в известной народной песне. На берегу Иртыша есть город Ермак (в Павлодарской обл.).

   К моменту трагедии на Иртыше многими делами в Москве уже управлял Борис Годунов. Еще не зная о гибели Ермака, он отправил к нему на помощь воеводу Ивана Мансурова с отрядом стрельцов. Покинувшая Искер группа атамана Мещерякова встретилась со стрельцами и вернулась к Иртышу. Там уже правил хан Сейдяк, успевший прогнать Кучума и его сына. Он подготовил войско для сражения, но Мансуров не стал завоевывать ханскую столицу, а по совету Мещерякова повел отряд к устью Иртыша. У берегов Оби наскоро поставили деревянную крепость и приготовились зимовать.

  В следующем году за Урал пошли новые отряды. Они продолжили дело Ермака. Воеводы Василий Сукин и Иван Мясной на месте татарского Чинги-Тура основали в 1586 г. русский город Тюмень. Воевода Даниил Чулков в 1587 г. заложил город Тобольск. Он объединил свои силы с отрядом Мансурова и разбил орду хана Ссйдяка. В этой битве погиб Матвей Мещерядов, последний из пяти отважных атаманов, начинавших завоевание Сибири. Искер опустел и больше в летописях не упоминался. Столицей Сибирского края стал Тобольск.

  Власть российских воевод и чиновников расширялась от Тобольска во все стороны. В малолюдных лесных местах строились крепости, вырастали целые города. За казаками и стрельцами шли в приманчивые места мирные поселенцы. Переселения проводились и по принуждению властей. Соловьев привел один из примеров заселения приобретенных Россией областей: «В 1590 году велено было в Сольвычегодском уезде набрать в Сибирь на житье 30 человек пашенных людей с семьями, лошадями, скотом, инвентарем». Берега сибирских рек оживились русскими деревнями с куполами церквей и часовен. Поселенцы оттесняли тайгу пашнями и огородами, расчищали приречные луга. Прокладывались дороги и осваивались места для проживания на огромных территориях — от Печоры до Кети (пр. Оби) и Тары (пр. Иртыша).

  Хозяйственное развитие Западной Сибири шло очень быстро. С каждым годом росли притоки ее природных богатств в Россию. Уже в 1586 г. оттуда поступило в государственную казну 200 тысяч соболей, 10 тысяч «лисиц черных», 500 тысяч белок, тысячи бобровых и горностаевых шкурок. В 1592— 1596 годах были основаны города: Обдорск (г. Салехард), Березов, Сургут (пос. и гор. в Ханты-Мансийском АО), Тара (г. в Омской обл.) и Нарым (г. в Томской обл.).

  Купцы Строгановы, казаки Ермака, русские стрельцы и поселенцы отодвинули восточные границы государства на тысячи верст от Москвы. Западная Сибирь стала неотъемлемой частью России.


Беседа 29. Возвышение Годунова. Крестоцелование в Кахетии. Учреждение патриархии. Трагедия в Угличе. Возрождение опричных нравов.

   Согласие между пятью советниками царя Федора держалось недолго. По Москве пустили слух, будто Иван Грозный болел и умер от снадобья, подсунутого ему князем Бельским. Слух опровергли, но Бельского отправили воеводой в Нижний Новгород. От оклеветанного князя пала недобрая тень на близкого с ним Бориса Годунова. Люди помнили, что Годунов не только шурин Федора, а еще и зять «гнусного» Малюты Скуратова. Борис видел нависшую над ним угрозу и через свою сестру Ирину, новую царицу, все больше и больше входил в доверие к ее благодушному супругу. Царь Федор был далек от государственных дел. «Под гнетом отца он потерял свою волю, но сохранил навсегда заученное выражение забитой покорности. На престоле он искал человека, который стал бы хозяином его воли. Умный шурин Годунов встал на место бешеного отца» (Кл.).

  После венчания на царство в мае 1584 г. Федор «раздавал милости». Трое Годуновых получили от него боярские чины, а Борис стал «близким великим боярином», наместником казанским и астраханским, владельцем крупных земельных угодий на берегах Москвы-реки, Северной Двины и Ваги, возле Вязьмы и Дорогобужа. На доходы с этих земель он мог один содержать стотысячное войско! Все увидели в нем фактического «властелина царства». Завистники и враги Годунова притихли, «злобились втайне». Мстиславский, Шуйский и Захарьин-Юрьев приравнялись в Думе с другими боярами, и Дума покорно признала верховенство Бориса. Он «смело правил рулем государственным, повелевал именем царским, но действовал своим умом, не имея ни совместников, ни товарищей» (К.). По всей стране сменили «худых наместников, воевод и судей». После опричных беззаконий и непомерных расходов на войну все сословия почувствовали облегчение. Внутренняя жизнь России потекла ровнее и спокойнее.

  Правил Годунов «умно и осторожно, четырнадцатилетнее царствование Федора было для государства временем отдыха от погромов и страха опричнины» (Кл.), но знатное боярство все это время хранило к зятю Малюты Скуратова лютую ненависть, прикрытую показной покорностью. Впервые эта ненависть проявилась после смерти Никиты Романовича Захарьина-Юрьева, который из-за родственных чувств к царской семье поддерживал Годунова. Несколько родовитых бояр сговорились убить Бориса. Историки не исключают и того, что его соперники были просто оклеветаны. Оклеветаны или нет, но всех их, кроме героя псковской обороны Ивана Шуйского, выслали из столицы. Некоторых малознатных царедворцев заключили в тюрьму, но ни одного человека не казнили. Страсти в Кремле на время утихли. Особо ретивых врагов возле Годунова стало поменьше.

  Стефан Баторий опять начал угрожать Москве войной, требовал отдать ему Смоленск, Новгород и Псков. Для сохранения мира Новгород с Псковом запросили и шведы. Подобранные Борисом дипломаты затеяли долгие переговоры с вельможами Батория и шведского короля. Им удалось предотвратить войны. Эти же дипломаты возобновили «дружественные связи» с Данией.

  Не приносили пользы только поездки в Бахчисарай. После смерти Девлет-Гнрея в 1577 г. ханский престол занял его сын Магмет-Гирей, убитый потом его другим сыном Ислам-Гиреем. Сыновья убитого Магмета привели в Крым 15-тысячный отряд ногайских татар и прогнали Ислам-Гирея из Бахчисарая. Месяца через два Ислам вернулся с турецким войском и «в кровопролитной битве» разгромил силы племянников Сайдета и Мурата. В этих схватках крымской знати было не до русских послов. Сайдет и Мурат бежали от Ислам-Гирея в Москву. Годунов получил помощников для умиротворения крымских разорителей. По его совету царь позволил Сайдету кочевать с ногайцами в низовьях Волги, а Мурата назначил наместником в Астрахань.

  Царь Кахетии (область восточной Грузии) Александр II направил в Москву посольство с мольбой к «единоверным братьям россиянам» о спасении кавказских христиан от турецкого засилья. В октябре 1586 г. Федор объявил себя «верховным владыкой Грузии» и отправил в Кахетию «за клятвой в верности России» князя Семена Звенигородского с небольшим конвоем. В 1587 г. Александр II и его сыновья целовали крест и поклялись «вместе со всей землей быть в вечном неизменном подданстве у Федора, у будущих его детей и наследников, иметь одних друзей и одних врагов с Россией» (К.). Кахетинский царь держал присягу. Вместе с князем Звенигородским он готовил свое 15-тысячное войско к боевым действиям, и когда турецкие паши потребовали от него в очередной раз «поставить запасы» для янычар в Баку и Дербент (г. в Дагестане). Александр II гордо ответил: «Я подданный великого царя Московского!».

  На Кавказе завязывался тугой узел, который потом не одно столетие то распутывался дипломатами, то рубился мечами.

  Россия крепила свои военные силы. Из множества оставленных Иваном IV полков комплектовали не столь огромную, но более совершенную армию. Защитили выходы к морям: Астрахань обнесли каменными стенами, укрепили основанный в 1584 г. Архангельск. В 1586 г. обновили крепости Курска и Воронежа. Организовали пограничную службу на юго-востоке страны. «Ужасом ногаев» стал заселенный казаками Яицкий городок (г. Уральск). Слава принятых на царскую службу донских, волжских и яицких казаков «гремела от Азова до Тобольска». Их боялись и крымцы, и ногайские князья, и сибирские татары, и турки. Во всех оборонных делах угадывалось мудрое руководство Годунова.

  Честолюбивых бояр в Кремле раздражали всевластие и видимые по всей стране успехи царского шурина. Составился заговор с участием Ивана Шуйского и митрополита Дионисия, который был недоволен тем, что Борис «действовал независимо от духовенства». Заговорщики решили избавиться от сестры Годунова. В челобитной Федору они умоляли его развестись с бесплодной Ириной и жениться еще раз, чтобы не оставить державу без наследника. Бумага попала к Борису. Он подстроил клеветнический донос на Шуйского, и того взяли под стражу вместе с его родными. Еще нескольких князей и бояр, многих дворян и купцов отправили в ссылки, а семерым обвиненным в заговоре «отсекли головы на площади». Москвичи увидели первые после похорон Ивана IV публичные казни. Ивана Шуйского из тюрьмы сослали в Белозерск и там «удавили». Митрополита Дионисия поместили в монастырь. На его место взяли послушного Борису ростовского архиепископа Иова. Расправой с родовитыми боярами Годунов смирил царский двор и Думу, заменой митрополита принудил умолкнуть духовенство, казнями запугал народ.

  В 1586 г. скончался Стефан Баторий. В Польше и Литве закипели страсти. На сейме по выбору нового короля почти два месяца шли жаркие споры. Для голосования выставили «три знамени»: на российском изобразили московскую шапку, на австрийском — шляпу, на шведском — сельдь. Большинство голосующих столпилось под шапкой. В славянском царе поляки видели защиту от давления турок и европейских монархов. Но когда представлявшая Москву делегация сообщила сейму условия принятия короны царем Федором, польско-литовская знать их не приняла. Неприемлемыми для России оказались и условия сейма. Стороны не сговорились по вопросам финансовым и вероисповедным. В декабре 1587 г. королем Речи Посполитой был избран Сигизмунд 3-й из шведской королевской династии.

  Шведский король, подкрепленный польской короной, направил войска в российские владения. Его воеводы опустошили земли карельского Олонца, селения Заонежья и низовья Северной Двины. Годунов приказал все полки, расположенные «на покое» в разных местах, собрать под боевое знамя царя. Самого Федора оторвали от молитв и посадили «на бранного коня». Около 300 тысяч конных и пеших воинов и 300 тяжелых и легких пушек было сосредоточено у Новгорода. Полки пошли в Финляндию и Эстонию, а главное войско с царем и Годуновым направилось к Нарве. 27 января 1590 г. шведов прогнали из Ямбурга. Перед Нарвой разбили 20-тысячный корпус генерала Банера и 4 февраля окружили город. В Эстонии русские воеводы дошли до Ревеля, а в Финляндии — до Або (г. Турку в Финляндии). Король запросил мира.

  25 февраля послы противников подписали договор о перемирии на один год. Ямбург, Ивангород и Копорье со всеми шведскими запасами и пушками были возвращены России. Нарва и эстонские земли остались за шведами. В российских полках славили царя, а втихомолку произносили здравицы Годунову.

  В октябре того же 1590 г. в Москву прибыли послы от Сигизмунда III. Они уже не требовали Новгорода и Пскова, просили только Смоленск. Спорили больше двух месяцев, но не получили от дипломатов Годунова «ни одной деревни». 1 января следующего года споры кончились договором о перемирии на 12 лет.

  Урок шведам, замирение с Речью Посполитой, сдерживание крымцев от нашествий в Россию, укрощение ногайцев, быстрое освоение Сибири — все это поднимало авторитет Бориса не только в своей стране, а и в глазах европейских и азиатских властителей. За его делами не столь ущербно выглядел и царь Федор.

  «Славолюбивый и хитрый Борис промыслил дать новый блеск своему государству» (К.). Он захотел иметь в Москве не митрополию, а патриархию. По правилам мирового православия новую патриархию могло учредить лишь собрание всех четырех тогдашних патриархов — константинопольского, александрийского (в Египте), антиохийского (в Дамаске) и иерусалимского. Годунов разными путями добился их согласия. Первым патриархом Московским и всея Руси стал в январе 1589 г. митрополит Иов. Носившаяся раньше идея о «третьем Риме» получила юридическое оформление. По епархиям пошла уставная грамота, в которой говорилось, что «ветхий Рим» пал от ересей, «новый Рим, Константинополь», попал в руки мусульман, а «третий Рим есть Москва». В православном мире Россия готовилась занять место поверженной Византии. В виде административно-духовного учреждения патриархия существовала в Москве 110 лет и была упразднена Петром I «как бесполезная для церкви и вредная для единовластия государей» (К.). После свержения царской власти духовенство восстановило Московскую патриархию в 1917 году.

  Имея «все, кроме Федоровой короны», Годунов боялся одного — смерти царя. Престол мог занять подраставший в Угличе царевич Дмитрий. Это грозило Ирине монастырем, а всем Годуновым — высылкой или плахой. Борьбу с маленьким соперником Борис начал с того, что «не велел молиться о здравии Дмитрия в церквах, объявив его незаконнорожденным» последней сожительницей Ивана IV. Пустили слух о жестоких задатках в характере мальчика. Но это были полумеры. Годунов надумал умертвить последнего отпрыска великих князей московских. Убийство Дмитрия он поручил управителю хозяйства в Угличе дьяку Михаилу Битяговскому. 15 мая 1591 г. Битяговский, его сын Даниил, племянник Никита Качалов при пособничестве няньки царевича Волоховой и ее сына Осипа убили Дмитрия. Всем им было обещано немало золота, которое «высыпал» дьяку-управителю сам Борис. В горло девятилетнему мальчику всадили нож. Карамзин воспроизвел сцену убийства с подробностями во 2-й главе 10 тома, а Соловьев — в 5-й главе 7 тома.

  Ошеломленные злодейством жители Углича подняли мятеж и расправились с убийцами. Расследовать обстоятельства трагедии и мятежа поручили князю Василию Шуйскому, «главному Борисову пособнику» окольничему Андрею Клешнину, крутицкому митрополиту Геласию и придворному дьяку Вылузгину. 19 мая они прибыли в Углич. «Следствие произведено было бессовестным образом. Все натягивалось к тому, будто царевич зарезался сам» (Кст.). Комиссия «вела дело бестолково или недобросовестно, она постаралась прежде всего уверить себя и других, что царевич не зарезан, а зарезался сам в припадке падучей болезни» (Кл.). Марию Нагую и ее родственников обвинили в плохом присмотре за Дмитрием, в подстрекательстве к мятежу и в смерти верных государю людей. В этой комиссии мы впервые видим того из многих Шуйских, который станет потом царем, Василием IV.

  В оценке угличских событий мнения историков не расходятся. Все они считали, что Дмитрий был убит по велению Бориса Годунова и что убит был сын Марии, а не какой-либо другой мальчик.

  В Угличе казнили около двухсот мятежников, многим отрезали языки, а тысячи семей переселили на берега сибирской реки Пелым (лев. Тавды). Древний город опустел, как после повального мора. Никто не смел вспоминать о майской драме. Марию Нагую поселили в монастырь, ее родственников после пыток рассовали по темницам. Трупы Битяговского и других убийц царевича, брошенные мятежными угличанами в помойную яму, отмыли от нечистот и похоронили с почестями. Их семьи получили «богатые земли и поместья», а «слуги думные и знатные сановники были осыпаны дарами».

  Кремлевский двор умолк, но ропот в народе приглушить не удалось. Правда о зарезанном царевиче расходилась по всей стране. Взрыв народного возмущения назревал и в столице. И тут в Москве запылали пожары, выгорело несколько улиц. Годунов на средства казны быстро выстроил погорельцам новые дома. За строительными хлопотами москвичи забыли о Дмитрии и «славили Бориса».

  Разговоры о царевиче на время утихли и из-за нападения крымских татар. Хан Казы-Гирей, брат умершего Ислам-Гирея, через послов заверил Москву, что он идет «разорять Вильно и Краков». Годунов выставил сторожевые рати, чтобы оградить население от проходящего ханского войска, а 26 июня к царю прискакали гонцы и донесли, что около 150 тысяч «крымцев идет к Туле, обходя крепости, нигде не медля, не рассыпаясь для грабежей». Послушные Борису воеводы действовали решительно и быстро. Поскольку главные военные силы стояли в Новгороде и Пскове, спешно собрали гарнизоны ближних крепостей, подняли с землевладений запасных ратников, охранные полки отвели с Оки к столице. Позиции для обороны заняли верстах в двух от московских окраин. Годунов сам появился перед полками «в полном доспехе на ратном коне», однако главное командование он оставил за опытным воеводой князем Федором Мстиславским.

  3 июля орда Казы-Гирея подошла к Москве. На следующее утро начались боевые схватки. К вечеру татары захватили село Воробьево, но к городу их не пустили. Годунов с Мстиславским решили не жалеть пороху, приказали палить по вражеским позициям из всех пушек беспрерывно всю ночь. Грохот множества пушек и летящие из темноты раскаленные ядра производили на татар впечатление «разверзнутого ада». Их испугал и пущенный по округе слух, будто к Москве подходят рати из Новгорода и Пскова. За час до рассвета Казы-Гирей «бежал без памяти, оставляя по пути и лошадей, и рухлядь, и запасы». Русские полки бросились преследовать убегающих. Много крымцев утонуло при переправе через Оку в панике и торопливой суетне. Около Тулы воеводы отрубили хвосты растянувшихся в бегстве колонн и взяли больше тысячи пленных. Хан потерял две трети своего войска, в Бахчисарай он вернулся без всякой добычи.

  Щедрая помощь московским погорельцам и разгром татар перед столицей вызвали в народе волну добрых чувств к Годунову. Однако пересуды о событиях в Угличе через некоторое время снова ожили. У Бориса не хватило выдержки перетерпеть людскую молву. Ручейки тайных слухов могли бы истощиться сами собой, если бы перед ними не поставили обагренную кровью плотину. Охота за «клеветниками» только разжигала страсти. Разосланные по стране сыщики хватали неосторожных на слово людей, те при пытках называли других, «оговаривали безвинных». Тысячи жертв произвола погибали в истязаниях, умирали в темницах, становились калеками от усердия палачей. 1592 год вернул в Россию нравы Ивана IV.

  Этот год принес новые волнения и самому Годунову. Царица Ирина родила девочку, и по Москве прокатился слух, будто при родах был мальчик-наследник, а брат царицы подменил его. Новорожденная скоро умерла — заговорили, что ее отравил Борис. «Злословие и легковерие народа служили праведной казнью злодею за кровь Дмитрия» (К.). Упасть в грязь легко - подняться из нее чистым трудно!

  Кончилось перемирие со Швецией. Один шведский корпус шел к Новгороду, но русские полки оттеснили его за границу. Другие отряды прошли лесами к Онежской губе и захватили Сумский острог (пос. Сумский в Карелии). Годунов и теперь действовал быстро и решительно. Посланные им стрелецкие дружины уничтожили шведов в Сумском остроге и не допустили врагов к Соловецкому монастырю. Русские полки нагрянули в Финляндию. Шведы прятались от них в лесах, отсиживались за крепостными стенами Выборга и Або, в сражения не вступали.

  18 мая 1595 г. в местечке Тявзино возле Ивангорода был подписан договор о «вечном мире» между Россией и Швецией. За Швецией остались Нарва и Эстония с Ревелем. Россия закрепила за собой Ивангород, Копорье, Ямбург, Ореховую крепость, Кексгольм и восточную часть Лапландии (север Финляндии и запад Кольского полуострова). Тявзинский договор дал право российским и шведским купцам торговать во всех городах примирившихся стран.

  Крымские татары не решались на большие походы к Москве, но стремительными набегами опустошали селения в воронежских, тульских, рязанских и даже в каширских волостях. Кремлю опять пришлось заняться укреплением оборонительных линий. Усилили старые крепости — Курск, Воронеж, Ливны (г. в Орловской обл.), Кромы (пос. в Орловской обл.). На пустых местах или вокруг открытых селений строили новые крепости — Белгород, Оскол, Валуйки (все в Белгородской обл.) и другие. Создавались сплошные оборонительные рубежи «из цепи городов, острогов и острожков, обнесенных рублеными стенами или тыном, стоячими, остроганными сверху бревнами, со рвами, валами, лесными засеками, завалами из подсеченных деревьев в лесах» (Кл.). Крепости и остроги заселялись стрельцами, казаками, взятыми на охранную службу сельскими ратниками. Конные дозоры вели разведку и наблюдали за дорогами. Вокруг крепостных стен разрастались посады, появлялись огороды, сады, поля, пастбища, налаживалась хозяйственная жизнь. На землях оборонительных линий быстро росло число постоянных жителей.



Беседа 30, Пушнина вместо полков. Предсоборные спектакли Годунова. Месть за Ермака. Расправа над Романовыми. Голод 1601 и 1602 годов.

   При Федоре 1 внешняя политика Кремля вышла на широкий простор. Москва никогда раньше не видела такого наплыва иноземных посольств. Российские полки одних пугали, другие хотели использовать их в своих интересах. Австрийский эрцгерцог Рудольф II и римский папа Климент VIII стремились включить Россию в общехристианский союз против Турции. В 1595 г. Федор как бы согласился на участие в таком военном союзе, только вместо боевых полков Годунов отправил европейцам пушнину. Австрийскому двору было послано «на военные издержки» больше 40 тысяч соболей, 21 тысяча куниц, 120 чернобурок, бобровые и беличьи меха. Западные купцы оценили это богатство «в восемь бочек золота». Через год Вена потребовала от Москвы участия в союзе если не полками, то золотом или серебром, а не пушниной, которая уже не находила сбыта в Европе. Годунов не захотел «расточать сокровищ России». Австрийских послов приняли с почестями, но после переговоров они уехали ни с чем.

  Москву втягивал в себя кавказский узел. Годунов дважды посылал воевод с дружинами на помощь кахетинскому царю. Князья Григорий Засекин и Андрей Хворостинин брали на некоторое время Тарки (пос. в Дагестане), столицу дагестанских недругов Кахетии, но не выдержали натиска местных отрядов и отступили в крепость на Тереке. Александр II и его сыновья, «будучи слабыми между сильными», без российской помощи покорились турецкому султану, платили ему дань конями и шелком.

  В делах внутренней политики Годунов при жизни царя Федора памятен тем, что по его почину в России завершилось начатое Иваном III закабаление миллионов людей. В 1593 г. был введен запрет на «свободный переход крестьян из волости в волость, из села в село» и в Юрьевы дни. «Вместе с прикреплением крестьян последовало и прикрепление или обращение в холопы и вольных слуг» (С.). Каждая трудовая семья навеки закреплялась за хозяином той земли, на которой она жила. В 1597 г. вышел еще один крепостнический закон — «о непременном возвращении беглых крестьян с женами, детьми и со всем имением господам их». Для вольных земледельцев, ремесленников и дворовых слуг захлопнулась последняя отдушина к свободе — Юрьевы дни.

  В конце 1597 г. Федор I тяжело заболел. Перед смертью он велел зачитать собравшимся возле него боярам «духовную грамоту». Никто не сомневался, что сочинителем грамоты был Годунов. Престол отдавался царице Ирине, а советниками при ней назначались патриарх Иов, дворюродный брат умирающего царя Федор Романов и Борис Годунов. Ночью 7 января 1598 г. царь скончался. Всех, кто пришел во дворец прощаться с государем, Борис тут же заставил присягать Ирине. Кремлевский двор смирился с тем, что на троне впервые в России будет сидеть женщина и что фактическим правителем останется при ней Годунов.

  Дело, однако, обернулось по-другому. Бориса не устраивало господство без царского венца, он хотел стать коронованным государем. На девятый день после кончины Федора вдова-царица объявила, что она отказывается от престола и «навеки удаляется в монастырь». Управление государством Ирина поручила «боярам вместе с патриархом» и предложила собрать в Москве «все чины Российской державы, чтобы решить судьбу Отечества».

  Началась задуманная Борисом грандиозная операция. Сам он «заключился» в Новодевичьем монастыре вместе с сестрой, будто бы «предав Россию в жертву боярам». На самом деле верные ему люди повели агитацию за царя Бориса во дворце, в духовной среде, в войсках, в разных сословиях столицы. Когда в Кремль собрали «духовников, чиновников и граждан», никто не стал присягать боярской Думе. В толпе раздались крики: «Пусть царствует брат царицы!». Москвичи и кремлевские вельможи направились в монастырь, где патриарх сообщил Борису «волю божью и народную».

  Расчетливый хитрец «не забылся в радости». Он отказался от царского престола, заявив, что в столице есть более достойные по знатности и заслугам претенденты на государев венец. Зная свою силу, Борис добивался избрания в цари не уличной толпой и кучкой московской знати, а всероссийским «великим Собором». Собор открылся 17 февраля. На нем кроме высших светских и духовных вельмож заседало около 500 «чиновников и людей выборных из всех областей». Дело было обставлено так, что «в смеси чинов и званий» держалось удивительное единодушие. «За Годунова был патриарх, всем ему обязанный. Везде - в Думе, в приказах, в областном управлении — были люди, всем ему обязанные, которые могли все потерять, если правитель не сделается царем» (С.). Патриарх Иов заявил Собору: «Мимо Бориса Федоровича не должно искать другого самодержца!». Возражений не последовало. Слышались только крики восторга и здравицы новому царю.

  20 февраля Годунову объявили решение Собора, но он продолжил спектакли — сидел в монастыре, пока раздосадованное духовенство не заговорило об отлучении его от церкви. На следующий день была разыграна еще одна впечатляющая сцена. Приставы согнали народ. По знаку устроителей зрелища тысячи людей опустились перед Годуновым на колени, как бы умоляя его принять царство, и тогда он воскликнул: «Будет святая воля твоя, Господи! Повинуюсь тебе, исполняя желание народа!». Многоходовая операция закончилась успешно. Потомок татарского мурзы стал полновластным государем России. «Вся затеянная им комедия упрямого отказа от власти была только уловкой с целью уклониться от условий, на которых эта власть предлагалась» (Кл.). Теперь Борис подобно Ивану IV мог сказать боярам: «Условия вы узнаете!».

  Господство Бориса Годунова над Россией разделилось на две части. 14 лет он правил страной под венцом Федора 1 и на 7 последующих лет сделал царем себя.
В наследство от Рюриковичей Борис получил державу с огромной территорией и разнородным населением. Порастрясенная в конце царствования Ивана IV государственная казна при Федоре вновь наполнилась сокровищами.

  Основным источником кремлевских доходов являлись подати с земли по установленным нормам — деньгами и хлебом. Большую прибыль давали пошлины — торговые, промысловые, питейные и другие. В казну шла также дань от областей, признавших российское подданство, но не имевших земского управления. Эта дань поставлялась серебром, мехами, конями, скотом на мясо, рыбой. Специально для содержания царского двора из 36 городов с их деревнями, составлявших «царскую отчину», шли денежные оброки, самые разные продукты питания, предметы обихода, другие товары, корм для лошадей, дрова. Российские купцы ежегодно вывозили за границу обозы воска и сала, тысячи лосиных и оленьих выделанных кож, другие изделия скорняков, льняное полотно, пеньку. Наряду с кустарным появились зачатки промышленного производства. В стране добывалось много соли, раскапывались рудники, вырабатывались деготь, селитра, слюда. В Москве имелись пороховой и литейный заводы.

  Ко времени царствования Годунова отчетливо проявились темные стороны самодержавия. Историки отметили пагубность безграничного господства одних людей над другими, сетовали, что налоговые тяготы «вредили народному благосостоянию» и что хозяева земли безжалостно угнетали крепостных ради собственного обогащения. При самодержавии «водворилась страшная привычка не уважать жизни, чести, имущества ближнего; сокрушения прав слабого перед сильным при отсутствии боязни общественного суда» (С.). Древнерусские общественные устои размывались и в городах и в деревнях. Закрепощение работников за хозяевами земли совершенно изменило отношения между верхними и нижними слоями общества. Раньше на продажу шли в основном рабы-пленники, теперь владельцы деревень могли продать землю вместе с жителями. За убийство своего крепостного человека, если при этом и заводилось судебное дело, господину грозил только штраф в казну.

  Самодержавная власть таила в себе невидимую пока политическую гниль, которая подтачивала ее основы. Хозяева крепкого на вид державного дома еще не знали, что скрытая в подполье плесень возлетронных интриг поднимется по стенам до самой крыши и быстро развалит все их вековое строение. Царствование Бориса Годунова обернулось для России великой Смутой.

  При венчании на царство Борис еще раз изумил Москву. Он не позволил завершить церемонию, не принял венца и скипетра, а поехал к войску, которое готовилось отражать нападение татар. Схваченные на южной границе крымские разведчики поведали, что Казы-Гирей «со всей ордой» и 7 тысячами турецких янычар собрался в поход на Москву. Годунов приказал готовить силы для «большого похода царского». Собралось, как утверждали летописцы, невиданное в России войско — около 500 тысяч человек. Вместо ожидаемой «тучи врагов» 18 июня к царскому шатру на Оке прибыли мирные послы Казы-Гирея. Хан передал через них, что он «будет в воле Борисовой и готов идти на врагов Москвы». Годунов повелел дать полкам победный обед на приокских лугах. «Яства, мед и вино развозили обозами». Все были восхищены мудрым и щедрым государем, который без кровопролитий, «одной угрозой», остановил вражеское нашествие.

  Встреченный в Москве колокольным звоном недовенчанный царь отложил завершение церемонии до 1 сентября. Он тянул время, чтобы укрепить в народе нужные ему настроения. Так опытный винодел дает срок для вызревания в погребах доброго напитка. Цель была достигнута. «Никакое царское венчание в России не действовало сильнее Борисова на воображение и чувства людей» (К.). Самые смелые бояре уже не решались заикаться о каких-либо согласительных условиях самодержца с Думой. Венчальную церемонию Борис завершил обращением к участникам-зрителям. Он пообещал не иметь в царстве «ни сирого, ни бедного», не казнить преступников смертью, а «удалять их в пустыни сибирские», приказал всем «людям служивым» выдать двойное жалованье, а землевладельцев освободил на целый год от налогов. Восхвалениям доброго венценосца не было границ!

  Укрепляясь на московском престоле, Годунов не забывал о Сибири. По его велению воевода Тары Андрей Воейков в августе 1598 г. выступил с казаками и местными ратниками против Кучума, стан которого находился в то время на берегу Оби. Внезапным набегом русские сибиряки перебили охрану хана, схватили его 8 жен с детьми, пленили 50 чиновников и слуг. Самому Кучуму удалось бежать, но его вскоре убили ногайские татары. Воейков отомстил коварному врагу за гибель Ермака. Князьки и родовые вожди татар, вогулов, остяков перестали противиться русской администрации.

  В Сибири строились новые города: в 1598 г. - Верхотурье (г. в Свердловской обл.), в 1600 г. - Туринск, в 1601 г. - Мангазея (городище у с. Туруханска Красноярского края), в 1604 г. - Томск. А деревни русских поселенцев продвигались все дальше и дальше на восток.

  Во внешней политике Борис держал линию, намеченную еще при Федоре. Проводя «более охранительную, чем стяжательную» дипломатическую игру с тем или другим пограничным соседом, он ловко уклонялся от участия в больших войнах и отстаивал территориальные, хозяйственные, вероисповедные интересы государства не столько храбрыми воеводами, сколько толковыми послами. Помогали Борису и умевшие ладить с иноземцами богатые купцы.

  Поначалу вполне благоразумной была и внутренняя политика утвержденного Собором царя. Он освободил церковь от «всяких податей казенных» и возвратил духовенству судебные льготы — не только священники, а и жители церковных и монастырских земель стали отдаваться мирскому суду лишь «за душегубство». Годунов никого не казнил, запретил следственные пытки. Преступников заключали в тюрьмы или отвозили в безлюдные дали. Важные государственные дела решались с участием боярской Думы. Россия под управлением Бориса поднималась «на высшую степень своего нового могущества и руководствовалась с мудрой твердостью» (К.). Жизнь закрепощенного населения страны ухудшилась, но духовенство, владельцы земли, торговые и служилые люди полюбили и славили Годунова, «забыв убийство Дмитрия или сомневаясь в нем».

  Сам же Годунов помнил о преступлении и сознавал, что его скрытыми врагами ничто не забыто. Зная придворные нравы, он не мог избавиться от страха перед возмездием за убийство царевича. Этот страх пробудил в нем желание «все видеть и слышать», чтобы предупредить заговоры против себя. Постепенно Кремль и дворы московской знати наполнились подкупленными агентами клана Годуновых — чиновниками, стражниками, слугами. «Была сплетена сложная сеть тайного полицейского надзора, в котором главную роль играли боярские холопы, доносившие на своих господ, и выпущенные из тюрем воры, которые, шныряя по московским улицам, подслушивали, что говорили о царе, и хватали каждого, сказавшего неосторожное слово» (Кл.). В стране опять возродилась страшная система доносов и клеветы.

  Обличителями Бориса и главными его соперниками на царство могли оказаться пять двоюродных братьев покойного Федора I, сыновья Никиты Романовича Захарьина-Юрьева. По имени деда все они назывались Романовыми. В их семействе подкупили казначея, тот подкинул в кладовую хозяев мешок с ядовитыми корнями, по доносу провели обыск, предъявили мешок патриарху, а щедро оплаченные крикуны-подстрекатели возбудили волнения среди жителей столицы. Романовых обвинили в подготовке к отравлению Бориса и взяли под стражу.

  Устроенный Годуновыми суд признал узников виновными «в измене и в злодейском намерении извести государя средствами волшебства». Борис не дал казнить осужденных. Он все еще хотел выглядеть справедливым и милосердным правителем. В июне 1601 г. Федора Романова постригли в монахи с именем Филарета, а четырех его братьев разослали в дальние ссылки. Трое из них скоро стали жертвами «то ли горести, то ли насильственной смерти», четвертый умер после того, как ему позволили вернуться из ссылки. Федорова сына Михаила, будущего царя, вместе с родственными ему князьями Черкасскими отправили в Белозерск. Монахиней сделали и жену Федора. Михаилу было тогда 5 лет.

  Расправа над Романовыми насторожила Москву. Пошли слухи о коварной проделке с ядовитыми корнями в мешке. Всплыла из забытья и угличская драма. Российскому православному миру казалось, что сам бог наказывает страну за попустительство царским злодействам.

  В 1601 году многие области охватил страшный голод. С весны земля не подсыхала от непрерывных дождей, а в середине августа мороз погубил все поля, огороды и сады. На пашнях, засеянных «гнилыми семенами», не дождались всходов и в 1602 году.

  Борис «проявил чувствительность», раздавал зерно из царских житниц, повелел землевладельцам и купцам продавать хлебные запасы без повышения цен, распорядился выдавать бедноте из казны «по одной деньге» на человека. Ничего не помогло! Оборотистые дельцы скупали хлеб и продавали его «с прибытком бессовестным». К Москве за царской деньгой устремились тысячи голодающих. «Ели собак, кошек, всякую нечистоту. Люди сделались хуже зверей. Не только грабили, убивали за ломоть хлеба, но и пожирали друг друга» (К.). Ввели жестокие казни. Не помогло и это. Умирающим от голода палач не страшен! Специальные команды ездили по улицам городов, собирали трупы и сотнями хоронили их «в общих скудельницах». В одной Москве за 2 года и 4 месяца было учтено 127 тысяч мертвецов, погребенных таким способом.

  Только летом 1603 года центральные области страны начали мало-помалу оживать. Население резко сократилось и в городах и в деревнях. Дома опустели, а кладбища раздвинулись далеко за пределы старых оград. Люди, как после вражеского нашествия, заново разводили скот и птицу. Многие землевладельцы разорились, не могли кормить холопов, отпускали их или просто изгоняли из поместий без отпускных бумаг. Тысячи крепостных сами убегали из голодных мест. Беглецы и изгнанники пополняли шайки бродяг, группировались в отряды лесных разбойников. Для господ стала опасной езда по дорогам. Власти не справлялись с анархией и насилиями.

  В марте 1602 г. Борис «проявил милосердие» к поверженным Романовым — вернул из ссылки одного оставленного в живых брата Федора, а маленькому Михаилу Федоровичу позволил жить в имении княгини Черкасской около Юрьева-Польского. Мальчик получил возможность общаться с матерью, инокиней Марфой в Костромском монастыре.

  В голодые годы Борису все чаще мерещились новые соперники на царство. Заведенная машина доносов и клеветы продолжала перемалывать свои жертвы. Публично знатных господ не казнили, но схваченных по наветам и подозрениям людей морили голодом в темницах, истязали пытками, отправляли на смерть в глухие места. «Это печальное время Борисова царствования, уступая годам Ивана IV в кровопийстве, не уступало им в беззаконии и разврате» (К.). «На место династии стала родня, главой которой являлся земский избранник, превратившийся в мелкодушного полицейского труса» (Кл.).

  Как бы правители ни прятали свои злодеяния, как бы ни оправдывали государственными интересами личную или семейную корысть, народ рано или поздно открывает их тайны. Правду не закуешь в цепи, не выселишь в тайгу. При всяких тиранах она, правда, вырывалась за стены дворцов и тюрем и вначале шепотом, с оглядкой, а потом все громче и громче била в тревожные колокола. Вокруг Бориса еще крутились услужливые льстецы, духовенство еще старалось поддержать вчерашнюю добрую славу Годунова, но народ уже распознал его двойную душу.



Беседа 31. Восстание Хлопка. Могущественное ничтожество. Лжедмитрий и поляки в России. Убийство Федора II. Лжецарь на троне.

   После запрета на мужицкую волю в Юрьевы дни и особенно в голодные годы множество беглых крестьян, слуг, ремесленников и закрепощенных «людей воинских» находили пристанище в Малороссии и Белоруссии. Бездомные и бездельные массы людей горели желанием вернуться на родину и добиться в стране справедливых порядков. В 1603 г. большой отряд «украинских беглецов» под руководством атамана Хлопка-Косолапа направился к Москве. К этому отряду присоединились тысячи восставших крестьян из южных, западных и центральных областей России. В сентябре многочисленные, но плохо вооруженные толпы бедноты подошли к Москве.

   «В упорной и жестокой битве» перед самой столицей мятежники были разбиты и разогнаны царскими полками. Раненный в сражении Хлопко попал в плен и был замучен до смерти пытками. Всех пленников сентябрьской битвы «перевешали».  Годунов уже не вспоминал о своем обещании не казнить людей смертью.

  Народные возмущения не утихали. Крестьянские мятежи вспыхивали во многих местах. Всю осень и зиму повстанцы нападали на господ, жгли их усадьбы. Царские каратели убивали, вешали бунтовщиков, принуждали разбегаться по лесам целые деревни. Во всех сословиях росла ненависть к царю Борису. Его считали главным виновником ниспосланных на страну смертей и несчастий.

  Вдобавок к внутренним бедам обострились отношения Кремля с Персией и Турцией. Персы разоряли дружественную Грузию, и кахетинский царь Александр II настоятельно просил у Москвы защиты. Годунов отправил на Кавказ воевод Бутурлина и Плещеева с полками. В 1604 г. российское войско взяло дагестанскую крепость Тарки, однако грузинские отряды на соединение с ним не пришли. Персидский шах заставил кахетинского царя прибыть в свою столицу вместе с сыном Константином, а в это время в Грузию вторглись турки.

  Перед нападением турок в Кахетию прибыл московский посол Михаил Татищев с отрядом стрельцов, и в сражении 7 октября 1604 г. стрелецкие залпы так «изумили неприятелей, что они бежали не оглядываясь». После победы над турками кахетинский царевич Юрий сдружился с послом Татищевым, а местные жители «славили горсть россиян как героев». Эти дружеские отношения были оборваны жуткой трагедией.

  Сын Александра II, Константин, изменил православию и перешел в мусульманскую веру. 12 марта 1605 г. он с двумя тысячами персов захватил отцовский престол. Явившийся на крики во дворце Татищев увидел перед Константином две отрубленные головы — царя Александра II и царевича Юрия. Новый правитель начал службу шаху убийством своих отца и брата. Татищеву он заявил, что «до времени останется подданным шаховым». Из залитого кровью дворца московский посол направился в Картлийское царство со столицей в Тбилиси. Там правитель Юрий не хотел поддаваться ни туркам, ни персам. Он заявил Татищеву: «Отдаюсь России и с царством и с душой!». При расставании посол пообещал прислать Юрию «150 храбрейших воинов», но в Москве к тому времени было не до Грузии — страну лихорадила Смута.

  Было брошено на произвол судьбы и российское войско у Каспийского моря. Весной 1605 г. турки с отрядами местных горцев изгнали с берегов Сулака (впадает в Каспийское мо¬ре) группировку князя Василия Долгорукого и осадили гарнизон в Тарках. В сражениях за эту крепость погибло больше 6 тысяч российских бойцов, в том числе и воеводы Бутурлин с Плещеевым. Оставшиеся в живых пробились из окружения и ушли в Астрахань. Хозяевами в Дагестане стали турки.

  Все внутренние и внешние неурядицы отодвинулись в мыслях Годунова на задний план, когда ему донесли о самозванце, выдававшем себя за царевича Дмитрия. Если раньше Бориса преследовала тень зарезанного мальчика, то теперь появился терзатель его совести в облике живого человека.

  Соловьев и Ключевский считали, что мысль о самозванце была «высижена» той частью боярства, которая при Годунове оказалась обделенной почетом, чинами и источниками доходов. Врагам Бориса «надобно было орудие, которое было бы так могущественно, что могло свергнуть Годунова, и в то же время так ничтожно, что после легко было бы от него отделаться и очистить престол для себя» (С.). «Винили поляков, что они подстроили лжецаря, но он был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве» (Кл.). Карамзин и Костомаров в самозванстве Лжедмитрия больше упирали на происки поляков.

  Юрий Отрепьев приехал искать удачи в Москве из Галиции. Он служил у Романовых и князей Черкасских, потом постригся в монахи Чудова монастыря с именем Григория. Бойкого инока заметил патриах Иов и взял к себе «для книжного дела». Григорий получил доступ в царский дворец. Охранителям Годунова стало известно о крамольных шутках книжника в разговорах с приятелями: «Я буду царем в Москве». Пустобреха собрались выслать в Белозерск или на Соловки, но в феврале 1602 г. кто-то помог ему бежать в Новгород-Северский, а оттуда перебраться в Киев. Григорий пристроился к запорожским казакам, научился «владеть мечом и конем». Потом он осваивал «польскую и латинскую грамматику» в частной школе на Волыни, а после этого нанялся на службу к польскому князю Адаму Вишневецкому, имение которого находилось в Брагине (пос. в Гомельской обл.). Там и началось его восхождение к московскому престолу.

  В поместье Вишневецкого готовый к исполнению своей роли авантюрист притворился тяжело больным и попросил приглашенного духовника: «Я умираю. Погребите меня, как хоронят детей царских. Не открою своей тайны до гроба, а потом найдешь под ложем свиток, все узнаешь». Ясно, что исповедник взял бумагу, не дожидаясь смерти княжеского слуги, и показал ее Вишневецкому. В «предсмертном» письме говорилось, что хоронить следует не простого служку, а московского царевича Дмитрия. Больной выздоровел и развеял сомнения князя, показав ему нагрудный золотой крест с драгоценными камнями, будто бы одетый на царевича крестным отцом Иваном Мстиславским.

  Что тут началось! Из Брагина поскакали гонцы в Краков. По всей Речи Посполитой разнеслась весть о спасенном законном наследнике Ивана IV. Завертелось обманное колесо самозванства, которое потом лихо прокатилось по российским землям и на время подмяло под себя огромную державу угасшей династии Рюриковичей.

  Возвеличивать фигуру Лжедмитрия помогали Адаму Вишневецкому его брат Константин и воевода Сандомира (г. Сандомеж в Польше) Юрий Мнишек. Самозванца доставили в Краков, устроили ему встречу с послом папы римского Рангони, а тот повез его к королю. Сигизмунд III принял Отрепьева «стоя и с ласковой улыбкой», признал в нем сына Ивана IV и назначил «на содержание царевича и всякие издержки 40 тысяч злотых ежегодно». Верили папский нунций и польский король сомнительной сказке или не верили, но оба без колебаний ухватились за возможного союзника в борьбе с Москвой, которая никак не поддавалась духовной опеке Рима и своим усилением грозила Речи Посполитой.

  Окружение Сигизмунда удержало его от использования «царевича» в открытой войне. Король не стал разрывать официального перемирия с Россией, а поручил Вишневецким и Мнишеку набирать войско «из вольницы» и двинуть его на Москву под знаменем царского сына. Поляки и католические иезуиты принялись вербовать наемников и собирать отряды в Галиции. Поначалу там «ополчалась не рать, а сволочь» (К.). На дармовое жалованье шли бродяги, оголодавший люд, шайки грабителей. Но потом ободряющей лжи про живого царевича поверила значительная часть русского населения. Народу очень хотелось иметь доброго и справедливого государя. В Галиции из российских беглецов составилась большая дружина во главе с дворянином Борошиным. К лжецарю охотно шли донские казаки, «стесненные при Борисе более, чем когда-либо прежде, ибо он не велел их пускать ни в один город» (С.).

  Тем временем проворный Юрий Мнишек просватал свою дочь Марину за мнимого царевича и взял с него письменное обязательство, в котором самозванец дарил будущему тестю Смоленск и Новгород-Северский, обещал дать ему после воцарения миллион злотых, а Марине передать во владение Новгород и Посков «со всеми уездами». Еще не овладев страной, Гришка приготовился расточать ее просторы и богатства.

  15 августа 1604 г. Лжедмитрий повел собранное для него войско к Днепру. Возле Киева к его отрядам присоединились две тысячи малороссийских казаков и толпы разночинной вольницы. 16 октября воинство лжецаря вступило в пределы России.

  Осведомители Бориса подвели его, не сказали вовремя всей правды. В клане Годуновых никто не думал, что беглому монаху, посвященному патриархом в дьяконы, удастся собрать серьезную военную силу. В Кремле засуетились лишь после того, как Отрепьев пошел по российским областям, рассылая во все стороны гонцов со своим манифестом. В манифесте говорилось, что бог спас Дмитрия от убийцы Бориса и что теперь царевич идет «взять наследие своих предков», чтобы установить в державе «мир, тишину, благоденствие».

  Обещания самозванца находили отклик в сердцах угнетенных и обиженных властями людей. Мнишек не давал войску обижать население, наоборот, «сыпал серебро» пополняющим отряды добровольцам из русских деревень и городов. Нашлись предатели среди знатных врагов Годунова. 26 октября свиту Лжедмитрия встретил хлебом-солью воевода Чернигова князь Иван Татев. Три сотни черниговских стрельцов с 12 пушками влились в галицкое войско. В селениях обманутые жители встречали разодетого в царские одежды Гришку на коленях и кричали: «Да здравствует государь наш, Дмитрий!». Не захотел отдаваться самозванцу только Новгород-Северский. Возглавлявший оборону города боярин Петр Басманов прокричал с крепостной стены: «Царь в Москве! А ваш Дмитрий-разбойник сядет на кол вместе с вами!».

  Пока продолжалась осада Новгорода-Северского, Лжедмитрию без сопротивления сдались Путивль, Рыльск, Валуйки, Оскол, Воронеж, Кромы, Ливны, Елец, Трубачевск. Годунов и Дума в запоздалой спешке собирали силы для отпора врагу. Главным воеводой назначили князя Федора Мстиславского, основное войско сосредоточили в Брянске. От городов требовали ратников, грозили «жестокой казнью ленивым и беспечным». Священникам было велено петь во всех церквах вечную память царевичу Дмитрию и проклинать расстригу Гришку. Но эти меры дали мало пользы. Даже в собранных для похода полках многие командиры и рядовые воины успели поверить манифесту лжецаря.

  Выведенное из Брянска 40-тысячное войско при подходе к Трубчевску встретило отряды противника и трое суток занималось только «мелкими ошибками». 21 декабря битва все-таки началась, но она не принесла победы ни той, ни другой стороне, хотя у Лжедмитрия и Мнишека имелось всего 15 тысяч бойцов. На помощь Мстиславскому подоспел из Новгорода-Северского Петр Басманов с дружиной, и самозванец, испугавшись окружения, отошел с места битвы. Русские воеводы, потеряв около 4 тысяч ратников, тоже ушли в сторону «от стыда безмолвствуя».

  Галицкие наемники были смелы, пока их встречали колокольным звоном и поклонами, а после потерь в сражении они стали разбегаться. Оставил своего будущего зятя и Юрий Мнишек. С самозванцем остались «400 удальцов польских», запорожские и донские казаки, конный русский отряд с пушками да толпы поверивших ему русских же крестьян и холопов. Годунов заменил израненного в битве Мстиславского князем Василием Шуйским, а Басманова отозвал в Москву и щедро наградил его за геройство. Шуйский повел войско к Севску (г. в Брянской обл.), куда отошли силы Лжедмитрия, и большим численным превосходством своих полков разгромил неприятельские отряды. Создалось впечатление полной победы над самозванцем. В Москву помчались гонцы с донесением о гибели Гришки Отрепьева.

  Победная весть привела Годунова в восторг. Он приказал петь в церквах благодарственные молебны, выделил на награды участникам сражений 80 тысяч рублей. Однако его радость скоро сменилась гневом. Гришка с князем Татевым и горсткой поляков ушел от гнавшейся за ним царской конницы и объявился через некоторое время в Путивле. Самозванцу хорошо помогли верные Борису воеводы, которые безжалостно расправлялись «за измену» с жителями южных и западных областей. В Путивль бежали от карателей тысячи и тысячи обозленных на Москву людей. В некоторых городах население защищало свои крепости от царских полков, как от иноземных неприятелей.

  В войске росло недовольство кремлевским правлением. Воеводы не проявляли боевого рвения, ратники не бросались под пули и сабли. Борис выходил из себя, грозил подданным жестокими карами и этим наживал себе новых врагов. Он «еще был самодержцем, но чувствовал оцепенение власти в руке своей и с престола, еще окруженного льстивыми рабами, видел открытую для себя бездну» (К.).

  Бездна поглотила Бориса Годунова раньше, чем он этого ждал. 13 апреля 1605 г. за обеденным столом у него вдруг полилась кровь из носа, рта, ушей. Теряя сознание, он благословил на царство сына Федора и через два часа умер.

  Смерть Бориса облегчила Лжедмитрию путь к престолу. Федор II принял царство 16-летним юношей. Он был хорошо образован, обладал приятной внешностью и спокойным характером, но его чернила тень родителя. Борис многое сделал для укрепления Российского государства, но из-за страха потерять власть он погубил результаты своих многолетних и полезных для страны трудов. Как говорится, сам просо сеял, сам его и вытоптал. Там, где народ ненавидит правителей, успехи государственного благоустройства прочными не бывают! Федор II мог опереться только на приближенных к трону родственников отца.

  Чтобы повысить авторитет правительства при молодом царе, Дума отозвала от воеводства и включила в свой состав князей Федора Мстиславского, Василия и Дмитрия Шуйских. Главным воеводой направили к войску Петра Басманова. Все делалось быстро и суетливо.

  Басманов 17 апреля принял от полков присягу на верность царю Федору, а в мае Москву поразила весть о предательстве главного воеводы. Он по сговору с князьями Василием и Иваном Голицыными и Михаилом Салтыковым перешел на службу к самозванцу. За Басмановым, как гуси за вожаком, полетели в лагерь лжецаря новые предатели — целые косяки бояр и дворян из Рязани, Тулы, Каширы, Алексина. 7 мая Басманов в Путивле «громогласно» объявил мнимого Дмитрия законным царем, а князь Иван Голицын обратился к польскому ставленнику со словами: «Сын Иванов! Войско вручает тебе державу России. Обольщенные Борисом, мы долго противились, ныне же все единодушно тебе присягнули. Иди на престол родительский! Если Москва дерзнет быть строптивой, то мы усмирим ее!».

  Отрепьев с накопленным в Путивле разносословным войском двинулся к Москве Сопротивление он встретил только в Орле, где дружина храбрецов «не захотела изменять закону», но и она не могла удержать город. А Москва будто впала в гипнотический сон. «Власть верховная дремала в палатах кремлевских». 1 июня посланцы Лжедмитрия дворяне Гавриил Пушкин и Наум Плещеев явились в «открытую, безоружную» столицу и с Лобного места зачитали народу грамоту самозванца о своем воцарении. Полный текст этой длинной грамоты приведен в 11 томе Карамзина. Москвичи слушали Гришкиных посланцев «с благоговением». Тут же нашлись исполнители задуманного плана: царя Федора, его мать, сестру и их родственников взяли под охрану, а «имения их расхитили». Погром шел под крики: «Да здравствует царь Дмитрий! Солнце восходит для России! Гибель племени Годуновых!». Доверчив народ русский!..

  От Годуновых отреклась вся московская знать. Боярство, дворянство, купечество, духовенство — все заторопились в Тулу, где разместился Лжедмитрий. 3 июля самые проворные уже присягали ему, звали занять место на царском троне, но он не хотел появляться в столице при живом Федоре и на глазах своего бывшего покровителя патриарха Иова. Басманов, князья Василий Голицын и Василий Мосальский, дьяк Сутупов взяли на себя роли тайных палачей, подобрали исполнителей злодейского плана. Патриарха избили прямо в Успенском соборе и увезли в Старицкий монастырь (г. Старица в Тверской обл.). Всех близких к Федору вельмож заковали в цепи. Боярина Семена Годунова задушили.

  10 июня Голицын, Мосальский, дворяне Михаил Молчанов и Шеферединов со «звероподобными стрельцами» явились в кремлевский дом Бориса Годунова, где содержались под охраной молодой царь, его мать и сестра. Мать «удавили веревкой». Федор, «наделенный от природы необыкновенной силой», боролся с убийцами, но тоже был задушен. Царевну Ксению оставили в живых для «сластолюбивого» самозванца.

  20 июня 1605 г. Лжедмитрий вступил в Москву. Звенели все столичные колокола. «Улицы, башни и стены были усыпаны зрителями». Люди падали на колени и славили одурачившего их проходимца. После притворно-печальных поклонов гробу Ивана IV самозванец устроил пир «во дворце, на площадях и в домах: пили и веселились до самой ночи». Народ не понимал, что столь радостно празднуется чужая победа. Летописец написал об этом горько-памятном дне: «Но плач был недалеко от радости, а вино лилось в Москве перед кровью».

  В первые же дни царствования Лжедмитрий повелел вернуть в столицу всех высланных при Борисе Годунове. Федору-Филарету Романову дали кафедру митрополита в Ростове. На место Иова поставили рязанского архиепископа Игнатия, который первым из духовенства явился на поклон к самозванцу в Тулу. Получили высокие чины другие пособники Отрепьева. Москвичей удивляло, что царь не торопится на встречу с матерью, Марией Нагой. Только через месяц с лишним она появилась наконец в Кремле и «узнала» в ложном государе убитого 13 лет назад Дмитрия.
 
  Православным священникам не понравилось, что при венчании новоявленного самодержца на царство католический духовник приветствовал государя «латинской речью». Опасения иерархов скоро подтвердились и поведением самого венценосца. Умный на хитрости и обманы, Лжедмитрий показал себя «легкомысленным, вспыльчивым и грубым» в делах государственных и вероисповедных. Царский венец вскружил ему голову, он стал заносчивым и чрезмерно самоуверенным. Кремль быстро наполнялся поляками, которые отодвигали от управления столицей и страной московских вельмож. Даже Басманов, оставаясь любимцем царя, оказался не у важных дел. Надежды сановных изменников на прирученного и послушного боярству государя не оправдались.

  Не оправдались и народные надежды на доброго царя. Сниженные поначалу налоги поднялись выше прежних. Во многих местах появились польские чиновники. Вооруженные шляхтичи обижали мирных жителей. Люди заговорили о небрежении залетного царя к православию. Он садился за стол не с молитвой, а с музыкой, «пировал, когда народ постился», с безумной щедростью расточал казну на роскошь и развлечения. Москвичей возмущали и слухи о холостяцком беспутстве вынырнувшего из небытия самодержца. Он как будто хотел перещеголять в пороках самого Ивана IV. «Пылая сластолюбием, бесчестил жен и девиц, двор, семейства и святые обители дерзостью разврата» (К.). Сестру убитого Федора II, юную Ксению, он насильно взял в наложницы, а когда она ему надоела, заключил осиротевшую царевну в монастырь.

  Есть один извечный закон: то, что взято обманом, рано или поздно отбирает истина! В Москве физиономию Гришки помнили многие. Появились смельчаки, «всенародно кричавшие», что на престоле сидит Григорий Отрепьев из Чудова монастыря. Разоблачителей хватали и «умертвляли в темнице». Другие бывшие знакомые Гришки-расстриги на улицах не кричали, но говорили о нем родственникам и друзьям.

  Пошел на смертельный риск князь Василий Шуйский, который видел в Угличе убитого царевича своими глазами. Он начал рассказывать близким, что «Россия лежит у ног обманщика, который стал орудием ляхов и папства». Его речи услышали доносчики. Князь и на суде смело «говорил истину». Его приговорили к смерти. Перед казнью Шуйский выкрикнул собранному у Лобного места народу: «Братья! Умираю за истину, за веру христианскую и за вас!». Когда голова князя уже лежала на плахе, посланец Лжедмитрия остановил казнь. Поляки испугались, что смерть Шуйского вызовет народные возмущения. Помилованного обличителя и его братьев, Дмитрия и Ивана, отправили в Галицию под охрану королевских надзирателей.

  За правду о самозванном царе казнили дворянина Тургенева, мещанина Федорова, «изрубили в куски» семерых стрельцов. В стране возродилась годуновская система слежки. По доносам хватали, пытали, душили в тюрьмах тех, кто выражал сомнения в родстве царя с Иваном IV. Лжедмитрий нанял в телохранители 300 немцев и нигде не появлялся без охраны.


Беседа 32. «Царица» Марина. Конец Гришки Отрепьева.
            Василий 1V. Восстание Болотникова. «Истребление высших классов».

   В сентябре 1605 г. Лжедмитрий направил в Краков посольство во главе с «великим секретарем и казначеем» дьяком Афанасием Власьевым. Власьев уведомил Сигизмунда III о желании российского государя «разделить престол» с Мариной Мнишек. Король не стал медлить. 12 ноября было проведено обручение будущей царской пары. На церемонии присутствовал сам Сигизмунд, а Власьев «заступил место жениха». Сразу же отправиться в Москву невесте помешала жадность ее отца: Юрий Мнишек хотел вначале получить от нареченного зятя обещанные злотые. Марина и ее родственники поехали в Россию весной 1606 года.

  А самозванец, казалось, хотел обратить свое царствование в сплошной праздник. В Москве «никогда не бывало столько пиров и шума, никогда не видали столько денег в обращении, ибо немцы, ляхи, казаки сыпали золотом; не только ели, пили, но и в банях мылись из серебряных сосудов» (К.). Разнузданные гуляки оскорбляли и избивали обывателей, насиловали женщин. Карамзин дал Лжедмитрию крайне уничижительную характеристику. Другие историки тоже писали о самозванце с неприязнью, но отметили и некоторые его достоинства. По мнению Соловьева, он, несмотря на все его пороки, был деятельным правителем, «в минуту решал такие дела, над которыми бояре долго думали». Еще больше положительных черт находил в «названном Дмитрии» Костомаров. Ключевский считал, что лжецарь «не хотел быть орудием в руках бояр, действовал слишком самостоятельно, развивал свои особые политические планы очень смелые и широкие» и в то же время это был «человек низкий и легкомысленный, жестокий, распутный мот».

  Гришка решил превратить влиятельных князей Шуйских из обиженных врагов в благодарных друзей. Через полгода томления в Галиции опальные братья получили разрешение вернуться в Москву. Поляки не подозревали, что Василий Шуйский приехал домой с клятвой «погибнуть самому или погубить Лжедмитрия». У него нашлись тайные сторонники и среди столичной знати, и в войске, и в церковной среде. Бесчинства иноземцев сделали союзниками заговора многих жителей города.

  Между тем сандомирская Марина с родственниками пробиралась по весеннему бездорожью к Москве. В Вязьме Юрий Мнишек оставил дочь и 25 апреля явился в Кремль для переговоров о злотых и свадебных торжествах. 2 мая Марина приехала в столицу. «Звонили в колокола, стреляли из пушек, били в барабаны, играли на трубах, а народ безмолвствовал, изъявляя более печаль, чем радость» (К.).  Для размещения прибывших с невестой самозванца многочисленных гостей выселили из своих домов в центре города не только дворян, купцов и священников, а и знатных вельмож. Москва загудела, как пчелиный улей, в который влезла мышь. Но следом за обозом Мнишеков в город пришли польские дружины. «Ляхи начали доставать из телег сабли, копья, пистолеты». Угрюмые толпы безоружных москвичей рассеялись без сопротивления.

  В эти же дни в Москву прибыло большое посольство Сигизмунда III. Королевские послы торопились усадить Марину на царский престол рядом с Лжедмитрием. 8 мая новобрачных обвенчали. Вопреки российским державным обычаям «польскую шляхтенку» сразу же венчали и на царство, официально уравняв ее в правах с самим царем. Такое женовластие иноземки явилось еще одним ударом по самолюбию москвичей. После торжеств новые хозяева столицы на 10 дней окунулись в пиры и забавы.

  Руководители заговора в дни этих пиров провели тайное совещание, на котором Василий Шуйский прямо заявил, что поначалу он «признавал Лжедмитрия только для того, чтобы избавиться от Годунова». Распустили слух, будто назначенные царем на 18 мая военные игрища на самом деле обернутся расправами над народом. Люди начали вооружаться. Как бы для участия в штурме построенной для игры потешной крепости создавались отряды с командирами сотен и полусотен. 18 тысяч ратников, направленных в Елец для заслона границ от крымских татар, вернулись с дороги и «вкрались в Москву с разных сторон».

  При восходе солнца 17 мая в городе загремели набатные колокола. На Красную площадь устремились толпы людей «с копьями, мечами, самопалами». У Лобного места восставших ждали в ратном облачении князья Василий Шуйский, Василий Голицын, боярин Иван Куракин и другие вожди заговора. Распахнулись Спасские ворота Кремля. Шуйский крикнул: «Во имя божие идите на злого еретика!». Люди ринулись к дворцу. Мечи засверкали в царских палатах. Убили Петра Басманова.

  Самозванец выскочил через окно на задний двор и сильно ушибся при падении. Туда привели Марию Нагую, и она призналась, что «опознать» обманщика ее заставили угрозами. Лжедмитрия приволокли во дворец, где он умолял окружающих: «Несите меня на Лобное место, я объясню истину людям». Кому-то не хотелось открывать всей истины. Дворянин Григорий Валуев выстрелил в лжецаря «из короткого ружья, бывшего у него под армяком». Трупы коронованного авантюриста и изменника Басманова бросили на Лобное место.

  Ожесточенные схватки разгорелись во многих местах, где размещались поляки. Китайгород и Белый город «плавали в крови». Резня продолжалась часов семь. По данным Соловьева, было убито 1200—1500 иноземцев.

  Вождей заговора напугал размах народного восстания. Чтобы утихомирить москвичей, «дружины воинские разгоняли чернь». Марину, ее родственников, королевских послов, других знатных поляков и литовцев объявили пленниками. «Большим боярам нужно было создать самозванца, чтобы низложить Годунова, а потом низложить и самозванца, чтобы открыть дорогу к престолу одному из своей среды... Бояре видели в самозванце свою ряженую куклу, которую, подержав до времени на престоле, потом выбросили на задворки» (Кл.). Боярам помог избавиться от Лжедмитрия восставший народ, но когда повстанцы принялись громить дома русской знати, предавшейся самозванцу, против «черни» применили военную силу.

  Ни у кого в Москве не было сомнений в том, что опустевший царский трон займет Василий Шуйский, «виновник, герой и глава восстания». Чтобы не уподобиться Лжедмитрию, который захватил престол убийством Федора II, следовало созвать Земский собор. Но боярская верхушка «не имела терпения», внушала людям, что «где Москва, там и государство». 19 мая собранным на Красной площади москвичам объявили имя нового царя. В этот же день в Успенском соборе духовенство благословило Василия Шуйского на управление державой, а 1 июня была проведена церемония венчания боярского государя на царство. Все делалось «скоро и спешно, без расточительной пышности».

  Тело Лжедмитрия было закопано в яму за городом, а там окрестные огороды пострадали от заморозка. Природную беду знатоки объяснили волшебством мертвого еретика-расстриги. Труп достали из земли, сожгли на костре и пеплом выстрелили из пушки в ту сторону, откуда самозванец пришел в Москву. Надежды польского короля и римского папы на политическое и духовное проникновение в Россию развеялись вместе с прахом лжецаря, который не продержался на престоле и одного года.

  Василий IV «являлся царем боярским, партийным, вынужденным смотреть из чужих рук» (Кл.). Люди дивились как бы добровольным с его стороны урезанием самодержавных прав. «С воцарением Шуйского бояре стали иметь гораздо больше власти, чем сам царь» (С.). Это тревожило народ — засилье боярских кланов не предвещало стране ничего хорошего. Не все признавали Шуйского, посаженного на трон без Земского собора, законным государем.

  Среди населения и в столице и в областях появились признаки «своевольства». Частые смены венценосцев, кровь во дворцах, разоблачения самодержавных злодейств — все это подрывало веру людей в богоданность царской власти. Опору своему правлению Василий IV находил только среди духовенства. Патриархом на место рязанского Игнатия был избран казанский митрополит Гермоген, один из тех святителей, которые не запятнали себя сотрудничеством с самозванцем.

  Правящие бояре в первую очередь занялись вопросами внешней политики. В Киев отправились посланцы с миролюбивой грамотой, чтобы смягчить обиду малороссийских князей за побитых в Москве днепровских казаков. Плененные послы Сигизмунда III согласились вести переговоры с новым царем. Условились, что все «нечиновные ляхи» подлежат отправке на родину, а знатных Шуйский оставил в России до выяснения отношений с королем. В Краков «для объяснений и переговоров» поехал князь Григорий Волконский. Сигизмунд принял его с ледяным отчуждением. Переговоры свелись к взаимным обвинениям. Волконский говорил: «Вы дали нам обманщика, ложного царя!». Польские вельможи отвечали: «Вы взяли его с благодарностью!». Не договорились ни о чем, однако главную свою задачу князь выполнил: дело обошлось без войны.

  Дума спешила восстановить связи с европейскими странами. Московские послы направились в Вену, в Лондон, к датскому королю. От крымского хана получили заверение «в братстве» и обещание не тревожить Россию набегами. Но скоро внутренние события заставили Кремль забыть о внешних интересах державы.

  Укрепившиеся возле трона бояре не хотели огласки своего сговора с Шуйским и только промеж себя говорили, «как чисто удалось им ощипать старого петуха». Их устраивало, что принятые ими решения выдавались за волю самодержца. А те бояре, которым не досталось мест в правящей группировке, начали требовать созыва Земского собора для избрания единовластного государя. Получить от Собора неограниченную Думой власть хотел и сам Шуйский. Он стал искать новых союзников в столице и в других городах. В связи с этим клановая вражда и интриги в боярской среде выплеснулись за пределы господских особняков. Титулованные противники царя воспользовались для борьбы с ним мятежными настроениями российского крестьянства.

  Крестьяне и холопы не выдерживали крепостного гнета, а обманные манифесты Лжедмитрия только распалили их мечты о справедливом устройстве земной жизни. Летом 1606 г. началось восстание под руководством Ивана Болотникова, которое переросло потом в настоящую войну простонародья с господскими сословиями.  Движение повстанцев началось в Путивле. Туда набежало множество сторонников убитого самозванца, там же находили приют и бунтовщики, бежавшие из родных мест от царских карателей.

  В Путивль после избавления Москвы от поляков воеводой назначили князя Григория Шаховского, одного из усердных пособников лжецаря. По глупости это было сделано или с умыслом, но разогнанному отрепьевскому стаду дали обозленного на Шуйского пастуха.

  Шаховской собрал на площади народ и заявил, что в суматохе московского восстания 17 мая был убит не Дмитрий, а похожий на него немец, и что сын Ивана IV скрывается до поры в надежном месте. Князь видел готовность закабаленного крестьянства и тысяч беглых мужиков к войне против московских властей. Его выступление в Путивле сработало подобно пылающей головне, брошенной в сухое сено. Однако повстанцы подняли совсем не то знамя, которое предлагал Шаховской. Они не стали ждать появления нового сомнительного царя, а пошли за холопом черниговского воеводы Иваном Болотниковым. Этого холопа сделала народным вождем тяжелая судьба. В молодости он был пленен татарами, продан в рабство туркам, перепродан немцам и после многих лет неволи бежал на родину, где его ждала такая же неволя.

  В июле 1606 г. толпы вооруженных людей направились из Путивля в сторону Москвы. «Казалось, что все города южной России ждали только примера. Чернигов, Стародуб, Новгород-Северский немедленно, а скоро и Белгород, Борисов, Оскол, Трубчевск, Кромы, Ливны, Елец отложились от Москвы» (К.). Основу повстанческой армии составили трудовые низы российского населения. Против царско-боярской власти «встали холопы и крестьяне, к ним присоединились инородцы» (С.). «Болотников набирал свои дружины из бедных посадских людей, бездомных казаков, беглых крестьян и холопов, из слоев, лежавших на дне общественного склада, и натравливал их против воевод, господ и всех власть имущих» (Кл.). Надеясь с помощью Болотникова посадить на московский престол угодного для себя царя, к восставшему народу, примкнули князья Шаховской, Телятевский, Долгорукий, братья Мосальские и многие дворяне.

  Посланные Василием IV к Ельцу и Кромам полки были разбиты и обращены в бегство мужицким войском. Слух о борцах за справедливость летел впереди идущей к столице армии. Орел, Мценск, Тула, Калуга, Венев, Кашира, Рязань «вооружились и пристали к бунту». По всем дорогам, спасаясь от мятежников, бежали к Москве семьи господ, чиновников, торговцев.

  Но в некоторых городах дворяне и войсковые начальники сами возглавили мятежи. У Болотникова появились отряды «владельцев, людей домовитых». Ими командовали сотник Истома Пашков из Венева, воевода Григорий Сунбулов и дворянин Прокопий Ляпунов из Рязани. Пламя восстаний охватило Смоленск, Дорогобуж, Вязьму, Ржев, Зубцов (г. в Тверской обл.), Старицу. На царя поднялась почти вся южная и западная Россия.

  Выставленные против Болотникова свежие полки были разгромлены в 50 верстах от Москвы. Поднятые на мятежников ратники охотнее разбегались, чем сражались. Захватив в октябре село Коломенское, Болотников, Пашков и Ляпунов объявили Василия Шуйского «сверженным царем».

  Разобщенная интригами столичная знать теперь испугалась расправ над собой и сплотила все силы для защиты города. Всех беглецов из занятых повстанцами областей вооружали и отправляли на боевые позиции. Василий IV обратился к осадившим Москву противникам с письмом, в котором клятвенно пообещал простить всех, кто сложит оружие и явится с повинной. На зов царя откликнулся Ляпунов. Его тут же поощрили «саном думного дворянина». За Ляпуновым пошли просить царской милости Сунбулов, рязанские дворяне и «люди домовитые» из других областей. Союз господ с рабами крепким не бывает! После совместных побед «произошло разделение на минуту и по недоразумению соединившихся враждебных классов» (Кл.).

  Поредевшее войско Болотникова пыталось штурмовать Москву, но было остановлено у городских окраин. Наступившие холода с каждым днем сокращали повстанческие отряды. Бойцы теряли веру в успех начатой борьбы и расходились в разные места к теплым избам. Когда царские полки начали наступление, сотник Пашков, «не обнажив меча, тоже предался воеводам со всеми дворянами и знатной частью войска». Болотников с остатками своей разбитой армии отступил в Серпухов, потом ушел в Калугу и там с 10 тысячами мятежников приготовился к обороне. Царские воеводы окружили Калугу, но взять крепость не могли.

  Пригашенное пламя народных мятежей, как при торфяном пожаре, вспыхивало то в одном месте, то в другом. «Сельские бунтовщики» заняли Тулу. Против властей вооружились жители Арзамасского и Алатырского уездов в Приволжье. Русские и мордовские крестьяне осадили Нижний Новгород. В Путивле опять набралось «целое войско мятежников», их колонны двинулись к Туле, Калуге, Рязани.

  Восстания начала 1607 года продлили Смуту и дали ей другой характер. Повстанцы увидели бесплодность и опасность сотрудничества с господскими сословиями. «Когда поднялся общественный низ, Смута превратилась в социальную борьбу, в истребление высших классов низшими. Всюду обнаружилось резкое социальное разъединение, всякий значительный город стал ареной борьбы между низом и верхом общества» (Кл.). Перепуганные «зажиточные граждане» стали говорить: «Лучше уж служить польскому королю, чем быть побитыми своими холопами!».

  Все царские войска, посланные к Калуге, Туле, Веневу, Козельску и Арзамасу, были разбиты повстанческими отрядами. К Калуге пришли главные силы Кремля с тяжелыми пушками. Защитники крепости «сражались день и ночь» четыре месяца, остались без хлеба, ели лошадей, но не сдавались. 21 мая Василий IV сам сел на боевого коня. Он уже не стыдился лично возглавить штурмы на город, занятый полководцем-холопом. Болотников тем временем оставил разрушенную и голодную Калугу, прорвался к Туле. Туда же пришли со своими отрядами князья Шаховской и Телятевский. Общий враг опять свел народного вождя с господами. Большую группу волжских и терских казаков привел в Тулу атаман Илейка. Осада города царскими полками унесла тысячи жизней с обеих сторон.

  В битвах за крепостные стены и в дерзких вылазках повстанцев кровь лилась до конца лета, пока Василий IV не приказал соорудить плотину на реке Упе (пр. Оки). «Ужас потопа и голода смирил мятежников». Царь объявил о прощении явившихся с повинной, и голодавшие люди пошли в его стан с покаяниями. Вожди обороны согласились сдать Тулу без боев, «если царским словом удостоверены будут в помиловании». Шуйский дал такое слово. Болотников, Илейка, Телятевский и Шаховской сдались царю. 10 октября его войско вошло в Тулу.

  Шуйский вернулся в Москву и будто забыл о своем обещании. Илейку повесили. Ивана Болотникова, его сподвижника Федора Нагибу и других «строптивейших мятежников отвезли в Каргополь и тайно утопили». Шаховского сослали к Кубенскому озеру, Телятевского «посрамили» и отпустили домой. Государево слово спасло от смерти только князей.

  Повествования историков о мятеже Хлопка, восстании Болотникова, войнах Разина и Пугачева заставляют поставить вопрос: кому сегодня выгодно выпускать на телеэкраны и в радиоэфир болтунов, которые с развязной наглостью говорят о «рабской психологии» народов России? Меня, к примеру, особенно возмущает, когда генетическими рабами называют нас не коренные россияне, а присосавшиеся к богатствам нашей страны высокомерные инородцы. Разве мог бы народ с рабской психологией объединить вокруг себя многие другие народы и образовать в XX веке одну из ведущих мировых держав?

  Когда читаешь труды честных историков, видишь, что русские, украинцы, белорусы, татары, чуваши, марийцы и другие коренные народы земель российских поднимались на борьбу за волю и справедливость чаще, чем обитатели западноевропейских государств. Беда в том, что с утверждением самодержавия московские цари и господские сословия действительно старались обратить основную массу населения в бесправных рабов. Поэтому и история России шла через бунты, мятежи, восстания, крестьянские войны, революции. Сделать жителей России покорными рабами не удалось, ни собственным правителям, ни иноземным завоевателям!



Беседа 33. Лжедмитрий II. Нравственная язва. Сигизмунд III без маски. 42 негодяя. Клушинское побоище. Низложение Василия IV.

   Столичное боярство, избавленное от страха перед холопской местью, взбодрилось и вернулось к прежним межгрупповым раздорам. Все чаще слышались шепотки о спасенном «царе Дмитрии». Пошли разговоры и о приглашении на престол наследника какой-нибудь зарубежной династии. Каждой боярской партии хотелось иметь своего ручного царя.

  Слухи о живом Дмитрии охотно подхватили в Польше. Только подходящей фигуры для нового обмана пока не находилось. Наконец друзья Юрия Мнишека вытащили на свет некоего Матвея Веревкина, «бродягу, жителя Украины, сына поповского, как уверяют летописцы, или жида, как сказано в бумагах государственных» (К.). По другим сведениям, это был или литовец Богдан, или сын изменника Курбского, или ссыльный из Польши, или учитель родом из Стародуба. Словом, личность для историков весьма темная. Наставником нового самозванца стал пан Меховецкий, который хорошо знал дела и повадки Лжедмитрия I.

  По тайному одобрению Сигизмунда III, польские магнаты нашли средства, сформировали военные отряды и в августе 1607 г. двинули их в пылающую бунтами Россию. Соловьев привел содержание составленного в Кракове наказа второму лжецарю. В 13 пунктах этого наказа говорилось, как надо действовать после овладения московским троном, а еще в 16 пунктах — о внедрении католичества в России. Отряды Адама Вишневецкого, Романа Рожинского и других польских вельмож пришли в Путивль к Лжедмитрию II. Князя Рожинского назвали гетманом и отдали ему командование войском фальшивого царя.

  Чернигов и Новгород-Северский, «еще не видя польских знамен», отдались Рожинскому. Несколько тысяч донских казаков привел к лжецарю атаман Иван Заруцкий, раньше  помогавший Болотникову воевать с полками Василия IV.
К польскому войску потянулось мятежное крестьянство. Теперь многие россияне догадывались про очередной обман, но надеялись, что государь, посаженный на престол народом, укротит бояр, облегчит жизнь простым людям.

  Московские воеводы при столкновениях с отрядами Рожинского терпели поражения. Они оставили Брянск, Волхов, Белев, Козельск. Свои главные силы Шуйский направил против самозванца только после победы над Болотниковым в Туле. Лжедмитрий II под натиском этих сил ушел из Брянска, укрепился в Трубчевске и запросил у короля «новых, сильнейших дружин».

  Царя успокоила неподвижность противника. Он отправил часть полков к Калуге, где еще держался большой отряд повстанцев Болотникова, остальное войско распылил для подавления мятежей в других местах, а сам вернулся в Москву. Между тем в Трубчевск из владений Речи Посполитой прибывали «дружина за дружиной, конные и пехотные, с вождями знатными». В декабре 1607 г. русские воеводы опять сдали Брянск. Без сопротивления отдался полякам Орел.

  В Москве принялись спешно собирать большое войско. Главным воеводой Шуйский назначил своего брата Дмитрия. Полки Дмитрия остановились в Волхове и будто бы из-за глубоких снегов томились бездельем до самой весны, а потом были разбиты отрядами Рожинского и казаками Заруцкого. Опозоренный поражением царский брат отступил с остатками войска к Москве, а Лжедмитрий II «со своими ляхами и россиянами» 1 июня 1608 г. занял село Тушино, расположенное в 12 верстах от столицы. С этого времени второго лжецаря стали называть «тушинским вором».

  Польские и литовские гарнизоны разместились во многих городах страны. В тушинском лагере сосредоточилось «тысяч 15 ляхов и казаков и 50—60 тысяч российских изменников». Среди изменников были люди самых разных сословий — от родовитых князей до беглых холопов. Тушинцы пытались окружить Москву, перерезать ведущие к ней дороги, но царские воеводы собрались с силами и загнали врагов в их лагерь. Лжецарь и Рожинский укрепили занятое село земляным валом, глубоким рвом и начали рассылать по стране «прельстительные грамоты от имени законного государя».

  В июне же в Москву прибыли послы от Сигизмунда III. 25 июня был подписан согласительный договор с ними. Обе стороны обязались держать мир в течение 4-х лет. Все польские и литовские князья, дворяне, воины должны были оставить службу у самозванца и уйти из России. Юрий Мнишек с дочерью и все плененные два года назад вельможи отпускались на родину. Пока шли переговоры, наставники лжецаря свободно приезжали из Тушина в Кремль, участвовали в спорах с боярами и заодно переманивали недругов Шуйского в свой лагерь. Не чинилось препятствий и разведчикам гетмана Рожинского. Московские воеводы привыкли к мирному соседству с воинством «царя Дмитрия» и сняли с позиций сторожевые заставы.

  Рожинский воспользовался такой беспечностью. В одну из ночей «ляхи и казаки» ударили по спящим на Ходынке русским ратникам, «резали сонных и безоружных», захватили пушки и обоз, прорвались на Пресню. Их остановили и вытеснили из города разбуженные стрельбой царские дружины.

  Василий IV сохранил в силе подписанный с королевскими послами договор и после вероломной вылазки Рожинского. Он не хотел давать Сигизмунду никакого повода к открытой войне и не хотел признавать, что поляки уже воюют с Россией.

  Сопровождать отпущенных на родину знатных пленников царь поручил князю Владимиру Долгорукову «с тысячью ратных людей». Эту тысячу разогнал посланный Рожинским конный отряд. 1 сентября Марину Мнишек и ее отца доставили в Тушино, где разбитная полячка согласилась «узнать» в новом подставном царе своего супруга. При встрече с «царицей» самозванец своей «гадкой наружностью и низкой душой» произвел на нее отталкивающее впечатление, но воля короля, золото и надежда вернуться в Кремль оказались сильнее чувственной неприязни. «Посреди многочисленного войска мнимые супруги бросились друг другу в объятия». После появления Марины в Тушине второго Лжедмитрия признали царем Псков, Ивангород, Переславль-Залесский, Суздаль, Углич, Ростов, Ярославль, Тверь, Юрьев, Кашин, Торжок, Вологда, Владимир, Шуя, Балахна, Гороховец, Арзамас и еще несколько городов.

  О подписанном 25 июня договоре все быстро забыли. Польский воевода Ян Сапега привел под Москву еще 7 тысяч «конных ляхов-грабителей». Пополнив свой отряд тушинскими поляками и литовцами, он пошел брать богатства Троице-Сергиевой лавры. 23 сентября 1608 г. Сапега с 15-тысячным войском осадил знаменитый монастырь. Туда же вскоре подошли отряды других охотников за чужими ценностями. У монастырских крепостных стен скопилось не меньше 30 тысяч иноземных «хищников».

  Поскольку Троицкий монастырь имел важное оборонное значение —- через него шли дороги в северные и восточные области страны — там содержался сильный гарнизон. О том, как русские воины, монахи и укрывшиеся в крепости окрестные жители защищали одну из главных святынь Отечества, Карамзин и Соловьев рассказали с подробностями. Это была череда поистине геройских коллективных подвигов!   Ожесточенные битвы у стен монастыря продолжались с сентября 1608 г. до января 1610 г., а разбитая пушками, опаленная огнем, пропитанная кровью монастырская крепость осталась для врагов неприступной, как гранитная скала.

  Бесчинства западных пришельцев в русских городах означали, что война с Речью Посполитой вопреки всем договорам уже идет. Польско-литовские отряды хозяйничали не только на юге и западе, а и севернее и восточнее Москвы. Многим казалось, что тушинские «государь и государыня» вот-вот вернут утраченный престол. Если до встречи Марины с Лжедмитрием II в Тушине уже находились князья Дмитрий Трубецкой, Дмитрий Черкасский, Алексей Сицкий и еще несколько знатных русских вельмож, то теперь бояре, дворяне, духовенство уходили к обманному царю уже не поодиночке, а целыми группами. Родственники «уговаривались между собой, кому оставаться в Москве, кому ехать в Тушино, чтобы воспользоваться выгодами той и другой стороны, а в случае несчастья здесь и там иметь заступников» (К.). Находились ловкачи, которые успевали получать жалованье и из государевой казны и от самозванца. «Собирались родные и знакомые, обедали вместе, а после обеда одни отправлялись во дворец к царю Василию, а другие ехали в Тушино» (С.). Летописцы с горечью отмечали, что безнравие и безбожие никогда не охватывало москвичей так широко, как в проклятом 1608 году. Страх и корысть господствовали над совестью.

  Тушинские отряды заняли Тверь и Кинешму, осадили Нижний Новгород. Конница Яна Сапеги совершила разбойный рейд в Белозерск. Находившийся там князь Шаховской получил свободу. Враги не могли взять Устюжну, ее защитники «отбили все приступы». Удаленные от столицы Великий Устюг, Сольвычегодск и другие северные города отказались присягать тушинскому вору.

  В одних местах людей грабили поляки и литовцы, в других бушевали народные мятежи. Перебили своих господ псковские «мелкие граждане». Запылали богатые усадьбы в новгородских волостях, в самом Новгороде «все было враждебно» царскому войску. Повсюду кипели страсти, разгорались споры между сторонниками и противниками московского царя. Те, кто ненавидел Шуйского, вольно или невольно становились пособниками Лжедмитрия. Свидетель тех горестных лет, келарь Троицкой лавры Авраамий Палицын писал: «Казалось, что россияне уже не имели Отечества, ни души, ни веры; что государство, зараженное нравственной язвой, в страшных судорогах кончалось».

  Василий IV обратился за помощью к шведам. В марте 1609 г. в Новгород пришла пятитысячная орава наемников во главе с графом Якобом Делагарди. Наряду со шведами там были «охочие люди» из других европейских стран. Разноязыкое сборище графа присоединилось к царскому войску, которым командовал князь Михаил Скопин-Шуйский. Основными противниками этого войска  стали на время  не польско-литовские захватчики, а русские мятежники в новгородских, псковских и других селениях.

  После усмирения бунтов союзники направились к центру страны. Они разбили польский отряд у Торопца, освободили от тушинцев Порхов, Старую Руссу и Торжок, разгромили в поле и загнали в Тверь группировку «ляхов и изменников». Пособников лжецаря начали бить и в других местах - в Дорогобуже, Вязьме, под Коломной. Дружина князя Дмитрия Пожарского внезапным ударом разгромила колонну литовцев, которые возвращались в Тушино после грабежей во Владимире и рязанских землях. Царские воеводы разогнали вражескую осаду у Нижнего Новгорода.

  Менялись настроения мирных жителей. Они начали понимать, кто рвется в Россию за спиной насулившего добра «царевича Дмитрия». Тушинских заготовителей продовольствия и фуража в деревнях встречали уже не поклонами, а «дрекольем, копьями, секирами и ножами». Иноземных воинов и чиновников убивали, топили в реках и приговаривали: «Вы опустошили наши житницы и хлевы! Теперь питайтесь рыбой!». Против поляков и прислужников лжецаря «вспыхнули восстания в разных местах. Встали черные люди, начали собираться по городам и весям» (С.). В засилье поляков мятежники винили московского царя, поэтому их гнев был обращен и на Василия IV.

  А в Москве враги Василия выступили открыто. 17 февраля 1609 г. князь Роман Гагарин, дворяне Григорий Сунбулов и Тимофей Грязной объявили собранному к Лобному месту народу о низложении царя. За ними стояли более знатные фигуры, но, услышав протесты толпы, руководители заговора себя не выявили. Подготовленный к захвату Шуйского отряд пытался прорваться во дворец, но его обезоружила царская дружина. Совершить дворцовый переворот боярам не удалось. Жители Москвы защитили Василия IV и как бы подтвердили его право на
 царствование.

  Весной число перебежчиков в Тушино выросло из-за голода в столице. Везти хлебные и другие оброки в город с шаткой властью никто не хотел. Василий принялся казнить подлинных и мнимых изменников. Тюрьмы переполнились обвиненными в разных преступлениях. Эти жестокие меры только прибавили ненависти к царю во всех сословиях. Москва в ту пору сама казалась приговеренной к смерти блудницей, которая ждала появления палачей: отрубят ли ей голову или сожгут огнем.

  Лжедмирий II привыкал в Тушине к роли самодержца. Там изменники составили «царский двор», Думу, правительство, казначейство - все, как у настоящего государя. Наставники самозванца надеялись, что голодная Москва отдастся ему без сражений. Мнишеку выжидательная тактика гетмана Рожинского не нравилась. Он уехал в Варшаву, нашел там единомышленников, и сейм, перечеркнув мирный договор, «одобрил войну с Россией».

  Сигизмунд III отбросил маску миролюбца и полуприкрытую лжецарями войну сделал открытой. В конце июня он сам повел на Смоленск собранное в Кракове войско. Формально дело обставили так, будто Речь Посполита воюет за отнятые у Литвы города, а тяжба за престол между Шуйским и «царем Дмитрием» изображалась внутренней распрей России. Изменники в Тушинском лагере приуныли. Всем стало ясно, что Сигизмунд идет не помогать «доброму государю», а покорять земли с русским населением.

  Скопин-Шуйский и Делагарди опять занялись подавлением мужицких бунтов. Для расчета с платным союзником у русского князя не хватало серебра, он задаривал шведского графа мехами. Недовольные наемники «стали обращаться с русскими поселянами не лучше поляков». Крестьяне сопротивлялись. Крупный отряд под руководством простого землепашца Салькова выдержал две битвы с разноязыким войском и только в третьем сражении был разбит. Никто не хотел идти в ополчения для защиты московского царя. 1400 ратников, собранные в Котельниче на усиление Скопина-Шуйского, самовольно ушли на берега Вычегды. В Вятке разбежалось 12 тысяч ратников. Карательные походы царского войска и шведских наемников принесли немало страданий жителям мятежных областей. Усилиями союзников все места «от Углича до Белого моря и Перми» были усмирены и возвращены под власть московских воевод и чиновников.

  Подавив народные волнения, Скопин-Шуйский направил свои силы против тушинцев. В битве у Калягина (г. в Тверской обл.) он разбил крупную польско-литовскую группировку. В это же время сильная дружина боярина Федора Шереметева «истребила власть Лжедмитрия от Казани до Нижнего Новгорода». Шереметев же разгромил вражеский отряд в сражении у Юрьевца, а потом изгнал поляков из Мурома, Касимова (г. в Рязанской обл.) и Владимира. К Москве начали подтягиваться ополчения из северных и восточных областей. Безнаказанные грабежи русских земель иноземцами кончались.

  Однако Василий IV не использовал выгодной для себя обстановки. Вместо того, чтобы бросить все силы на разгром угнетенного поражениями тушинского гнезда, он дал советникам Лжедмитрия время на укрепление своих позиций. К мнимым «царю и царице» еще шли искать справедливости жители западной и южной России. К осени 1609 г. самозванец опять имел не меньше 60 тысяч конницы и пехоты.

  Скопин-Шуйский в сентябре взял Переславль-Залесский, Александровскую слободу, Коломну и открыл дороги для подвоза продовольствия в голодающую столицу. Крупной вражеской силой оставалось еще войско Яна Сапеги. Поляки и литовцы не хотели расставаться с ценностями Троице-Сергиевой лавры. Жадность как будто приковала хищников к монастырским стенам, хотя им самим грозило окружение. Скопин-Шуйский и Шереметев перерезали дороги от монастыря, громили тылы Сапеги, захватывали его обозы.

  В сентябре же к Смоленску подступил Сигизмунд III. В его армии насчитывалось 12 тысяч «конных ляхов», 10 тысяч днепровских казаков, несколько тысяч немецких наемников и множество татар. Обороной Смоленска руководили боярин Михаил Шеин и князь Петр Горчаков. На требование о добровольной сдаче города они ответили, что русские люди «вовек не будут раболепствовать перед панами». Начались сражения. Кровь перед крепостными стенами лилась до самой зимы. Король «терял время и людей», а Смоленск не сдавался!

  Сигизмунд дал понять своему окружению, что после смоленской победы он не намерен уступать российский престол Лжедмитрию и Марине. Это сразу ощутили в Тушине. Поляки и литовцы побежали от самозванца к Смоленску. В тушинскую «думу» послы Сигизмунда доставили грамоту, в которой говорилось, что король желает спасти Россию от бунтов, от «бесстыдного ложного царя» и от «вероломного Шуйского». Думцам-изменникам надлежало выбрать, куда им метнуться теперь. Боярин Михаил Салтыков, князь Василий Мосальский и другие знатные предатели отреклись от Лжедмитрия II и решили провозгласить будущим царем России польского короля. Мятежные соотечественники казались им страшнее чужой короны. Заметим, что в «думе» при лжецаре состоял и уже знакомый нам Филарет (Федор Романов). Его называли там патриархом России.

  Самозванец, потрясенный коварством русских вельмож, почуял смертельную опасность и в ночь на 29 декабря тайно уехал из Тушина «в навозных санях», одетый простым крестьянином. Он бросил от страха и Марину и все свои ценности. В последующие дни начало разбредаться и его воинство. Одни возвращались в свои города и деревни, другие бежали под Смоленск к Сигизмунду, третьи опять пошли к самозванцу, который дал о себе знать из Калуги. В Калугу, одев на себя мужской наряд, добралась верхом на коне и Марина.

  В Тушинском лагере остались только гетман Рожинский с сильно поредевшими отрядами да русские дважды изменники, предавшие Отечество чужому королю. Эти изменники направили к Смоленску посольство из 42 бояр, князей и дьяков во главе с Салтыковым и Мосальским. Теперь послы предложили царский венец не самому Сигизмунду, а его 16-летнему сыну Владиславу. Король, канцлер Лев Сапега и гетман Станислав Жолкевский приняли гостей-прислужников в свои объятия, похвалили их «благоразумие» и пообещали каждому всяческие милости.

  4 февраля 1610 г. состоялось торжественное подписание договора о признании королевича Владислава царем России. В разосланных по городам грамотах 42 негодяя изображались ходатаями за весь российский народ. Сигизмунд получил формальное право на свободу действий во владениях сына.

  Судьбы государств решают иногда отъявленные прохвосты!

  Тушинские изменники поторопились отдавать страну полякам. Полки князя Скопина-Шуйского вынудили Яна Сапегу снять осаду Троицкого монастыря и в январе отступить к Дмитрову. У Дмитрова уходивших по глубоким снегам врагов догнала на лыжах дружина князя Ивана Куракина. Сапега с остатками конных отрядов оторвался от преследователей, бросив на месте сражения убитых и раненых. Тушинцы, прослышав об этом, увидели свой конец. «Гнуснейшие из них» ушли к Сигизмунду или к Лжедмитрию, «менее виноватые» вернулись в столицу и в другие города.  Рожинский перед бегством к Смоленску подпалил строения своего лагеря. Тушинский стан, в течение 18 месяцев изображавший «царский двор», обратился в пепел.

  12 марта 1610 г. Москва с великими почестями встречала князя Скопина-Шуйского. Гласили хвалу и шведу Делагарди, который таскал своих наемников за победным полководцем. В несытой еще столице начались пиры, а Скопин-Шуйский требовал от царя немедленного похода к Смоленску на Сигизмунда и к Калуге на Лжедмитрия. Такая напористость раздражала государя. Ему нашептали, что расхваленный герой собирается овладеть престолом. «Первым наушником и клеветником» был брат царя Дмитрий. После одного из застолий Скопин-Шуйский умер. «Москва в ужасе онемела». Подозрения в отравлении удачливого князя-воеводы подорвали остатки народного доверия к Василию IV.

  Командование направленными к Смоленску полками царь поручил брату Дмитрию, хотя тот уже показал свою воеводскую никчемность бегством от врагов у Волхова. Войско вышло из Москвы «с унынием и без ревности». Навстречу ему Сигизмунд направил от Смоленска 10-тысячный корпус под руководством гетмана Жолкевского. В ночь на 24 июня поляки с легкими пушками подкрались к лагерю у села Клушино (между Вязьмой и Можайском), где беспечно спали на луговых травах 30 тысяч русских ратников и 5 тысяч иностранных наемников. Полки Дмитрия Шуйского, «истомленные походом в сильную жару», расположились на отдых без сторожевых застав. Ротозейство изумительное! Это было не сражение, а безжалостное побоище. Внезапный пушечный и ружейный огонь, рубка сонных и ошалело рабегавшихся людей - все закончилось очень быстро. Граф Делегарди успел захватить казну горе-воеводы и увел остаток своего отряда к Новгороду. Сам Дмитрий ускакал от Клушина живым и, добравшись до Москвы, сообщил брату, что все его войско погибло.
  Царское войско и в самом деле если не погибло, то рассыпалось, как горох из опрокинутого пинком лукошка. Ратников, сумевших бежать от Клушинского побоища, никто не пытался собирать в полки - все разбрелись кто куда. Гетман Жолкевский занимал селение за селением и везде заставлял жителей присягать королевичу Владиславу. Полякам сдались без сопротивления Можайск, Борисов и Ржев. Жолкевскому открылась дорога к Москве.

  Потеряв войско, Василий терял и последних своих политических сторонников. Обласканный им за предательство Болотникова думный дворянин Прокопий Ляпунов открыто выступил против недавнего благодетеля. То, о чем люди говорить остерегались, он в Рязани «всенародно объявил за истину» - назвал царя с братом убийцами князя Скопина-Шуйского. Рязанская земля «отложилась» от Москвы. Ляпунов принялся рассылать по России письма с призывами «не слушаться царя».

  К Москве направился с конным отрядом пополнивший свои силы Ян Сапега. Он взялся помочь Лжедмитрию отобрать престол у Шуйского. Взбунтовалась Коломна. Ее жители «собрались на площади и кричали», что лучше взять царем обманного Дмитрия, чем присягать польскому королевичу. Коломенский и каширский воеводы заявили о готовности служить Лжедмитрию II. Василий IV становился государем без государства. Ни один город не присылал ему ратей для защиты столицы.

  Лжедмитрий и Ян Сапега разместили свои отряды в Коломне. Войско Жолкевского сосредоточилось в Можайске. Москва кипела страстями. Одни стояли за Шуйского, другие хотели призвать «царя Дмитрия», третьи готовились принять королевича Владислава, а большинство москвичей поддерживало Ляпунова и князя Василия Голицына с их воззванием: «Не хотим царя Василия! Не хотим ни самозванца, ни ляхов!». Брат главного заговорщика Захар Ляпунов и дворянин Федор Хомутов обратились к собранному у Лобного места народу с призывом «избрать нового царя и выгнать ляхов». К толпе заставили выйти патриарха Гермогена, других святителей, кремлевских бояр. Против свержения царя выступил только патриарх. Других защитников у Василия не нашлось.

  «Уличная дума» на Красной площади решила: просить Василия оставить престол и взять себе в удел Нижний Новгород, истребить поляков и Лжедмитрия, «всей землей» избрать нового царя, а временное управление державой отдать семерым боярам - «князю Мстиславскому с товарищами». 17 июля 1610 г. Василий IV «уступил насилию и вместе с юной супругой был перевезен» из царского дворца в свой старый дом. На следующий день, и тоже насильно, царя и царицу постригли в монашество и разлучили, отправив в разные монастыри. О нижегородском уделе для свергнутого государя никто не вспоминал.


Беседа 34. Семибоярщина. Смерть Лжедмитрия II. Сожжение Москвы. 20 месяцев Смоленской обороны. Ополчение, погубленное «троеначальниками».

   Государственный переворот его организаторы совершили решительно и быстро. Но посаженная в Кремль Семибоярщина «не могла утвердить власти в своих слабых руках, ни утешить всеобщей тревоги, ни обуздать мятежной черни» (К.). Она даже не попыталась защитить столицу от иноземных захватчиков. И ляпуновцы и сторонники самозванца скоро были изумлены предательством семиглавого правительства.

  Федор Мстиславский и его «товарищи» согласились с позицией 42-х тушинских негодяев и решили отдать московский престол польскому царевичу. Избирать царя «всей землей» они раздумали. Ярость москвичей перехлестывала через край. Вот-вот мог вспыхнуть мятеж. Бояре увидели своего спасителя от народного гнева в гетмане Жолкевском с его войском.

  17 августа Мстиславский и Жолкевский подписали договор из 20 пунктов, которые предусматривали выгодные для боярства условия передачи России под польско-литовскую корону. Начались массовые крестоцелования на верность царю-иноземцу. Девичье поле в столице уставили шатрами и алтарями. Людей встречали угощениями, устроили пиры и забавы. Передача Отечества в чужие руки отмечалась, как великий праздник!

  Жолкевский послал своих людей к Яну Сапеге, и тот бросил Лжедмитрия. Увел от самозванца своих казаков и долго хранивший верность ему атаман Заруцкий. Обозленные на всех лжецарь и лжецарица вернулись в Калугу. За них еще держались сборные казачьи отряды, татарские ватаги и мятежная российская вольница, но их пособники в городах уже не имели никакого влияния.

  Семибоярщина продолжала официальное покорение страны польскому королевичу. Владислава признали российским государем Тула, Рязань, Тверь, Владимир, Ярославль.

  С помощью бояр-предателей Жолкевский удалил из Москвы возможных соперников королевича из русской знати. Составленное по его указке «великое посольство» к Сигизмунду III поручили возглавить тушинскому патриарху Филарету, который вернулся в столицу. Все помнили о его родстве с династией Рюриковичей. В состав посольства включили и князя Василия Голицына, который пытался овладеть престолом с опорой на братьев Ляпуновых.
 
  11 сентября посольство выехало из Москвы, а через 10 дней польский гетман ввел в столицу «для усмирения мятежной черни» свое войско. Полки вошли в город ночью, «со свернутыми знаменами», соблюдая тишину. Они «заняли все укрепления, башни, ворота в Кремле, Китайгороде и Белом городе, овладели пушками и снарядами» (К.). Подарками и угощениями подкупили стрельцов, и те признали начальником над собой польского князя Александра Гонсевского. Польско-литовское воинство разместилось в лучших домах города. Вельможные паны заняли царские палаты. В столице утвердилась власть Жолкевского. Его распоряжения оформлялись указами семибоярского правительства. Все шло по плану, намеченному хитрым гетманом и «легкоумными» боярами.

  Этот план чуть не нарушил Сигизмунд III. Завистники гетмана нашептали королю, будто Жолкевский намеревается именем Владислава сам править в России. Прибывших 7 октября «великих послов» Москвы не допустили к разозленному Сигизмунду, заставили их пять суток «терпеть холод и голод» в палатках на берегу Днепра. Такого унижения Филарет и его спутники не ждали! Когда король все-таки принял послов, им было объявлено, что юный Владислав займет российский престол после того, как сам Сигизмунд примет царство и наведет в нем должный порядок. Филарет и Голицын говорили о сложностях с переприсягами в городах, приводили другие доводы, но король стоял на своем. Лишь 23 октября он согласился оставить официальным царем сына. Заново написанный договор унижал государственную честь России и сильно урезал права боярства. Этот договор подлежал еще рассмотрению в Варшавском сейме. Правительство Мстиславского оказалось подвешенным в политической неопределенности.

  Неудача «великого посольства» заставила ехать к Сигизмунду для личных объяснений самого Жолкевского. Градоначальником Москвы он оставил Гонсевского. Тот окончательно подмял под себя Семибоярщину - «распоряжался и судом и казною». Жолкевский в качестве живых подарков королю привез к Смоленску свергнутого Василия IV и обоих его братьев. Позже, хвалясь победами, Сигизмунд показывал братьев Шуйских публике в Варшаве и Кракове. Низложенный царь и его братья расстались с жизнью в польском плену.

  Российские города «волновались в неустройстве». Псков и Новгород, не желая присягать Владиславу, были готовы отдаться Швеции. Астрахань и Казань готовились принять власть персидского шаха. Сибирские и приуральские воеводы заговорили о собственном, независимом от Москвы царе. Правители областей не признавали боярских указов и распоряжений из Кремля. Стране грозил распад на отдельные куски с потерей многих территорий.

  Быстро таяла вера людей и в «царя Дмитрия». К началу зимы он имел в Калуге всего тысяч 5 вооруженных людей, в основном из приволжских татар. Один из его новых союзников, ногайский князь Араслан Урусов, поссорился с самозванцем. Во время охоты 11 декабря 1610 г. он застрелил лжецаря, «отсек ему голову», а потом увел татар в степи. Так закончилась жизнь проходимца, «который едва не овладел обширнейшим царством в мире, к стыду России не имев ничего, кроме подлой души и безумной дерзости» (К.). Марина Мнишек, «срамная вдова двух обманщиков», вскоре после гибели Лжедмитрия II вроде бы родила сына и назвала его «царевичем Иваном». Московские воеводы, заняв Калугу, взяли под стражу оставшуюся ни с чем авантюрную пособницу лжецарей и ее «действительного или мнимого сына».

  Весть о смерти второго самозванца подбодрила российских патриотов. Патриарх Гермоген в рассылаемых по стране письмах звал народ к борьбе с иноземцами. Рязанские отряды Прокопия Ляпунова не пропускали к столице хлебных обозов. Смоленцы во главе с мужественным Михаилом Шеиным не сдавались. Их стойкость бесила врагов. Шеин не послушал боярского приказа из Кремля о сдаче города, отражал королевские штурмы с прежним упорством. Во многих местах жители исподтишка убивали поляков, забыв о присяге их королевичу.

  В марте 1611 г. к Москве направилось собранное Ляпуновым народное ополчение. В это же время из Калуги пошла к столице дружина недавнего тушинца князя Дмитрия Трубецкого. Из Тулы вышел на соединение с Ляпуновым еще один вчерашний тушинец, атаман Заруцкий с донскими казаками. «Восстание быстро охватило Нижний Новгород, Ярославль, Владимир, Суздаль, Муром, Кострому, Вологду, Устюг. Везде собирались ополчения и по приказанию Ляпунова стягивались к Москве» (Кст.).

  Приближение ополченских ратей всколыхнуло столицу. В городе начались схватки жителей с поляками и литовцами. 19 марта польские воеводы вывели на улицы все свои военные силы. «Ляхи резали купцов и грабили лавки, врывались в дома, топтали конями и рубили жителей» (К.).

  Отпор кровавым истязателям организовал князь Дмитрий Пожарский. Он собрал из мятежных горожан дружину, захватил пушки Китайгорода и «встретил ляхов ядрами и пулями». По его примеру создавали сплоченные отряды другие народные вожди. Под звон набата к местам сражений «бежали старые и малые, вооруженные дрекольем и топорами». Обозленные люди поджигали дома бояр-изменников, громили жилища польских господ. Поднявшийся ветер перебрасывал огонь на дворы невинных обывателей. Многим бойцам пришлось бросить оружие и тушить пожары.

  На следующее утро поляки подожгли дома сразу во многих местах. Погасить пламя, охватившее целые улицы, люди не могли. «Задыхаясь от жара и дыма», народ побежал из города. Москва дождалась своей казни - ее превратили в гигантский костер. Все дороги вокруг пылающей столицы закупорились конными и пешими беженцами. Тяжело раненного князя Пожарского соратники увезли на лечение в Троицкий монастырь. Огонь в опустевшей Москве бушевал еще двое суток. Где он угасал, «там ляхи снова зажигали». Сами они укрылись от огненного моря за стенами Кремля, грабили царские палаты и «роскошествовали», пока в кладовых не кончились съестные припасы. Русские изменники один по одному удирали от польского градоначальника.

  Народное ополчение скопилось у московского пепелища и 28 марта осадило Кремль. Ляпунов, Трубецкой и Заруцкий действовали несогласованно и главную столичную крепость взять не могли. Выборные представители ополченческих ратей из 25 городов образовали Народную Думу, которая утвердила для столицы и всей страны власть «троеначальников» — Прокопия Ляпунова, Дмитрия Трубецкого и Ивана Заруцкого.

  Сидевший в Кремле Гонсевский посылал к Сигизмунду гонцов, просил направить к Москве войско, но король все еще был одержим одним стремлением — прославиться победой у Смоленска. Герои Смоленской обороны держались 20 месяцев. Только 3 июня 1611 г., когда в крепости оставалась горстка защитников, королевские штурмовики прорвались за ее стены. Но и тут их ждала смерть: непокоренные смоленцы взорвали пороховые погреба и погибли вместе с врагами. «На улицах и площадях лежали груды тел сожженных». Михаила Шеина взяли в плен.

  Под Смоленском Сигизмунд потерял две трети своего войска, однако  потом хвалился успехом и даже учредил медаль в честь своей пирровой победы. События в Москве вызвали ярость у горе-победителя. Вопреки всяким правилам чести он взял находившихся при нем «великих послов» Семибоярщины под арест. Федора-Филарета Романова и пленного Шеина «томили в неволе девять лет».

  В Москве «троеначальники» не исполнили наказов Народной Думы. Согласие в ополченческом триумвирате не наладилось. Соловьев привел слова из летописи: «В начальниках была великая ненависть и гордость, друг перед другом честь и начальство получить желали, и ни один меньше другого быть не хотел». Казаки Заруцкого «опустошали селения и жили грабежами». Сам казацкий атаман сошелся с выпущенной на волю Мариной Мнишек и вознамерился протащить на царский престол ее сомнительного сына. Ляпунов заговорил о приглашении на царство шведского принца. По мнению Ключевского, Прокопий Ляпунов был «человеком решительным, запальчивым и порывистым, он раньше других чуял, как поворачивает ветер, но его руки хватались за дело прежде, чем успевала подумать о том голова». У трех начальников не хватало «единодушной ревности», чтобы изгнать из Кремля поляков.

  Политической сумятицей в Москве воспользовались шведы. Они повели «бессовестную войну в древних областях новгородских», хозяйничали в Кексгольме, штурмовали Ореховую крепость. Завоевателями командовал хорошо знакомый с Россией граф Делагарди. В ночь на 16 июля его большой отряд ворвался в Новгород через открытые изменниками ворота. «Все спали: обыватели и стража, шведы резали безоружных». 17 июля новгородский воевода князь Никита Одоевский и митрополит Исидор под нажимом шведских военачальников подписали договор о мире. Их заставили превысить свои полномочия и указать в договоре, что они действуют «с ведома бояр и народа московского». В подписанном документе говорилось о подчинении шведскому королю всей России.

  Когда навязанный шведами новгородский договор привезли в Москву, рассматривать его там было уже некому. Казаки Заруцкого убили Прокопия Ляпунова. «Следствия были ужасны». Растерянность в ополченческих отрядах, безнаказанные разбои п грабежи - все это превратило патриотические силы в неуправляемые беспомощные толпы. Люди начали разбегаться по домам. Заруцкий «провозгласил будущим царем сына Марины», но эту нелепость никто не воспринимал всерьез. И когда в Москву вступил с отрядом Ян Сапега, а из Кремля вышла озверевшая от голода польская дружина, «россияне везде противились слабо». Широкое по размаху и вначале мощное народное ополчение развалилось, как глиняная корчага, которую лепили наспех неумелые мастера.

  Россия к осени 1611 года напоминала дочиста ограбленного и до полусмерти избитого человека. Казалось, державе великороссов пришел конец. Поляки укрепились в сгоревшей Москве. В их руках остались Смоленск и весь юго-запад страны. Города и села на пространстве от Десны до Оки были страшно разорены. Южные области беспрепятственно опустошали крымские и ногайские татары. Астрахань «как бы отделилась от Москвы». Шведы присвоили огромные территории на севере, грабили селения на волховских, невских, онежских, двинских берегах.
И в тех местах, куда не достали вражеские ружья и сабли, народ терял чувство национального единства.

  Многолетняя Смута опрокинула прежние людские представления о незыблемости Российского государства, отодвинула на десятое место заботы о судьбе Отечества. Москва утратила роль объединительного центра страны. К ней уже не прислушивались, ею не гордились. Население перестало верить и царским властям, и московскому боярству, и столичному духовенству.

  Корыстные правители и предатели Отечества опаснее внешних врагов! Они губят государства не пушками, а ложью, интригами, разрушением нравственных устоев общества.

  Здесь я вынужден ненадолго прервать свой пересказ. К сожалению, «История государства Российского» Н. М. Карамзина охватила время только до 1611 года. В дальнейших беседах мы будем лишены многих исторических подробностей, которыми щедро одарил читателей исследователь, названный «самым поздним российским летописцем». У других историков мы встретим меньше живописных полотен о наших предках и больше строгой графики, сопровождаемой авторскими суждениями. Карамзин и Костомаров были историками-писателями. Соловьев предстает перед нами историком-архивоведом. Его повествования переполнены воспроизведенными рескриптами, указами, договорами, протоколами, жалобами, письмами и другими старинными документами. В Ключевском мы видим прежде всего историка-профессора, который стремился раскрыть суть и глубинные причины происходивших в стране событий. А все четыре историка как бы вводят нас в интереснейший музей древностей: хочешь - смотри экспонаты, хочешь - читай пояснительные таблички к ним.

  Карамзин и Соловьев излагали материал по правилам летописной хронологии - от века к веку, от года к году. Костомаров увязывал исторические события с деятельностью тех или других личностей. В лекциях Ключевского тематическое содержание часто поднималось над хронологией. Освещая какой-то вопрос, он порой охватывал одной темой несколько столетий.

  Я придерживаюсь методики Карамзина и Соловьева. Пишу не для тех, кого интересуют лишь определенные темы и только «общий ход» истории - от Рюрика и крещения Руси к Дмитрию Донскому, Ивану Грозному, Петру Великому и к 1917 году. Мои беседы - для людей, желающих заглянуть во времена зарождения, младенчества, юности и зрелости народа российского. «Россия нам Отечество: ее судьба и в славе и в уничижении равно для нас достопамятна» (К.). Любознательный читатель сам выберет, что ему запомнить и о чем стоит говорить с другими. Это как в первой поездке на автомобиле, допустим, из Мурманска в Сочи. Одними глазами смотрим и на крупные города и на маленькие деревеньки, на красоты природных зон и на мусор придорожных стоянок, а уж в конце долгого пути вспоминаем, что нам показалось новым и занятным, что привлекло внимание и затронуло душу. Мой пересказ чужих трудов - такая же долгая поездка, только не в пространстве, а во времени.


Беседа 35. Ополчение Минина и Пожарского. Царь Михаил Романов. Столбовские и деулинские потери. Мертвые Деревни. Малороссия и Белоруссия. Брестская уния.

   К началу 1612 года положение Российского государства казалось вовсе гибельным. Страной не управлял никто. Правительство Семибоярщины «устранилось само собой». Власть засевших в Кремле поляков дальше московских окраин не распространялась. Каждый город жил сам по себе. Появились никого не слушавшие своевольные князьки и воеводы. Росло число разбойных шаек, грабивших население. Но в это ужасное время, «когда изнемогали политические силы, начали пробуждаться силы религиозные и национальные, которые пошли па выручку гибнувшей земли» (Кл.). Приглушенный крепостной кабалой и бедствиями Смуты, былой патриотизм жителей России ждал только новых знамен и новых объединительных призывов.

  Первые воззвания к спасению Отечества пошли по российским городам из Троице-Сергиева монастыря. Их рассылали архимандрит Дионисий и келарь Авраамий Палицын. На эти воззвания раньше других откликнулись нижегородцы. Их земский староста, мясоторговец Кузьма Минин, объявил запись в ополченцы, начал сбор средств на вооружение народного войска и сам отдал на спасение державы все свое состояние.

  Сбор денег и набор ратников начали и другие города. По мирским приговорам на сходках избирались «оценщики имущества», и у каждого жителя отбиралась пятая часть достояния. «Не допускалось ни льгот, ни отсрочек. Кто скупился, у тех отнимали силою. Не спускали ни попам, ни монастырям» (Кст.).  Командную основу ополчения составили «служилые люди, городовые дворяне и дети боярские». Многие из них остались в годы Смуты без дела, без доходов, и по своему социальному положению не отличались от простых мещан. Возглавить собираемое войско предложили князю Дмитрию Пожарскому.

  На формирование и вооружение ополчения ушло четыре месяца. Готовые к походу отряды в марте 1612 г. двинулись из Нижнего Новгорода вверх по Волге. Балахна, Юрьевец, Кинешма, другие города «дали свою казну и новые толпы служилых людей». В апреле народное войско пришло в Ярославль и там остановилось.

  Казаки Заруцкого «свирепствовали по уездам, шведы стояли в Тихвине. Нельзя было двинуться на юг, оставив в тылу этих врагов» (С.).  Шведов умиротворили «повинной грамотой», а казаков изгоняли из селений силой оружия. Они отступили к Воронежу, а потом ушли в Астрахань. (Скажем сразу, что в июне 1614 г. атаман Заруцкий был схвачен на Яике вместе с Мариной Мнишек. Его и сына Марины казнили, а вдова двух самозванцев умерла в тюрьме.)

  В Ярославле Кузьму Минина провозгласили «выборным человеком всей русской земли», а князю Пожарскому поручили «управление не только войском, но и землею».

  К Москве колонны ополченцев подошли 20 августа. В окрестностях столицы еще держался князь Трубецкой с остатками первого ополчения. Минин и Пожарский поначалу не хотели брать его в союзники, так как руководимые им казаки обрели дурную славу разбоями и грабежами населения. Полякам предложили оставить Москву и уйти из России без сражений. Ответа вожди ополчения не получили. Сменивший Гонсевского воевода Николай Струсь не посмел оставить подаренный королевичу Владиславу московский престол. Польско-литовский отряд гетмана Яна Ходкевича пытался прорваться к Кремлю, но эта попытка была отбита. Гетман потерял больше 500 человек убитыми и 400 возов с продовольствием, предназначенных для голодного воинства Струся.

  Дозоры ополченцев стерегли окруженную столицу до осенних непогод. Минин и Пожарский все-таки согласились объединить силы с князем Трубецким. Наступавшая зима подталкивала командиров к боевым действиям. 22 октября освободительное войско вступило на улицы Москвы. Малочисленные жители обугленного города встречали народную армию с великой радостью. Победа удалась без больших потерь. Схватки произошли только при взятии Китайгорода. В Кремле же враги, «доведенные
голодом до людоедства», сами открыли ворота и сложили оружие.

  К Москве кинулись было с полками сам Сигзмунд III и королевич Владислав. В Вязьме к ним присоединился и отряд Ходкевича. Ополченческие и казачьи дружины вышли навстречу королевскому войску и остановили его у Волоколамска. Взять Волоколамск Сигизмунду тоже не удалось. В конце 1612 г. он увел свои полки из России.

  Второе народное ополчение выполнило свою патриотическую задачу! Если Лжедмитрий I хоть и недолго, но покуражился на троне российского самодержца, то польского королевича Владислава, как и Лжедмитрия II, не допустили в Москву. Столица государства освободилась от иноземных захватчиков и от предательской Семибоярщины!

  Москва начала оживать. Сюда устремились из разных мест и сановные беглецы. Избавленных от страха вельмож больше всего занимал вопрос о будущем царе. После череды случайных венценосцев этот вопрос приобрел некую сложность. До смерти Федора I вся Россия считалась «вотчиной княжеской династии, из владений которой она выросла, фамильной собственностью Калитина племени» (Кл.). Избрание царем Бориса Годунова пошатнуло такие представления, а зародившаяся было идея о принадлежности государства не монарху сильно загрязнилась в годы Смуты. Поэтому теперь людям хотелось видеть на престоле более или менее законного наследника «фамильной собственности» Рюриковичей, но готового служить «народному земству». Столь трудную двуединую задачу нельзя было решить без всероссийского Земского собора.

  В начале 1613 года в Москву съехались церковные и мирские делегаты из всех областей страны. Выборщики царя долго не могли прийти к согласию. Каждая группировка предлагала своего претендента на престол. Верх одержали те, кто хотел иметь государя из рода Романовых, имевшего пусть не прямое, через царицу Анастасию, но все-таки родство с Иваном IV и Федором I. Избрали на престол 16-летнего Михаила Федоровича, который жил с матерью возле Костромы. Многие рассчитывали использовать в своих целях его юность и его совершенную неготовность к управлению державой. «Миша Романов молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден», — говорили участники Собора. 21 февраля проводилось заключительное голосование. К этому дню уже никто не рисковал идти против ветра. На всех листах выборщики писали одно имя: «Михаил Федорович». Россия получила законного царя.

  «И Дума и двор в первые годы царствования Михаила находились в смутном положении, на государя влияли люди энергические, ловкие, дерзкие и неразборчивые в средствах» (С). К власти поднялась ближняя и дальняя родня царя. На места родовитых сановников садились беститульные, но проворные в чиноборстве люди. Если прежние государи опирались на «цельный правительственный класс» боярства, то при Михаиле началось управление страной «с помощью отдельных лиц, случайно выплывших наверх» (Кл.). Знатным боярам не сразу удалось возродить свое влияние в Кремле.

  Ополчение Минина и Пожарского оживило национальный патриотизм по всей стране. Русские люди по своему почину вступали в схватки с иноземцами. Новгородские и псковские отряды нападали на шведские гарнизоны и обозы. В августе 1615 г. жители Пскова отразили осаду города 16-тысячным шведским войском. Северных разорителей изгнали из Новгорода и оттеснили к Финскому заливу. Против захватчиков поднялись карелы.

  Побитый в столкновениях с русскими и карельскими ополченцами граф Делагарди предложил мирные переговоры. 27 февраля 1617 г. в деревне Столбово возле Тихвина был подписан мирный договор, который остановил бесчинства шведов в северо-западных и северных областях страны, но лишил Россию многих территорий. За Швецией остались побережье Финского залива с Невой, Карельский перешеек, Ямбург, Ивангород, Копорская и Ореховая крепости. Шведы отказались от претензий на Новгород, где «больше половины домов было сожжено», и возвратили Москве Порхов, Старую Руссу, Ладогу, Гдов, Тихвин с прилегающими к ним волостями.

  В 1617 г. возобновил войну с Россией польский король. Его армия взяла Дорогобуж, Вязьму и Козельск. Отряды Дмитрия Пожарского остановили продвижение врагов схватками у Калуги. Под Тверью и Можайском удалось отбить наступление полков гетмана Ходкевича и королевича Владислава. Завоеватели перезимовали в Вязьме, а весной следующего года захватили Борисов, Звенигород, разорили подмосковные волости и к осени пришли в Тушино. Летом того же года малороссийский гетман Петр Сагайдачный с 20 тысячами казаков по велению Сигизмунда III взял Путивль, Ливны, Елец, Лебедянь (г. в Липецкой обл.) и под Москвой соединил свои силы с войском королевича Владислава, который не мог расстаться с мечтой о российском престоле.

  1 октября 1618 г. неприятели пытались взять Москву, но их штурмы были отбиты. Гетман Сагайдачный вернул казаков к Днепру, а войско королевича направилось к Переславлю-Залесскому и «начало грабить галицкие, костромские, ярославские, пошехонские и белозерские места» (С.). (Пошехонье - г. в Ярославской обл.) У царской Думы не нашлось полков, чтобы остановить разбои пришельцев. 1 декабря в расположенной неподалеку от Троицкого монастыря деревне Деулино был подписан унизительный для России договор о перемирии с Речью Посполитой сроком на 14 лет. Под корону Сигизмунда III отошли 29 русских городов - Смоленск, Чернигов, Новгород-Северский, Рославль, Трубчевск, Себеж и многие другие.

  Оборонная слабость Московского государства позволяла соседним правителям диктовать свои условия и в послесмутные годы. Внутреннее положение в России оставалось тягостным. Административная, финансовая и налоговая системы развалились. Каждое территориальное земство варилось в своем котле. Многие области были совершенно опустошены. Иностранцы, побывавшие в 1615 году на истерзанных Смутой землях, писали о своих впечатлениях: пустые деревни, пепелища, избы с полусгнившими трупами. Из-за мертвецкого смрада путники не могли ночевать в брошенных селениях, спали в поле или в лесу. Бури смутных лет «смешали общественные отношения» между разными сословиями. Крепостные мужики при обидах со стороны господ тут же брались за топоры. О быстром создании сильного царского войска не могло быть и речи.

  Возле молодого царя шла перегруппировка правящих сил. Более опытные в придворных интригах бояре постепенно оттесняли от Михаила «худородных» дворян. Безвольного государя царедворцы «ни во что не ставили и не боялись его». Важные государственные дела и новые законы, которые «пеклись, как блины», рассматривал Земский собор.

  За 32 года царствования Михаила соборы созывались 10 раз, а их заседания длились месяцами. В 1619 г. вернулся из польского плена Федор-Филарет Романов. Он стал и официальным патриархом всея Руси и некорованным, но полновластным государем державы. Страна управлялась именем сына и волей отца 14 лет. За это время загладились многие ужасные следы Смуты, утвердилась власть царских воевод и чиновников на местах, восстановились прежние крепостнические порядки в деревнях. Начал возрождаться и международный авторитет Москвы. Филарет «был грозен для тех, кто решался идти против него, и тотчас отправлял в ссылку строптивых».

  После смерти отца в 1633 г. Михаил оставался царем еще 12 лет, но державные заботы его так и не обременили. Власть опять подхватили придворные бояре. В 1645 г. умер и Михаил, тронный авторитет которого «составлялся из двух параллельных двусмыслиц: по происхождению он был наследственно-избирательным, по составу - ограниченно-самодержавным» (Кл.). Эти двусмыслицы не позволили оформить передачу престола наследнику по духовному завещанию, как это делалось при Рюриковичах. Сын Михаила, 16-летний Алексей, был возведен на царство Земским собором.

  Избрание царей всероссийскими соборами могло бы превратиться в государственную традицию, если бы ее не сломал в будущем Алексей. Он года за полтора до своей смерти собрал на Красной площади народ и объявил своим наследником сына Федора. Приговор Земского собора был заменен одобрительными криками толпы и покорным молчанием придворных вельмож. Таким образом, Россия имела только трех избранных соборами царей - Бориса Годунова, Михаила Федоровича и Алексея Михайловича. Между правлением Бориса и Михаила москвичи присягали вовсе случайным государям - Федору Борисовичу, Лжедмитрию-Отрепьеву, Василию Шуйскому, королевичу Владиславу.

   В первой половине XVII века на долю великороссов выпали жестокие испытания. Не лучше в тот период жилось народу Малороссии и Белоруссии. Там происходили свои бурные события.

  В Белой России сохранялось господство литовцев, а Малая Россия уходила под власть польских панов. Панами стали называть себя и русские господа. «Аристократия западнорусская начала ослабевать в стремлении своем поддерживать русскую веру и народность; средоточие ее деятельности было не на Руси, а в короне польской» (С.). Русские вельможи и чиновники служили королю, народ же русский и в Малороссии и в Белоруссии жил по обычаям предков, держался православной веры, сохранял свой национальный дух, свою культуру и не забывал о своем происхождении от одного корня с «московитами».

  Оплотом духовного единства русских людей была православная церковь, которой удавалось до поры сдерживать давление польского католичества на малороссов и белорусов. Но в 1595 г. киевский митрополит Михаил Рагоза собрал епископов и «усоветовал с ними искать мира и безопасности в недрах западной церкви». Иерархи Владимира-Волынского и Луцка отправились в Рим, «лобызали ногу» папе Клименту VIII и «предали ему свою церковь».

  Население возмутилось предательством духовенства. Люди бранили священников, перестали ходить в храмы. Под давлением прихожан малороссийские и белорусские архиереи съехались в 1596 г. в Брест, чтобы пересмотреть «крамольное» киевское решение. После богословских споров пособникам Рима пришлось немного отступить, но верх одержали все-таки они. Брестский церковный собор признал главенство папы над своими епархиями. За древней русской церковью оставили только право на сохранение православных обрядов и своего порядка богослужения. Так вопреки настроениям народа господа в рясах создали греко-католическую церковь, которую стали называть также «униатской» (от слова «уния» - единение).

  Католический орден иезуитов принялся открывать свои школы в Полоцке, Львове, Луцке, Перемышле, Киеве и в других городах, чтобы «как можно более обратить русских детей в католичество и вместе с тем внедрить в них ненависть и презрение к православию» (Кст.). Вероотступная Брестская уния расколола православный мир Малороссии и Белоруссии на два духовных лагеря - на «униатов», прилепленных к католичеству, и на «благочестивых», не признавших папу высшим святителем. Первые прислушивались к Риму и Варшаве, вторые клонились к Москве. У верных православию прихожан закрывали храмы, расхищали церковное имущество, изгоняли священников. «С православными велено было поступать как с преступниками, гонение на них было узаконено» (С.).

  Варшавский сейм и королевский двор щедро раздавали своим дворянам малороссийские земли. «По обоим берегам среднего Днепра стала водворяться польская администрация, вытесняя русскую, а под ее покровом сюда двинулась польская шляхта, приобретая здесь земли и принося с собой польское крепостное право. Шляхта присвоила себе право жизни и смерти над крестьянами: убить холопа для шляхтича было все равно, что убить собаку» (Кл.). В Малороссии и в Белоруссии «помещики и управляющие их получили право казнить своих слуг и крестьян смертью» (С.).

  Малороссов тяготило и засилье нахлынувших за поляками евреев. «Паны, ленясь управлять имениями сами, отдавали их в аренду иудеям с полным правом панского господства над холопами» (Кст.). Иудеям отдавались в аренду и православные храмы, а арендаторы брали пошлины «за всякое богослужение», за обряды крещения, венчания, отпевания усопших и др. У бедняков не всегда находились деньги для оплаты пошлин, и они шли в греко-римские храмы, которые в аренду не отдавались. Так иезуиты нашли еще один прием перетаскивания православных прихожан в католичество.

  От жестокостей, издевательств и непосильных работ крестьяне стали убегать от польских дворян и их прислужников в степи «по Днепру и Восточному Бугу, куда еще не успел пробраться шляхтич». Эти беглецы вливались в ряды вольного казачества. На Днепре самыми ранними «притонами казачества» были города Канев и Черкассы. Туда вооруженная вольница приходила зимовать после летних промыслов «пчелой, рыбой, зверем и татарином».

  Варшавский сейм решил пристроить часть казачества на службу королю. В 1570 г. было набрано 300 казаков «для пограничной стражи». Их стали называть списочными, реестровыми. Стефан Баторий увеличил списочный штат до 500 человек, а в 1625 г. в реестрах числилось уже 6 тысяч казаков. Не взятых на службу власти стремились вернуть в холопство, но при войнах ставили под королевские знамена всех казаков — и реестровых и заштатных. Это озлобляло расказаченных крестьян и холопов. «Живи под ярмом, а на смерть - вольным!» - возмущались они.

  Самые непримиримые из заштатных бежали от хозяев в Запорожскую Сечь. Главный лагерь запорожцев размещался на острове Хортица. Он был хорошо укреплен, имел пушки и много другого оружия. В спокойные годы там находилось обычно до трех тысяч «рыцарей», а при обострении обстановки в Малороссии на острове становилось тесно от вооруженных толп. Воинским братством командовал выборный кошевой атаман. «Сечевую старшину» составляли тоже выборные есаул, судья, писарь и куренные атаманы (командиры отрядов). В Запорожской военно-промысловой республике больше всего ценили «товарищеское равенство», храбрость в бою и верность сечевым уставам. Трусов, предателей и нарушителей уставного порядка казаки топили в Днепре, «насыпав за пазуху песку».

  К концу XVI века в Запорожской Сечи накопилось столько беглого «рыцарства», что остров уже не мог кормиться мирными промыслами и налетами на татар и турок, а нападения на русские селения уставом запрещались. Казаки кипели ненавистью к врагам, отнявшим у них родину. «Неистощимо комплектуясь из накоплявшейся массы, Запорожье сделалось очагом, на котором заваривались казацкие восстания против самой Речи Посполитой» (Кл.). Вражду закрепощенных земледельцев и лишенных домашнего крова казаков к польским угнетателям подогревали, стесняя православную веру, католические иезуиты и русское униатское духовенство.

  В 1591 г. поднял на мятеж реестровых казаков их гетман Криштоф Косинский. К мятежникам примкнули вольные казакн, за ними восстали крестьяне. Повстанцы овладели Киевом и несколькими другими городами, «жгли усадьбы шляхты и панов». Косинский «присягнул на подданство московскому царю и грозил перевернуть вверх дном всю Украину, перерезать всю тамошнюю шляхту» (Кл.), но в 1593 г. он погиб в сражении с польскими карателями. Первое крупное народное восстание было подавлено.

  В 1594-1596 годах вооруженную борьбу с угнетателями вели казацко-крестьянские отряды Григория Лободы и Северина Наливайко. В эти годы восстания охватили и Малороссию, и Белоруссию. Повстанцы во главе с Наливайко овладели Луцком, Пинском, Могилевом, Слуцком и несколько месяцев отражали натиски 14-тысячного литовского войска, усиленного 4 тысячами татар. Пролилось много крови, сгорели сотни богатых поместий. Особенно сильно были разорены паны-землевладельцы Правобережной Украины. Но и в этот раз народные мстители потерпели поражение. Лобода погиб, а отважного Наливайко казнили в Польше.

  После предательского церковного съезда в Бресте социальное сопротивление малороссов и белорусов все отчетливее приобретало национально-религиозную окраску. Казаки, крестьяне, холопы, мещане видели в Брестской унии союз короля, папы и ксендзов «против русского бога, которого обязан защищать всякий русский». На защиту родительской веры поднялись казаки. Недавний пособник королевича Владислава под Москвой гетман Петр Сагайдачпый теперь заявил о своей верности православию. В 1620 г. он восстановил в Киеве упраздненную властями кафедру митрополита и взял «благочестивых» священников под свою защиту. Католического притеснителя православной веры казаки утопили в Днепре.

  Население дружно пошло под знамена Сагайдачного, агитаторы которого звали людей «к борьбе за веру, за народ русский и к истреблению или изгнанию панов». Но если призыв за веру объединял православных, то враждебность к шляхте устраивала не всех русских. Среди казачества образовался зажиточный слой, который по отношению к холопам мало отличался от польского панства. «Старшина казацкая стремилась к господству, имея в виду только собственные выгоды; казачество требовало равенства, с ненавистью смотря на людей, которые, вышедши из его рядов, павлинились в дворянском или шляхетском звании» (С.). Мирились с господством поляков и домовитые казаки-землевладельцы без дворянских званий. Между сытыми и голодными тлела пока еще без взрывов глухая социальная ненависть, которую не смиряло и православное единоверие.

  Взрыв прогремел и охватил огнем огромные территории в 1624 г. Пламя беспрерывных народных мятежей бушевало на Украине и в Белоруссии 14 лет подряд. Восстания под руководством Ивана Сулимы, Павла Павлюка, Дмитрия Гуни, Василия Томиленко и других вождей потрясали целые области, заставили многих иноземных и русских господ бежать на запад. Но и эта мгоголетняя освободительная борьба не принесла народу победы. Мятежники подвергались жестоким расправам. Павлюку и Томиленко отрубили головы в Варшаве. Селения повстанцев выжигались дотла. «Вся дорога от Днепра до Нежина (г. в Черниговской обл.) уставлена была посаженными на кол холопами».

  Реестровые казаки во время восстаний «или расходились на две стороны или все становились за поляков», однако предательское усердие принесло им мало пользы. Правительство Речи Посполитой в 1638 г. поставило реестровых казаков под команду своих воевод, выборного гетмана заменило королевским «комиссаром» и отобрало у оседлых реестровиков их землю, чтобы они служили только за жалованье. Всех заштатных казаков власти загнали в панскую неволю. Ключевский привел слова украинского летописца того времени: «Всякую свободу у казаков отняли, тяжкие небывалые подати положили, церкви и службу церковную жидам запродали».

  Москва все эти годы лечила страну от болезней Смуты, сама жила в страхе перед народными мятежами и поэтому наблюдала за украинскими и белорусскими событиями издали, ни во что не вмешиваясь.


Б е с е д а 36. Богдан Хмельницкий. Переяславская Рада.   
               Мятежная Россия. Уложение 1649 года. Опустошение Малороссии
               турками и поляками.

    Чтобы пригасить недовольство в реестровом войске, поляки увеличили его численность и вернули казакам право избирать гетмана на собрании представителей от полков. Однако королевские надежды на казачий щит опрокинул Богдан Хмельницкий. Избранный гетманом, он в 1648 г. поднял 23-тысячное днепровское войско на польскую шляхту. Восстание сразу ознаменовалось победами. «Вся Украина взволновалась; поднялись крестьяне, пошли в казаки и стали свирепствовать против шляхты, жидов и католического духовенства» (С.).

  Разгромив в мае польские отряды под Желтыми Водами (г. в Днепропетровской обл.) и под Корсунем (г. Корсунь-Шевченковский в Черкасской обл.), командиры восставших полков стали хозяевами в большей части Малороссии. В отважном гетмане народ увидел и радетеля за простых людей и искусного полководца. Он приобрел славу национального героя Украины.

  Крупные казацко-крестьянские группировки Максима Кривоноса, Ивана Богуна, Даниила Нечая, Ильи Голоты и других сподвижников Хмельницкого громили польско-литовские войска по всей Украине и Белоруссии. Иноземных властителей прогнали с берегов Днепра, Припяти, Южного Буга, Днестра. Королевские чиновники бежали из Гомеля, Пинска, Мозыря и из других белорусских городов.

  К повстанцам присоединились крестьяне смоленских земель. Хмельницкий оби¬
жался на Москву за то, что она после его побед «не выступила тотчас на Польшу», но боярской Думе и 19-летнему Алексею было в то время не до Украины. Россию потрясали бунты в столице и в других местах. Не дождавшись помощи от московского царя, герой-гетман позвал в союзники крымского хана и в сентябре разгромил королевское войске в битве под Пилявцами (с. Пилява в Хмельницкой обл.). Полководческая слава Богдана Хмельницкого загремела по всей Европе!

  Еще одну победу казаки и крестьяне одержали в сражениях 5 и 6 августа 1649 г. у Зборова (г. в Тернопольской обл.), но и сами понесли в эти дни большие потери из-за предательства татарских союзников. Польское войско было окружено, королю Яну-Казимиру грозило пленение, но он подкупил хана Ислам-Гирея, пообещав ему прислать в Крым единовременно 200 тысяч злотых и потом присылать ежегодно по 90 тысяч», и крымцы ушли с позиций. 9 августа Хмельницкий согласился на предложенный ему мир с королем. По Зборовскому мирному договору Киевское, Черниговское и Брацлавское (пос. Брацлав в Винницкой обл.) воеводства получили русское самоуправление во главе с гетманом. В этих воеводствах запрещалось размещать польских солдат и проживать иудеям. Гетману дозволялось иметь в своем войске 40 тысяч реестровых казаков. Все остальные территории Украины и Белоруссии возвращались под власть королевской администрации.

  Осенью того же года литовский гетман Януш Радзивилл подавил народное восстание в Белоруссии. Отряды повстанцев, которыми руководили казацкие командиры Михаил Кричевский и Подобайло, были разбиты в ожесточенном сражении близ Речицы (г. в Гомельской обл.).

  Зборовский мир вызвал ярые протесты крестьянства и заштатных казаков, которым надлежало вернуться в холопство. Отряды не захотели разоружаться, и Хмельницкий не стал распускать свое войско. Однако прежний наступательный дух многих его бойцов сменился унынием и неверием в победы.

  В многодневных схватках с поляками под Берестечком (г. в Волынской обл.), продолжавшихся с 28 июня до 10 июля 1651 г., главные силы гетмана были разбиты. Снова приглашенные в союзники крымские татары не только оставили место боев, а хан увез с собой и продержал в плену до конца июля самого Хмельницкого. В это время литовские полки прошли карательным маршем по Белоруссии, разбили казаков черниговского полковника Небабы и 6 августа овладели Киевом. Хмельницкий был вынужден подписать в Белой Церкви (г. в Киевской обл.) новые, еще более тяжелые для Малороссии условия мира. Теперь под его управлением осталось одно Киевское воеводство, а число реестровых казаков сократилось до 20 тысяч человек.

  Богдан Хмельницкий запросил у царя Алексея разрешения на переход «всем войском Запорожским в московские пределы». В марте 1652 г. царь разрешил ему переселять полки «на земли государства по рекам Днепру, Медведице и другим угожим местам». (Медведица - лев. Дона.) Разрешением воспользовались не только казаки Киевского воеводства, а и крестьяне других областей Украины. «Малороссы начали переселяться в огромном количестве в привольные южные степи Московского государства» (Кст.). В Острогожске (г. в Воронежской обл.) разместился первый казачий полк за пределами Украины. На российских землях появились малороссийские слободы - Сумы, Белополье, Ахтырка, Лебедин (все - в Сумской обл.), Харьков и другие. Покидая родные места, малороссы «сжигали свои хаты и гумна, чтобы они не доставались врагам». Поляки препятствовали переселениям, но «украинцы пробивались с ружьями и даже с пушками на новое жительство».

  В мае того же года Хмельницкий одержал крупную победу над поляками, разбив их 20-тысячное войско в урочище Батоги (около г. Ладыжина в Винницкой обл.). Ожидая ответных вражеских ударов, он «усиленно молил московского царя принять его в подданство», писал в Москву, что «иначе ему остается отдаться под давно предлагаемую защиту турецкого султана и хана крымского» (Кл.).

  В декабре в Москву прибыл посол Богданович с очередным челобитьем от гетмана о «приеме государем Запорожского войска под свою руку». В апреле 1653 г. с той же просьбой приезжали к царю послы Бырлий и Мужиловский. В Москве откликнулись на мольбы киевлян, но действовали по-боярски тугодумно и неспешно. Осенью созвали Земский собор, «чтобы обсудить дело по чину», и когда запорожцы потерпели поражение в битве с поляками у Жванца (с. в Винницкой обл.), а отчаявшийся Хмельницкий терял всякие надежды на российскую помощь, к нему прибыло большое посольство из Москвы.

  Возглавлял послов воевода и дипломат боярин Василий Бутурлин. «Во всех городах встречали послов с торжеством, духовенство - с крестами, мещане - с хлебами». В древнем Переяславе состоялся своего рода Земский собор - Народная Рада. 6 января 1654 г. Богдан Хмельницкий провел «тайный совет с полковниками, судьями и есаулами». На 8 января назначили «явную Раду всего войска и всех православных христиан». Рада единодушными криками одобрила призыв гетмана к воссоединению Украины с Россией. В тот же день Хмельницкий и его окружение приняли в соборной церкви Переяслава присягу на верность московскому царю. Участники Рады присягали на следующий день.
 
  17 января торжества с принятием присяги состоялись в Киеве. По подписанному договору Украина «приблизительно в границах Зборовского договора» присоединялась «под именем Малой России к Московскому государству с правом сохранять особый свой суд, управление, выбор гетмана вольными людьми» (Кст.). Московских послов повсюду встречали как долгожданных и желанных гостей. Они гостили в Малороссии до конца месяца.

  Некогда единый народ, больше четырех столетий проживавший в вынужденной разлуке, опять начал соединяться под одной державной крышей. Следует заметить, что коренные жители древних русских земель, попавших под власть Литвы и Польши, долго не могли привыкнуть к тому, что их стали называть белорусами и малороссами. В обиходе они по-прежнему именовали себя русскими, а жителей России - московитами.

  Переяславская Народная Рада явилась важным историческим событием. Она положила начало воссоединению братских народов. Но до полного воссоединения Украины с Россией было еще далеко. Речь Посполита в союзе с новым крымским ханом Махмет-Гиреем весной памятного 1654 года бросила на Украину крупные силы. Враги «свирепствовали, вырезывая русских, не давая пощады ни старикам, ни младенцам». Чтобы защитить днепровских подданных царя, Россия вступила в войну с Польшей. Эта война продоложалась с перерывами 13 лет.

  Державную силу самой России подрывали частые народные мятежи. Начиная с 1645 года, бунты и восстания, то затухая, то вновь разгораясь, нагоняли страх на боярское правительство в течение 30 лет. Крестьяне не хотели мириться с крепостническим рабством. В 1641 г. Дума удлинила сроки розыска беглых крепостных людей с 5 до 10 лет, а в 1649 г. «урочные лета» были отменены совсем. Учтенные «переписными книгами» крестьяне закреплялись со своими семьями за владельцами земли навечно. Они подлежали розыску и возврату к хозяину и через  десятки лет после бегства «на волю».

  Внутренние смуты и грабежи иноземцев в начале столетия обескровили Россию. Хозяйственная и торговая жизнь страны налаживалась очень медленно. Царская казна так оскудела, что боярская Дума начала вводить сверх привычных податей различные новые сборы — «пятую деньгу», стрелецкие, соляные и другие. Ужесточение крепостной кабалы и непосильные налоговые поборы принуждали сельскую и городскую бедноту искать справедливость не поклонами, а силой.

  Ярым буйством сопровождалось восстание 1648 года в Москве. Историки назвали его «соляным бунтом», поскольку толчком к волнениям послужил сбор недоимок по соляному налогу. Однако главная причина восстания крылась в ненависти москвичей к нахально богатеющим за счет казенных доходов царедворцам. Знатных казнокрадов за воровство только журили, а уличенным в корысти «дьякам, подъячнм и простым людям отсекали руки и ноги». Бунт начался 1 июня нападением «черных людей на сильных». По всему городу «всколыбалася чернь на бояр и принялась грабить боярские, дворянские и дьячьи дворы и избивать наиболее ненавистных правителей» (Кл.). В столице несколько дней царила анархия. Городского управителя Плещеева и главного выдумщика дополнительных налогов дьяка Чистого мятежники убили. Кремлевская верхушка в страхе «принялась задабривать войско и чернь». Стрельцов поили бесплатной водкой, народ звали к столам с угощениями, не скупились на подачки н добрые обещания.

  Москву постепенно утихомирили, по вскоре беднота взбунтовалась в Козлове (г. Мичуринск в Тамбовской обл.), Курске, Воронеже, Сольвычегодске, Великом Устюге, Нарыме, Томске и во многих других местах. Почти везде заодно с мятежниками выступали не получавшие в срок жалованья стрельцы. Для расправ с бунтовщиками у властей не находилось усмирительных военных сил. Волнения утихли сами собой. Выплеснув накопившийся гнев, поколотив вгорячах начальников и купцов, растащив их богатства, мятежные толпы успокаивались и расходились по домам.

  Пережитые летом 1648 г. страхи заставили царский двор упорядочить законы, чтобы как-то ограничить произвол местных правителей и в то же время укрепить власть государевых администраторов над населением городов и волостей. Дума создала комиссию во главе с князем Никитой Одоевским, и в январе 1649 г. Земский собор утвердил подготовленное этой комиссией Уложение. Оно состояло из 25 глав, в которых содержалось 967 статей. Такого объемного юридического сборника Россия раньше не знала!

  В нем отразились первые успехи дворянского сословия в борьбе с долгим господством бояр. Дворянство придвинулось ближе к положению «господствующего военно-служилого и землевладельческого класса» (Кл.). Комиссия Одоевского видела, что дворяне могут стать более прочной опорой царскому трону, чем вечно скандалившие между собой боярские группировки.

  Новые законы усилили централизацию государственной власти. В городах укрепилось всевластие воевод. В помощь им для судебно-надзирательских дел на местных земских съездах избирались старосты, но последнее слово всегда принадлежало воеводе. Все «местные сословные миры» оказались под пятой у царского администратора-военачальника. Простым людям Уложение 1649 года принесло дополнительные узаконенные тяготы. Его статьи подтвердили все ранее принятые акты о закрепощении людей за владельцами земли. Трудовые сословия страны, остались бесправными. Государство «не оберегало в них человека или гражданина, а берегло для себя солдата или плательщика» (Кл.). Наказания за преступления мало отличались от тех, что были определены еще Судебником Ивана III, но князь Одоевский впервые ввел в закон статьи о карах за государственные преступления. Теперь с этими статьями должны были считаться и самодержцы.

  Принятие новых законов не остановило мятежей. В феврале 1650 г. против купцов, торговавших немыслимо дорогим хлебом, поднялись жители Пскова. В марте восстали новгородцы. Народная власть с возрожденными вечевыми собраниями была подавлена в Новгороде и Пскове только к осени. «Хлебные бунты» охватили весь северо-запад страны. В Гдове, Острове, Изборске, в сельских волостях беднота расправлялась с купцами и своими хозяевами, разоряла господские поместья, не выходила на работы.

  Войну с Польшей за Украину правительству царя Алексея пришлось начинать в условиях, когда то в одном месте, то в другом вспыхивали бунты городской или сельской бедноты. Несмотря на это поначалу война велась успешно. В мае 1654 г. главное войско повел на Смоленск сам царь. Полки князя Алексея Трубецкого отправились в Малороссию для соединения с силами Богдана Хмельницкого, а Хмельницкий направил 20 тысяч казаков в Белоруссию. Царское войско овладело Смоленском, Могилевом, Витебском, Минском, Вильно, Ковно (г. Каунас в Литве), Гродно. «Не только простой народ, но и шляхта охотно присягала царю, особенно бедные люди» (С.). Успешно били противников и малороссийские казаки.

  Но осенью наступление прекратилось. Европейскую часть России и действующие царские полки схватила «моровая язва», которая принесла больше смертей, чем военные сражения. Без российской поддержки Украину продолжили опустошать поляки и крымские татары.

  В 1655 г. в Польшу пришли шведы, взяли Варшаву и Краков. Поляки признали шведского короля Карла X и своим королем. Война России с Речью Посполитой обернулась и войной против Швеции. Русские полки начали отступать из занятых земель. В этой обстановке «уже умиравший Богдан Хмельницкий стал поперек дороги и друзьям и недругам» (Кл.). В начале 1657 г. он заключил договор с Карлом X и трансильванским правителем Рагоци. По этому договору Галиция отдавалась Трансильваиии, а Хмельницкий признавался «вольным удельным князем малороссийским при польско-шведском короле» (Кл.).

  Планы гетмана были оборваны его смертью в июле того же года. Богдан Хмельницкий успел многое сделать для освобождения Украины от польского владычества, однако он «не устранил и даже не ослабил той социальной розни, которая таилась в самой казацкой среде, завелась до него и резко проявилась тотчас после него: это вражда казацкой старшины с рядовым казачеством, городской и запорожской чернью. Эта вражда вызвала в Малороссии бесконечные бунты и привела к тому, что Правобережная Украина досталась туркам и превратилась в пустыню» (Кл.). Малороссов подталкивали к мятежам и действия преемников Хмельницкого, при которых «Украина разделилась по Днепру на две враждебные половины, левую московскую и правую польскую».

  После смерти Хмельницкого гетманом стал Иван Выговский. Он порвал союз с Москвой и в сентябре 1658 г. заключил с поляками мир, отдав всю Украину под власть Речи Посполитой. В июне следующего года он с помощью крымских татар разбил под Конотопом (т. в Сумской обл.) «лучшее войско царя Алексея».

  Предательская политика гетмана и казацкой старшины вызвала народные мятежи. Особенно широкий размах получило восстание под руководством казацкого полковника Ивана Богуна на Правобережной Украине. Выговский бежал от людского гнева в Польшу. В октябре 1659 г. гетманом был избран сын Богдана Хмельницкого, Юрий. Однако и он не захотел мириться с Москвой.

  Карл X умер, а его преемник в Швеции заключил с Польшей мир и продолжил войну с Россией. Царские войска терпели поражение за поражением. В июне 1660 г. были разбиты полки князя Ивана Хованского в Литве. В октябре поляки разгромили группировку боярина Василия Шереметева в Малороссии. В украинских областях «явно высказались две враждебные стороны: сторона старшины и сторона черни, представителем которой было Запорожье» (С.). Гетманскую булаву у Юрия Хмельницкого отобрал в 1663 г. Павел Тетеря, но запорожцы не признали его власти.

  В сентябре того же года на Украине образовалось два гетманства - Левобережное в Киеве и Правобережное в Чигирине (г. в Черкасской обл.). Политический раздел малороссов по Днепру завершился. «Заднепровские полки и чернь вся с радостью поддались под царскую руку, ляхов и Тетериных единомышленников побили» (С.). Павел Тетеря в 1665 г. бежал в Польшу.

  Левобережный гетман Иван Брюховецкий силами казачьих и российских полков отстоял от поляков и крымцев Киев, взял Корсунь и разбил польское войско в сражении под Белой Церковью. Но, укрепившись в гетманстве, он захотел быть независимым от Москвы, потерял доверие запорожцев и в 1668 г. был убит казаками.

  Обстановка в Малороссии была в то время очень тяжелой.
В 1666 г. войну с Речью Посполитой за владение Украиной начала Турция. Эта война продолжалась с перерывами 30 лет и усеяла древнерусскую землю новыми россыпями человеческих костей. В кровавые военные годы русские магнаты-аристократы Украины, потомки Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха, забыли и о своем славянском происхождении, и о православной вере, и о княжеско-дворянской чести. Они пресмыкались перед теми, кто в то или другое время казался им сильнее. Раньше они помогали угнетать свой народ литовцам, потом — полякам, теперь многие из них изъявили готовность служить турецкому султану. Таким же грехом страдала и вышедшая из простонародья казацкая старшина.

  Сменивший Павла Тетерю правобережный гетман Петр Дорошенко «решил поддаться туркам, чтобы с их помощью вытеснить из Украины и Москву и поляков и быть единственным гетманом на обоих берегах Днепра» (С.). Значительная часть казачества и вооруженные крестьяне правобережья стали после этого воевать против своего гетмана. На турецких прислужников поднялось и все левобережье.

  «Несчастная Малороссия шаталась очень долго между поляками и между турками. Заднепровье было вконец опустошено, сильно досталось и восточной стороне» (С.). В результате бесчисленных кровавых столкновений враждующих сторон «плодородные поля от Днепра до Днестра представлялись совершенно безлюдною пустынею, где только развалины людских поселений да человеческие кости указывали, что страна была обитаема» (Кст.).

  В январе 1667 г. в селе Андрусово под Смоленском российские дипломаты договорились с поляками и шведами о перемирии. За Россией остались Смоленск и чернигово-северские земли. Кроме того, Польша и Швеция признали российской Левобережную Украину с Киевом. Россию в эти годы потрясали крестьянские и казацкие мятежи. Только после расправ с отрядами Степана Разина Москва собрала силы на помощь малороссам и начала войну против Турции.

  В 1673 г. на Украину пришли свежие российские полки. В местах своего расположения они остановили разбои турок и крымских татар. В январе следующего года левобережный гетман Иван Самойлович и российский князь Григорий Ромодановский объединили свои силы в Гадяче (г. в Полтавской обл.), «имея вместе тысяч 80 войска».

  Начались бои за Черкассы и Чигирин. К этому времени в украинских областях «проклятия на Дорошенка были на всех устах». Где появлялись турки и татары, там шли грабежи, насилия, опустошение хат, амбаров, конюшен. Чигирин «превратился в невольничий рынок, всюду на улицах выставляли и продавали пленных». Против разорителей поднимались и действовали мелкими отрядами крестьяне и городские мещане. Но турки, крымцы и их украинские пособники своей численностью намного превосходили освободительную армию. Только в сентябре 1676 г. войско Ромодановского и полки Самойловича взяли Чигирин. Дорошенко сдался в плен. Его увезли и поселили на жительство в деревню около Волоколамска.

  Война продолжалась. В августе 1678 г. туркам удалось после жестокой битвы снова овладеть Чигирином, но при этом они потеряли убитыми и пленными около 30 тысяч человек. Столь большие потери и неутихающая враждебность местного населения заставили турецких командиров покинуть выгоревший дотла город. Новые столкновения с объединенным войском Москвы и днепровских казаков каждый раз кончались поражением турок и татар. Султан повелел прекратить боевые действия на берегах Днепра и отказался от завоевания Левобережной Украины.

  В январе 1681 г. русские и турецкие дипломаты заключили в Бахчисарае перемирие на 20 лет. Султан признал Левобережную Украину с Киевом российским владением и запретил крымскому хану нападать на подданных московского царя.
Многолетние войны России с Польшей и Турцией завершились полным воссоединением восточной Малороссии с Московским государством. Решение Переяславской Рады скрепилось кровью российских и украинских воинов.


Беседа 37. «Медная инфляция». Степан Разин. Церковный раскол. Освоение Восточной Сибири. Подворный налог. Правительница Софья.

   Войны разоряли ослабленную годами Смуты боярскую Россию. Финансовые прорехи правительство пыталось латать всяческими налогами, сборами, пошлинами, но брать их стало не с кого. Из вычерпанного до дна колодца воды не достанешь. Цены на соль подняли так, что ее перестали покупать. Бедняки забыли ее вкус. На речных и озерных промыслах протухали горы незасоленной рыбы. Все это и вызвало «соляной» бунт. Ввели монополию на запрещенную раньше торговлю табаком, казна продавала его «чуть ли не на вес золота». «Не зная, что делать, правительство прямо дурило в своих распоряжениях» (Кл.).

  Изобретатели прибылей додумались в 1656 г. из-за нехватки серебра выпускать медные деньги по стоимости серебряных. Денежные мастера тут же приловчились чеканить монеты в неограниченном количестве и «вдруг разбогатели на глазах у всех». К монетному двору присосались и знатные добытчики медных слитков. Плутни мошенников прикрывали тесть царя боярин Илья Милославский и государев любимец стольник Афанасий Матюшкин. Произошло то, что мы называем сейчас инфляцией. В 1660 г. за серебряный рубль давали два медных, а в 1663 г. медные монеты ценились уже в 15 раз дешевле серебряных.

  Воровская деятельность монетного двора открылась. «Приказчикам, купцам и мастерам отсекали руки и ноги», но было уже поздно - рынок захлебнулся обесцененной медью.

  25 июля 1662 г. к царю Алексею, который находился в селе Коломенском, явились толпы разъяренных москвичей. Они требовали отмены медных денег, «дергали царя за пуговицы кафтана» и угрожали, что если Милославского и Матюшкина не осудят, то люди сами «возьмут их силой». По команде Алексея «началось повальное избиение безоружных». Весть о побоище в Коломенском всколыхнула Москву. Поднялись «попы и причетники, монахи, гости, посадские, крестьяне, холопы». Засверкали топоры и секиры. Переполненные гневом люди громили дома бояр, купцов и чиновников, скапливались у Кремля.

  Но теперь государевы охранители уже имели опыт усмирения мятежей. Уговаривать бунтовщиков, как в 1648 году, они не стали. Восстание было подавлено с лютой жестокостью. Улицы Москвы залили кровью. Мятежников убивали на месте, «массами топили в реке», казнили без долгих разбирательств. Сотни семей лишили крова, имущества и выселили в Сибирь. Казнено было «больше 7 тысяч человек и больше 15 тысяч наказано отсечением рук и ног, ссылкой, конфискацией имущества» (Кл.). Таких зверских расправ столица не видела и во время голода при Борисе Годунове. Народ перестал надеяться на защиту царя от произвола лихоимцев.

   Алексей запретил пускать в оборот медные деньги, приказав «переливать их в вещи». Казна скупала монеты «по 5 копеек и даже по 1 копейке серебром за медный рубль» и нажила на этом немалые прибыли. Опять пострадала беднота, которой серебряные деньги были недоступны в течение нескольких лет.

  Эхо московского «медного бунта» прогремело по всей России. В стране нарастала ненависть трудовых сословий к царскому окружению, к боярам, дворянам, чиновникам. В начавшихся «народных движениях высказались резко отношения большинства к стоящему наверху меньшинству» (С.). Недовольство властями, озлобление «голытьбы» на богатых и сытых господ, жажда мести обидчикам - все это вылилось в большую внутрироссийскую войну.

  Летом 1666 г. мятежный отряд из 500 человек «под начальством атамана Васьки Уса разбойничал в воронежских и тульских местах, подговаривал крестьян и холопов, разорял помещиков» (С.). Действия подобных отрядов в разных областях страны явились прологом казацко-крестьянской войны против царских властей и правительственных войск. Эту войну Ключевский назвал «огромным мятежом на поволжском юго-востоке, зародившимся среди донского казачества, но получившим чисто социальный характер, когда с ним слилось им же возбужденное движение простонародья против высших классов». Вождем простонародья стал Степан Разин.

  Разин Степан Тимофеевич был одним из казацких атаманов на Дону. В апреле 1667 г. он собрал двухтысячный отряд казачьей бедноты и увел его к Волге. Там казаки захватили купеческий караван и пошли на судах к морю. К ним присоединились на трех стругах восставшие астраханские стрельцы. Разбойный отряд на 35 судах прошел в Яик и овладел Яицким городком.

  В следующем году вооруженная вольница отправилась на 24 судах в грабительский поход к персидским владениям и опустошила каспийские берега от Дербента до подступов к Решту (г. в Иране). С богатой добычей разницы пришли в Астрахань. Все доходы от проданных ими товаров и ценностей собирались в общественную казну. К разбогатевшему бедняцкому атаману потянулись с разных сторон обиженные властями люди. Астраханский наместник князь Иван Прозоровский оказался бессильным перед Разиным, уговаривал его отвести мятежные толпы к Дону.

  В сентябре 1669 г. Разин повел свой уже 7-тысячный отряд с 20 пушками вверх по Волге. В Царицыне (г. Волгоград), нагнав страху на местных господ, казаки бросили речные суда, ушли в низовья Дона и укрепились в Кагальнике (пос. в Ростовской обл.) на зимовку.

  В мае 1670 г. казачье войско, пополненное «голытьбой» Дона, Хопра (лев. Дона) и Волги, захватило Царицын. Здесь к нему присоединились повстанцы упомянутого выше Василия Уса. В июне Разин вернулся в Астрахань. Его войско росло, как тесто на хороших дрожжах.

  После овладения Царицыном и Астраханью характер действий разинской армии сменился с разбойного на тот «чисто социальный», о котором писал Ключевский. Расправившись с «начальными и знатными людьми», народные атаманы установили в нижневолжских землях свою власть. В селениях вводилось местное управление с мирскими сходками и выборными старостами. «В селах крестьяне начали истреблять помещиков и приказчиков их, в городах чернь бросалась на воевод и приказных людей» (С.). Богатства бежавших или убитых господ поступали в общественную казну. Все сословия были объявлены по-казацки равными в правах и повинностях.

  Повстанческая армия пошла вверх по Волге на 200 судах. Берегом следовал двухтысячный конный отряд. Саратов и Самара отдались Разину без сопротивления. Селения встречали разинцев хлебом-солью, давали новых добровольных бойцов. Пламя крестьянско-казацкой войны с царскими властями перекинулось и в области, удаленные от Волги.

  Восстания охватили Слободскую Украину - от харьковских и сумских волостей до курских и воронежских. В верховьях Дона поднял бедноту на мятеж брат народного вождя Фрол Разин. Барские усадьбы пылали в междуречье Волги и Дона. Крестьянские отряды под командой Михаила Харитонова захватили Саранск и Пензу. Атаман Осипов с 15 тысячами казаков и крестьян овладел пятью приволжскими городами. Беднота нападала на господ в северных и зауральских областях. В стране не было дома, где бы не говорили о Степане Разине и его «прелестных письмах» с призывами к борьбе за волю и правду. Одни ждали его побед с унынием и страхом, другие - с радостью и надеждами на лучшую жизнь.

  Разин намеревался идти на Москву, но застрял с основными силами при осаде Симбирска (г. Ульяновск). Здесь его большая, но плохо обученная армия потерпела поражение. На помощь симбирскому воеводе Ивану Милославскому, гарнизон которого держал оборону около месяца, подоспел с царским войском князь Юрий Барятинский.

  В начале октября казацко-крестьянские отряды, осаждавшие город, были разбиты. Больше 500 повстанцев попали в плен «и все были истреблены, заводчиков четвертовали, других рубили и вешали по всем дорогам и по берегу Волги» (С.).  Дважды раненный Разин с остатками казаков ушел на Дон, но там против бедноты сплотилось зажиточное казачество. Весной 1671 г. был уничтожен последний отряд Степана Разина. Его самого схватили в Кагальнике, закованного цепью отправили в Москву, а там после истязаний пытками 6 июня казнили.

  Разгром мятежной армии под Симбирском и казнь Разина не остановили войну народа с властями. Схватки вооруженных казаков и крестьян с царскими войсками продолжались во многих местах. Сохранивший разинские порядки в Астрахани атаман Федор Шелудяк летом 1671 г. опять прошел с войском по волжским берегам, но он тоже не мог овладеть Симбирском. Отступив на юг, Шелудяк не пускал царских воевод в низовья Волги до осени. В 1673 г. царским полкам пришлось подавлять мятеж, поднятый на Дону казачьим атаманом Иваном Миюской. В 1675 г. крестьянские бунты всколыхнули обширную территорию с городами Ряжском, Козловом, Тамбовом.

  Поднятая волжской народной армией социальная буря еще долго разносила по стране огненные всполохи господских поместий и звон набатных колоколов. Со временем «правительство вышло с победою из борьбы с черным народом, потерявшим терпение. Управление по-прежнему оставалось в руках воевод и приказных людей: они могли брать посулы, делать всякого рода насилия и ускользать от наказания» (Кст.). Вооруженная борьба «большинства» со «стоящим наверху меньшинством» ничего в России не изменила.

  Время царствования Алексея Михайловича памятно не только яростью социальных волнений, но и мятежным расколом российской православной церкви. Раскольники, наполнившие Соловецкий монастырь, отражали штурмы царских войск в течение почти 10 лет и были усмирены стрельцами только в январе 1676 г.

  В 1652 г. патриархом России стал хорошо образованный и чрезвычайно деятельный новгородский митрополит Никон, обладавший к тому же твердой волей и весьма крутым характером. К этому времени типографии выпустили много богослужебных изданий, в которых имелись разночтения и переводческие ошибки из старых рукописных книг. Обряды по «неисправным» текстам стали привычными и для духовенства и для прихожан. Никон и его помощники взялись за исправление ошибок. Выявленные расхождения не меняли основ вероисповедания, а задевали только обрядовую сторону: креститься не двумя пальцами, а тремя; поклоны перед иконами «не земные, а поясные»; писать не «Исус», а «Иисус». Открылись и другие искажения древности.

  Никон заручился поддержкой царя н приступил к реформе церковных обрядов путем властных повелений и расправ с непокорными. Когда заново отпечатанные духовные книги разошлись по епархиям, многие священники признали их еретическими и продолжали справлять службы по-старому. Царь и патриарх увидели в этом мятеж против государства. Упрямых служителей церкви лишали духовных званий.  Противников реформы предали анафеме (проклятию) на церковном соборе.

  Российское православие раскололось на две враждебные части — господствующую никонианскую и гонимую старообрядческую. Раскольников-старообрядцев возглавил протопоп Аввакум из Юрьевца. Он не уступал Никону ни твердостью характера, ни богословскими знаниями, ни полемическим мастерством.

  «Раскол уронил авторитет старины, подняв во имя ее мятеж против церкви, а по связи с ней и против государства» (Кл.). Со старообрядцами расправлялись безжалостно. Аввакума с семьей вывезли в Тобольск, потом поселили в глухом забайкальском углу. Через 10 лет мучительства ему разрешили вернуться в Москву, но неистовый проповедник двуперстия не смирился. Его сослали в Мезень (г. в Архангельской обл.), оттуда перевезли в Пустозерск (городище в низовьях Печоры), держали 15 лет в «земляной тюрьме» и в 1682 г. сожгли заживо в деревянном срубе.

  За старую веру больше всего страдало простонародье. Церковная власть считалась неотделимой от власти государственной, и раскольников наказывали не священники, а царские судьи и палачи. Светских и церковных господ за упорство в вере ссылали в удаленные места, а простые миряне-староверы бежали от никонианской церкви сами. Тысячи семей находили укрытия от властей в малолюдных местах за Волгой и Камой, в лесах Зауралья и Сибири, на берегах далеких северных рек. Никон, разгоняя своих духовных противников, «украсил их страдальческим венцом и снабдил глухие углы России сеятелями староверия» (Кл.).

  Уход населения из городов и деревень в недоступные для налоговых сборщиков места тоже явился своего рода мятежом. Это был мятеж душ человеческих - без топоров, кровопролитий и погромов. Люди освобождали себя от царско-чиновного и патриаршего гнета, в борьбе с суровой природой устраивали свою жизнь так, как хотели.

  Алексей царствовал 31 год. Это «был бы добрейший и мудрейший государь, если бы не слушался дурных и глупых советников» (Кл.). Его окружение усердно крепило царскую власть и подавляло народные мятежи с деспотической жестокостью. При Алексее страна привыкла к возрожденной самодержавной строгости. К Москве вернулся потерянный было международный авторитет. С Россией воссоединилась Левобережная Украина. Опять стали российскими Смоленск и черниговские земли в бассейне Десны и Сейма.

  Оживала хозяйственная жизнь державы, росли различные промыслы. «Рудознатцы искали серебряную и всякую иную руду в Соликамске, на Северной Двине, Мезени, на Канином Носе, па Югорском Шаре и даже за Енисеем» (Кл.). Ширились не только кустарные, но и заводские производства. Никакого движения вперед не наблюдалось только в земледелии - железные плуги в помещичьих хозяйствах появились лишь в конце XVI11 века.

  Планы и действия Кремля при Алексее во многом определялись окольничим Федором Ртищевым и опытным дипломатом Афанасием Ордин-Нащокиным. Они своей активностью часто возмещали и бестолковость думских заседателей и богомольную отрешенность царя от государственных забот. Московская знать потихоньку перенимала западные дворцовые порядки. В Немецкой слободе на Яузе устроилось на жилье около тысячи иностранцев из разных стран. В дополнение к стрелецкому войску создавались полки «иноземного строя».

  Царь Алексей породил непривычного для России наследника - Петра Великого. В собрании исторических личностей за гигантской фигурой сына не каждый увидит его отца, не каждый обратит внимание на то, что отец уже начинал готовить почву для будущих посевов сына-реформатора. Самодержавие из личного самовластия превращалось в государственную власть.

  В годы царствования Михаила и Алексея продолжалось освоение Сибири. Неизведанные дали манили к себе отважных первопроходцев. Почти везде русским поселенцам на новых местах уже не надо было ни с кем сражаться. Земля отвоевывалась не у людей, а у природы. Островки обитания туземцев не мешали пришлым земледельцам и промысловикам обживать необозримые таежные просторы. Появились русские города и в Восточной Сибири: в 1619 г. - Енисейск (г. в Красноярском крае), в 1628 г. - Красноярск, в 1632 г.- Ленский острог (г. Якутск), в 1647 г. - Охотск (пос. в Хабаровском крае).

  В 1643 г. отчаянные «промыслители» добрались до реки Колымы. В июне 1648 г. «служилый человек Семен Дежнев с 25-ю служилыми и промышленными людьми» вышел по Колыме на 6 судах в море, обогнул северо-восточную кромку Азии и убедился, что российская земля отделена от незнакомого материка проливом. Позже русские люди преодолевали этот пролив и селились на Аляске.

  В 1643-1646 годах казачий отряд Василия Пояркова прошел по Амуру в Охотское море, а потом по рекам бассейна Лены добрался до Якутска. В 1649-1653 годах приамурский край обследовали и покоряли царю туземные города казаки Ерофея Хабарова. Вслед за первопроходцами в дальние дали добирались «другие охочие русские люди». В Восточной Сибири росло число острогов и деревень, заселенных «пашенными крестьянами». В необитаемых раньше местах прокладывались дороги, налаживалась ямская служба.

  Алексей Михайлович умер в 1676 году. Он был женат дважды и оставил после себя «две клики родственников», которые ненавидели одна другую. Царем стал 15-летний Федор, еще при жизни отца объявленный народу на Красной площади наследником престола. Его мать происходила из рода Милославских.

  Федор III оставил мало собственных следов в истории. Он сидел на троне, а государством правили его родственники. Они завершили начатую при Алексее «подворную перепись» жителей во всех населенных пунктах страны. Подати в царскую казну стали брать не от размеров «угожей» земли, а с каждого двора. Суммы налогов с деревень резко увеличились, но землевладельцы после этого принялись уплотнять жильцов в избах - чтобы дворов за поместьем числилось меньше, а работников в них теснилось побольше.

  При Федоре были внесены некоторые изменения в судебную систему государства. В 1679 г. рассмотрение уголовных дел было передано от выборных губных старост и целовальников-присяжных в ведение воевод. («Целовальник» - от присяги с целованием креста.) Воеводы стали не только администраторами, а и судьями. В 1680 г. был принят закон, запрещавший «казни отсечением рук и ног».

  Федор III занимал престол 6 лет и скончался в апреле 1682 г. бездетным. Возле опустевшего трона осталось 6 дочерей и 2 сына царя Алексея. Из дочерей потянулась к власти одна 25-летняя Софья. Она и «малоумный» 16-летний Иван по матери относились к роду Милославских, а «на редкость восприимчивый, живой» 10-летний Петр был рожден второй женой государя, Натальей Нарышкиной из менее знатного боярского рода.

  О Земском соборе уже никто не вспоминал. Когда Федор умер, патриарх, архиереи и бояре «собрались на совет», после которого дали команду звать на дворцовую площадь москвичей «всех чинов». Патриарх Адриан вышел на крыльцо и обратился к сбежавшейся толпе с вопросом: «кого народ желает иметь царем?» Перекричали других вроде бы сторонники младшего царевича. Так мальчишка Петр был провозглашен государем России. «Вопрос решила разночинная толпа, оказавшаяся в Кремле по случаю смерти царя» (Кл.).

  С таким решением не согласилась царевна Софья. В сговоре с князем Василием Голицыным и со своими родственниками она 15 мая подняла на мятеж стрельцов. Те явились в Кремль и расправились с противниками Милославских. Были убиты дядя Петра боярин Афанасий Нарышкин, князь Михаил Долгоруков, боярин Артамон Матвеев, известный воевода князь Григорий Ромодановский и «много боярских людей». Кровавые сцены происходили на глазах у маленького Петра, который, оцепенев от ужаса, «стоял на Красном крыльце подле матери». «Эти минуты оказали печальное влияние на его характер: они, без сомнения, положили в эту гениальную, гигантскую натуру зародыш жестокости, свирепости» (Кст.).

  Под стрелецкой угрозой Дума с патриархом и архиереями 26 мая решила: Ивану быть первым царем, а Петру вторым. Запуганные вельможи согласились признать Софью правительницей при слабоумном Иване и малолетнем Петре. На последующие 7 лет она стала фактической государыней России. «Софья в государственных бумагах присоединяла свое имя к именам своих братьев, вместе с ними называлась самодержицею всея Руси» (С.).

  Софья была не только коварна, по и умна, решительна, обладала не по-женски твердой волей. Она сумела обуздать распоясавшихся после майской бойни стрельцов. Главу стрелецкого приказа князя Ивана Хованского в сентябре объявили «вором и изменником» и отрубили ему голову. Казнили еще пятерых стрелецких «заводчиков», многих «наиболее задорных» удалили из Москвы. Начальство над стрелецким войском Софья поручила окольничему Федору Шакловитому
 
  Она повела и активную внешнюю политику. В 1686 г. Андрусовское перемирие с Польшей было «превращено в вечный мир и даже в наступательный союз». Россия вступила «в священную лигу Польши, Австрии и Венеции для борьбы с Турцией».

  Весной 1687 г. 100-тысячная российская армия под командой князя Василия Голицына направилась завоевывать Крым. На Украине к походу присоединился гетман Иван Самойлович с 50 тысячами казаков. Однако из-за нехватки продовольствия и фуража в высохших и выжженных татарами степях князь развернул полки и привел их в Москву. После этого неудачного похода представители малороссийских казачьих полков избрали гетманом на место Самойловича есаула Ивана Мазепу.

  Вторую попытку покорения Крыма князь Голицын начал в 1689 г. еще по снегу. В мае 112-тысячная армия с 350 пушками пришла к Перекопу, но преодолеть укрепленный перешеек не могла. Дело закончилось мирными переговорами с ханом. В тяжелых крымских походах от плохой пищи и болезней погибло много русских воинов, а пользу эти походы принесли только европейским державам, так как Турция не могла в это время использовать в войне с ними многочисленную татарскую конницу.


Беседа 38. Потешные солдаты. Заговор Софьи. Гены Натальи Нарышкиной. Азовские походы. Воронежский флот. Петр I за границей. Стрелецкий мятеж.

   После расправы со сторонниками Нарышкиных и приговора Думы о «троецарствии» Петра с матерью выпроводили из Кремля в село Преображенское. Царица-вдова и ее венценосный сын «жили там тем, что им давано было из рук царевны». Иван V никакого участия в государственных делах принимать не мог. Всем правила Софья. Она сошлась близко с Федором Шакловитым и упивалась властью, будто забыв о подраставшем в Преображенском Петре. А «Петр жил на просторе, перейдя из учебной комнаты прямо на задворки». Основным его занятием стали военные игры, которые постепенно приобретали вовсе не потешный характер. С рассудительностью взрослого царь-ребенок рано понял, что ему «надо завести своего солдата, чтобы обороняться от своевольной сестры» (Кл.)
  В село Преображенское натаскали из Кремля целый арсенал всякого оружия, порох, боевые знамена. Из придворных дядек и слуг создали нечто вроде штаба, а из удалой охотничьей дворни, хозяйственной обслуги и местных жителей юный государь скомплектовал две потешные роты. Подростками из знатных семей довели численность каждой роты до 300 человек. Нашли знающих военное дело наставников, учили ребят и взрослых строю, меткой стрельбе, боевым действиям в поле.

  Преображенские солдаты стали «не шуточными». Они получали жалованье, в руках держали настоящее оружие, при воинских потехах громыхали не самодельные пушки.  В потешной казне держалось достаточно серебра. «Игра обратилась в целое учреждение с особым штатом и бюджетом». К концу 80-х годов военная сила Петра состояла «из двух регулярных полков», расположенных в селах Преображенском и Семеновском.

  За военными играми внешне озорной и веселый, но быстро созревший умом Петр не забывал утешать свою природную любознательность. Он учился всему, что попадало под руку, слушал всякого, кто открывал ему что-то новое, брался за любую работу и все норовил сделать сам. С особой охотой он «учился арфиметике, геометрии, артиллерии и фортификации». К управлению государством и к войнам за его могущество Петр готовил себя с детских лет!

  Софья в первые годы своего господства смотрела на военные забавы отпрыска Нарышкиных с равнодушием. Но когда он подрос, рано женился, а под боком у столицы образовалось преданное ему сильное войско, царевна решила избавиться от брата-соперника. Она и Федор Шакловитый возложили исполнение заговора на стрельцов.

  Вечером 7 августа 1689 г. было приказано «собрать в Кремль 400 стрельцов с ружьями, 300 других собрать на Лубянке». Заговор сорвал один из стрелецких командиров Ларион Елизарьев. Посланные им стрельцы Мельнов и Ладогин примчались в Преображенское и «уведомили царя, что на него и его мать умышляется смертное убийство». Разбуженный среди ночи Петр схватил коня и ускакал в лес в одной рубашке. Потом он добрался до Троице-Сергиева монастыря, где его приняли с подобающими государю почестями. Преображенский и Семеновский полки взялись за ружья.

  «Троевластное правление, которому насмешливо удивлялись за границей, но которым все были довольны дома, кроме села Преображенского, кончилось» (Кл.). Софью заточили в Новодевичий монастырь, Шакловитого казнили, трех стрелецких начальников «били кнутами и с урезанием языка сослали в Сибирь». «Ущербный» Иван V остался «церемониальным царем» до своей смерти в 1696 году.

  Образ жизни Петра после низвержения Софьи изменился мало. Правительницей стали считать царицу Наталью, а фактически дела вершили один из воспитателей Петра князь Борис Голицын и брат царицы Лев Нарышкин. Сам государь по-прежнему отдавался «марсовым потехам» и все чаще проводил время в Немецкой слободе. Там он сдружился с принятыми на русскую службу шотландским генералом Патриком Гордоном, выходцем из Швейцарии Францем Лефортом и с другими иностранцами разных чинов и профессий. Его повсюду сопровождал еще в детстве сошедшийся с Петром сын конюха, сержант Преображенского полка Александр Меншиков, «человек невежественный, но шустрый и сметливый».

  Развлечения и гульба с иноземцами не оторвали молодого царя от главного своего призвания. Он «брал у Гордона или через него выписывал из-за границы книги», добывал невиданные в Москве приборы и инструменты, с жадностью выпытывал знания у специалистов, перенимал работную хватку опытных русских мастеров. С годами Петр I стал не только самым властным, но и самым образованным человеком в России.

  Будущий реформатор не переставал крепить свои полки. Проводил смотры, ходил с преображенцами и семеновцами в походы, устраивал военные маневры, на которых бывали и раненые и убитые. На Яузе он своими руками смастерил яхту. Сам же испытывал новые пушки, устраивал «замысловатые и опасные фейерверки». В его войске появились свои строители крепостей и полевых заграждений, подрывники, корабелы, «настоящая артиллерия и заправские артиллеристы».

  Петру стало тесно в Подмосковье. Вопреки мольбам матери и жены он едет с хваткими на дела помощниками в Переславль-Залесский и строит на Плещеевом озере учебную флотилию из малых судов. Его натуре озера было мало. Летом 1693 г. он отправился в Архангельск и основал там судостроительную верфь. Вместе с мастерами царь работал топором при закладке первого крупного корабля. На следующий год Петр опять приехал в Архангельск.

  20 мая 1694 г. со стапелей спустили в Северную Двину первенца российского торгового флота. Корабль «Святой Павел» был пригоден к «морскому ходу» и для защиты от пиратов имел на борту 24 пушки. Его сразу загрузили товарами и отправили за границу. Это событие было отмечено шумными и веселыми торжествами.

  От всех предыдущих российских царей Петр отличался не только кипучей энергией, неутолимой любознательностью, смелыми задумками, но и своим внешним видом, простецким характером и вовсе не вельможным поведением в обыденной жизни. Сказались, по-видимому, гены Натальи Нарышкиной. Петр «уродился в мать», а она была здоровой и жизнерадостной от природы женщиной. Наталья «исправила династическую хилость мужского потомства патриарха Филарета» (Кл.). Со своим двухметровым ростом ее сын смотрелся «целой головой выше любой толпы». Людей удивляла физическая сила и ловкость движений государя. Он пальцами свертывал в трубку серебряную тарелку, а ножом разрезал на лету подброшенный кусок сукна. Руки его всегда были заняты каким-то делом, «с них не сходили мозоли». Он вечно куда-то спешил, «торопливость стала его привычкой».

  Самодержец огромного государства был до скупости экономен в быту: не позволял брать денег из казны на дворцовые украшения, сам ходил в стоптанных башмаках и в кафтане из толстого сукна, ездил «на одноколке или на плохой паре, запряженной в неказистый кабриолет», страшно ругался при порче деловой древесины — заставлял делать из отходов оси, топорища и другие нужные вещи. Не вынося возвеличения сановников, Петр запретил кому бы то ни было «подписываться уменьшительными именами, падать перед царем на колени, снимать шапки перед дворцом» (С.).

  Когда Петр был занят архангельской верфью, 40-тысячная татарская орда пыталась грабить малороссийские области, но была остановлена казачьими полками. Гетман Мазепа «неотступно просил начать наступательное движение» против турок и крымцев. Учитывая неудачи голицынских походов, Петр решил направить удар по южным врагам не через Перекоп, а на Азов, чтобы получить выход к морю и доступ к берегам Крыма не только сушей, но и водой.

  Для обмана противников конные полки боярина Бориса Шереметева пошли в начале 1695 г. к низовьям Днепра. К ним присоединились отряды малороссийских казаков. А 30-тысячное войско под начальством боярина Федора Головина, Гордона и Лефорта двумя разными маршрутами прибыло к устью Дона и сосредоточилось под Азовом. В июле началась осада крепости. Петр командовал ротой бомбардиров, «сам начинял бомбы и сам стрелял». Дважды штурмовали стены Азова, но успеха не добились. Стало ясно, что без флота приморскую турецкую крепость не взять - султан подсылал к ней подкрепления и припасы морем. 27 сентября сняли осаду и увели войско в Россию.

  Раздосадованный Петр тут же взялся за подготовку нового похода к Азову. В Воронеже и прилегающих к городу селениях спешно ставились верфи и мастерские по производству корабельной оснастки. На дело были брошены многие тысячи людей. К весне следующего года Россия «получила флот, в одну зиму построенный на реке Воронеже под непосредственным руководством царя» (Кл.). В апреле спустили на воду «2 корабля, 23 галеры и 4 брандера» (С.). Брандер - судно, начиненное горючими материалами для поджога вражеских кораблей. Кроме того, было изготовлено 300 стругов для перевозки солдат, пушек и припасов.

  Командовать 40-тысячным войском царь поручил боярину Алексею Шеину, адмиралом флота назначил Лефорта, а сам пошел в поход капитаном, «начальствуя восемью галерами». Суда опустились по Дону к морю. К войску присоединились 2 тысячи донских казаков.

  Азов окружили и по суше, и по воде. Преображенские артиллеристы принялись рушить его стены. Турки не стали ждать штурма и 18 июля 1696 г. сдали город. Им позволили уйти «в полном вооружении, с женами, детьми и пожитками». 

  Петр выбрал место для строительства новой пограничной крепости (г. Таганрог в Ростовской обл.) и уехал в Москву. Донские казаки захватили еще несколько мелких турецких крепостей на берегах Азовского моря, а конница Шереметева и казаки Мазепы потеснили турок в низовьях Днепра. В Азов по велению царя переселили 3 тысячи семейств из разных российских городов. Воронежская флотилия осталась охранять морские подступы к устью Дона.

  Второй азовский поход показал Европе, что Россия обретает государя с твердой рукой и непреклонной волей, а российский народ увидел, что царь перешел от молодецких потех к большим государственным делам.

  Строительство архангельского корабля и воронежского флота открыло Петру глаза на множество хозяйственных неувязок и на промышленную отсталость страны. Все делалось кустарно, сметливостью и усердием работников. Явно не хватало мастеров и в корабельном и в других производствах. Государь послал на выучку за границу несколько групп молодежи и, «чтобы показать пример и обучать других», туда же поехал сам.

  В марте 1697 г. для дипломатических переговоров с правительствами европейских держав из Москвы отправилось «великое посольство». В его составе насчитывалось около 250 человек. Царь вошел в свиту послов под именем Петра Михайлова и настрого запретил величать себя за границей государем.

  За границей Петр сразу же начал «доучиваться» и в Кенигсберге (г. Калининград) получил от прусского полковника аттестат «огнестрельного мастера». В поведении он и там остался самим собой. В одном месте его узнали и позвали на ужин в высокознатную семью. Петр очаровал хозяев, «перепоил их по-московскн», развеселил всех, а во время танца «приподнял за уши и поцеловал 10-летнюю принцессу, будущую мать Фридриха Великого».

  Жадному до знаний царю не терпелось скорее попасть туда, «где было развито промышленное и военно-морское производство: он искал на западе техники, а не цивилизации» (Кл.). Мнимый Петр Михайлов нанялся работать плотником на верфь в голландском городе Саардаме. Между плотницкой работой он бегал по разным производствам, изучал устройство «фабрик, заводов, лесопилен, сукновален». Через некоторое время жители Саардама прознали тайну русского богатыря в холщовых штанах, ему не стало прохода от любопытных зевак. Петр переехал в Амстердам. В августе Лефорт доставил туда отобранных для обучения русских корабелов. Царь с Меншиковым трудились на верфи плотниками, и опять Петр «в свободное время редко сидел дома, всюду бегал, все осматривал».

  Русские ученики под присмотром голландских мастеров заложили фрегат и через два месяца спустили его на воду. Государь уже не скрывался под чужим именем. Он торопился побывать везде, встречался с десятками специалистов, выпытывая у них всевозможные технические новшества. Ему показалось мало того, что он увидел и узнал в Голландии.

  В начале 1698 г. Петр поехал в Англию. Английский король Вильгельм III встретил русского царя с подобающими почестями и подарил ему свою лучшую яхту. Три месяца работы на верфи в городе Дептфорде венценосный труженик попользовал с такой же напряженной и торопливой любознательностью, как и в голландских городах.

  Наняв в разных странах через Лефорта, Меншикова и других помощников «до 900 человек всевозможных мастеров от вице-адмирала до корабельного повара», в мае государь отправился в Вену. Там он тоже «бегал повсюду», искал новинки в австрийском производстве около двух месяцев. Из Вены он собирался ехать в Италию, но тут гонцы привезли ему известие о стрелецком мятеже на родине. Петр бросил все и, загоняя лошадей, помчался в Россию.

  Софья и ее сторонники сохранили свое влияние в стрелецком войске, основная часть которого была выведена после казни Шакловитого из Москвы к Великим Лукам. Царевна-монахиня решилась еще на одну попытку овладения престолом. Заговорщики двинули стрелецкие отряды к столице, но мятежников встретили 4 тысячи верных Петру солдат с 25 пушками под начальством воеводы Алексея Шеина. В схватке на берегу Истры (лев. Москвы) часть стрельцов была перебита, остальные разбежались.

  Разъяренный царь, явившись в Москву, «тотчас принялся за жестокий розыск». За короткое время было казнено около 800 участников заговора, а 21 октября перед окном софьиной кельи у Новодевичьего монастыря было повешено 2195 стрельцов. Картина москвичам представилась жуткая! Оставшихся в живых действительных и мнимых соумышленников царевны разослали в малонаселенные углы страны. Стрелецкого войска в России не стало. Софью не тронули. Она прожила монахиней еще 6 лет.

  После стрелецких казней Петр поехал в Воронеж — там продолжалось строительство кораблей. Он вернулся в Москву в конце года, занял свое место в царском дворце и начал перетряхивать все кремлевские штаты. Добрая, жалевшая людей Наталья Нарышкина и опора Милославских недоразвитый Иван V к этому времени умерли. С женой Евдокией из рода «злых, скупых ябедников» бояр Лопухиных государь совершенно не считался. Его самодержавной воле не мешали теперь ни увещевания родных, ни двоецарствие с Иваном.

  Петр решительно отодвигал от власти нерадивых и медлительных, заменяя их людьми нового склада - смело мыслящими и проверенными на живых практических делах. Прежние, устоявшиеся веками формы управления государством ломались без оглядки на протесты родовитых вельмож и высших церковных иерархов. В господствующих сословиях началась грандиозная перегруппировка сил. Царь-труженик круто повернул руль державного корабля на курс невиданных в России реформ.

  История России боярской кончалась. Ведущей силой самодержавного государства Российского становилось дворянство.



                РОССИЯ ДВОРЯНСКАЯ.


Беседа 39. Северная война. Прибыльщики и фискалы. Армия и флот. Восстание Булавина. Полтавская битва. Прутский конфуз. Губернии. Сенат. Ништадтский мир.

   Когда Петр вернулся из-за границы и взялся за управление государством, ему было 26 лет. Он весь отдался «цареву делу». Жена Евдокия и 8-летний сын Алексей редко видели его в семейных палатах. «Свою власть Петр считал не наследственной собственностью, а должностью царя, свою деятельность - служением государству. Но обстоятельства и привычки помешали ему привести свое дело в полное соответствие с собственными понятиями и намерениями. Реформы Петра направлялись условиями его времени» (Кл.).

  Неугомонный царь брался сразу за все, но больше всего ему хотелось скорее подтянуть Россию к уровню увиденных им стран по промышленному развитию. В Москву наехала «пестрая толпа» нанятых за границей мастеров. Предприимчивым хозяевам различных производств были даны большие льготы - освобождение от государственных повинностей, беспошлинная продажа изготовленных товаров, ссуды на поисковые работы и строительство заводов.

  Это принесло первые успехи. На Урале открыли руду, которая «давала чистого доброго железа почти половину своего веса», уже в 1699 г. там начали строить за счет казны «железные» заводы, а позже создали целый металлургический район (г. Невьянск в Свердловской обл.). Поиски рудных залежей велись и в других местах. Чтобы меньше вырубалось лесов на дрова, царь повелел искать повсюду и попользовать каменный уголь.

  Продолжалось строительство кораблей в Воронеже. С мая по август 1699 г. Петр ходил с флотом от Воронежа к Азову, а потом сопровождал до Керченского пролива 40-пушечный корабль, на котором отправилось его посольство в Турцию.

  С утра до ночи занятый множеством неотложных дел, Петр видел, что в огромной деревенской стране требуется менять всю систему управления и в центре и на местах, искать новые способы пополнения казны, расширять разведку и использование природных богатств, наладить подготовку собственных производственных специалистов. Для решения этих задач царю требовались тысячи надежных помощников.

  Начали с перестройки управления. Грозой державшихся за старину бояр стал глава Преображенского приказа князь Федор Ромодановский. Если раньше Дума считалась законодательным органом: «государь указал, а бояре приговорили», то теперь ей оставили совещательно-распорядительную роль. О думцах заговорили с усмешкой: «Ромодановский указал - бояре смолчали». Менялся сословный состав административных приказов.

  Для контроля за приходами и расходами казны в 1699 г. учредили Счетный приказ. В том же году была создана «надзорная» Бурмистерская палата (Ратуша). Купцам и промышленникам разрешили избирать из своей среды «земских бурмистров в городах и слободах, которые ведали бы не только в казенных сборах, но также в судных, гражданских и торговых делах». Городским жителям и черносошным крестьянам позволили «ведаться в судных делах и казенных сборах своими выборными в земских избах». Черносошными называли свободных от крепостничества крестьян, которые жили общинами на государственных землях и платили подати в царскую казну. Указы о выборных управителях и судьях подрывали бесконтрольную власть воевод и чиновников над населением.

  Быстрому переустройству российской жизни мешали войны. Петр царствовал 35 лет, из них только 1724 год был мирным, а из других годов мирных набралось не больше 13 месяцев.

  При походах к Азову Россия считалась союзницей западных держав в войне с Турцией, но Европу мало занимали интересы Москвы. При дележе отобранных у Турции земель в 1699 г. Австрия взяла себе Венгрию, Славонию и Трансильванию, а Польша - опустошенные области Украины в бассейнах Южного Буга и Днестра. Россия требовала право на Керчь, но получила только Азов.

  Все Крымское ханство союзники оставили под властью султана. В 1700 г. московские и турецкие дипломаты заключили в Стамбуле мир. Азов и новые города Таганрог и Миусинск (г. в Луганской обл.) остались за Россией. Турки ушли и из нескольких приднепровских крепостей.

  Мир с Турцией стал необходим потому, что у России появился сильный враг на севере. Окрепшая к концу XVII века Швеция отняла у Польши Эстонию и северную Латвию, угрожала Дании, перестала соблюдать прежние договоры с Москвой. Шведы хозяйничали на берегах Невы, в Приладожье и в Карелии.

  Петр пошел на военный союз с Речью Посполитой, Данией и Саксонией (часть Германии). Он круто развернул свои боевые силы с юга на север. Готовились к сражениям за Азовское и Черное моря, а летом 1700 г. начали войну в Прибалтике. Эта долгая война получила название Северной и продолжалась 21 год.

  Начало Северной войны оказалось для России позорно неудачным. Излишне понадеялись на союзников и двинули наспех собранные полки к Нарве без должной подготовки. Союзники подвели Петра. Поляки не хотели сражаться под знаменами очередного иностранного короля, саксонца Августа II, а Дания не могла защитить свою столицу от 15-тысячного шведского корпуса и сразу же заключила мир со Стокгольмом. Да и русская армия под командой нанятых иностранцев действовала вяло и неуклюже.

  В ноябре 1700 г., пользуясь снежной вьюгой, 8-тысячная шведская бригада во главе с молодым королем Карлом XII подкралась к осадившим Нарву полкам и внезапным ударом «разнесла» 35-тысячное царское войско. Петр накануне уехал из лагеря, а командиры-иноземцы дружно сдались в плен шведам.

  Через 8 месяцев Карл XII таким же неожиданным нападением разбил на Западной Двине русские и саксонские полки, которые готовились штурмовать Ригу. Шведский король приобрел славу победного полководца.

  Велика была досада Петра, но он не падал духом и говорил своему окружению: «Дорого нам дался шведский урок, зато отныне мы будем разумнее!». Его приободрили и первые успехи русских воевод. В июле 1701 г. семь шведских судов пытались высадить десант в Архангельске, но враги «были отражены и оставили в добычу нашим два судна, севших на мель». В декабре полки генерал-фельдмаршала Бориса Шереметева разгромили неприятельское войско в Ливонии. 18 июля 1702 г. 30-тысячная группировка Шереметева одержала победу еще в одной битве - больше 5 тысяч шведов было убито и около 300 взято в плен.

  Лето 1702 г. Петр провел в Архангельске, строил корабли. Осенью он сам повел полки к Нотебургу и 11 октября взял его. Сподвижники царя готовили страну к долгой войне. Спешно строились новые заводы, росло производство оружия. Для содержания армии и на другие военные расходы требовалось очень много средств, и Петр пошел на сверхжесткие способы пополнения казны.

  Создали специальное финансовое ведомство «прибыльщиков», которым поручили «сидеть и чинить прибыли». В 1702 г. «для полного взимания податей» приказали ввести в церковных приходах метрические книги, куда записывали всех «крещеных, умерших и сочетавшихся браком». В 1705 г. провели перепись «всех торговых людей с показанием их промыслов». Ввели «орленую» бумагу и гербовый налог за ее использование.

  Новые налоги посыпались на народ «как из худого решета». Имеешь постоялый двор, мельницу или трактир, ловишь рыбу, выделываешь кожи или держишь пасеку - четверть дохода в казну. Ввели военные налоги - драгунский, корабельный, рекрутский. Появились вовсе несуразные сборы: за клеймение хомутов и сапог, за пользование водопоем на реке, за «привал» судна к причалу, за продажу блинов и огурцов. Брались налоги с бань, печей, погребов. В 1705 г. установили сборы с господских сословий и с городских мещан за ношение бороды. Крестьяне носили бороды бесплатно, но при въезде в город каждый раз платили «бородовую копейку». Вдобавок к прежним казенным монополиям на смолу, поташ и клей прибавили новые - на соль, водку, табак, деготь, рыбий жир и даже на дубовые гробы. Выдумки усердных прибыльщиков ложились тяжким бременем на народ и помогали Петру решать намеченные задачи.

  Ликвидировав стрелецкое войско, государь порушил и полки «иноземного строя», начал комплектовать армию по своим замыслам. Установили норму «даточных рекрутов» от землевладельцев - по одному рекруту в год на бессрочную службу от 20 дворов. Нанимали в солдаты за деньги «охотников из всяких классов общества». В 1703 г. было набрано 30 тысяч рекрутов и наемников. Новобранцев обучали на специально созданных сборных пунктах, потом готовили к сражениям в боевых полках. Ежегодная прибыль «бессрочных даточных рекрутов» пополняла и пополняла войска. К 1708 году Петр имел обновленную и хорошо обученную армию из 113 тысяч человек.

  На совершенно пустом месте создавался Балтийский военный флот. В 1702 г. в матросы набрали 3 тысячи наиболее сообразительных и расторопных рекрутов. Спешно поставленная в Лодейном Поле (г. в Ленинградской обл.) на реке Свирь верфь столь же спешно строила боевые корабли. В 1703 г. оттуда пришли в Финский залив 6 фрегатов. В мае того же года началось строительство Петропавловской крепости на Неве. Вокруг крепостных стен быстро разрастался город Санкт-Петербург. И в том же 1703 г. на острове Котлине была заложена Кронштадтская крепость. За восточную горловину Финского залива Петр ухватился обеими руками.

  Для восполнения утраченной под Нарвой артиллерии государь распорядился снять четвертую часть церковных колоколов и лить из них пушки. Указом от 30 декабря 1701 г. он «отнял у монастырей распоряжение их вотчинными доходами», передав эти доходы государственному Монастырскому приказу. Такие меры прибавили пушек армии и серебра казне, но настроили против царя многих священников. Петр мало считался с духовенством. «Из великорусских архиереев один только Митрофан воронежский действовал в духе преобразователя... За то и Петр любил его чрезвычайно» (Кст.).

  После смерти патриарха Адриана в 1700 г. духовенству не позволили избирать нового всероссийского святителя. В 1721 г. управление церковью было отдано Синоду во главе с обер-прокурором. Первым обер-прокурором стал армейский полковник Иван Болтин.

  Карл XII после побед под Нарвой и Ригой нацелил свои силы против Августа II в Польше. Война обратилась в «прерывистое взаимное кровососание, длившееся 7 лет». А в Прибалтике полки Шереметева за лето и осень 1703 г. взяли Копорье, Ямбург и несколько крепостей в Эстонии. В июне следующего года шведы пытались овладеть стройками Петербурга и Кронштадта, но их наступление было отбито.

  В июле российское войско с участием самого Петра взяло Дерпт, а в августе изгнало шведов из Нарвы и Ивангорода. Созданная царем армия приобретала победный опыт.  За всеми передвижениями государя-полководца в эти годы уследить трудно. Весной 1705 г. он у кораблестроителей в Воронеже, в июне - с полками в Полоцке, в июле - в Вильно, в августе - в Курляндии. В сентябре он отобрал у шведов Митаву (г. Елгава в Латвии) и Бауску (г. в Латвии). На зиму Петр отвел свои основные силы в Гродно.

  В январе 1706 г. Карл XII совершил переход из-под Варшавы в окрестности Гродно. В походе он переморозил тысячи три солдат из своего 24-тысячного корпуса и вступать в сражение с 36-тысячным войском Петра не осмелился. Не захотел битвы в лютую стужу и Петр. Его в это время сильно тревожила и обстановка внутри России.

  В марте полки  под командованием Александра Меншикова отошли к Киеву, а шведский король опять повернул корпус против поляков и литовцев. Прибывший в Киев царь отправил Меншикова с частью войска на помощь Августу II, а еще часть солдат ему пришлось направить на подавление бунтов в российских областях.

  Страна не вынесла наложенного на нее бремени налогов и повинностей. Во многих местах вспыхивали мятежи. Летом 1705 г. солдатские гарнизоны вместе с жителями Астрахани и терскими казаками перебили начальство и установили в мятежных районах выборную власть. Вскоре после этого «запылал бунт башкирский, охвативший Заволжье казанское и уфимское». В октябре 1707 г. поднялись против царских властей крестьяне и казаки на Дону. Их возглавил казачий атаман Кондрат Булавин. Восстание охватило территории от Днепра до Тамбова и Азова. В мае следующего года 15-тысячное войско Булавина овладело Черкассами. «Эти мятежи страшно смутили Петра, вынудили его разделить свои силы; заставили, следя за врагом на западе, оглядываться назад; дали ему почувствовать, сколько народной злобы накопил он у себя за спиной» (Кл.).

  Страну утихомиривали ружьями, казнями, кнутами. «Несколько сот виселиц с повещенными на них мятежниками было поставлено на плотах и пущено по Дону» (Кст.). Каратели сожгли все городки по берегам Хопра, Медведицы, Северского Донца и других рек в зоне восстания. Булавин «застрелил себя из пистолета», чтобы не отдаться в руки мучителям. Его смертью восстание не кончилось, оно перекинулось на Волгу. Повстанцы захватили несколько волжских городов и больше месяца держали оборону в Царицыне.

  Северная война сместилась на запад. Карл XII принудил Августа II к заключению мира, «стал один на один с Петром и повел из Гродно свою прекрасно устроенную 44-тысячную армию прямо на Москву, а 30 тысяч готовы были идти к нему па помощь из Лифляндии и Финляндии» (Кл.). Лифляндия - северная Латвия и южная Эстония.

  3 июля 1708 г. полки Шереметева и Меншикова в сражении на реке Березине не удержали занятых у переправ позиций и отступили. Карл пришел в Могилев и стал ждать обозы с продовольствием из Лифляндии. Обозы задерживались. В опустошенной военными фуражирами Белоруссии шведы начали голодать, «снимали с полей колосья», многие заболели.

  В августе шведские отряды направились к Мстиславлю, но после стычек с русским войском Карл XII повернул «в хлебосольную Малороссию, где его ждал предатель Петра, гетман Мазепа». Гетман-изменник захотел стать властителем Украины под рукой победоносного шведского короля. 16-тысячный шведский корпус генерала Левенгаупта тоже пошел из Лифляндии на Украину. Туда же направились и охраняемые генералом обозы с военными припасами и продовольствием.

  Петр не позволил двум силам врага слиться в одну. 28 сентября 1708 г. в ночной битве у деревни Лесной юго-восточнее Могилева 14-тысячное российское войско разбило корпус Левенгаупта. Он потерял в сражении почти две трети солдат, всю артиллерию и обоз из 5 тысяч телег. Победу у Лесной Петр назвал «матерью Полтавской баталии».

  Надежды Карла на помощь Мазепы и на содержание армии украинскими харчами не сбылись. Население встретило шведов враждебно. «Украина не хотела быть заодно с Мазепою» (С.). Уже 6 октября новым гетманом был избран стародубский полковник Иван Скоропадский. Митрополит киевский и архиереи «торжественно предали Мазепу проклятию». «За Мазепою перешли к неприятелю только старшины, но и из тех многие бежали от него» (Кст.).

  Весной 1709 г. Карл XII пытался взять Полтаву, но шведские штурмы «постоянно были отражаемы с большим уроном».

  К Полтаве подошло руководимое Меншиковым 42-тысячное российское войско с множеством пушек. Бывший сержант Преображенского полка носил теперь титулы светлейшего князя и генерал-фельдмаршала. 4 июня к войску прибыл Петр. Началась подготовка к решающей битве.

  20 июня русские полки переправились через реку Ворсклу выше города и через пять дней приблизились вплотную к шведскому лагерю. В одну ночь заняли позиции, оборудовали редуты, расставили пушки.

  Перед рассветом 27 июня 1709 года шведы первыми бросились в рубку, но большого успеха нападением не добились. В 9-м часу разгорелась «генеральная баталия». И тут проявились преимущества петровской армии в организации боевого строя, в артиллерийском огне, в отваге бойцов, в стойкости и ратной сметке командиров. «Петр распоряжался в огне, шляпа его и седло были прострелены».

  Шведы дрались упорно. Только к полудню они начали отступать, потеряли строй, а потом в панике «хребет показали, всякий порядок у них исчез, все побежало». По данным Соловьева, убито было больше 10 тысяч шведов и около 20 тысяч сдались в плен. Русских погибло 1345 человек, ранено 3290. «Под Полтавой девятилетний камень свалился с плеч Петра: русское войско, им созданное, уничтожило шведскую армию» (Кл.).

  Раненному в битве Карлу XII удалось вместе с Мазепой бежать к туркам в Очаков, потом они укрылись в Бендерах (г. в Молдавии). Там Мазепа умер «от старческого истощения», а Карл пробыл в турецких владениях до 1715 г.

  «Лесная и Полтава показали, что Петр одинокий сильнее, чем с союзниками», а саксонец Август II на польском престоле запросил у него помощи для подавления внутренних противников в Речи Посполитой. В союзники к царю запросились после Полтавы Дания и Пруссия. Разбитая было Карлом XII коалиция возродилась вновь.  Часть российского войска во главе с Меншиковым отправилась на помощь Августу II, а основные силы армии под командованием Шереметева пошли к Риге.

  Охваченные духом Полтавы российские полки действовали решительно и быстро. Победы следовали одна за другой. В 1710 г. были взяты Рига, Ревель, Пернава, остров Эзель, Выборг, Кексгольм. У шведов отняли весь балтийский берег от устья Западной Двины до Выборга. Российской стала и вся Карелия. Успехи Петра и его армии встревожили Европу. Французские дипломаты в Стамбуле и находившийся под опекой султана Карл XII подтолкнули турецких правителей к войне с Россией.

  В конце 1710 г. султан объявил Петру войну. В январе следующего года на Украину вторглись крымские татары. У Петра после сплошных побед появилась излишняя самоуверенность в могуществе своих войск. Он понадеялся также на поддержку покоренных турками балканских христиан, поверил «пустым обещаниям господарей молдавского и валахского». Весной 1711 г. царь и Шереметев пошли громить силы Османской империи «без достаточного обоза и без изучения обстоятельств».

  38-тысячное русское войско явилось на берега Прута и было вынуждено отступить без крупных сражений. Султан выставил на позиции 120 тысяч янычар и конницы, усиленных 70 тысячами татар. «Будучи окружен впятеро сильнейшей турецкой армией, Петр едва не был взят в плен и по договору с визирем отдал туркам все свои азовские крепости, потеряв все плоды 16-летних воронежских, донских и азовских усилий и жертв» (Кл.). Это было большим политическим и военным конфузом для Москвы. По заключенному в июне 1713 г. мирному договору граница между Россией и Турцией оказалась на территории нынешних Днепропетровской и Донецкой областей. После прутского стыда Петр окончательно расстался с мыслью о черноморских берегах и все усилия государства направил на приобретения в Прибалтике.

  Занятый войнами государь-реформатор не забывал о внутреннем переустройстве державы. Он будоражил всю страну, не давал ей вернуться к прежней дремоте, не жалел ни себя, ни помощников, ни миллионов подданных.

  В декабре 1708 г. был издан его указ о разделении административно бесформенного «воеводско-наместнического» государства с 339 городами на 8 губерний: Московскую, Ингерманландскую (позже  Петербургскую), Киевскую, Смоленскую, Архангелогородскую, Казанскую, Азовскую и Сибирскую. После прутской капитуляции место Азовской заняла Воронежская губерния. Главной целью создания губерний была раскладка по стране финансовых, мобилизационных и хозяйственных нагрузок на содержание армии и ведение войны. Губернии приобрели значение «крупных военно-административных округов». Поверх местного  управления с воеводами, бурмистрами, земскими избами наложился «довольно густой новый административный пласт». Губернаторы быстро обрастали всевозможными помощниками, столоначальниками и чиновниками.

  В феврале 1711 г. Петр учредил Правительствующий Сенат, который правил страной во время постоянных отлучек царя из столицы. Все лица и учреждения были обязаны повиноваться Сенату «как самому государю, под страхом смертной казни за ослушание». В марте того же года царь повелел Сенату избрать оберфискала, «который должен над всеми делами тайно надсматривать, а также выявлять воровство в сборе казны». Служба обер-фискала раскинула свои сети по всей стране. Штатные и добровольные доносчики поощрялись половиной штрафа с уличенных ими казнокрадов и взяточников, а при недоказанных обвинениях оскорбленным  людям запрещалось «досадовать» на царских надсмотрщиков. Донос стал «свободным от всякого риска».

  Чтобы ускорить промышленное развитие страны, Петр поддерживал предпринимателей, которые объединяли свои капиталы и вкладывали их в новые производства. Создавались торгово-промышленные компании. Выделялись ссуды крупным землевладельцам, строившим мануфактуры в своих владениях. Использовались и принудительные меры. В 1712 г. царь приказал торговым компаниям строить свои суконные фабрики, чтобы не покупать мундирное сукно за границей: «а буде волею не похотят, хотя в неволю понудить». Чтобы на сукно хватало шерсти, помещиков «понуждали» выращивать овец. Расширяли горное дело. Все невьянское рудное и военное производство Петр отдал тульскому кузнецу Никите Демидову, и в 1713 г. на демидовских складах в Москве лежало «более полумиллиона одних лишь ручных гранат».

  Продолжалось строительство Петербурга. «Новая столица обошлась крайне дорого. Она строилась на чрезвычайные сборы и людьми, которых по подряду из года в год сгоняли сюда со всех областей государства, даже из Сибири и содержали кое-как» (Кл.). Почва под строениями Петербурга и Кронштадта заполнялась человеческими костями, как после больших военных сражений. Новая столица по нарядам строилась, по нарядам и заселялась.

  В 1712 г. туда переехал царский двор. По распоряжениям Сената на болотистые берега Невы, скрывая страх и обиды, перебирались с семьями дворяне, купцы, мастеровые. «Все это поселение походило на цыганский табор, а сам Петр жил в барачном домике с протекающей крышей». К 1714 году в Петербурге насчитывалось уже 34 500 домов. Богатые переселенцы возводили каменные строения. Петр добился своего: держава получила «боевой форпост против Швеции» и открыла новый путь для внешней торговли морем. В Европу не окно открылось, а распахнулись широкие ворота. Если в 1710 г. в Архангельск приходило 153 иностранных корабля, а к Неве единицы, то после 1712 г. большинство европейских купцов устремлялось в Россию по Балтийскому морю.

  Российские войска помогали союзникам держать порядок в их странах и вытеснять шведов из их владений, а Петр наращивал силы молодого Балтийского флота. Число боевых судов быстро росло. Царь сам подбирал командиров, руководил подготовкой корабельных экипажей, устраивал морские учения.

  27 июля 1714 г. русские моряки показали, что потомки Александра Невского и Дмитрия Донского могут бить врагов не только на суше, а и на воде. В сражении у острова Гангут (остров Ханко в Финляндии) балтийцы под командованием самого Петра разбили шведскую эскадру адмирала Эреншельда. Посрамленный адмирал и 577 его офицеров и матросов сдались в плен. Захваченные 10 кораблей государь приказал отвести в Ревель, а сам после этого с 16-тысячным войском овладел шведским портом и укреплениями на Аландских островах (в Финляндии). Гангутское сражение принесло российскому военному флоту первую громкую победу!

  Морская победа подкрепилась успехами на суше. В последующие два года шведы были изгнаны из Финляндии. Для них перекрылись пути к Финскому заливу, Ладожскому озеру и Беломорью. Создались условия для окончания войны выгодным для России миром, но этому мешали разногласия между ее союзниками. Только после разрыва добрых отношений с корыстными правителями союзных стран Петр нанес по шведам последние сокрушительные удары.

  В 1719-1721 годах русские войска совершили три «опустошительные высадки» на территорию самой Швеции. Было сожжено несколько городов, много селений и заводов. Казаки подходили к Стокгольму. Балтийский флот под командованием князя Михаила Голицына 27 июля 1720 г. разбил вражескую эскадру вице-адмирала Шеблата у острова Гренгам (в Финляндии) .

  Шведское правительство повело дипломатические маневры, хитрило в переговорах с Петербургом и в то же время просило помощи у Англии и Франции. Английский флот дважды приходил в Балтийское море, чтобы показать свою силу, однако «попытка испугать Россию не удалась: посредничество в угрожающей форме было отстранено» (С.).

  30 августа 1721 г. в Ништадте (г. в Финляндии) состоялась церемония по заключению мира. За Россией остались вся Эстония, северная Латвия, берега Невы, юго-запад Приладожья и часть Карелии. Финляндию возвратили Швеции. Русский военный флот стал господствовать в восточной части Балтийского моря. Все морское побережье от Риги до Выборга вошло в состав России.

  Победа над Швецией была отпразднована в Петербурге тысячей пушечных выстрелов, фейерверками, веселым маскарадом. «Тысячи масок ходили, толкались, пили, плясали целую неделю». Люди славили Петра, его армию и флот.
Россия освободилась от угроз с севера и запада. Могущество Швеции было сокрушено. Польша ослаблена победами Карла XII и внутренними неурядицами. Австрия искала союза с Петербургом для борьбы с Турцией. Недобрые отношения оставались с Францией, но она не касалась российских границ и "вредила только интригами, подкупами издали".

  То, чего не мог добиться Иван IV в долгой Ливонской войне, добился Петр I в такой же долгой Северной войне.


Беседа 40. Царевич Алексей. Коллегии. Провозглашение империи. Подушная подать. 230 заводов и фабрик. Водные каналы. 7 балтийских портов. Каспийские походы.

   Характер и обыденное поведение Петра мало менялись с возрастом. Он по-прежнему любил веселые застолья, запросто общался с мастеровыми и матросами, сам хватался за любую черную работу. Встречи с ним располагали прямодушных людей «высказывать все, что приходило на ум». Однажды на пиру в Кронштадте пьяный флотский лейтенант Мишуков расплакался перед царем: «На кого ты нас покинешь?» Пировали моряки еще до разборов с делом царевича Алексея, и государь ответил: «Как на кого? У меня есть наследник-цесаревич». «Ох, да ведь он глуп, все расстроит», — простонал лейтенант. Петр треснул захмелевшего офицера по голове: «Дурак! Такого при всех не говорят!». Разговор этим и кончился.

  Сын Алексей принес Петру немало душевной боли. Он не любил ни отца, ни дел отцовских. Дожидаться очереди на престол он уехал за границу и в Вене «отдался под покровительство чужого государя, жалуясь на тиранство отца, позоря его дела, выставляя в черном свете людей близких» (С.). Имя строптивого царевича использовали противники реформ. Находились даже охотники насильственного дворцового переворота, чтобы возвести Алексея на царство. По воле отца сыну-беглецу пришлось вернуться на родину. После проведенного следствия он был осужден «за измену» на казнь и в 1718 г. то ли умер, то ли был умерщвлен в тюрьме. «Спасая свое дело, Петр во имя его пожертвовал и сыном и естественным порядком престолонаследия» (Кл.).

  Петр торопился совершенствовать управление государством, а его административные новшества опутывались старыми представлениями о власти. Усилия центральных органов управления часто натыкались на своеволие губернаторов. В 1718 г. было решено образовать вместо прежних приказов 9 коллегий: иностранных дел, по доходам, по расходам, финансовую, юстиции, воинскую, адмиралтейскую, по торговле, по промышленности. Коллегиям дали чисто ведомственный характер, они явились прообразом будущих министерств.

  Число контор и канцелярий поначалу сократилось. Например, юстиц-коллегия поглотила 7 старых приказов. Но изобретательные на должности чиновники тут же начали пристраивать к коллегиям всевозможные «административные боковушки, клети и подклети», и новая управленческая система снова замутилась, стала рыхлой и многослойной.  Руководство коллегиями поручили Сенату — главному «проводнику самодержавной воли». А для надзора за работой сенаторов Петр учредил в 1722 г. пост генерал-прокурора. В том же году был издан знаменитый «Табель о рангах», определивший порядок продвижения по службе придворной знати, гражданских чиновников, армейских и флотских командиров. 14 рангов (классных чинов) четко указывали каждому свое место в государственной должностной пирамиде.

  После победы над Швецией, 20 октября 1721 года, Сенат назвал Петра «Отцом Отечества, Императором и Великим». Россию провозгласили империей. 23 декабря титул императрицы дали и Екатерине, которая после пострижения в монашество Евдокии Лопухиной стала женой и постоянной спутницей Петра в его военных походах.

  Провозглашением империи сенаторы закрепили существовавшую реальность. По неохватным размерам территории и многонациональному составу населения Российское царство приобрело все черты империи. В ее границах объединились народы многих прежних государственных образований - великих княжеств, царств, ханств, крупных национальных сообществ. Верховная власть в империи принадлежала монарху-самодержцу.

  Совершенствовалось местное управление. В 1720 г. из Казанской губернии выделили Нижегородскую и Астраханскую, а из Петербургской — Ревельскую. Все губернии разделили на «провинции» во главе с воеводами, при которых учредили «земские канцелярии». В крупных городах долго и со скрипом внедрялись по западным образцам магистраты. Все эти новшества вносили немало путаницы в финансовые и хозяйственные дела, но в целом системе местной власти указано было верное для самодержавного государства направление. Создавалась строгая ступенчатая подчиненность царских органов управления сверху донизу.

  Петр безжалостно расправлялся с казнокрадами и взяточниками, не считаясь ни с чинами, ни с заслугами мошенников. Петербургского вице-губернатора Корсакова за плутовство «публично высекли кнутом». Двум вороватым сенаторам «жгли языки раскаленным железом». Царь не раз сам бивал жадного на богатства светлейшего князя Меншикова, лишил его президентства в военной коллегии и губернаторства в Петербурге. Экономный государь выходил из себя, теряя казенные деньги, «уходившие по зарукавьям» расхитителей. Однажды в Сенате он сгоряча приказал обнародовать указ: «Если кто украдет у казны лишь столько, чтобы купить веревку, тот будет на ней повешен!» Генерал-прокурор П. И. Ягужинский усмехнулся: «Разве, ваше величество, хотите остаться императором один, без подданных? Мы все воруем, только одни больше и приметнее, чем другие». Верховные казнокрады умели прикрывать друг друга от царского гнева.

  Прибыльщики и фискалы дали государству немало выжатых из населения денег, но так и не насытили казну. Надо было придумать какой-то новый финансовый насос для подкачки серебра в столицу. Прибыль давали заводы, промыслы, торговля, но главным источником доходов в деревенской стране оставалась земля. Подати от размеров «угодной земли» были заменены при Федоре III податями с каждого двора в деревнях. Пересчеты сельского населения в 1710 и 1717 годах показали большую убыль дворов. При этом раскрылся и помещичий секрет: число дворов убывало, а количество проживавших в них крестьян росло. Землевладельцы всячески «уплотняли» избы своих крепостных. Не спешили дробить хозяйства семейными разделами и черносошные крестьяне. «Средний состав тяглого двора сгущался и доходил до пяти с половиной мужских душ» (Кл.).

  Финансисты быстро сообразили, что для казны выгоднее не подворный учет плательщиков, а поголовный. «Петр видел в податном вопросе только два предмета: солдата, которого надо содержать, и крестьянина, который должен содержать солдата» (Кл.). В ноябре 1717 г. он подписал указ о замене всех прямых налогов одним - военным. В губерниях велено было пересчитать все население мужского пола, «не отходя от старого до самого последнего младенца».

  По ведомостям податного учета за 1724 год в России значилось мужского населения 5 млн. 570 тыс. душ, из них проживало в городах 169 тысяч. «Ревизская душа» стала разверсточной единицей в налоговой бухгалтерии. Налог начислялся не по числу фактических работников обоего пола, а по числу мужских душ любого возраста. За крепостные ревизские души налог платили их хозяева.

  Подушная подать резко увеличила доходы казны. Новый налог неспроста был назван военным. В 1724 г. на армию и флот было израсходовано 75,5% от всех полученных государственных доходов. В стране содержалось: гвардии - 2600 человек, в конных полках — 41500, в пехотных полках - 75200, в гарнизонах - 74100, в украинских полках - 6400, в артиллерии и инженерных ротах - 5600, на военном флоте - 27960. Балтийский флот имел в это время 48 линейных кораблей, около 800 галер и других мелких судов. Кроме того, правительство империи располагало «нерегулярным войском» из малороссийских, донских, яицких, терских и других казаков. Армия не знала нужды в пушках и снарядах к ним. На складах хранились большие запасы оружия и военного снаряжения.

  Военные кадры при Петре стали всесословными. Армия пополнялась свежими кадрами ежегодно, воинская повинность распространилась и на «неслужилые классы». В офицеры производили в основном дворян, но и они должны были начинать службу рядовыми солдатами. Введенные в 1716 г. воинские уставы уравняли в строю всех. Петр смешал боярство с дворянством в один привилегированный класс, как опытный строитель смешивал известь с песком для прочной кладки здания. Государь бывал жесток и требователен к этому классу, но и постоянно заботился о нем. Дворяне до военной службы должны были пройти курс обучения в специальных школах, а в полках получали офицерский чин только те из них, которые «с фундамента солдатское дело знали». Так создавалось крепкое военное сословие - опора царю и оборонительная сила государству.

  По первой дворянской переписи, проведенной после смерти Петра, в России насчитывалось около 100 тысяч дворянских семей. Многие молодые дворяне норовили уйти от тяжелой военной службы на необременительные «цивильные» должности. Чтобы остановить такую тягу грамотной молодежи к чиновничьим сюртукам, Петр распорядился, «дабы в гражданстве более трети от каждой дворянской фамилии не было». Малоземельные дворянские семьи беднели из-за дробления родительских вотчин на доли сыновьям, потом внукам. В 1714 г. государь остановил разделы дворянских земель указом о единонаследии. Землю и недвижимые ценности поместья мог получить только один наследник. Остальным сыновьям приходилось волей-неволей искать место на царской службе или жить прихлебателями у обеспеченных родственников.

  С первых лет Северной войны Петр понял, что никакие налоги не поднимут государство на европейский уровень без повышения производительности народного труда. «Мысль о подъеме производительных сил страны, как о необходимом условии обогащения казны, легла в основу экономической политики Петра» (Кл.). Он стремился «вооружить народный труд лучшими техническими приемами и орудиями производства»; внедрял механизмы и устройства, порой самодельные, ускорявшие ход работ; искал новые способы использования природных богатств. Вода плотин крутила заводские колеса. В рудниках к тачке и бадье добавились «выгребные ленты». Карусельные барабаны с приводными ремнями вращались ходившими по кругу лошадьми в постромках. Царь сам вникал во всякое дело и не жалел ни людей, ни денег, чтобы пустить в ход полезное новшество. Вся Россия при нем «представлялась как бы одним заводом; повсюду извлекались из недр земных скрытые дотоле сокровища; повсюду слышен был стук молотов и топоров; отовсюду текли в страну ученые и всяких званий мастера, и при всех этих работах виден был сам монарх, как мастер и указатель» (Кл.).

  Петру хотелось добиться, чтобы все необходимое для страны производилось на своей земле с избытком и чтобы этот избыток продавался за границу. Главной хозяйственной задачей он считал: меньше покупать товаров у иноземцев и больше им продавать. В 1717 г. построили «игольную фабрику» и тут же запретили привозить иглы из-за границы. В том же году тульским оружейным заводам «велено было выделывать в год ружей 15 тысяч и пистолетов 1000 пар», чтобы не закупать оружие в Европе. В 1718 г. пустили сахарный завод, и через три года Петр запретил ввоз сахара из-за границы. Такой же запрет был дан на мундирное сукно. Строились свои селитренные и купоросные заводы, бумажные фабрики.

  К концу жизни Петра из России вывозилось товаров вдвое больше, чем ввозилось. При этом заметное место в вывозе занимали готовые изделия заводов, фабрик и промыслов.

  Петр «оставил после себя 233 фабрики и завода по самым разнообразным отраслям производства», корабельные верфи, множество рудников, начатых строек, тысячи всевозможных мастерских, разбросанных по всей России. Только в Екатеринбургском промышленном округе находилось 9 казенных и 12 частных «железных и медных» заводов. В 1718 г. всего по стране было произведено 6,5 млн. пудов чугуна и 200 тысяч пудов меди. Для литья пушек церковные колокола больше не требовались!

  Особым увлечением Петра было строительство водных каналов. В те годы царствования, когда его взоры были устремлены к южным морям, начаты были работы по соединению каналами притоков Волги и Дона, а также Дона и Оки, но потеря Азова заставила государя бросить эту затею. С основанием Петербурга он надумал соединить водой новую столицу со старой. Устроили Вышневолоцкую судоходную систему, которая связывала Волгу через реки Тверцу, Цну (лев. Оки) и Мсту с озером Ильмень, а через Волхов и Ладожское озеро - с Невой. С весеннего половодья до осеннего ледостава по новому пути шли небольшие плоскодонные суда. Зимой участки системы использовались как ледяные дороги. Препятствием для судов оставалось временами очень бурное Ладожское озеро.

  В 1718 г. Петр решил строить обводной Ладожский канал, чтобы и в штормовые недели суда шли рядом с озером по спокойной воде. Сооружение 100-верстного обводного канала было закончено уже после смерти императора. Горы перекопанной земли обрамлялись могилами тысяч работников, согнанных на строительство из разных областей страны. По велению Петра велись геодезические изыскания для соединения каналами Балтийского моря с Белым, но этот план, как и многие другие свои замыслы, он осуществить не успел.

  Расширив свои границы в Прибалтике, Россия приобрела 7 морских портов: Ригу, Пярну, Ревель, Нарву, Выборг, Кронштадт и Петербург. Маршруты торговых судов переместились с Белого моря к Балтийскому. В 1724 году к причалам на Неве приходило 240 иностранных кораблей, к Нарве - 115, к Риге - 303, к Ревелю - 62, к Выборгу - 23. Пошлины с иностранцев давали хороший доход казне. Приморские крепости и базы военного флота стали надежным щитом от вторжений иноземных захватчиков.

  Петровские реформы требовали много грамотных людей, а среди простонародья умеющие читать и писать встречались редко. Да и часть дворянства в те времена смотрела на книги с отвращением. Обучение за границей делало полезными для государства далеко не всех посланцев. Стали налаживать просветительную систему и подготовку специалистов в своей стране.

  В 1701 г. в Москве открыли «навигационную школу» для обучения будущих моряков, а с 1715 г. флотских офицеров готовила открытая в Петербурге Морская академия. В Москве создали инженерную школу, в Петербурге  артиллерийскую. Появились медицинские, «рудные», казначейские и другие школы. С годами иностранные наставники заменялись в учебных заведениях русскими.

  Занятна история с «цифирными» школами для дворянских детей, подлежащих обучению до вступления на военную или гражданскую службу. Было решено иметь такие школы во всех крупных городах, но сельские помещики и уездные дворяне не хотели отправлять своих малолетних сыновей под чужой присмотр. В Рязани, например, набрали в школу 96 учеников, а 59 из них разъехались по домам в первую же неделю. В Вятке отрывать детей от родителей запретили местные священники. Но к 1725 году в разных городах все-таки существовало 50 «цифирных» школ, в которых ученики получали простейшие знания по разным предметам.
Росло число школ в церковных приходах, где священники учили крестьянских и мещанских детей не только «закону божьему», а и чтению, письму, арифметике. И хотя «народное образование вводилось урывками, случайными усилиями отдельных ревнителей» (Кл.), грамотных людей становилось в России больше.

  С января 1703 г. в Москве начала выходить первая российская газета «Ведомости». За год вышло 39 номеров с самыми разными известиями из своих областей и из-за границы. С 1708 г. газета, книги и все издания «недуховного содержания» печатались новым шрифтом, буквы которого упростил сам Петр. Отказ от древней славянской «вязи» в алфавите облегчил и усвоение грамоты и работу типографий.

  Беспокойный ум Петра был неистощим в стремлении постоянно создавать для страны что-то полезное. Поколения россиян благодарны ему за новое летосчисление с существующим поныне календарем; за «аптекарский огород», положивший начало отечественной фармацевтике; за прообразы будущих народных библиотек; за создание первого в России музея - «кунсткамеры», где с 1714 г. собирались всевозможные «чудесины». На Красной площади по велению Петра была построена «комедиальная хоромина», в которой актеры-немцы два раза в неделю давали представления «для охотных смотрелыциков». Театральное искусство зародилось в домах столичной и провинциальной знати. Там не иностранцы, а талантливые холопы забавляли господ музыкой, плясками, хороводами и «играли всякие истории смешные». Исстари живая народная культура шла из деревень в городские особняки.

  С 1718 г. в Петербурге стали модными «ассамблеи» - вечерние собрания в богатых домах. На собрания съезжались правительственные чиновники, дворяне, офицеры, крупные торговцы и промышленники, иностранные гости. Ассамблеи совмещали в себе и политический клуб, и торговую биржу, и приятельские застолья с песнями и танцами. «Никаких церемоний, ни встреч, ни проводов, ни потчеваний; всякий приходил, пил, ел, что поставил на стол хозяин, и уходил по усмотрению» (Кл.). Отношения в высшем свете становились проще, живее и деловитее.

  Петру так и не удалось поцарствовать в долгом мире с соседними государствами. В Петербург прибыли послы из Грузии и Армении с жалобами на притеснения кавказских христиан персидскими и турецкими мусульманами. Они просили защиты. «С XVI века, когда русские границы достигли устьев Волги, Россия волею-неволею должна была вмешиваться в дела кавказских народов. Интересы трех больших государств — России, Турции и Персии — сталкивались на перешейке между Черным и Каспийским морями среди варварского, раздробленного, порозненного в вере народонаселения, части которого находились в постоянной вражде друг с другом» (С.).

  С начала XVIII в. Персию потрясали внутренние раздоры. Этим воспользовалась Турция. Ее правители стремились утвердить свое господство на западных берегах Каспийского моря. Петр решил сорвать намерения султана.

  В июле 1722 г. император с 22 тысячами пехоты и 5 тысячами матросов вышел из Астрахани на судах, а российская конница с многотысячными отрядами казаков, татар и калмыков направилась по суше к Дербенту. Тарки и Дербент были заняты без боевых действий, но из-за нехватки продовольствия и фуража Петр вернул войска в Астрахань и в октябре уехал в Петербург. Персидскому правительству было заявлено, что Россия не желает войны, а «только по морю лежащие земли отберет, ибо турок туда допустить не может».

  В июле 1723 г. прибывшие из Астрахани российские полки взяли Баку и крепость Святого Креста (г. Буденновск в Ставропольском крае). Продвигаясь морским побережьем на юг, они взяли Решт, но в это время развернули наступление турки. Положение в Закавказье усложнилось.

  Турецкие войска, захватив Ереван и Тбилиси, принялись опустошать армянские и грузинские области. Между грузинскими правителями начались распри, царь Восточной Грузии Вахтанг VI был вынужден бежать в Россию. На русские гарнизоны нападали горцы.

 Петр не решился начинать большую войну с Турцией. По договору с дипломатами султана в 1724 г. за Россией сохранились занятые ее войсками прикаспийские земли. В отнятых у Персии городах разместились 17 пехотных и 7 конных российских полков. Турция закрепила свое господство в Армении и Грузии.

  Позже, при императрице Анне, русские гарнизоны покинули занятые города. В 1731 г. персидскому шаху было объявлено, что «императрица не хочет оставлять за собой ни одной из персидских провинций». Результаты каспийских походов Петра окружением Анны были сведены к нулю.


Беседа 41. «Отдайте все...». Дворцовые перевороты. Бироновщина. Военная «фанфаронада». Императрица Елизавета. Русские полки в Берлине.

  В ноябре 1724 г. Петр сильно простудился при спасении солдат, которые сели с ботом на мель во время бури на петербургском взморье. Он кинулся помогать попавшим в беду людям, возился с ботом по пояс в ледяной воде. Два месяца император болел, а 28 января 1725 года скончался в 53-летнем возрасте, не успев сделать и десятой доли из того, что им было задумано.

  Его смерть вызвала в народе неподдельную скорбь и «даже ужас». Несмотря на тяготы царских повелений, несмотря на жестокие расправы с мятежниками и безжалостное отношение к работным людям, население видело в Петре прежде всего неутомимого труженика и заботливого хозяина державы.

  Есть в наши дни рассудители, которые видят в Петре Великом только государя, погубившего войнами, стройками, казнями множество людей. Истории известны тираны или просто властные дураки, которые обрекали подданных на мучения и смерть из корыстных побуждений, ради удержания собственного величия, но известны и правители, которые «тиранствовали» из-за боли о нуждах Отечества. Такие правители безжалостно преследовали тех, кто ради личных выгод или по недоумию вредил своему народу. Когда руководитель государства думает в первую очередь о хозяйственном и военном могуществе страны, а не о своем благоденствии, когда он не приносит в жертву угодливому меньшинству интересы большинства населения, ему многое прощается.

  «Петр был честным и искренним человеком, строгим и взыскательным к себе, справедливым и благожелательным к другим, но по направлению своей деятельности он больше привык обращаться с вещами, с рабочими орудиями, чем с людьми, а поэтому и с людьми обращался, как с рабочими орудиями, умел пользоваться ими, быстро угадывать, кто на что годен, но не умел и не любил входить в их положение, беречь их силы» (Кл.). Когда он умер, и поощряемые им и страдавшие от него испугались одинаково. Упала могучая рука, державшая ею же установленный порядок. Что теперь будет?

  Народ пугало царское окружение. В последние годы жизни Петра возле него осталось мало верных сподвижников. Одни, разбогатев, уже не пеклись о государственных делах с прежней ревностью, другие отрабатывали жалованье с холодной душой. Если уж А. Д. Меншиков из верного царского друга и храброго полководца переродился в вельможного мошенника, то какая была надежда на «чужаков-ннородцев»?

  Генерал-прокурор Сената П. И. Ягужинский - сын выходца из Литвы, вице-канцлер П. П. Шафиров - сын окрещенного еврея, дипломат А. И. Остерман - сын пастора из Германии, столичный генерал-полицмейстер Довнер - выходец из Голландии. В войсках 10 из 24 генералов и 32 из 115 полковников были иностранцами. Чрезмерное почтение к чужеземным специалистам было ошибкой Петра. Они «начали дурачиться над Россией тотчас по смерти преобразователя» (Кл.).

  Своим указом от 5 февраля 1722 г. Петр заменил все прежние правила престолонаследия «личным назначением, усмотрением царствующего государя». И в последние недели жизни, тяжело больной, он метался в сомнениях; кому оставить державу? Два сына от Екатерины умерли в младенчестве, остались одни дочери. Был внук, сын покойного царевича Алексея, но до его совершеннолетия опеку над престолом могли взять ненавистные императору Лопухины или «боковая, привенчанная иноземка, простая мужичка темного происхождения, жена сомнительной законности в глазах многих» (Кл.).

  Соловьев называл взлетевшую из прислуги в императрицы Екатерину «дочерью лифляндского обывателя». Петр знал, что его бойкая жена неспособна управлять государством, и верно предполагал, что она сразу же отдаст власть казнокраду Меншикову. Перед самой смертью, уже лишенный речи, он успел нацарапать на подсунутой бумаге слова: «Отдайте все...». Кому отдать? Окружение умирающего или не поняло или не захотело понять его завещания.

  «Престол был отдан на волю случая и стал его игрушкой. С тех пор в продолжение нескольких десятилетий ни одна смена на престоле не обходилась без замешательства: каждому воцарению предшествовала придворная смута, негласные интриги или открытый государственный удар. Вот почему время от смерти Петра I до воцарения Екатерины II можно назвать эпохой дворцовых переворотов» (Кл.).

  Группа сторонников императорского внука оказалась слаба: петербургское общество не любило Лопухиных. Не добилась своего и партия, желавшая возвести на трон одну из дочерей Петра - Анну или Елизавету. Вдова-императрица не хотела быть ни опекуншей при неродном внуке, ни приживалкой при родных дочерях. Она вознамерилась царствовать сама. А. Д. Меншиков и начальник Тайной канцелярии П. А. Толстой «пустили все пружины агитации» за Екатерину. Они притянули на свою сторону гвардию, которая любила «походную жену-солдатку» Петра.

  Ночью 28 января, когда император перестал дышать, сенаторы и другие сановники собрались во дворце для совещания о его преемнике. В зале вдруг появились гвардейские офицеры и заговорили о том, что они «разобьют головы» противникам Екатерины. С площади перед дворцом послышался барабанный бой. Там стояли в строю Семеновский и Преображенский лейб-гвардейские полки. Споры о наследниках прекратились. Сенат объявил о воцарении императрицы. В манифесте такое решение было подано как толкование воли Петра Великого.

  С 1725 года гвардия стала политическим кистенем в руках дворянства. Гвардейские полки управлялись дворянами наиболее знатных фамилий, и офицеры горой стояли за интересы своего сословия. Поднятым для удара кистенем они возносили самодержцев на трон, этим же киетенем и сшибали с них императорскую корону.

  После похорон Петра императрица горевала недолго. Рано утром 1 апреля жителей Петербурга вытряхнул из постелей набатный звон церковных колоколов. Когда паника улеглась, перепуганным горожанам объяснили, что распоряжение о набатной тревоге было всего лишь апрельской шуткой Екатерины. Весело зажила придворная камарилья! Венценосная вдова «бражничала» на дворцовых пирушках и расхищала на свои прихоти казну.

  Она беспечно царствовала больше двух лет, а всеми делами заправлял при ней Меншиков. Он занял главную роль в созданном им Верховном тайном совете из 6 человек и вытеснил из окружения императрицы всех своих соперников. О продолжении начатых Петром дел думать было некому. О них помнили только отдельные ревнители в губерниях.

  Весной 1727 г. Екатерина I тяжело заболела и в мае умерла. Верховный совет, правящая знать и гвардейские офицеры пришли к согласию о передаче трона внуку Петра Великого. Меншиков надеялся женить 12-летнего Петра II на своей 15-летней дочери и сохранить свое влияние у престола. Как нареченный тесть мальчика-императора, он получил звание генералиссимуса. Однако «верховникам» через 4 месяца надоело его главенство. Они сговорились с гвардией и сослали Меншикова вместе со всей его семьей в зауральский Березов. Там в 1729 г. он и умер в забытьи и бедности.

  Хозяевами в царских палатах при Петре II стали 8 членов Верховного тайного совета. Они держались сплоченно, ладили между собой и оттеснили Сенат на обочину власти. Новые временщики в январе 1728 г. перетащили императора и правительственные органы из Петербурга в Москву, начали было наводить порядки в стране по своему усмотрению, но в начале 1730 г. не успевший повзрослеть Петр Алексеевич заболел оспой и вскоре умер.

  Верховный совет во главе с князем Василием Долгоруковым решил отдать императорскую корону дочери слабоумного Ивана V, курляндской герцогине Анне, чтобы потом использовать ее в качестве послушной куклы. Анна успокоила московских мечтателей мнимой покорностью и подписала предложенные ей условия, по которым она сама без согласия Совета «в восьми персонах» ничего не могла решать. Так тайные заговорщики «в обстановке поддельной законности разыгрывали простенькую неподдельную придворную плутню» (Кл.). Плутня открылась. Дворянство и гвардия не захотели господства над ними Верховного совета. Гвардейские офицеры «требовали восстановления самодержавия», грозили «верховникам» расправой.

  25 февраля 1730 г. приехавшая в Москву Анна устроила обед для влиятельной знати и на глазах у всех разорвала злополучный договор с условиями «верховников». 1 марта во всех церквах народ присягал новой императрице — Анне Ивановне.

  Те, кто помог курляндской племяннице Петра Великого утвердиться на российском престоле, скоро увидели, как они просчитались! Все их требования и пожелания были отвергнуты. Тайный совет был распущен. Новых сенаторов Анна подобрала сама. О каких-либо дворянских выборах она не позволила заикаться. Не доверяя русским царедворцам, окружила себя иностранцами. «Немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении. Царствование Анны - одна из мрачных страниц нашей истории, и наиболее темное пятно на ней - сама императрица» (Кл.).

  Столичное управление было возвращено в Петербург. Анна больше всего любила «запоздалые удовольствия и грубые развлечения». Ее разгульный двор обходился в 5-6 раз дороже, чем при Петре I. Всеми делами управляли приехавшие из Курляндии герцог Эрнст Бирон и граф Левенвольд. Над Сенатом поставили «кабинет министров» из трех человек во главе с А. И. Остерманом. В 23-х наиболее крупных городах учредили полицейские управления.

  «Свирепствовала страшно» Тайная розыскная канцелярия. «Пытали, казнили вельмож самых видных, не было пощады и людям менее значительным» (С.). Например, кабинет-министру А. П. Волынскому вначале отрезали язык, а перед казнью государыня проявила к нему «милость»: заменила «посажение на кол отрубанием головы». В Сибирь при Анне было отправлено больше 20 тысяч человек, из них около 8 тысяч после высылки исчезли без следа.

  Гнетущая сила бироновщины давила прежде всего на трудовые слои населения, ибо вздутые налоги и поборы выжимались из крестьян, ремесленников, промысловиков, мелких торговцев. Однако от произвола иноземцев доставалось и дворянству. «Помещиков и старост в тюрьмах морили голодом до смерти, крестьян били на правеже. Повторялись татарские нашествия, только из отечественной столицы. Стон и вопль пошел по стране» (Кл.). Для сбора налоговых недоимок привлекали гвардию. Цвет петровской армии превратили в «жандармов и податных палачей пришлого проходимца». Из лифляндцев, эстонцев, курляндцев создали еще один лейб-гвардейский полк - Измайловский.

  Правителям-негодяям послушные привилегированные полки необходимы! Обеспеченные лучше других, обласканные властью, они легко превращаются из защитников Отечества в жестоких карателей, готовых выступить не только против народа, но и против других солдат, если те пойдут с народом.

  Изумительно бестолковой была при Анне внешняя политика. Завоеванные Петром I западные берега Каспийского моря благодушно вернули персидскому шаху. В 1733 г. уложили 8 тысяч русских солдат под Данцигом (г. Гданьск в Польше), чтобы помочь сыну умершего Августа II сохранить за собой королевскую корону.

  В 1735 г. начали войну с Турцией. Еще хранившие петровскую выучку полки трижды прошлись по Крымскому полуострову, взяли Очаков, Азов, Хотин (г. в Черновицкой обл.), Яссы (г. в Румынии), потеряв в сражениях около 100 тысяч человек. А по заключенному в октябре 1739 г. миру с Турцией Россия оставила за собой лишь восточное Приазовье до Кубани, обязалась срыть все укрепления в занятом Азове и «Таганрог не возобновлять». Очаков и Хотин возвратили туркам, увели войска из Правобережной Украины. Деяния в этой войне А. И. Остермана и генерал-фельдмаршала Б. К. Миниха Ключевский назвал «фанфаронадой», которая стоила стране чрезмерно дорого и закончилась «постыдно смешным договором».

   Россия терпела Анну с Бироном 10 лет. Народная ненависть к ним возрастала с каждым годом, но дворянство и армию они сумели подкупить. В 1731 г. были созданы кадетские корпуса, где дворянских детей готовили к военным и гражданским чинам. Дворян освободили от службы рядовыми солдатами, а в 1736 г. отменили для них и бессрочную службу. После 25 лет офицерства каждый мог уйти в отставку. Было отменено и установленное Петром I единонаследие на землю и поместья. Анна дала помещикам право самим определять наказания для крепостных за непослушание и преступления. Крестьян пороли и морили в подвалах без каких- либо оглядок на законы.

  В 1740 г. Анна умерла. Ее окружение тотчас провозгласило императором грудного младенца Ивана VI. Этот император в пеленках был правнуком слабоумного Ивана V. Регентом при младенце назначили Бирона. «Россия была подарена безнравственному и бездарному иноземцу, как цена позорной связи с императрицей» (С.).

  Такой наглости дворянство уже не вынесло. Гвардейцы сговорились с Минихом, арестовали Бирона и отправили его в ссылку. Регентство отдали матери императора-сосунка, принцессе мекленбургской Анне Леопольдовне, а фактическим правителем государства стал Б. К. Миних. Остались на своих местах и почти все иностранные царедворцы. Отцу императора, немцу-принцу Антону Ульриху, именем сына присвоили звание генералиссимуса. Ропот и в народе и в дворянских сферах не утих. «Озлобление на немцев расшевелило национальные чувства; эта новая струя в политическом возбуждении постепенно поворачивала умы в сторону дочери Петра, Елизаветы» (Кл.).

  Елизавете в это время исполнилось 32 года. После смерти отца она была отодвинута от дворцовой жизни. Все, кто знал опальную царевну, искренне любили ее. Она пошла в нарышкинскую породу: «живая и веселая, крупная и стройная, с красивым круглым и вечно цветущим лицом». Воспитывалась сама - евангелием и французскими романами, молитвами и песнями, балами и церковными службами.  Гвардейцы предложили ей составить заговор. Она согласилась.

  Ночью 25 ноября 1741 г. Елизавета явилась в казармы Преображенского полка. Хорошо организованные группы заговорщиков принялись вытаскивать иноземцев из теплых постелей на морозные улицы. «Переворот сопровождался бурными патриотическими выходками, неистовым проявлением национального чувства. Врывались в дома, где жили немцы, и порядочно помяли даже канцлера Остермана и самого фельдмаршала Миниха» (Кл.). К 8 часам утра были готовы манифест и форма присяги. В 3 часа дня Елизавета поселилась в царском дворце.

  Маленького Ивана VI отправили вместе с отцом и матерью в Холмогоры. Анна Леопольдовна там и умерла, а подросшего Ивана в 1756 г. заключили в Шлиссельбургскую крепость. Остермана и Миниха сослали в Сибирь. Всех иностранцев разогнали с государственных постов. Елизавета «успокоила оскорбленное народное чувство», заявив о своем намерении «нисколько не ослабляя связей с Западной Европой, давать первенствующее значение русским людям, в их руках держать судьбу государства» (С.). Из созданных при Бироне Измайловского и Конногвардейского полков иноземцев удалили, заменив их русскими и украинскими офицерами.

  Династическая линия Романовых, вильнув к онемеченному потомству Ивана V, вернулась к прямой наследнице Петра Великого. Елизавета сразу озаботилась восстановлением расстроенного отцовского дела. С первых дней она занялась подбором толковых помощников. «Наследовав от отца умение выбирать и сохранять способных помощников, Елизавета призвала к деятельности новое поколение русских людей, знаменитых при ней и после нее» (С.). В годы ее царствования поднимали Россию после иноземного засилья канцлер М. И. Воронцов, генерал-фельдмаршал А. Г. Разумовский, генерал-фельдмаршал и канцлер А. П. Бестужев-Рюмин, три брата Шуваловы и другие государственные деятели. Возродилась и роль Сената - ему были даны большие властные полномочия.

  Для пополнения растасканной казны повысили монопольные цены на соль и хмельные напитки. Упразднили внутренние таможни, на которых сборщики пошлин наживались больше, чем государство, и ввели единую 13-копеечную пошлину с каждого рубля при вывозе и ввозе товаров через границу. Для расширения торговли с восточными соседями в 1744 г. образовали Оренбургскую губернию. Медленно, но опять начал проворачиваться пущенный в ход Петром I промышленный маховик. Всячески, в том числе и жалованием высоких классных рангов, поощрялись крупные промышленники и землевладельцы, которые заводили собственные заводы и фабрики, различные промыслы, базы по переработке сырья. В 1754 г. открыли государственный Дворянский банк, который давал под залог имений ссуды «до 10 тысяч рублей из 6 процентов с уплатой в 3 года». Предприимчивые помещики пользовались ссудами для расширения своих производств.

  За 15 послепетровских лет военное могущество державы порушилось. Когда в 1741 г. Швеция опять начала войну г Россией, ни один балтийский корабль не мог выйти из гавани. Положение выправили сухопутные войска и дипломаты. По мирному договору в августе 1743 г. шведы не только подтвердили условия Ништадтского мира, но и были вынуждены уступить России часть Финляндии.

  Помощников императрицы заставило всерьез заняться устройством армии участие Петербурга в европейской Семилетней войне.

  Прусский король Фридрих II после громких побед в Европе вознамерился отобрать у России Прибалтику. Елизавета в союзе с Австрией и Францией выступила против «первого стратега того времени».

  В июне 1757 г. русские войска вступили в Восточную Пруссию, взяли Мемель (г. Клайпеда в Литве) и Тильзит (г. Советск в Калининградской обл.). 19 августа в битве у деревни Гросс-Егерсдорф (место юго-западнее г. Черняховска в Калининградской обл.) российские полки одержали блестящую победу. «Пруссаки, начавшие было сперва отступать правильно, скоро побежали без всякого порядка». Фридриху пришлось оставить Кенигсберг, однако командовавший российской армией фельдмаршал С. Ф. Апраксин из-за недостатка продовольствия и фуража отвел победные полки за Неман.

  В январе следующего года наступление возобновили. Опять были взяты Тильзит и Кенигсберг. Возле деревни Цорндорф (в Германии) 14 августа вновь произошла крупная битва. «Дрались до темноты. Оба войска, выбившись из сил, ночевали на месте битвы; ни то, ни другое не могло приписать себе победы» (С.). Утром противники разошлись в разные стороны. Решающее сражение состоялось у деревни Кунерсдорф (близ г. Франкфурта на Одере в Германии) 12 августа 1759 г. Русские и австрийские войска под командованием генерала П. С. Салтыкова наголову разбили хваленую армию прусского короля. Самому Фридриху II едва удалось избежать пленения. Из его полков было «похоронено на месте» 7727 убитых, взято в плен больше 6 тысяч, остальные в страхе и панике бежали. Победителям достались 28 знамен и 172 пушки.

  Сопротивление «пруссаков» было сломлено. 29 сентября 1760 года российские полки генералов В. В. Фермора, 3. Г. Чернышева и П. И. Панина взяли Берлин. В качестве трофеев там было получено 143 пушки и 18 тысяч единиц другого огнестрельного оружия. Сменивший Салтыкова фельдмаршал А. Б. Бутурлин и подчиненные ему генералы продолжали теснить Фридриха II, отбирая у него города и укрепленные полевые позиции. В конце 1760 г. полки генерала П. А. Румянцева изгнали немцев из Кольберга (г. Колобжег в Польше), взяв 2900 пленных и 146 пушек.

  Крах прусского завоевателя казался неизбежным, но помощники Елизаветы не успели извлечь всей политической пользы из военных побед. «При двух больших коалиционных войнах, изнуривших Западную Европу, Елизавета со своей 300-тысячной армией могла стать вершительницей европейских судеб... Но она не могла войти в сложные международные отношения тогдашней Европы» (Кл.).  Императрица стала плоха здоровьем, «слушала доклады, лежа на постели». Ее нежелание втягиваться в европейские дела сковывало и царедворцев. Результаты победной войны были сведены на нет сразу же после смерти заболевшей государыни.

  Процарствовав 20 лет, Елизавета умерла 25 декабря 1760 года. Она оставила о себе в целом добрую память. Правда, при ней, как и при Анне, ужесточились нормы крепостничества. Вопреки петровскому запрету помещики торговали людьми, «как живым товаром», без земли, и поштучно и группами, бесцеремонно разрывая семьи. Людей «бесхозяйных», даже служителей церкви, оставшихся без места в приходах, отдавали в крепостные «помещикам, которые соглашались платить за них подушную подать». В 1760 г. Елизавета разрешила хозяевам без всякого суда ссылать своих крепостных на вечное поселение в Сибирь. Такой мерой решалась задача заселения бескрайних таежных просторов. Угнетенные низы населения роптали, порой бунтовали, но царица с повадками сельской барыни умиротворила после бироновщины дворян, купцов, промышленников, городских мещан, свободных от крепостничества земледельцев.

  При Елизавете заметно оживились многие начинания Петра 1. Ее генералы, офицеры и солдаты возродили силу русского оружия. В 1755 г. в Москве был основан университет и при нем «две гимназии - одна для дворян, другая для разночинцев». В эти годы миру открылись гениальные способности М. В. Ломоносова. В 1750 г. началась постановка спектаклей в первом русском театре, созданном купцом Ф. Г. Волковым в Ярославле. При Елизавете был построен и великолепный Зимний дворец в Петербурге.


Беседа 42. Вечный недоросль. Воцарение Екатерины П.
           Победные войны с Турцией. «Шляхетская пугачевщина».
           Губернии Витебская и Могилевская.

  Наследником престола Елизавета задолго до своей смерти назначила внука Петра I, сына своей сестры Анны. (Сплошь Анны! Ивановна, Леопольдовна, Петровна). Этого петровского внука звали Карлом Ульрихом. Анна Петровна родила его в 1728 г., будучи замужем за герцогом гольштейнским (бывшее княжество в Германии), и вскоре умерла. Сирота-принц получил среди немцев дурное воспитание. Он был «скудно наделенным способностями и вырос раздражительным, вздорным, упрямым и фальшивым» (Кл.). Елизавета вытребовала племянника в Петербург, его окрестили в православие Петром Федоровичем и в 1745 г. женили на принцессе мелкого германского княжества Софье Августе. В России Софью Августу перекрестили в Екатерину Алексеевну.

  Император из Петра III получился совершенно никудышный. «Это был взрослый человек, навсегда оставшийся ребенком». Он сразу же начал перестраивать на свой лад заведенные Елизаветой порядки. Занявший престол гольштинец не верил окружению тетки и страшно боялся всех русских. Он заселил дворец немцами, а для охраны самого себя создал особую «гольштинекую гвардию из всякого международного сброда». В Петербург вернули из ссылок Миниха и Бирона с семьями.

  Новый император увлекался играми с оловянными солдатиками, считал образцом военного строения прусскую армию и так преклонялся перед Фридрихом II, что при всех целовал бюст побитого русскими короля. После похорон Елизаветы он приказал вывести из германских владений российские войска и заключил с Пруссией военный союз. Благодаря такому повороту в петербургской политике Фридрих II оправился от полученных ударов, держал королевскую корону еще больше 20 лет и «успел значительно изменить карту Европы».

  В России снова запахло бироновщиной. Возмущения в господских слоях общества скатывались вниз и грозили обернуться взрывами народного гнева. Воспрянувшая при Елизавете гвардия начала приглядываться к супруге ненавистного государя.

  16-летнюю Екатерину венчали с 17-летним «вечным недорослем» для продолжения царской династии. Ее жизнь с постоянно хмельным и распутным мужем полнилась тоской, дни тянулись «в слезах и книгах», но она вынесла все. В юной и на редкость умной голове немецкой принцессы созрел план «вживания» в Россию. Зная возможности своего ума, она делала главный упор на эту, скрытую от других силу. Позже она признавалась: «Я хотела быть русской, чтобы русские меня любили». Осваивая русский разговорный язык, познавая русскую жизнь, русские характеры, русские нравы, охотно воспринимая русские обычаи и привычки, она со временем сама стала в душе русской.

  В сентябре 1754 г. у нее родился сын, названный Павлом. После этого «стали с ней поступать, как с человеком, исполнившим заказанное дело и ни на что более не нужным». Она пережила и это унижение.

  Ее расчетливое терпение вознаградилось! К моменту смерти Елизаветы добрые люди жалели скромную и приветливую супругу гольштинца, сочувствовали ей. «Твердым, хотя и неслышным шагом Екатерина шла по намеченному пути, подкрадываясь к престолу» (Кл.).

  Петру III удалось поцарствовать всего полгода. Вокруг Екатерины сплотились наиболее смелые противники императора. Исполнение заговора взяли на себя молодые офицеры гвардейских полков во главе с братьями Орловыми — Григорием, Алексеем и Федором. 27 июня 1762 г. арестовали одного из заговорщиков. Остальные встревожились, как бы он не выдал их под пыткой. Рано утром 28 июня Алексей Орлов прискакал в Петергоф (г. Петродворец в Ленинградской обл.), где жила Екатерина, и ворвался в ее спальню. Император находился в то время в Ораниенбауме (г. Ломоносов в Ленинградской обл.).

  Екатерина дождалась своего часа! Кони понесли ее с отчаянным офицером в расположение Измайловского полка. Там подготовленные заговорщиками солдаты «по барабанному бою выбежали на площадь и тотчас присягнули Екатерине». Упряжки с каретами помчались в Семеновский полк. Там процедура с присягой совершилась столь же быстро. Впереди поднятых полков Екатерина поехала в Казанский собор, где уже все было готово к торжественному молебну и провозглашению новой самодержицы. В Зимнем дворце ее встретили члены Сената и Синода - все принимали присягу без колебаний.

  Петербург лег к ногам Екатерины за считанные часы. «Все делалось как-то само собой, точно чья-то незримая рука заранее все приладила, всех согласила и вовремя оповестила» (Кл.).

  Утром 29 июня одетая в гвардейский мундир Екатерина явилась с полками в Петергоф. Петру III успели сообщить о событиях в столице. Он хотел укрыться со своей свитой в Кронштадте, но его яхту и галеру к крепости не подпустили. Император приехал на переговоры с женой. Его заставили подписать «якобы самопроизвольное клятвенное отречение от престола», увезли в Ропшу (пос. в Ленинградской обл.), а там через несколько дней убили. Алексей Орлов написал Екатерине, что Петр погиб в пьяной драке: «Не успели мы разнять, а его уже не стало». Следствие не проводилось. Объявили народу, что государь скончался «от прежестокой колики», и тихо похоронили покойного в Александро-Невской лавре.

  37-летний период дворцовых переворотов с воцарением Екатерины II закончился. Полезным и небесславным в этот период было только правление Елизаветы. «Воздавая должное Екатерине II, не забудем, как много внутри и вне России было подготовлено для нее Елизаветой» (С.).

  6 июля Екатерина обнародовала свой программный манифест. Она обещала «отдать себя или на жертву за любезное Отечество или на избавление его от угрожающих опасностей». Осудив «злоумышленные» дела Петра III, она указала и на пороки самодержавного строя: «Самовластие, не обузданное добрыми и человеколюбивыми качествами в государе, владеющем самодержавно, есть такое зло, которое многим пагубным следствиям непосредственно бывает причиною». Стране было обещано вывести народ «из уныния и оцепенения» справедливыми законами. Скорее всего, Екатерина на радостях и сама верила возвышавшему ее обману, писала о своих намерениях от чистого сердца.

  Положение выведенной из-за придворных кулис 33-летней императрицы упрочилось на троне не сразу. Участники переворота, которым не хватило чинов и наград, заговорили, что царем надо было объявить 8-летнего Павла, а его матери хватило бы и регентства. Вспомнили о заточенном в Шлиссельбурге Иване VI. В 1764 г. подпоручик В. Я. Мирович пытался освободить его из-под стражи. Попытка кончилась убийством несчастного узника, а Мировича казнили.

 Произведенные в графы братья Орловы и их высокочиновные друзья видели в Екатерине не законную самодержицу, а свою соучастницу в захвате верховной власти. Они привыкли общаться с ней запросто: «Мы тебя возвели на престол, так ты наша». Прошел не один год, прежде чем каждому ее сообщнику по заговору было указано свое место.

  Екатерина II знала своих подданных по Петербургу, где в то время насчитывалось 65 тысяч жителей, и по царскому двору, но двор «стоял слишком далеко от России не только географически, а еще более нравственно» (Кл.). Получив власть, умная и наблюдательная правительница скоро увидела, что российский народ живет намного хуже, чем ей представлялось. Она усердно вникала в государственные дела, сидела в Сенате, сама разбиралась в грудах документов. Положение державы приводило ее в отчаяние. Казна оказалась почти пустой. В столицу шли донесения о народных мятежах, для подавления которых приходилось посылать «усмирительные команды с пушками».

  Свою внутреннюю политику Екатерина повела сразу по трем направлениям: национальному - для боровшихся с иноземным засильем патриотов, дворянскому — для главной опоры государственной власти, либеральному — для всех остальных господских сословий. В ее программе не нашлось места только сословию крестьянскому. Забота о крепостных и прочей «черни» подменилась рассуждениями о «всеобщем благе» и человеколюбии.

  Между тем в стране нарастала волна бунтарских настроений. В июле 1762 г. подняли мятеж крестьяне Казанской и Оренбургской губерний. У Бежецка около 600 крестьян вступили в сражение с солдатами-усмирителями. На заводах князя Репнина в Воронежской губернии 300 рабочих отказались выходить на работы. В одной из своих записей Екатерина отметила, что ей досталась империя, в которой «заводских крестьян в явном возмущении было 49 тысяч человек, а монастырских и помещичьих - до 150 тысяч».

  Первым же своим указом новая императрица подтвердила права помещиков на «нерушимое обладание» их имениями и крестьянами. Это был реверанс дворянству. Затем она взялась за хозяйственные вопросы. Чтобы погасить недовольство людей высокими ценами на хлеб, временно запретила вывоз зерна за границу. Почти вдвое снизила казенную цену на соль, запасы которой из-за дороговизны лежали без движения. Соль начали раскупать. Резко снизила расходы на содержание своего двора, и ее примеру были вынуждены последовать столичные и губернские сановники.

  Смело пошла на конфликт с духовенством: указом от 26 февраля 1764 г. отобрала у церквей и монастырей земли и все деревни с крестьянами, а церковных служителей перевела на государственные денежные оклады.

  В том же году был положен конец украинской «самостийности» в управлении - учредили правительственную Малороссийскую коллегию, а Киевское гетманство упразднили. «Для искусственного увеличения народонаселения» начали приглашать колонистов из Западной Европы, в основном немецкую бедноту, и селили их в приволжских, украинских и других местах, где, по мнению сенаторов, люди жили «слишком просторно». Для имущих сословий были повсюду облегчены налоговые обязательства.

  В господских кругах страны наступило успокоение. Но все сделанное просвещенная государыня называла лишь прологом к будущим преобразованиям. Затеяв переписку с Вольтером и другими французскими вольнодумцами, она делилась своими мечтами и с ними. Увы, ее первоначальные романтические устремления не пошли дальше благородных мыслей и литературного творчества.

  Чтобы увидеть страну не по докладам и бумажным отчетам, а своими глазами, Екатерина больше полугода жила в Москве, побывала в Переславле-Залесском, Ростове и Ярославле. Летом 1764 г. она проехала через Ямбург, Нарву и Ревель до Риги, в следующем году ее провезли по Ладожскому каналу. В мае 1767 г. императрица с большой свитой прибыла в Тверь и на судах прошла по Волге, посетив Ярославль, Кострому, Нижний Новгород, Казань и Симбирск. Путешествия по разным областям страны она не раз совершала и в последующие годы.

  Как и Петру I, Екатерине II мешали обустраивать державу тяжелые войны. В начале царствования она не хотела ни с кем воевать, но внешние обстоятельства изменили ее планы. В 1763 г. умер очередной польский король Август III. Екатерина придвинула к западной границе 30-тысячное войско и добилась избрания королем дружески расположенного к России графа Станислава Понятовского. При коронации его назвали Станиславом-Августом. Действия императрицы не понравились правителям Австрии и Франции. Они пригласили Фридриха II к коллективному якобы обеспечению независимости Речи Посполитой. Мало того, австрийские и французские дипломаты, встревоженные влиянием Петербурга на Варшаву, «подтолкнули против России Турцию».

  Султан объявил войну России и в январе 1769 г. направил в ее южные пределы 70-тысячную орду крымских татар. Те опустошили селения вокруг Елизаветграда (г. Кировоград), окрестности Бахмута (г. Артемовск в Донецкой обл.) и увели в рабство 18000 жителей. «Это было последнее в нашей истории татарское нашествие» (С.). Часть российской армии помогала в то время Станиславу-Августу наводить порядок в Польше, которая была охвачена «ужасной смутой». Турецкое командование, начиная войну, сосредоточило свои главные силы в северо-западном Причерноморье.

  К моменту столкновения с Турцией Екатерина «успела широко взмахнуть крыльями, показать свой полет Европе делами в Польше и дома» (Кл.). Под ее всевидящим глазом крепилась армия, строились новые корабли, готовились их экипажи, в войсках возрождался боевой дух времен Петра I и Елизаветы. В апреле 1769 г. 80-тысячная армия генерала А. И. Голицына перешла Днестр. В сентябре турок изгнали из Хотина. Сменивший Голицына генерал П. А. Румянцев овладел Яссами и Бухарестом. После этого наступление было остановлено, так как в занятых областях вспыхнула эпидемия чумы.

  По настоянию графа А. Г. Орлова Петербург решил использовать в войне возрожденный Балтийский флот. В июле 1769 г. из Кронштадта пошла в Средиземное море эскадра Г. А. Спиридова. Следом за ней отправили отряд кораблей С. К. Грейга. Столь дальний переход парусного флота по незнакомым морям балтийцы совершали впервые. Из 15 судов адмирала Спиридова в Ливорно (порт в Италии) пришли без отставания только 8. Встретивший эскадру Орлов дождался Грейга, составил отряд из 9 кораблей и «погнался за турецким флотом».
 
  Близ крепости Чесме (в Турции) он сблизился с армадой из 16 линейных кораблей, 6 фрегатов и множества мелких судов. Командиры и экипажи российских кораблей проявили «отчаянную отвагу». 24 июня 1770 г. они смело ринулись на угрожающе превосходящие силы врагов, понесли потери, но сумели подпалить флагманский корабль турецкого адмирала. Тот отвел свою эскадру в Чесменскую бухту.

  Через день лихие балтийцы заполнили свои поврежденные суда горючими материалами, ночью подожгли два вражеских корабля огнем из пушек, а потом пустили по ветру в бухту горящие брандеры. Операция «пошла удачно благодаря смелости и ловкости лейтенанта Ильина». Стоявшие борт о борт турецкие парусники вспыхивали один за другим. К рассвету они все сгорели. Турецкие матросы сыпались с бортов и искали спасение в воде. Один корабль и 6 галер русские моряки успели захватить целыми. Победу в чужих водах балтийцы одержали не числом судов и пушек, а дерзким геройством, смекалкой, природной ловкостью.

  В сентябре 1772 г. эскадра капитана Коняева, тоже прибывшая с Балтики, сожгла еще 16 турецких кораблей. В 1773 г. моряки под командованием капитана Кожухова захватили Бейрут и подняли на борьбу с турками местных жителей.

  Российским морским победам сопутствовали победы на суше. В июле 1770 г. армия П. А. Румянцева разгромила 80-тысячное турецкое войско в сражении на берегу Ларги (лев. Прута), а вскоре после этого было разбито и 150-тысячное скопление турок в развернувшейся по широкому фронту битве у озера Кагул (в Одесской обл.). Враги намного превосходили русских числом, но «артиллерия и гренадерский штык решили дело». От Кагула турки бежали к Дунаю, «бросив пушки и весь лагерь». Полки Румянцева заняли Молдавию и Валахию, войско генерала П. И. Панина овладело Бендерами. Турки стали бояться сражений, во многих местах при подходе российских полков отступали без сопротивления.

  Почти весь следующий год прошел на Дунайском фронте «в мелкой войне». Российской армии не хватало продовольствия, солдаты питались кое-как, «коней кормили камышом». Зато на другом фронте успехов в 1771 г. добилась армия генерала В. М. Долгорукого. В июле его полки овладели Перекопской крепостью, взяли Феодосию и Керчь, а к осени вместе с моряками Азовской флотилии заняли весь Крымский полуостров.

  Европу изумила военная сила петербургской императрицы. Шла война, а западные дипломаты вовсю захлопотали об условиях мира, старались притормозить боевые действия русских войск. Летом 1773 г. армия Румянцева переправилась на болгарский берег Дуная. Весной следующего года корпуса генералов А. В. Суворова и Каменского разбили 40-тысячную турецкую группировку, а передовые отряды Румянцева перешли Балканы. Исход войны был решен. В деревне Кючук-Кайнарджа на Дунае 10 июля 1774 г. состоялось подписание мирного договора.

  Победители ждали, что Молдавия, Валахия, Крым и все завоеванные черноморские и азовские берега станут российскими. Однако Екатерина II не захотела выглядеть перед Европой покорительницей народов. В Петербурге «довольно робко подсчитали добытые итоги». Крымских и ногайских татар объявили независимыми от Турции и обещали им покровительство императрицы. Независимость от Турции получили Молдавия и Валахия. По мирному договору за Россией были признаны Азов, Керчь и область Кабарды. Азовское море стало российским. Русские торговые суда получили право свободного прохода через черноморские проливы.

  Во время войны с Турцией у Екатерины II появилось желание «продвинуть северо-западную границу до Западной Двины и Днестра с Полоцком и Могилевом и добиться восстановления православных в правах, отнятых у них католиками» (Кл.). В Малороссии и в Белоруссии «униаты продолжали свои мучительства, били и мучили православный народ и священство» (С.). Белорусы и правобережные малороссы понимали, что петербургская царица житейской воли простому народу не прибавит, но люди надеялись получить от нее волю духовную, возможность молиться богу вместе с единоверцами.

  При маловластном Станиславе-Августе религиозная вражда в его восточных владениях обострилась. Вероисповедные страсти подогревались социальной ненавистью православной бедноты к католикам-господам. Дело дошло до вооруженной борьбы. Под католические знамена собирались шляхтичи, подкормленная ими панская дворня и соблазненный легкой наживой «всякий бездомный сброд». Вооруженные католики «грабили во имя веры и отечества кого ни попало. Это была своего рода польско-шляхетская пугачевщина» (Кл.). Разница усматривалась только в целях: в России - борьба угнетенных против угнетателей, во владениях Польши - борьба угнетателей за право угнетать.

  В ответ на бесчинства католической шляхты православная беднота объединялась в отряды, получившие название «гайдамацких». Вместе с гайдамаками «поднялись запорожцы с Максимом Железняком во главе, оседлые казаки и крепостные крестьяне с сотником Иваном Гонтой и другими вождями» (Кл.). На Правобережной Украине и в Белоруссии началась крестьянско-казацкая война против польского владычества.

  И тогда Екатерина направила в помощь польскому королю 16 тысяч солдат. Повстанческие силы были подавлены русскими штыками. Гонту замучили поляки. Железняка сослали в Сибирь. Вместо поддержки православного населения императрица помогла его истязателям. Сословная солидарность оказалась выше солидарности вероисповедной!

  «Польские события и тесно связанная с ними турецкая война привели к последствиям неожиданным - присоединению Белоруссии к Великой и Малой России» (С.). Екатерину испугали народные восстания рядом с российскими границами. Причину волнений в Речи Посполитой она видела только в непримиримой вражде православных к католикам. Ей казалось, что оторвав от Польши земли с православным населением, она укрепит внутренние позиции своего ставленника Станислава-Августа. Петербургские дипломаты пошли на сговор с европейскими «хищниками».

  Договором от 25 июля 1772 г. ослабленную внутренними драками Польшу общипали с разных сторон три соседки. Австрия взяла древнерусскую Галицию, Пруссия - прибалтийскую часть страны. Россия - восточную Белоруссию. Больше других при первом разделе Польши выиграл Фридрих II. Пруссия стала большой державой, «раскинувшейся на развалинах славянского государства от Эльбы до Немана». Доля России оказалась достаточно скромной: к империи прибавились только Витебская и Могилевская губернии. «Екатерина выходила из первой турецкой войны и из первого раздела Польши с независимыми татарами, с частью Белоруссии и с большим нравственным поражением» (Кл.). На нее упала тень пособничества прусским и австрийским захватчикам.



   Б е с е д а 43. «Этнографическая выставка». Война с Пугачевым. 50 губерний. Жалованные грамоты. Победы Суворова и Ушакова. Конец Крымского ханства. Новороссия. Захватная сделка.

  В первые годы царствования Екатерина II была полна мечтами о переустройстве всей российской жизни. Она сочинила знаменитый в политической литературе «Наказ». Из 655 статей этого творения 294 были взяты из трудов французского философа Монтескье, многие другие статьи тоже строились на идеях французских просветителей.

  В 1767 г. императрица создала комиссию по выработке новых законов в соответствии с ее «Наказом». Для подготовки проектов собрали со всей России 460 делегатов. На заседаниях вместе со столичными сановниками сидели провинциальные помещики, купцы, священники, выборные от татар, чувашей, карелов, других народов и даже посланцы от кочевников нижней Оби.

  Ключевский назвал эго большое и пестрое собрание «всероссийской этнографической выставкой». С предложениями выступали представители разных сословий, только «голоса крепостных крестьян не было слышно, от них не было депутатов» (С.). За крепостных вступился лишь дворянин Григорий Коробьин из Козлова, но «дворянство, купечество и духовенство» стали стеной за сохранение крепостного рабства. Заседательских шумов было много. Секретари и писари извели дворцовый запас бумаги. Результатом же этого грандиозного замысла явился юридический «пшик». Государыня распустила комиссию, а новый свод законов так и не родился. Объемный «Наказ» остался всего лишь литературным памятником XVIII века.

  Благородный козловский делегат Коробьин не случайно предлагал комиссии ослабить узы крепостничества. Царствование Екатерины II «началось многочисленными местными восстаниями крестьян, которые скоро слились в один громадный пугачевский мятеж. То были восстания не управляемых против администрации, а низших классов — против высшего, правящего, против дворянства» (Кл.).
  Положение основной массы российского населения было очень тяжелым. Из новгородских уездов крестьяне «целыми семьями убегали в Прибалтику». В 1766 г. крестьянские мятежи охватили воронежские и белгородские волости. В Тамбовском уезде бунтовщики «дрались с посланной против них командой, схватили и закололи поручика, переранили солдат» (С.). В 1771 г. произошли «сильные волнения» на Олонецких заводах.

  15 сентября того же года восстали жители Москвы, где в то время свирепствовала чума. В донесениях воевод из разных мест сообщалось, что крестьяне примешивают к муке отруби, мякину, избоину льна и конопли, что голодающие жители деревень «разбрелись просить милостыню». Общероссийский мятеж назревал с каждым годом. Вождем голодных и обездоленных масс стал Емельян Иванович Пугачев.

  Война с собственным народом явилась сильным ударом по честолюбию Екатерины, считавшей себя благодетельницей России. Пугачев, как и Степан Разин, вызревал в мятежного вожака на Дону. В составе казачьих полков он участвовал в войнах с Пруссией и с Турцией, имел офицерский чин хорунжего. Летом 1773 г. он объявил себя царем Петром, которому якобы удалось бежать от заговора Екатерины.

  В постоялом дворе на берегу Яика самозванный «царь» образовал свой штаб и 17 сентября пошел с отрядом из 80 человек брать Яицкий городок. В этот день он выпустил свой первый «царский манифест». В ответ на обещания воли и справедливости к Пугачеву хлынули потоки крепостных людей - русских, калмыков, башкир, татар. Народного «государя» просили о защите, жаловались ему на притеснения господ. Быстро выросшие мятежные отряды направились к Оренбургу. Их везде встречали криками восторга и колокольным звоном. Помещики, купцы, чиновники убегали из своих домов, как только узнавали о приближении мужицкого войска.

  А войско Пугачева превращалось в большую армию с пушками и конницей. Зоны бунтарской власти ширились во все стороны, как пламя в иссохшей от зноя степи. Урал и Поволожье зажили по освободительным манифестам мнимого императора. Вспыхнули мятежи в Западной Сибири. Дворянам, хозяевам заводов, царским служителям не было спасения от народого гнева.

  Правительство Екатерины направило против Пугачева крупные военные силы. Первое поражение повстанческая армия потерпела в марте 1774 г. при схватках с полками генерала А. И. Бибикова. В Оренбурге возродили царскую власть. В этом же месяце под Уфой были разбиты башкирские отряды Салавата Юлаева. Пугачев отступил к Уралу, пополнил свои силы новыми толпами мятежников и в июле взял Казань. Здесь его 20-тысячное войско было разгромлено подошедшими полками  Михельсона. Уцелевшие после сражений повстанцы отступили на правый берег Волги.

  Соратники бедняцкого «царя» поднимали крестьян на борьбу в новых и новых местах. Мятежники стали хозяевами в Пензе, Саратове, Саранске, во многих уездах и сельских волостях. Разгром пугачевских отрядов завершил в августе 1774 г. генерал А. В. Суворов, уже прославивший к тому времени свое имя в войне с турками.

  14 сентября был схвачен и сам Пугачев. В январе следующего года его казнили в Москве, но поднятая пугачевцами социальная буря утихла не сразу. Усмирительные полки еще долго посылались то в одну губернию, то в другую. «Напуганное мятежниками дворянство долго после этого жалось по городам к своей властной братии - к губернаторам и исправникам» (Кл.).

  Поскольку в пугачевских отрядах было много казаков, правительство усилило чиновно-полицейский надзор за донским и уральским казачеством. В 1775 г. Екатерина повелела ликвидировать Запорожскую Сечь как рассадницу вольно-любивого бунтарского духа.

  Из восторженной просветительницы Екатерина II все заметнее превращалась в надменную самодержицу с непреклонно твердым характером. Об изменениях в ее взглядах на переустройство российского общества и в ее обыденном поведении сообщали своим монархам и иностранные послы в Петербурге. Императрица отстранила от распорядительной власти сенаторов, оставив им только подготовку законодательных предложений да создание всяческих временных комиссий, «заменила государственных советников домашними секретарями» и начала всем управлять сама.

  Здесь мы расстанемся с главным трудом С. М. Соловьева. Последний, 29-й том его «Истории России с древнейших времен» закончился годами пугачевщины. С нами остался самый поздний из крупных дореволюционных исследователей российской старины - В. О. Ключевский. Теперь и все приводимые в кавычках цитаты взяты из его лекций (ссылок в скобках делать не буду).

  Мои беседы подступают к временам, живое представление о которых дают книги классиков русской литературы и другие широко известные читателям произведения исторического характера. Поэтому наше путешествие во времени теперь можно ускорить: чем меньше удалены от нас годами исторические события, тем больше они известны публике.

  Екатерина продолжала проводить реформы, начатые ею в первые годы царствования. В 1768 г. был открыт Ассигнационный банк. Правительство выпустило на миллион рублей бумажные ассигнации, приравняв их по стоимости к металлическим монетам. В России впервые появились бумажные деньги. Правда, государственные кредиты ассигнациями, не подкрепленные золотым фондом, вели к постепенному снижению их цены. К 1791 г. бумажные деньги в торговом обороте стали в два раза дешевле металлических.

  В ноябре 1775 г. все территории империи разделили на 50 губерний по 300-400 тысяч жителей в каждой. Губернии делились на уезды с населением по 20-30 тысяч человек. Губернаторов с их администрацией одарили полной властью - исполнительной, распорядительной, судебной. Сбор налогов, распределение денег на местные нужды, финансовые отчеты поручили уездным и губернским казначействам, которые подчинялись столичной Казенной палате. Сосредоточение контроля за финансами в одном ведомстве позволило сократить растраты и хищения надежнее, чем битье кнутом и привязывание казнокрадов к позорному столбу.

  Судебными разбирательствами в губерниях стали ведать две палаты - уголовных дел и гражданских дел. Им подчинялись сословные суды; земский - для дворян, «магистрат» - для купцов и мещан, «расправа»  для свободных от крепостничества сельских жителей. Сословными были и уездные суды. Во все суды каждое сословие выбирало своих заседателей. Суд над крепостными вершили их хозяева - помещики и владельцы заводов. Сословные суды для «вольного» населения вносили много путаницы в дела и стоили очень дорого. «Там, где прежде дела велись десятью чиновниками, теперь их явилась целая сотня». Царскую администрацию в городах представляли городничие, а в сельской местности - полицейские исправники.

  Особую заботу Екатерина II проявляла о дворянстве. В 1785 г. она обнародовала «жалованные грамоты» дворянам и городам. За владельцами земли навечно закреплялось «пользование недвижимым имуществом и крестьянами на праве полной собственности». Дворяне освобождались от личных податей, от рекрутской повинности и от телесных наказаний. Но самой главной и неслыханной раньше льготой явилось их освобождение от обязательной службы - и от военной и от гражданской. Если до этого содержание помещика крестьянами как-то оправдывалось службой помещичьих сыновей государству, то теперь владельцы земли выглядели откровенными дармоедами на горбах крепостных людей. Прав и льгот - без меры, обязанностей - никаких!

  Дворяне получили также право на самоуправление через уездные и губернские дворянские собрания. Все эти привилегии обособили дворянство от всех других сословий, подняли его высоко над остальным населением России.

  Грамота городам разделила их жителей в зависимости от сословного и имущественного положения на 6 «состояний» - от «именитых» до чернорабочих. Управление в городе отдавалось выборному городскому голове и двум думам - распорядительной и исполнительной.

  И дворянское и городское самоуправление находилось под надзором губернаторов, городничих и исправников. Выборным органам запрещалось вмешиваться в дела государственных учреждений. Они решали только местные хозяйственные, торговые, просветительские и благотворительные вопросы.

  На местах реформаторские переделки вводились медленно, с делопроизводными волокитами при тихом сопротивлении чиновничества. Административные и общественные обновки были взяты в основном из Франции и Швеции. В российскую почву бросали чужие семена, и их ростки вызревали не везде. По западному же образцу Екатерина запретила использовать в служебных бумагах слово «раб», повелев заменить его словом «подданный». В жизни подданных из трудовых сословий от этого ничего не изменилось.

  Труды Ключевского изобилуют подробнейшими сведениями о положении российского крестьянства в тот или иной исторический период. В лекции 80 (том 5) он рассказал о трех формах крепостного права в России: 1. Личная зависимость крепостных от землевладельца по договору - до половины XVII века. Тогда крестьянин мог разорвать эту зависимость, отказавшись от земельного надела. 2. Потомственная зависимость крепостных от землевладельца, который за пользование крестьянским трудом был обязан служить государству - до жалованных грамот Екатерины II. В этот период крестьянская кабала хоть и с натяжкой оправдывалась державными интересами. 3. Полная зависимость крепостных, юридически признанных частной собственностью землевладельца, который был освобожден от обязательной службы - с царствования Екатерины II.

  При Петре I можно было уйти из крепостных в солдаты, на подряд в строительство или на заводское «государево дело». Правительство принимало от крепостных челобитные о жестокостях помещиков, «Со смертью Петра крепостное состояние расширялось и в количественном и в качественном отношениях». За землевладельцами «простым полицейским распоряжением» закрепляли людей без недвижимого имущества, солдатских детей, пленных с войны, безместных попов и дьяконов, бродяг и нищих - всех, кто не мог доказать свою принадлежность к свободным сословиям. Число крепостных увеличивалось «пожалованием» деревень за отличия по службе или вместо пенсии. Государственные «черносошные» крестьяне при отдаче деревни частному владельцу автоматически переходили всем обществом в разряд крепостных.

  «Закон не стеснял продажи крестьян целыми семьями и в розницу, с землей и без земли». Если Елизавета разрешила помещикам ссылать крепостных в Сибирь, где многие устраивали свою жизнь лучше, чем на родине, то Екатерина II дала владельцам право отправлять «крещеную собственность» на каторгу «без всяких ограничений и на какое угодно время». Хозяин мог применить к крепостному любое наказание — бить кнутом, держать под запором, посадить на цепь, морить голодом. Без государственного суда запрещалось только казнить смертью. Если человек умирал при истязаниях, это не считалось преднамеренным убийством.

  Екатерина запретила учреждениям принимать от крепостных жалобы на господ. Логика запрета объяснялась просто: кучерам не пристало жаловаться на ездоков! В указе императрицы говорилось, что за подачу жалоб «и челобитчики и составители челобитных будут наказаны кнутом и сосланы на вечные каторжные работы».

  Екатерининская форма крепостничества «положила резкую печать» на все сферы российской жизни. Многие помещики перестали хозяйствовать на земле, гнездились в городах. Крупные землевладельцы строили шикарные особняки и дворцы, жили в роскоши, а мелкопоместные дворяне в городских условиях нередко беднели, проматывали свои имения. Деревни разорялись от непомерных оброков деньгами и продуктами для городских господ. Те провинциальные помещики, что вели хозяйства сами, «требовали от крестьян четырех и даже пяти дней работы в неделю на барских полях». Крепостные не успевали обрабатывать наделы, отведенные им для прокорма своих семей, выбивались из сил.

  «Некоторые помещики совершенно обезземелили своих крестьян и превратили деревни в рабовладельческие плантации».  И в городах и в сельских поместьях развелось множество дворовых людей, преимущественно тоже крепостных - управителей, экономов, кучеров, псарей, поваров, горничных, другой прислуги. Все они кормились трудом закабаленных земледельцев.

  Неумеренная доброта царицы к дворянству нанесла России немалый нравственный ущерб. Появился целый класс, для которого постоянное безделье было узаконено. Это вызывало возмущение не только в крестьянстве, но и среди имущих сословий, обремененных налогами и повинностями. «Дворянское безделье послужило урожайной почвой, на которой выросло уродливое общежитие со странными понятиями, вкусами и отношениями». Многие из тунеядствующих господ превращались в пьяниц, картежников, развратников, в «пустых модных щеголей и светских вертопрашек». Безделье здоровому человеку опаснее лихорадки!

  С переменой во взглядах Екатерины на свою роль в государстве менялся и ее подход к вопросам внешней политики. Она перестала изображать из себя бескорыстную покровительницу народов.

  В получившем независимость Крымском ханстве не утихала внутренняя борьба, вызванная «усобицей партий русской и турецкой, а также насильственной сменой ханов». Императрице надоели препирательства с турецкими дипломатами. Петербургское правительство в 1783 г. объявило о присоединении Крыма к России и вернуло полуострову древнее название - Таврида. Последнему крымскому хану  Шагин-Гирею назначили пенсию. Наместником в Тавриду государыня направила своего очередного фаворита князя Г. А. Потемкина. В том же году рядом с развалинами древнего Корсуня был заложен портовый город Севастополь. Там начал создаваться российский военный флот для Черного моря.

  Усиление России на Черном море обрадовало жителей православной Грузии. Посланцы кавказских «христианских княжеств» настойчиво просили Петербург принять их в российское подданство. К Екатерине прибыло посольство «теснимого Персией» грузинского царя Ираклия II. Императрица отозвалась на его просьбы. В Георгиевской крепости (г. Георгиевск в Ставропольском крае) 4 августа 1783 г. был подписан трактат о переходе Грузии «под покровительство России». В Тбилиси расположился российский полк, на берегах Куры появились русские заставы.

  С поворотом событий в Тавриде и Грузии не согласилась Турция. Отношения России с давним южным соперником обострились и в 1787 г. вылились в открытую войну. Общее руководство военными действиями Екатерина возложила на генерал-фельдмаршала Г. А. Потемкина.

  В начавшихся боевых действиях ярко проявился полководческий талант А. В. Суворова. Полки под его командованием одерживали одну победу за другой. В сражении на Кинбурнской косе (в Херсонской обл.) в октябре 1787 г. был разгромлен крупный турецкий корпус. В войну на стороне России вступила Австрия. В июле 1789 г. произошла битва при Фокшанах (г. в Румынии). Объединенное русско-австрийское войско под командованием Суворова наголову разбило еще одну турецкую группировку. В сентябре того же года в сражении на реке Рымник (в Румынии) русские и австрийские полки под руководством Суворова разгромили основные силы турецкой армии. 

  Особый героизм воины-суворовцы проявили при штурме крепости Измаил (г. в Одесской обл.). Эту мощную крепость считали совершенно неприступной. Ее защищал 35-тысячный турецкий гарнизон. 11 декабря 1790 г. Суворов с 31 тысячей русских чудо-богатырей взял Измаил! Европейские военные специалисты были потрясены искусством российских командиров и отчаянным мужеством их солдат. При штурме Измаила прогремело славой и имя суворовского ученика М. И. Кутузова.

  Не столь решительно, с большими потерями, но в целом тоже наступательно действовали войска под непосредственным управлением Потемкина. Они отбирали у турок причерноморские крепости, вытесняли врагов с земель будущей Новороссии. В декабре 1788 г. был взят Очаков.

  В войне показал свои боевые возможности и молодой Черноморский флот. Один из его создателей и командиров Ф. Ф. Ушаков применил новую тактику морских сражений. Он наносил удары не привычной «линией», а смело шел на флагманский корабль противника, ломал его кильватерный строй и сближался с врагами на расстояние надежных прицельных выстрелов из пушек. Черноморские моряки одержали несколько блестящих побед над турецким флотом. Они начали палить вражеские корабли в стычках у Керченского пролива, в августе 1790 г. разбили неприятельскую эскадру у острова Тендра (в Одесской обл.), а в июле 1791 г. черноморцы под командованием Ушакова вывели из строя почти все турецкие суда в сражении у мыса Калиакрия (в Болгарии).

  «Вторая война с Турцией, победоносная и страшно дорого стоившая людьми и деньгами, закончилась тем, чем должна была кончиться первая: удержанием Крыма и завоеванием Очакова со степью до Днестра. За Россией укрепился северный берег Черного моря».

  В последних числах 1791 г. в Яссах был подписан мирный договор. К Российской империи прибавились обширные пространства Новороссии. В хозяйственную жизнь России вошли, «открылись для оседлой колонизации и культуры» огромные территории. На местах турецких крепостей и татарских кочевий строили жилье, пахали землю, заводили промыслы русские поселенцы.

  Росли города: Екатеринослав (г. Днепропетровск), Одесса, Екатеринодар (г. Краснодар), Херсон в устье Днепра, Николаев на Бугском лимане, Ростов-на-Дону и другие. Империю омывали теперь и северные моря и южные каспийские, азовские, черноморские воды. Торговый оборот русских купцов на черноморских маршрутах в 1796 г. возрос по сравнению с 1776 г. в пять тысяч раз!

  Во время второй русско-турецкой войны шведы пытались отрезать от России ее невскую столицу и снова овладеть Приладожьем. В 1788 г. они подошли к самому Петербургу. Однако наступательные действия северных врагов были отражены и на суше и на море. Предусмотрительное военное ведомство Екатерины, воюя с Турцией, не оголило западных и северных рубежей страны. По мирному договору, подписанному в августе 1790 г., границы между Россией и Швецией остались прежними.

  Екатерину II насмерть перепугала французская революция 1789-1793 годов. Одно дело - переписка с просветителями, другое - революционный взрыв в стране просветителей. Императрица «негодовала на малодушие Людовика XVI, еще в 1789 году предсказав ему участь Карла I английского». Карла I англичане казнили в 1649 г., а французы расправились с Людовиком XVI и его супругой Марией-Антуанеттой в августе 1792 г.

  В революциях против монархии народ не щадил монархов. Разъяренная Екатерина «билась головой об стену, по ее выражению, чтобы двинуть Австрию и Пруссию на революционную Францию во имя монархического начала». О Вольтере и Дидро государыня уже не вспоминала, а русского вольнодумца А. Н. Радищева в 1790 г. отправила в Сибирь.

  Французская взрывная волна всколыхнула Польшу. Там зазвучали призывы к борьбе за возрождение расчлененной Речи Посполитой. В мае 1791 г. собранный патриотами Сейм принял новую конституцию и начал вооружать народ, но польские магнаты В страхе потерять власть и богатства обратились за помощью к Екатерине II. «Приверженцы старины призвали русские войска, а прусские явились без зова». Дипломаты России и Пруссии вместе с вельможами самой Польши признали необходимым покончить «с адским учением и ядом демократического духа, заразившим Польшу с крайней опасностью для соседей».

  В 1793 г. Россия и Пруссия поделили между собой еще часть польских территорий. К России вернулись Волынь, Подолье и другие области Правобережной Украины до границы с австрийской Галицией, а также центральная Белоруссия с Минском. Пруссия взяла Данциг и земли в бассейне Варты. Подданных у Станислава-Августа стало в три раза меньше, чем было до второго раздела. В Варшаве разместились российские полки.

  Многие из польских патриотов смирились с отторжением от страны постоянно восстающих на борьбу за независимость древнерусских православных областей, но прусские захваты побуждали их к отмщению и схваткам за справедливость. В 1794 г. сразу во многих местах Польши вспыхнули мятежи. В Варшаве образовалось повстанческое правительство во главе с Тадеушем Костюшко. Часть российского гарнизона в польской столице была вырезана в одну ночь. Оставшиеся в живых офицеры и солдаты пробивались в Россию, как из окружения. Правительство Костюшко объявило Петербургу и Берлину войну.

  Но это была война рассерженной болонки с двумя бульдогами. Екатерина II направила с Польшу крупные силы под командованием П. А. Румянцева и А. В. Суворова. «Восстание 1794 года с диктатурой Костюшко было предсмертной судорогой Польши. Страна еще раз была завоевана русскими войсками. Конвенция трех держав, поделивших между собой остаток Польши,  13 октября 1795 года закрепила международным актом падение польского государства».

  При третьем разделе Речи Посполитой Россия получила западную Белоруссию, почти всю Литву и латышскую Курляндию. Пруссия - центральные области Польши с Варшавой, Австрия - южные области с Краковом и Люблином, за ней осталась и Галиция. Подобно охотникам, делящим тушу убитого лося, три монарха разрезали на куски и растащили по своим дворам целую страну. Нравственное право России «на собирание русской земли» затенялось бесправной хваткой Пруссии и Австрии.

  Ключевский осуждал Екатерину II за то, что она возвращала империи древнюю Западную Русь не «один на один» с Польшей, пусть и под давлением силы, не переговорами и обоюдными поисками согласия, а «захватной сделкой» с западными хищниками. Если бы Польша освободилась от ослаблявших ее мятежами украинских и белорусских земель, «она могла бы сослужить добрую службу славянству и международному равновесию, стоя крепким оплотом против пробивавшейся на восток Пруссии». На сговор с Берлином и Веной петербургских дипломатов подталкивал страх Екатерины перед народными волнениями и в своей стране и у соседей.

  После войн с Турцией и раздела Речи Посполитой территория России «почти достигла своих естественных границ как на юге, так и на запад». С древним Отечеством воссоединились Правобережная Украина и вся Белоруссия. На юге образовались Таврическая, Херсонская, Екатеринославская губернии и область Черноморского казачьего войска. На западе появилось 8 новых губерний: Курляндская. Виленская, Минская, Витебская, Могилевская, Гродненская, Волынская и Брацлавская. Население страны выросло с 19-20 млн. человек в 1762 г. до 34 млн. в 1796 году. Ежегодные доходы государственной казны увеличились за это время в четыре раза.

  Во внутренней политике Екатерина II до конца своих дней оставалась «царицей-матушкой» для имущих сословий и превращалась во все более сердитую мачеху для крепостной бедноты. Она открыла большие возможности для деятельности промышленников, купцов и владельцев земли. Их богатства повсюду множились. Росли и доходы государственной казны. Правда, третью часть этих доходов составляла при Екатерине «питьевая прибыль» - водкой народ поили вдосталь.

  Доходы увеличивались, но еще быстрее увеличивались государственные расходы. Содержание армии и двух флотов, широкие военные действия, довольствие быстро плодившихся чиновников и лишенного оброчных податей духовенства, субсидии промышленникам, пенсии за службу — все это требовало денег, денег, денег. Потерявшие начальную ценность бумажные ассигнации увеличивали долг казначейства на внутреннем финансовом рынке.

  Петербургское правительство смело пользовалось и внешними займами. «Екатерина позаимствовала у потомства почти четыре бюджетных года». Однако накопленные ею внутренние и внешние финансовые долги трудно поставить в упрек императрице. Займы не пускались на ветер, как эго случается у иных бестолковых или корыстных правителей. «Всероссийская хозяйка» оставила наследникам государство, выросшее при ней размерами, населением, экономикой и окрепшее военной мощью. Ее канцлер А. А. Безбородко в конце своей карьеры говорил молодым дипломатам: «Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела».

  Даже и освобождение дворян от обязательной службы имело одну положительную грань. «Леность праздная, подруга размышлений» позволила нравственно здоровым и талантливым господам отдаваться наукам и искусствам. Росло число домашних и общественных театров, появились художественные мастерские и литературные кружки. Повсюду складывались сообщества хорошо образованных и тянувшихся к культуре людей. На званых вечерах в помещичьих усадьбах говорили не только о видах на урожай, охоте с гончими собаками и домашних делах, а и о политике, газетных новостях, прочитанных книгах.

  Екатерина II царствовала 34 года и скончалась 67-летней бабушкой в 1796 г., когда ее сыну Павлу исполнилось 42 года, а старшему внуку Александру 19 лет. Екатерина и Павел не любили друг друга. Сын не прощал матери расправы с его отцом, а мать считала сына непригодным к управлению государством. Императрица сама занималась воспитанием Александра и была намерена передать престол ему. Однако после ее смерти Павел не уступил своей очереди сыну и на самодержавном троне утвердился сам.


Беседа 44. Итальянские походы. Закавказье просится в Россию. Удары от Наполеона. Тильзитский мир. Шляпа при лаптях. Аракчеевщина. Декабристы.

  По мнению Ключевского, император Павел разрушал созданное до него и творил то, что после него мало кому пригодилось. Исключение составлял разве что изданный им в 1797 г. закон о престолонаследии, в котором четко определялось «взаимное отношение членов императорской фамилии». Такой закон для царской династии был нужен и полезен.

  Павел отменил материнские жалованные грамоты, начал заменять органы самоуправления назначенными сверху чиновниками, перечеркнул всякие льготы имущим гражданам. Не только именитых горожан, купцов, но и дворян и даже священников начали пороть за провинности «наравне с людьми податных сословий». Столь своеобразное уравнение людей в повинностях н наказаниях превратилось в «общее бесправие и чистый произвол». Другие начинания Павла по наведению нужного ему порядка в стране тоже оборачивались злом и для державы и для населения.

  Царствование Павла совпало по времени с францускими завоеваниями в Европе. Против Франции в 1798 г. образовался союз пяти государств — Англии, Австрии, России, Турции и Неаполитанского королевства. В начавшейся войне снова прогремели славой имена А. В. Суворова и Ф. Ф. Ушакова.

Эскадра Ушакова осенью 1798 г. прошла через Средиземное море в Адриатическое и вместе с турецким флотом освободила от французов Ионические острова (в Греции). В 1799 г. черноморские моряки высадились на западном берегу Италии и изгнали французов из Неаполя и Рима. Неаполитанское побережье было взято под защиту российских кораблей.

  Суворов в 1799 г. повел русскую армию в знаменитый «Италийский поход». За полтора месяца он во взаимодействии с австрийскими полками вытеснил завоевателей из Северной Италии. На помощь разбитой им армии генерала Моро двинулось французское войско с юга. Суворов бросил своих богатырей навстречу этому войску и разгромил его. Парижское правительство направило в Италию новую армию под командованием генерала Жубера. В битве при Нови (г. в Италии) в августе 1799 г. русские и австрийские полки, руководимые Суворовым, разбили и эту армию. Воины российского полководца казались французам заколдованными от поражений.

  Одержав подряд три великолепных по стремительности действий и боевому натиску победы в Италии, Суворов намеревался вести своих героев во Францию, но по настоянию союзников Петербург приказал ему освободить от французов Швейцарию. Там союзные австрийцы отступили, бросив под удары превосходящих вражеских сил русский корпус генерала Римского-Корсакова. Суворов провел свое прославленное войско через Сен-Готардский перевал (в Швейцарии), который считался непроходимым для военных колонн, разбил выступившие ему навстречу французские отряды, но после преодоления гор оказался в ловушке.

  Его ждала неприятельская армия, вчетверо превосходившая числом русские силы. Сытые французы не сомневались, что измученные тяжелым переходом и оставленные без продовольствия российские солдаты обречены на пленение или на гибель в сражениях. Они просчитались. По предгорьям, без дорог, отбивая нападения врагов, Суворов вывел полки к Боденскому озеру на стыке границ Германии, Австрии и Швейцарии.

  Непобедимого полководца произвели в генералиссимусы, а к его почетному титулу графа Рымникского прибавилось звание князя Италийского. После этого Павел невзлюбил имевшего по всякому вопросу собственное мнение Суворова. Отстраненный от всяких дел, опальный генералиссимус умер в 1800 году.

  Потеряв по вине австрийцев корпус Римского-Корсакова и по их же вине чуть не потеряв войско Суворова, Павел разорвал союз с Австрией и Англией. Он начал искать пути сближения с Наполеоном Бонапартом, который в ноябре 1799 г. совершил государственный переворот и на посту «первого консула» стал фактическим правителем Франции. Однако Бонапарт не проявил желания дружить с российским императором.

  Война с французами принесла новую славу русской армии и Черноморскому флоту, но не дала никаких политических выгод России. Плодами геройства солдат Суворова и матросов Ушакова воспользовались только союзники. В дворянских кругах нарастало недовольство правлением и поведением государя. А он в 1800 г. надумал завоевывать английские колонии в Индии. В Среднюю Азию через Оренбург направилось донское казачье войско. Убийство безрассудного императора 11 марта 1801 г. остановило эту затею - казаков возвратили назад. Убили Павла высокопоставленные заговорщики во главе с петербургским генерал-губернатором графом П. А. Паленом.

  Престол убитого отца занял Александр. При нем неожиданно и без каких-либо усилий со стороны Петербурга расширилось влияние России за Кавказским хребтом. Уже имея выходы к южным морям, «русское правительство совершенно искренне и неоднократно признавалось, что оно не чувствует никакой потребности и не видит никакой пользы от дальнейшего расширения своих юго-восточных границ».

  При Павле вопреки Георгиевскому трактату 1783 года о «покровительстве России» интересам Грузии русский полк был выведен из Тбилиси. В грузинские земли, «все опустошая», нагрянули персы. Грузией называли в то время Картлийско-Кахетинское царство (восточная Грузия). В Петербург приехали послы этого царства. По их просьбам Павел в 1799 г. признал грузинским царем Георгия XII, но «русское правительство совсем не думало переходить Кавказский хребет, не имея ни средств к тому, ни охоты».

  После смерти Павла петербургским дипломатам «волей-неволей пришлось принять завещание, в котором Георгий XII, умирая, завещал Грузию русскому императору». В Тбилиси снова пошли российские военные отряды, а за ними и царские чиновники. В 1801 г. Картлийско-Кахетинское царство вошло в состав Российской империи. Там начала утверждаться русская администрация.

  Под верховную власть российского императора запросились и другие христианские области Закавказья. Имеретинское царство с городом Кутаиси вошло в состав России в 1802 г., Мегрельское княжество (в западной Грузии) - в 1804 г., Гурийское княжество (в западной Грузии) - в 1810 г. Духовные и хозяйственные связи российских народов с кавказскими развивались очень быстро. Русские вельможи считали честью дружбу с грузинскими князьями. Православное единоверие объединяло и разноязыкое простонародье. На Кавказе росли военные силы империи. Увеличилось существовавшее с 1577 г. Терское казачье войско. Созданное при Екатерине II Черноморское казачье войско начало переселяться на Кубань. В грузинских городах разместились русские гарнизоны.

  Кавказская политика Петербурга вызвала сопротивление Персии и Турции. Начались многолетние, вяло текущие, но стоившие немалой крови русско-персидские и русско-турецкие войны. Персия в 1804-1813 годах теряла одно за другим зависимые от нее ханства:  Шемаханское (г. Шемаха в Азербайджане), Нухинское (г. Шеки в Азербайджане), Бакинское и другие. Мирным договором в Гюлистане (с. в Карабахе), подписанным в ноябре 1813 г., Персия признала свои потери.

  В 1826 г. война с персами возобновилась. Она закончилась в феврале 1828 г. мирным договором в Туркманчае (в Иране). К России по этому договору отошли восточная Армения с Ереваном и Нахичеванское ханство. Столкновения 1806-1811 годов с Турцией кончились поражением турок и на Кавказе и на Дунае. По договору в Бухаресте в мае 1812 г. Турция отказалась от претензий на все занятые русскими кавказские области и была вынуждена уступить России Бессарабию (часть Молдавии и юг Одесской обл.).

  Как мы видим, завещание последнего грузинского царя Георгия XII, принятое «волей-неволей» в Петербурге к исполнению, вызвало длинную череду сложных, запутанных и кровавых событий. Но в начале XIX века эти события мало занимали российскую общественность. Главным противником России в те годы считалась Франция, где Наполеон был провозглашен в 1804 г. императором.

  Желая обуздать победного завоевателя, Александр I восстановил союз с Австрией и направил в помощь ей 80-тысячную армию под командованием М. И. Кутузова. Однако Наполеон успел разбить основные силы австрийцев до подхода русских войск и сосредоточил группировку своих корпусов, которая по числу штыков превосходила полки противников в 4 раза. Осторожный Кутузов предложил Александру I и австрийскому императору Францу I отложить решающее сражение до накопления достаточных сил, но два монарха настояли на своем - заставили его бросить свою армию и остатки австрийских войск в неравную битву. Порядок размещения полков и план битвы были составлены генералами Франца I.

  20 ноября 1805 г. под Аустерлицем (г. Славков в Чехии) столкнулись многотысячные солдатские массы, загремели пушки, полилась кровь. Союзники потерпели поражение, по Кутузову удалось вывести разбитую армию из-под угрозы окружения и спасти значительную ее часть. В битве под Аустерлицем Александр I, лично вмешавшись в военные дела, получил первый поучительный удар от Наполеона. Он тут же разорвал союз с Австрией.

  В следующем году он попытался отомстить французам в новом союзе - с Пруссией, Англией и Швецией, но и в этот раз быстрый на решения и действия Бонапарт успел разгромить немцев и взять Берлин до прихода российских полков. В январе 1807 г. произошло сражение русских войск с французскими возле Прейсиш-Эйлау (г. Багратионовск в Калининградской обл.,), которое не принесло явной победы ни той, ни другой стороне. Александр направил в Прибалтику дополнительные силы. В июне того же года жестокая битва под Фридландом (г. Правдинск в Калининградской обл.) украсила Наполеона новым победным венком — французы наголову разбили российскую армию.

  Надломленный духом Александр I начал искать пути примирения с Францией. Два ненавидевших друг друга императора съехались в Тильзите и 25 июня 1807 г. заключили унизительный для России мир. Александр согласился поддержать наполеоновскую блокаду Англии и прекратить с ней всякую торговлю. Он согласился и с передачей под надзор Франции Варшавского герцогства, образованного из отнятых у Пруссии польских земель. Под нажимом Наполеона Россия в феврале 1808 г. начала войну против Швеции. В этой войне действия русских войск были успешными. В сентябре 1809 г. они закончились подписанием мирного договора, по которому Швеция признала российской всю Финляндию, названную после этого Великим княжеством Финляндским.

  Если на западе все замыслы Александра I кончались неудачами, то в Закавказье и на севере, где события диктовались не волей молодого императора, а стечением различных непланируемых обстоятельств, Россия приобретала новые территории. Однако эти приобретения радовали немногих. Вести о победах Наполеона будоражили армию и дворянство, настораживали политиков. Искусственная тишина в царском дворце после Тильзитского мира никого не успокаивала. Люди чувствовали, что с запада надвигается на Россию такая беда, какой страна не видела после польско-литовско-шведских нашествий в начале XVII века.

  В ночь на 12 июня 1812 года 600-тысячная армия Наполеона с 1420 пушками обрушилась на Россию без объявления войны...

  Ключевский не любил говорить со слушателями о том, что им было известно и без него. В его время нельзя было найти студента, который не прочитал бы эпопею Л. Н. Толстого «Война и мир». Лекций о ходе Отечественной войны 1812 года в «Курсе русской истории» Ключевского нет.

  Перейдем от дипломатических и военных событий к внутренней жизни России при Александре I. Он на другой день после убийства его отца выпустил манифест, в котором пообещал управлять державой «по закону и по сердцу своей премудрой бабки». План преобразований в стране он вырабатывал с неофициальным кабинетом близких друзей, которые помнили неисполненный «Наказ» Екатерины II.
 
  Начали с перемен в центральном управлении. Образовали при императоре «Непременный Совет» из 12 наиболее доверенных сановников. Коллегии перестроили в 8 министерств и учредили Кабинет министров. Каждый министр получил в своем ведомстве полное единоначалие. Вновь оживилась деятельность сенаторов. Восстановили действие жалованных грамот дворянам и городам. Дворянство и именитые горожане возликовали!

  Помещикам, правда, не понравились робкие попытки друзей молодого государя несколько ослабить крепостное право. Была остановлена раздача частным собственникам деревень с «казенными» крестьянами. В феврале 1803 г. появился указ «о свободных хлебопашцах», который разрешал помещикам освобождать крестьян от крепостничества «непременно с землей». Этот указ поначалу показался многим чуть ли не революцией в деревне. Чуда, однако, не произошло. Благородных помещиков, которые бескорыстно давали крепостным свободу и землю, причисляли к дуракам и крамольникам. За 20 лет после указа «вышло на волю по добровольному соглашению с помещиками около 0,3 процента всего крепостного населения империи».  В деревенской жизни ничего не изменилось.

  Неудачные войны 1805—1807 годов с Францией «охладили первоначальное либерально-идиллистическое настроение Александра». Он удалил от себя прежних друзей, заменив их одним советчиком - статс-секретарем Непременного Совета М. М. Сперанским. В 1810 г. вместо Непременного был учрежден Государственный Совет, который не имел ни законодательной, ни исполнительной власти, а лишь готовил проекты законов и указов для рассмотрения государем. Должность секретаря и в новом Совете занял Сперанский. По его рекомендации изменили функции ряда министерств и создали несколько ведомственных Главных управлений. В Сенате оставили прежнее смешение промышленных, торговых, судебных и всяких других вопросов.

  В губерниях, городах, уездах и волостях органы управления не менялись, там царили успевшие утвердиться при Павле чиновники. Они долго не могли разобраться, к кому в Петербурге следует обращаться по тем или другим делам. Не менялась и власть помещиков, их управителей, полицейских исправников. Управленческая система страны в целом стала напоминать человека, который в погоне за модой украсил голову европейской шляпой, но забыл сбросить с ног привычные старые лапти.

  Сперанский остановил выпуск бумажных ассигнаций, их постепенно изымали из обращения и так обесценили, что правительство со временем выкупило их без ущерба для золотого банковского фонда. В 1810, а потом в феврале 1812 г. были резко повышены все налоги, «иные удвоены, другие более, чем удвоены».

  Впервые в России ввели прогрессивный налог на прибыли землевладельцев. Это было воспринято как покусительство на благополучие дворянства. В господских кругах поднялся ропот. Незадолго до вторжения в Россию наполеоновской армии Александр I выпроводил Сперанского в Нижний Новгород.

  Отечественная война 1812 года и освободительный поход российских войск по европейским странам до Парижа в 1813-1814 годах вызвали в стране «необычайное политическое и нравственное возбуждение». В частных изданиях появились статьи о конституции и расширении политических свобод. Образовались офицерские группы, в которых обсуждались планы переустройства общественной жизни. А у царя остатки прежнего либерализма проявились лишь при решении польского вопроса.

  Созданное Наполеоном герцогство Варшавское после русских побед было преобразовано в царство Польское и вместе с Литвой отдано европейскими монархами в распоряжение России «без всяких условий». Александр не стал дробить Польшу на губернии и включать ее в состав империи наравне с литовскими, латвийскими и эстонскими землями, а дал ей «конституционное устройство» с некоторой самостоятельностью. Наместником в Варшаву он назначил своего брата Константина. На открытии Варшавского сейма в 1818 г. император выступил с напутственной речью.

  Его демократическое по тем временам поведение «болезненно отозвалось в сердцах русских патриотов». Участники сражений с французами и победных шествий по Европе возмущались: «Мы, что, только для поляков завоевали конституцию?».

  Окружение Александра I увидело причину общественного вольнолюбия в революционных веяниях с запада и принялось решительно подавлять «разгулы мысли». Министерство внутренних дел запретило издавать что-либо в типографиях без одобрения цензуры. Полиции и чиновникам на местах было предписано выявлять и пресекать всякие признаки вольнодумства.

  Чтобы всей системой просвещения «водворить постоянное и спасительное согласие между верою, ведением и разумом», Министерство народного образования объединили с церковным Синодом. От университетских профессоров потребовали в лекциях по философии «руководствоваться более всего посланиями апостола Павла, а начала политических наук извлекать из творений Моисея, Давида и Соломона». От всего этого вера, знание и разум «почувствовали себя еще большими врагами, чем прежде». Попытки поставить науку на библейский фундамент вызывали у просвещенных людей смех и злые эпиграммы.

  Самым усердным воителем с «разгулом мысли» показал себя граф А. А. Аракчеев, который пользовался безграничным доверием государя. «Чтобы не входить в подробности, достаточно обозначить деятельность Аракчеева словами одного современника, который сказал, что Аракчеев хотел из России построить казарму да еще поставить фельдфебеля к ее дверям». В 1819 г. характеристику свирепому графу дал и А. С. Пушкин; «Полон злобы, полон мести, без ума, без чувств, без чести». Надзирательские и карательные гайки закручивали с такой силой, что у них начала срываться резьба.
 
  Если в прошлой истории России социальный гнев выливался в бунты и восстания низов, то теперь против самодержавия поднималось дворянство - опора царского трона. В 1816 г. в Петербурге образовалось тайное общество офицеров Генерального штаба во главе с капитаном Н. М. Муравьевым. Смелые патриоты, надумавшие «искоренить всякое зло в управлении и в обществе», называли свою группу «Союзом спасения». В 1818 г они переименовались в «Союз благоденствия», приняли свой устав и решили добиваться введения в России конституционной власти.

  Однако из-за разногласий в спорах о целях и способах борьбы эта офицерская организация в 1821 г. распалась. Из ее блоков сложились фундаменты двух новых тайных сообществ. На Украине был создан «Южный союз», которым руководил командир пехотного полка полковник П. И. Пестель. Его единомышленники, в основном офицеры 2-й армии, штаб которой находился в Тульчине (г. в Винницкой обл.), намеревались установить в стране республиканский строй. Свой проект государственного устройства Пестель собирался предложить после переворота всероссийскому Земскому собранию.

  В Петербурге образовался «Северный союз» во главе с князем полковником С. П. Трубецким, капитаном Н. М. Муравьевым и правительственным чиновником Н. И. Тургеневым. С ними был тесно связан известный поэт К. Ф. Рылеев. Программа петербургского Союза ограничивалась установлением в России конституционной монархии по английскому или шведскому образцу.

  Члены обеих тайных организаций готовились к совместному выступлению, но четкого плана действий выработать не успели. Восстания были и ускорены и скомканы в полустихийную неразбериху неожиданными событиями.

  Александр I не имел сыновей. Престол в случае его смерти по закону Павла об «императорской фамилии» переходил к Константину, но тот жил в Варшаве, женился на полячке и в 1822 г. написал Александру о своем нежелании наследодовать императорскую корону. Александр назначил наследником третьего по возрастному старшинству брата Николая, однако манифест об этом держал в тайне от всех, опечатав его в конверты с надписью «Вскрыть после моей смерти».

  Осенью 1825 г. он поехал сопровождать больную жену для лечения на юге и 19 ноября умер в Таганроге «от тифозной горячки». Узнав о смерти брата, Николай принес присягу на верность Константину, а Константин в Варшаве присягнул Николаю. Когда вскрыли государевы конверты, «начались сношения, при тогдашних дорогах занявшие много времени. Этим временем междуцарствия и воспользовалось Северное тайное общество».

  Николай принял престол и на 14 декабря назначил присягу войск и народа, а петеребургские заговорщики распустили слух, будто младший брат захватил власть против воли Константина. Часть Московского гвардейского полка явилась на Сенатскую площадь «с распущенными знаменами», построилась в каре (каре — строй квадратом или прямоугольником) и отказалась присягать Николаю. К мятежникам присоединились часть гвардейского гренадерского полка и гвардейский морской экипаж.

  Всего противников нового царя набралось под военными знаменами около двух тысяч. Согласившийся накануне стать «диктатором» до созыва Земского собора полковник С. П. Трубецкой на Сенатскую площадь не явился. Строем военных принялись руководить заговорщики «в простых сюртуках» - поэт К. Ф. Рылеев и судья И. И. Пущин, один из друзей А. С. Пушкина.

  Солдаты стояли на морозе в бездействии несколько часов. Петербургский генерал-губернатор М. А. Милорадович подъехал к восставшим и начал уговаривать их разойтись по казармам. В этот момент отставной поручик П. Г. Каховский выстрелом из пистолета смертельно ранил генерала. И тут вступили в действие собранные у Зимнего дворца верные Николаю части. По Сенатской площади открыли пушечный огонь картечью. «Каре рассеялось, второй залп увеличил число трупов». Вождей мятежа арестовали.

  Подробностей о восстании декабристов на Украине у Ключевского нет. Не забудем, что лекции свои он публиковал при царской цензуре. У него сказано только, что и на юге были восставшие, «взятые в Киевской губернии с оружием в руках». По данным Ключевского, к суду за декабрьские выступления было привлечено обвиняемых 121 человек, из них пять повешены, остальные «сосланы в Сибирь». Замечу, что в советской энциклопедии говорится о 579 привлеченных к следствию, пяти казненных, 121 сосланном на каторгу и поселение в Сибирь и о трех тысячах осужденных солдат.

  Виселицей казнили: арестованного по доносу еще до открытого выступления полковника П. И. Пестеля, раненного во время восстания па юге подполковника С. И. Муравьева-Апостола, создателя альманаха «Полярная звезда» К. Ф. Рылеева, подпоручика Черниговского полка М. И. Бестужева-Рюмина и стрелявшего в петербургского губернатора П. Г. Каховского. Уклонившийся в последний момент от участия в восстании полковник С. П. Трубецкой до 1839 г. отбывал каторгу в Нерчинских рудниках, а остаток жизни провел на поселении в Иркутской губернии. Мятежный судья И. И. Пущин два года сидел в камере Шлиссельбургскон крепости, 11 лет был на каторожных работах в Нерчинских рудниках и тоже закончил жизнь на поселении в Сибири.

  В лекции о декабристах Ключевский показал себя мастером в преодолении цензорских рогаток. То, чего нельзя было сказать словами, он говорил цифрами, где запрещалась речь о политике, он рассуждал о нравственности и здравомыслии. Декабристы представлены им людьми «из высшего образованного дворянства», причем людьми молодыми. Из 121 обвиняемых только 12 достигли 34-летнего возраста. «Большинство декабристов училось в кадетских корпусах, сухопутных, морских, пажеских, а кадетские корпуса были тогда рассадниками общего либерального образования». Все организаторы выступлений против самодержавия были полны благородными помыслами об улучшении жизни своего народа. «Это были хорошо воспитанные молодые люди, в которых жизнь еще не опустошила юношеских надежд, в которых первый пыл сердца зажег не думы о личном счастье, а стремление к общему благу».


Беседа 45. Третий наследник. Своды законов Сперанского. Бумажный потоп. Адрианопольское торжество. Крымская война. Замирение горцев. Туркестанское губернаторство.

  Следствием декабря 1825 года явилось принижение роли дворянства в общественной жизни страны. Николай I стал бояться дворянских выступлений, как его предшественники боялись мужицких бунтов. «Движение 14 декабря было последним гвардейским дворцовым переворотом; им кончается политическая роль дворянства. Оно еще останется некоторое время при делах, но оно уже перестанет быть правящим классом».

  Выступления декабристов в Петербурге и на Украине и судебные расправы с ними наложили отпечаток на все царствование Николая I.

  Николай, будучи третьим сыном Павла, не ждал императорской короны. По достижении 18-летнего возраста он получил командование гвардейской бригадой из двух полков с опытными полковниками. Наравне с гражданскими и военными сановниками он толкался в дворцовых передних, и при разговорах никто не стеснялся присутствием «третьего наследника». Поэтому Николай знал «все отношения, лица, интриги и порядки» высшего петербургского общества. К моменту коронации ему исполнилось 29 лет. Напуганный декабристами, он решил по примеру убитого отца править державой с опорой на чиновников и не допускать в государственные дела общественного вмешательства.

  Верхушечные преобразования Александра I не улучшили самодержавного правления, а «усилили очень заметно нескладицу в русском административном механизме». Новшества М. М. Сперанского строились на розовых предположениях о том, что все подданные государя будут точно исполнять указания из столицы. На деле же всякое должностное лицо толковало эти указания на свой лад, норовя приспособить их к местным, а то и к личным выгодам. Столичные законы в провинции не приживались.

  Крепостное население вообще «зависело не от закона, а от личного произвола владельца». Массовые беззакония особенно широко охватили страну в годы аракчеевщины. Зная все это по откровениям собеседников дворцовых приемных, Николай I решил наводить порядок в государстве с издания свода законов, которые служили бы указающим перстом для всех начальников - от сельского старосты до министра.

  Учредив особое отделение Собственной канцелярии, царь поручил кодификацию законов Сперанскому, который после высылки из Петербурга успел побыть губернатором в Пензе, потом в Сибири и «вылечился от реформаторских затей молодости». Он собрал все законы, указы, манифесты, начиная с Уложения 1649 года, и в 1830 году издал «Полное собрание законов Российской империи» в 48 томах, содержащих 30920 параграфов. Таким изданием не то, что пользоваться, а и перевезти его с места на место можно было не на всякой телеге. Оно подходило больше для музея, а не для судебных палат.

  Сперанский и его помощники продолжили свою титаническую работу. Отбросив устаревшие, они свели действующие законы в определенные разделы и статьи. Получился изданный в 1833 г. «Свод законов Российской империи» в 15 томах с 42 тысячами статей. В будущем к своду прибавлялись новые «узаконения», и к началу XX века в нем накопилось более 120 тысяч статей. Непросто было выучиться на юриста в те времена!

  Николай I считал, что действие законов могут обеспечить только государственные исполнители под контролем государственных же надсмотрщиков. Взяв курс на усиление чиновного аппарата, он создал «громадное количество либо новых департаментов в старых учреждениях, либо новых канцелярий и комиссий».

  Его Собственная канцелярия разрослась до 5 отделений: делопроизводста, законодательства, полиции и жандармерии, благотворительности, государственных имуществ. В губерниях появились учреждения, представлявшие императорскую канцелярию. В 1867 г. было резко увеличено число полиции в уездах. Каждый уезд разделили на «станы» с подчиненными уездному исправнику становыми приставами. Оплетка страны сплошной полицейской сетью, по мнению царя, должна была установить тот порядок, которого он добивался.

  Чиновно-полицейская машина заработала! Однако ожидаемых результатов она не принесла. Дела в стране повелись оторванным от нужд и государства и населения «канцелярским порядком». «Все свелось к опрятному содержанию листа бумаги; общество и его интересы отодвинулись перед чиновниками далеко на задний план». Сам Николай однажды с горечью признал: «Россией правит не император, а столоначальники!». Захлестнувший страну бумажный потоп нельзя было ничем остановить. В начале царствования сотворитель этого потопа пришел в ужас, когда узнал, что по ведомству юстиции числится в производстве 2,8 млн. дел, а в 1842 г. «в служебных местах империи» накопилось только неисполненных 33 млн. дел!

  Характерен для этой поры случай с крупным мошенничеством, прикрытым в Москве канцелярскими ловкачами. Собранные пятнадцатью ревизорами разобачительные материалы повезли в Петербург, но в дороге пропали бесследно и бумаги, и подводы, и извозчики, и сопровождавший их чиновник. Жулики на государственных должностях умели прятать концы в воду.

  Кого же обслуживал громоздкий бумаготворящий аппарат? По ревизской переписи 1836 г. в России (без Польши и Финляндии) проживало 52 млн. человек, из них: крепостных крестьян - 25 млн., государственных крестьян - 18 млн., духовенства - 272 тысячи, купцов - 128 тысяч. Учитывая, что над крепостными безраздельно властвовали помещики, а над государственными крестьянами - исправники и приставы, услугами бюрократических учреждений пользовались лишь 9-10 млн. граждан - помещики, купцы, промышленники, разночинные интеллигенты и сами чиновники. Вся пирамида царского управления опиралась через чиновный слой на крепостника-помещика и полицейского, которые держали в уезде основную массу населения безо всяких канцелярских премудростей. Когда крестьяне бунтовали, помещику и жандарму помогали карательные войска.

  Положение крестьянства при Николае I было столь тяжелым, что волнения в деревнях не удавалось остановить ни кнутами, ни ружьями. По настоянию министра государственных имуществ графа П. Д. Киселева император в 1841 г. запретил продавать крестьян «в розницу», а в 1843 г. была запрещена и продажа крепостных без земли. Дворяне считали министра Киселева чуть ли не революционером. Их раздражало, что он видел «в крепостном человеке не простую собственность частного лица, а прежде всего подданного государства». Отрывать людей от родных дворов и разрывать семьи перестали, но крепостнический гнет и судебная власть помещиков над крепостными сохранились.

  Во внешней политике царствование Николая началось победами, а закончилось тяжелыми поражениями.

  В 1826 г. в Петербург обратились за помощью посланцы Греции, находившейся под турецким владычеством. Российское правительство направило для поддержки единоверных христиан морскую эскадру. На помощь грекам пришли также военные корабли Англии и Франции. В октябре 1827 г. союзные моряки разгромили в Наваринской бухте (в Греции) турецкий флот. В этом большом сражении участвовали боевые наследники Ф. Ф. Ушакова - будущие адмиралы М. П. Лазарев, П. С. Нахимов, В. А. Корнилов и В. И. Истомин.

  Мы уже упоминали о войне с Персией и Туркманчайском мирном договоре в феврале 1828 г. В апреле того же года российская армия начала боевые действия против Турции. Войска генерала И. И. Дибича перешли Дунай, преодолели Балканский хребет и взяли Адрианополь (г. Эдирне в Турции). На Кавказе полки графа И. В. Паскевича отобрали у турок крепости Карс (г. в Турции) и Ахалцих (г. в Грузии). Султан запросил мира.

  По договору, подписанному в сентябре 1829 г. в Адрианополе, Турция признала за Россией всю Грузию, устье Дуная и все азовско-черноморское побережье от устья Кубани до Южного Буга. Турки ушли из греческих земель. С 1830 года Греция стала самостоятельным королевством. Под властью Турции осталась Сербия, но и она получила статус автономного княжества.

  В России народ жил еще патриотическими воспоминаниями о разбитой наполеоновской армии и победном шествии кутузовских полков по Европе. Теперь, после побед над Персией и Турцией, Николай 1 чувствовал себя продолжателем громких дел своей бабушки на юге. Русские воины еще раз показали свою силу европейским монархам. Окружение царя ликовало. Никто не предполагал, что Адрианопольекий мир окажется последним торжеством во внешней политике николаевской России. Международный авторитет Петербурга начал падать вскоре после этих торжеств.

  Европейские державы не захотели мириться с ростом российского влияния па Балканах. Англия и Франция отвернулись от вчерашнего союзника, принялись поддерживать «обиженную» Турцию и подталкивали султана к новой войне с его северным соперником. Осенью 1853 г. турки начали военные действия сразу и на Дунае и в Закавказье. В ответ на это черноморская эскадра адмирала П. С. Нахимова 18 ноября уничтожила турецкие корабли, стоявшие в бухте Синопского порта (в Турции). Но в декабре на помощь туркам в Черное море пришли английские и французские корабли, а в марте 1854 г. Англия и Франция объявили войну правительству Николая I.

  Россия оказалась одна против трех сильных держав. Австрия и Пруссия в открытую войну не вступали, но своей враждебности к Петербургу не скрывали и они. Из-за угрожающей позиции Вены русским войскам пришлось оставить дунайские рубежи. В Молдавии и Валахии разместились австрийские гарнизоны.

  В Закавказье турки не добились успеха. Их войска были вытеснены из Армении. Безуспешными оказались действия и англо-французских сил при их нападениях на Кронштадт, Соловецкий монастырь, Петропавловск-Камчатский.

  Главный удар союзные государства направили на Черное море. 1 апреля 1854 г. англо-французский флот открыл орудийную стрельбу по Одессе. К осени враги сосредоточили свои силы у Крымского полуострова. В сентябре 60-тысячный десант высадился в районе Евпатории. Его командиры имели задачу: захватить и разрушить колыбель российского Черноморского флота - Севастополь. Отвагой и стойкостью в сражениях севастопольские герои наводили ужас на противников. Без крепостных стен, в сооруженных самими бастионах, отрезанные от России, солдаты и матросы при поддержке артиллеристов отражали штурмы врагов 300 дней!

  У петербургских правителей не нашлось ни сильных полков, ни распорядительности, чтобы нанести по неприятелям в Крыму решительные удары. В сентябре 1855 г. враги вошли в разрушенный и обезлюдевший Севастополь.

  Поражение Российской империи в Крымской войне зафиксировал мирный договор, подписанный 18 марта 1856 г. в Париже дипломатами Англии, Франции, Турции, Австрии, Пруссии, Сардинии (часть Италии) и России. Россия потеряла устье Дуная, часть Бессарабии и отнятую было у турок крепость Карс. Ей оставили Крым с разрушенным Севастополем, но запретили держать на Черном море военный флот. Европейские монархи стреножили Россию на юге и отодвинули ее от занятых в Адрианополе рубежей. Итоги проигранной войны вызвали у российской общественности недовольство своим правительством. Здравомыслящие люди понимали, что державу ослабили внутренние неурядицы и пороки государственной власти.

  Николай I умер в феврале 1855 г., когда война шла не только за Севастополь. На Кавказе против царских войск выступили отряды местных жителей. Освободившись штыками российских солдат от персидского и турецкого засилья, многие кавказцы не хотели жить и под надзором русских чиновников. Особенно досаждал Петербургу Шамиль, имам Дагестана и Чечни. (Имам - духовный и одновременно светский вождь у мусульман.) Шамиль возглавил созданное его сторонниками государство - Имамат, повел против России открытую войну и в 1848 г. объявил свою власть наследственной, как в монархических ханствах.

  Теснить отряды Шамиля начинал генерал А. П. Ермолов. На опорных пунктах в Дагестане и Чечне разместились русские гарнизоны. После смерти Николая I вступивший на престол Александр II направил на Кавказ дополнительные войска. Кавказский наместник императора князь А. И. Барятинский в 1857 г. расширил военные действия. За три года ему удалось «замирить горцев» на всем восточном Кавказе от Каспийского моря до Военно-Грузинской дороги.

  Шамиль в августе 1859 г. сдался в плен, был поселен в Калуге и спокойно жил там, пока в 1871 г. не умер в Саудовской Аравии по пути в Мекку, где он хотел поклониться главным мусульманским святыням. «Концом борьбы на Кавказе можно признать 1864 год, когда покорились последние независимые черкесские аулы».

  Долог и небескровен был путь кавказских народов под российскую корону! От крестоцелования на верность царю Федору, Георгиевского трактата Екатерины II и завещания Георгия XII до войн с Персией, Турцией и имамом Шамилем - такова история сближения кавказских народов с народами Российской империи. Персы перестали претендовать на кавказские земли в 1828 году, а турок в последний раз прогнали из Армении в 1854 году.

  Одновременно с утверждением царской власти на Кавказе петербургское правительство расширяло границы империи в Средней Азии. «Южные границы западной Сибири издавна беспокоили кочевые киргизы, населявшие северный Туркестан. В царствование Николая I эти киргизы были усмирены, но усмирение это привело Россию к столкновению с ханствами Туркестана». К воцарению Александра 2-го в Средней Азии существовало три крупных ханства: Кокандское (область Ферганы в Узбекистане), Бухарское (часть Узбекистана) и Хивинское (части Узбекистана и Туркмении). Русским купцам мешали торговать с азиатским миром разбойные кочевники этих ханств.

  Наступление царских войск в среднеазиатские степи и пустыни начиналось от русских городов Оренбурга, Орска и Семипалатинска и от русских же прикаспийских крепостей. Опорным пунктом служила построенная в 1820 г. на реке Сырдарье Перовская крепость (г. Кзыл-Орда в Казахстане). В 1854 г. русские казаки, солдаты и поселенцы основали город Верный (с 1921 г. - Алама-Ата). Строились и другие крепости. Возле них вырастали посады, жители которых не расставались с оружием. Для защиты от кочевых туземцев им приходилось жить по старому казачьему обычаю: поле паши, а ружье за спиной держи.

  В 1864 г. российское военное ведомство снарядило специальные военные отряды для действий в Средней Азии. Эти отряды за два года покорили Кокандское и Бухарское ханства. На территории по правому берегу Сырдарьи и в междуречьи Сырдарьи с Амударьей в 1867 г. было образовано Туркестанское генерал-губернаторство. В селениях новой губернии быстро приживались российские купцы и предприниматели, царские чиновники налаживали работу государственных органов управления.

  В 1873 г. войска пошли на Хиву, которая, по выражению Ключевского, продолжала играть «разбойничью роль». Там военные действия затянулись на 8 лет. Покорение Хивинского ханства завершили в 1881 г. отряды под командованием генерала М. Д. Скобелева. Россия овладела и левым берегом Амударьи. «Таким образом, юго-восточные границы России дошли либо до могущественных естественных преград, либо до преград политических. Такими преградами явились: хребет Гиндукуш, Тянь-Шань, Афганистан, Индия и Китай».

  Удивительно, как быстро можно изменить отношения между людьми разных национальностей! Мое поколение успело привыкнуть к мысли о том, что кавказские и среднеазиатские народы - это наши давние соотечественники. Моим сверстникам в голову не приходило, что дед или прадед нерусского соседа по школьной парте, солдатской койке, заводскому станку мог воевать с нашими дедами.

  Нет, не напрасно пионерам и комсомольцам твердили слова о дружбе народов! Между простыми и честными людьми такая дружба процветала и крепла! Но ей стали мешать политические карьеристы у власти, влюбленные в самих себя интеллектуальные бузотеры, разномастные хапуги да еще юнцы с петушиной мозговой начинкой, которым все равно с кем драться - с соседним селением или с соседней республикой, на кулаках или с автоматом Калашникова. Сегодня мы начинаем понимать, кому выгодно рушить дружбу народов бывшего Советского Союза и разделять вчерашних соотечественников государственными границами...

  При Александре II оживилась деятельность петербургских дипломатов на Дальнем Востоке. По договорам с Китаем Амурская область в 1858 г., а Уссурийский край в 1860 г. были признаны российскими. А вот Аляску, этот огромный кусок американского материка, царский двор продал в 1867 г. правительству США за 7 млн. долларов. Занятая русскими поселенцами холодная малоизвестная земля за Беринговым проливом казалась петербургским финансистам ненужным довеском к просторам империи.


Беседа 46. Император «над вулканом». Игра в жмурки. Две трети крепостных в залоге. Манифест 1861 года. Временнообязанные. Земства. Бессословные суды.

  Александр II оставил о себе память в истории не столько расширением, сколько преобразованием государства. Его реформы изменили общественный облик России намного заметнее, чем правовые и административные новшества Екатерины II.

  Аракчеевщина при Александре I и чиновно-полицейский режим при Николае I породили откровенную ненависть различных слоев российского общества к императорскому двору. «Узнав о смерти Николая, Россия вздохнула свободнее. Это была одна из тех смертей, которые расширяют простор жизни». Пошли слухи о грядущих политических свободах, заговорили и о давно назревшем вопросе - об отмене крепостного права.

  В марте 1856 г. Александр II заверил собранных в Москве уездных предводителей дворянства, что он пока не намерен освобождать крестьян от власти землевладельцев, но тут же предложил участникам собрания подумать, как разумнее решить этот вопрос в будущем. «Лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно само собой начнет отменяться снизу», - заявил император. Его речь, «как громом, поразила дворян», вызвала в их среде настороженность и страхи.

  Александр II занял престол в зрелом 37-летнем возрасте. Он был умнее отца и  представлял, в каком состоянии находится оставленная ему держава. «Огромную полуевропейскую и полуазиатскую монархию, еще недавно грозившую спасти Западную Европу от революций, а теперь потерявшую целое Черное море», в конце Крымской войны начали сотрясать социальные взрывы.

  В стране назревала новая пугачевщина. Крестьянские бунты, вспыхнувшие в Рязанской губернии, «разлились по центральной полосе и Поволжью, захватив 9 губерний». Для расправ с сельскими мятежниками, которые убивали помещиков и жгли их усадьбы, постоянно направлялись войска. В столицу из разных мест шли тревожные полицейские донесения о росте враждебности людей к властям. Повсюду «крепостная масса представляла из себя взрывчатое вещество, готовое воспламениться от всякой случайной искры. Массовое движение крепостного люда, вместе с тяжелыми военными жертвами, павшими на сельское население, обострило в Александре чувство боязни за существующий порядок и помогло ему почувствовать себя над вулканом».

  В январе 1857 г. император создал «секретный комитет» под начальством князя А. Ф. Орлова, явного противника крестьянских вольностей. На вопрос государя, следует ли отменять крепостное право в ближайшее время, члены комитета заявили, что вначале необходимо «изыскать лучший способ действий с предельной осторожностью. Таким образом, завязав друг другу глаза, обе стороны начали игру в жмурки». Собирали материалы, вели бесконечные прения, а дело не двигалось ни на шаг.

  Бесплодная деятельность комитета постепенно рассекретилась. Генерал-губернатор Виленской, Ковенской и Гродненской губерний В. И. Назимов привез в Петербург проект с пожеланиями своего дворянства, и в ноябре Александр разрешил ему осуществить задуманный план во всех трех губерниях. В декабре поручили создать комитет «по улучшению положения крестьян» петербургскому генерал-губернатору П. Н. Игнатьеву. Лежачий камень сдвинулся с места!

  Открыто провозглашенные намерения царя «произвели действие вихря, пронесшегося по болоту. Умы замутились и не знали, что думать». По проекту Назимова за помещиками оставалась вся их земля, а крестьянам разрешалось выкупать «их оседлость и надлежащее количество земли за оброк или работу в течение определенного времени». Дворян, привыкших властвовать над крепостными самодержавно, приводил в уныние и такой проект.

  В 1857 г. проводился очередной пересчет населения по всей империи, включая Польшу и Финляндию. Насчиталось 62,5 млн. «душ обоего пола». Душевладельцев, имевших в собственности крепостных людей, выявилось 107 тысяч человек. Большинство из них оказалось мелкопоместными. 43 тысячи хозяев имели не более 21 души, 36 тысяч - от 21 до 100 душ, а крупных землевладельцев, которые имели 1000 душ и больше, было только 14 тысяч. Из всего населения империи больше 21 млн., то есть 34 процента являлись крепостными. При этом 8 млн. подневольных людей принадлежали крупным землевладельцам.

  Отмена крепостного права без всяких обременительных для крестьян условий означала бы полную ликвидацию принудительного труда. Крепостные превратились бы в наемных работников по договору или в самостоятельных хозяев-налогоплателыциков. Для этого и волю и землю они должны были бы получить бесплатно. Такая щедрость казалась помещикам сумасшествием. Но терпение крепостных истощалось. Закипавший вулкан людского гнева грозил спалить огненной лавой всю господскую рать снизу доверху. Надо было безотлагательно менять отношения между крепостными крестьянами и их хозяевами, а комитет князя Орлова все еще продолжал «игру в жмурки» с царем.

  Вред устоявшихся в деревне порядков стал очевиден и правительству и губернаторам. «Крепостное помещичье хозяйство, основанное на подневольном труде, расстраивалось, несмотря на все искусственные меры, которым старались его поддержать. Одной из этих мер было развитие барщинного хозяйства за счет оброчного». Безжалостная барщина давила крестьян сильнее, чем оброк. Если на оброке деревня собирала продукты, товарные изделия и деньги для хозяина и обрабатывала свои наделы, чтобы прокормить семьи до нового урожая, то на барщине почти весь труд и мужчин и женщин уходил на помещика. Семейные наделы обрабатывались кое-как, в основном силами немощных стариков и малых детей.

  Тунеядствующих дворян, похожих на гоголевских маниловых, ноздревых, собакевичей, плюшкиных, не спасали ни оброк, ни барщина. Многие помещики с беспечностью картежных игроков проматывали свои имения. В европейской России в 1859 г. из 103 тысяч дворянских имений с 10,5 млн. ревизских (мужских) душ более 44 тысяч имений с 7 млн. крепостных мужчин «состояло в залоге» у государственной казны и у других землевладельцев. Две трети закабаленных людей подобно вещам в ломбарде числились в залоге за помещичьи долги!
 
  Император заставил встряхнуться дремавший «освободительный» комитет. Летом 1858 г. во всех губерниях были созданы свои комитеты «для выработки проектов нового устройства крепостных крестьян». В феврале следующего года образовали две столичные комиссии, поручив им готовить проекты для третьей комиссии, которой предстояло вынести проект готового манифеста на рассмотрение Государственного Совета.

  Комиссии свели предложения губернских комитетов к трем проектам - московскому, петербургскому и тверскому. Московские дворяне выступали «против всякого освобождения, предлагая только меры «по улучшению положения крестьян». Петербургский комитет «допускал освобождение крестьян, но без выкупа земли», то есть советовал превратить пожелавших свободы крепостных в безземельных наемных батраков. Тверской проект предусматривал «освобождение крестьян с землей за выкуп». Поскольку деньги у крепостных не водились, выкуп с них намечали взять многолетними оброками или многолетней барщиной. В комиссиях разгорелись страсти. Передача земли мужикам даже за тяжкий выкуп многим казалась гибельной для дворянства.

  В 1860 г. обстановка в деревнях ряда губерний раскалилась до такой температуры, что душевладельцам стало жарко и в петербургских особняках. Дворяне, над усадьбами которых взмывали к небу «красные петухи», а под напором этих дворян и другие землевладельцы поддержали тверской проект. Провели два собрания с представителями дворянства из разных губерний. На этих собраниях делегаты «решительно восстали против обязательного выкупа земли и настояли на поземельном устройстве крестьян по добровольному их соглашению с землевладельцами». Что крылось за требованием «добровольного соглашения», мы сейчас увидим.

  Подошел 1861 год, а конца спорам в комиссиях не было видно. Там будто ждали, когда же крепостничество рухнет по предсказанию государя «снизу». Александр повелел ускорить работу. Тверской проект с дворянскими поправками за один месяц проскочил все комиссии, Государственный Совет, утверждение императором и 19 февраля был обнародован. Свершилось! Крепостных людей признали не собственностью владельца, а свободными подданными государя.

  Этих подданных объявили «лично свободными без выкупа», а всю землю оставили за помещиками. Каждая крестьянская семья получила волю бросить своего хозяина и идти куда глаза глядят. Но куда пойдешь из родной деревни, из обжитой избы, от земельного надела? Желающих менять оседлую жизнь на батрацкое бродяжничество нашлось немного.

  А для оседлой жизни нужна земля под пашню и огород, сенокосы, пастбище. «В интересах исправного платежа государственных и иных повинностей» манифест 1861 года предписывал наделять мужицкие семьи землей «в постоянное пользование по добровольному соглашению крестьян с помещиками». Как раз этого и требовали представители дворянства на собраниях, проведенных правительством!

  Где крестьяне упрямились, не шли на предлагаемые помещиком условия, там в дело вмешивались государственные органы власти. Какие земли, в каких местах нарезать пашню и сенокосы крестьянам, это во всех случаях решал землевладелец. Он не мог только уменьшить установленные для разных почвенных зон размеры наделов. Поскольку установленные нормы часто не совпадали с прежними наделами, перекройка земель «во многих местах испортила крестьянские участки».

  Свободу крестьянам дали бесплатно, а за землю назначили немыслимо дорогую плату. «Крестьяне, освободившись от крепостной зависимости и получив от землевладельца известный земельный надел в постоянное пользование, платят землевладельцу деньгами или трудом, то есть платят оброк или несут барщину. Пользуясь на таких условиях помещичьей землей, крестьяне эти составляют класс временнообязанных».

  Что изменилось? Земля до полного расчета за ее выкуп считалась собственностью помещика. Опять те же оброк или барщина на долгие «временнообязанные» годы. Провозглашенные свободными крестьяне обязаны были платить подушную подать, взносы по государственным, земским и общественным сборам, а кроме того за земельный надел на одну ревизскую душу отработать на господских угодьях «40 мужских дней и 30 женских». Если, к примеру, мужик имел в семье старика-отца и трех малолетних сыновей, ему надо было в течение года гнуть спину на барщине 200 дней, а его жене 150 дней. В страдную пору у него опять не доходили руки до своего надела. Не легче была и плата за землю денежными оброками.

  Мало изменились и обыденные отношения между крестьянами и хозяевами земли. Императорский манифест сохранил «вотчинно-помещичий надзор» за временнообязанными.

  Помещики получили право оформлять принудительные выкупы земли по казенной ссуде без согласия крестьян. Землевладелец брал у государства деньги, земля переходила в распоряжение казны, а возвращать ссуду с начисленными процентами должны были крестьяне. Казна вместо тысяч малонадежных, зачастую погрязших в долгах плателыциков-дворян получила миллионы плателыциков-крестьян, подати с которых вытряхивались чиновниками, исправниками и становыми приставами. «Ссуда, выдаваемая правительством помещику за землю, ложилась на крестьян как казенный их долг».

  Этот долг надо было выплатить за 49 лет сверх всех других налогов, сборов, повинностей. Поскольку ежегодные выкупные платежи «равнялись или даже превышали сумму всех остальных платежей, падавших на крестьян», временнообязанные получили на свою шею двойное ярмо. Мало того, финансовые столоначальники при разверстке выкупных платежей норовили ужать 49-летний срок, чтобы увеличить ежегодные доходы казны.

  Правительство делало ставку на терпение и изворотливость сельского населения. И в самом деле, чтобы обзавестись землей, крестьяне кормились впроголодь, экономили гроши на одежде-обувке для детей, уходили от семей «на приработки», в отчаянии поднимались на бунты, а нагроможденные на них подати выплачивали.

  Через 20 лет после выхода освободительного манифеста должниками за полученную землю оставалось в России около 1,5 млн. крестьянских дворов. Почти 80 процентов временнообязанных успели «выкупиться». В 1906 году выкупные платежи с оставшихся должников были отменены правительством Николая 2-го.

  Крестьяне платили налоги и рассчитывались за землю не отдельными дворами-хозяйствами. Землю по числу ревизских душ наделяли сельским общинам, и она становилась не частной, а общинной собственностью. Внутри общин землю периодически делили между дворами по податным паям. Переделы земли проходил на сходках. Каждый двор получал участки под пашню и сенокос, а выгоны для скота, лесные угодья, ограждения полей от потрав животными в деревнях были общими. «Все крестьяне устроены были в особые сельские общества. Общества соседние друг другу соединялись в волости». Сельская община связывала крестьян круговой порукой. Если двор из-за болезней работников или по другой причине не мог внести установленный взнос, за недоимщика расплачивалась община. Староста записывал его долг для взыскания в будущем. Круговая порука стесняла личную свободу крестьян, но она помогала им выживать в самых тяжелых условиях. Община сплачивала людей и в горе и в радостях, хотя трудились они каждый в своем хозяйстве.

  Словом, похвальные возгласы буржуазных демократов "царю-освободителю" крестьянства и его Манифесту от 19 февраля 1861 года никак не соответствуют
содержанию лекций В.О.Ключевского о превращении миллионов крестьян из крепостных во временнообязанных.

  Положение российского крестьянства при Александре II ярко отражено в произведениях Н. А. Некрасова, в числе которых была и поэма «Кому на Руси жить хорошо», написанная в 1866-1876 годах.

  Освободительный манифест не остановил деревенских мятежей. Крестьянам казалось, что помещики обманывают их, толкуют царскую волю к своей выгоде. И в самом деле «добровольные соглашения» хозяев земли с крепостными были далеки от праведного человеколюбия. Все доброволие досталось одной, господской стороне. Поэтому добрые отношения между помещиками и крестьянами не налаживались. Самые крупные крестьянские восстания произошли в 1863 и 1864 годах в Белоруссии и Литве. Вождь белорусских мятежников Кастусь Калиновский был казнен.

  Отмена крепостного права юридически «уравняла общество перед законом». В формально-правовом отношении вчерашние крепостные стали вроде бы такими же подданными государя, как и представители всех других сословий. Однако известно, что реальные, практические, а не формальные правовые отношения в обществе чаще устанавливают не юристы, а хозяева экономики и имеющие власть политики. Разную зависимость российских сословии от законов, от государственных чиновников, полиции, судебных органов Ключевский показал в лекции о земской реформе.

  В 1864 г. правительство Александра II выпустило «Положение о губернских и уездных земских учреждениях». В нем был указан порядок работы земских собраний и земских управ. В уезде раз в 3 года выбирали «гласных» (депутатов) для участия в собраниях. Гласными могли быть люди, имевшие в собственности не менее 200 десятин земли (владельческая десятина - 1,45 га), или на 15 тысяч рублей и больше недвижимого имущества, или годовой торговый оборот не меньше 6 тысяч рублей. От крестьян, ремесленников, мелких торговцев, разночинных интеллигентов представители на земские собрания не выбирались.

  Собранию давалась «распорядительная власть по хозяйственным делам уезда, оно собиралось раз в год не позже сентября и действовало не больше 10 дней». Из состава собрания выбирались председатель и два члена уездной земской управы, которая имела свою канцелярию и считалась постоянно действующим учреждением. В чиновничьи, полицейские и судебные дела управа не вмешивалась. Ее заботили общественные постройки, больницы, богадельни, дороги, мосты, раскладка повинностей на местные нужды по волостям.

  Такое же устройство получили губернские земства. Там собрание заседало не больше 20 дней и выбирало управу из председателя и 6 членов. В городах гласные из имущих сословий избирались в городскую думу, а дума избирала свою управу, руководимую городским головой.

  «Деятельность земских собраний была подчинена надзору местной губернаторской власти, а через нее министру внутренних дел». Тем не менее повсеместное создание земских учреждений по утвержденному правительством образцу явилось крупным шагом в полезном переустройстве российского общества. Наряду с царскими на местах появились представительные органы власти. Поле деятельности ранее всевластных чиновников сузилось. Земские управы не давали заразить себя бумажными болезнями, они занимались практическими хозяйственными делами. Не только дворянство, но и другие господские сословия почувствовали свою гражданскую значимость.

  В связи с провозглашенным «уравнением общества» Александр II провел и судебную реформу. В 1864 г. вместо екатерининских сословных судов были образованы суды «бессословные, равные для всех подданных», а для рассмотрения «мелких дел» учредили мировые суды. Мировые судьи избирались уездными земскими собраниями и городскими думами. Проступки и жалобы крестьян рассматривались в волостных судах, избираемых представителями сельских обществ на волостных сходах. Дела о тяжких преступлениях и сложные гражданские споры решались в окружных судах. Руководители и члены окружных судов назначались в губернии правительством.

  По судебному уставу 1864 года следствие поручалось не полиции, а специальным судебным следователям. Обвиняемым дали право на адвокатскую защиту. На судебных заседаниях разрешили присутствовать публике. При телесных наказаниях запретили клеймить преступников, использовать плети и палки.

  Составленный Сперанским «Свод законов Российской империи» был расширен многими тысячами статей. Ужесточились наказания за выступления против самодержавной власти и православной церкви. Приведу для примера статью 178 из 15 тома «Свода законов»: «Кто в публичном месте, при собрании более или менее многолюдном, дерзнет с умыслом порицать христианскую веру или православную церковь, или ругаться над священным писанием пли святыми таинствами, тот подвергается лишению всех прав состояния и ссылке в каторжную работу на время от 6 до 8 лет».

  При Александре II была проведена и военная реформа. Она коренным образом изменила систему мобилизационной готовности страны и способы комплектования армии. В 1874 г. император ввел всеобщую воинскую повинность, которая распространялась и на дворян. До этого 20-летнее солдатство несли на себе в основном рекруты из крестьян. Теперь воинской повинности подлежали все здоровые мужчины, которым исполнилось 20 лет. Из годных к военной службе каждый год брали нужное для армии и флота пополнение, а остальных зачисляли на случай войны в «ополченцы» и оставляли дома.

  Солдат служил 6 лет в строю и 9 лет состоял в запасе, проходя краткосрочные учебные сборы. Солдатчина уже не вычеркивала молодых рекрутов из естественного хода жизни: после службы в строю они женились и успевали поднять на ноги своих детей.

  Своими реформами Александр II расшевелил политическую активность трудовых сословий, хоть провозглашенные манифестами и указами гражданские права населения бесцеремонно ущемлялись теми, кто обладал капиталами и властью. Новые законы помогли людям осознать свое человеческое достоинство, но не избавили их от социальных несправедливостей самодержавно-полицейского строя. Российскую деревню отмена крепостного права не утихомирила, а наряду с мужицкими мятежами в стране начали возникать различные тайные революционные организации и среди горожан.

  Все обиды, наносимые людям помещиками, владельцами заводов, чиновниками, жандармами, переносились на царское правление. По трудам Ключевского, Александр II выглядит одним из самых разумных и деятельных государей в династии Романовых. В последние 15 лет царствования он был жесток в расправах с внутренними политическими противниками, но и эти расправы чинились уже не произволом монарха, а блюстителями суровых самодержавных законов. Недовольство людей бытовавшими в стране порядками, преломленное общественными линзами, злобным пучком сходилось на императоре. 1 марта 1881 года Александр II был смертельно ранен брошенной в него бомбой и в тот же день скончался.
Впервые российского царя убили не бояре, не дворяне, не родственники, а разночинные заговорщики-революционеры...


                ЗАКЛЮЧЕНИЕ

«Курс русской истории» В. О. Ключевского кончается реформами Александра II. На этом и мы завершим свое путешествие по временам, прикрытым дымкой забвения.

  В последней лекции курса Ключевский подчеркнул важность изучения действительности и ее прошлого. «Вы должны прежде всего приняться работать своим умом вместо пассивного усвоения плодов чужого ума», - наставлял он своих слушателей и с горечью признавал, что его поколение «плохо разрешило свои задачи». Он давал студентам наказ: «Вы и те, кого вы будете воспитывать, разрешите эти задачи за нас».

  Сегодня и мое поколение вынуждено признать, что оно искаженно понимало действительность в собственной стране, мало интересовалось ее прошлым и не справилось с теми задачами, которые были поставлены перед ним в последней четверти XX века.
 
Мы разучились «работать своим умом». Наши уши ловили слова недругов. Наш мозг впитывал чужие мысли. Умело поставленным словоблудием нам закрыли глаза на привлекательные стороны нашего бытия и заманили нас в мир несбыточных иллюзий. Слова и иллюзии развеялись - остались факты. Мы с запоздалым ужасом увидели эти факты. Одна из ведущих мировых держав превратилась в соперничающие между собой государственные осколки с порушенной экономикой, с обедневшим и вымирающим трудовым населением, с протянутыми за рубежи просящими руками, с кровавыми конфликтами и страшным правовым беспределом.

Решат ли за нас поставленные жизнью задачи будущие поколения? Слишком уж велики враждебные силы, которые навалились на Россию! Нас бьют не пушками, а телеэкранами - обманом, клеветой, угрозами, ядом нравственного растления. Это новое оружие оказалось сильнее снарядов и бомб. Под его ударами не только полки и дивизии меняют знамена, а целые народы заражаются ненавистью друг к другу.

  Устоит ли перед вражескими средствами информационно-психологической войны молодежь? Сумеет ли верно оценить те факты и события, которые произошли на землях тысячелетней державы после злосчастного 1985 года?

  Жить — молодым. Им и решать в будущем судьбу своего Отечества.




;
               ГОДЫ ПРАВЛЕНИЯ КНЯЗЕЙ, ЦАРЕЙ, ИМПЕРАТОРОВ.

                Династия Рюриковичей.
               
               
    В Новгороде
 
Рюрик 862—879
Олег 879—882
В Киеве
Олег 882—912
Игорь 912—945
Ольга и Святослав 945—966
Святослав 966—972
Ярополк 1 Святославич 972—980
Владимир I Святославич (Великий) 980—1015
Святополк 1 (Окаянный) 1015-1019
Ярослав I Владимирович (Мудрый) 1019—1054
Изяслав I Ярославич (дважды терял престол) 1054—1077
Всеволод Ярославич 1078—1093
Святополк II Изяславич 1093—1112
Владимир II Всеволодович (Мономах) 1113—1125
Мстислав I Владимирович 1125—1132
Ярополк II Владимирович 1132—1139
Всеволод II Олегович 1139—1146
Изяслав II Мстиславич 1146—1149
Георгий I (Юрий Долгорукий) 1149—1151
Изяслав II Мстиславич (вторично) 1151 — 1154
Ростислав Мстиславич 1154—1155
Георгий I (Юрий Долгорукий, вторично) 1155—1157
Изяслав III Давидович 1157—1159
'Ростислав Мстиславич (вторично) 1159—1167
Мстислав II Изяславич 1167—1169

                Глеб Гергиевич                1169-1171
Маловластные великие князья         1171-1181
Святослав черниговский                1181-1194
Маловластные великие князья        1194—1240

   Во Владимире

Андрей I Георгиевич (Боголюбский) 1157-1174
Михаил I Георгиевич (временно терял престол) 1174-1176
Всеволод III Георгиевич (Большое Гнездо) 1176-1212
Георгий II Всеволодович с Константином 1212-1216
Константин Всеволодович 1216-1219
Георгий II Всеволодович 1219-1238
Ярослав II Всеволодович 1238-1247
Святослав Всеволодович 1247-1248
Андрей II Ярославич 1249-1252
Александр I Ярославич (Невский) 1252-1263
Ярослав III Ярославич 1263-1272
Василий Ярославич 1272-1276
Дмитрий I Александрович 1276-1283
Андрей Ш 1283-1284
 Дмитрий I Александрович (вторично) 1284-1293
Андрей III Александрович (вторично) 1293-1304
Михаил II Ярославич, тверской 1304-1319
Георгий III Данилович, московский 1319-1322
Дмитрий II Михайлович, тверской 1322-1325
Александр II Михайлович, тверской 1325-1328
Дмитрий суздальский (при Дмитрии Донском в Москве) 1359-1362


     В Москве

Иван I Данилович (Калита) 1382-1340
Семен Иванович (Гордый) 1340-1353
Иван II Иванович (Кроткий) 1353-1359
Дмитрий Иванович (Донской) 1363-1389
Василий I Дмитриевич 1389-1425
Василий II Васильевич (Темный), терял престол 1425-1462
Иван III Васильевич 1462-1505
Василий III Иванович 1505-1533
Боярское правление при Иване IV 1533-1547
Иван IV Васильевич (Грозный) 1547-1584
Федор I Иванович с Борисом Годуновым 1584-1598

 
ВНЕДИНАСТИЧЕСКИЕ ЦАРИ

Борис Федорович Годунов
Федор II Борисович
Лжедмитрий I
Василий IV Иванович (Шуйский) Семибоярщина

ДИНАСТИЯ РОМАНОВЫХ

Михаил Федорович 1613—1645
Алексей Михайлович 1645—1676
Федор III Алексеевич 1676—1682
Софья Алексеевна при Петре I и Иване V 1682—1689
Петр I и Иван V Алексеевичи 1689—1696
Петр I Алексеевич (Великий) 1696—1725
Екатерина I 1725—1727
Петр II Алексеевич с «верховниками» 1727—1730
Анна Ивановна с Бироном 1730—1740
Иван VI Антонович (младенец) 1740—1741
Елизавета Петровна 1741—1761
Петр III январь—июнь 1762
Екатерина 11            1762-1796
Павел Петрович 1796—1801
Александр I Павлович 1801 —1825
Николай I Павлович 1825—1855
Александр II Николаевич 1855—1881
Александр III Александрович 1881 —1894
Николай II Александрович 1894—1917








 
УКАЗАТЕЛЬ НАСЕЛЕННЫХ ПУНКТОВ И РЕК
Населенные пункты указаны по современным названиям, (Старые названия — в конце перечня.)
В перечень не включены:
— города Москва, Санкт-Петербург, Киев и населенные пункты, расположенные за границами бывшего Советского Союза;
— реки Волга, Днепр, Дон и Ока.
НАСЕЛЕННЫЕ ПУНКТЫ
Азов. 179, 181, 196, 220, 297, 298, 302, 303, 306, 317, 325, 336.
Алатырь. 210, 248.
Александров. 193, 195, 198, 203, 206, 208, 256.
Алексин. 132, 139, 239.
Алма-Ата. 365.
Андрусово. 284.
Арзамас. 210, 248, 249, 252.
Арск. 160.
Артемовск. 334.
Архангельск. 220, 296, 297, 303. 304, 310.
Астрахань. 157—159, 172, 174, 179, 181, 196, 219, 220, 234, 262, 265, 268, 287—289, 306, 319.
Ахалцнх. 363.
Ахтырка. 278.
Багратионовск. 353.
Баку. 219, 319.
Балахна. 165, 166, 193, 252, 267.
Батоги. 279.
Бауска. 306.
Бахчисарай. 160, 219, 224, 285,
Бежецк. 96, 112, 121, 127, 128, 332.
Белая Вежа (Саркел). 16, 37.
Белая Церковь. 278, 284.
Белгород. 10, 225, 247.
Белгородка. 10, 44, 45, 52.
Белев. 121, 139, 154, 161, 182, 186, 193, 251.
Белозерск. 11, 13, 27, 35, 95, 113, 114, 124. 144, 168, 189. 220, 231, 235, 253.
Белополье. 278.
Бендеры. 308, 335.
Березово. 217, 323,
Берестечко. 278
Билярск. 73.
Боголюбово. 47, 56.
Болгары. 116.
Волхов. 210, 251, 258.
Борисов. 247, 259, 270.
Боровск. 127, 136.
Брагин. 235, 236.
Брацлав. 277.
Брест. 67, 78, 83, 94, 272.
Брянск. 97, 99, 104, 116, 142, 237, 251.
Буденновск. 319.
Валуйки. 225, 237.
Васильков. 22.
Васильсурск. 159, 161.
Велиж. 205, 207.
Великие Луки. 50, 116, 156, 191, 205, 207, 300.
Великий Устюг. 114,119, 121, 124, 125, 130, 131,142, 166193 253,263, 281. ’
Венев. 139, 210, 247, 248.
Верея. 113.
Верхотурье. 230.
Вильнюс. 94, 106,114, 115, 122, 141, 153,163,191, 204, 205, 223 282, 305.
Вильянди. 69, 185, 187, 189.
Витебск. 57, 94, 115, 122, 163, 191, 282, 337.
Владимир. 10, 37, 47, 50, 55, 64, 74—76, 82, 84-86, 89, 91—93 97, 99, 100, 102,  113, 120, 125, 134, 145—147, 149, 166, 168 252, 254, 256, 261, 263.
Владимир-Волынский. 10, 21, 35, 38, 43, 44, 67, 78, 84, 272.
Волгоград. 288, 306.
Вологда. 90, М2, 124, 128, 144, 166, 252, 263.
Волоколамск. 56, 75, 87, 103, 126, 128, 157, 206, 207, 268, 285.
Воронеж. 157, 220, 225, 237, 268, 281, 298, 300—302, 305.
Воротынск. 139.
Выборг. 87, 88, 182, 225, 308, 317.
Вышгород. 44, 46. 47, 52.
Вязьма. 139, 156, 191, 193, 218, 243, 247, 254, 268, 270.
Гадяч. 285.
Галич (Ивано-Франк. обл.) 10, 40, 41, 44, 46, 51, 59—63, 67, 68 72, 76, 78, 95, 141.
Галич (Костромск. обл.). НО, 95, 100, 113, 118, 120 121, 129, 166, 193.
Гдов. 207, 270, 282.
Георгиевск. 344.
Гомель. 142, 164, 165, 277.
Городед (киевский). 10, 25, 44, 45.
Городец (волжский). 10, 75, 84, 105, 114, 117.
Гороховец. 77, 166, 252.
Гродно. 282, 306.
Полистан. 352.
Данков. 210.
Дербент. 220, 287, 319.
Деулино. 270.
Дмитров. 45, 56, 57, 75, 87, 88, 103, 113, 117,' 121, 128,. 258.
Днепропетровск. 346.
Дорогобуж. 52. 139, 140, 142, 155, 218, 247, 254, 270.
Друцк. 38, 115.
Дубровно. 156.
Евпатория. 364.
Елгава. 306.
Елец. 115, 125, 237, 244, 247, 270.
Енисейск. 292.
Ереван. 320, 352.
Ермак. 216.
Жванец, 279.
Желтые Воды. 277
Житомир. 94.
Заволочье. 165.'
Запольский Ям. 207, 208.
Зарайск. 162.
Зборов. 277.
Звенигород (галицкий). 10, 19, 41, 72.
Звенигород (Московской обл.). 10, 99, ПО, 113, 127, 128, 270.
Зубцов. 247.
Ивангород. 148, 184, 207, 208, 221, 225, 252, 270, 305
Изборск. 10, 11, 1$, 80, 85, 117, 141, 207, 282.
Измаил. 345.
Искер. 214—217.
Искор. 132,
Итиль. 9, 10, 16.
Кагальник. 288, 289,
Казань. 104, 116, 122, 129, 130, 138, 142, 152 157—160, 164, 167, 169, 172-179, 256, 262, 334, 339.
Калининград. 299, 328.
Калуга. 103, 113, 116, 122, 167, 247—249 251, 257, 258, 260, 262, 263, 270, 365.
Калязин. 256.
Каменец. 72.
Канев. 44, 156, 182, 271 Каргополь. 124, 166, 193, 249
Касимов. 256.
Каунас. 282.
Кашин. 93, 103.
Кашира. 162, 174, 186, 239, 247.
Керчь. 303, 336.
Кзыл-Орда. 365.
Кингисепп. 119, 207, 208, 221, 270, 305, 333.
Кинешма. 166, 253, 267.
Киров. 52, 119, 121, 127, 130, 131, 166, 256, 318.
Кировоград. 334,
Клайпеда. 327.
Клин. 197, 202.
Клушино. 258, 259.
Козельск. 75, 76, 119, 122, 139, 180, 193, 210, 249, 251, 270.
Коломна. 74, 75, 87, 99, 107, ПО, 113, 120, 124, 157, 162, 174, 254, 256, 259.
Конотоп. 283
Копорье. 80, 86, 96, 207, 208, 221, 225, 270, 305.
Коростень. 15, 16, 21.
Корсунь-Шевченковскпй. 277, 283.
Кострома. 64, 91, ПО, 117, 124, 125, 129, 165, 166, 232, 263, 269, 334. Котелышч. 52, 127, 256.
Краснодар. 346.
Красноярск. 292.
Кремепец. 83.
Кромы. 225, 237, 247.
Кронштадт. 305, 310, 312, 317, 331, 334, 364.
Курск. 38, 44, 71, 72, 220, 2,25, 281.
Кутаиси. 352.
Лебедин. 278.
Лебедянь. 270.
Лесная. 307.
Ливны. 225, 237, 247, 270.
Лодейное Поде. 305.
Ломоносов. 331.
Лубны. 36.
Луга. 80.
Луцк. 19, 52, 72, 83, 94, 116, 141, 272, 273, 275
Лысков. 165.
Львов. 83, 95,. 141, 273.
Любеч. 10, 12, 24, 34, 35, 142, 161.
Макарьево. 159,
Медынь. 193.
Мезень. 290.
Минск 33, 36, 39, 49, 139, 153, 155, 191, 282, 347.
Миусинск. 303.
Мичуринск. 281, 289, 338.
Могилев. 164, 275, 282. 307, 336, 337.
Можайск. 87, 89, 99, МО, 143, 122, 128, 191, 193, 239, 270.
Мозырь. 153, 164, 277.
Мододечно. 163.
Молоди. 200.
Мосальск. 139. 142,
Мстиславль. 140, 141, 191 307.
Муром. 11, 21, 23,27,34, 35, 77, 86, 87, 114,119,122,125,129, 143,
165—167, 174, 256, 263.
Мценск. 139, 142, 180, 247.
Нарва. 184, 207, 208, 221, 225, 303, 305, 317, 333
Нарым. 217, 281.
Нахичевань. 352.
Невель. 205, 207.
Невьянск. 301.
Нежин. 276.
Нерчинск. 359.
Нижний Новгород. 10, 70, 100, 101, 103—105, ПО, 112 117, 121—123,
127, 129, 130, 134, 142, 145, 157, 162, 166, 172, 174, 196, 210 218,
248, 253, 254, 256, 260, 263, 267, 334, 356.
Николаев. 346.
Новгород. 10—12, 16—18, 21, 24—28, 31, 35, 36, 38—40, 43, 46, 47, 50, 51, 55—57, 60. 61 65—69, 72, 75, 79—83, 85, 86, 90—93, 96—98, 104, 112, 114, 117—119, 422, 126, 127, 130 1 31, 133, 134, 144—146, '149, 1,53, 162, 165 172, 196, 197, 200, 202—207, 219, 221 223, 224, 236, 254, 259, 262, 264, 270, 282.
Новгород-Северский. 10, 41, 44 46, 54, 58, 61, 142, 156, 210, 235—238.
247, 251, 271.
Новосиль. ЮЗ, 119, 139.
Овруч. 57, 62, 94.
Одесса. 346, 364.
Одоев. 139, 154,
Озерище. 205,
Олонец. 72, 221, 239.
Опочка. 120, 156, 186.
Орел. 116, 210, 239, 247, 251.
Оренбург. 327, 339, 351, 365.
О рек. 365.
Орша. 38, 115, 153, 155, 156, 160,
Оскол, 225, 237, 247.
Остер. 42, 45.
Остров. 117, 141, 207, 282.
Острогожск, 278.
Отепя. 37, 61, 66, 67, 69.
Охотск. 292.
Очаков. 458, 174, 180, 308, 325, 345, 346
Лайде. 187,
Пенза. 288, 340, 360.
Перемышль. 119, 139, 193.
Переславль-Залесский. 10, 45, 55, 56, 64, 75, 80 87, 89 100, 103, ПО, 117, 252, 256, 270, 296, 333.
Переяслав-Хмельницкий. 10, 23, 27, 31, 33, 35, 38—41 43—47, 59 77, 79, 85, 94, 279.
Пермь. 151, 166, 256.
Петродворец. 331.
Петрокрепость. 92, 96, 182, 202, 225, 264, 270, 304, 326, 332, 359. Петропавловск-Камчатский. 364.
Пилява. 277.
Пинск. 72, 83, 94, 275, 277.
Полоцк. 10, 19, 21, 31, 35, 36, 39, 49 57, 72, 85, 106, 122, 141, 163, 191, 192, 198, 204, 205, 207, 273, 305, 336.
Полтава. 307, 308.
Порхов. 120, 254, 270.
Почеп. 142, 165.
Пошехонье-Володарск. 270,
Правдинск. 353.
Приозерск. 88, 92, 96, 204, 206, 225, 264, 308.
Пронск. 102.
Псков 13, 35, 56 57 65, 68, 72, 80, 85, 88, 90, 92, 93, 96, 117, 120, 127, 140 141 145’, 149, 154, 162, 172 187, 196, 497, 203, 205—208, 219, 221,’ 223’224, 236, 252, 262, 270, 282.
Путивль. 42’, 44, 59, 71, 94, 139, 142, 210, 237-239, 246—248, 250, 270
Пярну. 202, 308, 317,
Раквере. 85, 185, 206,
Речица 278.
Ржев. 65, 88, 99,106, 116 121,128, 165, 206, 247, 259.
Рига. 65, 69, 80,137, 183—187,189, 190, 203, 303,305,308,317,333.
Ропша. 331.
Рославль 139, 156, 271
Ростов. 10, 11, 2,k 27, 34, 35, 46, 47 55, 56, 64, 75, 84, 86, 88, 91, 100,
117, 119—121, 123, 134, 445, 149, 252, 333.
Ростов-на-Дону. 346.
Рубцов. 65.
Руза. 99, ЫЗ, 128.
Рыльск. 142, 237.
Ряжск. 210, 289.
Рязань. 10, 27, 34. 35, 55, 60, 63, 64, 73—75, 91,102—406,109, 116,118, 127, 145,154, 158, 164,167, 175, 180, 186,192,239,247,248,259, 261, 318.
Салехард. 217.
Самара. 288,
Сарай. 84—84, 86, 87, 89—91, 96—99, 104, 114—116, 121, 125, 132, 133, 436.
Сарайчик. 125.
Саранск. 288, 340.
Саратов. 288, 340.
Свияжск. 172—175, 177.
Себеж. 164, 165, 271.
Севастополь. 10, 344, 364.
Севск. 238.
Семипалатинск. 365.
Серпухов. 1.1,0, 117, 128, 167,480, 198, 205, 210, 248.
Слуцк. 37, 44, 275.
Смоленск. 10, 12, 13, 23, 27, 32, 33, 35, 38, 43, 46—48, 64, 71, 72, 76, 115, 446, 122, 439, 141, 142, 145, 1(53, 155, 156, 158, 163—165, 172, 205, 219, 221, 236, 247, 255—258, 262, 264, 265, 271, 282, 284,291.
Советск. 327, 328, 353.
Соликамск. 291.
Сольвычегодск. 212, 217, 281.
Старая Ладога. 11, 22, 90, 96, 1.12, 270.
Старая Русса. 86, 90, 1(12, 126, 127, 130, 131, 193, 205, 254. 270.
Старица, 240, 247.
Стародуб. 100, 106, 142, 156, 163—165, 247.
Столбово. 270.
Судак. 11.
Судбшци. 174, 280.
Суздаль. 25, 27, 34, 35, 38, 43-45, 47, 55, 64, 75, 83, 84, 86, 87, 100, (119, 122, 149, 193, 252, 263.
Сумский. 224.
Сумы. 278.
Сургут. 217.
Таганрог. 298, 303, 325, 358.
Таллинн. 69, 86, 141, 184, 185, 189, 198, 203, 224 , 225, 308, 311, 317, 333. Тамань. 181.
Тамбов. 289, 306.
Тара. 217. 230.
Тарки. 226, 234, 319.
Тарту. 26, 61, 67, 69, 70, 85, 137, 140, (14)1, 183—185, 187, 191, 203, 305. Тбилиси. 234, 320, 344, 351, 352.
25. Зак. 3940 385
Тверь. 75, 85—93, 96, 101—104, 117, 127, 138, 144-146, 149, 162, 195, -197, 207, 252—254, 291, 270, 333.
Темрюк. 181.
Теребовль. 35, 95.
Те-сово. 80.
Тетюши. 210.
Тихвин. 267, 270.
Тобольск. 217, 220, 290.
Томск. 230, 281.
Торжок. 40, 50, 56, 57. 65, 72, 75, 81 86, 88, 90, 93, 96 103, 112, 114, 252, 254.
Торопец. 49, 65, 72, 81,440, 142, 254.
Тотьма. 166.
Трубчевск. 58, 71, 106, 142, 237, 247, 251, 271.
Тула. 109, 116, 161, 162, 167, 175, 180 486, 240 239, 240, 247—249, 251, 261, 263.
Тульчин. 357.
Туруханск. 320.
Тюмень. 136, 137, 142, 212, 217.
Тявзино 223
Углич. 43,’87, 95, 113, 121 123, 128, 209, 211, 218, 222, 224, 241, 252. 256.
Ульяновск. 288, 289, 334.
Уральск. 220, 287, 339.
Усвяты. 205.
Устюжина. 114, 253.
Уфа. 339.
Феодосия. 157, 199, 336.
Харьков. 278.
Херсон (в устье Днепра). 10, 346.
Херсон (крымский). 10, 21, 344.
Хива. 366.
Хлепень. 139.
Холм. 130.
Холмогоры. 116, 119, 182, 326.
Хорол. 58.
Цесис. 68, 185, 203, 204,
Чебоксары. 210.
Чекалин. 193.
Чердынь. 132.
Черкассы. 156, 182, 274, 285, 306.
Чернигов. 110, 25, 27, 31—36, 38, 42, 46, 48, 51—66, 60, 64, 65, 72, 74, 77, 104, 142, 156, 162, 163, 192, 237, 247, 251, 271, 277.
Черняховск. 327.
Чигирин. 283. 285.
Чухлома. 1,23, 4 24.
Шеки. 352.
Шемаха. 352,
Шуя. 166, 193, 252.
Юрьев-Польский. 45 64, 65, 75, 86, 87, 110, 232, 252.
Юрьевен. 166, 193, 256, 267, 290.
Якутск. 292.
Ярославль. 43, 64, 75. 84, 121, 125, 145, 198, 252 261, 263, 267, 268, 329, 333, 334


СТАРЫЕ НАЗВАНИЯ НАСЕЛЕННЫХ ПУНКТОВ

СТАРЫЕ НАЗВАНИЯ               СОВРЕМЕННЫЕ НАЗВАНИЯ
Александровская слобода       Александров
Бахмут                Артемовск
Белгород (киевский)       Белгородка
Белый Камень               Пайде
Биляр                Билярск
Булгар                Болгары
Василев                Васильков
Васильев               Васильсурск
Везеиберг               Раквере
Вейсенштейн               Пайде
Венден                Цесис
Верный                Алма-Ата
Вильно                Вильнюс
Вятка                Киров
Дерпт                Тарту
Екатеринодар               Краснодар
Екатеринослав               Днепропетровск
Елизаветград               Кировоград
Железный Устюг               Устюжна
Кафа                Феодосия
Кексгольм               Приозерек
Кенигсберг               Калининград
Ковно                Каунас
Козлов                Мичуринск
Кокшаров               Котельнич
Корсунь (крымский)       Херсон (крымский)
Корсунь (на реке Рось)       Корсунь-Шевченковский
Ленский острог                Якутск
Лихвин                Чекалин
Медвежья Голова               Отепя
Мемель                Клайпеда
Митава                Елгава
Нотебург               Петрокрепость
Обдорск                Салехард
Оденпе                Отепя
Ораниенбаум               Ломоносов
Ореховая крепость       Петрокрепость
Переяслав               Переяслав-Хмельницкий
Переяславль (рязанский)       Рязань
Пернава                Пярну
Перовск                Кзыл-Орда
Петергоф               Петродворец
Прейсиш-Эйлау               Багратионовск
Ревель                Таллинн
Святого Креста крепость       Буденновск
Симбирск               Ульяновск
Сурож                Судак
Тильзит                Советск
Усольск                Сольвычегодск
Феллин                Вильянди
Фридланд               Правдинск
Хлынов                Киров
Царицын                Волгоград
Чинги-Тур               Тюмень
Шлиссельбургская крепость     Петрокрепость
Юрьев                Тарту
Яицкий городок                Уральск
Ямбург                Кингисепп


РЕКИ

Альта. 23, 31.
Амударья. 366.
Амур. 81, 292.
Березина. 44, 307.
Буг. 9, 24, 70.
Вага. 193, 218.
Варта. 347.
Ведроша. 140.
Великая. 88, 138,. 141, 206
Висла. 8. 70.
Вожа. 105.
Волхов. 10, 13, 26, 28, 65, 75, 86, 90, 97, 101, 122, 130, 197, 317.
Воронеж. 106, 157, 203, 298.
Ворскла. 114, 116, 1117, 307.
Вычегда. 51, 212, 256.
Вятка. 52, 121, 127, 151.
Десна. 9, 22 32, 33, 41, 46, 156, 205, 265, 291.
Днестр. 31, 60, 67, 68, 70 71, 98, 435, 277, 284, 303, 334, 336, 346.
Дунай. 7, 8, 14, 18, 78, 153, 335, 336, 352, 363, 364,
Енисей. 291.
Западная Двина (Даугава). 10, 67, 85, 185, 303, 308, 336.
Иртыш. 125, 142, 212, 214—216.
Истра. 300.
Ишим. 215.
Нальчик (Калка). 71—73.
Кама. 19, 70, 101, 114, 129, 132, 138, 174, 212, 290.
Каменка. 122,
Кеть. 217.
Клязьма. 10, 37, 47, 52, 60, 64,
Колва. 132.
Колокша. 56.
Колыма. 292.
Кубань. 181, 352, 363.
Кура. 344.
Ларга. 335.
Лена. 292.
Липица. 65, 66.
Ловать. 140.
Луга. 98.
Медведица. 278, 306.
Мезень. 131, 291,
Меча. 108.
Молога. 43.
Мета. 121, 130, 317.
Нарва. «Ill2, 138, 148, 161.
Нева. 10, 79, 80, 86, 88, 98, 119, 161, 270, 303, 305, 310, 314. 317.
Неман. 31, 328, 337.
Непрядва. 108.
Обь. 142, 214, 216, 230, 338.
Онега. 51, 60, 224.
Орель. 58.
Оскол. 186.
Остер. 22.
Охта. 88,
Пелым. 223.
Печора. 60, 88, 138, 461, 242, 217,
Пинега, 131.
Припять. 9, 37, 44, 277.
Протва. 41.
Прут. 59, 309.
Пьяна. 104, 105.
Рось. 47.
Рымник. 345.
Сал. 36, 58.
Сан. 45, 78.
Свирь. 305 Свияга. 172.
Северная Двина. 51, 52, 60, 88, 101, 116, 117, 119, 131, 182 218, 221, 291, 297.
Северский Донец. 306.
Сейм. 44, 291.
Серет. 59.
Сигь. 75.
Сож. 40.
Стугна. 22, 33, 44.
Суда. 13. 36, 59.
Сулак. 234.
Сура. 159.
Сылва. 212. 213.
Сырдарья. 365, 366 Тавда. 142.
Тара. 217.
Тверца. 317,
Терек. 196, 226.
Тиса. 8.
Тобол. 7, 212; 214.
Трубеж. 22.
Угра. 135—137.
Упа. 249.
Урал (Яик). 153, 268, 287, 339.
Хопер. 288, 306.
Цильма. 149.
Пна. 317.
Чусовая. 132, 212, 213.
Шелонь, 66, 98, 13(1.
Эльба. 8, 337.
Южный Буг. 49, 98, 135, 274, 277, 303, 363.
 
                Содержание бесед

                РУСЬ КИЕВСКАЯ 7

1. Проходной двор из Азии в Европу. Чудь. «Общеславянское гнез¬до». Первые города Руси. Варяги. Наемники берут власть. 7

2.Русь при Олеге. Походы в Византию. Печенеги. Завоевания Святослава.¬
Начало сословных отношений. Первые братоубийства. Владимир Великий. Крещение Руси. Жены и сыновья Владими¬ра. Роковой 1015 год. 12

3.Святополк Окаянный. Поражения и победы Ярослава Мудрого.
800 ослепленных. Европейская родня Ярослава. Кожаные день¬ги. Рабы, закупы и смерды. «Русская правда». 23

4.Половцы. Владимир Мономах. Княжеский съезд. Общерусское Отечество.
Победы объединенных ополчений. Отношения Мономаха с Европой. 30

5.Перемещенческая чехарда. Новгородская республика. 80 тонн меда и книги.
Пир в Москве. Разорение суздальцев. Венгры в Киеве. 38

6.Суздальцы в Киеве. Самовластец Андрей Боголюбский. Смоленские пепелища.¬
10 дней погони за. половцами. Усиление северо-восточной Руси. Разграбление Киева.    46

                РУСЬ ВЛАДИМИРСКАЯ 51

7.10 пленных за гривну. Освоение Вятки. Убийство Боголюбского.
«Цельная русская народность». Поход на половцев. Гибель «пол¬ка Игорева». 51

8.Князь-пьяница. Схватки за Галицию и Волынь. Изгнание половцев от Дона.
Второе разграбление Киева. Мстислав Удалой. Липицкая битва. Немцы-рыцари. 59

9 Сражение за Галич. Четыре соперника в Прибалтике. Обессилен¬ная Русь. Битва на Калке. Нашествие Батыя. Драки в горящем доме. 67

10.Разрушение. Киева. Батый в Западной Европе. Истощение «огнен¬ной реки.
Победы Александра Невского. Между честью и лес¬тью. Непокорный Даниил. 77

11.Довмонт псковский. Нечестивые Александровичи. Татарские на¬шествия 1281 и 1293 годов. Соперничество Москвы с Тверью. Казнь русских русскими. 85.

12.Разорванная Русь. 40 лет тишины. Финансово-политический со¬юз Калиты. «Черная смерть». Резня ханов за власть в Орде. 93

13.Дмитрий Донской. Расширение «самовластия». Разбои Абакуновича.
Три нашествия литовцев. Визит Дмитрия к Мамаю. Тра¬гедия на Пьяне. Битва на Воже. Пробуждение Руси. 100

14.150 тысяч русских воинов. Куликовская битва. Татарское нашествие 1382 года.¬
Новое иго. Поход к Новгороду. Завещание Дмитрия Донского. 107

15.Казни «дотоле неслыханные». Нашествие Тамерлана. Сражение на Ворскле.
Татарское нашествие 1408 года. Василий II. Юрий галицкий и его сыновья. 114

16.Казанское царство. Совет «черни». Злодейства Шемяки. Распад Золотой Орды.
Татарские нашествия 1448 и 1451 годов. Покорение Вятки. Города сыновей Василия II. 121

17.Иван III. Походы в Казанское царство. Русь «прислонилась» к Уралу.
Татарское нашествие 1472 года. «Хочу властвовать в Новгороде!». Бегство от убегающих. Достопамятный 1480 год. 128

18.Покорение Твери. Отношения Москвы с Казанью. Международ¬ные связи Кремля.
Война с Литвой. Русь возвращает свои го¬рода. Судебник 1497 года. 137

19.«Под сенью варварства». 160 воин. Деревянная столица. Велико¬русская народность. Общенациональная система обороны. Русь Московская — Россия. 144

                РОССИЯ БОЯРСКАЯ 151

20.Укрощение Казани. Псковские переселенцы. «Крымская заноза». Возвращение Смоленска. Оршская битва. Татарское нашествие 1521 года. 151

21.Бесплодная Соломия. Казанский маятник. Боярские дети. Прав¬ление Елены. «Истребительные прогулки». Дворцовый переворот 159

22.Правление боярских кланов. Татарские нашествия 1539-1541 го¬дов.
Два венца Ивана IV. Пожары и бунт в Москве. Преобра¬жение царя. Церковно-земский собор. 166

23.Крымцы и турки под Тулой. Покорение Казани и Астрахани.
Болезнь царя. Герои Судбищ. Рейд к Очакову. Сближение с Англией. 174

24.Отмена «судного права». Ливонская война. Десант в Тавриду.
Второе преображение Ивана IV. Кончина Ливонского ордена. 182

25.Вялая война. Изменник Курбский. Уход Ивана IV из столицы.
Опричнина. Мятежный митрополит. «Четвертая эпоха мучитель¬ства». Расправа с новгородцами. 190

26.Татарское нашествие 1571 года. Жены Ивана IV. Молодинская битва.
Война с Речью Посполитой. Потеря Полоцка. 198

27.Царь изменил народу. Оборона Пскова. Постыдный мир. Сыноубийца. Уступки шведам. Грозный или Мучитель? 205

28.Купцы Строгановы. 840 храбрецов Ермака. Князь Сибирский.
Гибель Ермака. Заселение Западной Сибири. 212

29.Возвышение Годунова. Крестоцелованне в Кахетии. Учреждение патриархии. Трагедия а Угличе. Возрождение опричных нравов 218

30.Пушнина вместо полков. Предсоборные спектакли Годунова.
Месть за Ермака. Расправа над Романовыми. Голод 1601 и 1602 годов. 225

31.Восстание Хлопка. Могущественное ничтожество. Лжедмитрий
и поляки в России. Убийство Федора II. Лжецарь на троне. 233

32.«Царица» Марина. Конец Гришки Отрепьева. Василий IV. Восстание Болотникова. «Истребление высших классов». 242

33.Лжедмитрий II. Нравственная язва. Сигизмунд III без маски.
42 негодяя. Клушинское побоище. Низложение Василия IV. 250

31.Семибоярщина. Смерть Лжедмитрия II. Сожжение Москвы. 20 месяцев Смоленской обороны. Ополчение, погубленное «троеначальниками». 260

35.Ополчение Минина и Пожарского. Царь Михаил Романов. Столбовские
и деулинские потери. Мертвые деревни. Малороссия и Белоруссия. Брестская уния. 267

36.Богдан Хмельницкий. Переяславская Рада. Мятежная Россия.
Уложение 1649 года. Опустошение Малороссии турками и поляками. 276

37.«Медная инфляция». Степан Разин. Церковный раскол. Освоение Восточной Сибири. Подворный налог. Правительница Софья 285

38.Потешные солдаты. Заговор Софьи. Гены Натальи Нарышкиной. Азовские походы. Воронежский флот. Петр I за границей. Стрелецкий мятеж. 294

                РОССИЯ ДВОРЯНСКАЯ 301

39.Северная война. Прибыльщики и фискалы. Армия и флот. Восстание Булавина. Полтавская битва. Прутский конфуз. Губернии. Сенат. Ништадтский мир. 301

40.Царевич Алексей. Коллегии. Провозглашение империи. Подушная подать.¬
 230 заводов и фабрик. Водные каналы. 7 балтийских портов. Каспийские походы. 312

41.«Отдайте все...». Дворцовые перевороты. Бироновщина. Военная
«фанфаронада». Императрица Елизавета. Русские полки в Берлине. 320

42.Вечный недоросль. Воцарение Екатерины II. Победные войны с
Турцией. «Шляхетская пугачевщина». Губернии Витебская и Могилевская. 329

43.«Этнографическая выставка». Война с Пугачевым. 50 губерний.
Жалованные грамоты. Победы Суворова и Ушакова. Конец Крымского ханства. Новороссия. Захватная сделка. 338

44.Итальянские походы. Закавказье просится в Россию. Удары от Наолеона.
 Тильзитский мир. Шляпа при лаптях. Аракчеевщина. Декабристы. 349

45.Третий наследник. Своды законов Сперанского. Бумажный потоп.
Адрианопольское торжество. Крымская война. Замирение гор¬цев. Туркестанское губернаторство. 359

46.Император «над вулканом». Игра в жмурки. Две трети крепост¬ных в залоге.
Манифест 1861 года. Временнообязанные. Земства. Бессословные суды. 367

Заключение 376

Годы правления князей, царей, императоров 377

Указатель населенных пунктов и рек 380