Когда Валя в Сашкиной комнате разложила учебники, он насмешливо спросил:
— Ты что это, как дома устроилась?
Валя даже так растерялась от такой беспардонной наглости, что только и смогла беспомощно заморгать в ответ.
— Чего молчишь? Думаешь, в самом деле буду с тобой заниматься? Думаешь, прямо сейчас упаду в ножки за то, что меня от ремня избавила, а отца от похода в школу?
— На все твои глупые вопросы дам тебе один ответ,— сдержано ответила Валя.— Я, давши слово, держу его. Не знаю, как ты.
— Какое еще слово?
— Ты прекрасно слышал, как я дала слово твоему отцу, что помогу тебе. А он дал слово мне, что не будет вмешиваться в наши дела, пока не сочтет нужным. В общем, выбор у тебя небольшой: или мы начинаем заниматься, или...
Что такое «или» Сашка прекрасно понял и от такого унизительного намека окончательно рассвирепел:
— Меня ты спросила?! Спросила?! Собирай свои учебники и...— но тут Сашка вспомнил, где они находятся, кто за стенкой, затих и, опасливо покосившись на дверь, в полголоса прошипел, — и уматывай поскорее.
И столько в его глазах было злости, что Вале опять, как в то утро, захотелось попятиться, спрятаться куда-нибудь. Но как же тогда их план? Она постаралась взять себя в руки.
— Саша, скажи, пожалуйста, за что ты меня так ненавидишь?
— Чего?— растерялся он, и глаза его мигом обрели человеческое выражение.
— Я спрашиваю, за что ты меня ненавидишь?
Сашка тоже, совсем как минуту назад она, захлопал ресницами, и на лице его появилось искреннее недоумение. Потом оно мучительно скривилось от попытки найти хоть какой-нибудь вразумительный ответ. Но не было у него такого ответа.
В самом деле, почему?..
Вале стало не по себе от Сашкиной беспомощности. Ей стало жаль его, как недавно в классе, у окна.
— Не думай, это относится не только к тебе. Я, в принципе, говорю обо всех наших мальчишках. Ладно бы только нас презирали. Вы даже между собой по- настоящему не дружите.
— Это мы не дружим?— обрадовался возможности переменить тему Сашка.— Ты докажи!
— И докажу! С Мишей ты дружишь потому, что он в школе считается лучшим волейболистом и вообще знаменитость, в юношеской сборной города играет. Витька при вас как на побегушках. Чуть что, вы ему рот затыкаете. За то, что ему с Ольгой сидеть понравилось, как ты на него кинулся? Олега вы просто за человека не считаете. Или, может, завидуете, что он так здорово на скрипке играет. Премии на всяких конкурсах берёт. А остальные мальчишки? Дружат вроде по интересам. Только настоящих интересов у вас никаких нет. По улицам бродите, в подъездах на гитарах бренчите - прохожих пугаете. В музей или театр вас калачом не заманишь, в школьной библиотеке уже который год не показываетесь, ни одной книжной новинки не знаете, общественной жизнью не занимаетесь. А к нам как относитесь? Дежурить помочь? Заступиться за нас при случае… куда там, ещё сами норовите ножку подставить.
Сашка уставился в стол, слушая эти, как ему казалось, совершенно несправедливые упрёки. Но выслушал до конца и только потом упрямо вздернул подбородок.
— Можно подумать, вы такие белые и пушистые! Хоть под стекло вас и экскурсии проводи. Только, чур, я гидом буду. Уважаемые товарищи,— дурашливо загнусавил он,— вы видите перед собой скульптурную группу: «Школьная дружба чудесная», состоящую из трёх колоритных фигур. Обратите внимание на фигуру в центре: Тропа! Ой, простите — Тропинина Валентина. Какой добротой дышит её лицо, сколько тепла во взгляде, какая она... какая...— Сашка вдруг замолчал, уставившись на Валю, будто впервые увидел её.— Какая... какая она... красивая!— неожиданно для себя выпалил он, смутился до слёз и покраснел так, что даже уши запылали привычным малиновым цветом. Второй раз за сегодняшний вечер покраснела и Валя. Они отвернулись друг от друга и неловко замолкли.
И, честное слово, в этой тишине пока украдкой, но в унисон, сделали несколько робких ударов два юных сердца.
…Сашка первым прервал это молчание… и опять завёл ту же надоедливую песню:
— Если по - честному, с кем дружит ваша знаменитая тройка? Вы других девчонок замечать не хотите. Как же, в драмкружок ходите. Подумаешь, артистки...
— Ну и что,— улыбнулась Валя,— ты можешь записаться в кружок и тоже станешь артистом.
— Что я — совсем чеканутый!
— Это не ты, а я — «чеканутая»? За такое дело решилась взяться! Если б ты знал, что мы…
— Если ты про занятия со мной, то я не отказываюсь… я… — и он начал что – то горячо доказывать ей…
Но Валя была далека в эту минуту.
«Чуть не проболталась,— подумала она.— Занесло меня. Ещё б минуту и всему плану конец. А, может, девчонки правы. Стоит ли вообще возиться со всем этим? «Наше дело хорошо учиться», — вспомнилась ей Маша. — Где вы, мои девочки дорогие? Почему я здесь, а не рядом с вами»?..
Сашка тоже находился по другую сторону их общения. Он всем своим сердцем жаждал какой – то, непонятной ему самому, мифической справедливости.
— А про нас с Мишкой ты соврала. Мы настоящие друзья! — тянул он волынку.
— Соврала,— неожиданно покорно согласилась Валя, готовая встать, уйти и больше никогда не появляться в этом доме, — мне просто захотелось уязвить тебя. Видишь, какая я, других учу жить, а у самой недостатков....
— У кого их нет,— великодушно перебил её Сашка.— У меня, например, сколько угодно. Ты вот про Витьку... да я не в упрек,— поспешил успокоить он Валю.— Я про свой характер хочу сказать. Взрывной он у меня. Чуть что не по мне, сразу в бутылку лезу. А Витька, знаешь, какой добрый? Он мои закидоны прощать умеет. Это с Михаилом у нас иногда чуть до драки не доходит. Без Витьки мы бы давно перессорились. Вот он какой. А вот насчет Олега ты права, но...
— Я права, ты прав, все правы, а дружбы в классе как не было, так и нет. Да что там — дружбы? Заболеет у нас кто-нибудь, разве мы поинтересуемся, что с человеком! Людмила Борисовна навестит, а мы?.. А, может, человек взял и не пришел в школу специально!
— Как это специально?
— Вот так, чтобы на него внимание обратили. Может, проверяет: нужен он народу или нет.
— Это ты, Тропа, загнула.
— Пускай загнула. Только мама мне рассказывала, когда они поженились с папой, у неё всего пара туфель была - заплатка на заплатке - и одно платье. А у меня сейчас шубка, сапоги самые модные... Дома у всех телевизоры, магнитофоны, жизнь стала добрая, как говорит моя мама, а сама человеческая доброта стала дефицитом.
— Тропа, то есть, Валя,— Сашка тоскливо почесал в затылке.— Я в философии этой не силен... что на сегодня задали? Я записать не успел.
— Готовиться к сочинению: «Онегин — лишний человек». И ещё, их письма друг к другу наизусть выучить, но это не к спеху.
— Тропа, то есть...
— Ладно, зови Тропой, ты же привык.
— Я просто хотел спросить, он считается лишним потому, что уж очень жил бестолково? Ни в свете успеха не добился, ни сельским хозяйством у себя в имении толком заняться не смог. Татьяну от себя оттолкнул.
— Глупые же вы, мальчишки,— обиделась за Онегина Валя.— «Оттолкнул»... никуда он её не отталкивал. Раз не можешь на такое чувство ответить, зачем же притворяться? Если хочешь знать, Онегин поступил с Татьяной очень даже благородно. А самое главное, что Онегин-то в Татьяне потом разобрался, не то, что некоторые. Хочешь знать, не будь Онегина, человечеству в целом было бы много тоскливее. Ну, я пошла?
— Как это пошла? А заниматься? Ты ж отцу слово дала!
— Так-то я дала. А тебя к знаниям, получается, только поркой тянуть можно. А я так не хочу.
— А ты тяни! Тяни меня, «балбеса», как меня отец иногда называет. Я тебе слово даю! — сделал он ударение на последней букве алфавита.— Порки в этом доме больше не будет
ЧАСТЬ 9 http://www.proza.ru/2014/10/06/1185