8.
Мерно и спокойно влекутся волны к прибрежным камням. Но внимательный глаз увидит, как на их гребешках от берега к беспредельной дали один за другим быстро расцветают белопенные бутоны. То следы Зефира, что изо всех сил торопится к хороводу Нереид.
Вот нашел, подлетел, осыпал блестящими брызгами прекрасноволосых дев. Тщетно! Увлеченные танцем, не внемлют ему Нереевы дочери.
- Плато, Сао, Евкрата! – кричит Зефир. – Диамена, Несея, Агава! – всех знает по именам угодливый вестник Титанов. – Кимодона, Эиона, Галимеда, Лисианасса! Псамата, Фемисто, Проноя! Евдора, Галена, Главка! Спейо, Кимофоя! Галия, Немертея! Эрато, Пасифея, Евника!
Так кружился он вокруг них, взволнованно окликая каждую, пока улыбколюбивая Главконома не обратила наконец к нему смеющийся лик.
- Ах, неуёмный сын Эос! Неужели не мог оставить своей тревоги на берегу? Разве не видишь, не место ей в нашем хороводе! Танцуй с нами, пой с нами, радуйся с нами, пока колесница Гелиоса еще сияет над головой!
Рассмеялась – и отвернулась, ушла в скользящий танец, в то же мгновение позабыв о собеседнике.
- О, Нереиды! – стонет сын Эос, - сестра ваша Фетида ждёт вас и жаждет видеть перед собой!
- Ты обманываешь нас, - хохочут морские девы. – Наша сестра по воле Зевса вышла замуж за смертного, она не станет звать нас во дворец с шелками и драгоценностями, она не может звать нас туда, где нет белокипенных волн!
- Ах, дочери пучинного старца, знали бы вы, как обидны моему сердцу насмешливые речи! Ведь сестра ваша уже не в душном дворце, ей пришло время родить, и она хочет этот торжественный час встретить в своём гроте вместе с вами!
Замерли Нереиды.
Вместе с Зефиром понеслись к берегу золотистые блики, и даже внимательному глазу не усмотреть, где заканчивается один и начинается другой.
9.
Крепко спит на чудо-ковре младенец, омытый водами Стикса. Только розовая пятка, за которую его держала мать, осталась уязвимым местом. Ещё далёк тот день, когда стрела Париса, направленная рукой Аполлона, поразит её.
Долгий разговор ведёт Фетида с сёстрами. Истомилась она по ласковому прикосновению, давно познав горькую истину: всё поймут лишь Нереиды. Богам и Людям нужны только власть и наслаждения.
- Афродита, как и ты, взошла на ложе смертного, - рассказывают сёстры. – Её избранником стал Анхиз, один из младшей ветви троянских царей. Она родила Энея.
- Но Афродита не стала жить с Анхизом, - грустно улыбнулась Фетида. – Наверное, мне тоже надлежало остаться с Пелеем лишь на одну лунную ночь.
- Чем же так плохи Люди? – любопытствуют сёстры.
- Люди не плохи, - строго отвечает Фетида. – Плохо то, что они обо всём забыли.
И устремилась на зов проснувшегося младенца.
10.
Во дворцовых покоях Пелея Эакида тихо. Не слышно осторожной поступи рабов, звяканья посуды, голосов, смеха. Притихли даже лошади в конюшнях и собаки во дворе. Знают рабы тяжёлую руку хозяина, боятся попадаться ему на глаза.
Утром обнаружилось, что исчезла супруга царя, морская Богиня Фетида, которая вот-вот должна была разрешиться от бремени. Сам же Пелей, тщетно обыскав дворец, в великом горе сидел возле брачного ложа. Могучая голова покоилась на тяжёлых руках.
Что это? Плач младенца, кажется, расколол тишину супружеской спальни. Вздрогнул Пелей, оторвал голову от рук. Прямо перед ним стоит любимая жена, нежным голосом успокаивает дитя, обёрнутое в тонкую блестящую ткань.
Вскочил счастливый отец, бросился к супруге.
- Ты принесла мне сына?
- Радуйся, Пелей, - отвечает ему Фетида. – Я родила тебе героя. Береги его. А лучше – отдай на воспитание Хирону. Я же отныне покидаю тебя.
Повергнутый в изумление, молчит Пелей.
Между тем стало слышно, как пришел в движение дворец. Заржали кобылицы, залаяли собаки. Где-то пронеслись торопливые шаги, прозвенел лёгкий смех.
Очнулся Пелей.
- Я знаю, ты – дочь вольного Титана и хочешь воли. Но разве в моём дворце кто-нибудь мешал твоей свободе?
- Мешать моей свободе… ведаешь ли, что говоришь? Сам твой дворец есть несвобода и для меня, и для тебя. Вспомни, когда мы только познали друг друга, твоим домом был весь мир.
- Довольно я наслушался упрёков в беспамятстве! – негодующе воскликнул Пелей и царственным жестом поднял руку. – И верю, и не верю я твоим речам. Даже если и правдивы они, лишь воля Зевса могла стать причиной моего забвения. А Зевс – мудр, справедлив и всесилен.
Горькая улыбка тронула губы Фетиды.
- Когда ты любил меня, Зевса еще не было на свете. Ты был сильнее Богов, и Боги часто обращались за мудростью к Людям.
В страхе стал озираться Пелей, неслыханно дерзкими показались ему речи любимой супруги. А когда поднял на неё глаза, то столкнулся с презрительным взглядом. Не знает, что грознее: гнев Олимпийского громовержца или презрение древней Титаниды.
- Разве я или мои слуги были недостаточно почтительны к тебе? – прошептали его губы.
- О, Человек, - звучно сказала Фетида. – Можно ли назвать почтением страх, преследующий меня в твоём дворце? Ты и твои слуги боитесь Олимпийцев, боитесь меня, боитесь друг друга. Вы не хотите понять того, что самое страшное с вами уже случилось: вы стали окостеневшей тенью самих себя.
11.
До сих пор не забыл Пелей её последних слов.
Хранимые в самом потаённом уголке сердца, плывут они с ним из жизни в жизнь, заставляя искать сероглазую женщину с глубоким взглядом. И когда он такую находит, то либо мстит ей за поднимающееся в душе смутное волнение, либо мучительно молится на неё до последнего дня отведённого ему срока.
Чаще – мстит.
Продолжение следует. http://proza.ru/2014/10/09/413