Горький день.
Знамения судьбы буквально рассеяны по дороге жизни. Мы не замечаем, проходя или пробегая мимо. Но изредка, нежданно-негаданно, они возникают на дороге тесной группой. Видимой. Значимой. По иронии судьбы чаще разрушительной, горькой, безжалостной. Ну а если они внезапно сваливаются в дни торжественных событий, тогда беда. Напоминающая, что жизнь далеко не окончилась, человече. Не засыпай. Дерись!
С ухмылками судьбы.
Как вы думаете? Семьдесят семь лет - торжественное событие. Две семёрки, скажу вам, это не член собачий! Значительно более крупный предмет ... для размышлений. Судьба как-бы объясняет некие причины длительного и пристального внимания к индивиду. Честно говоря, причин внимания не понимаю. Никакими особыми качествами не выделялся.
Единственно возможная причина - мой Дед Герш, проживший 101 год. Вот уже три десятилетия он пристально наблюдает за мной с портрета. Глаза на узком худом лице, украшенным огромной белой бородой, наблюдают за мной из мест райского обитания, ежедневно подпитывая энергией. Там она, говорят, в избытке.
Понимая масштаб события, загодя начал готовится. Подытожил пройденное и выжидательно стал всматриваться в глаза жены, трёх взрослых детей, внука и внучки. Вглядываться в лица остальных семерых внуков и правнуков бесполезно по причине их младенчества.
В результате пришел к выводу, что на пройденном пути не ставил подножку рядом идущим, иногда спотыкался, но всё же не падал. И вообще вёл вполне здоровый образ жизни. Понемножку пил, курил, любил, не вдаваясь в крайности. Ценил поэзию, громко выплескивая её после третьей рюмки. Будучи трезвым чурался общественной деятельности, тихо презирая советскую власть.
В лицах жены и потомков не заметил ничего возбуждающего и вообще оригинального. Всё как обычно. Сиди смирно, старый. Не приставай и не чавкай - это привычное от жены. Из взрослых потомков рядом лишь двое - сын и внук. Остальные далече - за горами и морями. Может они забыли или так тщательно готовятся, так скрывают, чтобы потом оглушить первозданной любовью. Как бы при этом сознание не потерять. Но они молчат, как-будто эпохальное событие их не касается.
И вот наступил день предшествующий торжеству. Воскресный. Солнышко ясное, птички поют, ласковый ветерок розы и георгины под окном нежно колышет. В общем природа - мать благоухает и всё прямо таки располагает к предстоящему личному празднику.
Но оказалось не только личному. Так получилось, что и понедельник в этот год не рабочий. Моя новая страна тоже справляет большой праздник. День труда торговых и профсоюзных организаций. В смысле их солидарности. И день рождения и государственный праздник и длинные выходные дни - на самом деле эпохальное событие.
Настроение прямо таки отличное. В торжественном молчании позавтракали с супругой, искоса поглядывая на телефонный аппарат. И он не преминул прервать молчание. Поначалу звонок из-за океана, из России. Старая страна, в лице старшего сына, помнила трудовые и гражданские подвиги бывшего подданного.
Полились сладкие слова и пресная овсянка превратилась в манну небесную. Выросли крылья и я ангелом воспарил к потолку. Там долго висел, читая и слушая поздравления других детей, местных почитателей редкого таланта и одиноких институтских друзей, ещё влачащих земное обитание на разных континентах.
Казалось мир интернета и телефона был переполнен вниманием только к моей персоне. Все важные политические события, в том числе на Украине, санкции против Владимира Таврического, бомбардировки товарищей из исламского халифата - всё потонуло в гуле славословия.
Долго бы ещё висел под потолком, предполагая как наградить мир за радость общения, но наткнулся на укоризненный взгляд Деда Герша и рухнул, устыдившись непомерному тщеславию. Придя в себя, решил скромненько провести торжество в два этапа. Воскресенье с семьёй сына, а в понедельник в обществе внука и его прехорошенькой девушки.
Человек предполагает, а судьба располагает. Пока обдумывал организационные мероприятия двухдневного праздника - время, место встречи, меню, наряды и украшения супруги, тосты и фейерверки, вдруг кольнуло в сердце какое-то тоскливое предчувствие.
Встал, встряхнул по привычке гривой, давно уже отсутствующей, прислушался. Всё казалось по старому. Солнце на месте, птички поют. Недавнее землетрясение благополучно пережили. Так в чём дело? Вон оно что! Из столовой донёсся кашель. Когда вошел и взглянул в родное лицо на подушках дивана, то обнаружил примерно одинаковый красный цвет лица и подушек. И сухой отрывистый кашель.
Что с тобой?
Не знаю - ответило родное лицо - всю ночь не спала, кашель душил. Наверное вчера простудилась на океане. Не беспокойся. Пройдёт.
Но я моментально понял, что праздники отменяются и судьбоносное ненастье закроет солнышко и разгонит птичек.
Родное лицо лечится не любит, таблетки не употребляет, предпочитая возлежание и настои из трав. Покорно вздохнув, стал бродить по дому, инстинктивно ожидая последующих ударов судьбы. Через пару часов позвонил сын и виноватым голосом проблеял, что мол давай перенесём праздник на неделю. Внучка рыдает из-за пропуска соревнований по танцам в Сакраменто, куда придётся тащиться всей семьёй на целый день. Какая тебе разница, батяня.
Да, не какой теперь разницы. Родное лицо страдает, не может оторваться от подушек, а для всемирно известной танцовщицы каждое соревнование - престиж, реклама, пиар и прочее. Так что некуда деваться. А немногим позже прозвонился и внук. Тоже просил отложить под предлогом внезапного вызова на работу.
Дед - виновато стонал внучок - не взлетает частный самолёт империалиста. Его срочно ждут с семьёй на праздник в Сиэтл. Попросил меня приехать, слёзно умолял за любые деньги починить любимую игрушку.
Внук мой великий мастер по ремонту двигателей легких самолётов. Опять же реклама, престиж, пиар. Да и денюшки никогда не бывают лишними. Терпи, деваться некуда.
Но тоскливое предчувствие продолжало давить. Подсел к письменному столу. Внимательно оглядел стены с многочисленными фотографиями радостно улыбающихся внуков-правнуков и печально взирающих родителей, тёщи с тестем. Да нет! Все на месте и все признательны за ежедневное общение с ними.
Пробовал составлять предложения. Не писалось. Ни строчки, ни мысли. Они витали где-то далеко, забыв мою душу. Встал, походил. Наткнулся на книжечку стихотворных изречений Авиценны. Вновь поразился мудрости общего предка. Но и это не долго продолжалось. Вышел в сад.
И тут донёсся звонок. Какой-то жалобный, дребезжащий. Вот оно - мелькнуло в сознание - сейчас посыпется… Звонила племянница из Лос Анджелеса, чьё существование проявлялось крайне редко.
Дед - донёсся печальный голос - вчера умер Илья и завтра похороны. Приезжайте.
Вот тебе, дедушка и Юрьев день. Брату моему двоюродному, Илюшке, 83 года. Почтенный возраст, усугубляемый ежедневным приёмом на протяжении последних 60 лет рюмки водки к завтраку и непременно к обеду.
Так что уход как-будто ожидаемый. Но надо же. Подгадать к дню рождения. Не мог потерпеть ещё пару недель. Какая ему разница? Тяжело вздохнул и поплёлся к дивану, где всё ещё маялось родное лицо. Доложил с печальной миной о случившемся.
Родное лицо, понимая масштаб трагикомедии (смерть брата и день рождение мужа) почему-то оживилось и привстав на локте твёрдо сказало - надо завтра ехать. Задумалось на минуту, видимо решая организационные вопросы.
Куда ехать? Ты же больная. А одному мне не по силам.
Я к утру поправлюсь. Чувствую. А ты сейчас езжай и венок купи. Только не раскидывайся деньгами. Попроще.
Я стоял рядом с диваном в нерешительности. Постоял, постоял и промямлил.
И желания ехать нет, если быть честным. Больше не могу смотреть на мертвецов. Не по себе становится. Да ещё околесицу нести возле гроба. К тому же в новой машине надо менять тормоза, а старая почти на издыхании. Но мнение родного лица (далее РЛ), по мере возрастания лет и естественного убывания физических сил и материальных возможностей, давно стало довлеющим.
И на следующее утро мы выехали. Так начался день праздника. Старенький Buick, напрягаясь из последних сил и чувствуя важность миссии, понёсся в город Ангелов.
На заднем сидении возлежал яркий венок. Мы молчали, задумавшись над неизбывной философской проблемой - совместимости мирного существования полов в конце четвёртого десятка лет совместной жизни.
Вскоре выбрались в степь и лиловатое марево неподвижно висящего солнца окутало всё пространство. Машиной управляло РЛ. Это тоже стало её прерогативой в последние годы. Через пару часов водитель забеспокоился.
Смотри! Опять выскочило на табло “Service engine soon”. Я боюсь. Заглохнем в степи. Давай найдём мастерскую. Пусть посмотрят.
Вот оно - мелькнуло в сознании - предчувствия продолжают сбываться. Нарастают комом. Стали искать, выскакивая с хайвэя в редкие посёлки. Одна закрыта. Вторая закрыта. Что за чёрт. На заправке нам вежливо объяснили, что нынче большой государственный праздник. Всё закрыто.
Время бежало и подкрадывалось к полудню. Беспокойство РЛ возрастало и молчание становилось мрачным и тягостным, несмотря на любимые водителем русские мелодии, несущиеся из репродуктора. Жара усиливалась. Табло продолжало упорно светиться.
Buick нёсся, проглатывая милю за милей. Ещё через пару часов заметили, что количество машин на дороге, особенно в нашем направлении, заметно увеличилось. Скорость снизилась и вскоре стало понятно, что попали в плотный трафик. Мы почти стояли. Вокруг расстилалась безжизненная степь.
Ну, конечно - философски заметила РЛ. Сегодня же окончание этого непонятного праздника. Все едут домой. Вот влипли, так влипли.
Я молчал, понимая что дело не в празднике. Вещая судьба руководит и потому со спокойным достоинством надо воспринимать всё происходящее.
Вчерашнее предчувствие, обострившееся сегодня, подсказывало, что любое слово может резко усугубить обстановку. Терпение. Только терпение. Наверное тоже самое варилось в голове у РЛ. Она вдруг деланно расхохоталась и даже игриво посмотрела на меня. Я тоже рассмеялся. Искренне. Понимая нелепость происходящего.
Движение пешком продолжалось ещё пару часов. Наконец, моё РЛ, движимое каким-то мистическим чувством, промолвило.
Слушай! Давай развернёмся и домой. Больше нет сил. Душа твоего брата сейчас над нами. Всё поймёт и простит.
Я тут же согласился, поняв что это сказано не ею. Это ещё один знак судьбы. Из той плотной группы знаков. Мы развернулись и понеслись домой.
Вскоре чувство голода заставило искать харчевню. Заметили уютный ресторанчик. Расположились за столиком в тени большого навеса. Там мы и отметили день рождения, подняв бокалы с пенистым пивом, заедая сочными отбивными с хрустящей картошкой. Праздник души. Лишь почему-то старались не глядеть в глаза друг другу. Сели в машину. И волшебство! Табло погасло. Вдруг помолодевший Buick лихо понёсся домой. В конюшню.
В ближних к Сан Франциско горах застала темнота. Она наступила внезапно. Без вечернего полумрака, без прохлады. Стало холодно, зябко. В ярком свете фар возникли два разнонаправленных потока широкой сияющей реки машин. Над нами, на склонах гор, возвышались шеренги ветряков. Словно одетые в доспехи Дон Кихоты, они бесшумно разгоняли жаркий воздух стальными руками. На заднем сидении тихо увядал яркий венок, так и не дождавшийся чести упокоить душу моего брата.
Казалось мы безумно устали. Но судьба готовила последний и самый захватывающий сюжет. Родное лицо тёплым голосом вдруг сказало.
Давай в ближайшее воскресенье пригласим сына с семьёй и всё таки отпразднуем день рождение. Как положено.
Я оживился, почувствовав теплоту и тут же предложил пригласить ещё и внука с невестой. Он сын моей дочери от первого брака. Последовало молчание и затем ледяным голосом было отвечено.
Нет, нет. Мне уже тяжело готовить на такую ораву. Не могу. Встреться с ними сам, где хочешь.
Это сильно резануло. Но всё же спокойно ответил, что это ложь. Всегда после посещения сына остаётся масса еды, которой хватило бы на две-три семьи. Зачем тебе вновь нужно обижать меня.
Потому что не хочу, не хочу, чтобы мои дети общались с твоей дочерью и её детьми. Мне противно.
Последнее было буквально выкрикнуто. И вот тут начался пожар. Внезапно и яростно, как в сухой степи от одной спички возникает вселенское пламя. Я заорал, изрыгая слова как проклятия.
Сколько можно… Десятилетия ты копишь злобу… Неужели уйдём в могилу, переполненные ненавистью… И так далее.
Она отвечала также громко, вцепившись в руль и не слушая меня. Сквозь шум двигателя донеслись отрывки фраз, отдельные слова.
Твоя мама… Твоя дочь… Все вы всю жизнь давили… А я молча пахала на вас и по ночам плакала… Больше ничего не хочу… Я свободный человек и не хочу вас знать...
Buick притих, испугавшись, не понимая русскую речь. Особенно идиоматические выражения и слова, в изобилии заполнившие пространство кабины.
Остановитесь - кричал двигатель. Ведь я бегу со скоростью 70-80 миль в час. Вокруг в темноте десятки машин.
Но куда там! Брань сыпалась как из рога изобилия, сталкиваясь в узком пространстве машины, отскакивая друг от друга и вновь яростно набрасываясь, стараясь задавить, заглушить подобные же слова и выражения. Внезапно вырвавшаяся энергия в мгновенье ока переломала всё созданное за десятилетия.
Так длилось минут тридцать-сорок. Мы этого не замечали. Непостижимо, как доехали. Ведь тот святой для меня день мог стать последним для нас. Горьким днём. Но судьба плутовка всё же смилостивилась. Мы преодолели всю плотную группу её знаков и добрались до уютного гнезда. Горький день торжества был позади.
Проснувшись поутру в ярком солнечном сиянии, заливавшим спальню, увидел в ногах… венок.
Полузавядшие цветы нашли таки место, дабы успокоить душу.
Горький день.
Знамения судьбы буквально рассеяны по дороге жизни. Мы не замечаем, проходя или пробегая мимо. Но изредка, нежданно-негаданно, они возникают на дороге тесной группой. Видимой. Значимой. По иронии судьбы чаще разрушительной, горькой, безжалостной. Ну а если они внезапно сваливаются в дни торжественных событий, тогда беда. Напоминающая, что жизнь далеко не окончилась, человече. Не засыпай. Дерись!
С ухмылками судьбы.
Как вы думаете? Семьдесят семь лет - торжественное событие. Две семёрки, скажу вам, это не член собачий! Значительно более крупный предмет ... для размышлений. Судьба как-бы объясняет некие причины длительного и пристального внимания к индивиду. Честно говоря, причин внимания не понимаю. Никакими особыми качествами не выделялся.
Единственно возможная причина - мой Дед Герш, проживший 101 год. Вот уже три десятилетия он пристально наблюдает за мной с портрета. Глаза на узком худом лице, украшенным огромной белой бородой, наблюдают за мной из мест райского обитания, ежедневно подпитывая энергией. Там она, говорят, в избытке.
Понимая масштаб события, загодя начал готовится. Подытожил пройденное и выжидательно стал всматриваться в глаза жены, трёх взрослых детей, внука и внучки. Вглядываться в лица остальных семерых внуков и правнуков бесполезно по причине их младенчества.
В результате пришел к выводу, что на пройденном пути не ставил подножку рядом идущим, иногда спотыкался, но всё же не падал. И вообще вёл вполне здоровый образ жизни. Понемножку пил, курил, любил, не вдаваясь в крайности. Ценил поэзию, громко выплескивая её после третьей рюмки. Будучи трезвым чурался общественной деятельности, тихо презирая советскую власть.
В лицах жены и потомков не заметил ничего возбуждающего и вообще оригинального. Всё как обычно. Сиди смирно, старый. Не приставай и не чавкай - это привычное от жены. Из взрослых потомков рядом лишь двое - сын и внук. Остальные далече - за горами и морями. Может они забыли или так тщательно готовятся, так скрывают, чтобы потом оглушить первозданной любовью. Как бы при этом сознание не потерять. Но они молчат, как-будто эпохальное событие их не касается.
И вот наступил день предшествующий торжеству. Воскресный. Солнышко ясное, птички поют, ласковый ветерок розы и георгины под окном нежно колышет. В общем природа - мать благоухает и всё прямо таки располагает к предстоящему личному празднику.
Но оказалось не только личному. Так получилось, что и понедельник в этот год не рабочий. Моя новая страна тоже справляет большой праздник. День труда торговых и профсоюзных организаций. В смысле их солидарности. И день рождения и государственный праздник и длинные выходные дни - на самом деле эпохальное событие.
Настроение прямо таки отличное. В торжественном молчании позавтракали с супругой, искоса поглядывая на телефонный аппарат. И он не преминул прервать молчание. Поначалу звонок из-за океана, из России. Старая страна, в лице старшего сына, помнила трудовые и гражданские подвиги бывшего подданного.
Полились сладкие слова и пресная овсянка превратилась в манну небесную. Выросли крылья и я ангелом воспарил к потолку. Там долго висел, читая и слушая поздравления других детей, местных почитателей редкого таланта и одиноких институтских друзей, ещё влачащих земное обитание на разных континентах.
Казалось мир интернета и телефона был переполнен вниманием только к моей персоне. Все важные политические события, в том числе на Украине, санкции против Владимира Таврического, бомбардировки товарищей из исламского халифата - всё потонуло в гуле славословия.
Долго бы ещё висел под потолком, предполагая как наградить мир за радость общения, но наткнулся на укоризненный взгляд Деда Герша и рухнул, устыдившись непомерному тщеславию. Придя в себя, решил скромненько провести торжество в два этапа. Воскресенье с семьёй сына, а в понедельник в обществе внука и его прехорошенькой девушки.
Человек предполагает, а судьба располагает. Пока обдумывал организационные мероприятия двухдневного праздника - время, место встречи, меню, наряды и украшения супруги, тосты и фейерверки, вдруг кольнуло в сердце какое-то тоскливое предчувствие.
Встал, встряхнул по привычке гривой, давно уже отсутствующей, прислушался. Всё казалось по старому. Солнце на месте, птички поют. Недавнее землетрясение благополучно пережили. Так в чём дело? Вон оно что! Из столовой донёсся кашель. Когда вошел и взглянул в родное лицо на подушках дивана, то обнаружил примерно одинаковый красный цвет лица и подушек. И сухой отрывистый кашель.
Что с тобой?
Не знаю - ответило родное лицо - всю ночь не спала, кашель душил. Наверное вчера простудилась на океане. Не беспокойся. Пройдёт.
Но я моментально понял, что праздники отменяются и судьбоносное ненастье закроет солнышко и разгонит птичек.
Родное лицо лечится не любит, таблетки не употребляет, предпочитая возлежание и настои из трав. Покорно вздохнув, стал бродить по дому, инстинктивно ожидая последующих ударов судьбы. Через пару часов позвонил сын и виноватым голосом проблеял, что мол давай перенесём праздник на неделю. Внучка рыдает из-за пропуска соревнований по танцам в Сакраменто, куда придётся тащиться всей семьёй на целый день. Какая тебе разница, батяня.
Да, не какой теперь разницы. Родное лицо страдает, не может оторваться от подушек, а для всемирно известной танцовщицы каждое соревнование - престиж, реклама, пиар и прочее. Так что некуда деваться. А немногим позже прозвонился и внук. Тоже просил отложить под предлогом внезапного вызова на работу.
Дед - виновато стонал внучок - не взлетает частный самолёт империалиста. Его срочно ждут с семьёй на праздник в Сиэтл. Попросил меня приехать, слёзно умолял за любые деньги починить любимую игрушку.
Внук мой великий мастер по ремонту двигателей легких самолётов. Опять же реклама, престиж, пиар. Да и денюшки никогда не бывают лишними. Терпи, деваться некуда.
Но тоскливое предчувствие продолжало давить. Подсел к письменному столу. Внимательно оглядел стены с многочисленными фотографиями радостно улыбающихся внуков-правнуков и печально взирающих родителей, тёщи с тестем. Да нет! Все на месте и все признательны за ежедневное общение с ними.
Пробовал составлять предложения. Не писалось. Ни строчки, ни мысли. Они витали где-то далеко, забыв мою душу. Встал, походил. Наткнулся на книжечку стихотворных изречений Авиценны. Вновь поразился мудрости общего предка. Но и это не долго продолжалось. Вышел в сад.
И тут донёсся звонок. Какой-то жалобный, дребезжащий. Вот оно - мелькнуло в сознание - сейчас посыпется… Звонила племянница из Лос Анджелеса, чьё существование проявлялось крайне редко.
Дед - донёсся печальный голос - вчера умер Илья и завтра похороны. Приезжайте.
Вот тебе, дедушка и Юрьев день. Брату моему двоюродному, Илюшке, 83 года. Почтенный возраст, усугубляемый ежедневным приёмом на протяжении последних 60 лет рюмки водки к завтраку и непременно к обеду.
Так что уход как-будто ожидаемый. Но надо же. Подгадать к дню рождения. Не мог потерпеть ещё пару недель. Какая ему разница? Тяжело вздохнул и поплёлся к дивану, где всё ещё маялось родное лицо. Доложил с печальной миной о случившемся.
Родное лицо, понимая масштаб трагикомедии (смерть брата и день рождение мужа) почему-то оживилось и привстав на локте твёрдо сказало - надо завтра ехать. Задумалось на минуту, видимо решая организационные вопросы.
Куда ехать? Ты же больная. А одному мне не по силам.
Я к утру поправлюсь. Чувствую. А ты сейчас езжай и венок купи. Только не раскидывайся деньгами. Попроще.
Я стоял рядом с диваном в нерешительности. Постоял, постоял и промямлил.
И желания ехать нет, если быть честным. Больше не могу смотреть на мертвецов. Не по себе становится. Да ещё околесицу нести возле гроба. К тому же в новой машине надо менять тормоза, а старая почти на издыхании. Но мнение родного лица (далее РЛ), по мере возрастания лет и естественного убывания физических сил и материальных возможностей, давно стало довлеющим.
И на следующее утро мы выехали. Так начался день праздника. Старенький Buick, напрягаясь из последних сил и чувствуя важность миссии, понёсся в город Ангелов.
На заднем сидении возлежал яркий венок. Мы молчали, задумавшись над неизбывной философской проблемой - совместимости мирного существования полов в конце четвёртого десятка лет совместной жизни.
Вскоре выбрались в степь и лиловатое марево неподвижно висящего солнца окутало всё пространство. Машиной управляло РЛ. Это тоже стало её прерогативой в последние годы. Через пару часов водитель забеспокоился.
Смотри! Опять выскочило на табло “Service engine soon”. Я боюсь. Заглохнем в степи. Давай найдём мастерскую. Пусть посмотрят.
Вот оно - мелькнуло в сознании - предчувствия продолжают сбываться. Нарастают комом. Стали искать, выскакивая с хайвэя в редкие посёлки. Одна закрыта. Вторая закрыта. Что за чёрт. На заправке нам вежливо объяснили, что нынче большой государственный праздник. Всё закрыто.
Время бежало и подкрадывалось к полудню. Беспокойство РЛ возрастало и молчание становилось мрачным и тягостным, несмотря на любимые водителем русские мелодии, несущиеся из репродуктора. Жара усиливалась. Табло продолжало упорно светиться.
Buick нёсся, проглатывая милю за милей. Ещё через пару часов заметили, что количество машин на дороге, особенно в нашем направлении, заметно увеличилось. Скорость снизилась и вскоре стало понятно, что попали в плотный трафик. Мы почти стояли. Вокруг расстилалась безжизненная степь.
Ну, конечно - философски заметила РЛ. Сегодня же окончание этого непонятного праздника. Все едут домой. Вот влипли, так влипли.
Я молчал, понимая что дело не в празднике. Вещая судьба руководит и потому со спокойным достоинством надо воспринимать всё происходящее.
Вчерашнее предчувствие, обострившееся сегодня, подсказывало, что любое слово может резко усугубить обстановку. Терпение. Только терпение. Наверное тоже самое варилось в голове у РЛ. Она вдруг деланно расхохоталась и даже игриво посмотрела на меня. Я тоже рассмеялся. Искренне. Понимая нелепость происходящего.
Движение пешком продолжалось ещё пару часов. Наконец, моё РЛ, движимое каким-то мистическим чувством, промолвило.
Слушай! Давай развернёмся и домой. Больше нет сил. Душа твоего брата сейчас над нами. Всё поймёт и простит.
Я тут же согласился, поняв что это сказано не ею. Это ещё один знак судьбы. Из той плотной группы знаков. Мы развернулись и понеслись домой.
Вскоре чувство голода заставило искать харчевню. Заметили уютный ресторанчик. Расположились за столиком в тени большого навеса. Там мы и отметили день рождения, подняв бокалы с пенистым пивом, заедая сочными отбивными с хрустящей картошкой. Праздник души. Лишь почему-то старались не глядеть в глаза друг другу. Сели в машину. И волшебство! Табло погасло. Вдруг помолодевший Buick лихо понёсся домой. В конюшню.
В ближних к Сан Франциско горах застала темнота. Она наступила внезапно. Без вечернего полумрака, без прохлады. Стало холодно, зябко. В ярком свете фар возникли два разнонаправленных потока широкой сияющей реки машин. Над нами, на склонах гор, возвышались шеренги ветряков. Словно одетые в доспехи Дон Кихоты, они бесшумно разгоняли жаркий воздух стальными руками. На заднем сидении тихо увядал яркий венок, так и не дождавшийся чести упокоить душу моего брата.
Казалось мы безумно устали. Но судьба готовила последний и самый захватывающий сюжет. Родное лицо тёплым голосом вдруг сказало.
Давай в ближайшее воскресенье пригласим сына с семьёй и всё таки отпразднуем день рождение. Как положено.
Я оживился, почувствовав теплоту и тут же предложил пригласить ещё и внука с невестой. Он сын моей дочери от первого брака. Последовало молчание и затем ледяным голосом было отвечено.
Нет, нет. Мне уже тяжело готовить на такую ораву. Не могу. Встреться с ними сам, где хочешь.
Это сильно резануло. Но всё же спокойно ответил, что это ложь. Всегда после посещения сына остаётся масса еды, которой хватило бы на две-три семьи. Зачем тебе вновь нужно обижать меня.
Потому что не хочу, не хочу, чтобы мои дети общались с твоей дочерью и её детьми. Мне противно.
Последнее было буквально выкрикнуто. И вот тут начался пожар. Внезапно и яростно, как в сухой степи от одной спички возникает вселенское пламя. Я заорал, изрыгая слова как проклятия.
Сколько можно… Десятилетия ты копишь злобу… Неужели уйдём в могилу, переполненные ненавистью… И так далее.
Она отвечала также громко, вцепившись в руль и не слушая меня. Сквозь шум двигателя донеслись отрывки фраз, отдельные слова.
Твоя мама… Твоя дочь… Все вы всю жизнь давили… А я молча пахала на вас и по ночам плакала… Больше ничего не хочу… Я свободный человек и не хочу вас знать...
Buick притих, испугавшись, не понимая русскую речь. Особенно идиоматические выражения и слова, в изобилии заполнившие пространство кабины.
Остановитесь - кричал двигатель. Ведь я бегу со скоростью 70-80 миль в час. Вокруг в темноте десятки машин.
Но куда там! Брань сыпалась как из рога изобилия, сталкиваясь в узком пространстве машины, отскакивая друг от друга и вновь яростно набрасываясь, стараясь задавить, заглушить подобные же слова и выражения. Внезапно вырвавшаяся энергия в мгновенье ока переломала всё созданное за десятилетия.
Так длилось минут тридцать-сорок. Мы этого не замечали. Непостижимо, как доехали. Ведь тот святой для меня день мог стать последним для нас. Горьким днём. Но судьба плутовка всё же смилостивилась. Мы преодолели всю плотную группу её знаков и добрались до уютного гнезда. Горький день торжества был позади.
Проснувшись поутру в ярком солнечном сиянии, заливавшим спальню, увидел в ногах… венок.
Полузавядшие цветы нашли таки место, дабы успокоить душу.